Пришествие Хиспа

Тварь некоторое время внимательно меня разглядывала, а потом резко прыгнула. Едва я успел выставить перед собой рогатину, как тварь напоролась на нее, причем толчок был такой силы, что меня самого чуть не прошило насквозь другим концом. Видимо, мозги у меня действительно соображали туго: нет, чтобы упереть конец рогатины в дерево, так я же, как полный дурак, держал его в руках перед собой. На мое счастье, когда я ломал ветку, слом получился без острого конца, иначе бы меня точно прошило насквозь. Обошлось, но рогатина для туши монстра оказалась не слишком прочной: раздался треск, и тварь с яростным ревом улетела вниз. Упавшего монстра мгновенно разорвали на части.

— Так тебе и надо, скотина этакая, — хмуро произнес я.

Повертев в руках остаток сломанной рогатины, я уж хотел, было, выкинуть его, но, увидев, что на подходе новый монстр, оставил. У меня появилась очередная идея.

Тварь оказалась более сообразительна, чем я думал. Наверняка она учла трагический опыт, полученный предыдущим монстром, поэтому нападать на меня не спешила. Впрочем, я был уверен, что красноглазый прыгнет до того, как подоспеют его сородичи: как показала практика, эти гады слишком жадны до жратвы, чтобы с кем-либо делиться, а жратвой являлся я. Главное было — не проворонить момент самого прыжка.

Не выпуская из поля зрения гориллоподобную тварь, я взвесил в руке обломок ветки и прикинул разделяющее нас с ней расстояние. Метров десять — с одной стороны, ничтожно мало, но с другой как раз хватает, чтобы тварь могла снести мне башку с одного прыжка. Заметив что сородичи этого монстра подобрались уже совсем близко, я решил поторопить его:

— Гули-гули-гули, цыпа-цыпа-цыпа... твою мать! А ну прыгай, тупая скотина!!!

Скотина послушалась, причем очень резво, я едва успел осуществить свой план. Как только увидел затвердевающие мышцы, вздыбливающиеся бугры которых были заметны даже под густой шерстью, я размахнулся для броска. Красноглазый начал приседать и отклоняться назад, но прыгнуть он так и не успел. За доли мгновения до прыжка ему в правую глазницу с омерзительным чавканьем вонзилась ветка. Монстр сначала сдавленно хрюкнул, после чего с истошным воем ухватился лапищами за конец торчавшей палки и одним рывком выдернул ее. Вообще-то, по плану тварь должна была свалиться с дерева, именно поэтому я и выжидал момент прыжка. Когда красноглазый отклонился назад, и ветка воткнулась ему в глаз, по всем правилам он должен был упасть, а не хрюкать, реветь и выдергивать палку из глаза. Насчет последних трех действий я совсем не возражал, главное, чтобы он упал. Но тварь к моим "хотел не хотел", "должен не должен" и "возражал не возражал" отнеслась совершенно наплевательски. Нападать она явно передумала, но и падать не спешила. Красноглазый просто плюхнулся на задницу и, закрыв пострадавший глаз одной из лап, тупо смотрел перед собой. Причем монстр был столь неподвижен, что у меня закралось подозрение в его скоропостижной кончине, да и повод для этого был более чем основателен (хотя увериться в этой мысли не давала поднятая рука, прикрывающая глаз, да и сидел он довольно прямехонько). Вот только смерть его меня совершенно не обрадовала бы. Сегодня явно был не мой день... точнее, не моя ночь. Все, что бы я ни делал, приводило не к тому результату, на который я рассчитывал или же совсем не работало. Просто издевательство какое-то.

Смотря на тупо сидящую тварь, я едва сам не ревел от ярости, которая становилась только сильнее и сильнее по мере приближения других красноглазых. В какой-то момент стало ясно, что, если сейчас не сорвать на чем-нибудь злость, то я полезу драться голыми руками. Матерясь на чистом русском в особо извращенной форме, я пулей взлетел вверх по дереву, после чего, развернувшись, прыгнул вниз. Ветка, в которую я метил, сломалась с первого раза. Разодрав в кровь руки, я кое-как затормозил, при этом что есть силы вцепился в сломанную ветку, боясь ее потерять. Отломав от нее все мелкие ответвления, я ухватился за тонкий конец и с разворота запустил ее в направлении тупо сидящей скотины. Охватившая меня ярость удесятеряла мои силы, и, хоть потом я об этом очень сильно пожалею, в данный момент мне это было только на руку. Красноглазого от удара не только скинуло с дерева, но и отбросило метров на пять. В этом была примерно равная заслуга как моих собственных сил, так и ветки. Все-таки она была большой, даже очень.

Как только туша шмякнулась на землю, желтоглазые с радостным воем устремились к жратве. Правда, не все. Трое гадов почему-то остались под моим деревом, распределившись по кругу. Слишком разумные, блин, так получайте! Не думая о последствиях, я прыгнул (если бы думал, то хрен бы это сделал). Прыгать с семиметровой высоты для меня было не впервой (с пятнадцати и больше прыгал, ничего, живой), но вот прыгать с такой высоты на голую землю я никогда бы не рискнул, ноги жалко. Даже сейчас я этого не сделал, да и зачем упускать такую прекрасную возможность разобраться с еще одной тварью — с той, что перекрывала путь к воде? Тем более, как я считал, это могло помочь мне спастись.

Секундное падение с замиранием сердца, удар обеими ногами, хруст позвоночника, отчаянный предсмертный визг желтоглазого, и я уже во весь опор мчусь к воде. Бегал бы я так стометровку на олимпиадах, все призы были бы мои. Но, как оказалось, волки-оборотни бегают этак разика в два быстрее, если не во все три. Уже предчувствуя, как разгоряченное тело погружается вводу, я на мгновение ослабил бдительность. Правда, удар по хребтине, едва не сломавший меня пополам, быстро напомнил, что малейшая расслабленность чревата последствиями. Проскакав наподобие мячика по земле, я взвился на ноги, но вонзившиеся мне в плечо десятисантиметровые клыки заставили упасть на колени. Растопырив указательный и безымянный пальцы в разные стороны, я ткнул ими выше сжавшейся на моем плече пасти в надежде попасть в глаза. Надежда оправдалась ровно наполовину: не хватило расстояния между пальцами, чтобы попасть сразу в два глаза — вот харя так харя. И сразу — вопрос: попал в глаз или это я ПОПАЛ? Волк, как и всякая нормальная живая тварь, среагировал подобающим образом: то есть что есть мочи дернулся назад, оставляя от моего плеча жалкие лохмотья. А я едва не рехнулся от боли.

Видимо, в какой-то момент я потерял сознание, когда же вновь смог соображать, то выяснились сразу три новости. Одна хорошая и две плохих, причем одна другой хуже. Хорошей новостью было осознание того, что я наполовину лежу в воде. Первой плохой новостью было орава ревущих тварей, приближающихся с невероятной скоростью. Второй же стало понимание неотвратимости всего происходящего. Монстры приближались, а я не мог пошевелить ни единым мускулом. Свое собственное тело ощущал как нечто ненужное, мешающее. Сделав над собой неимоверное усилие, смог перевернуться на другой бок, потом еще раз и еще, но на четвертом силы окончательно меня покинули, и я уткнулся лицом в воду. На мое счастье, в этом месте было не слишком сильное, но все же течение. Сначала почувствовал, как мои ноги начало заворачивать куда-то в сторону, а затем и все тело. Правда, все равно напоследок я получил подарочек от своих преследователей — оглушительный удар по голове, способствующий моему быстрому опусканию на дно речное. Все-таки надежда сбылась: это было спасение.

Спасение оказалось погибелью. В какой-то момент я почувствовал, что все, конец. И сразу стало легче. Перестали волновать твари, которые, как я чувствовал, продолжали преследовать меня; даже несмотря на то, что я находился под водой, они все равно знали, где я. Не было никакого удивления, когда спустя всего минут пять я понял, что уже задыхаюсь, хотя не прошло и дня, как я плавал под водой по полчаса. Ощущение тела практически полностью пропало. Правда, всю эту своеобразную гармонию нарушила вклинившаяся ехидная мысль, интересовавшаяся, как ЭТО будет? Свет в конце туннеля уже один раз в моей жизни был. Просто свет и просто тьма тоже были. Даже как-то разноцветные круги плыли перед глазами, только вот смешного в них я ничего тогда не нашел. В тот раз произошло действительно чудо, раз остался жив, и это был первый раз в череде последующих. Теперь же мне было просто любопытно, что будет на этот раз? Ведь прежде ничего не повторялось, значит, и в этот раз должно быть все по-другому.

* * *

Я оказался на сто процентов прав! Сначала по глазам будто резанули бритвой, а когда я вновь смог видеть, то передо мной предстала девушка. Она стояла посреди солнечной, цветущей долины, и от нее исходило такое ощущение спокойствия, что я, совершенно не противясь, "пошел" к ней (понятие "пошел" вообще неправильно, фактически шел не я, а окружающее меня пространство двигалось по моему желанию в нужную сторону; хотя ноги я переставлял, но ощущал, что все равно стою на одном месте). Девушка была одета в белую тунику, а на пышных черных волосах лежал венок из каких-то незнакомых мне цветов. Призывно мне помахав, она, улыбнувшись, присела на край заботливо постеленной скатерти, на которой стояли разнообразные яства. Неотрывно глядя в ее ярко-зеленые глаза, я продолжал "идти". Ее улыбка... ее губы... ее глаза... меня тянуло к ней словно магнитом, и мне это нравилось. Не было совершенно никакого желания противиться этому зову. Глупо улыбаясь, я "шел" все быстрее и быстрее, пока, наконец, не "побежал". Я чувствовал себя просто превосходно! Никакой боли в разорванном плече, переполнен силой и энергией, мысли мои совершенно чисты — я думал только о девушке, сидящей, казалось бы, прямо передо мной, однако я все "бежал" и "бежал", а она практически не приближалась.

Прямо передо мной возник Дженус, который тут же начал на меня вдохновенно орать. Слов, да и вообще звуков, я не слышал, но вот по его бешеному лицу и широко открывающемуся рту сразу понял, что меня наш Господь Бог совсем не благословляет. Скорее, наоборот. Впрочем, мне было абсолютно все равно, пусть хоть кипятком писает. Я хотел (желал, жаждал, стремился — нужное подчеркнуть) оказаться рядом с сидящей девушкой, если судить по ее внешности, зеленоглазой ведьмой. К моему удивлению, Дженус почти сразу исчез, причем с самым расстроенным видом. Покачав головой и махнув на меня рукой, он просто растаял в воздухе. Весь его вид говорил, что больше иметь дел с этим дураком (то есть со мной) он больше не желает. Естественно, на такое отношение к моей персоне я не мог не обратить внимания, даже перестал "бежать", остановился. Девушка, увидев, что я встал как вкопанный, поднялась на ноги и опять поманила меня к себе, указывая то на себя, то на скатерть с едой. Но ощущение спокойствия во мне почти полностью развеялось. Стали проявляться раздражительность, ожидание, даже злоба. Желание двигаться к девушке пропало начисто. Сразу же вспомнилась Солина, ее красота, которая ни в какое сравнение не шла с красотой зовущей меня девушки, последняя безоговорочно проигрывала едва ли не по всем статьям. Спрашивается, чего я к ней, как баран на бойню, бежал? Вслед за тем вспомнилось все, что произошло, и мгновенно появилась пара сопутствующих мыслишек. Если я ТАМ умер или умираю, то сейчас передо мной... Как бы в подтверждение моих мыслей лицо девушки исказила неистовая ярость. Сорвав венок с головы, она кинула его на землю, после чего стала стремительно меняться. Волосы из черных и пушистых стали белыми и уложенными, на лице появились следы макияжа; одежда тоже претерпела изменение. Теперь на ней было надето кроваво-красное платье с двумя большими вырезами по бокам и, наверное, немаленьким на спине (но это уже было просто предположение). Девушка щелкнула пальцами, и скатерть со всей находящейся на ней жратвой канула в неизвестность. Потом она посмотрела мне в лицо, и, хоть нас, вроде бы, разделяло порядочное расстояние, я видел ее глаза столь же отчетливо, как если бы она стояла в шаге от меня. Поэтому я мог с уверенностью сказать, что они были полны жуткой злобы на меня, от них исходила просто опаляющая ненависть — она жаждала моей крови. Все так же продолжая смотреть мне в глаза, она более чем недвусмысленно провела по горлу ногтем с явными следами маникюра. Я всегда отличался дебильной реакцией на пограничные ситуации. Вместо страха или каких-либо других подобающих ситуации чувств, которые были просто обязаны появиться, мной овладело любопытство. Спрашивается, чего я такого сделал этой особе, что она меня так сильно возненавидела? Из-за того же любопытства я подмечал абсолютно ненужные для меня детали, типа того же маникюра.

— Идиот!!! — рявкнул кто-то мне в ухо, да так, что я едва окончательно не скопытился.

Я мгновенно отпрыгнул в сторону (как ни странно, это получилось), развернувшись, увидел Дженуса и уже рявкнул сам:

— Придурок!!!

Хлоп! От оплеухи, прилетевшей откуда-то сбоку, меня едва не вырубило.

— Сволочь!!! — прозвенел женский голос.

Вновь отпрыгнув и развернувшись, на этот раз уставился на девушку в красном.

— Дура!!!

— Убью тварь! — прорычала она.

— Он не только сволочь, он еще и редкостный идиот, — деликатно высказался Дженус, но, увидев дьявольский огонек в глазах девушки, добавил: — Но убивать его все же не надо, еще успеется.

— А может, это с вами что-то не так, а? — потирая рукой щеку, произнес я. — Один гад, шантажист и просто урод редкостный, другая истеричка.

— Это кто здесь истеричка?!! — двинувшись в мою сторону, сквозь стиснутые зубы спросила девушка.

— А еще и дура, — отступая, невозмутимо добавил я. — Иначе бы не задавала такие глупые вопросы.

— Хранись, малец! — кинулась она на меня, но тут же была перехвачена Дженусом.

— Флема, успокойся.

— Я спокойна! — вырываясь из объятий Дженуса, крикнула она. — Я просто само спокойствие, вот только дай убить этого сопляка!

— Но-но! — почти искренне возмутился я. — У самой молоко на губах не обсохло... Или это не молоко? Случаем не секретарша нашего Господа Бога?

— Флема, — убийственно спокойно сказал Дженус, разжимая свои объятья, таким образом даруя девушке-истеричке свободу. — Забудь, что я сказал. Можешь убить его.

— С удовольствием! — отозвалась она, ее глаза как-то подозрительно и опасно блестели, хотелось бы верить, что из-за наворачивающихся на них слез, но я был уверен, что это не так. Согнув руки в локтях и направив их в мою сторону, она сделала движение пальцами, после чего в каждой из ее ладоней появились сгустки тьмы.

— За все те пятнадцать раз, что ты уходил от меня, — сказала она, кинув в меня первый сгусток тьмы, от которого я с легкостью увернулся.

— Пятнадцать? Врешь! Я помню... м-м-м... только семь... восемь... да, только восемь.

— А сколько раз ты был на волосок? — спросила она, кинув второй сгусток. Я уж, было, возликовал, что она хоть чуть-чуть остыла, но ее ладони вновь заполнились тьмой.

— А я почем знаю?! Много!

— Вот именно! — прошипела она, кидая третий сгусток, который едва не попал в меня.

Окружающее нас пространство изменилось. Мы были на ристалище, на точной копии арены Колизея, Дженус же, развалившись в кресле Цезаря, хрустел попкорном. Причем с пространством здесь происходила та же фигня, что и в предыдущей локации. Он сидел, казалось бы, очень далеко, но я его видел и слышал так, будто он находился от меня метрах в пяти. Хорошо, что этот же закон не распространялся на истеричку, а то и не знаю, чем бы мне это грозило, кроме, разумеется, примитивной смерти.