Ирина обернулась на голос. Сергей стоял на пороге кухни и насторожённо смотрел на неё, словно ожидая, что она начнёт настаивать на чём-то, не слишком ему приятном.

"Дура! Серёжка, наверное, где-то в глубине сознания помнит, как тонул в реке, а я предлагаю ему... Идиотка!!!"

— Если не хочешь, то... — она постаралась беззаботно улыбнуться. — Сережа, никто тебя не будет заставлять делать что-то, что тебе не нравится.

Сергей заметно расслабился и, облегчённо вздохнув, смущённо сказал:

— Я чая хочу. Можно?

— Сережа! — Ирина всплеснула руками. — О чем ты спрашиваешь?! Ты же у себя дома! Включай чайник, наливай чай, бери варенье, конфеты, пирог — всё, чего тебе захочется! Или, может, ты хочешь, чтобы я за тобой поухаживала? — спросила она.

— Можно я сам?

— Ну конечно!

Иру обрадовало проснувшееся у мужа стремление к самостоятельности. Заглянувший на кухню Лешка заметил, какими счастливыми глазами она смотрит на отца, доставшего из шкафчика сначала свою кружку, а затем, после секундного раздумья, ее чашку.

— Ты будешь?

Ирина, просияв улыбкой, так радостно закивала головой, что Лешка понял — она не отказалась бы от предложенной чашки чая, даже если бы перед этим выпила полчайника. Он тихонько поскреб косяк, привлекая к себе внимание:

— Ксюша звонила, она меня ждет. Можно?..

— Конечно, конечно, — пробормотала Ирина, она, похоже, сейчас разрешила бы Лешке все, о чем бы тот ни попросил.

— Ксюша — это кто? — поинтересовался Сергей, глядя на захлопнувшуюся дверь.

— Лешина девушка, — улыбнулась Ирина и, видя лёгкое недоумение в глазах мужа, уточнила, — они дружат ещё со школы.

Говорить о том, что они не просто дружат, а собираются пожениться, Ирина не стала, решив не перегружать его информацией.

— Он такой большой, — пробормотал Сергей. — Сколько же ему лет?

— Девятнадцать.

— А мне? Наверное, я очень старый, раз у меня такой взрослый сын...

— Тебе тридцать девять! — Ира поразилась словам мужа. — Какая же это старость?! Для мужчины — самый расцвет!

Сергей безразлично пожал плечами, и по всему было видно, что Ирины слова ничего ему не сказали.

— А дочке сколько?

— Через неделю пять лет исполнится!

— Какая она?

— Вся в тебя, Серёжа.

До самой ночи Ирина показывала мужу не только фотографии дочки, многие из которых он уже видел, но и видео. Сергей с жадным вниманием смотрел на экран ноутбука и не мог оторваться от него.

— Когда я ее увижу? — несколько раз спросил он.

— В следующие выходные, — пообещала Ирина, — тебя так же отпустят из клиники, и мы все вместе поедем на дачу.

* * *

Вся следующая неделя, как и предыдущая, прошла в обследованиях, которые, как казалось Сергею, никогда не закончатся. Томский терпеливо переносил их, не протестуя, но все заметили, что прежняя апатия пациента исчезла, он даже досадливо хмурился временами, когда ему в десятый раз приходилось выполнять одно и то же действие или проходить какой-либо тест. Врачи удивлялись тому, как быстро Сергей усваивал метод решения — не без труда находя его с первого раза, он с легкостью расправлялся с аналогичными, но намного более сложными заданиями. Только с чтением никак не получалось справиться — выучив за один день все буквы, Сергей никак не мог освоить процесс их соединения в одно слово. Два дня он безуспешно старался научиться читать и сам, и с помощью врача, и с Ириной помощью, а потом наотрез отказался продолжать попытки.

— Устал? — озабоченно поинтересовалась Ирина в среду вечером, когда муж выглядел особенно утомленным.

Сергей кивнул и прикрыл глаза, устроившись на самом краю парковой скамейки.

— Что со мной ни делают, как ни лечат, все бесполезно, я ничего не могу вспомнить.

— А как, Сережа, тебя лечат? — забеспокоилась Ирина. — Какие-то новые таблетки стали давать?

— Нет, теперь мне уколы ставят, — вздохнул Сергей. — Утром просто кольнут несколько раз — и все, можно идти, а днем втыкают много-много иголок и в руки, и в шею, и даже в голову и оставляют их там надолго.

— Больно?

— Нет, не очень, но нужно долго лежать, совсем не двигаясь. Тяжело, потому что хочется спать, а нельзя.

— Потерпи, Сережа, — Ира ласково прикоснулась к его плечу, — может, это и не очень приятная процедура, но она дает хорошие результаты. Когда Вадим сломал позвоночник, то он до курса иголок не мог даже голову повернуть без боли.

Сергей пожал плечами:

— Я не чувствую никаких изменений.

— Нужно раз десять иголки поставить, чтобы почувствовать перемены.

Ирина, припомнив рассказы Светланы о том, как реагировал на сеансы иглорефлексотерапии Вадим, приготовилась к долгим уговорам, но муж неожиданно легко согласился с ней:

— Ладно, я потерплю, был бы только результат.

— Обязательно будет!

"Обязательно будет, — думала Ирина, ожидая на следующий день около кабинета завотделением, когда Шарипов сможет поговорить с ней. — Уже есть! Сережка абсолютно здраво рассуждает, свободно говорит, эмоции стали естественными, он их не боится, а то, что не может освоить чтение — так это сейчас не самое главное. Сейчас нужно восстановить память. Может, это все-таки последствия травмы и нужна операция? Об этом спросить в первую очередь... А что еще?.." Она вытащила из кармана блокнот и ручку и стала составлять список вопросов, которые хотела задать Шарипову.

Фарид Сулейманович внимательно выслушал Иру и слегка покачал головой:

— Не знаю, Ирина Владиславовна, разочарую вас или обрадую. Мы провели все доступные нам исследования и не выявили никаких поражений ни самого головного мозга, ни питающих его сосудов. Шрам огромный, но удар был поверхностным, постадали только мягкие ткани, кости черепа остались целы. Никаких следов гематом, которые могли образоваться при ударе, мы тоже не нашли. — Врач заметил выжидающий взгляд Ирины. — Не буду вдаваться в долгие объяснения и морочить вам голову медицинскими терминами, скажу просто — мы не знаем, чем вызвана потеря памяти, и не знаем, каким воздействием её можно было бы вернуть. Я связался с врачом Липовской больницы, куда доставили Сергея Алексеевича, и он рассказал мне много любопытного. Если бы были разрушены все связи коры головного мозга, которые — насколько мы себе представляем — отвечают за высшую нервную деятельность, и стерта вся информация, то Сергей Алексеевич превратился бы в подобие Маугли. Ничего подобного не произошло, память стерта или, скорее, заблокирована очень своеобразно: полная потеря своего "я", утрачена способность говорить и понимать человеческую речь, но при этом — сохранность бытовых, если можно так выразиться, навыков.

— Что вы имеете в виду?

— Сергея Алексеевича не пришлось учить одеваться, пить из кружки, обращаться со столовыми приборами, пользоваться туалетом, в конце концов. Речь, пусть не в полном объеме, восстановилась достаточно быстро, особенно если учесть, что ни в больнице, ни в интернате не было соответствующих условий и профильных специалистов. За прошедшие же две недели, на наших с вами глазах, изменения произошли просто поразительные, их я связываю даже не с уменьшением дозировки ряда прежних препаратов и назначением ноотропов, а с переменой обстановки — после выходных, которые Сергей Алексеевич провел дома, произошел качественный скачок, мозг впитывает информацию, как губка воду, и моментально усваивает ее.

— Но память не восстанавливается, — Ирина печально вздохнула, — и вы говорите, что не знаете, что можно сделать, чтобы вернуть ее.

— Я говорю только, что никакое оперативное вмешательство не нужно, для него нет оснований. Потеря памяти произошла не из-за травмы или сосудистой патологии, — врач помолчал и осторожно добавил: — Я бы посоветовал применить гипноз. Уверенности в успехе у меня нет, но стоило бы попробовать, потому что я подозреваю, что амнезия могла быть вызвана подобным вмешательством. Судите сами, какая вырисовывается картина: Сергей Алексеевич исчез на три года, исчез довольно загадочным образом, потом его находят, но он ничего не может рассказать о том, что с ним произошло. Не это ли было целью вмешательства в его разум?

— Но Сергей не помнит вообще ничего, а не только этот период! Он забыл даже кто он такой, как его зовут!

— Возможно, перестарались...

— Кто?!

— Этого мы не знаем и, скорее всего, не узнаем никогда, а предположения можно выдвигать самые разные, вплоть до ненаучной фантастики. Не хочу вас пугать, но обычно, когда есть ненужный свидетель и его хотят заставить молчать, то применяют самый простой и эффективный способ. — Ирина вскинула на него переполнившиеся ужасом глаза. — Да, вы правильно поняли, я имею в виду именно это. Здесь так не поступили, поэтому я и говорю, что перестарались.

— И что же дальше делать?

— Ждать, Ирина Владиславовна, пока мы должны немного подождать. Может быть, хотя, честно скажу, надежды на это мало, в домашней обстановке память проснется сама собой. Побольше общения с Сергеем Алексеевичем, фотографии, видеозаписи, все, что у вас есть, пускайте в дело, но постарайтесь не перегружать нервную систему и, если заметите признаки усталости, рассеянности или, наоборот, возбуждения или раздражительность, то сразу прекращайте разговор или переводите его на нейтральную тему.

— А гипноз, о котором вы говорили?

— Это мы попробуем чуть позднее, возможно, после операции на руке. Кстати, когда Олег Михайлович хотел этим заняться?

— Недели через две. Он хотел, чтобы Сергей немного окреп физически, да и в отношении всех этих нарушений, — Ирина дотронулась до своей головы, — чтобы хоть что-нибудь прояснилось.

— Так, — Шарипов что-то черкнул в перекидном календаре, — в начале недели нужно будет пообщаться с Худяковым, а пока, — врач улыбнулся, — как в прошлые выходные, можете забирать супруга домой.

— Вот насчет выходных я и хотела с вами посоветоваться, — Ирина чуть заметно вздохнула. — Дочке в субботу пять лет исполняется, она сейчас на даче с моими родителями и ждет не дождется, когда встретится с папой. Как вы думаете, не будет ли для Сергея слишком большой нагрузкой, если мы туда поедем? Или лучше Свету в город привезти, чтобы она отца увидела?

— Она знает, что он нашелся? Кто-то ей сказал?

— В том-то и дело, что никто ничего не говорил, но она уже полгода ждет этой встречи в полной уверенности, что папа приедет к ней на день рождения. Откуда что взялось — никто не знает, никогда при ней такие разговоры не велись.

— А Сергей Алексеевич хочет дочку увидеть?

Ирина молча кивнула головой, вспомнив, как загорались глаза Сергея, когда он смотрел на Светлашкины фотографии.

— Дача у вас далеко?

— Нет, не очень, в Сухом Логу. Даже если с пробками — полтора часа на машине.

— Ваш муж там бывал раньше?

— Да, и не один раз.

— Там будет еще кто-то, кого Сергей Алексеевич за эти две недели не видел?

— Мои родители, и дочка Медведевых — Иринка.

— Знаю я эту егозу, — улыбнулся врач. — А кто еще?

— Может быть, в субботу жена Максима — моего брата — приедет, точно не знаю.

— Это вашего брата я видел, когда вы приезжали за мужем в прошлую пятницу? Я тогда заметил, как внимательно он наблюдает за каждым движением Сергея Алексеевича.

— Максим, — Ирина досадливо поморщилась, — не только сам Сергея караулит, следит за ним, как кошка за мышью, он готов, по-моему, роту ОМОНа по тревоге поднять — все ему что-то мерещится. Он думает, что Сергей ничего не замечает или не понимает, а я не могу его убедить, что никакой агрессии со стороны мужа в отношении меня или детей быть не может. Я это чувствую!

— Береженого бог бережет, — покачал головой Шарипов. — Я думаю, что вам можно поехать на дачу, нечего дочку по такой жаре везти в асфальтово-бетонный ад, да и супругу вашему это, скорее всего, пойдет на пользу.

* * *

— Папа?

Светлашка увидела рядом с мамой дядю Максима, Лешку и еще кого-то, очень похожего на брата. Ни бабушка, ни дед не успели ей ответить, как она повторила с замиранием в голосе:

— Папа...

Она столько раз видела его на фотографии и столько ждала его приезда, что сейчас просто не могла сомневаться.

— Папа!!!

Оглушительный ликующий вопль пронесся по окрестностям. Направившийся к багажнику Максим даже споткнулся и потряс головой:

— Я давно говорю, что маленьких девочек можно использовать как оружие массового поражения. Парочки вполне хватит, чтобы остановить толпу футбольных фанатов или прекратить массовые беспорядки. Акустическое оружие — вот как это называется.

Он шутил, чтобы сбить поднимавшуюся в душе горечь. Его самого никто никогда так не назовет, не кинется к нему радостно, не замечая ничего и никого вокруг, так, как сейчас летела через весь двор к отцу племянница.

— Папа?!

Светлашка только сейчас заметила плотную повязку на левой руке отца, которая практически не давала согнуть или повернуть ее. Девчушка резко затормозила всего в нескольких шагах и осторожно, чтобы не толкнуть, приблизилась. Сергей присел, подхватил дочку здоровой рукой и выпрямился.

— Здравствуй, маленькая! — очень тихо сказал он и улыбнулся почти как раньше. — С днем рождения!

Любому, кто посмел бы ее так назвать, Светлашка устроила бы скандал, но сейчас она не обратила на это внимания, крепко обняла отца за шею и ответила:

— Здравствуй, папа! Наконец-то ты приехал.

* * *

Две недели назад жизнь вдруг сбилась с наезженной колеи: его забрали из интерната и привезли домой, появились имя, семья, люди, которые называли себя его друзьями и знакомыми. Сначала мозг с трудом воспринимал перемены, количество информации явно превышало тот объем, который мог усвоить, и наиболее комфортно он чувствовал себя в одиночестве или когда рядом находилась невысокая темноволосая женщина — его жена. Ира, Ирина — это имя так же, как и лицо, ничего не пробудило в памяти, но от нее исходило доброе тепло, которое Сергей — как хорошо, что настоящее имя оказалось таким же, как то, что ему дали в больнице, и не нужно было привыкать к другому! — ощущал даже на расстоянии, а ласковое прикосновение руки успокаивало лучше любых таблеток. Но вот ее взгляд порой приводил в смятение, потому что в нем то и дело проскальзывала тревога, а иногда и испуг. Тогда он сам пугался того, что мог что-то сделать или сказать неправильно. В прежней больнице за такое ругали и могли наказать: дать горькое лекарство или поставить укол, после которого болела голова и все время хотелось спать. В новой больнице, клинике, как ее все называли, он вроде бы повода для недовольства не давал, а вот дома... Ира иногда из-за чего-то расстраивалась до слез, которые всеми способами старалась скрыть, но не говорила, что произошло.

Он пробовал довериться своему чутью, которое иногда подсказывало, что нужно делать, как будет правильно. Но это чутье срабатывало не всегда, потому что для него не хватало... И вот тут Сергей вставал в тупик, стараясь понять, чего именно. Где-то в глубине подсознания появлялось странное предупреждение: резерв исчерпан. Резерв, как он догадался, это запас. Запас чего? Когда он пытался объяснить проблему Ирине, она предлагала или отдохнуть, или поесть, но это не помогало, чувство странной пустоты не проходило. Значит, думал Сергей, не хватает чего-то другого, чему он не может подобрать определения, возможно, не знает такого слова.