— Моё назначение ректором МГУ "старые кадры" восприняли в большинстве своём в "штыки". Достаточно неприязненно. Что это мол, за "хрен с горы нарисовался"? Такой молодой и борзый?!

С другой стороны, НКВД уже побаивались, даже в академической среде. Поэтому открытых демаршей не было. Однако довольно скоро со стороны "непримиримых" начался откровенный саботаж.

Пришлось срочно искать опору. Среди молодых, жаждавших перемен.

В среде математиков удалось найти опору на таких отличающихся друг от друга людей, как Понтрягин и Колмогоров. Студент Лев воспринял идеи Матвея о том, что "математика такая же естественная наука как и физика, химия, биология", и что любой математической идее найдётся прообраз в Природе, положительно. Несмотря на слепоту, этот молодой математик показал настоящий "класс" как исследователь. Органично воспринял продвигаемую Матвеем идею "физической математики" — прикладного раздела математической науки, исследующего вопрос создания "решателей" на базе специально подобранных физических процессов для задач, описываемых нелинейными диффурами.

Работы же самого Матвея, по теории дробномерных пространств и фракталов, большинство математиков восприняли очень неоднозначно. Вплоть до истерик доходило, мол, что за хрень молодой ректор выдумал. А строгое доказательство неполноты математики как науки, и невозможности создания завершённой системы математического знания?! Это было настолько МОЩНО, что даже пришлось собирать "философский конгресс", под покровительством Совнаркома, где разгорелись нешуточные баталии. И как бесило оппонентов, когда Матвей на их в общем-то жалкие попытки его опровергнуть, отвечал: — это понять можно даже из того факта, что в БЕЗКОНЕЧНОЙ ВСЕЛЕННОЙ БУДЕТ БЕЗКОНЕЧНОЕ КОЛИЧЕСТВО СТРУКТУР, СООТВЕТСТВЕННО И ОТРАЖАЮЩИХ ИХ СИСТЕМ ЗНАНИЙ!

"Формалистов", ратовавших за предельную "формализацию" математического знания, или как их позже назвали "бурбакистов" Матвей погнал из МГУ "ссаными тряпками", мол, нечего заниматься "проституированием математики", которая нужна "как воздух" молодой промышленности Страны Советов, для описания технологий. И в формализацией математики создаются миллионы ненужных препятствий в деле понимания и освоения молодым поколением "красных инженеров" аппарата математической науки.

Наоборот, нужно всемерно приветствовать и поддерживать "мостики наглядности", позволяющие свести математические конструкции к реально наблюдаемым в природе процессам. Там где это позволяют сделать человеческое воображение и чувства.

Не то чтобы Матвей был совсем против формального подхода, но он жёстко следил, чтобы формализм не мешал обучению, и был бы только там, где без него — никак.

Собрав команду из студентов и молодых исследователей, Матвей смог опереться на их, и нейтрализовать выпады "старой научной гвардии".

Неплохим ходом оказалось приглашение западных специалистов. Из числа "никому не известных", хотя на самом деле скорее "широко известных в узких кругах", молодых учёных. И даже вполне известных, но "ошельмованных", как например, Альфред Лотар Вегенер.

С Вегенером и его учеником, советским геологом Демьяненко была целая история. С "геологической революцией" и "геологическими ретроградами-ортодоксами". Которые заняли крайне неконструктивную позицию, саботируя предложения исходящие от группы, поддерживающей Ректора.

Тогда Матвей "нажаловался на ретроградов" в Совнарком, и постановлением, смог "выгнать старпёров" из Университета. Это был волюнтаристский акт, но... вполне оправданный. Незачем советской геологии терять почти век, повторяя "зады" теоретиков века девятнадцатого.

Термодинамику ядра и мантии Земли, Матвею удалось обсчитать быстро. Большую помощь здесь оказали "решатели", что были разработаны под руководством Понтрягина. И позволившие проанализировать уравнения, выведенные Демьяненко и Бронштейном совместно.

В результате в геологии "грянуло". Правота Вегенера стала очевидной. Проблемы его теории "мобилизма" земной коры были в том, что неясен был источник чудовищной по своей величине энергии "приводящей в движении континенты". Предположение самого Вегенера о том, что "континенты двигают лунные приливы" не проходило "по энергетике процесса".

Теория же Демьяненко-Бронштейна "наглядно" показала, что в мантии Земли конвективные потоки вещества — само собой разумеющиеся на протяжении значительного периода геологической истории процессы. И их энергия на порядки больше требующейся для привода в движение коры Земли.

Более того, эта теория позволяла с уверенностью прогнозировать строение планет земной группы солнечной системы.

И, само собой разумеется, при корректном использовании давала чёткие указания, где искать минеральные богатства Земли. Что и подтвердилось, буквально в считанные месяцы, обнаружением "нефтяных океанов" Демьяненко. Что существенно расширило запасы нефти, доступной для нефтяников Баку и Грозного. Нефть в Поволжье, на Урале, гигантские газоконденсатные месторождения Туркмении... В общем, это было "пенальти" в ворота мировой геологической науки.

"Выгнанные геологи", столкнулись с тем, что их устаревшие теории "никому не нужны". Часть из них, впрочем, смогли устроиться преподавателями в школы. Так что пришлось проверять, как они преподают. Дабы не засоряли головы подрастающего поколения "устаревшим хламом".

Пожалуй самым крупным достижением Матвея на "идеологическом фронте" стало официальное признание ошибочности некоторых положений в теориях Энгельса.

И, провести это удалось через В.И.Ленина. Написанная творцом Революции книга:

— "Принципиальные ошибки в работах Ф.Энгельса" дала группам "реформаторов марксизма" карт-бланш на пересмотр устаревших утверждений. Были "реабилитированы" мнимые числа и многомерные пространства, изгнан дух догматизма из экономических построений.

Это "выбило почву из-под ног" марксистов-ортодоксов, и фактически, открыло двери, как называл эту экономическую политику Матвей, "китайскому НЭПу". Впрочем, так в слух он не выражался.

Ещё одним крупнейшим достижением "на идеологическом фронте", личной заслугой Матвея, была организация серий экспедиций. С целью изучения успешных коммунистических поселений городского типа бронзового века.

Благодаря очень хорошим отношениям с Турцией, удалось провести несколько сезонов раскопок городища "Чатал-Гююк". Где и были найдены предсказанные Матвеем характерные особенности коммунистических поселений. И, более того, были обнаружены свидетельства первой в истории человечества коммунистической революции.

Соответственно, теория общественных формаций подверглась конструктивной критике.

Путешествие же в Парагвай, для изучения опыта коммунистических поселений созданных иезуитами на основании идей Т.Кампанеллы, также дало массу "материала для размышления".

Всё это вместе взятое очень способствовало нормализации исследовательского процесса, и превращению марксизма в полноценную науку. Изгнанию из марксизма духа догматизма и религии. За что с настойчивостью бульдозера ратовал В.И.Ленин.

Результаты были видны что называется, "невооружённым глазом"!

Не менее сильное влияние оказали его идеи и на военных. Один "истребитель дредноутов" чего стоит!

Маленький, неприметный грузовичок, артустановка на котором способна пробить снарядиком, скорее даже просто крупнокалиберной пулей дредноут насквозь!

Матвей улыбнулся, вспоминая то испытание "вундервафли":

Бекаури — представитель госприёмки, создатель Остехбюро, с любопытством разглядывал артустановку, смонтированную на грузовичке-трёхтонке.

— Любопытный пулёмет. Но мне непонятно его назначение. Разве у нас мало пулемётов? Тех же Максимов? Сколько эта штуковина весит, что ее надо на грузовик ставить? Сколько? ПОЛТОННЫ? А скорострельность всего 3 выстрела в секунду? Ну и зачем на ещё один пулемёт тратить народные деньги?

— Спокойнее, товарищ. Вы упустили из виду один маленький момент.

— Какой же это?!

— Дульная энергия пули пропорциональна квадрату скорости. Знаете, какая тут скорость?

— Ну подняли вы ее вдвое — что это поменяет?

— Не вдвое. В тридцать раз. Энергия этой 'пули' равна энергии снаряда трехдюймовой пушки. При скорострельности в три и две десятых выстрела в секунду.

— Что? Как?!!

— Мы придумали оригинальную схему передачи энергии, которая позволяет снять ее с однопоршневого двигателя практически без потерь — прямое преобразование. Приступим к испытаниям?

— Ну... давайте.

— Заводите, малый газ. Все в укрытие.

Матвей повернул ключ зажигания на пульте, и бочонок в основании орудия задергался, а из глушителя раздалось характерное дыр-дыр-дыр двигателя внутреннего сгорания.

— А... разве он не на порохе?

— Зачем? Порох очень неэнергоемкая субстанция. Мы используем воздух и природный газ, по схеме Дизеля. Приступаем?

— Ну... давайте, да. А мишень не далеко отнесена? 5 километров — никакой пулемет так далеко не стреляет — пуля просто остановится в воздухе.

— Увидим. Подключайте загрузку снарядов.

Дернулись реле, и к стволу поползла лента цилиндриков, сверкавших медью и графитовыми контактами. Посередке были стержни из тускло-серого металла.

— Вольфрам — откомментировал Матвей. — Пробовали стальные, но они сгорают уже на втором километре.

— СГОРАЮТ?

— Ну да, а вы чего хотели? Дульная скорость — десять километров в секунду, как метеорит. Вольфрам вроде до расплавления может пролететь километров десять-пятнадцать. То есть продержаться одну секунду.

Тем временем, пушка начала плеваться снарядами — в сторону мишени полетели огненные стрелы, как от трассирующих выстрелов — это на лету обгорала медно-графитовая обвязка сердечников.

— Отлично. Теперь полный газ.

Мотор взревел. Если раньше траектории снарядов еле заметно изгибались, то теперь огненные линии были идеально прямыми. А мишень начала... взрываться?

— Вы туда засунули шимозы?

— Нет, зачем. В снаряд закачано достаточно кинетической энергии, чтобы простая болванка при контакте с препятствием, взорвалась в 25 раз сильнее ее веса в шимозе или пироксилине.

— Теперь испытания на реальной мишени. Слева от листа — три трофейных танка.

Смотрите.

Линия разрывов поползла в сторону стоящих рядом с мишенью английских Викерсов, и накрыла их. Танки начали дергаться как от ударов кувалдой — возникающее огненное облако вминало броню и пробивало ее насквозь, причем на площади, значительно большей, чем скромный диаметр снаряда.

— Почему так? — поинтересовался Бекаури.

— Все просто. На той скорости, на которой летит снаряд, место его контакта с броней мгновенно перегревается до состояния фазового взрыва материала — он и происходит. Весь кусок брони, контактирующий со снарядом, мгновенно превращается в очень горячий газ — это как попадание фугаса, только тут энергия куда как более концентрирована. Снаряд, кстати, тоже испаряется. Тонкую броню, как на Викерсах, это частично сомнет, частично пробьет. А в толстой — сделает кратер. Учитывая, что прицельная дальность из-за высокой скорости снаряда, у нас большая — это орудие может 'проковырять' даже броню линкора. Не сразу, конечно. Попаданий за 5-10 в одну и ту же точку.

Солнце медленно появилось из-за горизонта, осветив косыми лучами пейзаж под самолётом. Сплошное покрывало облаков закончилось, теперь в нём было много разрывов, сквозь которые была видна заснеженная земля внизу.

Матвей, посмотрев вниз, повеселел. Посадка на аэродром Калуги, если подобная погода сохраниться и там, не будет представлять труда.

Спустя ещё полчаса, в громадном разрыве облачности появилась Калуга.

Сразу бросалась в глаза атмосферная станция полигона. Исполинская "башня" антенны, поддерживаемая стратостатом, увенчивалась облаком мелкой ледяной взвеси, что тянулась в стратосферу. Судя по интенсивности "парения" над вершиной антенны, с неё снималась полная мощность.

Атмосферная станция не только избавила Калугу и окрестности от летних гроз, но и позволила довольно уверенно управлять климатом города и окружающей местности.

Например, летом, в пасмурную и холодную погоду, подняв антенну до уровня облачности, можно было затем "прожечь" её, вызвав выпадение дождя и образования "прогала" величиной километров двадцать-тридцать. В принудительном порядке сменив серую хмарь на ясное солнечное небо.

Мощность станции была двадцать-сорок мегаватт, в зависимости от высоты подъёма антенны. Можно было снять и большую мощность, но, помня о "каракумском событии" этим не рисковали.

Станция в подарок от "Кибер"-а получила накопитель энергии на базе сверхпроводящей тороидальной катушки, что позволило получать какие угодно мощности в случае необходимости.

Внизу проплыли пирамиды "Биосферы-2" — первого на Земле поселения с замкнутым экологическим циклом.

По-сути "Биосфера" была гигантской теплицей, или правильнее — оранжереей, в которой круглый год поддерживался тёплый субтропический климат. Что позволило в секции "джунгли" выращивать бананы, хлебное дерево, ананасы, папайю и другие тропические диковины. Подсвечивание зимними ночами позволило нормализовать суточный цикл деревьев, а газоразрядные серные лампы свели расход электроэнергии на ночную подсветку к минимуму. Освещая зимой оранжерею дополнительно двенадцать часов, с шести утра до шести вечера, требовательным тропическим деревьям обеспечили правильный суточный цикл, устранив последствия короткого зимнего дня.

"Биосфера" строилась усилиями энтузиастов, как прообраз внеземного поселения. Ей уже исполнился год. За это время были возведены постройки секции "Джунгли", жилой блок, секция микробиологической очистки воды и воздуха, трансформаторная подстанция.

Корпуса оранжереи изготовили из поликарбоната и титановой арматуры которые изготовила калужская опытовая электрохимическая фабрика.

"Малой мощностью", день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, "Биосфера" приобретала свои черты.

Бронштейн был как вдохновителем её строительства, так и архитектором. При проектировании он постарался учесть все ошибки допущенные при строительстве прототипа в реальности Макарова.

Так, в советском аналоге не пытались построить подобный природному биом. Например, не стали заселять насекомых, поскольку ими, как оказалось, очень трудно управлять.

Наоборот, биологические циклы возведённого сооружения всячески контролировались, и были упрощены до предела.

Результат — "Биосфера" Матвея в отличие от прототипа вырабатывала кислорода больше, чем требовалось, и его спускали в атмосферу.

Растения для проекта собирала по всему миру команда гирдовцев под руководством Вавилова Николая Ивановича. Их трудами, правда с подачи Матвея, в оранжерее появились саженцы хлебного дерева, привезённые на специально оборудованном дирижабле из тропиков.

Собственный аэрофлот, пока в количестве трёх самолётов и двух дирижаблей, был подарком долгопрудненской коммуны "Дирижаблестрой". И, трудился с полной отдачей!