— Первый раз такую пожарную машину вижу. Можно, как-нибудь, покататься? — в ответ фырканье.
— Хочешь себе? Обоснуй запрос — склепают, — представил это чудо на наших улицах, ужаснулся.
— Не! Просто, по приколу, порулить. Зачем она вообще такая? У нас, посередине — цистерна с водой.
— Под задачу. Анклавы и производства расположены редко. Отсюда назначение — быстро проехать 100-200 километров, по бездорожью, пробиться в самое пекло, забрать людей и уехать. Люди — дороже всего...
— А-а-а... Остальное пусть сгорит дотла? — бесхозяйственный здесь подход к тушению пожаров.
— Наше — само не горит. Если загорелось — авария или война. Надо не барахло тушить, а людей спасать.
— Поясни подробнее, — что за народ, всё у них делается наперекосяк.
— Мы вообще не строим зданий из горючих материалов... Горючей отделки избегаем... Поэтому, гореть может или содержимое складов с расходниками, — интересно у них речь переменилась, наши бы сказали с сырьем, — или трава и деревья вокруг объекта, — оживилась, пересела свободнее, будто вспомнила что-то, — в Африке эта техника себя хорошо показала, — пауза, — Пожар в буше видел? Во! В наше время эвакуацию проводят по воздуху, а колесные машины стали почти не нужны, — немного задумалась, — Не-а... я ошиблась. В районе Сахеля ещё похожие на неё остались. Меньше. Новее... Им там ещё бывает надо... У местных опять война.
— То есть, машина сделана скорее для езды через огонь, а не для тушения огня? — улыбнулась, как раньше.
— Почти. Тушить тоже можно. Что бы открыть проход в горящем здании, например. А так — да. Защита "от всего" эвакуационного отсека с людьми — основная задача, — победно ухиыляется, — я первая про "пожарку" вспомнила!
— Рабочая жидкость — углекислота? — по логике увиденного, должно быть так.
— Она! — ну, что сказать? Оригинально... — Смотри, как работает.
Так... Видеоклипы они тут тоже снимают. На экране — горящая земля. Волны огня катятся по высокой траве. Языки пламени то вздымаются к небу, то вместе с дымом стелятся по земле. Вместо звукового фона — тревожная мелодия. Симфония огня... Земля отодвигается, ровно настолько, что бы заметить прущую через пламя красную многоколесную тушу, окутанную клубами пара... Прямо по углям едет, в пекло... И ничего.
Кадр меняется. Вернее — фон... Низкие грозовые тучи, гнущиеся под ветром пальмы. Пена прибоя. На переднем плане почти такая же... тьфу, точнее, та самая, с заляпанной грязью кабиной, машина. Окутанная обаком пара, морозно стелящимся над коралловым песком. Покрытая изморозью. Грязная волна накатилась и откатилась, оставив на покрышке блескучую ледяную пленку. Следующая — протекла между колесами. Забурлила пеной, словно попала на раскаленную плиту... Хе... На глазах вокруг колес лед глыбами намерзает.
— Испарительная система охлаждения? — барышня, при разговоре о дипломном проекте, оживилась.
— Она! Капиллярная для корпуса и струйная, для покрышек... Правда, здорово? Раз — и прихватило. А то бы они с кольями мучились.
Так. Ещё один вопрос отпал. Как они эту здоровенную дуру на острове крепили? А никак не крепили. Пустили наружу чуток хладоагента (струйкой или не знаю куда ещй) и приморозили её, всеми колесами, к зыбкому песчаному грунту. Да и мокрый грунт попутно превратили в лед. Гы... Расточительно, но быстро. Как выражается наш коммерческий директор — креативное решение.
— А покойничков куда сунули? — и заранее съежился, в ожидании ответа. Ведь почти догадываюсь...
— Рядом сложили, на брезент. Пропустили в середину штабеля ящиков шланг подачи углекислоты и вторым полотнищем накрыли. Не к живым людям же их совать? — вопрос, интересный... и двусмысленный. В куче сухого льда, как в переносном лотке для мороженного, мертвецы эту бурю перенесли, как её и не было.
— К моменту, когда волны берег захлестнули, на брезент нарос ледяной купол, а внутри — сухой лед.
— Точно. К обеду следующему дня верхнее покрывало уже оттаяло, а тут и вы приехали... — логично.
— А кто же их так ловко упаковывал и складировал? — недоуменно пожимает плечами.
— Все! — вопрос не праздный. Наш народ покойников чаще всего боится до одури, даже рядом постоять.
— Коллектив воспитывает и дает пример. Ещё не заметил? — проклятый язык снова опережает мысль.
— Могли б не мучиться — ракам скормить, — сверкнула глазами, но сразу не ответила. Вдох-выдох...
— Мы им обещали равные права, значит — обязаны дать. Право на погребение есть у каждого человека, — явно засекла, не оборачиваясь (всё время забываю, что она не глазами на меня смотрит), мою скептическую физиономию. Добавила, — Те, в форме — были враги. Враги — не люди! С врагами не договариваются. Врагов убивают.
На экране скорбная церемония выглядит заполошным авралом. Море наступает, шторм усиливается. Четверо бывших экскортниц и двое пацанов, почти бегом, тянут самого последнего, судя по единственному откупоренному коробу, туриста. Девки — за руки и за ноги, парни с боков — за брючный ремень. Барышни закатывают глаза, морщатся, но стараются. Наверное, раньше визжали. Теперь выдохлись и попривыкли... и "среда засосала". Фух! Тушка исчезает в картонной глубине. Парни дергают тело ровнее. Накрывают живот усопшего полами расстегнутой куртки. Суют сверху барсетку и пластиковый пакет (не иначе — те самые носильные вещи, что сказано было иметь при себе). Всё? Поднатужившись, так же, вшестером, по команде, подтягивают ящик в крайний ряд.
Очередная смена кадра. Видно, что остров доживает в надводном положении последние минуты. Небо совсем черное. Гнущиеся от ветра фигурки ловят плещущий брезент, растягивают его поверх кучи коробок.. Несколько парней прыгают на покрывало сверху, наваливаются всем телом, давая остальным возможность закрепить края. Один сует под брезент серый гофрированный шланг. Есть! Экран застилают клубы пара... Сквозь его завесу несколько согнутых от ветра фигурок пробираются, по щиколотку в набегающей воде, к смутно видимой туше пожарной машины. Лезут по трапу в её носовую часть, прямо между лобовым остеклением. Новая волна заливает брезентовый холмик до середины. Бурлит пузырями холодного кипения, стынет на материале белой ледяной коркой. Успели, однако... Живых не бросили. Мертвых, гм... обиходили. Умеют! Тут, правда, тут напрашивается вопрос — что бы было в отсутствии техники? По пальмам бы их развесили?
— Своих, в поле, вы так же запросто хороните? — вспомнилось фото времен вьетнамской войны, где американцы, связав трупы джи-ай неряшливой гирляндой, везут их вертолетами, на внешней подвеске.
— После взрыва самоликвидатора хоронить почти нечего, — ой! Не хочу. Мне по фиг, потом пусть хоть кремируют, но, ещё при жизни (!), разлететься мелкими брызгами, от нательного заряда взрывчатки...
— Это обязательно? — мне, кстати, самоликвидатор не дали. Это плюс. Может он в машине? Это минус...
— А сам подумай, — беспечно мотает ногами, сидя на столе, ох и бодренькие здесь покойники, — если не? Хоронят, например — трусов, — вкорчила рожицу, — Хоронят тех, у кого тело относительно целое. У нас мало кто умирает в постели, вот их тоже хоронят, — гримаска, — По всякому... Обычно — пф-ф! — махнула руками...
— По ветру пепел развеиваете? Погребаете без могил? — глянула с интересом. А говорит, боится смерти.
— Кто как хочет. Обычно наши, — подчеркнула, — не любят, если их с помпой хоронят, — подчеркнула, — как ваших.
— А как они любят умирать? На бегу? В полете? — скривилась.
— Никак не любят. Прекращай издеваться. Кстати, хороший тон — говорить не "он умер", а "он не вернулся". Особенно, если молодой...
— Типа, "смерти нет"? — опять скривилась. Вот тебе, урок чужой этики. Они там как не русские стали.
— Дима, ты странный, — запнулась, — А! Это ж я не тебе рассказывала, — потупилась и вроде покраснела, — Короче, различают биологическое бессмертие и техническое бессмертие. Биологическое у нас очень давно...
— Тому, двойнику говорила? — кивает. Досадный конфуз... Эдак, того и гляди, сам к себе ревновать начну.
— Понимаешь, — останавливается, теребит прядку (ну, не могу я её воспринимат, как модель, живая), — в пионерых обществах, с большими человеческими потерями, обычно идет обеднение генофонда. Лучшие — гибнут первыми. Худшие — оставляют потомство. Через три поколения — наступает деградация. Через семь-десять поколений — катастрофическая пересборка или растворение в чужом социуме. Это называют — "отрицательный отбор". Наши, — замялась, — ну, ваши... самые первые, специально придумали, как сделать отбор "положительным".
— Это ж невозможно! — блин, о чем говорим? Хотя, знакомый отвоевавший Вторую Чеченскую, тоже утверждал, что философский диспут "за жизнь", на передовой — самое обычное дело, — Все народы, даже цивилизации, гибли от этого самого. От безвозвратной утечки "из оборота" лучшего человеческого материала.
— Невозможно на потолке спать — одеяло падает! — грубит или шутит?
— А как бороться? Воспитанием? Личным примером? Привлечением переселенцев? — кивает.
— Примером — тоже можно. Но лучше — прямым восстановлением потерь генофонда. "Враги приходят и уходят, а герои — накапливаются". Слышал?
— Клонируете геройски погибших?
— Фи, грубо! Возвращаем к жизни. Каждого, погибшего правильной смертью — оживляем. Генофонд сохраняется. Если человек правильно жил, он имеет право пожить. Заслужил. Он нужен обществу. Евгеника не гарантирует 100% качества, а это работает, — сконфуженно заканчивает, — Хороших людей вообще мало.
— Прямо сказка...
— Ага! Проект "Ворота Валгаллы", — что-то мне припоминается... Точно. Скандинавский эпос. Губа не дура! Товарищи, они конечно — товарищи, а замахнулись на божественные привилегии, в языческом стиле. Простенько и со вкусом.
По легендам, Валгалла представляет собой гигантский зал с крышей из позолоченных щитов, которые подпираются копьями. У этого зала 540 дверей и через каждую выйдут 800 воинов по зову бога Хэймдалла для последней битвы Рагнрок. Воины, обитающие в Валгалле, зовутся "эйн херии". Каждый день с утра они облачаются в доспехи и сражаются насмерть, а после воскресают и садятся за общий стол пировать. Едят они мясо вепря Сехримнира, которого забивают каждый день и каждый день он воскресает. Пьют же "эйн херии" мёд, которым доится специальная коза Хейдрун, стоящая в Валгалле и жующая листья Мирового Древа Иггдрасиль. А ночью — приходят прекрасные девы и ублажают воинов до утра... Мне такое — пока не светит. Прекрасные девы, на ночь глядя, мне то позвоночник правят, то лекции читают.
Глава 31.
День третий. Утро. Стационарная база СССР. Район Великих озер. Земля-2. Окрошка в прямом эфире.
Глава 32.
День третий. Вечер. Подмосковье. Земля-1. Гарант Конституции.
