Часть первая
I
У герцога Хьюго Адингтона, Правителя Алтона, родилась дочь, и сей факт страшно его разочаровал. Последняя королевская династия Алтона пресеклась несколько столетий назад, с тех пор установился порядок, при котором дворянское сословие избирало пожизненного главу государства. Дети очередного Правителя имели право выставлять свои кандидатуры на выборах наравне с остальными дворянами, да и закон не запрещал женщине встать у власти, так что у крошки Евангелины Адингтон имелась возможность стать Правительницей, пожелай она этого в будущем. Однако ее отец знал — за всю многовековую историю женщина возглавляла страну один раз. К тому же Хьюго рассчитывал воспитывать сына, будущего Правителя. Если из мальчика выйдет толк, то кто знает, возможно, дворянство поймет — Адингтоны рождены, чтобы править, и решит восстановить монархию. Но герцогиня неожиданно разродилась девчонкой!
Хьюго не слишком жаловал женщин. Они мало занимали его как мужчину, государственные дела и политические игры всегда были гораздо интереснее. Да и как Правитель он видел: высокородные дамы, не говоря уж о простых селянках-горожанках — это прежде всего наседки, квохчущие над сопливыми выводками. Безусловная польза для страны в этом имеется, ведь население должно пополняться и расти, только больше эти пустоголовые особы, привыкшие по малейшему поводу ахать, охать и хлопать глазами, ни на что не годятся. В деле производства потомства, увы, на них тоже нельзя положиться до конца, его супруга — отличный тому пример.
Герцог Адингтон женился не столько по любви, сколько по необходимости: дворянин обязан продолжить род, и государственных высот достичь проще, если разительно не отличаешься от других. Избранница, единственная дочь богатого и знатного семейства, принесла и без того не бедному Хьюго еще один обширный феод. О красоте Альберты слагали песни, да и страстности натуры новобрачной оказалось не занимать. Ее муж тоже был недурен собой, но нрав имел холодный, и это, пожалуй, лишь сильнее разжигало чувства молодой женщины.
В первые годы брака пылкость и притягательная внешность жены волновали герцога, к тому же он очень ждал появления наследника. Но Альберта не спешила подарить супругу сына, и постепенно Хьюго все больше отдалялся от семейного очага, а став Правителем, казалось, и вовсе забыл о нем, днюя и ночуя в рабочем кабинете. В столице сплетничали, что герцогиня Адингтон забеременела с отчаяния, в последней попытке вернуть мужа.
Так это было или нет, не известно, но девять месяцев глава государства был едва ли не идеальным супругом. К несчастью, разочарование от рождения дочери оказалось настолько велико, что Правитель, стоило Альберте немного оправиться, отослал ее и новорожденную из столицы. До конца жизни герцогиня Адингтон проживала в собственном замке, унаследованном от родителей. Хьюго едва ли раз в год выбирался к жене и проводил с ней так мало времени, что больше детей у них не было.
Покинутая герцогиня полностью сосредоточилась на дочери Евангелине. Альберте не нравилось пышное имя, на котором почему-то настоял муж, и она звала малышку не иначе как Ив. Правитель, напротив, величал девочку только полным именем, отчего та в раннем детстве смущалась и пряталась за юбку матери.
Навещая жену, Хьюго далеко не каждый раз виделся с дочерью, как ни пыталась Альберта сблизить их. Привыкший в жизни добиваться желаемого, он никак не мог смириться с тем, что судьба подкинула ему такую, как он выражался про себя, гусыню. Девочка во время их редких встреч производила не самое благоприятное впечатление: при необычайно хорошеньком личике была неловкой, отвечала невпопад или угрюмо молчала. Объяснялось все просто — Ив отчаянно стеснялась неприветливого отца, которого не то что не знала, но и почти не видела. Герцогиня безуспешно пыталась объяснить мужу, что их дочь едва ли не полностью унаследовала отцовский характер и некоторые другие качества, что Ив умна, смела, упряма, прямолинейна и по манере поведения больше похожа на мальчишку, чем на юную барышню.
Жизнь без отца ничуть не огорчала маленькую Ив, ибо рядом хватало мужчин, уделявших ей внимание. Деда она не знала, зато в замке часто бывал подданный герцогини, некий Кендрик. Весельчак и повеса, он определенно питал отнюдь не вассальные чувства к своей леди. Альберта делала вид, что не понимает подлинных причин его интереса, принимала мужчину как друга и не препятствовала показывать сорванцу-дочери приемы обращения с мечом. Когда Кендрик устал от безответного чувства и стал реже навещать супругу Правителя, Ив всерьез насела на капитана замковой стражи с просьбами продолжить ее обучение воинским искусствам. Добродушный пожилой солдат с разрешения госпожи не без удовольствия занимался с девочкой, на удивление быстро постигавшей премудрости чисто мужской науки.
Герцогиня следила за тем, чтобы Ив овладевала и женскими умениями. Альберту немного огорчало отсутствие у дочери интереса к нарядам, рукоделию и кулинарии, равно как и к танцам, пению и музыкальным инструментам. Оставалось успокаивать себя тем, что такой красавице это не столь необходимо.
Евангелина, взрослея, все больше напоминала ангела, но мужчин повергала не в божественный экстаз, а, скорее, в противоположные чувства. Возможно, будь девочка более мягкой по характеру, ее воспринимали бы по-другому, но совершенно не женские прямота и резкость будто снимали барьеры. Герцогиня не на шутку забеспокоилась, когда застала свою малышку (той через две недели должно было исполниться тринадцать) самозабвенно целующейся на конюшне с семнадцатилетним помощником конюха.
Последовал серьезный разговор, симпатичного юношу (Альберта вынуждена была признать, что у дочери есть вкус) отправили прочь из замка, в родную деревню. Ив очень любила мать и меньше всего на свете хотела огорчить ее, так что добиться торжественного обещания блюсти себя оказалось не так уж трудно.
Евангелина, впрочем, и не отличалась легкомыслием. Молодой селянин был весьма хорош собой, а ее с некоторых пор грызло любопытство, почему взрослые столько болтают о поцелуях и прочих вольностях. Спрашивать у матери как-то неловко, да и не знает, она, наверное, всего. С Кендриком только разговаривает, отец бывает в замке чрезвычайно редко. Не проще ли самой попробовать?.. Опыт оказался приятным и волнующим, но не сказать, чтобы уж очень интересным. Куда веселее плавать в озере или махаться с солдатами! И Ив без сожаления вернулась к прежним занятиям, включавшим, помимо прочего, и науку врачевания, в которой ее мать весьма преуспела за годы одиночества.
Когда дочери Правителя шел пятнадцатый год, герцогиня Адингтон серьезно заболела. На самом деле Альберту уже давно подтачивала тоска, поселившаяся в душе после того, как горячо любимый муж окончательно охладел к ней и полностью отдалился. Хьюго, срочно вызванный из столицы, успел на похороны жены.
Для Ив смерть матери стала не только страшным горем, но и полным крушением уютного мирка, привычного с раннего детства. Девочке и в голову не могло прийти, что никогда не интересовавшийся ею отец решит забрать дочь с собой в столицу. Евангелина, с трудом преодолев смущение перед холодным и непонятным мужчиной, который из-за какой-то прихоти судьбы был ее отцом, попросила позволения остаться жить в замке матери, по завещанию герцогини теперь принадлежавшем ей.
— Надо же, а ты, оказывается, умеешь связно говорить, — услышала она в ответ.
Другая юная девушка, скорее всего, расплакалась бы от таких слов, но Ив будто окаменела внутри. Все смущение перед Правителем вмиг испарилось, зато вспыхнула ненависть, подогретая воспоминаниями детства, которые внезапно проснулись и стали понятны. Их было много, но одно почему-то обладало в тот момент особенной четкостью.
Мать с обожанием глядит на этого человека, занятого чтением каких-то бумаг в уютном дедовом кабинете. "Хью, давай съездим на озеро, я прикажу оседлать лошадей. Черемуха в самом цвету, соловьи поют. Помнишь медовый месяц?.." "Что за чушь, Берта? Когда это было? Посмотри на себя, ты уже давно не девочка. Вон, весь лоб в морщинах, седина на висках. Соловьи поют... Мне и отсюда слышно, если уж на то пошло. Я трачу время на поездки в твой замок в надежде обдумать важные вопросы в спокойной обстановке, без постоянной дерготни придворных и советников, а тут ты..." Он даже не договаривает, снова утыкается носом в бумаги, мать выбегает из комнаты, кусая губы, а потом долго плачет, закрывшись в спальне. В такие минуты она никого не хочет видеть, даже любимую дочь. К счастью, ее муж приезжает так редко...
Пока вспоминания шустрой рыбьей стайкой метались в голове Ив, Правитель смотрел на нее, ожидая дальнейших просьб и протестов. Ему не терпелось отказать хмурой девчонке, а в случае недовольства жестко поставить на место. "Странно, я обычно не испытываю склонности к такого рода вещам, но эта красивая кукла просто бесит. По лицу совершенно не понять, о чем думает. Я полагал, она просто глупа, но здесь, кажется, что-то другое."
Евангелина повергла отца в полнейшее недоумение, повернувшись и выйдя из комнаты, так и не произнеся ни слова, ни о чем больше не попросив.
В столице Правитель нанял для дочери лучших учителей, не столько заботясь о ее образовании, сколько потому, что так было принято. Ив продолжала удивлять отца: наставники отзывались о девочке весьма положительно, хвалили не только ум, но и имеющиеся знания, и сообразительность. Хьюго попытался было побороть давнюю неприязнь к собственному чаду и познакомиться с Евангелиной поближе, но наткнулся на откровенно враждебное нежелание общаться.
Настроенный благодушно, ибо дела в Алтоне шли хорошо как никогда, он попытался расположить к себе дочь подарками. Девчонка едва ли не с презрением поворошила драгоценности в шкатулке, приподняла двумя пальцами за ворот одно из богатых платьев, раскинутых на лежанке, потом с непривычной дерзостью вскинула на отца серо-зеленые глазищи и попросила не о чем-нибудь, а о разрешении упражняться с мечом. Хьюго почувствовал раздражение, стоило увидеть кислую мину, появившуюся на лице дочери при виде нарядов и украшений, а ее просьба неожиданно привела его в бешенство. С какой радостью он учил бы этому сына! Сам бы его натаскивал, благо во владении мечом мало кто сравнится с герцогом Адингтоном, но Небеса послали ему эту угрюмую маленькую дрянь, которая смеет бить по больному. Да, ума ей и впрямь не занимать, а еще злости. Ну да он знает, что ей ответить!
Ив не подозревала, какую бурю вызвала в душе отца. Она всего лишь решила, что раз Правитель делает ей подарки, а до дня рождения еще далеко, то, наверное, у него очень хорошее настроение и глупо этим не воспользоваться. Грубый и по смыслу, и по тону ответ стал для нее полной неожиданностью. Краска бросилась в лицо, ожгла уши, а в голове застучало: "Какая же я дура! Это была ловушка! Он хотел, чтобы я размякла, может, стала б искренне благодарить, тогда он ударил бы еще больнее!"
После этого случая Ив запретила себе проявлять слабость. Никаких просьб, цель у нее одна: вырваться из дворца, уехать жить в материнский, вернее, теперь уже ее собственный феод. Оскорбленный в лучших чувствах Хьюго вновь потерял к дочери интерес, но она очень быстро напомнила о себе с помощью учителей. Если прежде наставники нахвалиться не могли высокородной воспитанницей, то теперь на Правителя посыпались жалобы на нерадивость и грубость ученицы. Герцог долго оттягивал разговор с Евангелиной, но наконец вызвал ее к себе в кабинет. Он полагал, что девчонка снова набычится и будет молчать, но в ту будто бес вселился. Она дерзила, говорила гадости, сыпала ругательствами. Уму непостижимо, откуда благородная девица могла узнать такие выражения!
Ив рассчитывала, что отец не станет терпеть рядом склочную грубую особу, и, играя роль, старалась вовсю. Притворяться получалось неожиданно легко, ненависть и желание вырваться на свободу творили чудеса. Но Правителя не так-то просто было вывести из себя. Вернее, вывести его удалось в первые же несколько минут, но в умении скрывать подлинные чувства герцог Адингтон упражнялся гораздо дольше Евангелины, и она ничего не заметила ни по его вежливо-холодному лицу, ни по ровному бесстрастному тону.
С того дня отец и дочь вступили в состояние войны. Хьюго отослал всех учителей, не желая, чтобы о норове его наследницы поползли слухи. В конце концов, девчонке не страной управлять, а рожать мужу детей, которых она и воспитывать-то не будет. Читать-писать-считать умеет, историю-географию в разумных пределах знает, вроде бы танцует и держится на лошади, довольно с нее. Орать на слуг у леди Евангелины определенно получится.
Ив не долго огорчалась потере наставников. Грамоту она освоила давно, а библиотека во дворце Правителей богатая и запретить ею пользоваться у отца не выйдет.
Коварство Хьюго не простиралось столь далеко, ему было безразлично, читает дочь книги или нет. Но Ив, случайно наткнувшись в одном из пыльных библиотечных шкафов на план потайных ходов дворца, была ужасно горда находкой, которая давала ей видимость свободы и открывала весьма заманчивые перспективы.
В скрипучий шкаф, казалось, лет сто никто не заглядывал, так что вряд ли запутанная схема знакома ныне живущим. О да, среди придворных и дворцовых слуг ходят страшные истории про потайные ходы в стенах. По ночам оттуда якобы вылезают полчища упырей, привидений и прочих вурдалаков — забавные сказочки, чтобы пугать впечатлительных дам, девиц и молоденьких служаночек только что из деревни. Мужчины же, стоит упомянуть о лабиринте, только смеются, что очень на руку ей, единственной владелице подробного плана.
Дворец Правителей был древним строением и изначально создавался как огромная крепость, способная вместить не только многочисленных людей, но и скот. В пределах высоких каменных стен когда-то находились луга и огороды, дабы осажденные могли вести хозяйство и не бояться голода. С течением времени главное здание "подросло" в высоту, сохраняя прямоугольный контур с круглыми башнями по углам. Пастбища и грядки уступили место хозяйственным постройкам, жилищам слуг и плацу для военных упражнений, а во времена единственной в истории Алтона Правительницы на обширном пустыре перед юго-западной стеной дворца разбили сад.
Если верить найденному плану, потайные ходы пронизывали стены почти всей старой части замка, по ним можно было попасть в любое помещение кроме темницы и сокровищницы. Три коридора вели за пределы дворца и заканчивались в городе. Ив, разглядывая схему, с трудом сдерживала рвущееся из груди ликование. Правда, радость оказалась несколько преждевременной: в лабиринт нужно было сначала попасть, а двери, конечно же, оказались отлично замаскированы. Девушка несколько дней обшаривала стены в своих покоях, пока не нашла вход.
В проходе оказалось полно паутины, но это не смутило Ив, ибо пауков она не боялась. Хуже было б, если б под ногами постоянно шныряли крысы, но от этой напасти дворец охраняли многочисленные кошки. Ширина и высота большинства ходов позволяли двигаться свободно, не касаясь каменной кладки, хотя кое-где попадались участки, через которые даже стройной девушке приходилось протискиваться боком. С этажа на этаж вели крутые узкие лестницы.
