Школа выживания

"Блин. Что я творю?‟ — Запоздало подумал Гриша, нанеся новый удар.

И на этот раз, охотник умудрился увернуться от удара. Вот только Бурушка, изловчился укусить его за правое плечо. Схватил, тряхнул головою, так что слишком вёрткий охотник отлетел в сторону. Пришлось резко натягивать поводья, так как конь собирался продолжить свои атаки на упавшего аборигена. В результате чего, резко остановленное животное встало на дыбы, заржало, и за малым не сбросило своего седока. А израненный воин рыси, из-за обилия в крови адреналина, пока не в полной мере чувствовавший тяжесть полученных ран вскочив на ноги, устремился прочь, безвольно болтая неестественно вывернутою рукою.

"Ёперный театр! — едва не сорвавшись на душераздирающий крик, подумал Гриша. — Что я творю? На кого я становлюсь похож? Скольких людей, я уже только за сегодня убил? ...‟

Акимову стало жутко от того, что он осознал. Нет, не так. Он понял что у этих дикарей нет никаких шансов в противостоянии огнестрельному оружию и всаднику размахивающему шашкой. Пусть он Гриша, и боец никудышный, однако наворотил .... Уже понимая, что он может увидеть, Григорий осмотрелся по сторонам. То что предстало перед его взором, ужаснуло. На небольшом поле брани, нет, на месте жестокой бойни, лежало не меньше десятка человек. Некоторые из них, подавали признаки жизни, а кто-то даже пытался уползти в лес. И на этом фоне, сильно выделялась группа сильно измождённых людей. Они сидели на земле, и глазами полными ужаса, наблюдали за Григорием. Многих из них заметно трясло, пара женщин, прибывали в полной прострации — абсолютно отрешённым взглядом, смотрели в одну, выбранную ими точку. Причём, молодому мужчине показалось, что ещё несколько аборигенов находились на грани нервного обморока.

"А ведь этих бедолаг гнали на убой. — догадался Гриша, повнимательнее присмотревшись к сидевшим перед ним чужакам. — Реши я отсидеться в пещере, то вынужден бы был стрелять во всех, кто приближался к его лагерю, и по ним в том числе. А там ..., в общем, рыси получали огромные шансы ворваться в наше жилище и задавить нас своей массой. Блин! А я тут, как последняя институтка, ударился в душевные терзания, мол, кровавый мясник, и прочие, прочие... К чёрту! Нефиг плодить всякие там комплексы вины? Здесь каждый борется за своё выживание и делает это всеми доступными ему способами. Вот эти доходяги, также видят в нас только своих врагов. И будь они в силе, то мне пришлось биться и с ними. И серьёзно так воевать — не по-детски ...‟.

Обдумывая эти мысли, Григорий несколько раз объехал вокруг сгрудившейся группы людей. Которые, в свою очередь, напряжённо наблюдали за каждым его движением. Зачем он это сделал, он не знал и сам — так получилось.

"И что мне с ними делать? Отпустить на все четыре стороны, значит обречь на неминуемую гибель. Оставить жить рядом с собой, неизвестно какой фортель они выкинут, когда оклемаются и объявят против нас свой крестовый поход. Или как он у них называется? Провести с ними такой же театральный ритуал по "отбору души‟, который так удачно получился с Кешей. Так неизвестно, как оно получится, да и мне не успеть всех их реанимировать. Да ещё, не факт что они, как загнанные в угол животные, не кинутся на меня в свою последнюю, и решительную атаку. ...‟

Полностью погрузившись в свои раздумья, Гриша не сразу заметил, что к нему приблизились два человека. И понял он эту свою непростительную промашку только тогда, когда они оказались рядом с ним.

— Я вернулся, Клык. — тихо проговорил молодой охотник, почти бесшумно подойдя к вождю племени: который с невозмутимым видом сидел возле входа на родовое капище. — И у меня очень хорошие новости.

— Слушаю тебя Тень.

Этот пусть и молодой человек, можно сказать юноша, был одним из лучших охотников племени. И ему весьма подходило его имя, данное при вхождении во взрослую жизнь. Об этом, весьма красноречиво говорила его манера двигаться, все его движения были плавными: как у гибкого, и весьма опасного хищника. Который, к примеру, в данный момент может лениво нежиться на солнце, но в следующее мгновение, мгновенно преобразиться и стать быстрым, стремительным, несущим неотвратимую смерть своей жертве. И пусть никого не смущает его щуплое, низкорослое тело. Но сейчас, он принёс своему вождю весть, и проявлял все принятые признаки уважения.

— Вчера рыси напали на демонов. И снова остались в проигрыше. — ответил охотник.

— Это просто хорошее известие. И почему ты решил, что оно станет очень хорошей новостью?

— В этой схватке погиб вождь наших недругов. И не только он.

— Говори же. Не заставляй меня вытягивать из тебя каждое слово.

— У рыси не осталось ни одного шамана. Слуга того, чьё имя нельзя произносить, убил всех . Как и большинство вышедших на тропу войны воинов. Остались только их ученики, которые не пошли на бой, а остались в капище, да и старики женщины, дети.

— Ты хочешь сказать, что наши враги ослабли настолько, что стали беззащитны как дети? И в этой схватке победил демон, который вышел на бой в полном одиночестве?

— Да вождь, так и было. Те охотники, что смогли покинуть поле боя, уже собрали своих погибших, и сожгли их. А сейчас, почти все взрослые мужи наших соседей, проходят обряд очищения. Причём, я сам видел, как во временном стойбище, снова заполыхали очистительные костры. Знать там умирают те, кто побывал в контакте с Демонами и обряд очищения может немного затянуться. Так что, нам стоит поспешить, так как в самом селении рыси, на данный момент, нет мужчин, способных держать оружие.

— Да. Ты на самом деле принёс очень хорошую весть. Надеюсь, эти новости не единственные? Порадуй меня ещё. — Потребовал Клык, оставаясь при этом неподвижным, нельзя вождю быть излишне эмоциональным. — Не стесняйся. ...

Как уже говорилось выше, этот диалог происходил возле родового капища. Точнее возле самого входа в него. Хыр сидел величественно выпрямив спину, и это несмотря на то что он сильно страдал от полуденного солнцепёка, и всё его тело было мокрым от обильно выделяемого кожею пота. Впрочем, тот уже давно тёк по телу, смывая с него слой ритуально нанесённой глины, отчего торс этого мужа казался разрисованной вертикальными, извилистыми, тонкими полосками статуей. Вождь ждал. Он терпеливо ожидал окончания таинства — жрецы общались с праматерью, выспрашивая у неё как им жить дальше. Как раз, когда разведчик замолчал, из-за изгороди послышался вопрос, заданный старшим волком: — "Будь добра, о наша великая праматерь, ответь своему мужу, яви мне свою мудрость, помоги своим неразумным детям. Ответь. Стоит ли нам, прямо сейчас нападать на служителей того, чьё имя нельзя произносить? Или необходимо подождать, пока они сами ослабнут и только после этого покарать зло?‟ — В ответ послышалось неразборчивое бормотание. Вождь знал что это заговорил один из учеников, на кого пала благодать. Этот юноша первым достиг в долгом танце состояния транса, и в данный момент, седая волчица общалась со своими детьми через его уста.

Вождю оставалось ждать, когда мужья волчицы выслушают парнишку, правильно растолкуют пророчество и донесут её волю до вождя. И Клык конечно же всё исполнит. Но. Для начала, он разберётся с соседями-врагами. Такой шанс упускать нельзя. Нельзя долго раздумывать, давая беспокойным соседям время на зализывание своих ран.

Днём ранее этого диалога. Гриша, погружённый в тяжкие раздумья, не заметил, как сзади к нему приблизились два человека. И от неожиданности он даже передёрнулся всем телом — когда услышал обращённые к нему слова:

"Гриша, ты как?‟ — это был сильно взволнованный голос Вики.

Однако Акимов не ответил на этот вопрос. Нет. Он отреагировал на появление женщины, мужчина от неожиданного вопроса вздрогнул и резко развернулся на звук. Перед ним была Виктория. А ещё, он обратил своё внимание на то, что она пришла пешком, хоть и вела на поводу свою лошадку, на которой восседал бледный, полуживой от страха Иннокентий. Охотник сжимал побелевшими от перенапряжения пальцами луку седла, смотрел невидящим взглядом перед собою и, боялся лишний раз шелохнуться. Что красноречиво говорило о той высокой степени ужаса, который овладел этим человеком.

— Я тебе Виконтик где приказал быть? Какого х...а, то есть ляха ты сюда припёрлась? — вместо ответа поинтересовался Григорий. — Да ещё, полуживого Кешу за собою притащила.

— Так он сам за мною увязался, не пожелал меня отпускать без его охраны. Он мой самый надёжный защитник, хоть и не без своих "тараканов‟ в голове, вот пришлось усаживать его в седло. Иначе, с его хромотой, мы сюда к завтрашнему вечеру добрались бы — не раньше. Так он и на это согласился. Пусть и умирал от страха, но самостоятельно залез в седло.

— И на что вы мне такие "бравые‟ нужны? И кстати, на кого ты своих детей оставила? Ох Вика. Вернёмся домой, не посмотрю что ты взрослая баба, заголю твою задницу, да выпорю как малое дитя. Не работает башка, так будем сразу через оба седалищных полушария ум вколачивать.

Шмиль, услышав эти слова, криво усмехнулась и, проигнорировав первый вопрос, про своего ребёнка, ответила:

— В таком случае, ты Гриша, после меня также пойдёшь на получение порции ума.

— А это ещё почему?

— Видела я, как ты безумно ломанулся в самую гущу врагов. Что, Гриня, жить надоело? Или так — до усёру, хотелось набрать эту кучу пленных? Герой недобитый, Геркулес недоросток. А ты подумал о том, что было бы, если бы ты погиб? Ты об этом подумал? Или соображалка дома осталась.

— Подумал, но другого выхода не было. Да и это не мои пленные, это так, живой щит. — заметив, как Вика удивлённо вздёрнула брови, Григорий поспешно пояснил. — Ими хотели прикрыться. Ну, чтоб за их спинами с меньшими потерями добраться до нашей пещеры. То есть до нас. И не ломанись я в эту безумную атаку, то рыси, могли довести задуманное до логического завершения.

— Вот гады!

Акимов соглашаясь, кивнул, но при этом озвучил не согласие с высказыванием женщины, а волновавший его вопрос, на который он так и не получил ответ:

— Ты Викуся, так и не ответила на мой вопрос. На кого своих малышей бросила?

— Да Катька согласилась с ними посидеть, поклялась присмотреть как за родными. Я же думала, что обернусь намного быстрее, Да только Кеша за мною увязался.

— Ладно, об этом ещё поговорим, дома. Там я тебе объясню все твои шансы выжить в здешних сражениях. А сейчас, будь так добра, разреши Иннокентию слезть с лошади, не то, у него, сейчас сердечный приступ случится.

— Ну-ка, ну-ка, погоди. Ты это чего со своим Бурушкой сделал? Вот изверг. ...

Взгляд Виктории был возмущённо-удивлённым, и устремлён он был на голову скакуна. Проследив за его направлением, Акимов сам был поражён увиденным. И было от чего. Где-то треть конского уха была отсечена. Как бритвой срезали — сделав это аккуратно и ровно, будто под линеечку. И из этой раны, продолжала течь кровь.

— Ёхарный бабай! — удивлённо вскрикнул Григорий. — Это как же так? Это что ...? Это что? Это я его так ...? Да?

— Конечно ты Гришаня. Больше некому. Только ты здесь отточенной сталью махал, как мельница лопастями. Ведь каменным топориком, такого аккуратного среза не получится. Так что свалить вину на местных бандюг не получится. Хорошо, что не разрубил бедному животному голову.

Сказано это было с таким нескрываемым упрёком, как будто Виктория выговаривала нотацию нашкодившему малышу. И Григорий понял намерение Вики вызвать у него чувство вины, стараясь вывести себя из-под "удара‟. В смысле, обсуждения её необдуманных поступков.

— Ну, всё красавица, уела, я и в самом деле накосячил. Признаю, что дилетантство хуже воровства. Но это, не служит оправданием твоих поступков. Но на этом хватит искать друг у друга в глазу соринки, иначе в своих гляделках, такие ... брёвна не заметим. Давай лучше подумаем, что нам с этими освобождёнными заложниками делать.

Всё это, Вика слушала повернувшись спиною к Григорию, так как помогала Иннокентию вылезти из седла. По неволе пришлось помогать, так как от страха, у охотника плохо слушались ноги и руки. И так же, не поворачиваясь, женщина ответила:

— А что тут мудрить? Технология подчинения у нас ужа отработана, так что действуй.

— А ты не забыла, как мы нашего Кешу еле реанимировали? Так он не был настолько ослабшим как эти доходяги.

Вика, ни на долю секунды не задумываясь, абсолютно безразличным тоном ответила:

— Нечего не поделаешь, придётся рисковать. Понимаешь, по-другому никак нельзя. Или прогоняй всех прочь, или жёстко подавляй у них волю. Третьего варианта не дано.

— Нет Викуся, так дело не пойдёт. Они нам нужны, да-да, именно нам. И как воздух нужны. Желательно все, или почти все — кто выживет. Ты помнишь, как Кеша болел, когда только начал с нами жить? Я признаться, сильно переживал, что он от наших болячек загнётся. Хорошо, что обошлось. Так что пойми. Я с их помощью собираюсь решить нависшую над нами демографическую проблему. Так что подумай, поразмышляй, как нам решить этот вопрос. Да с наименьшими потерями.

Уин уже спустился на землю, и на полусогнутых ногах, походкой больше всего подходящей для киношных, до жути охромевших зомби, спешно отошёл от лошади. Что подействовало на его самочувствие весьма благотворно, в скором времени, на щеках появился румянец, взгляд преобразился, стал более осмысленным. Ну а Шмиль, задумчиво наблюдавшая за всеми телодвижениями, и преобразованиями Кеши, чему-то улыбнулась. Заметив небольшое шевеление среди истощённых аборигенов, перевела свой взгляд на них. И вот уже несколько минут, Виктория внимательно наблюдала как испуганные женщины прижимали к себе своих истощённых детей, которые были не по-детски серьёзными, а в их глазах, отражалась столь неестественные тоска и безразличие. Также было заметно, что стоило, кому-либо из бывших заложников, посмотреть на лошадей, как они замирали, скованные паническим ужасом. Так что скоро, все аборигены во все глаза смотрели на неизвестных для них животных. Как загипнотизированные обезьяны, на удава Ка.

Взгляд Виктории просветлел, и в нём мелькнула хитрая искорка — как у сказочной лисы Патрикеевны.

— Гриша, а ты зачем вокруг этих бедолаг круги наматывал? Они что, хотели разбежаться?

— Нет. Да я и сам не пойму, зачем я так поступил. Задумался, и оно само так получилось.

— А ты им ничего не говорил? Не угрожал? Не обещал неизбежную кару за ослушание?

— Нет.

— Это хорошо.

Дальше, Грише осталось только наблюдать, как Вика стреножила свою лошадь, после чего подошла к Иннокентию. Затем, долго с ним о чём-то говорила, благо охотник уже отошёл от шоковой поездки в седле и не нуждался в бодрящих манипуляциях. О чём был разговор, непонятно, но подходить, вмешиваться, в смысле мешать, Григорий не захотел.

Время идёт, вот и Шмиль окончила свою беседу с Кешей и, повернувшись к Акимову, попросила:

"Гриша, изобрази грозный взгляд большого начальника. Да не придурковатого самодура, а того, с кем шутки плохи. И главное, что бы ты ни услышал, кивай, как будто ты согласен со всем, что говорится‟.