Истинная история Итачи. Книга темной ночи

— П-подож...

— Остальное оставляю на тебя. Продолжу свое задание, — сказал Мадара Итачи и снова растворился в воздухе.

— Это чувство... Когда то, во что ты безоговорочно верил, рушится. Теперь-то ты понимаешь хоть немного?

— Кхн...

Из-за этих людей Шисуи утратил веру в клан, потерял все и погиб.

Надеюсь, это хоть немного тебя утешит, мысленно сказал Итачи своему покойному другу.

— Ну и что ты будешь делать? — спросил он и подумал, что этот вопрос совершенно не имеет смысла.

Если бы Яширо осознал свои ошибки, он бы не стал тщетно сопротивлялся.

— Я... я понимаю, что ты чувствуешь. Мы остановим восстание. По-потому, умоляю...

— Молишь о пощаде?

— Умоляю тебя, Итачи. Нет... Итачи-сан!

Яширо выглядел крайне жалко. Тщеславный, он считал, что способен по своему усмотрению прекратить восстание. Если бы Мадара не искусил его, судьба клана, может, сложилась бы иначе. При этой мысли в груди вспыхнула жажда убийства, настолько мощная, что это было даже странно.

— Встань, — сухо приказал Итачи.

Яширо таращился на него, выпучив узкие глазки.

— Ты шиноби. Почему не встать и не принять честный бой?

Яширо не ответил.

— Где твоя гордость шиноби? Ты забыл о ней?

Стараясь как-то обуздать свой страх, Яширо рывком поднялся на ноги, качая головой.

— Не стоит меня недооценивать.

— Ты только болтаешь. Может, уже нападешь? — просто сказал Итачи.

Глаза Яширо покраснели. Итачи даже не пошевелился, чтобы защититься, просто смотрел прямо в его шаринган. Чакра Яширо паутинкой додзюцу устремилась в тело Итачи.

— Стихия Огня! — рявкнул Яширо.

Он сделал глубокий вдох, надул щеки, но изо рта вырвался лишь пустой воздух. Яширо запаниковал.

— И что случилось с огнем?

— Э-э...

Итачи холодно наблюдал за искренне недоумевающим противником.

— Ослабив мои движения шаринганом, ты бы использовал технику Великого Огненного Шара. Мне бы пришлось отскочить, а ты, предвидев это, ударил бы меня в уязвимое место, скажем, кунаем. После мы бы вступили в ближний бой, ты бы использовал шаринган еще раз и вырвался на шаг вперед. Вот и все. Верно?

Он шагнул к Яширо, который застыл как вкопанный.

— Уметь жить в этом мире и быть хорошим шиноби — это две абсолютно разные вещи.

— А-а-а...

Не в силах выдавить ни слова, Яширо неподвижно стоял и ждал, пока Итачи приблизится к нему.

— Тебя настолько охватила паника, что ты даже не заметил, как угодил в мое додзюцу, когда падал.

Только на этих словах Яширо осознал, что глаза Итачи окрашены в алый.

— Я сказал тебе сражаться, чтобы ты как следует ощутил свое бессилие.

— А-а, а-а...

Яширо беспорядочно открывал рот, истекая слюной.

— Вы недооценили меня с самого начала. — Шаринган Итачи обратился в Мангеке. — Цукуеми.

Второй раз за эту ночь. Мангеке Шаринган поймал Яширо в холодную тьму. Яширо, распятый на кресте посреди смольно-черного моря, беспокойно озирался. Жидкая поверхность мрака поднималась то там, то тут, и постепенно формировалась в человеческие фигуры. Бесчисленные Итачи. Они сжимали в руках мечи.

— Этот мир контролирую я... — процедил Итачи и потянулся к нему.

— А-а-а!!

Меч погрузился живот Яширо. Один из Итачи — атаковавший — исчез в океане тьмы.

— Я не дам тебе умереть так просто.

Лезвия вонзались в тело Яширо одно за другим. Обмякший, неподвижный, он походил на серебряного ежа. В тот миг, когда Итачи вернулись к океан, мечи исчезли. На лице Яширо отразилось облегчение. Как вдруг все поле зрения заполонила толпа новых Итачи.

— Настоящие страдания начнутся сейчас.

Искаженное спазмами лицо Яширо тронула улыбка. Он уже шагнул за пределы страха.

В реальном мире прошло менее пары секунд, но для Яширо эти мгновения ощущались как несколько дней. В измерении гендзюцу, сотворенном Мангеке Шаринганом, его продолжали пронзать мечами снова и снова. И к тому моменту, как Яширо вновь вытолкнуло в реальный мир, его разум был полностью сломлен.

— У... убе... е-е...

Яширо скалился и лихорадочно трясся. Итачи извлек меч из-за плеча. Яширо уже не услышал бы его голос, да и сказать было нечего. Его меч безжалостно сверкнул, и голова этого ничтожного человека укатилась в лунную ночь.

* * *

Итачи возвратился в район неподалеку от врат. Во всем квартале Учиха в живых осталась лишь одна семья. Семья Учихи Фугаку...

Вот-вот должен был вернуться Саске. Время поджимало, но Итачи все равно повернул не к дому, а в сторону врат квартала. Он присел на корточки на столбе электропередач и посмотрел на мир внизу. Отсюда он хорошо видел большие главные ворота. За ним висела полная луна, пугающе огромная. Улицы утонули в тишине, кругом не было ни души. Вдали каркнул ворон. Заслышав эхо его крика, Итачи представил блуждающую угольно-черную птицу, потерявшую свою стаю.

Кто-то прошел через главные ворота. Младший брат с сумкой на плече. Его любимый брат.

Глядя на него, пробегающего внизу, Итачи подумал, что должен был поговорить с ним очень-очень давно. Он столько хотел бы поведать ему. И что из всего этого он действительно мог рассказать? Пару вещей... Нет, он не мог открыть ему ни капли правды.

Бесчисленные слова кружились в голове, но Итачи чувствовал, что есть всего одна вещь, которую стоит сказать брату. Он не произнес ее вслух. Запер слова в своем сердце и прыгнул в сторону дома, оставляя позади младшего брата, торопящегося домой.

* * *

Внутри комнаты ощущалось присутствие двоих. Они словно звали его, и Итачи двинулся к ним по знакомому коридору, даже не разувшись. Он открыл дверь, увидел фигуры своих родителей, сидящих рядом, и молча встал позади.

— Вот как... Значит, ты принял другую сторону... — сдержанно сказал отец, не оборачиваясь.

Его голос звучал так философски проницательно, как будто он все понял.

— Папа... — вымолвил Итачи, совершенно не задумываясь. [2]

И сам же удивился. С самого выпуска из академии он называл отца "отцом", словно сам же провел для себя черту: теперь он полноценный шиноби. Такое обращение вошло в привычку, и Итачи даже позабыл, что когда-то называл его "папой".

Так почему же снова обратился по-старому?

Когда он был ребенком...

В те времена, когда не было обязательств перед кланом, противоречий с деревней, одиночества и разочарования; когда он мог испытывать к семье простые чувства... Наверное, это было самое счастливое время в жизни Итачи. И сейчас, за миг до расставания с семьей, он очень скучал по тому прошлому себе.

— Мама...

— Мы понимаем, Итачи...

Она говорила так по-доброму, как будто все понимала и все еще пыталась заключить его в объятия.

— Итачи, — позвал отец. — Пообещай мне последнее.

В его искреннем голосе не чувствовалось ни тени недовольства.

— Позаботься о Саске.

Итачи инстинктивно ощущал...

...они все понимают.

И вновь воскресли чувства, которые он подавлял еще с убийства Изуми. Отец с матерью поняли все: и то, как много он страдал и боролся, и то, что это решение определенно было не из легких. Ко всему прочему, они готовы были cпокойно принять свою судьбу.

Его отец не имел ни малейшего намерения скрещивать с сыном мечи. И если бы отец все-таки направил на него оружие, мать бы встала на защиту Итачи. Даже ценой своей жизни.

Родители излучали любовь к своему сыну, а ведь он мог убить их в любой момент.

Почему я не понял раньше...

Почему все дошло до этого...

Он ведь уже решил, что не будет ни о чем жалеть; верил, что готов... Но сильные личности отца и матери настолько больно ранили его сердце, что Итачи едва мог это вынести.

— Понял.

Слезы пролились из глаз и потекли по щекам. Дрожали руки, которыми он сжимал меч.

— Не бойся. Это путь, который ты избрал.

В памяти ожил тот разговор с отцом — первый за долгое время, после того, как он вступил в Анбу.

— Оставайся верен своим идеалам. Борись, сомневайся, теряйся, но ты должен найти свой ответ. И когда ты найдешь его, прими решение и стой на своем. Найти свой ответ и идти до конца. Это решимость.

— Решимость...

— Да. В нашем мире не так много людей, которые принимают в жизни собственные решения. Все они живут, доверяя свой выбор другим и отворачиваясь от ответственности. Никогда так не делай. Живи свою жизнь, принимай свои собственные решения.

Это был сложный путь, полный боли, но он выбрал его и не должен был бояться. Вот чему учил его отец.

— По сравнению с твоей, наша боль закончится в один миг.

Даже перед лицом смерти отец думал о том, какой будет жизнь его сына после. Очевидно, он пытался научить его своей собственной жизнью, что такое любовь.

— Наверное, я слишком поторпился, — упрекал себя отец. — Я должен был сильнее верить в тебя. Пожалуй, мне стоило поверить в тебя, сдерживать клан и ждать.

— Папа? — голос дрожал от слез.

Родители, должно быть, заметили, что он плакал. Это был первый раз, когда Итачи позволил себе подобное при свидетелях.

— Может, ты бы смог стать первым Хокаге Учиха. Смахнуть тьму клана, прорваться сквозь предубеждение деревни, собственными силами выковать собственную судьбу... — отец сделал паузу. По дрожащей спине было видно, что он пытался взять под контроль свои чувства. — Я украл у тебя будущее.

Итачи не знал, что ответить. Нет, если бы он заговорил, его чувства бы вырвались на свободу.

— Но сейчас уже слишком поздно... — отец глубоко вдохнул через нос. — Пусть мы и мыслим иначе, я горжусь тобой.

Отец гордится...

Он хотел бы услышать это при солнечном свете. Как бы Итачи был счастлив, если бы, надевая шляпу Хокаге перед жителями деревни, услышал эти слова из уст гордо улыбающегося отца.

Еще одна мечта, которая теперь никогда не сбудется...

Больше нельзя было терять время. Младший брат возвращался домой.

Итачи пронзил мечом спину матери, и его собственное сердце резануло сильнейшей болью. Он вынул клинок и направил острие на отца.

— Ты действительно добрый ребенок...

Он опустил голову и прислонился к отцу, уткнувшись лбом в широкую спину. Словно ребенок, упрашивающий покатать его верхом. Итачи никогда не докучал отцу своими прихотями, не рыдал как избалованное дитя.

Давно, так давно...

Если бы я только проводил с ним больше времени...

Итачи глядел вниз, а слезы лились не переставая, пропитывали ладони, сжимающие рукоять. Слабая дрожь, передающаяся через клинок, полностью затихла. Жизнь покинула его отца.

Итачи медленно вытянул меч. Даже в такой момент он думал о брызгах крови, и ненавидел в себе эту сущность шиноби, въевшуюся до мозга костей. Руки все еще дрожали, но он умудрился спрятать меч в ножны.

Оставалось лишь одно последнее дело. Итачи вытер слезы и стал ждать.

[2] — в оригинале манги Итачи вместо "папа" сказал "tousan", что в общем-то достаточно вежливо. Просто для Итачи это вежливое "отец" было более неформальным, чем другой вариант японского "отец" — "chichiue", который он употреблял все остальное время.

7

Звуки шагов в коридоре остановились по ту сторону двери.

— Папа! Мама! — закричал его младший брат.

— Саске... Не входи! — воскликнул отец.

Итачи думал, он мертвым, и на этот раз отец действительно перестал шевелиться.

Дверь медленно открылась. Заметив лежащих родителей, Саске влетел в комнату.

— Папа!! Мама!!

Итачи показался брату, лунный свет упал на его лицо. Саске вспотел, в его напряженном взгляде застыла паника.

— Брат!

На дрожащих ногах Саске сделал шаг, развел руки и заговорил в отчаянии, едва сплетая слова:

— Брат, брат! Папа и мама, они... Как?! Почему?! Кто это сде...

Кунай вонзился в дверь позади Саске.

— Кх...

Одежда порвалась, и на голом плече Саске проявилась тонкая царапина.

— Глупый младший брат.

Последняя задача. Пути назад не было.

Мангеке Шаринган...

— А-а-а!!!

Отец...

Брызги крови.

Мать...

Старший брат...

Разорванный герб клана Учиха.

Двое, запятнанные кровью...

Он оставит позади всю ненависть, чтобы его брат мог жить.

Саске рухнул на пол, истекая слюной. Поднял голову и посмотрел на Итачи.

— ...почему... брат... ?

— Чтобы оценить свой "сосуд".

— ...оценить свой "сосуд"... просто... просто ради этого... ты всех убил?

— Это было важно.

— Что... что...

К Саске вернулись силы.

— Хватит молоть этот бред!

Он бросился было вперед, но тело, подвергшееся Мангеке Шарингану, его ослушалось, и он вновь растянулся на полу. Лицом к лицу с отцом, которого уже покинула искра жизни.

Младший брат вскочил и вмиг вылетел из комнаты. Не останавливаясь, он выбежал из дома на улицу. Это бегство подтверждало: он хочет жить.

Закончить с этим...

Он встал перед младшим братом.

— Ты лжец. Мой брат не такой. Но...

— Я просто притворялся старшим братом, которого ты хотел видеть... чтобы проверить твой "сосуд".

Живи.

— Ты станешь моим противником, чтобы я мог проверить свои способности. Сохраню за собой такую возможность.

Живи.

— Ты считал меня отвратительным, ненавидел меня. Хотел превзойти. Вот почему я оставил тебя в живых...

Живи.

— ...для себя.

Живи.

— Как и я ты способен пробудить Мангеке Шаринган. Но для этого есть условие. Убийство... лучшего друга. Как это сделал я.

Живи.

— ...это... брат... Брат, ты убил Шисуи-сана?!

— Благодаря ему я обрел эти глаза.

Живи.

— В главном здании Храма Нака... Под седьмым татами справа — тайное место встреч клана. Там записаны истинные секреты того, почему существует додзюцу клана Учиха... и для чего. Если ты пробудишь его, будет три человека, обладающих Мангеке Шаринганом, включая меня. А в таком случае... хех. Это будет означать, что я не зря сохранил тебе жизнь.

Живи.

— Сейчас ты, недоносок, не стоишь того, чтобы я убил тебя.

Живи.

— ...глупый младший брат...

Выживи.

— Если хочешь убить меня, злись! Ненавидеть меня! Выживи любой ценой. Беги, беги и цепляйся за жизнь.

Умоляю тебя...

— И когда ты обретешь такие же глаза, как у меня, встань предо мной.

Пожалуйста, выживи в этой реальности, которую я оставляю...

Саске, дрожа, рухнул на землю. Попытался сделать правой ногой большой шаг, и вдруг его глаза испустили алый всполох. Он посмотрел на старшего брата.

Пробудил.

Итак, Саске обрел еще одну силу, чтобы жить. Удачное время.

Итачи прыгнул в небо, стирая свое присутствие.

— Подожди!!

Младший брат взмыл за ним и швырнул три куная. От его ловкости у Итачи перехватило дух. Он увернулся от двух кунаев, но не смог избежать третьего и, чуть наклонив голову, принял удар на налобный протектор. От силы толчка развязался узел. Кунай воткнулся в землю и протектор упал рядом.