Книга 6. Воздушный cтрелок. Опричник

— Не передёргивайте, Пантелей Дмитриевич, — качнув головой, отмахнулся я. — Я всего лишь счёл необходимым предупредить Громовых об опасности, грозящей со стороны Корибут-Вишневецких, в род которых недавно вошёл небезызвестный вам Авдей Томилин. Отец не менее одиозного Романа Вышневецкого. Помните такого?

— А что его вспоминать-то? — довольно хмыкнул Пантелей. — Нет больше Томилиных, и Романа нет. Слышал, наверное?

— Не только слышал, но и участвовал в их ликвидации, — кивнул я, мимоходом отметив, что не все Громовы оказывается, в курсе дела. По крайней мере, именно такой вывод я сделал, судя по забурлившим в зале эмоциям.

— Кирилл, — укоризненно покачал головой дядя Фёдор. — Мы же договаривались молчать о твоём участии.

— А в этом ещё есть какой-то смысл? Я уже не мещанин, предъявить мне обвинение в убийстве государство больше не может, — пожал я плечами и кивнул на сверлящего меня презрительным взглядом, деда Пантелея. — К тому же, ему ведь иначе ничего не втолковать, гонор боярский глаза застит.

— Молокосос! — рявкнул старший Дмитриевич, подскочив с кресла. — Мало тебя Жора в детстве порол, ох, мало!

— Вот, о чём я и говорю, — развёл я руками, глядя на дядю Фёдора. Тот печально вздохнул.

— Сядь, дядька Пантелей, — тихо, но уверенно проговорил он и, надавив взглядом, всё же заставил родича занять своё место. — А ты, Кирилл, помолчи, пока я кое-кому кое-что втолкую...

Поднявшийся было в обеденном зале шум стих, едва Фёдор Георгиевич поднялся с места. Глава рода шагнул к окну и, дождавшись пока в комнате воцарится полная тишина, заговорил, медленно роняя слова, будто гвозди забивая:

— Я собрал вас сегодня, в надежде, что вы выслушаете принесённые боярином Николаевым-Скуратовым новости... выслушаете, обдумаете, и дадите стоящий совет. Был неправ, — стоило Громову умолкнуть, как на лицах деда Пантелея и кое-кого из родичей возникли довольные улыбки. Зря. Фёдор Георгиевич ещё не закончил. — Поторопился. Не объяснил. Что ж, исправлюсь. Итак... все помнят недавнюю войну с родом Томилиных. Тогда, Ромка Вышневецкий, ныне покойный, попытался выкрасть моих дочерей, по сей день находящихся в обучении у присутствующего здесь Кирилла Николаева. Чем эта попытка закончилась, можете посмотреть сами.

Боярин Громов поколдовал над своим коммуникатором и на развернувшемся над обеденным столом, гигантском экране пошли кадры финального допроса Романа Томилина. Деды смотрели на ревущего от боли подонка, сжав зубы и с лёгким отблеском злорадства в глазах, а вот их наследники и жёны явно были не в своей тарелке от такого зрелища.

— Молокосос, говоришь, — прошептал Игорь Дмитриевич, покосившись на самого младшего из своих братьев. Но в тишине его голос прозвучал вполне отчётливо и ясно.

— Мы не стали афишировать участие Кирилла в казни Романа, поскольку на тот момент он уже не являлся членом рода Громовых, и был подсуден суду общей юрисдикции, который не смог бы оставить без внимания покушение государевым человеком на жизнь боярича. Это была бы дурная плата за спасение дочерей нашего рода, согласитесь?

— Ну, хорошо, доказал ты, что этот слабосилок не так бесполезен, как мы считали, — Пантелей Дмитриевич не постеснялся перебить главу своего рода. — Но это не отменяет факта, что едва над его подзащитными вновь сгустились тучи, их горе-наставник примчался к нам за помощью, поджав хвост.

— С непосредственной опасностью, грозившей ученицам, он справился без нашего участия, — резко оборвал родственника Фёдор Громов. — Силезский отряд "Белый Орёл", посланный Авдеем за головами учениц Кирилла, был частично уничтожен, а частично пленён... как и их хозяин. Собственно, именно благодаря информации, полученной нашим гостем от хозяина наёмников в ходе допроса, и любезно предоставленной нам сегодня, мы теперь точно знаем, что Авдей Томилин, ныне именуемый княжичем Вишневецким, решился на месть нашему роду за смерть своего сына. По сути, объявил войну. Войну, о начале которой, в ином случае мы могли бы узнать лишь в тот момент, когда запылали бы наши владения.

— Что не опровергает моего утверждения, — ощерился Пантелей Дмитриевич. — Николаев, как учитель, взял на себя обязанность защищать твоих дочерей, а столкнувшись с действительной опасностью, прибежал к нам, скуля как трусливая собака! За это мы платим ему такие деньги?!

— Кто о чём, а вшивый о бане, — вздохнул я. Ну никак мой гонорар не даёт покоя старому хрычу. Вот же жадина. Впрочем, я не о том сокрушаюсь... — Пантелей Дмитриевич, заберите свои слова, будьте любезны.

— А не то? — ухмыльнулся мне в лицо младший из братьев Дмитриевичей.

— А не то я вобью их вам в глотку, — радостно улыбнулся ему в ответ.

— Кирилл! — чуть ли не простонал Фёдор Георгиевич, хлопнув себя ладонью по лбу. Но тут же взял себя в руки. — Мы же родственники, что ты творишь!

— С вами, дядя Фёдор, — посерьёзнев, уточнил я. — С вами, мы родственники, по линии вашей матушки. А вот с этим старым хрычом у меня нет ни капли родства. Так что, за оскорбление он будет отвечать как любой другой... самоубийца.

"Ревизор", последняя сцена... От озвученной мною новости, все присутствующие за столом Громовы, кажется, просто зависли. Хотя, если присмотреться, то можно заметить, что глава рода в курсе дела. Да ещё старший из братьев Дмитриевичей, Игорь не выглядит удивлённым. А вот остальные...

— К-как? — просипел средний из старпёров, Григорий Дмитриевич.

— А вы думали, бывший глава Громовых просто так меня гнобил? — развёл я руками. — Я же был практически открытым напоминанием о том, что его супруга была ему неверна.

— Ублюдок! — рыкнул дед Пантелей, хлопнув кулаком по столу.

— Эксперимент, — неожиданно спокойным, даже тихим голосом поправил его самый старший из братьев. Игорь Дмитриевич смерил меня долгим взглядом и покачал головой. — Это не была измена, Кирилл. Всего лишь долгий эксперимент, закончившийся неудачей... с точки зрения проводивших его специалистов. Николай Громов оказался сильным эфирником, но не оправдал надежд в стихиях. А ты...

— Стал грандом в четырнадцать, и плевать хотел на все стихийные эгрегоры и статусы, — открыто улыбнувшись, перебил я старшего из братьев Громовых и, прищурившись, ткнул в его сторону пальцем. Знаю, невежливо, но мне сейчас всё равно, — А вы, Игорь Дмитриевич, неплохо осведомлены об этой истории. Может быть, знаете, кто мой биологический дед по отцовской линии? Или это совсем-совсем секрет?

— Отчего же? — усмехнулся в усы старший Дмитриевич и, прищурившись, предложил: — меняемся?

— В смысле? — не понял я.

— Ты прощаешь моего младшего братца, я называю имя твоего... биологического деда, — в полной тишине зала, наш диалог, очевидно, звучал странно, но... почему бы и нет?

Я не поленился встать и, выйдя из-за стола, шагнуть к обсуждаемому, сейчас похожему на вытащенную из воды рыбину. Такую же молчаливую, пучеглазую и разевающую рот.

— Пантелей Дмитриевич, я не держу зла на вашу жадность, — коротко кивнув белому от злости старпёру, я вновь занял своё место за столом и с интересом уставился на откровенно веселящегося Игоря Дмитриевича.

— Ёж ты, Кирилла. Натуральный ёж, — покачал он головой, но я даже взгляда не отвёл. Не дождавшись реакции, Громов-старший фыркнул, — Ладно-ладно. Имя Игната Шапошникова тебе о чём-то говорит?

— Генерал-лейтенант, флигель-адъютант его величества? — уточнил я, немало удивившись. При нашей единственной встрече, воспитатель царевича Юрия не показался мне столь... старым. Хотя, со здешней продолжительностью жизни, полагаю, возможно и не такое.

— Не он, — поморщившись, отмахнулся дед Игорь. — А дядька его родной, в честь которого Игнат Павлович и был назван.

— Ты имеешь в виду Игната Афанасьевича Шапошникова?! — изумился Фёдор Георгиевич. Оказывается, ему этот факт был неизвестен... м-да уж, новости. Правда, я не понимаю, с чего вдруг столько эмоций?

— Именно, опричный боярин Шапошников, ярый и неофициальный гранд, регент при юном государе Василии Шестом, ценой собственной жизни спасший подопечного в самом начале княжьей смуты, — кивнул старший Громов, а заметив уже общее изумление присутствующих, развёл руками, — я же говорю: это был эксперимент евгеников. Попытка вывести линию идеальных воинов.

Пока Громовы пытались прийти в себя от таких известий, я поймал себя на мысли, вызвавшей у меня короткий смешок... а после, и натуральный хохот.

Дядя Фёдор посмотрел на меня с изрядным беспокойством, да и Алексей, его сын и наследник, молчавший всё это время, тоже покосился с некоторым недоумением.

— Кирилл, с тобой всё в порядке? — осведомился он.

— Ох... сейчас, — я наконец справился с собой и, помотав головой, махом опустошил бокал с соком, стоявший передо мной. — Всё, я в норме. Уф... но это действительно забавно.

— Не поделишься, что именно тебе показалось таким смешным? — с любопытством спросил Алексей.

— Игнат Павлович, сопровождавший царевича на мероприятии по поводу открытия нами ателье СЭМов, всерьёз сокрушался о том, что Ольга не родилась лет на двадцать раньше, он бы тогда её за своего сына замуж выдал, и сейчас такие "ателье" по стране десятками считались... Это я почти цитирую, если что. Вот мне и подумалось, что так или иначе, но мечта Игната Павловича осуществилась. Пусть не сын его, а более дальний родич, но всё же женится на Ольге. Ха! Обрадовать, что ли, старика?

— А ты с ним знаком? — удивился Алексей.

— Как сказать... мы имели короткую беседу с генералом, как раз на тему матримониальных планов некоторых особо "умных" личностей в отношении моей невесты. Кстати! Фёдор Георгиевич, Алексей! Имею честь пригласить вас на пир по случаю моей грядущей свадьбы. Игорь Дмитриевич, Григорий Дмитриевич, вас я тоже буду рад видеть на пиру.

— Дата уже известна? — тут же спросил дядя Фёдор, спустив на тормозах моё уточнение, явно не предусматривающее приглашение на праздник кого-либо ещё из рода Громовых. А вот дед Пантелей, от которого этот момент тоже не укрылся, только презрительно фыркнул. Да и чёрт с ним, старым хрычом.

— Второго июня, — кивнул я. — В московском особняке Бестужевых.

— Ого, а вы не теряете время зря, — тихо проговорил Алексей, покачав головой. — Ты уверен, что не торопишься, Кирилл?

— Уверен, Лёш. Не только над моим отцом евгеники эксперименты ставили. Над нами с Ольгой, матушки тоже изрядно... оторвались. Так что, теперь мы с ней, как иголка с ниткой. Куда она, туда и я. Куда я, туда и она. Так-то... — так же негромко отозвался я. Впрочем, в поднявшемся вокруг гвалте, мне и беречься особо не стоило. Всё равно никто ничего не услышал бы. Зря я, что ли, купол безмолвия поставил?

— Вечная любовь, а? — усмехнулся боярич.

— Вечная или нет, понятия не имею. Но мы уже почти два года вместе, а ощущение влюблённости всё не проходит. И каждый раз, как первый... за некоторыми физиологическими отличиями, если ты понимаешь, о чём я.

— Вот взял, и всё опошлил, — преувеличенно удручённо вздохнул Алексей, и мы рассмеялись.

Впрочем, долго наше веселье не продлилось. Громовы, на которых сегодня вылился внушительный поток ошеломляющих новостей, довольно скоро угомонились, и речь вновь зашла о предстоящей войне с Корибут-Вишневецкими. А значит, скоро опять мой выход. И на этот раз, с предложением, ради выслушивания которого, Фёдор Георгиевич, вообще-то, и собрал глав всех ветвей рода Громовых за одним столом. Кто ж виноват, что завидев меня, младший из старших Громовых, не сдержал свой гонор? Сейчас же, даже Пантелей Дмитриевич вынужден был смирить свою жадность и основанную на ней нелюбовь к выскочке Кириллу не Громову. Потому как предложение, ради которого я явился в поместье "Беседы" того стоило. Хотя, конечно, от вопросов с его стороны, это меня не избавило.

— А какой интерес у служилых в нашем противостоянии с Вишневецкими? — осведомился старый хрыч.

— Отряд "Белый Орёл" во время недавнего мятежа пытался похитить их жён и дочерей, — не размениваясь на эмоции, ответил я. — А приказ на это действо они получили от своего хозяина, шляхтича Казимира Горецкого... науськанного родом Корибут-Вишневецких. Доказательство — результаты допроса означенного шляхтича, я уже передал Фёдору Георгиевичу. Проблема в том, что служилые бояре не могут объявить войну иностранному княжескому роду. Нет у них такого права.

— А у нас есть... складно получается, — всё так же недоверчиво проворчал дед Пантелей. И тут же впился в меня взглядом. — А твой будущий тесть? Бестужев-то не только служилый, но и вотчинный боярин. У него такое право есть!

— Нет, — покачал я головой. — Валентина Эдуардовича Томилин ничем не обидел. Вот удайся "Белым орлам" их атака на мою базу, да убей они Ольгу, не дай бог, тогда да... но этого не было, а значит, и права идти войной на Вишневецких, у Бестужева нет. Впрочем, если бы с головы моей невесты хоть один волос упал, герба Корибут уже не было бы.

— Грозен-грозен, ублюдок малолетний, — издевательски покивал младший Дмитриевич... и застыл, когда я, провалившись в окно, очутился за его спиной, и приложил к пульсирующей синей вене на шее неугомонного хрыча, тяжёлую трезубую вилку для мяса.

— Ты меня достал, старик, — прошипел я ему на ухо. — Один раз я простил, но ты упорно продолжаешь нарываться на трёпку.

— Кирилл! — от главы рода потянуло гарью. Выпрямившись, я бросил вилку на пустую тарелку, стоящую перед бледным дедом Пантелеем, и направился к своему креслу.

— Прошу прощения, Фёдор Георгиевич. Но, либо вы угомоните своего родича, либо один из нас сегодня не выйдет из этого зала.

— Пантелей, поди вон, — тихо бросил Игорь Дмитриевич, пока глава рода сверлил меня недовольным взглядом. Старый хрыч недоумённо воззрился на старшего брата, но, очевидно, прочитав что-то по его лицу, скривился и, поднявшись из-за стола, медленно пошаркал к выходу, покачиваясь на ходу. С-сука! Да он пьян! Как я раньше этого не понял, а? Ну, Пантелей Дмитрич, ну... полковник-миномётчик, чтоб его!

— Кирилл, я прошу прощения за... несдержанность моего брата, — обратив на меня свой взгляд, так же тихо проговорил дед Игорь и повернулся к по-прежнему стоящему у окна племяннику. Фёдор Георгиевич медленно выдохнул и, накатывающий от его фигуры жар исчез, будто его и не было.

— Поддерживаю слова моего дяди. Кирилл, не держи зла на Пантелея Дмитриевича. Он сейчас... не в форме.

— Я вижу, — протянул я. — Я принимаю ваши извинения и жду их от господина Громова. Если в течении недели, он не... образумится, я вынужден буду вызвать Пантелея Громова в круг.

* * *

— Объявился, значит, — сидящий в кресле у камина, грузный, явно страдающий одышкой, мужчина в тёмных одеждах поставил на резной столик полупустой бокал с алым вином и, промокнув губы белоснежным платком, довольно кивнул. — Что ж, это хорошо. Не думал я, правда, что своеволие Авдея даст такой славный итог.

— Мы потеряли "Белого Орла", — тихо напомнил собеседнику, стоящий в трёх шагах от него, гость.

— Мы? — усмехнулся толстяк. — Нет, сын мой. Это Авдей потерял столь "ценный" ресурс рода. О чём мы ему непременно попеняем... если успеем, конечно.