События после вчерашнего демарша Островского, которого взбесил немецкий доктор, не лечивший на самом деле Ленина, а изучавший его болезнь, как болезнь какой-нибудь лабораторной крысы, понеслись буквально вскачь.

— Раз Вы, Владимир Ильич, согласны рискнуть, подвёл тогда итог Матвей, то не будем откладывать лечение. Я могу синтезировать необходимое лекарство прямо на ваших глазах, здесь. Пусть доверенные люди, обратился он к Сталину, добудут вот эти вот вещества и химическую посуду. В современных химлабораториях университетского класса это всё есть.

Сталин ещё раз яростно глянул на Матвея, и сказал:

— Хорошо. Реактивы и химпосуду доставят. Однако вы дерзкий человек!

— Я веду себя так, как ОБЯЗАН действовать НАСТОЯЩИЙ КОММУНАР! Представитель новой общественной формации, свободной от иерархического маразма. В которой КАЖДЫЙ человек может поставить заболевшему диагноз, самостоятельно изготовить из подручных средств несложные лекарства. То есть обладает квалификацией минимум фельдшера. ТОЛЬКО ТАК МОЖНО СОЗДАТЬ ИСТИННО БЕЗПЛАТНУЮ МЕДИЦИНУ! Для этого необходимо раздавить цеховую кастовость врачей. Само слово ВРАЧ — подозрительное! Явно ведь от слова ВРЁТ! При этих словах Ленин согласно кивнул головой.

Сталин забрал листок, и вышел.

Любопытно было наблюдать за реакцией Ленина на произошедшее. В глазах вождя Матвей увидел удивление и... одобрение!

— Молодец, Матвей! — прервал молчание, воцарившееся на веранде после ухода Сталина, Владимир Ильич. Я всецело дове'яю тебе. Де'зай!

Фестер, которого Островский довольно грубо поднял и усадил в кресло, сопел, но ничего не говорил. Сам Николай стоял рядом, наблюдая за врачом.

Сталин вернулся спустя десять минут.

— Послал порученца в МГУ. Доставят затребованное часа через два.

Помолчав, добавил:

— Любопытно было бы ознакомится с твоим взглядом на политику большевиков, Матвей. И как так получилось, что ВЫ единственные из коммунаров сумели добиться чего-то реального.

— В журнале "ТМ" довольно подробно приводится...

— Журнал мы читали. Даже подробно разбирали некоторые статьи из него на совещаниях. После того, как вы сумели своими успехами нас удивить. Но многое в короткой журнальной статье не расскажешь. Вот нас как старых большевиков и интересует, как у ВАС всё то, чего вы достигли за неполные полгода, получилось! Бисова сила, в выражении Сталина зазвучал восторг. Да если бы мы сумели найти ваши принципы тогда, ещё в пятом! Революцию можно было бы уже тогда свершить!

— Не получилось бы так просто эти принципы найти, товарищ Сталин, — ответил Матвей. Они были "сгенерированы" в нашей коммуне не только как следствие упорной теоретической и практической работы, но и как следствие стечения удачных обстоятельств.

— Истинный большевик, Матвей, строгим тоном выговорил Сталин, должен стремиться исключить случайное из своей деятельности!

— Увы, товарищ Сталин, случайность — это базовое, фундаментальное свойство окружающего нас мира. Мировая наука пока даже не поняла ещё, НАСКОЛЬКО СЛУЧАЙНОЕ ПРАВИТ миром!

— А знаешь что, Коба, внезапно заговорил Ленин. Пожалуй я с Матвеем соглашусь. Случай п'авит ми'ом!

Спустя час с половиной в коридоре раздались многочисленные шаги несущих увесистый груз людей. Дверь на веранду распахнулась, и прибывшие стали раскладывать прямо на полу, застелив по требованию Матвея его газетами, принесённый груз.

Матвей взглянул на немецкого врача. По мере того, как прибывшие раскладывали оборудование, его глаза становились всё больше.

Когда же Матвей и сухонький старичок профессор из МГУ закончили монтаж оборудования, у Фестера, что называется, "отпала челюсть". Немец не сдержался, и глухо воскликнул:

— Майн Готт! Да здесь оборудования на пару лабораторий! И это "небольшой синтез"?!

Не обращая внимания на немца, Матвей приступил к священнодействию.

— Итак, Владимир Ильич, перед вами реактивы для синтеза препарата, на основе этилендиаминтетрауксусной кислоты...

Когда синтез и очистка препарата были завершены, Ленин, заворожённо слушавший лекцию Бронштейна, сказал:

— Вы, Матвей, очень мне сейчас напомнили б'ата, Сашу. Он тоже любил химию, и мог часами 'ассказывать о получении того или иного соединения.

Соорудив капельницу, из доставленных медицинских приборов, Матвей приготовил раствор. Подсоединив к капельнице трубку, а к той — стерильную иглу, резиновая трубка была простерилизована ранее, протёр спиртом место укола, и воткнул иглу в вену руки Ленина, по всем правилам медицины.

Фестер, глядя на действия Бронштейна, не выдержал, и когда тот стал нащупывать вену, попытался вмешаться.

Островский, положил руку на плечо порывающегося встать немца и сказал:

— Спокойно, герр доктор. Матвей — сын врача. И как найти вену, он знает.

Наступило время напряжённого ожидания.

Действие препарата стало проявляться на третьем часу. Внезапно, Ленин смог пошевелить парализованной рукой. Этот факт буквально взорвал тишину.

Сталин, увидев такое дело, зааплодировал, что-то восторженно воскликнув на родном языке.

Вид у немца Фестера был как у побитой собаки, хотя доктор усилием воли сумел придать своему лицу спокойное выражение.

Заговорил даже молчаливый химик, что помогал Матвею.

— Ну вот, товарищ Ленин. Правильное лекарство, точно бьющее в цель, буквально ломает картину болезни! И для этого достаточно ЧАСОВ!

— Лекарство Вам придётся вводить еженедельно. Сейчас сходите по малой нужде, и выпейте пару кружек чистой воды. Не напрягайтесь, чтобы не было инсульта. Всё же заболевание у вас крайне тяжёлое, наследственное. Его последствия ещё могут сказаться. Но перелом в болезни налицо!

Обсудив со срочно приехавшим русским доктором, кандидатуру которого назвал сам Ильич, меры по уходу за больным, Матвей смог наконец уехать.

По личному распоряжению Ленина его и Николая повезли на автомобиле вождя и выделили усиленную охрану.

Глава 5. Красный косинус.

Взглянув в окно, Матвей увидел приближающийся старый корпус Московского Университета.

Телохранитель открыл дверь авто, и Бронштейн вошёл в здание, поднявшись по каменным ступенькам.

Аттестационная комиссия уже находилась в лекционной аудитории физического факультета.

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался Матвей.

— Здравствуйте, молодой человек, — ответил один из сидевших за длинным столом. Можно посмотреть вашу дипломную работу?

— Она у меня в голове. Вот, Николай, будет прямо во время защиты печатать на пишмашинке её текст.

— Неужели нельзя было подготовить работу ранее? — с ноткой возмущения отреагировал кто-то.

— К сожалению, обстоятельства сложились так, что нет.

— Хорошо. Раз принять вашу защиту рекомендовал Совнарком, нам остаётся только подчиниться.

— Не будем, товарищи, терять время. Какая тема вас больше интересует? Я могу изложить следующее:

— Расширенная теория кристаллографических групп.

— Основы гильбертовой механики.

— Генератор монохроматического и когерентного электромагнитного излучения.

— Но первая тема самая простая и короткая для изложения.

Члены аттестационной комиссии после короткого совещания утвердили первую тему.

Защита прошла без осложнений. Доходчивое объяснение Бронштейна, синтез прямо на глазах членов комиссии кристаллов с заявленными группами симметрии, и наконец, вручённая председателю свежеотпечатанная дипломная работа произвели хорошее впечатление, во всяком случае, претензий не было.

— Молодой человек, поздравил Матвея чуть позже председатель, защиту вы выдержали успешно. Надеюсь, что вы сделаете доклад по двум другим темам.

Возвращаясь к себе, в ныне охраняемую комнату общежития, Матвей задумался.

— От меня потребуют предъявить развёрнутую программу преобразования университета. Что взять за образец? Возьму-ка я за образец структуру МФТИ...

Соединение в единую систему преподавательской, научной и производственной линий. Эта система, Физтеха, отлично зарекомендовала себя в середине века. Преподавательскую деятельность на заводе я, точнее Макаров также строили, опираясь на принципы преподавания в Физтехе.

Вернувшись, Бронштейн достал из письменного стола, что по его просьбе установили в комнате, кипу чистой бумаги, карандаш, и приступил к наброске принципов реформирования МГУ.

В это самое время, Николай Островский, посетив совещание Всероссийского союза писателей, вновь вернулся в Горки, для беседы с Ильичом. Собственно, на совещании союза писателей, Островскому поручили поговорить с Лениным, на тему развития литературы в СССР.

Ленин, чьё самочувствие улучшалось прямо на глазах, принял Николая в своём кабинете. Ильич сидел в кресле, когда дверь открылась и в комнату вошёл Островский. Перед вождём лежала кипа газет.

— Зд'авствуйте, Николай — Ленин радушно предложил Островскому тоже сесть в кресло.

— Пе'едайте Матвею г'омадное спасибо! Его лека'ство чудесно! Я уже могу сам ходить, память восстановилась. Вот, решил немного просмотреть те иностранные газеты, что раньше не мог...

— Здоровья и Вам, Владимир Ильич! — обрадовался Островский увидев Ленина столь быстро идущим на поправку.

— А 'асскажи-ка, Николай, п'о ваше житьё-бытьё в "Кибе'е". Как вы коммуну создавали? С какими сложностями столкнулись?

— Идея коммуны была нашего комсомольского вожака Семёна... А вот кстати, вспомнил Николай мысль которая давно его мучила, есть у меня к Вам, Владимир Ильич, вопрос:

— Как вы считаете, социализм и коммунизм — антагонистические формации?

— А почему вы задали такой странный вопрос, молодой человек? — Ленин внимательно посмотрел на Николая.

— Ну, мысль проста. Смены общественных формаций всегда сопровождались, если и не революциями, то борьбой классов, зачастую вооружённой. Вот мне и подумалось, а почему социализм и коммунизм должны быть исключением? Тут ведь что сразу в глаза бросается? При социализме — государство есть, а при коммунизме — нет. Государство же так просто себя не распустит. Это, Владимир Ильич, Система, своеобразный организм, можно даже провести параллель с Големом из средневекового мифа. Раз возникнув, Голем так просто в небытие не уйдёт. Жить Голем хочет, как и всякое живое существо.

— Действительно, любопытный воп'ос вы задали, молодой человек, — задумался Ленин.

— Я, вот, товарищ Ленин, думаю, что дело обстоит так:

— Государство "расплавляется" в обществе коммунаров. Собственно, так мы правоохранительную деятельность в свой коммуне наладили. Каждый выполняет функции, ранее делегированные чиновникам госаппарата. Отсюда — очень высокие требования к членам такой коммуны.

Лениться нельзя, перекладывать обязанности на товарищей не выйдет. Каждый должен заниматься непрерывным повышением своего образовательного уровня. И кстати, законы в таком обществе просты и понятны обязаны быть каждому, и каждый с ними обязан быть ознакомлен.

— Если форма обычного классового государства — пирамида, то общество коммунаров — это диск!

— Любопытно, молодой человек, любопытно.

— К сожалению, людей, что можно организовать в дееспособные коммуны, в нынешнем обществе мало. Несколько процентов от силы.

— Ещё один принцип, товарищ Ленин, который важен для успешного функционирования коммуны — богатеть своим трудом — почётно! Коммуна предоставляет каждому из своих представителей максимально благоприятные условия для созидательного труда.

* * *

"Инаугурация" на должность ректора МГУ состоялась через два дня. Луначарский, курировавший реформу МГУ от Совнаркома, внимательнейшим образом прочитал представленный ему Бронштейном план реорганизации учебного заведения, буквально замучав Матвея дотошными распроссами по каждому пункту предложенного плана.

Готовый физтеховский "шаблон", конечно помог, но не слишком. Анатолия Васильевича интересовали мельчайшие подробности предлагаемых реформ. Особенно его волновал вопрос старых кадров.

— Вы уж, Матвей Петрович, "по-взрослому" обратился нарком просвещения, постарайтесь их не "обижать". Взгляды у многих представителей старой профессуры старорежимные, но, увы, других учёных нам взять негде.

— Обещаю, Анатолий Васильевич, приложить все усилия. Но, боюсь, что инициативу Совнаркома с моим назначением ректором МГУ будет воспринята профессорско-преподавательским составом чуть ли не как личное оскобление...

— Ничего, Матвей, Советское Правительство на твоей стороне, дерзай, не бойся! — напутствовал в конце Бронштейна Луначарский.

В главный корпус МГУ, где должно было произойти собрание всех научных работников московского университета, Матвей приехал к десяти часам, как раз к началу совещания.

Сказать, что Бронштейн мандражировал, значит сильно преуменьшить его чувство.

Восстанавливающиеся после исчезновения пришельца эмоции, всё сильнее и сильнее давали о себе знать.

Матвей внезапно понял, что он вел себя эти полгода буквально как робот, но ведь теперь он не какой-то там, как говорили в будущем Макарова, "бот", а живой молодой человек!

Войдя в здание, Бронштейн, преодолевая самый настоящий страх, направился к актовому залу.

Прошёл в подсобное помещение, из которого был выход на сцену. Там его уже ожидал инструктор, кратко посоветовавший, как и что говорить в самом начале.

Наконец, Матвей вышел к аудитории. Прошёл к трибуне, осмотрелся. В первых рядах он увидел наркома просвещения и ещё нескольких известных деятелей культуры. Луначарский подмигнул ему, а затем встал со своего места и обратился к недоумённо переговаривающимся представителям столичной науки.

— Товарищи учёные, позвольте вам представить..., Анатолий Васильевич сделал паузу, дабы подчеркнуть эффект, нового ректора МГУ! Товарища Матвея Петровича Бронштейна! Несмотря на свою молодость, он уже довольно знаменит, в первую очередь своими успешными опытами в области быстрой подготовки специалистов высочайшего класса, из... из вчерашних в буквальном зачастую смысле неграммотных энтузиастов инженерной науки! Кроме этого, товарищ Бронштейн показал себя просто гениальным администратором, сумев буквально на голом месте, на базе архаичного, полуразрушенного гражданский войной заводика, выпускавшего до революции обыкновенные велосипеды, за неполных полгода, создать передовое не просто в России, а по некоторым позициями, и в МИРЕ!, предприятие. Именно успехи товарища Бронштейна на административном и преподавательском поприще и подвигли Совнарком и самого товарища Ленина рекомендовать товарища Бронштейна Матвея Петровича на должность ректора нашего университета. Это во многом опыт, но лично я уверен, что Матвей Петрович справится с возложенными на него Советским правительством обязанностями. Его план реорганизации и развития университета был рассмотрен и признан оригинальным и передовым.