Школа выживания

"Катенька, золотце, давай в тех вопросах, в которых ты ничего не понимаешь, ты будешь молчать‟. — Только Григорий знал, каких усилий ему стоило это внешнее спокойствие.

"Эй, вы, все! Вы только посмотрите на него! — Заорала Домбровская, стараясь привлечь внимание всех поселенцев. — Этот тип, неизвестно зачем напал на соседей! Чуть не угробил в этом набеге нашего Кешу, вон бедолага, лежит без сознания. Как он после этого будет ходить на охоту? И немаловажный вопрос: как скоро он сможет этим заняться? А этот так сказать вождь... Нет не так. Нет постараться жить со всеми в мире, он, он, ... только множит наших врагов! А много ли их для нашего уничтожения надобно? Так он мне ещё и рот затыкает! Что, правда глаза режет? ...‟

Этот показушный наезд оказался последней каплей, переполнившей чашу терпения. И единственное что не позволил себе Григорий, это наброситься на Екатерину с кулаками, хотя, искушение было огромное. Всё остальное, всё что накипело, "выплеснулось‟ на голову Сергеевны:

"Ты! Ты коза ободранная! Да я ...‟ — это было единственное, что можно было озвучить в приличном обществе. Остальное, как было сказано в фильме "Бриллиантовая рука‟, была: "Непереводимая игра слов ‟. А в нескольких словах, если убрать все "крепкие выражения‟ и прочие эпитеты, Григорий, сказал всё что думает об умственных способностях этой женщины, пообещал или убить Екатерину, или, в лучшем для неё случае, прогнать прочь. Ему, мол, надоели её постоянные ка́верзы, он устал от ежеминутного ожидания удара в спину. А сейчас, все жители лагеря, исключая раненого Кешу и стоящего на посту Вениамина, в принудительном порядке идут на "экскурсию‟, во время которой, их взору будут предоставлены останки тех, кто однажды уже пожелал тихонечко отсидеться, то есть, понапрасну не беспокоить ну очень "мирных‟ соседей. Заодно, на месте сожжённого жилища, нужно будет собрать всё то, что может пригодиться для выживания их команды. А самое главное, по поводу предстоящего мероприятия, никакие возражения и самоотводы не принимаются.

Вот здесь, в ступор впали все, за исключением Уина, который по-прежнему прибывал в беспамятстве. Никто, включая даже Ольгу, не подозревал, что Григорий может так браниться, особенно что может столь залихватски крыть матом.

"Ты это, — потеряно, точнее сказать даже испуганно, заговорила Екатерина, — ты зачем так орёшь?‟

"Потому что достали. — Григорий "выпустил пар‟ и начал успокаиваться, поэтому отвечал почти спокойно. — Я хоть и кричу, но я делаю всё необходимое для нашего выживания. А ты коза, занимаешься только говорильней, точнее, вставляешь палки в колёса. Так что, мы живы не благодаря твоим усилиям, а вопреки‟.

"И всё равно так нельзя. Что бы ты там не думал, но орать на женщину матом, это недопустимо‟.

Григорий поморщился, как будто съел лимон и ответил: — "Хорошо, в следующий раз, буду молчать. То есть, буду молча бить по голове дубиной, это для большей доходчивости и исключения из моего лексикона матерных выражений‟.

Ответом последнему заявлению, была гробовая тишина, все снова опешили и не знали, как относиться к сказанному. Обведя всех взглядом, Григорий позволил себе осклабиться, его больше всего позабавил вид ошарашенной Катерины, особенно то, как она часто моргала.

"А сейчас девоньки, разбираем лопаты и идём в гости к тем, кто хотел выжить, отсиживаясь в своём потайном схроне. Думаю что это, будет для вас наглядным, не забываемым уроком. Надеюсь после этого, вы поймёте главную мысль, пока у нас есть огнестрельное оружие, мы должны приучить наших "милых‟ соседей к тому, что нас лучше не трогать, мол, только тогда они имеют шанс остаться в живых‟.

И всё-таки жизнь внесла в планы людей свои коррективы. Место недавней битвы пришлось обходить, так как было прекрасно слышно, что там хозяйничают падальщики. В лесу раздавался грозный рык, это более крупный зверь, отгонял более слабых конкурентов. Как уже было сказано выше, из-за всего этого, людям пришлось делать большой крюк, обходя опасный перелесок. Да, ещё одно дополнение, в самом начале пути, когда стало известно, что в лесу есть плотоядные звери, Грише пришлось подавить в зародыше ропот, мол, в такой ситуации, лучше всего вернуться назад. Ну а вечером, перед самым закатом, усталая процессия достигла холм с сиротливо торчащей печной трубой. Возле него и был разбит лагерь для ночёвки — построен большой шалаш, и разведён костёр. Всё шло своим чередом, и пресловутое чувство тревоги, стало овладевать всеми. Но спорить с Григорием, требуя немедленно покинуть эту местность, никто так и не отважился. Тем более, по пути сюда, Акимов им поведал об особенности этого холма и его округи, что благодаря этой аномалии, сытые твари сюда точно сунуться — не отважатся; заодно было рассказано и о сорванных планах коварных аборигенов. На удивление, Екатерина молчала, и не высказывала своего недовольства. По крайней мере, в ближайшее время, она точно, не собиралась становиться в непримиримую оппозицию. Насколько долго ей хватит терпения сопротивляться своей натуре, скорей всего, не знала даже она сама.

Вот так, при свете костра люди поужинали, обсудили планы на завтрашний день, посетовав на то, что можно было переночевать и в пещере, а уже с утра отправиться к этим руинам. Но напрямую, Акимова никто не упрекал. Просто тихо пороптали, распределили дежурства и легли спать. Гриша дежурил последним, взяв себе самое трудное время. И оно подошло — его разбудили.

Сидя у костра, борясь со сном, который поутру самый "сладкий‟, Гриша удивлялся странной особенности этого места, беспокойство было, это чувство не отпускало не на секунду, но оно не мешало спать. В таких раздумьях Акимов дождался, когда полностью рассветёт, и только после этого объявил побудку. Как и было обещано, эта ночь прошла без происшествий, поэтому женщины, взяв у Григория ППШ, организованно, сходили к ближайшему роднику, где и занялись утренними, гигиеническими процедурами, пугая всю округу озорным хохотом и визгом. Уже намного позже, когда бабий коллектив вернулся, Акимов одарил девчат несколькими шутливыми репликами, после чего уединился, и занялся тем же самым. Водные процедуры и у Гриши заняли немало времени, но он всё равно поспел к завтраку, — вкусно пахнущей похлёбке из копчёной рыбы и сильно выродившихся овощей, собранных Викторией возле холма.

"Гриша, ты представляешь, — радостно, не скупясь на проявление эмоций, хвасталась молодая женщина, активно жестикулируя, — вон там растёт рожь самая настоящая рожь. Она сильно забита сорняками, и почти выродилась, стала слишком мелкозернистой, но для нас и такая как "манна небесная‟. Мы её сеять не будем, а сразу пустим в пищу. А вон там, по другую сторону холма, репа, морковь, петрушка и укроп. Вот они годятся для последующей посадки, я огорожу там небольшие участки, для пополнения нашего семенного фонда. То, что мы здесь за несколько дней соберём, поможет нам немного улучшить наш рацион. То есть не так сильно голодать до следующего урожая‟.

Стоило Виктории закончить свой радостный монолог, и отойти от Акимова, как к нему подсела Ольга, она принесла солдатский котелок, наполненный до краёв горячей похлёбкой. Вроде как ничего необычного не происходило, Лисовая частенько брала еду на двоих, при каждом удобном случае демонстрируя, что это её мужчина, так как именно она ест с ним из одной посуды. Все давно к этому привыкли, и воспринимали как должное. Вот только сейчас, её взгляд был одновременно и виноватым, и торжествующим, и лукавым. Чего в нём было больше, Гриша так и не смог понять. Поэтому он, для соблюдения этикета, немного пригубил принесённую пищу, посмотрел, как, не сводя с него взгляда, ест его избранница, и задал вопрос, который, по его мнению, так ждала девушка:

"Ну, хорошо лисичка, давай, хвастайся, что за новость принесла. Что там хорошего у нас могло случиться?‟

Он угадал, кровь прильнула к Ольгиным щекам, они зарумянились, а молодая женщина, потупив взгляд, тихо сказала:

"Не знаю, как ты к этому отнесёшься, но я жду от тебя ребёночка. И это правда, я в этом полностью уверена‟.

Вроде как от такой новости человека должна накрыть волна радости, окрылённый таким известием, он обязан закричать от восторга и кинуться к любимой женщине, заключив её в свои объятья, покрывая её светящееся от счастья лицо поцелуями. А вышло всё по-другому. Нет, нет, Гриша возликовал, но он попросту растерялся. Радость была, она бушевала в груди, но он не мог сообразить, как её выразить, уж слишком часто он сдерживал свои чувства. Вот и сейчас, сжался, внутренне напрягся, и, вместо того чтоб отдаться эмоциям, он глупо смотрел на Ольгу, пытаясь подобрать самые нежные слова, а н-нет, в таком состоянии ничего не получалось.

Оля видела внутреннюю борьбу во взгляде Акимова, и оценила всё это неправильно. Её страх, о том, что беременность может оказаться нежелательной, стал расти, выискивая всё новые и новые подтверждения своей правоты. Сердечко сжалось от боли и обиды, слёзы потекли сами собой, и будущая мама успела пожалеть, что решилась на этот необдуманный поступок.

И вот, когда Ольга была готова вскочить и убежать куда-либо, всё рано куда, только бы никто не увидел, как она рыдает. Гриша, внешне походя на нашкодившего школьника, которого поймали в момент натирания классной доски мылом, как то растерянно заговорил:

"Ты даже не знаешь, как я рад. Я если честно растерян. Я не ожидал такого. Я честно сказать надеялся, мечтал стать отцом, но всё равно, это так неожиданно‟.

Котелок с завтраком упал на землю, его содержимое расплескалось, растеклось по земле, а Оля, позабыв о своих недавних страхах, кинулась в открытые объятья своего мужчины, и ... заплакала. Вот только на сей раз, это были слёзы счастья.

Весь этот день, впрочем, как и последовавшие за ним трудовые будни, Гриша старался не загружать работой обоих будущих матерей. По крайней мере, он оградил обоих женщин от самых тяжёлых работ, а Оля была единственной, кто не был допущен к погребальному костру, на котором кремировали все найденные мумии. Да и вообще, во время работ по эвакуации ценностей оставшихся от предшественников, он берёг даже Екатерину, — не смотря на все причинённые ею неприятности и мучающие его боли в спине.

Думается не стоит во всех подробностях рассказывать про то, с какими страхами откапывали вход в уцелевший погреб; как горел погребальный костёр, жадно поглощая древние останки. Про то, как после этого плелись корзины для собранных вещей и продуктов; стаскивалось к берегу всё более или менее ценное имущество, доставшееся от погибших поселенцев.

Не стоит описывать, в каких спорах было принято решение, что по воде можно значительно быстрее доставить в лагерь все найденные трофеи, нежели тащить всё это по суше. Как Акимов ломал голову, решая, как ему самому, не привлекая к рубке и перетаскиванию тяжёлых брёвен женщин, срубить плот. Благо выход подсказала Оля, указав на бамбук, сказав, что это самый подходящий для этих целей стройматериал. Дело в том, что находясь на небольшом удалении, эти заросли походили на густорастущие деревца с тонкими, жёлтыми стволами и узкой, необычной кроной. Поэтому, как материал для постройки плав средства, эти заросли не рассматривались.

Так что, Григорий относительно быстро нарубил нужное количество стеблей. И уже на третий день, люди, все вместе увязывали самодельными верёвками плот, который, будучи спущенным на воду, опасно поскрипывал, и вообще, казался слишком хлипким для безопасного плавания. Не описать и десятой части тех переживаний, что принесли те несколько грузовых рейсов самопального плав средства.

Если не считать жуткого страха мучащего поселенцев, переживавших, что их плотик может развалиться в самый неподходящий момент, и всё погруженное на него имущество утонет. То можно сказать, что вся операция по транспортировке трофеев, прошла спокойно и окончилась весьма удачно.

Правда, на этом хождения по озеру не окончились. Ещё несколько дней Гриша ездил с Викторией к полю — возле сожжённого поселения. Молодая женщина, не смотря на сильно выпирающий живот, выкашивала поле заросшее злаками. Затем, она вместе с Гришей, вручную, отделяла колоски от сорняков, увязывала снопы и грузила их на плотик. Вот так они несколько дней и работали. А перестали заниматься уборкой зерновых не потому, что всё выкосили, а так решила Виктория. Она, просто окинула взглядом два стога, выросших возле пещеры и обращаясь к Акимову, сказала:

"Вот и всё Гришенька. Думаю, этого для нас будет достаточно. Да и не могу я больше, ибо пузо сильно мешает, да и зерно начинает осыпаться. А то, что мы с тобой не докосили, пущай остаётся как НЗ. Всё равно мы за этими землями не ухаживаем. А ты вот что, ко мне Ольгу пришли, мы с ней неспешно всё это перемолотим, провеем, да подсушим. ...‟

Позднее, после окончания внеплановой уборочной страды, развернувшейся на чужих, заброшенных полях, Акимова начали одолевать душевные терзания. Нет, он не занимался самобичеванием, но вид немощного Кеши, который не мог самостоятельно передвигаться, да боли в пораненной руке, снова и снова возвращали его к недавней стычке. Понимание того, что враг, несмотря на понесённые потери, продолжит нападать, угнетало. Ведь из всех местных общин, племя рыси было самым многочисленным, и поэтому они могли без особого ущерба для себя, вновь и снова жертвовать своими воинами. А его, только зарождающаяся община, которой ещё только предстояло отстоять своё право на существование, на данный момент, была совершенно беззащитна. Женщины, привыкшие к безопасной, цивилизованной жизни, не бойцы. Вениамин и Уин, выбыли из строя по ранению, так что в строю оставался только он, Григорий. Но он был один, а это значит, что попаданцы могут потерять своё место под солнцем и без боя. Его могут просто подстеречь на охоте, или даже напасть возле лагеря, когда он пойдёт за дровами для ночного костра. Всего один удар в спину и всё, конец. Даже когда Акимов рассматривал самый удачный, по его мнению, вариант дальнейших событий, то, что получалось, его не сильно радовало.

"Допустим, нас на какое-то время оставили в покое, Веня и Кеша вернулись в строй. — думал Геннадий. — То всё равно, в ближнем бою, с превосходящим по количеству бойцов противником, мы, скорей всего, погибнем. Второй раз нам может и не повезти, не будет враг так удачно бить в носимый за спиной скарб. Значит, мне нужно как можно скорее придумать более или менее надёжную броню от оружия аборигенов. Вот только из чего эти латы делать, и как? Как повысить живучесть наших, сверх мизерных, "вооружённых сил‟? Где найти ответ хоть на этот вопрос?‟ ...

Эти, совершенно не радостные размышления, были беспардонно прерваны двумя изрядно подросшими щенками. Эта парочка, весело тявкала, требуя, чтоб человек обратил на них внимание и обязательно поиграл. Они несильно хватали своими острыми зубками за запястья, трепали штанину джинсов и при этом забавно рычали. Устоять против такого навязчивого и при этом умиляющего своей непосредственностью приглашения к развлечению, Акимов не смог. Тем более, посмотрев на забавных карапузов, он сам пожелал хоть на какое-то время отвлечься от своих тяжёлых дум.