Закончив свой монолог, Вышата встал и обнял меня со всей своей медвежьей силой, так, что дух захватило. И когда я после таких объятий восстанавливал дыхание, то очень быстро стрельнул глазами по окружавшим меня товарищам. К моему великому удивлению, я не встретил ни одного недоверчивого взгляда. Мне, также, не довелось встретить ни одного завистливого или даже смурного взгляда. И, конечно, мне никогда в жизни, ни от кого, не доводилось слышать такие слова, видеть такое к себе расположение.
На сердце было благостно. В первые секунды, от растерянности, я не знал, что ответить. Затем, взял себя в руки и произнёс:
— Спасибо, други! Спасибо вам за то, что вы есть. Спасибо и за почести, которые вы мне оказываете. После своего путешествия, я стремился попасть на заставу, как в свой дом. Вижу, что не ошибся, я дома, в кругу близких мне по духу, мыслям и делам людей, то есть товарищей. Каждый из вас знает, что человек богат друзьями! Ставлю вас всех в известность, я очень богатый.
Ридгар, первым почувствовал мою неловкость и растерянность, и поспешил мне на помощь:
— Други! По такому случаю, не грех бы вкусить что-нибудь, да покрепче. А, Вышата, как ты к этому относишься?
— Ты, Ридгар, поперед батьки, не лезь. Да и когда это я к таким пожеланиям плохо относился?
Пить прекратили далеко за полночь, но 'в усмерть' пьяных не было. Я праздновал в кругу самых близких моих товарищей, командира заставы, десятников, моих учеников и четверки братьев.
Утро следующего дня было солнечным, но свежим, какими обычно бывают весенние утренние часы. Такое начало сулило теплый и погожий день, что радовало, а потому настроение у всех на заставе было приподнятым. К сожалению, предстояло испортить его кое-кому из близких людей, особенно моим ученикам.
Мой контракт, подписанный весной, в конце апреля прошлого года, подходил к концу, и я теперь не собирался его продлевать. Поэтому, ровно через седмицу и один день, мне необходимо было поставить в известность об этом Ватажку, Сфенальда и Ярополка. Намеревался я переброситься и парой слов особенно с Великим князем.
Заставских решил предупредить заранее, чтобы они свыклись с мыслью о предстоящей разлуке. Необходимость повидать мир, набраться опыта, может быть, встретить очередных своих учителей, которые прибавили бы мне добра и мудрости, умения и сноровки. Мною уже был намечен маршрут протяженностью в тысячи километров, а, значит, для этого я должен был уехать из Руси не на один год. Мне предстояло посетить Херсонес, далее, попасть в Армению, в город Карс, а уже оттуда я думал, добраться до Тибета.
Путешествовать в одиночку не собирался. Однако из всех, кто находился со мной здесь, на заставе, предложил составить мне компанию только четверке ниндзя. Конечно, неволить я никого не мог. Моими спутниками они должны были стать по доброй воле. Если честно, то свои надежды я связывал с братьями. Пригодился опыт ребят, их навыки и умение. Мне их вполне хватало, да и маленький отряд меньше привлекал чьё-либо пристальное внимание. Поэтому к Аспаруху я решил не обращаться с предложением о путешествии. Правда, и братья были нужны на заставе.
Да и не было у меня уверенности, что кто-то из них согласится.
Однако всё пошло вообще не так, как я предполагал.
Вышата, которого я, естественно, как командира, предупредил первым, насупился, а затем стал орать, что я хочу разорить границу, обезглавить заставу, что он не будет потакать капризам, даже таких воев, как Кожемяка.
— Я поеду с тобой в Киев и потребую, чтобы князь не расторгал с Кожемякой обязательств, потому, как этот Никита многих обязательств не исполнял. И, если надо, это подтвердят твои ученики и все десятники заставы. Я правильно говорю, Ридгар!
— Никита, давай, рассказывай, что случилось? Я, думаю, Вышата, у него серьёзные основания для того, чтобы на такое решиться, — спокойно произнес Ридгар.
— Какие такие основания, чтобы покидать своих товарищей? Это, что же должно случиться, потоп, мор, нашествие?
— Хорошо, друзья, я расскажу правду, почему мне так необходимо уехать. Давайте, соберемся на опушке леса, где можно спокойно обо всем поговорить. Ридгар, будь добр, позови Любомира, Аспаруха и Ратмира, а я приеду со своими учениками и четверкой братанов. Я надеюсь, что, выслушав меня, вы поймете, почему я принимаю такое решение.
Минут через пятнадцать все, кто был приглашен мной на беседу, собрались на опушке. О том, что я собираюсь через неделю покинуть заставу, знали уже все. Лица были хмурыми, но каждого, я это видел по лицам, раздирало любопытство. Что же такое скажет Кожемяка?
Все расселись, и я начал свой рассказ с того самого места, когда Волхв узнал об уготованной мне судьбе. По всей видимости, каждый из моих слушателей слышал о Черном (Темном) Волоте, поэтому у Ридгара вырвался сдавленный стон, а Вышата вообще схватился за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, причитал:
— О Род! За что же ему такое наказание! За что?
В глазах моих мальчиков, я разглядел такой ужас и отчаяние, что испугался за них не на шутку. Аспарух с Ратмиром отводили от меня глаза, как будто я уже был обречен, и только Любомир, Борислав и три его брата (Богумил, Всеслав и Венед), сидели спокойно, не выказывая, ни страха, ни отчаяния, ни, даже растерянности.
— Ну, а, что тебе посоветовал Волхв?
— Он сказал, что не Боги горшки обжигают, а люди. И свою судьбу творят тоже они сами. И, поскольку должен родиться из меня Волот, а в противовес ему — Никита-Кожемяка, то есть надежда, что кто-то из них обязательно возьмет верх над другим. Но, поскольку и один, и другой — это я и есть, то и мне решать, значит, кому быть сверху.
— Волхв прав, кому, как не тебе решать эту загадку!
— Вот поэтому, Никите-Кожемяке и надо, как можно лучше подготовиться к тому моменту, когда в нем шевельнётся чернота. К тому времени я должен постичь всю мудрость знаний волшебства и магии, познать способы отгораживаться от воздействия зла, способы подавлять его в себе. И, чем раньше я достигну вершин знаний, тем больше шансов, что Никита пересилит Волота.
— А у леших, ты не нашёл ответа на свои вопросы? — поинтересовался Ридгар.
— К сожалению, нет! Стал бы я тогда искать ответы в дальних странах!? Лешие, — великие мудрецы и хранители Земли, но в их среде не рождаются волоты. Это привилегия людей. Только среди нас может появляться всякая нечисть, типа демонов, черных магов, колдунов, оборотней, упырей. Только люди могут сочетать в себе темную и светлую стороны мироздания.
Лешие, гномы, водяные при малейшем отклонении от нормы, просто сходят с ума. Поэтому среди них не найти изощренной мудрости человечества, нет извергов и душегубов, отсутствует коварство, хитрость и обман. Конечно, у них есть свои тайны, свои обряды, о которых они просто не станут рассказывать человеку. Эти древнейшие создания недоверчивы и замкнуты, но это не их вина. Много раз люди обманывали их, подставляли, сгоняли с родных мест, даже убивали! И, несмотря на всё это, что лешие, что гномы, что водяные, очень терпимо относятся к нам, человечеству. И одними из самых терпимых оказались Хозяева лесов. Гномы, вообще обиделись и скрылись в горах, водяные, могут и утопить человека, а лешие никогда не покусятся на наши жизни, если не затрагивать их святых мест, если не покушаться на их жизни.
У окружавших меня друзей, я заметил улыбки.
— Чего вы лыбитесь? Что я смешного сказал?
За всех ответил Ридгар:
— А ты, часом, сам-то лешим не стал? О лешаках, прям соловьем разливаешься!
— А, вот вы о чем! Да нет, не стал, но сильно проникся симпатией к этому народу. Хорошие они существа, даже самые ворчливые из них. А самое главное, — умные. А уж опыта у них столько, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
— Ты, чем нам про леших зубы заговаривать, лучше скажи, что делать собираешься. Не зря же в путешествие собрался!? — перебил меня Вышата.
— Не зря. Пробуду я на заставе ещё с седмицу, затем вернусь в Киев и откажусь от службы, сославшись на необходимость съездить в Херсонес, проведать родных. Потом вернусь на заставу, попрощаюсь с вами со всеми, и поскачем мы с Вороном сначала, действительно, в Херсонес, ну, а, затем, мой путь проляжет далее, вдоль побережья, к Армении, в город Карс. Но и там я, надеюсь, сильно не задерживаться, а направиться в Тибет, к горным мудрецам.
— Один поедешь, или позовешь кого с собой? — поинтересовался Борислав. Этот парень имел хорошее чутьё и, как только я упомянул о Тибете, сразу принял стойку. Его братья тоже напряглись в ожидании моего ответа.
— Неволить никого не буду, не имею права. Ученикам своим не предлагаю, потому что они призваны защищать Киев вместе с такими витязями, как Вышата, Ридгар, Любомир, Ратмир, Фарлаф. Аспаруху с его отрядом тоже не стану предлагать. Ты уж, друже, не обижайся на меня. Но людей у тебя много, а это будет только мешать в дальней дороге, да и внимание привлекать, лишний раз.
Изо всех, только Бориславу, да его братьям хочу сказать, если надумаете составить мне компанию, то будьте готовы во всеоружии. Буду рад таким спутникам! Хотя, если откажетесь, обиды держать не буду. Вы в своем праве решать, как вам жить дальше, да и на заставе вами дорожат. Я прав? — обращаясь к Вышате, утвердительно спросил я.
— Да уж, этих ребят нам будет сильно нехватать. Такие мастера боя где угодно будут желанными. Впрочем, тебе, Кожемяка, они тоже помехой не станут. Хоть ты и сам горазд на любой бой и даже битву. Но опытные, умные головы, и профессиональные руки и ноги мастеров, никогда лишними не были. Так ведь?
— Так, Вышата.
— Да я и сам вижу. Ты только посмотри на них, они уже сейчас готовы ехать за тобой, хоть на край света. А уж если до конца быть честным, то каждый из нас, здесь сидящих, поехал бы с тобой с радостью. Особливо, твои ученики! Вон как пригорюнились. Но ты правильно всё рассудил, Никита.
Я невольно взглянул на своих мальчишек. Они готовы были разреветься от обиды. Как же так, ими пренебрегли! Их учитель, в которого они беззаветно верили, за которого они готовы были в огонь и в воду, берет с собой других.
— Да, как говорится, не прибавить, не убавить, — произнес Любомир. — А вы, витязи младые, не переживайте. Ваш учитель не предаёт вас и не бросает. Он дает вам понять, что вы уже оперились и возмужали, и пора вам самостоятельно принимать решения. Это ещё один урок от него, который вы должны усвоить. Замечательно, когда хорошие люди встречаются друг с другом, но случается, что им приходится и расставаться. Это горько, но не смертельно!
— Любомир, я сам поговорю с ребятами. Благодарю тебя, но мы, в самом деле, должны объясниться друг с другом, потом, когда мы останемся одни.
— Я всё понимаю и умолкаю. Но перед тем как доблестные витязи покинут нас, нужно сообразить, как их наилучшим образом использовать до конца предоставленного нам срока. Соображать лучше на заставе, здесь мы всё выяснили.
— Любомир, хватит балагурить, и так всем тошно, а твое напускное веселье, только обостряет состояние. Поедем, а эти пусть выясняют отношения, надеюсь, у всех хватит ума и доброго взаимопонимания, чтобы понять друг друга, и не держать обиды, — веско произнес Ридгар.
Все, кроме меня и моих мальчишек, быстро собрались и уехали на заставу.
Я посмотрел на ребят, которые сидели, опустив головы. Свободно читая их мысли, я испытывал, то смех, то горечь, от проносившихся в их мозгах словах, которые они собирались сказать мне. Смешно было оттого, что их претензии сводились только к одному, почему я предпочел им других? Горько потому, что они не хотели понять, где их место в данный момент. Горько потому, что они поставили своё самолюбие выше долга.
— Если, честно, я не ожидал от вас такой реакции. Именно такой реакции. Я, конечно, предполагал, что вы огорчитесь, будете слегка растеряны, но у вас сейчас в голове только обида, только раздражение из-за того, что я с собой беру не вас. Может, вы считаете себя лучшими на свете бойцами, или считаете меня обязанным везде и всюду водить вас за собой? Почему, на каком основании вы решили, что это должно быть непременно так? Кто вам обещал такое? Ваши родители, Сфенальд, я, кто?
Да, мне дали вас в ученики, но не пожизненно, а, чтобы сделать из вас достойных витязей, великолепных бойцов, которые после обучения смогли бы достойно защищать свой город, своего князя, своих родных и близких, люд киевский.
Я считаю, что вы стали великолепными бойцами, но, видимо, я очень много уделял внимания вашей силовой подготовке, и совсем забыл, что настоящий воин, — это не просто человек, умеющий обращаться с оружием, но, прежде всего муж, помнящий о долге, помнящий, зачем его обучали владеть им. Я забыл, что вы ещё мальчишки, которым надо объяснять, что, значит, быть витязем, что, значит, быть болярином.
Ребята уже не хмурились, но всё ещё сидели, опустив головы. Правда, по их напряженным спинам, я понял, что они внимательно меня слушают. Поэтому я продолжал говорить.
— Кто такой князь или болярин? Прежде, князь или болярин был воином, причем наемным воином. Конечно, рекс был не один, а с дружиной, которая выбирала его своим вождём. Зачастую, это были ватаги, которым пришло в голову обосноваться в одном месте на договорных правах с местным населением. И чем сильнее была шайка, то есть дружина, тем большие территории попадали под её контроль, или 'защиту'. Но так происходило в весях да малых городках. С большими городами, где много ремесленного люда и купцов, следовало договариваться на иных условиях. К тому же там и атаману, и ватаге могли сильно намять бока и прогнать взашей, если те решались нарушать договор найма. Причем, спрашивали не с дружинников, а с их вождя.
За правое и должное исполнение принятых на себя обязательств, граждане города обычно продлевали договор о воинской защите с рексом и его бойцами. Многим вождям от щедрот горожан, выделялась земля, надел, где он строил дом себе и воям. В дальнейшем, обзаведясь семьей, вождь строил себе отдельный дом на земле, которую он покупал у города. Но чаще всего за воинскую доблесть и заслуги, горожане дарили ему землю. Обосновавшись на земле, вождь становился князем, а его старшие кметы, — болярами. Благодаря этому вождь и дружина роднились с городом и горожанами, но продолжали исполнять воинскую службу, продолжали защищать от врагов, уже не только город и горожан, но и свои семьи, свою землю. Их дети, внуки и правнуки сызмальства начинали постигать воинское умение, чтобы продолжать дела дедов и отцов, чтобы не переводились в их земле защитники отечества.
Вот вы, как раз, и есть те самые дети, бывших старших кметов киевских князей: Олега, Игоря и Святослава. Вы не наемники. Киев стал вашей родиной, его вы и призваны защищать.
А вот я для Киева и киевлян, — наемник, который только в течение года обязался делать всё необходимое для его защиты. Кто из вас может поставить мне в вину плохую службу Киеву, киевскому князю?
Вопрос был риторическим, но я выдержал положенную паузу, а, затем, продолжил:
