Пришествие Хиспа

— Большой. По последней переписи там проживает чуть больше пятидесяти тысяч человек.

— Тогда, если что, то... то... — Все-таки идея, сволочь такая, ускользнула! — То разберемся по прибытии на место, — закончил я, так ничего конкретно и не надумав. — Если вообще доберемся до этого самого места. Кстати, а почему отправили за такими грамотами тебя, а не, скажем, правую руку короля?

— Так было надо. Это позволило нам беспрепятственно добраться до столицы Империи без всяких осложнений. Ведь только когда мы двинулись в обратный путь, все раскрылось и нам стали мешать. А так мы, наверное, и до столицы бы даже не добрались.

— Обычная подстава. Довольно распространенный прием. Ну да ладно. Думаю, о главном мы договорились. Остальное все мелочи... Хотя нет. Осталась еще одна деталь. Видите вот эту девушку? — кивком головы я указал на эльфийку, хотя этого, по сути, не требовалось, ибо девушка рядом с нами была только одна, и большинство, не очень-то обращая внимания на наш разговор, и так пялились на нее. — Так вот, если с ее головы упадет хоть волосок или ее кто-нибудь обидит, то я вам клянусь: никакого короля Рихарда будет не надо. Потому что я сам вас всех на куски порежу. Если и не всех, то почти всех, а тем, кто выживет, скормлю эти пресловутые грамоты. Надеюсь, все меня поняли?

— Да, — хором ответили сидящие за столом, показывая настоящую армейскую выучку.

— Вот и хорошо. Если обо всем договорились, то позвольте откланяться. Мне, как я уже говорил, надо размяться. Следует всегда быть в форме, — поднимаясь из-за стола, произнес я. — Жизнь. Понимаю ее все меньше и меньше и люблю ее все больше и больше.

Выдав это изречение, услышанное или прочитанное, хрен знает где, я развернулся и пошел к выходу оставив Солину завязывать дружеские отношения с купцом и его людьми (а если они, отношения, вдруг завяжутся недружеские или еще какие-нибудь я потом самого купца завяжу морским узлом), возле которого копошился какой-то мужичок с двумя парнями. Видимо, пока мы говорили, трактирщик успел вызвать плотников, и в скором времени дверь вернется на свое законное место.

Выйдя из таверны-гостиницы, я сразу повернул направо, а, дойдя до угла здания, еще раз направо (совсем не по-мужски, то ли дело ходить налево), оказавшись на внутреннем дворе, в самом дальнем углу которого какой-то совсем хиленький пацан колол дрова. Не знаю, кто над ним так решил поиздеваться, что дал ему такое задание, но он еле подымал колун, а когда замахивался, то его даже в сторону вело. Другие же слуги не обращали внимания на это молчаливое страдание у всех на виду. Только какая-то девчонка крутилась возле паренька и что-то ему настойчиво говорила, но тот лишь мотал головой и упрямо вскидывал колун для очередного удара. В тот момент я пришел к выводу, что махание топором — это тоже своего рода разминка. Ну, не мог же я признаться себе, что у меня откуда-то появилось идиотское чувство благородства с его неизменным принципом защищать слабых и помогать угнетенным? От этого аж тошно. Когда я направился к пареньку, от конюшни, находящейся по левую сторону от меня, сначала донеслось конское ржание, а затем отчаянный крик. Пару секунд спустя оттуда буквально вылетел какой-то мужичок, а за ним по пятам скакал мой Снежок. Впрочем, он даже не скакал, а радостно прыгал. Видимо, ему нравилось пугать отчаянно убегающего конюха. Тот же, заметив меня, резко изменил направление и со всех сил помчался ко мне. Добежав, бесцеремонно спрятался мне за спину и жалобно, не то поскуливая, не то подвывая, стал баюкать перед собой покусанную руку. Снежок, наконец, тоже заметил меня и, радостно заржав, как-то полубоком, смешно переставляя ноги, приблизился ко мне.

— Эх, ты! Чего слуг кусаешь? Они же тебя кормят! — попенял я ему, беря в руки веселую конскую морду и поглаживая горячие щеки Снежка.

— Он не только кусается, — тут же наябедничал конюх, — он уже два раза непонятно как открывал щеколду и выходил на улицу. В первый раз через окно добрался на кухне до мешка с сахаром и давай хрумкать его, но повариха успела заметить и отогнала. А во второй раз подкрался и боднул дядю Хурта, когда тот наливал воду в уличную поилку. А она же большая, вот дядя Хурт тудыть и навернулся, потом, пока ловили вашего дьявола, он пятерых успел покусать, бестия такая. А сейчас, когда я принес ему воды, опять открыл щеколду и тут же тяпнул меня за руку. Вы уж его, господин, закройте сами, а то он опять чего-нибудь натворит и всех искусает.

Пока я, стоя вполоборота, слушал слугу, который угрюмо разглядывал свою руку, упомянутая бестия успел подойти еще на пару шагов, а потом, перегнувшись через мое плечо, тяпнул бедного мужика. И смотрел с радостным ржанием, как тот убегает.

— Ну, ты даешь! — глядя вслед бедолаге, произнес я, потом, повернувшись обратно к Снежку, похлопал его по шее и закончил: — Тебя же кормить никто не будет, всех запугал.

Тот лишь пару раз топнул ногой и помотал головой. Этим действием он высказал все, что думает об этом месте и всех его слугах, а также — что с голоду он не помрет.

— Ладно, пошли. Закрыть-то я тебя закрою, но запрещать выходить не буду... все равно не послушаешь.

Зайдя в конюшню, я провел Снежка к самому дальнему стойлу и, заведя внутрь, защелкнул на щеколду. Внимательно осмотрев ее и кое-чего прикинув, сделал вывод, что коню просто не по силам открыть запор. Он просто не достанет до него через перегородку, щеколда для этого находится слишком низко. Единственный способ — выбить ее, но, судя по всему, Снежок таким варварским методом не пользовался. Конечно, был еще один — просунуть палочку в щель и поднять щеколду. Но это же вообще бред получается! Конь на такое не способен! После этой мысли я еще раз внимательно посмотрел на Снежка и... переменил свое мнение. Эта бестия, по-моему, способен еще и не на то. Не удержавшись, я даже заглянул к нему в стойло. Мне тут же услужливо попалась на глаза соответствующая палочка, с помощью которой легко можно было поднять щеколду. Посмотрев еще раз на эту ехидную рожу (говорите, что хотите, но мимика его морды способна на многое), я развернулся и зашагал к выходу, собираясь заняться разминкой.

Как выяснилось, пареньку помогать уже не надо. Это услужливо делал за меня Кронд. Вместо того чтобы валятся трупом, он очень живенько размахивал колуном. Парень теперь не успевал ставить ему чурки. Все же, видимо, помощь ему была нужна: чурки были большие. Скинув с себя плащ и рубаху, я закинул их на веревку для белья и направился к работягам. Молча отогнав паренька, я принялся сноровисто ставить чурки под стремительно опускающийся колун. То, что мы совсем недавно хотели друг друга убить (а я почти убил его), ничуть не мешало ни мне, ни ему. Деловито ставя чурки под колун, я, в свою очередь, поигрывал небольшим топором. Как только Кронд раскалывал чурку надвое, я ставил ему следующую, а сам в это время раскалывал каждую половину еще на две части. Над всем двором стоял сухой треск ломающегося дерева и глухие удары колуна...

Через десять минут пришлось перекатывать здоровенную чурку-подставку на новое место, поскольку на прежнем была уже гора свеженаколотых дров. Поменявшись ролью с немного уставшим Крондом, я стал сноровисто махать колуном, а Кронд в свою очередь ставить чурки. Где-то часа полтора нам потребовалось, чтобы переколоть всю огромную кучу заготовленных чурок. Дров теперь гостинице хватит на год вперед. Где-то еще минут сорок ушло на складывание большой поленницы. К этому рутинному делу мы подключили еще человек десять. Из тех воинов, которым нечем было заняться, и они бесцельно бродили по двору или, развалившись, отдыхали в теньке. Никто даже не вякнул против. Видимо, Кронд был непоколебимым авторитетом среди них, а то, что я смог его победить, только добавляло им рвения.

После того как все дрова были сложены под навес от дождя, я, наконец, все же занялся настоящей разминкой. Главным, конечно, в ней была растяжка мышц. Чтобы в случае чего можно было изворачиваться от ударов так, будто в тебе совершенно нет костей. К моему вящему неудовольствию, вокруг собрались почти все вояки, которые прибыли с купцом. Для них все это было в диковинку. Вместо того чтобы отрабатывать приемы мечом, я проделывал, по их мнению, какие-то совершенно несуразные и ненужные вещи. Минут через тридцать, как раз когда я уже перебрал все упражнения, Кронд, который до этого стоял в стороне и внимательно следил за моими действиями, взял в руки небольшую палку, как раз по длине средненького меча. Встав с ней напротив, он вопросительно посмотрел на меня. Я же, встав и отряхнувшись, беззаботно пожал плечами и тут же отпрыгнул назад, уходя из-под удара палки. Потом удары посыпались один за другим, правда, они были в большинстве своем однотипными. Рубящие сверху, снизу и рассекающие с обоих боков. Иногда Кронд что-нибудь вворачивал в эту череду из собственного сочинения, но все равно не попадал. На мой взгляд, самым опасным был рубящий удар снизу. До последнего момента не знаешь, в каком месте его блокировать, от таких ударов лучше всего вообще увертываться. Хотя, если сражаешься мечом и кинжалом, его можно отбить наотмашь, от этого противника сильно поведет в сторону, и в этот момент легко всадить кинжал в стык доспехов (или просто под ребра, если на человеке нет доспехов).

Из-за того, что хорошо размялся, я был раза в два быстрее Кронда. Это поняли и остальные, трое из них отошли ненадолго, а потом вернулись с точно такими же палками, что были у Кронда. Вот теперь была разминка так разминка. Приходилось чуть ли не наизнанку выворачиваться, чтобы по мне не попали. Спустя три минуты в таком темпе я начал сдавать, от четырех палок, летящих с разных сторон, увернуться сложно. Блокировать-то выпады я не мог. Мысленно дав себе еще от силы секунд двадцать до попадания первого удара, я еле вырвался из кольца и, ломанувшись от них, схватил запримеченную ранее длинную скалку, видимо, кем-то забытую. Вот теперь преимущество было опять на моей стороне. Легкими ударами я отводил от себя стремительно летящие палки. Правда, скалку я, в основном, использовал только против Кронда и еще одного вояки, которому скорости и силы было не занимать, от остальных же продолжал просто увертываться. Эта пляска продолжалась еще минут десять, прежде чем все начали выдыхаться. Меня пару раз вскользь задело палкой, да и неудачно подставленная под удар скалка, из-за чего отсохла вся рука, энтузиазма мне не добавила. Пришлось некоторое время парировать удары левой рукой, из-за чего пропустил еще два скользящих удара; будь это настоящие мечи, остались бы только едва заметные царапины, но все равно было неприятно. Впрочем, с настоящими мечами в реальном бою уже в первые три минуты вряд ли бы кто-нибудь из них остался в живых.

— Ну, вы и быстрый, господин! — тяжело отдуваясь, произнес вояка, которого я ранее охарактеризовал про себя точно так же.

— Никогда не помогай врагам верить в себя, не увеличивай вероятность своего поражения. — Я буквально рухнул у стены конюшни и откинулся на нее спиной. Повертев в руках измочаленную скалку, швырнул ее туда, откуда взял; немного не докинул, но вставать, чтобы положить ее на место, мне было просто в лом.

— Так вы нас врагами не считаете? — опускаясь рядом со мной, поинтересовался парень.

— Как тебе сказать... Пока у нас просто нейтралитет. А вот то, что я сегодня показал, это было зря. Только все мы задним числом умны.

— Так господин Вард сказал, что вы отправитесь с нами. Нам надо доверять друг другу, — по-детски сделав недоуменное лицо, сказал он.

— Слушай, парень, тебя звать-то как?

— Дол, господин.

— Просто Дол?

— Прогорский Дол, господин. — Меня от этого "господин" скоро корежить начнет, но приходится терпеть.

— Прогорский Дол? — Почему-то мое имя считается странным, необычным, а вот такое у них самое нормальное. Что за хрень такая? Ну, Хисп? Ну и что в этом такого? А если еще сказать — Крэйзи, то вообще получается — туши свет.

— Ага. Прогорский. Только я не знаю, почему у меня такая фамилия. Отец, правда, как-то говорил: мол, из-за того, что наши предки жили возле гор, и ко всем фамилиям прибавляли окончание "горский". Так что, получается, если говорить без приставки, то просто Про Дол. Согласитесь, глупо звучит, так что я обычно пользуюсь только именем или полной фамилией.

— Да-а... дела... Как в сотне-то оказался? — озвучил я свой возникший в мыслях вопрос.

— Да случайно, — с деревенской наивностью сказал парень. — На дороге как-то в засаду попал какой-то вельможа, а я как раз из лесу вышел, ну и помог им отбиться. Так тот на радостях, что жив остался, мне рыцарское звание присвоил. Потому как если бы не я, их бы всех положили, а так разбойники не ожидали, что я сзади на них нападу, и растерялись. Ну а со званием рыцаря сидеть в деревне мне не захотелось, да и, честно говоря, смеялись надо мной. Говорили: мол, рыцарь, а сидит в деревне, вот я и подался в город, а там уже встретил господина Прокса, царство ему небесное, тот-то и взял меня к себе в сотню. С тех пор я при нем и был, пока на перевале ему стрелу в горло не засадили. Я из его сотни один остался, — совсем тихо закончил он.

Все стояли полукругом возле нас, внимательно слушая. То ли им заняться совсем было нечем, то ли еще что-то, но никто так и не ушел.

— Так, значит, ты рыцарь? — разглядывая его, произнес я. И действительно, шпоры были при нем, начищенные до зеркального блеска, может, над ним и смеялись в его деревне, но званием своим он гордился.

— Да, господин.

— Так тогда это мне тебя господином звать надо.

— Так... это... вы что, не рыцарь?! — покраснев, как красна девица, пролепетал он.

— Рыцарь?! Хе! Нет. Я не рыцарь. С меня рыцарь вряд ли бы вообще получился. Скорее, моральный урод, а не рыцарь. Га-га! Я и рыцарь? Ну, насмешил!

— А что такого плохого в рыцарстве? Многие хотят стать рыцарями.

— А я и не говорю, что это плохо. Просто пожил бы ты там, где жил я, и видел бы то, что видел я, тогда бы ты меня прекрасно понял. Из меня рыцарь, как из свиньи — лошадь. Вот ты подходишь для этого, а я нет.

После того, что я сказал, у всех стали такие задумчивые рожи, что я чуть не расхохотался. Видимо, пытались что-то такое представить, почему я не могу быть рыцарем. Судя по тому, как половина задумчиво чесала затылки, а другая старалась найти вдохновение в окружающих предметах, ни у кого дельных идей по этому поводу не возникало.

— Слушайте, а кто сейчас всеми вами командует? Кто-то из выживших сотников? — Что-то я упустил этот момент из виду. Не купцу же, в самом деле, командовать?

После моего вопроса вперед выступили шестеро мужиков.

— Ну, мы вот, вшестером командуем, — произнес один из них.

— Вшестером?! Четырьмя десятками и вшестером?! — Я даже подскочил от такой новости. — Да-а... все даже хуже, чем я думал.

— А что такого? Мы справляемся, люди хорошо устроены, ни в чем не нуждаются. Что не так-то? — недовольно произнес все тот же.

— А скажите-ка, когда убили последнего сотника?