— А мне ни от кого другого и не нужно, — решив поставить на этом точку, Света холодно попрощалась с Оксаной, пообещав себе никогда больше не делиться с ней ничем сокровенным.

Спокойствие покинуло Светлану, как только дверь Оксаниной квартиры захлопнулась за ее спиной. "Она права! — молодую женщину кинуло в озноб, ноги на секунду ослабели, и два пролета она спускалась по лестнице, крепко вцепившись в перила и едва сдерживая слезы досады. — Права! Видит меня насквозь! И не нужно ей ничего — ни хрустальных шаров, ни плавленого воска, ни медитации. Ничего! А мне, в первую очередь, нужна смелость, чтобы заглянуть в себя. Прямо сейчас, я еще успею до того, как Саша приедет. И я сделаю это, я смогу. Только сначала нужно успокоиться, иначе ничего не выйдет! И нужно усилить защиту, потому что я почти не сопротивлялась Оксане, она крутила мной, как девчонкой, что говорила мне, то я и делала".

Так Света уговаривала себя и когда быстрым шагом, почти бегом, шла к остановке служебного автобуса, и когда ехала в нем до института. Других пассажиров в автобусе не было, но сосредоточиться никак не удавалось, что-то как заноза мешало ей. Возможно, последние фразы Оксаны, даже не столько слова, сколько интонация, с которой они были сказаны. И взгляд. Понимающий, сочувствующий и одновременно довольный, почти торжествующий взгляд победителя. Светлана перебирала каждую минуту сегодняшней встречи, вспоминала каждое слово, каждое движение и свое, и Оксаны и ничего не могла понять.

"Нужно успокоиться и сосредоточиться. Нужно, чтобы ничего не мешало, — как мантру повторяла Светлана, торопливо поднимаясь по лестнице в комнату, отданную ей для занятий йогой. — Да, чтобы ничего не мешало. Совсем ничего. Чтобы поставить барьер, сначала все барьеры нужно убрать". В комнату она забежала, на ходу сбросив обувь и стянув через голову сарафан, не глядя, бросила его в угол и словно споткнулась, обнаружив, что больше ничего она с себя при всем желании снять не сможет — белье осталось у Оксаны. Занявшись препарированием недавних событий, она настолько погрузилась в себя, что даже не заметила отсутствия микроскопической, но достаточно важной детали одежды.

"Вот она — заноза. Перетрусила так, что про трусы забыла! Ну да ладно!" — паниковать из-за своей оплошности Света не стала и, тут же выбросив из головы это в некотором роде анекдотическое открытие, одним плавным движением сначала опустилась на колени, а затем села пятки, расслабленно положив ладони на колени и не обращая внимания на то, что замок не защелкнулся и дверь осталась приоткрытой.

Шаг за шагом она брала под контроль дыхание и пульс и все глубже погружалась в состояние измененного сознания, стараясь в деталях разглядеть узор своей энергетической оболочки. Увидеть его у других Светлане не доставляло никакого труда, а свой собственный всегда расплывался, не давая увидеть ясную картину. Вот и сейчас вместо четких линий энергетических каналов перед ее внутренним взором появились бесформенные, хаотично перемешанные пятна и полосы. Оксана была абсолютно права — чистый зеленый цвет встречался редко, основной тон казался скорее желтым, что, в общем, было близко к норме, если бы не прорехи темно-серого и черного цвета, через которые терялась энергия. И когда Светлана наложила эту цветовую карту на свое тело, самая большая прореха, бесформенная, с отростками, растопыренными в разные стороны, похожая то ли на амебу, то на осьминога, оказалась в нижней части живота. Света поняла, что не сможет закрыть это зияющее отверстие сейчас, для этого потребовалось бы огромное количество энергии, которого нужно копить не день и не два. Можно было запереть энергию внутри оболочки, заблокировав, как у Антона, соответствующие меридианы, но этот способ Светлана отвергла сразу — она должна помогать людям, делясь при этом своей. "Значит, нужно создать резерв и какое-то время ничего не тратить, а потом переправить его на починку", — решила Света и тут же поняла, что главная проблема заключается в том, чтобы не дать этому резерву самопроизвольно разрушиться, вытечь в одну из прорех. И тут, словно услышав ее опасения, черная клякса внизу живота запульсировала и выпустила два длинных отростка.

"Ах, так? Получи!" — жалея, что сейчас не ночь и на небе нет полной Луны, Светлана представила, как черпает силу из воздуха, из окружающего пространства, в первую очередь — из лиственницы, которая пошла на доски пола, и направляет ее внутрь себя, стараясь гармонизировать структуру и разноцветье своей энергетической оболочки. Чем-то этот процесс походил на игру в "Тетрис" — создать сгусток зеленого цвета и двигать его к прорехе, стараясь закрыть ее. Примерно таким же образом Света латала энергетическую оболочку Антона, но сделать это для себя оказалось намного сложнее. Сгустки получались небольшие и юркие, как шарики ртути, подогнать такой к отверстию удавалось далеко не сразу, но зато, когда он достигал цели, то приклеивался к краю, уменьшая прореху. То, что цвет заплатки почти пропадал, становясь неразличимо-блеклым, Светлану не беспокоило — главное закрыть дыру, уплотнить новый участок, цвет со временем восстановится сам собой и не страшно, если он будет не зеленым, а желтым или оранжевым. Она настолько углубилась в этот кропотливый процесс, что сознание не отметило, как кто-то заглянул в приоткрытую дверь и тут же шагнул назад.

С того дня, как по институту разнеслась невероятная новость, что нашелся Томский, Алексей Суворов не находил себе места от беспокойства. С одной стороны, он не мог не радоваться за Ирину, потому что видел, как она любит мужа и как ее преобразили сияющие глаза и счастливая улыбка. Но, с другой стороны, в бочке меда была существенная примесь дегтя. Алексей не считал сложившуюся ситуацию крушением своих надежд, потому что надежд-то никаких не было, чего-то бОльшего, чем двусмысленные подколки, он никогда себе не позволял, потому что знал — этого "бОльшего" Ира не хочет. Не только от него, но и вообще ни от кого. Дружба — да, настоящая, крепкая дружба, на которую, говорят, женщины не способны, но Ирину Лекс, и не только он, считал особенной женщиной, к ней нельзя было подходить с обычными мерками. Однако сейчас, зная о состоянии Сергея немного больше других и отчасти разделяя опасения Максима, Олега и завотделением нейротравмы Шарипова, он беспокоился о ней, как беспокоился бы о слабой и беспомощной женщине. Спросить Иру напрямую о состоянии психики мужа, Алексей не решался, зная, как болезненно она реагирует на намеки и неосторожно сказанные слова. И еще он понимал, что Ирина сейчас, скорее всего, необъективно воспринимает все, что связано с Сергеем, счастье буквально ослепляет ее, преувеличивая достижения мужа и сглаживая возможные промахи и неудачи.

Поразмыслив, Лекс решил получить подробную консультацию у Светланы, узнать ее всестороннее мнение, потому что она общалась с Сергеем и в обычной жизни, и в клинике, когда проводила диагностику его состояния своими методами. На рабочем месте Алексей Свету не застал и, сориентированный кадровиком, отправился по необычно пустым коридорам в центр психологической разгрузки, который состоял из маленькой раздевалки с душевой кабиной в углу и двух больших комнат — для занятий йогой, пустой, с голыми стенами и дощатым некрашеным полом и, отдельно, для релаксации с удобной мягкой мебелью, небольшим садом камней и картинами Медведева вперемежку с фотографиями Сергея Томского. Лекс подумал, что ему повезло — там будет легче завести доверительный разговор, убедить Светлану, что им двигает не досужее любопытство, а беспокойство за дорогих ему людей.

В комнате для релаксации было тихо и пусто, только небольшой сквознячок перемешивал воздух, наполняя его слабым ароматом корицы, палочки которой лежали на низком столике в углу комнаты. В раздевалке тоже никого не было, только на полу валялись легкие женские туфли, явно сброшенные на ходу. Заметив их и не увидев Сашкиной одежды, Алексей обрадовался, что сможет поговорить со Светланой наедине или хотя бы ему никто не помешает начать непростой разговор.

Дверь в комнату, где обычно проходили занятия, была слегка приоткрыта, и Лекс, готовя первую фразу, приветствие, переплетенное с тонким, но не лишенным пикантности комплиментом, какие нравятся красивым и умным женщинам, заглянул внутрь.

И застыл.

И, не сказав ни слова, стараясь не шуметь и даже не дышать, вернулся в раздевалку. И снова застыл, хотя очень хотелось снова сделать всего один шаг и на мгновение заглянуть в комнату, чтобы убедиться — глаза не обманули его, он действительно только что видел прекрасную обнаженную женщину, погруженную в глубокую медитацию, настолько отстраненную от реальности, что нагота стала абсолютно асексуальной. Но, боясь помешать, он не сделал этого, лишь осторожно опустился на деревянную скамью с намерением прогнать любого, кто сунется в раздевалку, разыскивая Светлану .

Охраняя ее, Алексей невольно припомнил то немногое, что когда-либо слышал и читал о так называемой голой йоге: что это лучший метод расслабления, который помогает забыть проблемы и страхи, обрести идеальный баланс, потому что обнаженный человек находится в гармонии с самим собой и самой природой, а положительная энергия притягивается к нему быстрее и сильнее.

Что ж, с этими постулатами он был вполне согласен, вот только в разговорах ни с Меньшиковым, ни с Зориным, ни с Ирой, ни с самой Светланой никто ни разу не упомянул о такой практике. Однако это было вполне объяснимо — слишком нетрадиционными могли показаться большинству такие занятия, а уж как отнесся бы к ним Медведев... Значит, случилось что-то из ряда вон выходящее, если медитация Светлане понадобилась так срочно, что она не смогла отложить это до возвращения домой. Или все намного проще — ничего не произошло, она просто готовится к приходу Меньшикова, к занятиям с ним, они давно на пАру практикуют голую йогу, просто не распространяются об этом. В любом случае, он пришел некстати и теперь нужно решить: тихо уйти, чтобы его никто не заметил, или же дождаться Александра, чтобы действительно никто другой, как он сам, не вломился не вовремя.

Лекс не только не успел сообразить, что лучше, он даже не додумал до конца эту мысль, как в раздевалку заглянул Меньшиков. Сашка не без удивления воззрился на авиатехника, но не успел сказать ни слова, как Суворов подхватил его под локоть и, стараясь не шуметь, потянул в коридор.

— Светлана медитирует. Не мешай ей, — шепотом, осторожно прикрыв за собой дверь, объяснил он свои действия.

Меньшиков согласно кивнул:

— Приду минут через пятнадцать.

Алексей на цыпочках вернулся в раздевалку и почти сразу же услышал голос Светланы:

— Ты зря прогнал Сашу, я уже закончила.

— Можно к тебе? Не помешаю? — Лекс все-таки решился на разговор, ради которого пришел, подумав, что пятнадцати минут должно хватить.

— Нет, конечно, — раздалось из-за двери.

Светлана сидела в той же позе, только глаза были открыты. Суворову показалось, что веки слегка припухли от слез, но, увидев его, Света слегка улыбнулась, не показав какого-либо смущения или неудовольствия:

— Ты о чем-то хотел поговорить со мной? Что-то случилось?

Лекс кивнул, не в силах отвести взгляд от обнаженного тела молодой женщины, и пробормотал еле слышно: "Божественно, сногсшибательно, безумно красива!" А затем уже в полный голос сказал:

— Для начала я хотел бы спросить у тебя — что случилось?

— Ничего особенного, — с деланной небрежностью, не поменяв позы и словно забыв о своей наготе, ответила Света, — сегодня я всего лишь получила подтверждение тому, что и сама знала, но боялась в этом признаться. Себе признаться, понимаешь, себе, а не кому-то другому.

Суворов понимающе улыбнулся:

— Это, чаще всего, самое сложное. И еще близкому человеку. Чем ближе — тем сложнее.

— Чужому проще, — согласилась Светлана и встретилась глазами с Алексеем. — Я вампир, энергетический вампир. Причем по отношению к собственному мужу. Я тяну из него энергию, когда занимаюсь с ним сексом, и чем дальше, тем большая доза мне нужна, иначе я болею. Вот... — подытожила она и грустно добавила: — Наркоманкой стала.

— Давай по порядку, — нахмурившись, заявил Лекс и, усевшись на пол рядом со Светой, начал расспрашивать ее, как заправский врач: — Как эта зависимость проявляется? Когда ты ее почувствовала? С чем связываешь?

На какие-то вопросы Светлана отвечала с легкостью, иногда задумывалась, потому что ей не приходило в голову связать свою зависимость с фазами Луны, погодой и еще многими факторами, о которых допытывался Алексей. Но, чувствуя его искреннее желание досконально во всем разобраться и помочь, отвечала откровенно, без стеснения, как если бы действительно разговаривала с врачом. Рассказала и про Оксану, про ее диагностику и советы, и про дыры в своей энергетической оболочке, и про то, что за час глубокой медитации удалось закрыть только одну небольшую прореху, а остальные так и остались зиять.

По поводу Оксаны Лекс высказался категорично:

— Дура она, твоя Оксана. И ведьма, во всех смыслах этого слова. Меньше слушай ее, здоровее будешь.

— Но она ведь права, — вздохнула Света, — сказала все, как оно есть на самом деле. Я же говорю, что сама все это знала, но боялась этого знания.

— Вот, значит, и слушай сама себя! Всем ведь говоришь эту формулу — слушай меня, слушай себя, — не зло передразнил Светлану Алексей и посоветовал: — Еще меня можешь слушать. Я сильный белый шаман, — с завываниями добавил он и вдруг задумчиво сказал: — Кстати, пожалуй, сегодня я вполне потяну не только посмотреть тебя, но и попробовать закрыть, хотя бы частично.

— Правда? — обрадовалась Света.

— Попробую, — повторил Лекс и рассмеялся немного принужденно: — Чуть не попросил раздеться...

— Это уже явно излишнее требование, — поддержала шутку Светлана и по-деловому поинтересовалась: — Мне как: лечь, встать, сесть как-то по-другому?

— Если тебе комфортно в этой асане, то можешь в ней и оставаться. Мне без разницы. Совсем я эти дыры не закрою, конечно, и привязку не сниму, но тебе будет, хотя бы на какое-то время, чуть легче. Да, насчет привязки... К мужу-то привязка чем плоха? Она же обоюдная — тебе без него плохо, а ему без тебя, — Алексей усмехнулся. — Я так думаю, что у него вообще ни на одну женщину вставать не должно, так что радоваться этой привязке нужно, а ты в слезы кинулась, когда про вампира услыхала. Умная ведь женщина, а всяким глупостям веришь. Вот возьму — и Иру на тебя натравлю, пусть она твои мозги промоет.

— Ей сейчас не до этого, — заметила Светлана. — Сергей вернулся — и она сейчас вся в нем.

Суворов обрадовался, что разговор сам свернул на нужную ему тему.

— И как он? В порядке? Я имею в виду голову, как она работает, — осторожно уточнил он.

— Травматическая амнезия, повышенный уровень тревожности, видимо, связанный с ней, — Света назвала известный всем диагноз, но то, что она сказала потом, немного умерило тревогу Алексея: — Но помимо этого — абсолютная адекватность во всем; как отменили тяжелые таблетки, сразу прошла заторможенность, появились живой интерес к окружающему миру, общительность, какой, пожалуй, раньше и не было. А вот злобы, раздражительности, тем более агрессии нет и в помине, если тебя это беспокоит, даже Макс признался, что был неправ.