Конечно, Матвей Олегович Макаров не был профессиональным двигателистом, и поэтому информация от него носила концептуальный характер. Тем более, что и метан, и синтин требовали несколько иного подхода в конструировании, например, камеры сгорания или турбонасоса двигателя.

Возникли и определённые сложности с реализацией закрытого цикла. Поэтому к весне 1929 года был завершён лишь концепт кислородно-метанового двигателя тягой 50 тонн, открытого цикла. Тем не менее, была "прокачана" инженерная мозговая "извилина и мышца", инженерно-конструкторский отдел ГИРД получил ценный опыт работы с ЖРД подобной мощности. Опыт был абсолютно уникален.

Успешные пуски простейших геофизических ракет, которые тем не менее принесли очень необходимую информацию о строении земной атмосферы, о наличии радиационных полей и распределении частиц в них, о принципиальной возможности осуществления связи с КА при помощи электромагнитных волн дециметрового диапазона, "раззадорили" молодых, и ОЧЕНЬ молодых энтузиастов космонавтики.

Надо добавить к этому, что отношение к допустимости смерти испытателя новой авиационной и космической техники в это время было иным, чем в "мире Макарова". Жертвы считались допустимыми и неизбежными на пути освоения новой техники. Хотя, в пику западному образу жизни, в СССР считалось, что в рамках осуществляемого Проекта нужно делать ВСЁ, чтобы испытатель мог с честью и живым выйти из единоборства с проблемами летательных аппаратов.

Неудивительно, что сразу после полёта "Советского Комсомола-2", показавшего принципиальную достижимость экстремальных высот, пошли разговоры о желательности пилотируемого полёта.

Вообще, Это было возможно. Даже несмотря на то, что при возвращении капсулы второй геофизической ракеты были зарегистрированы перегрузки, при вхождении в плотные слои атмосферы, достигающие трёх десятков же. Для решения проблем с перегрузкой было предложено поместить космонавта в физиологический раствор с плотностью человеческого тела.

В медико-биологическом исследовательском центре ГИРД уже была построена центрифуга, и весной-летом 1929 года решили проверить концепцию "водной амортизации перегрузок".

Идея пилотируемого полёта овладела Массами.

Однако, довольно быстро были обнаружены проблемы, при попытке реализовать "водную амортизацию". Уже при паре десятков g испытуемый ощущал сильный дискомфорт при дыхании. Хотя перегрузка переносилась легче, чем просто "лёжа в кресле", давление на грудную клетку было сильным, и, чтобы дышать, требовалось подавать воздух под давлением.

Стало ясно, что "гидроамортизация" — не панацея от высоких перегрузок. Вдобавок спускаемая капсула получалась заметно тяжелее.

В то же время было обнаружено, что по крайней мере до 8g "лёжа" космонавт переносит и без гидроамортизации хорошо.

Поэтому от плана "запуска вертикально вверх" отказались, и вернулись к первоначальному плану полёта "Калуга-Владивосток".

В это же время, "подоспели" новые композитные материалы, разрабатываемые в секретных лабораториях "Химпрома" — ещё одного автономного хозяйства, расположившегося в г. Дубна под Московой. Дубна к 1928г. стала "химической столицей" Союза. Именно сюда перебазировали производство резины с Киевского Велозавода. Сюда переехал Плотников Владимир Александрович. Несмотря на протесты. Владимиру Александровичу не хотелось бросать свою лабораторию в Киеве. Тем более, что благодаря настойчивости Матвея, он отправил свои труды по химии неводных кислот и оснований в зарубежные научные журналы, и буквально на полгода опередил Гилберта Ньютона Льюиса в публикации донорно-акцепторной теории апротонных кислот и оснований.

Работа была мирового уровня и принесла Владимиру Александровичу мировое признание.

Тем не менее, Плотникова в добровольно-принудительном порядке переселили в Дубну.

Здесь его талант развернулся "во всю ширь". Работам по неводным электролитам было придано первоочередное значение. Выделены большие средства. И понятно почему — ведь Владимир Александрович совершил прорыв в деле получения чистых металлов электролизом в неводных электролитах! Да за один способ получения таким образом лития и алюминия, из их хлоридов, Владимир Александрович заработал себе памятник при жизни!

Поскольку способ оказался чище, дешевле, проще чем получение того же алюминия электролизом раствора окиси в расплаве криолита! А уж литий, неводный электролит для которого, как впрочем и для алюминия, открыл путь создания литий-воздушных и алюминий-воздушных аккумуляторов большой удельной мощности и отдаваемого тока на единицу массы! Плотников стал химиком номер один СССР.

Александр Зайцев, бывший студент Киевского спецПТУ номер один, уже успевший защитить докторскую степень, ставший выдающимся химиком-полимерщиком, у которого учился Сергей Васильевич Лебедев, тоже не стоял "на месте".

После довольно случайного открытия боролона, представителя так называемых "кольчугенов", веществ, молекулы которых были переплетены между собой наподобие проволок кольчуги, Зайцев сосредоточился на изучении аллотропных модификаций углерода...

Зима 1929 года для Калужского ГИРД-а была "горячей". Работы шли в три смены. Хотя людей никто не подгонял — Совнарком не ставил перед энтузиастами освоения космоса жёстких планов, жажда успехов, энтузиазм, были такими, что исследователи совершенно добровольно работали в три смены, без выходных. "Понедельник начинается в субботу", знаменитый роман Стругацких из другой реальности, можно было бы списывать с них.

Каждую субботу к девяти утра на небольшой аэродром ГИРД-а прилетал маленький двухместный самолётик, личное транспортное средство Ректора МГУ, который без преувеличений, был "душой" Проекта.

Сергей Королев отчаянно завидовал инженерной интуиции Матвея Бронштейна. Его способности находить решения самых трудных задач. Причём весьма нетривиальные решения. Как например, метод защиты сопла и камеры сгорания гидразин-пентаборанового ЖРД от засорения нитридом бора — "белым графитом" — продуктом реакции этих двух компонентов топлива.

Температура реакции гидразина и пентаборана, в которой образовывался водород и графитообразный нитрид бора, "белая сажа", была настолько велика, что нитрид бора плавился, и налипал на стенки КС и сопла, забивая их. В результате, в первом опыте двигатель спустя десять секунд работы просто взорвался.

Аналогичная проблема возникала и при попытке запитать турбонасос двигателя этим топливом.

Впрочем, проблему "чистоты ТНВД" Валентин Глушко, также отчаянно ревнующий к таланту Бронштейна, решил самостоятельно, проведя пару безсонных ночей за расчётами. Достаточно было понять, что сам гидразин, являясь унитарным топливом, вполне может справиться с приводом турбогенератора. Нужно было лишь выдерживать температурный режим, дабы гидразин не детонировал от перегрева. Образующийся водород и азот лопатки турбины не загрязняли.

А вот проблему чистоты КС без подсказки Бронштейна решить не получилось.

Идея же, которую Глушко "подарил" Ректор, после осмысления и расчётов оказалась настолько проста, что Валентин не мог скрыть досады по поводу того, что он сам до этого не додумался!

Чтобы решить проблему "налипания" "белой сажи", оказалось достаточно сделать внутреннюю стенку КС и сопла "дырчатой" и закачивать в полость между внешней стенкой двигателя и "дырчатой" внутренней продукты разложения гидразина из турбонасоса!

В результате был создан и отработан гидразин-пентаборановый двигатель тягой десять тонн и УИ 390 с, что было достаточно для разгонной третей ступени, выводящей АМС или пилотируемый КА на орбиту или даже на траекторию полёта к Луне или в глубины Солнечной Системы!

В этот день, 23 февраля 1929 года Матвей Бронштейн проснулся рано утром. Электронные часы-будильник, ещё только собирались подать сигнал побудки, а Матвей уже открыл глаза.

Благодаря помощи товарищей, живших рядом в посёлке при Университете, возведённый руками самих жильцов за минувшие с момента открытия стройки три года, личное жильё Ректора было завершено.

Это был весьма смелый архитектурный проект, предусматривавший строительство коттеджа, в котором было бы не стыдно жить и королевской семье английских монархов.

Смелый ещё и потому, что в СССР он мог быть воспринят весьма неоднозначно.

Но... Фантастический авторитет, который Ректор сумел заработать, отмёл все возражения и обвинения!

Вдобавок, в Стране разворачивалось массовое жилищное строительство.

Коттедж был полностью завершён осенью прошлого года, и, помимо самого здания, был возведён гараж-мастерская. Где и поселился личный самолёт семьи Бронштейнов, собственноручно ими сделанный по ими же разработанному проекту.

Внешне самолёт напоминал спереди — "Сессну" из "мира Макарова", сзади это был самобытный аппарат, с двумя килями и расположенным между ними пятицилиндровым звездообразным дизельным двухтактным двигателем мощностью пятьдесят лошадиных сил. Что было достаточно для уверенного полёта. Для взлёта же использовался сверхпроводящий накопитель энергии и династартер, со сверхпроводящими же обмотками, позволявший двигателю в течении пары минут развивать мощность в двести киловатт.

Матвей быстро встал, размял конечности, позавтракал, и, тепло одевшись, пошёл в гараж.

Проверив "НЗ выживальщика" и парашют, на случай маловероятного, но не исключаемого форс-мажора, он уже было хотел сесть в кабину и завести двигатель. Взгляд упал на лыжи, стоявшие в углу помещения, и Матвей вдруг, поддавшись минутному желанию, погрузил их в самолёт.

Сел в кресло пилота кабины, и нажав кнопку, увидел, как отъехали в сторону сдвижные ворота гаража.

Гараж был достаточно широким, чтобы в нём поместилось несколько транспортных средств. Автомобиль стоял сбоку, не мешая самолёту. И ещё оставалось место для работы в мастерской и обслуживания техники.

Нажав на кнопку стартёра, Матвей запустил двигатель. В открывшемся проёме ворот, куда падали лучи фары самолёта, крутила свой танец редкая метель.

Несмотря на ветер умеренной силы, видимость была метров тридцать.

Бронштейн, поглядев на круговерть снега, почувствовал нерешительность.

— Всё же погода нелётная. Ветер дует, могут быть проблемы при наборе высоты. Да и ориентироваться придётся "по приборам".

С другой стороны его ждут, и как пилот, Матвей себя чувствовал достаточно уверенно, для такого рискового полёта.

Двигатель гудел за спиной, указатели температуры масла и заряда аккумулятора показали допустимые величины.

Решившись, Матвей нажал педаль газа. Двигатель бодро взревел, и самолёт выкатился из гаража.

Для быстрого взлёта Матвей ещё летом соорудил с товарищами стартовую эстакаду, которая шла через весь его участок, и обрывалась у ограждения. Длина полосы была достаточна для уверенного взлёта, при условии, что самолёт перед заездом на эстакаду, раскрутит двигатель "на полную мощность". Для чего были предусмотрены упоры в начале эстакады.

Матвей точно подкатил самолёт к началу "взлётной полосы" и, уперев колёса в убираемые по сигналу передатчика упоры, от души "газанул". Двигатель, усиленный работой династартера в режиме мотора, оглушительно загудел. Самолёт слегка присел на стойках шасси.

Выждав мгновение, Матвей нажал кнопку уборки упоров.

Аэроплан буквально "выстрелил" с места. Выбивая снег из колей эстакады, он разогнался и "зацепив" крыльями ветер, дувший навстречу аэроплану, стремительно взлетел!

В стёкло кабины не было видно чего-либо, кроме серой хмари. Спарка дизель-династартер мощно гудела, вращая трёхлопастный винт с изменяемым углом атаки лопасти, толкая "Аэрокар", такое название дал своему детищу Матвей, вперёд. А воздух, что с силой протыкал аэроплан, поднимал его всё выше и выше.

— Хорошо не забыл установить альтиметр "на ноль". Эта операция, необходимая для привязки барометрического альтиметра к уровню аэродрома как нулевой отметки, выполнялась простым нажатием кнопки на приборной доске.

— Не видно ни зги, лететь можно только по приборам. Поднимусь-ка повыше, авось распогодится — пробъю слой облачности.

Не сбавляя оборотов двигательной установки, Матвей поднимал аэроплан всё выше.

Наконец, на высоте трёх тысяч метров слой облаков закончился, и над головой Матвея появилось чистое небо, где на востоке уже во всю алела полоса зари, а в противоположном направлении были видны яркие звёзды.

Опытный взгляд заядлого астронома, уже далеко не любителя, а вполне профессионала, быстро сориентировался по звёздам. Память Бронштейна была достаточно тренирована, чтобы чётко установить курс самолёта, даже не заглядывая в полётную карту — этот курс за минувшее время, за десятки полётов, Матвей выучил наизусть.

Поднявшись на высоту четырёх с половиной тысяч метров, и оставив облачность далеко внизу, Матвей, согревшись, кабина самолёта неплохо прогрелась теплом, поступавшем от мотора, и снизив мощность двигателя, отключив династартер, некоторое время летел по маршруту, словно впав в оцепенение.

В голове роились мысли. Вдруг вспомнились события минувших с момента переезда в Москву лет.

Оказалось, что решение назначить его ректором МГУ принадлежало В.И.Ленину. Умирающий Вождь сумел-таки, настоять на этом решении, и доказать, что это не маразм больного человека. Сыграли свою роль журналы "Техника-Молодёжи", которые начали выпускать в Киеве.

Ленин подчеркнул деловое и высококачественное изложение естественно-научного и технического материала. То, что было как воздух нужно для воспитания своих, "пролетарских" инженерных кадров. Нехватка квалифицированных специалистов была жуткая.

Вот по этой причине Ленин и предложил Совнаркому авантюру с назначением создателя очень успешной в решении инженерных задач коммуны "Кибер" ректором МГУ. Авантюра рассматривалась также как средство жёсткого давления на весьма своенравный и по мнению Ильича, глубоко реакционный кадровый состав Университета.

— Если бы я был тем прежним Бронштейном, размазнёй, если честно, слишком мягкий у меня характер был, то... а что рассуждать — из "показаний" пришельца из будущего ясно. Был бы обычным человеком, и...

А вот с подачи Макарова... Фактически, вместо того жалкого листочка с призывом к рабочему классу о недопустимости установления на территории Союза тоталитарного режима, глупой в общем-то попытке, и похоже, сделанной под влиянием троцкистов, кстати, одной из целей их было как раз провоцировать успешных деятелей науки на конфликт со властью, я развернул мощнейшую пропаганду в "массах"! И похоже, получилось. История уже мало напоминает то, что помнил Макаров...

Впрочем, "пропаганда" здесь не подходит. Скорее "обращение внимания" на "принципиальные вещи". Главное — создать соответствующую информационную атмосферу вокруг человека, подсказать некоторые неочевидные вещи. А дальше — человек сам додумает необходимое. Иначе с ним вообще дел иметь не стоит.