Истинная история Итачи. Книга темной ночи

Услыхав свое имя, Утатане Кохару чуть приоткрыла узкие глазки.

— Война закончилась семь лет назад, в деревне налажен общественный порядок. К тому же уже стало нормой для расследования основных и наиболее жестоких преступлений мобилизовать Анбу. В настоящее время роль Военной Полиции ограничена. Больше нет смысла назначать им такой же большой бюджет, как и раньше.

Хирузен скривился, словно проглотил жука.

— И тем не менее урезать бюджет сразу на сорок процентов, не слишком ли дерзко? Это серьезно повлияет на служащих Военной Полиции.

Подал голос Митокадо Хомура:

— Деревня уже почти восстановилась после нападения Кьюби. У нас есть неотложные дела: постройка новых объектов и широкой дороги. И еще Академия отменила выпуск по ускоренной программе, так что ее в ближайшее время тоже придется расширить. Мы не можем позволить себе тратить деньги на институт, который придется сократить.

— Я знаю. Я все это знаю, но если мы так поступим, то Военная Полиция станет нашим врагом, и все больше и больше...

— ...усилится их недовольство. Верно? — подгадав удачный момент, встрял Данзо. — В таком случае, я задам следующий вопрос: есть ли в деревне другие организации, которые так очевидно мельчают как Военная Полиция? Причины тут вполне ясны: покой в деревне и расширение обязанностей Анбу. У Военной Полиции нет обязательств, кроме поддержания общественного порядка. И если учесть, какое больное неудовлетворение они питают к деревне, я сомневаюсь, насколько добросовестно они выполняют хотя бы и эти свои обязанности. Тебе не кажется, что ты балуешь их, оставляя им прежний бюджет?

— Я не балую их. Я защищаю.

— Защищаешь? Зачем тебе защищать людей, у которых нет никаких помех в работе?

— Потому что некоторые, вроде тебя, относятся к ним с предубеждением. Потому что место, в котором они могут с пользой применить свои силы, теряет значимость!

Хирузен поднялся и ударил по столу.

Хомура и Кохару холодно глядели на него. Данзо обратился к Третьему, своему давнему товарищу, даже не пытаясь подавить улыбку:

— Значит, ты защищаешь их из-за предубеждения. А разве такое поведение само по себе не дискриминирует и изолирует их?

— Что ты...

— Учиха тайком копошатся там со своими и отказываются контактировать с внешним миром именно потому что у них есть Военная Полиция и они могут там работать, а деревня предоставляет им более чем достаточное финансирование. Под видом защиты ты изолируешь их в рамках Военной Полиции, и, таким образом, позволяешь им взращивать злое семя неудовлетворения. Разве я неправ?

— Создание и управление Военной Полиции — предсмертное желание Второго Хокаге.

— Тебе не кажется, что такой образ мышления устарел? — спросил Данзо. — На мой взгляд, сейчас, когда шрамы от Великой Войны и нападения Кьюби почти излечены, нам пришло время измениться. Но что думают остальные?

— Нет возражений, — сказала Кохару.

Хомура тихо кивнул в знак согласия. Данзо уже успел поговорить с этими двумя, и теперь они втроем сошлись во взглядах насчет сокращения бюджета Военной Полиции. Только Хирузен был против.

— И что мы станем делать, если недовольство клана Учиха выплеснется через край?

Данзо разыграл свой козырь:

— Чтобы этого не случилось, ты ведь используешь Шисуи, верно?

Хирузен запнулся. Данзо ударил по больному.

— Ты отстранил от обычных миссий, молодого шиноби, обеспокоенного своим кланом, дал ему официальное назначение, даже дал ему полномочия действовать по своему усмотрению в какой-то мере, все это для определенной цели, верно?

— Тридцать процентов, — хрипло выдавил Хирузен.

Горький выбор. Все шло по плану. Хирузен повел себя так, как от него и ожидалось. Сократить бюджет на сорок процентов — даже Данзо понимал, что это не особо возможно. Но сойтись на компромиссе в тридцать процентов было в самый раз.

— Если мы урежем финансирование больше, чем на тридцать процентов, возмущения Военной Полиции будет никак не избежать.

— Я уважаю решение Хокаге, — притворно сказал Данзо.

Хирузен поморщился.

4

Шисуи позвал его на утес — их привычное место.

Наступила полночь. И деревня, и квартал Учиха погрузились в сон. Однако Анбу, присматривающие за кварталом, не смыкали глаз. Во время своей миссии Итачи запомнил все углы обзора камер наблюдения и рассчитал маршрут, чтобы свободно перемещаться по кварталу, не попадая на экраны Анбу. О наблюдении за кварталом и слепых зонах камер он рассказал только Шисуи — тот был единственным шиноби, которому Итачи мог доверять. Шисуи точно никому бы не передал бы эту информацию.

Никто не знал об их встрече. Шисуи также должен был добраться до утеса по слепым зонам камер. Итачи выскользнул за пределы квартала, уклоняясь от камер наблюдения, и побежал.

Луна в последней фазе сияла почти в зените. Мерцающие звезды готовы были вот-вот сорваться с неба, а Итачи бежал под ними, придерживаясь мрака.

Внезапно лес распахнулся. Появился утес. На вершине одинокой скалы выделялась человеческая фигура — это Шисуи стоял спиной к Итачи и смотрел на широкую реку, которая была видна с утеса. Итачи подбежал к нему ближе и остановился позади.

— Прости, заставил тебя ждать.

— Я тоже только пришел, — ответил Шисуи и обернулся.

У него был измученный вид. Щеки запали, под глазами залегли тени. Черты лица заострились, и это было скорее свидетельством переутомления, а не возмужания.

— Ты выглядишь очень усталым.

— Тому есть причины.

Шисуи посмотрел вниз. Он был мрачен и не мог этого скрыть.

— Я сказал, что мы будем действовать вместе, но все взвалил на тебя, — сочувственно произнес Итачи. — Извини.

— Ты не можешь пренебречь миссиями. Я тоже состою в Анбу, но Хокаге-сама дал мне свободу действий. Естественно, что я больше занимаюсь этим делом. Не переживай за меня.

Шисуи был добр к нему, однако что бы он ни говорил, Итачи все равно в полной мере осознавал свою бесполезность. Да, они оба хотели предотвратить мятеж, но что полезного сделал он сам? Шисуи добился полномочий действовать по своему усмотрению и расследовал интриги клана денно и нощно. Итачи же, в отличие от него, был завален миссиями и только и делал, что откладывал вопрос клана.

Даже сейчас Шисуи считал его товарищем. Потому и позвал на встречу за пределами деревни, вдали от глаз наблюдателей.

— Прежде чем перейдем к делу, я должен кое-что сказать тебе, — сказал Шисуи. Его взгляд стал до боли острым. — Клан тебя подозревает.

— Это я и без тебя знаю.

— Одному шиноби из клана приказано следить за тобой.

— Что...

За ним шпионили. Более того, эту миссию поручили одному из соклановцев. Кто в клане имел полномочия отдавать приказы остальным? Его отец.

— Поверить не могу...

— Это правда, Итачи. Я в этом не сомневаюсь, потому что все это происходило у меня на глазах.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что следить за тобой приказали мне.

Слова Шисуи больно кольнули сердце.

Отец приказал Шисуи следить за ним?

— Они воспользовались тем, что мы друзья, — сказал Шисуи, отвечая на его невысказанные мысли. — Трое высших офицеров Военной Полиции пришли ко мне и приказали пасти тебя.

Трое высших офицеров...

— Яширо, Инаби, Текка. Они подозревают тебя. Вы с Яширо жестоко разругались на прошлом собрании...

Шисуи намекал ему, что это был не его отец. Но в то же время положение отца в клане было таково, что он мог отдавать приказы этим троим. Даже если Яширо и поручили Шисуи слежку, все равно до конца не было ясно, насколько глубоко уходили корни этого приказа. Сердце затопило темное подозрение, совершенно непохожее на чувство любви, которое Итачи не так давно испытал во время теплой беседы с родителем.

Кем, черт возьми, был его отец на самом деле?

— Я знаю, этого и говорить не следует, но я докладываю о тебе то, что нужно, так что расслабься.

Он не сомневался в Шисуи.

— Но радикалы точно наблюдают за тобой.

— Я готов к этому.

— Эта уверенность — твоя сила и твоя слабость, знаешь, — со смехом сказал Шисуи. — Но это мне в тебе и нравится.

Друг посмотрел вверх на луну, плывущую по темному небу.

— У тебя есть сила никогда не изменять своим идеалам, что бы ни случилось. И за эти идеалы ты готов сражаться без колебаний, какая бы сила тебе не противостояла. Вот почему я доверяю тебе и... — Шисуи отвернулся от убывающей луны и посмотрел вниз, на землю, а затем взглянул прямо на Итачи. — ...могу честно рассказать тебе о своем решении.

— Что такое, Шисуи?

— Ты знаешь, какой завтра день?

Итачи молча кивнул.

Собрание клана. В прошлый раз отец сказал, что это собрание будет решающим: они определятся с датой восстания. Другими словами, на завтрашнем собрании клан придет к общему решению и их намерение действовать окончательно окрепнет.

— Если завтрашнее собрание пройдет как всегда, мы уже не сможем их остановить.

— Что ты собираешься делать?

— Я думаю атаковать твоего отца на пути к храму Нака.

Сердце забилось чаще.

— Расслабься. Я не стану убивать Фугаку-сама. Просто поймаю его в гендзюцу.

— Шаринган, который ты использовал против Мукая?

— Именно.

Глаза Шисуи зажглись алым во тьме. Следом три томоэ увеличились и слились в один рисунок.

— Мангеке Шаринган.

После того дня Итачи изучал этот вопрос лично. Старые документы Учиха отмечали лишь существование Мангеке Шарингана. Записи заканчивались на упоминании, что его сила намного превосходила обычный шаринган. Людей, пробудивших этот шаринган, можно было пересчитать по пальцам, и даже членам клана многое о техниках Мангеке было неизвестно.

— Даже Свирепый Глаз Фугаку не сможет защититься от гендзюцу моего Мангеке.

— Допустим, ты поймаешь его в гендзюцу. И чем нам это поможет?

— Пробудив Мангеке, я получил технику. Она называется "Котоамацуками".

— Котоамацуками... — повторил Итачи, и в звуке сказанного слова ему почудилось что-то неземное.

— Человек под действием гендзюцу полностью теряет самоосознание, и я могу управлять им, как мне будет угодно.

Итачи знал, что додзюцу в общем-то так и работали. Самосознание жертвы полностью определялось пользователем техники. Варианта было два. С одной стороны, пользователь мог позволить противнику понять, что он находится под действием техники, и заставить его сомневаться в реальности всего, что его окружало. С другой стороны, погружать цель в гендзюцу можно было незаметно и постепенно, и к тому как противник бы понял, что произошло, он бы уже ничего не смог с этим поделать.

Котоамацуками, судя по всему, относилась ко второй категории техник, и ничего особенного в этом в общем-то не было.

— Главное преимущество этой техники заключается в том, что Мангеке Шаринган своей мощью усиливает ее эффект и продолжительность, — добавил Шисуи.

Итачи молча глядел на фантастический шаринган своего друга в ожидании объяснений.

— Для додзюцу обычного шарингана необходимо пересечься взглядом с предполагаемой целью и влить чакру. Но Мангеке Шаринган позволяет мне обойти этот этап. Я могу влить чакру, лишь завидев глаза своей цели, даже если наши взгляды не пересеклись. И количество используемой чакры при этом больше в разы, чем при использовании додзюцу обычного шарингана. Таким образом, цель попадает в гендзюцу мгновенно и даже не подозревает об этом.

— Ты имеешь в виду, что в тот момент, когда враг тебя увидит, он уже будет под действием техники?

— Именно.

— И это ты используешь на моем отце?

Шисуи твердо кивнул.

— Если только я поймаю Фугаку-сама в Котоамацуками, я смогу приказать всем его устами отказаться от мятежа. Более того, в таком состояни Фугаку-сама и сам будет полагать, что это его мысли, которые идут из глубины души.

— Ты можешь переписать мысли главы?

— Единственное, что меня останавливает, это то, что он — твой отец.

— Не беспокойся об этом, — сказал Итачи.

Все это было для того, чтобы остановить государственный переворот, так что Итачи пошел бы на это с радостью, даже если для этого нужно было вмешаться в мысли отца.

Но только Шисуи был способен привести этот план в действие.

— Итачи, не приходи завтра на собрание.

— Почему?

— Радикалы тебя подозревают. Если Фугаку-сама неожиданно изменит свою позицию, первым делом заподозрят именно тебя. Если ты придешь на собрание... как знать, во что это выльется.

— Думаешь, они нападут на меня?

"Это ничего", — подумал Итачи. Опыт шиноби научил его, что иногда стоило ввязаться в меньшую битву, чтобы избежать большей. А чтобы прекратить все конфликты в мире, нужно было принести огромную жертву.

— Если они нападут, я отобьюсь.

— Яширо и другим с тобой не тягаться. Но из-за вашей стычки сорвется важное собрание.

— Значит, ты собираешься взять под контроль моего отца и заставить всех пойти другим путем, так?

— Да. — Шисуи сжал его плечи. — Если все пойдет хорошо, стремление клан к государственному перевороту ослабнет. Одержав победу над Фугаку-сама, я открою дорогу тем, кто против мятежа.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Жди здесь, пока собрание не закончится.

— Но...

— Это точно сработает, — Шисуи уверенно улыбнулся. — Я приду сюда и расскажу тебе, как все прошло. Просто жди. На следующей встрече клан сделает шаг к миру, и после этого мне понадобится твоя сила. Я знаю, с такими превосходными способностями ты отнесешься к этому скептически, но самое главное — ты не должен умереть, что бы ни случилось. Именно поэтому, оставь завтрашнее мне, я прошу тебя.

Он низко склонил голову.

— Мне жаль, что я не смогу тебе помочь в такое важное время, — сказал Итачи и тоже склонил голову.

— Итачи... — Шисуи сильнее сжал его плечи. — Наша битва начинается завтра.

— Я уже давно готов.

5

— Что?! Ты знаешь какой завтра день!!

Громкий голос отца гремел на весь дом глубокой ночью. Итачи не испытывал страха перед отцом и не заботился о его ярости. Первой невольной мыслью было: не разбудил ли этот крик Саске?

У младшего брата завтра были занятия в академии. Саске усердно трудился и работал над собой, не подозревая о зловещей тени, накрывшей клан. Ему нужно было как следует отдохнуть и набраться сил, и Итачи не хотел, чтобы драгоценный сон младшего брата прервал этот гневный хриплый рев.

Он сидел в комнате отца перед родителями. Отец, скрестив руки, сверлил его взглядом. Мама сидела рядом с отцом. Уголки ее губ были опущены, брови приподняты. Итачи впервые осознал, что мать также разделяла взгляды отца. Он никогда не говорил с мамой о проблемах клана и том, что происходило на собраниях. Она не спрашивала, а он не пытался об этом заговаривать. В его присутствии мама не обсуждала отцом вопросы клана, и Итачи до сих пор не подозревал, что она обо всем этом думает. Но в этот миг он понял все.