Но ярость, охватившая меня, требовала выхода, поэтому я сжал коленями бока моего Ворона, и он рванул с места в карьер. Кто-то крикнул:
— Куда ты, Кожемяка? Стой!
Однако меня уже ничто и никто не мог остановить. Ворон летел, еле касаясь земли, чувствуя мою ярость и сам, заражаясь моей яростью. Мой 'глаз' уже нашёл врагов, которые тащили из домов всё, что попадалось им под руку. За полчаса мы с Вороном покрыли расстояние, которое при крупной рыси заняло бы два часа. В деревню я вломился пешим, оставив Ворона в густом ельничке, и сразу же начал убивать, убивать, убивать.
Мой акинак наконец-то напился крови, и я почувствовал, как опыт и сила всех воинов, державших его, вливается в мой мозг, позвоночник, руки, ноги. И не только опыт и сила, а и мысли, видение мира и, главное, понимание своего места в нем.
Я опомнился только тогда, когда стало некого убивать, в веси я остался один, потому что жителей её не было, они давно укрылись в лесах, а грабители, все кто находился здесь, валялись теперь, кто где, недвижимыми. Но мне, почему-то, было доподлинно известно, что здесь далеко не все печенежские воины, а перебил я только специальный отряд, посланный или оставленный в веси ханом. Эти ребята были, как это называлось в петровские времена, фуражирами, которые запасали фураж и провиант для войска, а заодно хватали всё, что представляло интерес для них самих и хана.
А где же сам хан с сотнями? Я воспользовался 'оком', кинув его к соседней веси, но и там обнаружил только горстку, человек двадцать, тридцать ханских заготовителей и мародеров. Тогда в беспокойстве мой глаз метнулся к нашему войску и далее, к крепости. Нигде, никого, всё было тихо, чинно, благородно. Однако, не могли же вот так, в одно мгновение, пропасть, исчезнуть пятьсот всадников! Здесь было о чем подумать, тем более ярость моя прошла, а мозг был ясен и чист, как воздух после грозы.
Я попробовал поставить себя на место потерпевшего поражение, но не сдавшегося хана, ничего не получилось, потому, как мне не удавалось представить, а как может думать печенег, да и, вообще, как может думать вождь, полководец. Отступить? Но зачем тогда надо было оставлять фуражиров? Обмануть? Но как, если ты плохо знаешь местность? А, если предположить, что хан или кто-то из его подручных, знает местность хорошо, знает, где находятся другие заставы и веси?
Но у Сфенальда и хана была договоренность только на нашу заставу. Снова тупик. А запасной выход? Должен же у вождя быть запасной вариант развития событий, на всякий случай? Должен. Какой?
Грабить веси на соседних заставах, там, где их не ждут. Я воспарил своим 'оком' на высоту птичьего полёта, и кинул его к соседской границе. Точно. Вот он где. Хан обманул всех и Сфенальда, и нас, и Любомира. У него уже заранее был свой план похода, который выходил за рамки договоренностей, даже в случае провала основной операции. Чужак, есть чужак, да и войск в нашей крепости было слишком много, поэтому хан имел право считать себя обманутым и мстить за очень серьёзные людские потери. Хотя, думается, что он поступил так же, если даже все договоренности со стороны киевского воеводы были бы соблюдены.
Я прикинул, сможем ли мы успеть помешать его планам, выходило, что сможем, если только немедленно повернуть к границе соседей и ускорить темп марша. До развилки дорог нашим бойцам оставалось каких-нибудь десять минут, я слишком далеко от них, а местоположение Любомира со товарищи мне тоже не было известно. Я обратился внутрь себя, лихорадочно познавая свои возможности, и нашёл. Фантом. Мне пришлось создать свой фантом, который был мгновенно переброшен под очи Ридгара.
Реакция того была мгновенна:
— Веди нас! — воскликнул он.
И фантом повёл запрограммированным маршрутом. Я же тем временем, вскочив на Ворона, помчался в соседскую весь, отбивать у грабёжников собственность наших ополченцев. Это было как раз по пути моего следования, и мне уже было точно известно, как я буду действовать в этом случае.
До веси оставалось с километр, когда глаз показал картинку, которая привела меня в восторг. Мои потенциальные жертвы максимально упростили задачу, скопившись в центре деревни, докладывая и сортируя награбленное. Через пять минут я уже был рядом с ними, слетел с седла и превратился в смертоносный вихрь. Через десять секунд у возов валялись только трупы, правда, я потратил ещё секунд десять на то, чтобы убедиться, что в деревни печенегов больше не осталось. Убедившись, вскочил в седло и отправился на соединение со своими.
На место встречи мы с Вороном прибыли раньше отряда, пришлось ждать минут пять, но такое опоздание было допустимо, у нас оставалось время, чтобы успеть спасти соседей.
Своим третьим глазом я постоянно держал в поле зрения хана и его воинов, поэтому мог рассчитать, где нужно будет идти, и когда ударить. До веси, на которую собирался совершить налёт печенежский разбойник, нам и ему оставалось ходу с полчаса, однако хан не знал, что мы знаем, где он, да к тому же ещё и не отстаём от него. Атака нашего отряда по моим расчетам должна была явиться полной неожиданностью для татей. Поэтому пять минут ничего не решали, к тому же в веси, как я уже посмотрел, людей не было, скорее всего, они, на всякий пожарный случай, ушли все в укрытия. Другого объяснения быть не могло, уж очень безлюдной была весь.
За минуту, две до появления основного отряда, я увидел свой фантом, а за ним следовал, видимо, Любомир с десятком, поскольку этих лиц на заставе, я ещё не видел. При встречи со мной, фантом исчез, а Любомир без опаски подъехал ко мне и поздоровался. Он с интересом посматривал на меня, но не стал задавать никаких вопросов, которые так и рвались у него наружу. Я оценил его сдержанность и, ответив на приветствие, коротко ввёл его в курс дела, поблагодарив за бесценную помощь и в засаде, и в разведке.
Любомир выглядел лет на двадцать, двадцать пять, с бритым подбородком и длинными вислыми усами, сильный, даже очень сильный человек, отлично держащийся в седле. Лицо его чистое, не обезображенное шрамами, производило очень приятное впечатление, потому что в нём присутствовала суровая доброта, присущая многим русинам, которая контрастировала с жесткими лицами варягов-русь. Витязю была приятна моя похвала, потому что ему уже кто-то что-то успел про меня рассказать, так я понял, хотя, когда он успел получить такую информацию, оставалось не понятным.
— Ты знаешь, Кожемяка, пожалуй, мы с воями поскачем вперед, чтобы на месте определиться, что и как, а ты дождись остальных, и быстрее подъезжайте.
— Ты, Любомир, как будто читаешь мои мысли. Лады, так и сделаем, только необходимо определиться с сигналами.
— Лучше обойтись без них, я сам вас найду и расскажу, где кто находится.
— Добро! До встречи, Любомир!
— До встречи!
Он ускакал со своими молодцами, а я дождался отряд и доложил, как всё обстоит. Ополченцы, услышав, что их близким, домам, скотине и утвари ничего не угрожает, повеселели, но Вышата враз отбил у них охоту радоваться, сказав, чтобы они лучше подумали, а каково ныне их соседям. Стрелки приумолкли, однако по их выражениям лиц, я понял, что в бой они пойдут, уже скинув груз тревоги и ответственности за жизнь своих семей, зная, что, если придется погибнуть, то о семьях позаботится община. Самое главное община цела, а в остальном, что касалось их самих, уж как 'карта ляжет!' У отряда сразу появился стимул, что прибавило ему ходу и, соответственно, уменьшило шансы хана, хоть сколько-нибудь опередить нас.
Печенеги и мы, в данный момент, шли параллельно друг другу. Единственно, чего я опасался — это, чтобы Любомир раньше времени не обнаружил себя. Опасения мои оказались напрасными, поскольку его не видели не только печенеги, но и я со своим 'оком'.
Мы были уже на подъезде к веси, когда, словно из дерева выступила фигура воина. Первым его заметил Ридгар и сделал всем знак остановиться, а воин подъехал к нему и Вышате и что-то стал объяснять. Долго тому говорить не пришлось, потому что Вышата и Ридгар были в курсе продвижения печенежских сотен и уже приблизительно, но знали, откуда те нападут. Единственное, что занимало сейчас их головы, откуда лучше наносить удар, когда печенеги примутся грабить. Любомир, видимо, предусмотрел и такой вариант, потому что они втроём, — Вышата, Ридгар и воин Любомира, поехали в сторону деревни, но, выбирая небольшой радиус, который объяснял многое, — полководцы поехали на рекогносцировку.
Печенеги к этому времени тоже находились уже рядом с весью и приготовились к нападению. 'Оком' я отследил их намерения атаковать деревню из леса с трех сторон, потому что четвёртая сторона веси была обращена к большой поляне. Нападать с этой стороны им было не с руки. К тому же наш отряд находился как раз с этой самой четвёртой стороны.
Понимая их намерения, я тогда злорадно подумал:
— Нападайте, хоть с четырёх сторон, всё равно никого не найдёте. Однако ошибся, потому что, непроизвольно кинув 'глаз' на весь, тут же увидел, как из одного дома выходит старик. Потом услышал, как кто-то его окликает, он поворачивается и не спеша идёт к низкой изгороди, где начинает с кем-то разговаривать. Подняв 'око' выше увидел, что он о чем-то беседует с соседкой, тоже старым человеком. Прислушался, о чем говорят.
— А ты, Справа, что не ушла-то, ай пожить лишние годки не хочешь? Ты ведь моложе меня будешь, да и сыновья с невестками тебя уговаривали идтить в схроны.
— Мне, Кудряш, помирать нет надобности, но и за домом кто-то должон присматривать, да ить кто ж на старуху позарится. Тольки такие же, как я, а с ними я и сама управлюся, а печенегам, коли-таки приидуть, мы с тобой не ко двору придёмси. Им ить молодые, да сильные нужны, а старики-то на что?
— Вот и позабавятся с нами, да пытать ещё начнуть, чтобы вызнать, куда это наши детушки попряталися, выдюжишь ты, когда тебе пятки начнуть поджигать?
— Я слышала баб они не пытають, всё боле мужиков поджаривають, да подвешивають.
— Это когда как, а то и за баб примаются. Им ить, чужакам, наши с тобой слёзы, да причитания, ничто, да чё говорить, вспомни козар-то!
— Ой, не приведи Род, такое ещё раз пережить, ить тогда никто из наших стариков в живых не осталси, а то ж, поначалу думали, не тронуть, да, Кудряш, чтоб етим татям пусто было!
— А не слыхала, кто акромя нас с тобою осталси?
— Ох, да почитай, все, кто в наших с тобою летах, Оклад с Вадимом, Лада со Снежаной, да етот пустобрёх, Бурун. Может, ещё кто, не знаю.
— А не любишь ты Буруна, Справа? Сколько помню тебя, всегда к ему чепляешьси, и чем он так тебе не угодил, не припомню что-то.
— Эх ты, старый пень, где ж тебе знать-то об етом деле. Ты, об ету пору с Ольгом на древлян ходил, вот тогда ето всё и случилося.
Старик хотел спросить, наверное, а, что всё-таки случилось-то, но не успел, печенеги со свистом и воем выскочили из лесу.
— Ну, старая, держись, пришла беда!
К моменту, когда враг устремился к желанной добыче, мы успели изготовиться к бою. Неожиданно Мстиша подъехал ко мне, и сказал:
— Учитель, а, что, если выманить печенегов на нас.
— Это как же?
— А послать ополченцев, полсотни, с их паршивенькими луками, да стрелами на разбойников, будто взыграло в мужиках ретивое. Пусть добегут они до середины поляны, пустят по паре стрелок, да наутёк, когда их преследовать печенеги начнут.
— А, что, может сработать! Сейчас Вышате скажу.
Тем временем враг уже ворвался в деревню, и в момент рассыпался по дворам. А Вышата действительно заинтересовался и тут же приказал полусотне ополченцев снять доспехи, взять своё старое оружие и якобы атаковать врага.
— И не увлекаться мне! А то сам вас всех тут порублю!
Грабёж проходил спокойно, без суеты и спешки. Хан находился в центре деревни с сотниками, а по краям были выставлены дозоры. Здесь-то и выскочили наши мужички. Бежали быстро, без криков, но готовые атаковать. Дозор, который кинулся, было, наперерез, сразу засыпали стрелами, и двое ворогов свалились с седел. Ещё трое печенегов были явно ранены. Видя, какой оборот приняла стычка, оставшиеся в седле дозорные стали поворачивать коней, и криками призывать своих на помощь.
Стычка с дозором произошла точно по сценарию, в середине поляны, а, когда из веси выскочила сотня всадников, наши мужики враз повернули и во всю прыть рванули к нам. Поляна по ширине была метров триста, а расстояние от веси до леса и того меньше, метров двести. Конечно, что стоит здоровому человеку пробежать сто метров, секунд пятнадцать, а лошадь за это время может преодолеть в два раза больше. Поэтому уже через семь, восемь секунд конных печенегов и пеших мужиков разделяло метров пятьдесят, но враги не стреляли, у них имелась иная цель, пленить смердов, осмелившихся защищать свои дома.
Мужики поддали, а чужаки, видя, что добыча уходит, решили пострелять для острастки самых прытких и стали натягивать луки, но их опередили. Воздух рвануло, и две сотни стрел, вылетевшие из леса, уничтожили две трети всех всадников. Оставшиеся в живых, ещё не успев ничего понять, по инерции перескочив через трупы своих соратников и их коней, остановились и получили ещё сотню стрел. Стрелки били в упор, с пятидесяти метров, и не могли промахнуться. Сотня прекратила своё существование.
Никто в стане хана, который находился на расстоянии шестисот метров от места события, ещё не понял, что произошло, потому что никто там не увидел стрел, вылетевших с нашей стороны. А мужички тем временем развернулись и снова устремились к деревне. Печенеги, видимо, не поняв ещё, что их сотня попала в ловушку, послали уже две сотни на усмирение и пленение новых атакующих смердов. Правда, может, хан и заподозрил, что-то, но он и представить себе не мог, что его сотни гибнут под ударами тех, с кем он уже воевал на заставе.
Наша полусотня подставных вновь кинулась наутёк и, как и в первый раз, всадники стали настигать их почти у леса. Картина повторялась, только стрел вылетело в три раза больше, а в живых после этого осталось всадников тридцать, которых следующим залпом уничтожили полностью. Теперь ждать уже не было смысла, и сотня латников ринулась через поляну, скакали десятками в пять рядов, двумя группами. За нами выехало две линии стрелков, которые медленно, и не ломая рядов, двинулись за нами.
Вышата скакал впереди своего десятка, за ними скакал Ридгар, затем Ратмир, Фарлаф и я с ребятами. Справа от нас, стараясь вырваться вперед, мчались бойцы с соседних застав. Завидев ратоборцев, хан поначалу решил дать встречный бой, но, увидев, выступивших за нами стрелков, повернул свои оставшиеся две сотни в побег, налегке.
Латникам трудно угнаться за степняками в поле, в степи, но в данном случае, позади печенегов стоял лес, а в лесу том была узкая дорога, на которую тремстам всадникам одновременно никак не попасть. Это понял и хан, поэтому одну сотню он решил использовать, как заслон, вторая сотня перестраивалась по три для отступления по лесу.
Печенежский заслон ринулся на нашу сотню, но нас эти ребята остановить не могли. Наши первые ряды опрокинули передовых всадников противника, и у врага началась свалка. Тем временем четвертые и пятые ряды нашего отряда, стали охватывать печенегов с флангов. Удары с флангов ещё больше расстроили ряды противника, началась сумятица, мы оставили копья и выхватили мечи. Однако за ханом мы уже не успевали, но случилось то, что я и ожидал, когда увидел, что из лесу за нами вышли две линии стрелков.
