— Это так важно? — пой, птичка, не стыдись. Про рейтинги — запомним. Раньше не до того было.
— Конечно! — сверкнула глазищами, — Повышает слаженность в группе. Вот! — подняла руки на уровень груди и вертикальным углом согнула кисти почти касающихся пальцами ладоней. Одну вверх, другую вниз. — У нас с тобой вот так. Я — на спаде. Ты — на подъеме. Первая производная у нас одинаковая, но с разным знаком...
— А какие рейтинги у наших? — вскочила на ноги, задрала расставленные руки над головой, повела их на сближение, словно огибая невидимые волны, резко уронила до щиколоток, тоже почти на одном уровне, — Это у Ани и Пети. Шкала, как понимаешь, логарифмическая, — смутно вспоминаю математику. Кажется, это замена линейной, когда перемещение на одно деление увеличивает параметр не линейно, а в десять раз.
— Сейчас они стали маленькие, а раньше были — ого-го? — кивает, снова хмурится, — Поэтому, мы равные?
— Ты понял! — ни бельмеса, если честно. Когда же будет про их "равные права"? Надо бы подсказать...
— А почему одних "равноправных", на острове, сразу поубивали, а других "равноправных" нет?
— Во! — даже заулыбалась, — Права у всех были одни, а жизнь — очень разная и у каждого свои косяки, — странно на меня посмотрела, аж облизнулась, — Ты — мой первый в жизни большой косяк. Едва справилась.
— А у меня тоже есть косяки? — само-собой вырвалось, — Там, на острове, у всех уже были косяки. Так?
— Дима, — посмотрела чуть ли не жалобно, — ты, у себя, там, в армии уже отслужил?
— Как все, по призыву, срочную... А что не так?
— Дима, у нас тут СССР, понимаешь? — что за тон? — Ты фразу "проживал на временно оккупированной территории" от старших, в кино или в школе, слыхал?
— Конечно, так в анкетах писали, кто под немцами остался, не убежал, не эвакуировался или не ушел в партизаны... — екнуло в животе, — Я тут причем? Тогда СССР никуда не девался, отступил, потом вернулся.
— Он у нас никуда не девался, а к вам опять вернулся. Представь, что ты пишешь в анкете не "временно проживал на...", а "два года служил в оккупационной армии". Немцы, они тоже наших парней призывали...
— Ну, ты даешь! Да как можно это сравнивать?! — кончилось моё сиденье, сам подпрыгнул, — Шутишь?!
— Не-а... — мотает головой, мордашка печальная, — Хорошо ещё, что ты на контракт не согласился...
— Тогда б вы, в моем личном деле, написали "добровольно пошел служить в оккупационную армию"?
— Ага... — не фига себе придъявы, обидно, — Тогда какого вы мне голову морочили? "Равные права"...
— Дима, мы стараемся дать тебе равные права. Аня правду сказала. Раз пригласили, то обязаны их дать. Для этого тебе рейтинг накручиваем. Машина дурная, она за работу с угрозой для жизни всем палки ставит.
— Вижу... Трижды в день, вашими стараниями, без малого в собственные штаны делаю, — покраснела... — Не так? Я тоже уже на вашей "Скрипке" числюсь? — снова мотает головой, ну, и за это спасибо.
— Дима, мы тоже ошибаемся. Мы тоже учимся на ошибках, — интересная оговорочка, выходит она тут не случайно оказалась, а равноправная (тьфу, слово привязалось) участница проекта, — Остров — это ошибка.
— Не тех туда набрали? — на кровати мне сидеть расхотелось, повернул стул спинкой вперед и уселся на него верхом, — Надо было не "кто сам хотел" набирать, а "с чистыми анкетами"? А говорили, что ваш коммунизм — открыт для всех. Обман?
— Ошибка. Социологи хотели увидеть поведение крупной группы... ваших... Полагали, что грамотные современные люди сами поймут меру своей ответственности, — сделала круглые глаза, — Дима, они все до одного "Хартию" прочитали! — ухмылочка, — в отличие от тебя, да... Но они вообще не поверили, что это совершенно серьезно.
— Листик текста, как один универсальный закон, на все случаи жизни? — печально кивает, — Вы думали, что может быть наоборот?
— Ага... — гримасничает, — Мы с вами очень разные, оказывается. Они ведь не смогли использовать права. Не захотели, — растерянно поднимает взгляд, — Как это можно? Рядом людей бьют, а они купаются и загорают? Если бы каждый выстрелил хоть по одному разу... Да если бы тот военный поговорил с командиром отряда, а остальные его поддержали...
— Они долго этому учились... — натыкаюсь на непонимающий взгляд, — очень долго учились жрать в три горла на глазах у голодных, — внезапно ярко вспомнился расстрелянный юрист, — Они этому научились, — осекаюсь, — Оно всё было заранее запланировано? Захват острова и так далее?
— Мы предполагали, — пожимает плечами, — точно такое никто бы не предсказал.
— Значит, провокация? — гуманисты, три раза их об забор, о чужих людях они позаботились. "В жизни всегда есть место подвигу!" Дали возможность отличиться... получили трупы.
— Дима, хочешь скажу, о чем ты сейчас подумал? — опустила ноги на пол, уселась на покрывале, прямо напротив. Опять упустил момент, как обувь появилась, а ведь специально засекал, — Зачем оно нам надо?
— Есть такая мысль, — чего отпираться, — вы же всё равно сделаете по-своему, так как считаете верным. Зачем вам эти выкрутасы с чужими законами? Какое вам дело до наших буржуазных заморочек?
— Во! — торжествующе ткнула пальцем в потолок, — А попробуй представить, что Советский Союз един. Везде. Во времени и в пространстве. И ваши законы — начала наших законов, а наши — продолжение ваших.
— Толку в тех пыльных бумажках? Любой юрист, если его стволом не ткнуть, будет отрицать. Стоит ли трудиться, человека мучить? Издевательство получается... Тем более, вы сами по нашим законам не живете.
— Не-а... Всё наоборот! — оптимистка, ещё не видела, как юристы умеют черное сделать белым, — На войне побеждает тот, кто сумел разрушить замыслы противника. Про боевую пропаганду слышал? Кто вызвал у врага страх и чувство вины, тот его победил. Для деморализации противника полезны именно его законы. Вы же все на фильмах про войну воспитанные. Для вас красные, советские — свои. Подсознательно — свои. Не?
— Да плевали они на все законы, на словах и в жизни, — и чему она опять лыбится? Будто я пошутил...
— Дима-а-а, — капризно растянула моё имя, — ты меня, по нашему закону, развоплотишь? Имеешь право.
— Глупость какая. За что? За дурость? — лукаво сощурилась, словно кошка, потянулась всем телом.
— За неудачную попытку убийства, с отягчающими обстоятельствами, — и уставилась в упор, — Не шучу.
— Рука не поднимается, — достала уже, — Ну, захотела ты сама себе рейтинг обвалить и ладно. Проехали.
— Точно! — почти касается моей груди призрачным пальцем, — Поведенческий стереотип не позволит!
— Хочешь сказать, что подобный же глюк в воспитании помешает нашим полицаям по вам стрелять? Они приказы выполняют... любые приказы... за бап-пки.
— Он помешает отдать официальный письменный приказ это делать. По всей цепочке подчинения. У низовых сотрудников появится карт-бланш. Хочу — вижу и стреляю, хочу — не вижу в упор и прохожу мимо. Для оперативной работы достаточно. Скоро сам убедишься! — холодный комок прокатился по пищеводу.
— Не верю, это уже форменный Дикий Запад получится!
— Увидишь! Ещё сами с тобой знакомства искать будут, — тьфу, всю жизнь мечтал! — Свежий сапог сильной и справедливой власти холуям будет за тобой мерещиться. Еще не лизанный... Инстинкт у них такой. Мечтать будут, пускай эта новая власть из кожи вон лезет, снова всех просвещает и воспитывает.
— Без этого никак? — мало мне приключений на стороне, так и дома в проблемы втянут, — Что молчишь?
— Давай сначала кино досмотрим?
— Подожди! Сначала ответь мне на три вопроса, — с готовностью забирается на кровать и усаживается в центре. На моё, блин, на хозяйское место... Хлопает ресницами. Опять пай-девочка, вежливая и послушная. Ой, что-то не верю я этим блудливым глазенкам... и молчанию не верю. Точно — уже рот раскрывает. Ну?
— Дима, давай отгадаю? Первый вопрос: что будет с твоей копией? — угу, не в бровь, а в глаз. Киваю...
— Ничего с нею не будет. Она — твой резерв. Пополняемый. Просто богаче, на один сон... — мнется, — ну, после следующего сеанса перезаписи он, — неопределенно указывает рукой влево (там, что ли, электроника у них стоит? Да, кажется, в торце коридора, есть служебная дверь, с предупредительной табличкой) — будет считать, что я тебе приснилась, — и хихикает, мелкая, — А разговор, он... ты, будет считать настоящим...
— Так ведь он — это не я! Сама же сказала — самостоятельная личность. А как же ваши "равные права"?
— Дима, не путай! Разницу, между копией и живым сознанием, знаешь только ты сам. Для общества — разницы между вами нет, — многозначительная пауза, — Не путай коллектив с богом, который вкладывает и вынимает души. И себя с богом не путай. Ты атеист? — хороший вопрос. До последнего времени себя считал.
— Атеист, — радостно хлопает в ладоши.
— Вот видишь! Сам понимаешь, что никакой бессмертной души у человека нет, — прикусила губку, — У одиночки — нет. Родился, жил и умер. Зато есть общество. Вот оно, иногда, дает человеку бессмертие. В виде памяти, звука, изображения, записей полной памяти о нем. А без коллектива, любой индивидуум — тьфу!
— Тогда зачем? — снова чему-то радуется. Хорошая у неё улыбка, светлая, во все 32 зуба...
— Дима, у нас масса народа верит в бессмертную душу, в переселение душ, в реинкарнацию и прочее. Религия — личное дело каждого. Но, тогда получается, что одни считают себя бессмертными (пускай когда-нибудь), а других, не верующих — пылью на ветру. Какие же тогда "равные права"? Это нехорошо. Логично?
— Вроде как... — вспомнилось, как расколол когда-то Россию спор о двоеперстном и троеперстном сложении пальцев при молитве, а до того спор о христианстве и язычестве. А тут — покушение на главный символ веры. Кажется, до принятия христианства (религии рабов!) считалось, что у рабов вообше нет души.
— Не то слово! Так что, не грузись, прикинь, как наше "техническое бессмертие" смотрится со стороны.
— Со стороны— то оно нормально... — м-м-дя, приходится признать — "за чужой щекой зуб не болит".
— И всё! — словно точку поставила, — Бессмертие — это общественная технология, одиночке недоступная.
— Отказаться от вашего подарочка нельзя? — ну, вырвалось, чему ты лыбишься? — Раз по факту получил? — хотя, если вспомнить местное отношение к копирайту... Влип!
— Можно! Только спрашивать будут не у тебя, а у копии... — скорчила притворно-скорбную мину, глаза подняла к потолку, — после её посмертной активации. "Равные права"! Дима, ты нам тут нужен, понимаешь?
— А поговорить с самим собой я сейчас могу? — опять лыбится.
— Легко! Подходи к зеркалу и общайся. Разницы никакой. Я, если можно, послушаю... — в угол загнали?
— Рабовладельцы! — продолжая улыбаться, мотает головой. Хорошо ей, волосы укладываются сами...
— Мы никого не заставляем, только предлагаем! — угу, так, что от предложения невозможно отказаться.
— Были случаи, что отказывались? — делает круглые глаза.
— Не знаю! Ты первый спросил и вообще странно ситуацию понимаешь. Всем атеистам — положено.
— Но, статистики у вас ещё мало... — наконец-то поддел! Рот удивленно приоткрыла и замолкла.
А я что? А я, вот, данные сопоставил. Если копия — резерв, на случай утраты оригинала, то, судя по вольностям, которые девица себе позволяет и по её душевным метаниям, их технология бессмертия, пока — опытная или экспериментальная. Никто ничего толком не знает. Подтверждение? Проговорка Иры, о святой воде, которой её кропили... И про два года заточения в "Глубине"... Похоже — совсем нулевая разработка, свежак. Попы местные, вон, в ауте... И? По идее, с момента запуска симуляции, это уже другая отдельная личность, со своим набором воспоминаний. А, по их "Хартии", должна обладать всеми причитающимися "равными правами". Принудительная приостановка симуляции приравнивается к насилию... А стирание — к убийству. Единственное, рейтинг у копии наверняка нулевой. Время собственной "жизни" очень маленькое.
— Дима, ты сам подумай. Личность должна быть одна. Только таким манером достигается бессмертие. А если поступать иначе — получим почкование, — подумал... Не, не моё! Перспектива несколько напрягает...
— Значит, записывать информацию прямо в мозг, минуя органы чувств, вы не умеете? — кивает. Тэ-эк-с!
— Дима, с точки зрения теологии, почкование — бесовщина! — Да, для старых времен, аргумент. Зато для новых времен, если подумать — аварийный выход. Если возрастут вдруг людские потери... или же возникнет охота их избежать. Не более и не менее. Философия, дык. Стоп! Так вот почему тебя святой водой кропили!
— Но, вы всё равно почкуетесь? — покраснела, будто сказал что-то неприличное. Однако, не смутилась.
— Ты "по-большому" в туалет ходишь? — отрицать глупо, — что, можешь перестать? Например, не есть?
— Хочешь сказать, дублирование — это неизбежный бытовой элемент электронной жизни? — потупилась.
— Дима, у вас, своя физиология, у нас, "живущих" — своя. И медицина своя, — запнулась, — и выделения... Вы же стрижете волосы и ногти?
— При перемещениях, после перегона на новое место информационной матрицы, идет верификация? А потом, исходную копию стирают? Иначе, все ресурсы памяти скоро окажутся забиты резервными копиями?
— Ну, да... — поднимает глаза, — точнее, копия, уже ставшая резервной, стирает себя сама. Ну, как бы за собой прибирается. Что бы не замусоривать промежуточный носитель... Вроде как в унитазе воду спустить.
— А совмещать сознания и воспоминания нескольких электронных копий возможно? — язык мой враг...
— Ага! — чему-то обрадовалась, — ты догадался. Иногда — надо. Распараллелить задачу или ещё чего...
— Сунуть нос в дыру, из которой нет шансов вернуться живым? — пожимает плечами, типа, что такого?
— Мой двойник про эти заморочки уже знает?
— Узнает! Во время очередного обновления. От тебя... — ловко. И всё получится само собой. Хитрунья...
Хм... Действительно с зеркалом поболтать? Мысленно... Вот же народ устроился. Каждый отвечает за себя сам. Не-а... Вот как мы с нею решим, так и будет. Девица ещё за свои права яростно бьется... А вот моя копия, если ей обрисуют положение, скорее всего, нас из глубин памяти пошлет матом, высокими этажами. Потому как на такое вообще не подписывалась. Я бы послал. Оно мне самому надо? Душевная травма и так далее гарантированы, а удовольствия никакого... Вывод? Опять она меня уболтала... Копия должна остаться копией, пока жив оригинал (это я). И обновляться... А как оригинала не станет, будет ему заменой. Поэтому оригинал о копии знает (права), а копия, до активации, прав личности не имеет. Здравый смысл, дык... Что по этому поводу думает оригинал — никого кроме него не интересно, потому что "интересы общества выше".
— Дима, ты чему сейчас смеешься? — любопытная какая.
— Догадайся!
— Прикинул, как будешь почковаться, — мысли мои читает? — Я тоже этому смеялась, пока живая была...
— Извини, я не хотел... — да, так сказать, "с другой стороны экрана" — это уже не смешно, а привычно.
