Лэйтиан

— Хатальдир, ты пока можешь подождать, где тебе удобнее, — спокойно сказал Гортхауэр, хотя Хатальдир мог бы покляться, что он все почувствовал. — Тхурингветиль, пойдем... дела не терпят отлагательства.

-Я не буду путаться под ногами, — Хатальдир постарался, чтобы голос прозвучал ровно.

— Хорошо, — ответил Горт.

И они вместе с Тхурингветиль скрылись в крепости.

А во дворе действительно ничего особенного не было. Двор как двор, крепость — бывшая нолдорская, Хатальдиру приходилось в таких бывать, и не раз. Можно даже угадать, где у них конюшни, где оружейная, где что... Только вместо нолдор — воины в черном. Но на Хатальдира никто особого внимания не обращал.

Когда он увидел, что никому нет до него дела, то малость поуспокоился, но всё же понял, что его таки трясёт. Вот оно: "чёрные" с обратной сторон, "изнутри"... Вот оно: ощутить себя в полной мере во вражеском лагере. Вот оно: встретить врага лицом к лицу...

Он забился в какой-то угол и пытался понять, что ему делать. Что надо — он знал: узнать, кто убийцы, и отомстить. И убить. Ясно, после этого ему точно не жить, но это было ясно уже давно...

Он ждал, и время растягивалось на глазах.

Когда вернулся отряд — он увидел. Возможно, это и были ТЕ... Все те, кто убивал его друзей. Человек двадцать, спешились, ушли в крепость... А потом один из них снова вышел во двор — и направился прямо к Хатальдиру.

Он широко раскрытыми глазами смотрел на этого человека.

Враг.

Тот самый.

Из тех, кого он хотел убить.

И — всё же...

Встал. Сделал несколько шагов — навстречу.

А тот подошел — как ни в чем не бывало. Обычный человек, только в черном.

— Здравствуй, Хатальдир. Мне сказали, ты хотел меня видеть. Я Каннэр.

-Да, — выговорил с трудом. — Хотел. Ты... торопишься?

— Да нет, — ответил он. — Не особо.

-Здесь можно где-нибудь пристроиться? ну, поговорить?

— Да можно, конечно, — кивнул Каннэр. — Только ты же наших видеть не захочешь, наверное. Ладно, пойдем ко мне тогда.

-Уже не захотел, — кивнул Хатальдир.

От того, что его _понимали_, становилось немного легче... хотя ненамного.

Оказалось — у Каннэра небольшая комнатка, скромная совсем, ничего особенного; похоже, они тут и жили, здешние "темные". Не сравнить с тем, что было в Твердыне. Койка, стол, кувшин на столе и пара глиняных кружек, разломленная пополам краюха хлеба, два деревянных стула, окно-бойница...

— Вот, — сказал он, — я тут сейчас вроде как живу. Ты садись.

Хатальдир нерешительно присел.

-Я должен был бы поблагодарить тебя, — начал он негромко. — За то, что ты не дал меня убить.

— У нас есть правило — не трогать таких... Юных, — ответил Каннэр. — Но, сказать честно, всякое бывает. В бою иной раз вначале делаешь, потом думаешь; но хорошо, что ты остался жив — я знаю, мне рассказали, ты и вправду оказался родом из наших. Мы это еще тогда заподозрили. Когда зашивали тебя...

-Почему же твой... товарищ так не считал? а если бы не оказался? Ты же оставил в живых врага, и...

Он осёкся.

Каннэр пожал плечами.

— Почему — не считал? Не сообразил просто, скорее всего. Насчет врага... — он помолчал. — Это, конечно, да. Так. Но иначе мы просто перестанем быть людьми: зачем тогда вообще все?

Слова резанули по сердцу. Перестать быть людьми... да. Именно людей-то там, в Твердыне, он и увидел.

-А зачем — всё? Зачем ты воюешь с нами?

— Я бы и рад не воевать. Да кто же тогда нашу землю защищать будет?

-Дортонион — не ваша земля, — напомнил Хатальдир. — Тут уже мы свою землю защищаем.

— Да, — согласился Каннэр, — тут уж в том беда, что вы, вассалы нолдор, верите им. Мужчины оружие в руки взяли, в леса ушли, остальные побежали прочь — а зачем? Никто бы вас не тронул, живете и живите себе. Мы не нападаем первыми. А когда, как ваш отряд, начинают втихую набеги делать... Ну, тут уж извини. Сам понимаешь, дело такое.

Хатальдир вздохнул.

-У вас своя правда, у нас — своя. Непримиримые правды.

Подумал: ну и как он будет его убивать? Вот так поговорить-поговорить, а потом взять и попробовать зарезать?

— Да нет, не думаю, — Каннэр покачал головой. — Правда одна, и примирить всегда можно. Часто даже получается.

-Не уверен. Ну вот... — он внезапно решился. — Вот например, ты разговариваешь со мною, спокойно, не опасаясь, потому что ты уверен, что раз ты не дал меня убить, то и я тебя не зарежу сейчас, хотя у меня меч на поясе, и мы вдвоём, и у меня всё может получиться, — ты это знаешь... А если ты приведёшь сюда тех, кто убивал моих друзей, тех, кто стрелял в меня. Они — согласятся говорить со мной, захотят узнать _мою_ правду?

— Не все, — признал Каннэр, — у нас у некоторых тоже, знаешь... у кого семья от ваших погибла, у кого что... Но, думаю, другие согласятся, почему нет?

-Позови их, — тихо попросил Хатальдир.

Как будто в бездну шагнул. В ту самую, что мерещилась ему уже давно.

— Тогда подожди. Позову...

Он вернулся вскоре — не один.

Пятеро. С трудом поместились в маленькой комнатке. Люди как люди...

— Вот, — сказал Каннэр, — так что если хочешь рассказать про свою правду — рассказывай.

Хатальдир с очень большим трудом перевёл дух. Смотреть в глаза этим... убийцам оказалось труднее, чем Мелькору и Гортхауэру, вместе взятым.

Он встал.

-Я вас надолго не задержу, — сказал он. — Я многое видел за последнее время... пришлось. Видел ваших... по другую сторону. И... да, я из народа Эс-Тэллиа. Но я восемь лет провёл среди людей Дортониона, который вы разорили, которых вы выгнали с родных мест. Мы вассалы нолдор, — хорошо. Мы имеем право на это, мы это выбрали. Вы можете сказать, что нас обманули, — я это уже слышал, и мне, по правде сказать, безразлично это... скажем так, мнение.

Но я здесь не для того, чтобы спорить. Когда я отлёживался там, в форте, то думал, — что мне делать дальше. Мечтал о мести, — кривая усмешка. — Понимал, что переступить через себя, проникнуть в ваши ряды и исподтишка вас перерезать не смогу. Я был в Твердыне, хотел понять... разобраться. И вот теперь, разобравшись, я хочу вам сказать.

Да, я пришёл мстить за своих. Думаю, вы меня поймёте.

Но мстить не исподтишка.

Я вызываю вас на поединок. Одного за другим. Я знаю, что мне не жить, но мне это неважно. Вы пощадили меня как ребёнка, но я воевал с вами, как взрослый. И поэтому я уверен, что вы не откажетесь.

Они выслушали, не перебивая, без улыбок, серьезно. Потом один из них сказал:

— Мы ценим твою решимость. Но подумай сам, к чему это может привести? Либо один из нас будет вынужден убить тебя, либо ты убьешь одного из нас. Мы не хотим ни того, ни другого. Местью ты не вернешь своих друзей. Подумай, Хатальдир. Искренне тебе советую — не стоит.

"На том свете было бы ещё скучнее", — всплыла в голове фраза Лайсин. А ещё — лица тех, кого уже нет.

И — люди Твердыни.

И — память, которую, раз разбудив, уже не заглушишь.

Как весы.

К своим — убивать этих.

К этим — убивать своих.

И — как молния — всепонимающие глаза Мелькора. Кажется, он всё знал наперёд...

Выхода нет.

-Я настаиваю.

Они переглянулись.

— Хорошо, — сказал все тот же. — Когда?

-Сейчас.

— Тогда идем.

Они вышли в коридор, подождали Хатальдира. Спустились вниз, во двор. Тот, что говорил, выступил вперед.

— Я буду первым. Если тебе важно знать — Барахир погиб от моей руки.

Хатальдир коротко кивнул.

-Да. Мне это важно.

Он окинул взглядом площадку, прикидывая, насколько удобно здесь драться.

-У меня только один вопрос.

— Я слушаю.

-Я должен быть уверен, что Гортхауэр будет знать обо всём этом и не вмешается.

— Он знает, — ответил воин, — я сказал ему. Хотя он и не одобрил наше согласие.

-Почему?

— Бессмысленность, — пояснил человек и, не спеша, вытащил меч из ножен.

Хатальдир коротко и презрительно усмехнулся. Если делать только то, что имеет смысл... перестанешь быть человеком. Впрочем, он же Жестокий.

Клинок со звоном вылетел из ножен, словно соскучившись по вольному воздуху.

Довольно быстро Хатальдир понял, что его мнение о собственных умениях было, мягко говоря, опрометчивым. Воин сражался легко... без видимой усталости. Остальные просто стояли в стороне — и смотрели.

Скоро Хатальдир понял, что начинает выбиваться из сил. Наверное, у _этих_ были какие-то секреты, позволяющие не уставать... а может — просто опыта больше. И вот наконец блеск клинка — в запястье ударила резкая боль, меч вылетел из руки, и, почти как тогда, ночью — острие у горла.

Хатальдир молчал, — только скривился от боли и стиснул зубы. Барахир говорил, — умирать дОлжно достойно, не поганя воздух мольбами о пощаде.

Острие медленно отодвинулось в сторону.

— По правилам поединка я вправе сохранить тебе жизнь, — проговорил воин. — Вставай.

Он встал. А вот такого он не ожидал... правда. Зажал левой рукой распоротую правую.

-Вы победили, — сказал тихо.

И они не хотят его убивать... Значит — уходить. Бежать. Куда?!

Воин коротко поклонился.

— Тебе нужно к целителю, Хатальдир, — сказал он. — И лучше не откладывай.

— Не стоит, — сквозь зубы от боли. — Я сам.

— Что — ты сам? Хочешь без руки остаться? Идем, я тебя провожу. Давай, давай.

Хатальдир пошатнулся: начала кружиться голова.

Человек поддержал его; и повел куда-то. Рука кровоточила, и сильно: видимо, была задета вена. От слабости Хатальдир плохо соображал, и поэтому пришел в себя, только когда его усадили — и прямо перед глазами оказалось лицо того человека... он мигом вспомнил, где видел это лицо — этот самый человек был тогда, в его бредовом воспоминании, когда кто-то копался в его ране железным крюком.

— А... здравствуй, — нашёл в себе силы усмехнуться. — Вот и свиделись...

— Здравствуй, — серьезно ответил тот. — Вот уж кого не ожидал увидеть снова... Но, может, и к лучшему. Так, давай сюда твою руку и потерпи еще немного. Только не мешай мне, пожалуйста.

Если б Хатальдир не видел там, в крепости у эльфов, такой штуки — испугался бы; а теперь было почти безразлично. Несколько коротких уколов вокруг раны — и боль вначале ослабела, а потом почти совсем исчезла. А целитель принялся колдовать над раной.

— Ничего, — сказал он наконец, закончив перевязывать Хатальдиру руку, — хорошо, что Тхурингветиль здесь, она быстро заживит. Хотя шрам, конечно, останется.

-Разве здесь? — слабо удивился Хатальдир. — А я почему-то думал, что она уже улетела...

— Она только завтра улетит, — ответил целитель. — Я ей скажу, чтобы она нашла тебя.

-Не стоит, — проговорил Хатальдир. — Впрочем, вы всё равно сделаете по-своему.

Он встал, — покачнулся, но удержался. Развернулся, вышел.

Наверх. На стену. Туда, где так близко — небо. Говорят, души людей уходят куда-то, куда — не знают даже эльфы...

Взобрался. Закусил губу, пытаясь сдержать слёзы: не получилось.

— Что это ты собрался делать, Хатальдир? — раздался позади него голос, уже знакомый — голос Гортхауэра.

Вздрогнул — от неожиданности.

Обернулся. Отступил — шаг, второй... Потом понял, что площадка закончилась, и что он упирается спиной в стену.

— Ты, кажется, собрался полетать, — Горт подошел к нему, вплотную — его лицо было совсем рядом. — Не стоит. Не думаешь о себе — подумай хотя бы о своих родных.

-Мои _родные_ погибли, — тихо и сдавленно сказал Хатальдир. — И мне бы очень хотелось узнать, как ты нашёл их — то есть наше — убежище.

— Мои люди сумели взять одного из ваших, — ответил Горт. — Его имя — Горлим. Его память.

Хатальдир не отводил взгляда от глаз майа.

-И что с ним стало?

— Вот уж это мне теперь неизвестно. Я отпустил его, он ушел.

Хатальдир перевёл дух, едва веря своим ушам. Если Гортхауэр не врёт... Эру, только бы он не врал, только бы...

Но...

— Он знает, что наши погибли из-за него?

— Было бы трудно об этом не догадаться.

— Кто вас знает... Вы можете творить с памятью всё, что угодно... говорят.

Вспышка.

Война.

Не — твоя — война.

Чужая.

Но — жуткая.

Когда сводит скулы от ужаса, и не можешь даже кричать.

Когда горит берег.

И уходят люди.

Спасаются.

Эс-Тэллиа...

И — голос откуда-то, из глубины веков: ты наш, и вся наша память — твоя...

Хатальдир сжал виски, согнулся. Это — слишком!..

— Да, — проговорил Горт так, словно он сам видел то, что вспыхивало сейчас перед внутренним взглядом Хатальдира. — А будет — еще хуже. Готовься.

-Куда уж хуже-то, — простонал Хатальдир. — Да что же это такое, что со мной творится?!

— Просыпается родовая память. Знаешь что, нечего тебе здесь стоять в таком состоянии... Идем. Ты ведь хотел со мною говорить, не правда ли?

Хатальдир с трудом отклеился от стены. Встряхнул головой, — обычно это помогало поставить мысли на место... но не сейчас. Сейчас они от этого только закружились диким хороводом, как будто вознамерились свести его с ума. Покачнулся, клюнул носом, — земля шатнулась навстречу.

Горт подхватил его — просто поднял на руки, как ребенка, и понес куда-то.

Комната с небольшим камином... глубокое кресло. И Гортхауэр — Гортаур Жестокий! — подает ему чашу с каким-то дымящимся напитком...

— Пей. Поможет прийти в себя.

Он взял, — руки дрожали.

— Ссс... спасибо.

Осторожно сделал несколько глотков. Одурманит, — прошла мысль. И тут же: какая разница теперь...

Нет, это был не дурман — просто какой-то незнакомый травяной отвар. Терпкий, довольно вкусный. В голове действительно прояснилось, возвратилась ясность рассудка.

— Вот и хорошо, — сказал Горт. — Пей постепенно, и чтобы выпил все: без возражений, пожалуйста. Тебе это необходимо.

Хатальдир кивнул: понял, что возражать будет, мягко говоря, бесполезно. Интересно, а если бы он не был из народа Эс-Тэллиа, стал бы Гортхауэр о нём заботиться? Впрочем, сейчас разницы большой нет, какого он рода, — так что тут, наверное, просто желание из врага сделать "своего"...

Горт разглядывал его, разглядывал откровенно, оценивающе, бесцеремонно — под этим взглядом становилось не по себе.

— Ну что ж, — сказал он наконец, — я готов выслушать все, что ты мне скажешь. Полагаю, ты уже неоднократно мечтал об этом. Используй шанс.

— Нэртар просил передать тебе, что ты жестокая скотина, — сказал Хатальдир. — Ещё он сказал, что он, в общем, может вас понять, — тебя и... и Мелькора. Я с ним полностью согласен. По обоим вопросам. Но ему легче. В отличие от меня, он не завис между Севером и Дортонионом.

— Нэртар не сказал ничего нового, — довольно равнодушно ответил Горт. — Но что же думаешь выбрать в итоге ты сам?

-Хороший вопрос... Я не могу быть с вами. Но я уже и не со своими, как мне ни тяжко это признавать. Если бы я был полностью со своими, то я бы добрался до Твердыни и постарался бы кого-нибудь убить. Даже совершенно определённо кого, — он усмехнулся. — В общем, попробовал бы повторить подвиг Финголфина. Или, на худой конец, добравшись досюда, попробовал бы перерезать твоих воинов и сложил бы голову сам.