"Великое небо, если бы хоть научиться плакать. Все говорят — помогает. Об ЭТИХ — думает, а мне — "уйди, оставь меня с ними". С кем угодно будет считаться, только не со мной. Не хочу, чтобы он знал, не хочу..."

Прочь. Выйти отсюда, и куда-нибудь дальше, дальше, прочь из Твердыни...

И на него обрушилось — как лавина: всё, всё, что Мелькор пережил, передумал, о нём, всё, что чувствовал.

Война Стихий. "Уходи!" — "...только бы остался на свободе, в Эндорэ... только не в Валинор. Как угодно. Пусть не поймёт сейчас, пусть. Если я не вернусь... Арта не останется без защиты."

Валинор. Золотая клетка. Снова — эльфы... Феанор — тянется, ему интересно научиться, узнать... Пытливый, горячий, вспыльчивый. И — ссора на ступенях Форменоса. "С тобой я никуда не пойду! Убирайся, мне плевать, что тебя преследуют, в Мандосе тебе самое место!" — "...а ты жесток, Феанаро... как ваши светлые Валар. Но я всё равно вернусь. Домой. К тем, к кому рвётся душа."

Возвращение. Страшное, тяжелейшее чувство вины, котороые больше никогда не исчезнет. Снова — войны. Дагор Браголлах. "...отогнать от Твердыни. Народу поляжет... Делай. Делай, Гортхауэр. Я расплачусь. Это неважно."

Горт обернулся. Глаза в глаза — несколько долгих секунд. Потом лицо его дико исказилось, сжались кулаки — Мелькор вдруг услышал хруст, и увидел, как через пальцы побежала кровь, а Горт все сжимал кулаки и сжимал, наверное, это чем-то ему помогало, может, физической болью отгоняло другую.

Он пошел прочь из зала неестественно ровной походкой.

Из зала вышел шагом. И опрометью бросился прочь, к ближайшей внешней галерее.

Таким Тхурингветиль не видела Горта очень давно. Пожалуй, с Войны Стихий... хотя нет, конечно, тогда было хуже, гораздо хуже, но ведь сейчас, вроде бы, ничего _такого_ не случилось... Что с ним — она не понимала. Вылетел из тронного зала, как молния, и — на безумной, рассекающей воздух скорости, действительно — еще немного, и огненный след бы в воздухе оставался — к Острову.

А там — вниз, на самый нижний уровень, в темноту, в холод, в каменный мешок... лицом в угол, лбом в холодный камень стен. Все это Тхурингветиль видела не зрением — ощущала, следя за Гортом. _Видела_ — у него искажено лицо, дрожат и трясутся губы, зубы стучат друг о друга... Майа завыл, совершенно по-волчьи, так, как не выл, наверное, и Драуглуин — вожак здешних волков; и бросился на стену, царапая ее и так уже разодранными руками, выламывая камни.

Упал лицом вниз... замер, словно мертвый.

Тхури бежала вниз — как будто за ней гнались. Бросилась возле него на колени. Укол — не заворачивая рукав, не до того... Успокоительные, сильные. Осторожно провела по волосам.

— Гортхауэр...

Он ответил не сразу, молчал долго, так долго, что Тхурингветиль успела испугаться. Потом наконец пошевелился, и, не поднимая головы, произнес глухо:

— Не надо этой дряни... Давай лучше вина. Самого крепкого, что есть — помнишь, то, что наугрим присылали...

Она вздохнула. Короткий жест — сотворить "из воздуха". Налила вина в бокал.

-Держи.

Не надо вопросов. Не надо. Он расскажет. Сам.

Выпил одним глотком. Сделал — вернее, "переместил" из запасов — еще; выпил снова. Помолчал. Потом наконец проговорил:

— Как же хочется сдохнуть. Если б ты только знала, Тхурингветиль...

-Я чувствую, — негромко сказала она. В голосе — понимание, тревога.

— Я ему не нужен. — Горт долго молчал, глаза его смотрели в одну точку — ничего перед собой не видя. — Вернее, нужен... но не сам я. Как предводитель войска — да. Как защитник Арты... да. Как кто угодно, только не как... Не как человек. С _этими_ он только что не целоваться готов. А мне — нужен, будь рядом,а придут другие, те, кто нужен _всерьез_ — покинь нас, Гортхауэр. Свою боль он видит... а мне-то — что сделается? Я на плечах всю Арду не таскаю, и раны у меня, вот наказание, пока еще умеют заживать... Не могу я, Тхурингветиль. Не вернусь туда. Не могу его видеть...

Тхури покачала головой.

— Мне кажется, ты чего-то не понял. Это, знаешь ли, видят все, кроме тебя, — она чуть усмехнулась. — Курумо — тот вообще сразу просёк, гадина... Он любит тебя. Больше, чем всех нас, вместе взятых. Кто угодно имеет право на эти слова, которые ты сейчас говоришь, но только не ты. Ты силён, ты можешь быть и Повелителем Воинов, и защитником Арты... ты можешь даже его заменить, и он это знает. Неужели ты думаешь, он просто так тебе всё это доверил? посмотри как следует. Сейчас ты — главный на Севере, а никак не он, и он просто отдал тебе всё... потому что если бы он этого не сделал, это было бы неправильно, это сковывало бы твою свободу. Ты решаешь — быть войне, когда, где, что. Ты уже привык и не замечаешь. Он отошёл в сторону — ради тебя. Он не хочет мешать тебе, не хочет давить... ты сам знаешь, почему. А сейчас, когда эти люди пришли к нему — ты даже не подумал о том, что у него тоже есть право на решение. На _своё_ решение. Ты хотел решать за него. Разве это правильно?

Горт вздохнул, глубоко, старательно, словно заставляя себя прийти в себя или проснуться.

— Ладно, Тхурингветиль, — сказал он через некоторое время. — Ты, главное, не говори никому, что видела меня... Таким. Сейчас глупый фаэрни Ортхэннер снова спрячется туда, — он коснулся ладонью груди, — глубоко-глубоко, никто ничего не заметит. А снаружи будет Гортаур Жестокий, Главный На Севере... Только если первой заметишь, что ЭТИ снова появятся здесь, возвращаются — скажи мне заранее, я улечу куда-нибудь. Иначе могу и не сдержаться. Просто убью их, а этого он мне не простит... Даже мне.

Он поднялся, постоял, прислонившись к стене, закрыв глаза.

— Покой, — проговорил он. — Иногда даже хочется, чтобы только темнота вокруг, и ничего, кроме...

Тхурингветиль положила ему руку на плечо.

-Тебе — он простит всё. Даже то, что ты учинил с ним сегодня. Ты ведь тоже чувствуешь... он бы всё на свете отдал, лишь бы ты вернулся. Но он не позовёт тебя, как бы ему сейчас ни было плохо, потому что обвиняет себя куда хуже, чем это сделал ты... Пожалуйста, не казни его. Я прошу тебя.

— Я учинил, — повторил Горт. — Не он, а я. Словно нельзя было сказать сразу — я хочу отдать им Камень, не мешай. Как будто я стал бы возражать. Этот сукин сын Берен распахал ему лицо... четвертый шрам добавил. Один Камень позволили взять, так он полез и второй выковыривать, сволочь... Я не выдержал — на это смотреть. А теперь еще и виноват оказался. Ладно, что уж там... чего от меня ожидать.

Он усмехнулся так, что снова все лицо скривилось, и стал подниматься по крутой выщербленной лестнице наверх, к выходу.

-Гортхауэр, стой! — голос Тхури сорвался, она подбежала к нему, схватила за руки. — Да что такое! Ну прости меня, я же не знала!

— Пойдем наверх, Тхурингветиль. Чего уж здесь сидеть, в самом деле.

Она теперь уже, сама не понимая, преграждала ему путь наверх. Обняла.

— Перестань, перестань, перестань! Да что же это такое! Он любит тебя, и я тоже люблю, и все наши сейчас в лепёшку бы разбились, лишь бы тебе помочь! Ну пойми же! Или мы сейчас с тобой вместе летим к Мелькору, и весь этот идиотизм оставляем в прошлом, или... Или я не знаю, что я сейчас сделаю! Какую-нибудь выдающуюся глупость!

— Слушай, Тхури, — он отстранил ее слегка. — В _таком_ виде я точно никуда не полечу, позориться. Дай хоть в себя прийти. К тому же, там сейчас _эти_... пусть хоть уйдут, а то ведь и вправду не выдержу — убить, может, и не убью, но Берену морду так разобью, что его и Мелиан не склеит...

— Да они ушли уже, — Тхури осторожно провела рукой по его волосам. — Как только ты улетел, Мелькор приказал — чтобы духу их в Твердыне не было. Так что выставили их, вместе с Сильмариллом. Пойдём наверх.

...Финрод оставался на Острове. На _своем_ Острове. Интересное у него получалось заточение: только что за пределы яруса выходить не разрешали, а в остальном... Неизвестность, однако, давила. Что происходило во внешнем мире — он не знал; хотя понимал, что вот-вот и все уже должно решиться. И однажды ночью пробрало до самых костей, когда он вдруг услышал — снизу — страшный какой-то вой, то ли волчий, то ли крик человеческий... Что там происходит?..

Не прошло и часа. Дверь отворилась, вошел Горт, и, как ни в чем не бывало, сел у стола. Спросил:

— Чем занимаешься, Финдарато? Что не спишь по ночам?

— Да так... — Финрод сразу почувствовал, что с Гортхауэром что-то не то. — Мысли бродят. Читал ваши книги.

— Лютиэнь была — тоже читала, — Горт сотворил кубок с вином, одним глотком выпил. — Разумеется, не поверила. Хочешь вина?

— Давай. Что происходит? Я тут сижу, как... — усмехнулся, — как на необитаемом острове.

Второй кубок Горт подал Финроду, предупредил:

— Крепкое очень, осторожнее. Что происходит? Сидеть тебе недолго осталось. Собственно, можно и не сидеть, но все равно лучше дождаться... этих твоих. Через пару дней они снова будут здесь. Уже с Сильмариллом. Отдал им Мелькор Камень... Вернешься к своим победителем. Только не рассказывай в Нарготронде, как надирался наугримским пойлом в компании Тху — не поймут.

Финрод поглядел на то, как в вине играют отсветы. Поднял глаза.

— Я так предполагаю, что возвращаться мне уже некуда. Что это уже не _мой_ Нарготронд.

— Брось. Все равно — твой город. Сколько вы его строили, я же знаю. После такого возвращения у тебя будет и влияние, и доверие, и все, чего только можно пожелать. А если убедишь отдать Камень Келегорму и Куруфину — избежите еще и раздора. По твоему слову сделают все, что ты захочешь... сумеешь удерживать Нарготронд от войны, сумеешь влиять на прочих... В конце концов, это возвращение нужно всем, чтобы не лилась бессмысленно кровь.

Финдарато задумался.

-Пока я тут сидел, мне это всё приходило в голову. Но что-то кажется — малореально. С феанорингами вообще трудно разговаривать. О чём бы ни начинался разговор, через два предложения они уже съезжают на Клятву, Камни... ну, и так далее.

— А если Камень отдадут им в руки — на что они съедут в этом случае? Они же не безумцы — не бегут штурмовать нас сейчас; дальше потрясания мечами на безопасном расстоянии не идут, понимают, чем это закончится.

-На то, что они клялись добыть все три, — усмехнулся Финрод. — Но ты прав. Надо пытаться остановить войну. Если ничего не делать, сама она не закончится. Я постараюсь помочь тебе — всем, чем смогу.

Помолчал.

-И всё-таки. Что случилось? если я буду знать, я, может быть, смог бы что-то хотя бы посоветовать. С людьми вот получалось... а ты похож на них. Если можешь, — скажи. Я же вижу, что что-то не так.

— Ничего, — ответил Горт. Финроду вдруг показалось, что ему тяжело держать кубок... того и гляди — уронит. — Знаешь, у людей бывает — терпят, терпят, а потом сорвутся? Не выдержал...

-Бывает, — в голосе Финрода было тепло и искреннее сочувствие. — По-моему, тебе надо отдохнуть... от войны. Остров твой, никто здесь никуда не денется, рубежи ваши как стояли, так и будут стоять. А из-за чего сорвался-то? Если причина в ком-то, то это надо разрешить по-быстрому, а то так и будет висеть и давить.

— Так, — Горт поставил кубок на стол, чуть не расплескалось вино. — Берен твой Мелькору еще один шрам добавил, пытаясь Сильмарилл достать. Дорвался... Не выдержал я, на это смотреть — двинул ему в морду. Не отпустил их... сразу. А Мелькор решил — я недоволен тем, что он отдал Камень. В общем... Не объяснить это, Финдарато. Наверное, я просто сорвался. Такое вдруг накатило — хоть вой. Если б ты знал, как я устал от этой войны. Хочется взять Мелькора — и куда-нибудь, знаешь — в Оссирианд, или в пустынные земли...

Финрод внимательно взглянул на него.

-Мне кажется, вы просто не поняли друг друга. Ты сорвался, да... Пока тебя не было, я разговаривал с Тхурингветиль — она рассказывала про него, про тебя. Говорит — он чувствует себя страшно виноватым перед тобой, потому что ты за него переживаешь, пытается хоть как-то тебя оградить... не всегда получается. Он сейчас... как?

— Да все так же. Я делаю — его обвиняют. Лучше бы все знали в открытую, кто на самом деле управляет этой войной. Тогда хотя бы ненависть изливалась на того, что заслужил.

-Знаешь что... Я думаю, это хорошая идея — уехать. Вдвоём. Если бы я мог... я бы хотел с ним встретиться, правда. Перед возвращением.

— Отнести тебя туда? Это можно сделать, конечно, было бы желание. Только лучше ты один встречайся с ним.

Финрод секунду смотрел на него — пытался понять.

-Послушай. Может, я неправ, но я чувствую, ты боишься встретиться с ним. Люди говорят — таким страхам надо смотреть в глаза, они этого не выдерживают и исчезают. Мне кажется, вам надо встретиться. Тхурингветиль говорила — он тебя любит... Честное слово, нельзя оставлять такие недоразумения, от этого будет только хуже вам обоим. Он ведь всё понимает, — ты ведь знаешь это лучше меня. И... попробуй почувствовать. Мне сегодня ночью казалось, что я что-то чувствую... собственно, поэтому я и попросил тебя об этой встрече.

— Я знаю. И он все понимает так же. Встретимся, куда мы денемся. Просто пойми... я себя чувствую — словно в грязи с головы до ног. Только и будет — себя травить. И его так же точно.

— У меня было такое, когда я ушёл с нолдор, а Амариэ осталась. Если бы у меня, как у тебя сейчас, была эта возможность — прилететь, встретиться... я бы тут же рванулся. Чтобы — пройти эту боль встречи, пережить и смочь пойти дальше. Иначе ведь никак. И чем дольше ты будешь медлить, тем сильнее будешь мучить и его, и себя. Зачем тебе это?

— Слушай, — Горт вдруг улыбнулся, словно к нему пришла неожиданная и дерзкая мысль. — Ты же вроде, говорят, много бродил в Оссирианде. Уговори его покинуть Твердыню. И — туда... Втроем. А?

Финрод заулыбался.

-А почему бы и нет. Там хорошо... красиво. Полетим?

И добавил чуть смущённо:

-Я давно мечтал попробовать, как это — летать.

— В обычном теле по-настоящему этого не испытаешь, — серьезно заметил Горт. — А сменить тело для эльфа практически невозможно... во всяком случае, подобное делать мы еще никогда не пытались, хотя цель, конечно, стоящая... Только дождемся рассвета. Иначе я тебе такой пьяный полет устрою, что тебе не до разговора с Мелькором будет — откачивать придется.

-Ладно, — улыбнулся Финрод.

Он вздохнул. Трудно это всё-таки — с людьми разговаривать, когда у них на душе что-то совсем не так... особенно когда хочешь помочь, найти выход...

— Знаешь, — Горт снова поставил кубок на стол, — вот что я давно хотел тебе сказать, но сам понимаешь — случая не представлялось. Прощения у тебя хотел просить, за то, что братья твои погибли. Пусть не от моих рук — но через то, что устроил именно я. Мне рассказывали те, кто видел их в бою — Аэгнор умер с именем Андрет на устах... его пытались спасти — не сумели, он не хотел оставаться. Ушел за своей мельдэ, решился наконец сделать то, на что не решался в жизни. А ведь не будь этой вражды — они оба могли бы жить. Быть счастливы...

Финрод помрачнел. Выпил.