— Я с тобой.
— Нельзя нам обоим исчезать с княжьего двора. Могут неправильно понять древляне. А на мой отъезд скажешь княжичу, что я поехал на розыски Люта.
— Но я лес знаю лучше тебя.
— Это тебе так кажется, Ватажка. Я с лесом и его жителями разговаривать умею, а следы читать, ты сам знаешь, со мной даже охотники не сравнятся. И я уже побывал в этом лесу.
— Ты, я вижу, всё продумал. Хорошо, мешать не стану, но когда вернешься, первому мне всё расскажешь, чтобы ты там не разузнал, понял.
— А то, как же. Не сумлевайся.
— Будя, не юли, меня плохое предчувствие всё более охватывает. Ну да ладно, седлай своего конька да в добрый путь.
Меня не нужно было уговаривать. Я быстро взнуздал своего Ворона и выехал в предрассветные сумерки. Городские ворота мне стража приоткрыла без базара, видно уже была предупреждена о моем отъезде.
Выехав за город, я невольно посмотрел на чистое звездное небо, которое уже начинало бледнеть под наступающим рассветом. Тумана не было. Вдали чернела громада леса. До него мы с Вороном доскакали быстро, но в лес вступили шагом. Лес сразу наполнился звуками, которые можно было расшифровать однозначно, как предупреждение его обитателям: 'У нас — чужаки! Будьте внимательны и осторожны!'
Удивительно, я всегда думал, что августовский лес — это организм, готовящийся ко сну.
Как оказалось, — это было совсем не так. Все только начали готовиться к зиме, собираясь благополучно пережить злое и голодное зимнее время. Поэтому наше с Вороном появление, даже столь ранее, не осталось не замеченным. После бурного обмена информацией, бодрствующие жители леса затихли, и стали внимательно приглядываться к нам. Я постарался не обращать внимания на столь пышный прием, а сосредоточиться на поиске и вызове лесных хозяев.
Те не заставили себя долго искать, может быть, они и предвидели моё появление. Во всяком случае, я заметил, что в лесу мы с Вороном не одни, раньше, чем ожидал. Причем все остальные обитатели лесного мира куда-то исчезли, или притаились. За мной наблюдало несколько пар глаз, которые, я чувствовал, не принадлежат животному миру. Эти взгляды ощущались моей кожей, действовали на нервы, пытались сканировать мой мозг. В попытках проникнуть в мою суть, не чувствовалось враждебности, настороженности. Было обычное любопытство, немного смахивающее на человеческое желание подсматривать в замочную скважину, или точнее, дверной глазок. Так рассматривает непрошеного, но вдруг появившегося гостя хозяин квартиры, перед тем, как открыть дверь. В том, что дверь откроется, я не сомневался, поэтому остановил Ворона и слез с него. Этот умник уже тоже почувствовал чужое присутствие, раздувал ноздри, поводил ушами, но, видя, что я не проявляю признаков беспокойства, не спешил дёргаться, скалиться или вставать на дыбы.
Я слез с Ворона на перекрестке едва заметных тропинок и понял, что хозяева выбрали это место не случайно. Перекрестки дорог или тропинок издревле считались местами нечистой силы, где они были особенно сильны и изобретательны. Леших, — этих хозяев лесных чащоб, я не относил к злой нечисти, хотя понимал, что их 'шутки' далеко не всегда бывают безобидными и безопасными.
Первой появилась мать-лешачиха, я её сразу признал. За ней проявились ещё два лешака, одним из которых был её сын, — мой бывший противник, а второй оказался древним трухлявым пнём. Видимо, род их, действительно, был древним.
Неожиданно для меня, заговорил молодой леший.
— А спасибо тебе витязь, что сохранил мне жизнь и остановил смертоубийство рода моего, не дал загинуть ему. Помнить буду твою доброту весь жизненный срок, который мне судьбой отпущен, а случится нужда во мне, рассчитывай на меня.
— И на меня, витязь, рассчитывай, — произнесла лешачиха. — Прислушался ты к моей просьбе, не дал боевой ярости взять над собой верх. Я у тебя в неоплатном долгу.
От такого начала нашей беседы, я немного расчувствовался, но моё шестое чувство подсказывало мне, что с трухлявым лешаком разговор сложится не столь однозначно.
— Ишь, как тебя превозносят и благодарят мои сородичи! — со скрипом в голосе, как и положено, в мультиках, которые я смотрел когда-то в детстве, произнес старый пень.
— А я, вот что тебе скажу, добрый молодец, — не гордись ты содеянным! Не вижу в твоем поступке ничего такого, что можно было бы назвать сверхчеловеческим. По моим меркам — это просто достойный человеческий поступок, поведение нормального человека со здоровой психикой.
От такой современной фразы, я несколько обомлел. Опомнившись, я подумал, что ко мне привели лешачего идеолога и законника.
— Тебя послушать, старче, так можно подумать, что ты обучался риторике и философии у греческих учителей. Твоя речь изобилует не современными оборотами, и словен никогда бы не употребил слова, которые ты только сейчас произнес.
— А где ты здесь видишь словен? Мы другого рода племени. Наш прародитель Пан-Велес, а не какие-то там скифы или сарматы.
— Но живете-то вы на их землях!
— Это ты так считаешь, они так считают. На самом же деле — это наши леса, наши земли. Мои предки жили здесь с незапамятных времен, когда о человеке слыхом не слыхивали. Аборигены этих мест — мы!
— Ну, ты, старче, даешь! С тобой разговаривать одно удовольствие! Род твой древнейший, а разговор твой, как будто из другого времени.
— Из будущего?
— Вашего будущего я не знаю. Ваше будущее потечет, либо по предполагаемому мной руслу, но с небольшими отклонениями, либо ещё по нескольким сценариям, которые пока никому неведомы, даже богам.
Я специально вставил слово 'сценариям', потому что был уверен, что оно здесь не знакомо, но ошибся.
— И сколько же вариантов сценария развития нашей истории ты предполагаешь?
Этой фразой трухлявый старпёр отправил меня в нокдаун, поэтому я не сразу нашёлся, что ответить.
— Ну, — замялся я, растягивая время для того, чтобы сообразить хоть что-то для ответа. — Вариантов может быть очень много, но в данный момент об этом мы можем рассуждать только чисто теоретически. Что же будет на практике...
Да, кстати, я как раз и пришёл к вам сюда, чтобы внести коррективы в ход данной реальности. Мне понадобится ваша помощь в реализации некоторых планов.
— Ты давай, милок, ближе к делу. Неча вола за хвост тянуть.
— Принято!
В той реальности, которую знаю я, князь древлянский, Олег, должен скоро погибнуть в бою с киянами, которые придут мстить за смерть Люта, сына воеводы Сфенальда.
Мне хотелось бы спасти парня и сломать ту грязную политическую игру, затеянную Сфенальдом и его сообщниками. Люта — мать-лешачиха знает. Это он осквернил вашу поляну. Княжича Олега, думаю, вы тоже знаете. Посодействуйте.
— Княжича знаем, — проскрипел старый лешак. — И что в лесу произошло, мы тоже знаем. Знаем и о твоем участии. Ольг нас ничем и никогда не обижал, даже требы нам присылал, а этого от современных князей уже не увидишь. С древлянами бок о бок давно живем. Всегда в мире, во взаимопонимании. Тебя мы в деле тоже видели. Наши симпатии с вами. Потому, как и Сфенальда мы хорошо знаем. Этот жадный изверг сгубил много жизней за нашу древлянскую землю. Кстати, деда и отца княжича Ольга, также из-за жадности своей извел. Теперь к Ольгу подбирается. Но что ты от нас хочешь?
— Не очень многого. Вам по силам. И против совести идти не придется. Потому что, мне кажется, по справедливости это будет.
Следует скрыть все следы боя, чтобы даже опытный охотник не смог установить истины. Чтобы в лесу даже лист не прошуршал, птичка не чирикнула, зверь не вякнул о Люте. Лучше всего сделать так — не было никакого Люта.
— А, если из людей видел кто?
— Многие в городе видели, как Лют выезжал за ворота. Но только я один видел, как Лют въезжал в лес. Те, кто принимал участие в бою, преданы княжичу, уже предупреждены и обещали держать язык за зубами. Но только вы, лешие, способны сделать так, чтобы никто и никогда не узнал, что же произошло в лесу на самом деле. Только вы способны поднять все былиночки и травиночки, стереть все следы, залечить ссадины веточек и деревьев.
— А прах — развеять по семи ветрам?
— В самую точку!
— Я не против, — проскрипел пень и оборотился к лешачихе и молодому лешему. Те, в свою очередь, согласно качнули подобием голов. Старый лешак повернулся ко мне и произнес:
— Значит, ты заступаешь дорогу старому лису — этому предателю и злодею?
— А ты и в людских делах разбираешься, старый?
— А то!.. Вы, человеки, сейчас не обращаете на природу никакого внимания. А напрасно. Ваши предки относились к ней куда более уважительно.
К предмеру, едуть людишки во поле, али по лесу, разговоры разговаривають, когда громко, когда шепотом, ан невдомек им, что кажинная травинка, кажинный кусточек, деревце, али птаха какая все слышат, да нам докладають.
— Ладно, дед, хватит свою речь коверкать, говори нормально.
— А откель ты, милок, знаешь, какая она такая моя речь правильная? Можа, я знакомые табе слова из твоей же головы хватал?
— Из моей головы, старый, даже, если бы ты очень захотел, ничего не смог бы вытянуть. А вот былиночки и травиночки — это уже интересно!
— А, значит задело?
— Задело!
— Тогда, почему ты просишь нас навести порядок? Сам же не хуже нас можешь заметать следы.
— Некогда мне, дед. У меня других дел по горло в городе. И лес — ваше хозяйство. А вы с самого начала за мной следите?
— Да, как вышел ты из пещеры Волхва до ветру, так и пошла к нам информация. Уж больно ты прытким оказался, а с поддержкой Волхва, становился опасным. Чудо-юдо наше загубили. Знаем, знаем — это Карачупук его натравил. А оборотням головы поотрывали?
Не смогли мы вас остановить тогда, а сейчас даже рады, потому как опасность ты, конечно, представляешь очень большую, но не для нас, не для природы. Задача у тебя, как оказалось, иная. Не страшно?
Хотел я ответить трухлявому, что, дескать, 'волков бояться — по волчьи выть', но посмотрел в его умно-древние глаза и не стал из себя-меня корежить.
— Иногда становится страшно. Верно, всегда страшно, дед, когда знаешь, что с самим собой борьба предстоит не на жизнь, а на смерть.
— Не знаю, сколь на свете не живу, а не приходилось мне в такой переплет попадать. Видать, очень повезло тебе!
Однако могу один совет дать. Тебе просто необходимо слётать на Кавказ к предку Святогору. Этот, наверное, знает, что чувствует велет. Может, даже знает, что предпринять в такой ситуации.
— Так ведь по преданиям, Святогор, давно превратился в камень!
— Глупости всё это, прикинулся горой и дрыхнет. Живёхонек и здоров этот велет. Даже раз в сто лет просыпается для общения, но не надолго. Общаться-то не с кем. Как раз через полгода наступит такой день. Если он тебя удостоит своим вниманием, сможешь переговорить с ним. Ты же везунчик!
— А в чем отличие велета от волота?
— Только в том, как это произносить. Мы говорим — велет, ты говоришь — волот, а подразумеваем одно и то же.
Казалось, что разговор закончился и пора расходиться, но старейшина хранителей природы неожиданно добавил:
— Кстати, ты как-то в лесочке под Киевом пытался 'миганием' баловаться, поговори об этом с древлянскими волхвами, они тебе, думаю, подскажут решение.
— Какое такое мигание?
— Ну, мгновенно перемещаться из одного места в другое!
— А телепортация!
— Во-во, телепорция, — коверкая слово, и хитро прищурясь, проговорил лешак. — Волхвы древлянские обладают древними ведами. Они, если захотят и поверят тебе и в тебя, многому могут научить. Даже 'нави' и 'яви'. Твой-то Волхв эти веды знает и умеет применять, и тебя бы обучил, только времени у него не хватило на это. Он то, Волхв твой, много в своё время по миру побродил, много знаний приобрел и воскресил, о которых сейчас и не помнят. Его волхвы всей Руси уважают. Есть, конечно, и такие, которые завидуют, но кто не без греха?
— Спасибо за советы, непременно воспользуюсь ими. Однако пора прощаться. Простите, что потревожил вас, но одному мне не под силу везде успеть, да и, подумалось, что и вы ради мира, жизни и справедливости, согласитесь помочь.
— Будь здоров и ты, Незавершенный! Не бойся стать велетом, бойся вознестись над обыкновенными людьми и природой, бойся уверовать в свою непогрешимость и всемогущество. Тогда горе тебе!
Пусть избежишь ты соблазнов вседозволенности, счастья тебе и справедливости!
Как заклинание, дружно хором проговорили мне это лешие на прощание и скрылись в чаще леса. Я повернул в сторону города, думая о последних словах лесных жителей.
Ворон шел мелкой иноходью по проторенному им же самим пути, нисколько не сомневаясь в правильности выбора дороги. Поэтому мне не оставалось ничего другого, как размышлять.
Меня смущало одно высказывание старого пенька о Святогоре и Кавказе. Почему он определил местожительство великому богатырю именно в этих горах? Я всегда представлял, что Святогор ушел от людей в Карпатские горы — это же древнерусский богатырь. Однако сейчас, после слов лешего, мне припомнилось, что некоторые серьёзные историки и археологи довольно обоснованно утверждали, что Кавказ несколько тысячелетий был центром праславянских и родственных им народов. Затем, расселяясь, большинство племен, обтекая Черное море, одни по побережью Кавказа и Крымского полуострова, другие по Малоазиатскому побережью, достигли центральной, южной и восточной Европы, где и осели окончательно. Обитаемой территорией племен оказались огромные пространства: Кавказ и Прикавказье, Таманский полуостров и Крымский, Приднепровье и Заднепровье, Воронежские и Рязанские леса и, граничащая с ними, степь. Весь Дунай с придунайскими землями и земли до Средиземного моря. Прикарпатье и Закарпатье. Земли вдоль рек Рейна, Лабы, Немана, Одера, Вислы, Десны, Двины были заселены праславянскими племенами несколько позже. Ну и уж совсем недавно, всего несколько столетий назад, началось переселение северо-восточнее, на земли угро-финнов, карелы, ятвягов и лопарей. Если исходить из этих предпосылок, то древний богатырь Святогор, которого уже не носила Мать сыра-земля, остался в древнем центре праславянской вотчины, то есть на Кавказе.
Я, не скрою, был поражен осведомленностью и знаниями Хранителей природы, потому что раньше не задумывался над состоянием информационного поля современного мироздания. Мне казалось, что в этом времени у племен, расселившихся от Балтики до Каспия, пока ещё нет Хранителей истории, и только конными или пешими гонцами или с купцами, можно получить и доставить необходимое сообщение, информацию, знание о чем-то или о ком-то, да и то не очень-то достоверное. Истинное же знание в этом мире, я думал, можно получить только самому, придя туда, где ты надеялся его получить.
Однако следовало признать, я ошибался. Мне сразу же припомнилась та самая березка, которая передавала образы от самого своего первого осмысления себя самой, передавала радости и страхи, переживания и ощущения увиденных картин. Вспомнил страдание березки за молодой дуб, о который чесалось и точило свои когти чудовище. Наверняка и былинки с травинками в более простой форме, но передавали информацию тем, кто мог увидеть и услышать её.
