Школа выживания

— Гриша, а у нас беда. — Заговорил Иннокентий, когда убедился, что рядом никого нет, и этот разговор никто не подслушает.

— Какая?

— Екатерина Сергеевна сошлась с Облаком, то есть с рябым Иваном.

— Я знаю. И это наоборот, весьма прекрасно. Обзаведясь наша Катька мужиком, может быть, благодаря этому, она хоть немного остепенится. Кто её знает, может быть даже родит ребёночка.

— Всё то оно так.... Но они, когда уверены, что их никто не слышит, говорят плохие слова. ...

Григорий внутренне напрягся, у него неприятно засосало под ложечкой, и он почувствовал, как тщательно подавливаемая им паранойя, вспыхнула с новой силой. А в голову, "полезли‟ не совсем приятные мысли: "Ну, Катька, ну мегера. Такую су...у, точно, только могила исправит. ... ‟ — А Уин, тем временем продолжал "добивать‟. Даже не заметив, что Геннадий на несколько секунд "выпал‟ из реальности, погрузившись в свои нелёгкие думы.

— Не скажу, что я за ними специально следил. — говорил охотник, глядя куда-то в сторону, а не на своего друга. — Вчера, я, на небольшой звериной тропе, что рядом с большим родником, ставил силки. Уже всё сделал и собирался уходить, как услышал, что кто-то приближается. Вот я и притаился. Даже сам не знаю, зачем я так сделал. Так вот. Вскоре к нему вышли Екатерина и Иван. Они аккуратно обошли мою ловушку на мелкого зверя. Затем, они внимательно огляделись, но меня не заметили. Вот. Я сперва подумал, что они хотят, ну как Вика говорит: — "Придаться любовным утехам‟. — Вот и решил, просто отвернуться, уйти бесшумно, всё равно не получится. ... И услышал такое!

Возмущённый голос Кеши, вырвал Григория из раздумий.

— И что же ты такого услышал?

— Они обсуждали, как и когда тебя убить.

-Даже так?

— Да. Екатерина Сергеевна, говорила, что в ближайшее время, она желает отравить тебя и твою Ольгу. Поэтому, Ваня должен поспешить со сбором нужных трав. Но и то, что, и мне не жить тоже обсуждали. Я якобы, твой цепной пёс, который будет мстить за своего хозяина. Также, она, в случае успеха их какой-то револ-луцы-ы обещала, что Иван, если никому раньше времени не проболтается, то будет жить так хорошо, что все станут ему завидовать. Ну, этот охотник и подтвердил, что у него всё почти готово, отвар, чтоб набрал нужные свойства, должен настояться ещё пару дней. Зато, после этого, будет достаточно добавить в еду несколько капель.

— А мы сможем их отравить их же ядом?

— Да. Но для начала, нам нужно найти, где они его прячут. Да и если судить по тому, что яд настаивается. То наша смерть будет мучительной и весьма характерной для отравления именно травяным настоем. Этого, ни от кого не скроишь.

— А самое главное, — понизив голос, произнёс Гриша, — мы не знаем, когда в нашу еду будет добавлена эта мерзость. Поэтому медлить нельзя. Значит так. Сейчас мы, если сможем, подстрелим одного бычка. Пока я буду его свежевать, ты позовёшь туда Катьку. Скажи, что нам срочно нужен её совет.

Уин, соглашаясь, кивал. Но вот его взгляд, Григорию не понравился. Были в нём оттенки разочарования, и страх, и уныние. Поэтому. Акимов, догадываясь, что может быть этому причиной, постарался сгладить негативный эффект Катькиных интриг.

— Кеша, я понимаю, что ты ни как не можешь взять в толк, как мы можем так мерзко поступать со своими же соплеменниками. Но это объяснимо. Там, в своём мире, мы даже не подозревали о том что когда либо встретимся, мы жили в разных селениях, которые располагались друг от друга намного дальше, чем вы от тех же Волков. И до того, как мы сюда попали, мы даже не были между собой знакомы. Разве что, я жил вместе с Ольгой, а Катя со своим сыном. Но не это главное. Я, Оля и твоя Вика, мы поняли, что нам жизненно необходимо сплотиться, и жить как единый, сплочённый род, а вот мадам Домбровская, нет. Ты, наверное, видел, сколь долго я пытался достучаться до её благоразумия. Да видимо, сделать это невозможно. Так что, настала пора решать эту проблему радикально. ...

Как это ни странно, но, даже после такого нелёгкого разговора, принёсшего сильные душевные переживания, охота прошла удачно, но Григорию, она, никакого душевного удовлетворения не принесла. Нет, он в паре с Кешей, сумел незаметно подкрасться к стаду. Пусть животные, постоянно принюхивались, прислушивались, но охотников, они не заметили. Так и продолжали пастись, мирно поедая молодую траву. Пользуясь тем, что он до сих пор не замечен, Акимов, неспешно пристроил свою винтовку в "вилку‟ раздвоенного ствола какого-то кривого деревца, выбрал весьма крупного, молодого самца, тщательно прицелился и .... Грянул винтовочный выстрел. Всё животные одновременно вздрогнули, и, не смотря на то, что ещё небыли знакомы с источником столь резкого звука, испугались, и помчались прочь. Бежали все, кроме смертельно раненого быка. Он упал, беспомощно сучил ногами, копая ими землю, вот только подняться у него не получалось. Пришлось его добивать ещё одним выстрелом, чтоб умирающее животное не мучилось.

Казалось, что ещё нужно для того чтоб почувствовать себя счастливым, да больше нечего. Удалось незаметно подобраться на расстояние прямого выстрела, не пришлось бегать за подранком. А настроение у обоих охотников, по-прежнему было скверным. Поэтому, когда подошли к туше дикого быка, первыми словами Кеши было не поздравление, а нерадостное бормотание:

— Гриша. Ну, значит это, я пошёл. Позову сюда Катю. А ты, пока добычу освежуй.

— Ага. Иди.

— Угу. Жди.

Неловкие, выдавленные через не хочу слова, так и не стали полноценным диалогом. А ещё, через несколько секунд, Уин развернулся, и неспешно потрусил назад, в направлении селения. А Гриша, проводив взглядом удаляющегося друга, принялся править кромку своего ножа. Туша убитого животного большая, лезвие будет тупиться, и точить клинок придётся не единожды. Так что лучше заранее позаботиться об остроте клинка.

Акимов успел снять шкуру, выпотрошить тушу и почти отделил заднюю ногу, когда услышал ставший таким ненавистным голос Домбровской:

— Гриша, я рада, что ты добыл столько свежатины. Вот только меня, звать было незачем. Таскать я ничего не буду. Здесь вам нужна грубая, мужская сила. А я, если и помогу, то только мудрым советом, или доброй улыбкой.

— Так твоя сила, или совет здесь и не понадобятся. — ответил Акимов, прервав своё занятие, и наскоро вытирая руки пучком подобранной травы.

— А тогда, зачем звал?

Григорию, еле сдерживающему свои эмоции, не хотелось снова вступать в бесполезные дебаты, пытаться призвать эту женщину к совести, или "достучаться‟ к её глухому разуму. Всё эти попытки уже были и не принесли никакого результата. Он понимал, что проблему под именем Екатерина, можно решить только "хирургическим‟ способом — вырезать смертельно опасную "опухоль‟. Поэтому, подымаясь с присядок, он просто сказал:

— Прости Катя, но ты сама виновата. Я тебя предупреждал.

— Да ты что?! Ты всё не так по...!

Испуганный голос женщины, понявшей, зачем её сюда позвали, резко смолк. Это Григорий, подойдя вплотную, с силой вогнал свой нож в её сердце. Она смолкла, почувствовав в груди острую боль, недоумевающе посмотрела на Акимова, затем её взгляд переместился на окровавленный ножик, которым тот недавно разделывали добычу. Затем её руки, медленно потянулись к груди, на которой быстро разрасталось кровавое пятно. Но. На полпути они замерли. После чего глаза Домбровской "затуманились‟ и она, пошатнувшись, безвольной куклой упала на землю.

Акимов, приводя свой приговор в исполнение, мог выстрелить из своего ТТ, или приказать Уину выполнить роль палача. Но он решил, раз нашёл в себе силы приговорить человека к смерти, то казнить его должен сам, собственноручно. И сделать это так, как только что сделал, смотря глаза в глаза. И вот, всё свершилось. Катино тело лежит, и его неестественная поза и остекленевшие глаза, красноречиво говорит о том, что она мертва. А перед мысленным взором Григория, всё ещё стоял её угасающий взгляд. Тошно. Те аборигены, которые были убиты в бою, так не воспринимались, он их не знал, не ел с ними из одного котла, не делил первые, самые трудные невзгоды, не радовался успехам. ...

И всё же. Для самобичевания и прочих душевных терзаний, времени не было. Дальнейшие события развивались по неожиданному сценарию, на который нельзя было повлиять. Сухо щёлкнул пистолетный выстрел, за ним второй, третий. Сливаясь с ними, послышался надломленный, безумный, можно сказать, не человеческий крик: "А-а-а! Гады-ы! А-а-а! Убью-у-у!‟ — Это примерно с того же места, откуда не так давно, Акимов стрелял по мирно пасущемуся быку, бежал Вениамин. Его бледное лицо исказила безумная гримаса ненависти, рот был перекошен в душераздирающем крике, волосы всклокочены. Подросток бежал и стрелял, вырывающиеся из ствола его револьвера пули, для бегущего человека, летели на удивление точно. Они, мерзко посвистывая, пролетали в опасной близости, двое мужчин, стоявших возле его убитой матери, даже не шелохнулись и к их счастью, ни одна смертоносная летунья, так и не попала в цель.

Все патроны были израсходованы, а мальчишка всё продолжал нажимать на спусковой крючок. И когда он подбежал достаточно близко к убийцам его мамы. Уин, выверенным, внешне небрежным движением метнул свой каменный топорик. Он, с неприятным шелестящим звуком, совершил полный оборот, воткнулся подростку в лоб — опрокинув и этим, прервав его безумный забег.

— Зачем? — глухо спросил Гриша, с ужасом смотря на упавшее и бьющееся в конвульсиях тело подростка.

— Он нам не простит смерть своей матери. Никогда.

— Да-а-а. Дела. Получается, мы, только что, извели всю семью, под корень. Прервали весь их род.

— Получается что так. Но Катька сама виновата. Она сама, первая, приговорила всех нас к смерти.

— Да. Приговорила, да немного не успела.

В воздухе, буквально повисла "тяжёлая‟, гнетущая пауза. Правда она была недолгой, и прервал её Уин.

— Гриша, — поинтересовался охотник, подойдя к телу подростка, и извлекая из него своё оружие, — как с телами поступим?

— В смысле?

— Ну, оставим так. Вон, в небе над нами, уже кружат падальщики. Скоро и гралсы⁴⁸, учуют запах крови и подбегут. Когда мы уйдём, они быстро всё подъедят. Так же мы можем сжечь Катю и её отпрыска на костре. Или закопать в землю, по-вашему, новому обычаю. То, что охотник сказал не наш, а ваш, новый обычай, сильно "резануло‟ Григория по сердцу. Выходило, что Катькина деятельность ошарашила пусть и сурового, жестокого, но не знающего внутри племенных интриг аборигена. Пошатнула его уверенность в человеческих качествах приютивших его пришельцев. С рождения, в его сознании, соплеменник неприкосновенен, а тут такое .... Вот он, пусть и на подсознательном уровне, постарался дистанцироваться от этой грязи.

— Закопаем. Катька хоть и была стервой, но всё-таки, она человек и жила с нами в одной пещере. Негоже наших людей бросать без погребения. — Ответил Гриша, так и не найдя что ещё ответить.

— Хорошо. Если ты не против, я займусь ими, а ты продолжишь свежевать нашу добычу.

— Не против.

Иннокентий, кивнув в ответ, направился в лес. Где, через некоторое время, послышались удары топора по какому-то дереву. Григорий к этому не прислушивался, просто, воспринял это как данность, и вернутся к разделке быка, предварительно, тщательно вытерев от крови, и в очередной раз, подправив режущую кромку своего ножа. Поэтому, он не сразу заметил возвращение своего друга. А тот, принеся на плече некое подобие вытесанной деревянной мотыги, стал сноровисто копать ею яму. А Акимов, спустя какое-то время, заметил это, подивился необычному инструменту, вспомнил школьные уроки истории, и мысленно назвал этот примитивный инструмент палкой-копалкой.

Уже возвращаясь назад, неся в паре с Григорием, на толстой слеге, завёрнутую в шкуру мясную вырезку, Кеша сказал: "Гриша, оставлять в живых Ваню, нельзя, Катька смогла и его заразить своими грязными мыслями. Но им займусь я. Я знаю, что с ним нужно сделать. И ещё, сегодня наши рабочие должны устать как никогда до этого. Объяви, что до ночи нужно многое сделать — и пусть взрослым помогают их дети. Нужно чтоб сегодня, у всех был особенно крепкий сон‟. ...

Сказано, сделано. Праздник большой добычи, не успев начаться, был омрачён неожиданной необходимостью ударной заготовки леса и изготовлением большой партии нагелей. Нужно сделать это, прямо срочно и обморочно. Люди недовольно роптали, но трудились, тем более, Акимов пообещал, что если весь намеченный им фронт работ будет выполнен, то на следующий день, будет объявлен выходной. Благо, никто не поинтересовался причиной этого Гришиного самодурства. Как и тем, куда делся Иннокентий. Как только мясом занялись женщины, тот, не сказав ни слова, исчез. Не появился Уин ни вечером, ни на ужин. Никто не обратил на это внимание кроме Григория. Позднее, ночью, он видел, как уснули все работники его племени, дремали даже выставленные на посту часовые. И не мудрено, вымотались все, до упаду.

Причина этого безобразия была ясна, усталость, плюс, недвусмысленная рекомендация Кеши, что основному костяку Русского племени, вечерний взвар пить нежелательно. Вот и пришлось Акимову заняться ночным бдением — в полном одиночестве.

Поближе к утру, вернулся Уин. Григорий видел, как выходя из леса, тот помахал ему рукой и направился к хижине Ивана. Что там происходило, так и осталось тайной. По крайней мере, не было слышно ни звуков борьбы, ни предсмертного хрипа, никаких признаков совершаемого в ночи убийства. Также, в полном безмолвии Иннокентий покинул хижину, а проходя мимо ещё не погасшей кухонной печи, кинул в неё несколько небольших предметов.

— Ты что? Убил Ивана, прямо в его хижине?

— Нет. Я его, как ты иногда говоришь: "Пальцем не тронул‟. Но всё равно, он уже труп.

-Как это?

— Этой ночью, к нашему Ване "пришёл‟ дух Лимвы.⁴⁹ И он, этот дух, обошёл вокруг спящего Облака, полностью склевав его жизненное семя. Так что, можно считать, наш враг уже мёртв. Так что. Завтра утром, ничему не удивляйся.

Утро началось с душераздирающего крика, полного ужаса, боли и отчаяния. И звучало в нем столько ноток страдания, что душу, поневоле, обдавало могильным холодом. Люди, услышав этот вопль отчаяния, выскакивали из своих хижин, испуганно оглядывались и обращали свои взоры на жилище, в котором этой ночью побывал Уин, тот, где сейчас орал умирающий человек. А возле мазанки бедолаги, стояли оба брата Ивана, жутко бледные и их тела трясла мелкая нервная дрожь. И единственное, что они говорили, было: "Лимва! ... Нашего Гуаза⁵ᴼ наказал Лимва! ... Нас посетил дух Лимва! О духи! За что?...‟

Только Григорий, желая разобраться что же там происходит, сделал первый шаг в направлении избы умирающего, как его остановил Иннокентий. Он взял Акимова за руку, и тихо сказал: "Не ходи туда. Наказание этому человеку вынес не наш бог, а их. Поэтому тебе там нечего делать. А Гуаз? Так он, обречён умереть в ужасных муках. Как говорится, это "знак свыше‟. Это чтоб другим было неповадно устраивать против нас различные заговоры ‟.