Лэйтиан

Когда стемнело уже совсем, и на небе зажглись звезды (впрочем, никто на них не смотрел), один из дозорных вдруг заметил — вдалеке — огромная крылатая тень двигалась к острову.

Ближе... ближе.

Черный силуэт — огромные крылья... кто-то из вражьих майар. Или сам Тху?

Стрелы — не видно на чёрном небе — взметнулись роем. Стреляли уже от отчаяния, — уже видели, как это бесполезно. Но всё равно...

От приближающегося силуэта исходила жуть. Майа завис в воздухе — напротив моста; медленно опустился на землю.

А дальше началось нечто невообразимое: такого Хатальдир не видел ни разу в жизни, и даже не представлял, что такое возможно.

Силуэт майа начал медленно расти. Распахивались черные крылья, становясь крыльями тьмы, обнимающими все пространство вокруг. Сполохи огненных отсветов окружали фигуру, и — самое жуткое — светились огнем глаза, словно глаза призрака, явившегося, чтобы увести всех в чертоги безвременья.

Майа медленно вскинул руки — и от рук его, увеличиваясь с каждой секундой, поползло черное клубящееся облако.

Хатальдир понял, что у него попросту душа ушла в пятки. Подумалось: а вот сейчас и его, вместе со всеми, накроет эта жуть, и всё... Нолдор ничего не могли сделать, — только стрелять, — но кто-то уже выронил лук и в ужасе беспомощно смотрел на всё это.

В черном облаке что-то клубилось, жило — какая-то чужая, чуждая жизнь, от самого созерцания которой холодела душа, и замирал в ужасе разум. А облако все увеличивалось — стало не видно неба, не видно скал, не видно бегущих вод Сириона — вообще ничего. И вот уже Тьма оказалась рядом, живые черные волокна, высасывающее душу Иное, оно опускается с неба, заполняет собою все вокруг — так, что становится нечем дышать, так, что каждый, кого касаются эти волокна, превращается в обезумевшего от ужаса зверя.

Бежать!.. единственная мысль, которая пробивалась сквозь этот ужас. Хатальдир не мог понять, что творится с другими, но сам знал точно, что — прочь, прочь, прочь... И где-то там, в глубине души сидело что-то другое, что бежать-то надо к своим... а где свои?

Кубарем скатился со стены, — натыкаясь на кого-то, больно проехался локтем по камням, — его отпихнули. Упал, снова вскочил.

Бежать!..

Вылетел на площадку перед воротами. Ворота кто-то успел открыть, — дальше — чернота... и в ней что-то... точнее, кто-то... Резануло ощущение: нет, я же знаю, это кто-то из своих, я же знаю его, да что же это!.. значит — туда?

Рванул вперёд — огненным блеснула вода: про то, чтобы опустить мост, никто не подумал. Рядом кто-то с размаху прыгал в воду, спасался... Затормозить не успел, подумал, — а, ладно, была не была... Разогнался, оттолкнулся.

Вперёд!..

Въехал в каменную часть моста — грудью, аж дыхание перехватило. Вцепился намертво... удержался. Теперь — лезть. Вверх. Подтянуться. Так, хорошо. Ну и...

И вперёд. Прямо туда, где ощущал такое знакомое присутствие, да кто же это?!

И с размаху в кого-то врезался.

-Ой!

Кто-то схватил его, поднял перед собою. Красные огромные глаза на темном лице: новая вспышка ужаса на секунду, и тут же, ударом, резко, внезапно — страх исчезает.

И сразу — как молния — узнавание. Накатило: и радость, и ошеломление, и смятение... Выдохнул, как гора с плеч свалилась:

-Гортхауэр!

Все вокруг осталось прежним, черное клубящееся облако — тоже, но ужаса оно больше не вызывало.

— Будь в стороне, — коротко скомандовал Горт. — Жди. Все.

Майа взмыл вверх, туда, к крепости, к мосту — Хатальдир увидел вдруг, что мост опускается, и наверняка не кто-то из эльфов его опустил; и впервые увидел царивший вокруг хаос чистыми глазами.

Это было жутко. Крики, вопли ужаса, мечущиеся в поисках спасения нолдор, кто-то бросается в воду, и его подхватывают и несут прочь волны Сириона, кто-то валяется на земле, задавленный другими, бегущими прочь...

Зря они не сдались, с тоской подумал Хатальдир. Эх и зря...

Быть в стороне — это был правильный совет... однако для начала надо было ещё понять, где тут сторона-то. Через опущенный мост ломанулись нолдор, — он шарахнулся к перилам, чтобы не смели, вцепился в них, опустил голову. Казалось, эта толпа никогда не схлынет.

В ночной темноте Хатальдиру было видно плохо, но он все же различил, что над рекой метались тени — не одна, видел Хатальдир, и не две: в двух он угадал самого Горта и Тхурингветиль, остальные были, похоже, какими-то крылатыми существами вроде драконов. Тут же он угадал, что они делают — многих унесли воды Сириона, если не вытащить, так и захлебнутся.

На берегу же сияло множество факелов — подходило воинство. Впрочем, Хатальдир видел, что нолдор никто не останавливает.

А вязкое облако улеглось на башни крепости — и потекло вниз, по стенам, словно вязкая жидкость; крепость засветилась призрачным тусклым светом.

И в свете этом стало видно — тела раненых нолдор... тех, кого смяла бегущая толпа.

На душе было — нет, не страшно, но тяжко до предела. Война... Так близко.

Он стал медленно пробираться к острову, вот мост закончился, — прошёл под воротами, то и дело пряча глаза от тех, кто уходил, хотя им было абсолютно не до него. Даже и не думал, что здесь их так много, эльфов-то... Забился в угол, возле какой-то стены, сел. Как-то само сложилось в голове: он отсюда не уйдёт.

Мост опустел, но ненадолго. Следом по мосту — уже в крепость — пошли "темные". Быстро, молча, спокойно — шли люди в окружении огромных волков. Кто-то занялся оставшимися здесь, полумертвыми нолдор: похоже, к этому готовились, знали, что здесь увидят — не прошло и нескольких минут, как унесли всех раненых. И наконец — свист рассекаемого воздуха над головой. В призрачном свете было видно — неподалеку спустился Гортхауэр, следом — Тхурингветиль, и у обоих в руках — безвольные тела. Быстро передали людям... Горт огляделся — и заметил Хатальдира. Подошел.

— Ну, как ты? — спросил он.

-Я... да ничего, нормально. Только я отсюда не уйду.

— Куда же тебе сейчас уходить, — кивнул Горт, — пока лучше здесь побыть, переждать, пока все уляжется. Хорошо хоть, не задавили.

-Это да... А я не про сейчас. Я вообще.

— Это еще что за новости? — удивился Горт. — Всю жизнь ты здесь не просидишь.

Хатальдир подумал, что он что-то невнятно объясняет, и решил пока со всем этим заткнуться, — с тем, что передумал, сидя на Тол-Сирионе.

-Я с Финродом говорил. И потом — с Береном.

— И что же? — Горт протянул ему руку. — Ну-ка, вставай, нечего здесь сидеть. Пойдем внутрь.

Хатальдир оперся на него, поднялся.

-Пойдём. Берен меня с собой звал. Воевать. Я отказался.

— Этому я не удивляюсь...

Горт вошел в ворота; он явно знал, куда идти, поднимался по опустевшим лестницам так уверенно, словно шел у себя по Твердыне. У кабинета Ородрета остановился на пару мгновений... Вошел.

Хатальдир мимолётно удивился — и как он так хорошо изучил крепость?..

-А вот тут я с Ородретом разговаривал, — сообщил он. — Пообщались так... вполне мирно, а потом он меня велел запереть, и чтоб со мной никто не разговаривал. До приезда Финрода. Я думал, я там повешусь, в одиночке.

— Скажи спасибо, что убить не велел... Думаю, только потому, что ты из отряда Барахира, — отозвался Горт.

Он прошел к столу, на котором так и остались брошенными какие-то бумаги, проглядел пару листов... довольно усмехнулся.

— Замечательно. Много важного оставили.

-Быстро удирали, — развёл руками Хатальдир. — Я тоже хотел. Вообще не понял, что делаю, мчался куда-то, главное — чтоб к своим. А в голове что-то само так сработало, что к своим — это к тебе.

— Путь был только один, — ответил Горт. — Ты уж извини, что такое пришлось испытать. Думаю, теперь нолдор и на десять миль к крепости подходить будут бояться.

Хатальдир коротко улыбнулся.

-Да ладно. Ты мне вот что скажи: ты теперь дальше их теснить собираешься? Я это к тому, что... Финрод — он совсем нормальное существо, я так удивился. В общем, он меня попросту прикрыл.

— Нет, — ответил Горт. Он одновременно просматривал бумаги на столе, выкладывал содержимое ящиков... — Пусть себе живут. Главное — что единственный в этой части Белерианда проход в северные земли в наших руках.

Хатальдир помолчал.

-У них много погибло?

Горт сел в кресло Ородрета. Улыбнулся.

— Пока все живы, — сказал он. — Надеюсь, здесь никто из их раненых тоже не умрет. Страх — жестокое оружие, но он, по крайней мере, не убивает.

-А их вы тоже подбросите? Как меня тогда?

— Да, примерно. Правда, до этого еще далеко: мы брали только тех, кто не выжил бы во время бегства. И вряд ли они обрадуются, когда, очнувшись, поймут, что попали к нам в руки. Будь то люди — я бы просто использовал чары, чтобы их вылечить, и продержал бы в беспамятстве. С этими, увы, не выйдет.

-Почему? Разве они могут сопротивляться тебе?

Горт отобрал какие-то бумаги, отложил их в сторону.

— Сопротивляться не смогут, — сказал он. — Только и толку не будет. Аванирэ — стена нежелания... Много работы будет у целителей.

Хатальдир подумал, что раз уж он всё равно отвлекает Гортхауэра от дел, то надо хотя бы с пользой.

-Финрод мне советовал идти в Лотланн, туда, где живут те, кто не хочет ни к "светлым", ни к "тёмным". Я понял, что быть в стороне тоже не смогу. Делать вид, что всё это меня не касается. Решил попробовать — всё-таки здесь, как и хотел раньше. Сидел тут тихо, смотрел, как они живут, тренировался потихоньку... Потом Берен пришёл. Как будто передо мной опять выбор поставил. Как будто — вот оно, возможность вернуться к прежней жизни, пожалуйста, ведь хотел же...

Он снова замолчал.

— А он, Берен, понял о твоем выборе? — спросил Горт.

-Нет, — сразу ответил Хатальдир. — То есть не так. Понять ведь по-разному можно. Можно — не принимая, оставаясь, как говорится, при своём мнении. Как Нэртар. Можно так, как я... когда чужое становится своим. Что эльфы меня оправдали и у себя оставили, так это в его глазах меня как бы вне подозрений поставило. Так что, я думаю, он просто решил, что я навоевался по самое не хочу, и что с меня действительно хватит.

— Он будет мстить, — Горт не спрашивал, он не сомневался в сказанном. — Об этом он что-нибудь говорил?

-Да. И звал меня с собой.

Горт покачал головой, облокотился о стол... обхватил лоб руками.

— Пропади она пропадом, эта война, — проговорил он. — Как надоело, если б ты знал. Ищешь, ищешь пути к пониманию — все без толку. Вначале подобные Барахиру отчаянные головы вынуждают тебя становиться Жестоким, потом их родичи начинают свою месть...

Хатальдир подошёл к нему, присел рядом.

-Слушай... Финрод сказал — если бы Мелькор отдал Камни, он постарался бы уговорить феанорингов, что их Клятва уже... ну, словом, не имеет силы. Вы не думали про такое?

— Думали, конечно, — Горт поднял голову. — Мелькор считает, что их нельзя выпускать из Твердыни.

-Почему?

— Трудно объяснить. Когда говорят, что в них заключено проклятье — это не пустые слова. Слыхал когда-нибудь о таком — Драма Эру?

-Нет, — Хатальдир покачал головой. — У нас только говорили, что Мелькор приходил к людям в этом венце. Об этом вообще боятся рассказывать.

— Драма Эру — так некоторые из эльдар назвали предначертанную историю Арды. Предначертанную ни кем иным, как Эру, разумеется, — Горт вздохнул. — А все мы — и люди, и нолдор, и майар, и даже валар — лишь фигурки в этой игре. И конец в ней, судя по всему, должен быть один: Дагор Дагорат, Битва Битв, в которой будет уничтожен Мелькор... и ради этого — будет уничтожен весь мир. Так вот, Хатальдир, на сей день Камни и все, что связано с ними — рычаги этой Драмы. Пока Сильмариллы в Твердыне — мы не идем по уготованной нам дорожке. Как только они окажутся вне ее пределов — никто не знает, к чему это может привести. Кроме того... Все же это память об эллери. Способ заключать свет в рукотворные камни был придуман еще тогда, давно, ими.

-Сложно-то как, — Хатальдир поёжился. — Знаешь... Я ведь ещё вот о чём думал, пока сидел здесь. Думал, — как много я не знаю. Не умею. И, оставшись там, на той стороне, где ненависть, не буду знать и уметь никогда. И... я помню, — он улыбнулся, но улыбка тут же погасла, — помню, что есть такое, ну... когда ты становишься чьим-то учеником, чтобы познавать мир.

Замолчал. Опять — как в воду шагнуть...

— Учиться — дело хорошее, — кивнул Горт. — Но не только у меня. Все друг у друга учатся, Хатальдир. Даже майа не может уметь все — и лучше всех прочих. Что касается истории, знаний о мире, и того, что у нолдор называется "черное колдовство" — тут, конечно, я тебе помогу, с радостью.

-Я помню... есть слова такие... только я не могу... вслух... это же... оттуда.

И в глазах — смятение, отчаянный страх: а вдруг откажет.

-Ты возьмёшь меня в ученики?

— Возьму. А слова... — Горт поднялся, и протянул к Хатальдиру обе руки — в знакомом жесте. — Кор-эме о анти-эте, таирни.

Хатальдир сам не ожидал, что с ним так будет, — что обрушится, как волна, и радость, и облегчение, и то ощущение, которого, как он боялся, не будет никогда: что он _вернулся домой_. Что — всё. Скитания закончились.

Потянулся навстречу.

-Спасибо...

— Все будет хорошо, Хатальдир, — успокаивающе сказал Горт. — Надеюсь. А пока — пойдем. Надо бы помочь Тхурингветиль, она там с эльфами... пока — все без сознания. Иначе они не только нашего лечения, но самого нашего присутствия хуже смерти испугаются.

— Кстати, — добавил Горт, — ты ведь многих из них наверняка знаешь. Если окажется хоть кто-то, кого можно убедить, что его не разрежут на куски — уже хорошо.

-Я попробую, вдруг от меня толк будет, — он не замечал, что улыбается. — По крайней мере, попытаюсь.

— Так... — Горт, видимо, мысленно разговаривал с кем-то, пока они шли по коридору. — Всего их — тридцать восемь, все — нолдор. В действительно тяжелом состоянии только трое, остальные отделались относительно легко... вытащим. Но с этими придется повозиться. Не слишком хорошо, что с ними не выходит — чарами, — пояснил он. — Нельзя слишком долго держать ни человека, ни эльфа под влиянием одурманивающих веществ.

Где у нолдор были комнаты целителей, Хатальдир уже знал; судя по всему, сейчас — во всяком случае, пока — "темные" ничего переиначивать не стали. Горт остановился на пороге одной из этих комнат, и предупредил:

— Только не пугайся того, что увидишь.

Открыл дверь и вошел внутрь.

Хатальдир шёл следом. Вспомнилось, как его самого лечили "тёмные", — да, и вправду, можно напугаться. Интересно, значит, всё-таки можно сопротивляться чарам, даже чарам майа... Навряд ли долго, конечно.

Первое, что увидел Хатальдир — Тхурингветиль; она склонилась над распластанным на широком столе эльфом. Зрелище действительно было жутким. Эльф был обнажен; руки его были крестообразно раскинуты, и в венах исчезали какие-то штуковины, какие-то прозрачные трубки, в которых пульсировала кровь. На груди — открытая рана; кажется, вся грудная клетка была раскрыта. Руки у Тхурингветиль были в крови, кровь была на них, на отблескивающих металлом инструментах в ее пальцах... Тхурингветиль сосредоточенно взглянула на вошедших — и кивнула Горту.