— Спасибо, мэтр. Мне очень приятно это слышать, — Ив застенчиво улыбнулась, и присела, жестом указывая Савилю на другое кресло. — Но я не совсем понимаю, в чем трудность задачи? Казалось бы, на хорошую фигуру платье сшить проще, чем на плохую.
— О да, вы совершенно правы, ваше высочество. Но дело в том, что я не просто шью платья. К созданию одежды я отношусь как художник к написанию картины или скульптор — к ваянию статуи. Мне нравится творить и по мере скромных сил улучшать природу. В вашем случае, моя леди, любой наряд испортит картину, скрывая от глаз совершенство.
— Но я не могу отправиться на бал обнаженной, в одних украшениях! — Ив, слушая Савиля, краснела от удовольствия — искреннее восхищение льстило. Удивительно, столько лет ловить на себе лишь сальные взгляды, и вдруг встретить не одного, а двух мужчин, умеющих бескорыстно радоваться красоте.
— Впору завидовать ювелирам, — вздохнул портной. — Блеск золота и самоцветов лишь оттенит... Простите, моя леди, я, кажется, знаю, какое платье не испортит... — он поспешно поднялся с кресла и шагнул к лестнице. — Тысяча извинений, ваше высочество, мне нужно срочно посетить одного торговца тканями...
— Да-да, конечно, мэтр. Ступайте. Было очень приятно с вами познакомиться. С нетерпением жду примерки!
Портной, бормоча слова прощания вперемешку с извинениями, поспешно покинул покои Евангелины. Ив была заинтригована. Какой наряд предложит ей Савиль, учитывая смелые воззрения портного?
Спустя пару недель девушка смогла удовлетворить любопытство: мэтр посетил ее для первой примерки. Развернув за ширмой невесомый сверток, Ив охнула — платье было тонким и шелковистым, будто лепесток пиона, и казалось едва ли не прозрачным. Нет, прозрачность и впрямь кажущаяся, но тонкость... Такую вещицу надевать можно только на голое тело. Адово пламя, это даже здорово! Как бы старика удар не хватил...
Правитель, очень серьезно относившийся к предстоящему испытанию крестника, решил посетить примерку бального наряда дочери. Необходимо быть в курсе, да и драгоценности девчонке понадобятся. Если не подберет ничего в сокровищнице, придется заказывать новые. Обычно дочь не носит побрякушек, но все, что хоть раз надевала на балы, считает своим, прячет где-то, может, в тех же потайных проходах, и не желает возвращать. Не то чтоб ему было жаль золотых цацек, просто не понятно, ей-то на что? Продать? Но в деньгах он дочь не ограничивает, да и трат особых у нее нет, больше всего на составляющие к снадобьям уходит...
Хьюго, задумавшись, рассеянно кивнул в ответ на почтительное приветствие Савиля. Евангелина переодевалась за ширмой.
Стоило девушке показаться, герцог схватился за подбородок, дабы удержать нижнюю челюсть на месте. На дочери переливчато блестело облегающее платье из необычной тонкой материи, по цвету напоминающей перламутровую бело-розовую раковину. Руки обнажены, на точеных плечах лишь нити лямочек. Спереди взор услаждает глубокое декольте, открывающее полукружья полных грудей, стройная спина обнажена почти до основания. Да к лешему вырезы, придворные дамы и похлеще себе позволяют, причем большинству из них как раз следовало бы прикрываться. Платье Евангелины не столь вызывающе по фасону, если б не ткань... Адова тряпка облегает так, будто на девчонке ничего нет, кроме слоя жемчужной пудры! Бедный парень! Придется закрыть глаза, если он немного полапает ее. Да и время их общения неплохо б ограничить парой часов, а потом отправить крестника в бордель. Не меньше, чем на неделю, м-да...
Ив с несказанным удовольствием следила за выражением лица родителя. Поначалу хрыч едва сдержался, чтоб рот не открыть, чудесно! А по конец задумался, небось за крестничка переживает. Замечательно! Платье роскошно, Савиль просто умница — такое придумать. Для Филипа наряд, конечно, станет сюрпризом, вряд ли он в лесу или борделях видел что-то подобное. Ничего, после месяца еженощных забав должен выдержать. Нужно будет подготовить его, прийти пару раз в Западную башню в одних украшениях.
Девушка в последний раз медленно повернулась вокруг себя, дабы Савиль и Хьюго могли рассмотреть наряд со всех сторон.
— Дорогой мэтр, платье обещает быть великолепным! Я в восторге! Спасибо.
— Служить вам — большая честь, моя леди, — поклонился портной. — Я счастлив, что вас не пугает смелость модели.
— Она пугает меня, — обрел дар речи Правитель. — Савиль, вы настоящий художник. Подобного я не видел за все свои немалые годы. Но, боюсь, леди Евангелина выглядит в этом непревзойденном творении слишком... кхм... вызывающе.
— Прошу прощения, мой лорд, но я строго следовал вашим указаниям. Наряд вовсе не вызывающ, он лишь отражает красоту ее высочества. Для чувственной вещи я выбрал бы тончайшую черную кожу, предпочтительнее блестящую... Корсет на шнуровке... Разрез до середины бедра... Контраст с белоснежной кожей леди... — идея определенно увлекла портного, он разглядывал фигуру Евангелины и бормотал все тише.
Девушка изумленно взглянула на отца.
— Хватит, мэтр! — окрик Правителя разрушил творческие грезы.
— О, простите, ваше величество... Моя леди... — пробормотал портной в смущении. — Я непозволительно отвлекся. Дело в том, что у меня никогда не было заказчицы столь прекрасной, как леди Евангелина. Одевать ее — не только честь, но и удовольствие...
Ив милостиво кивнула Савилю, Правитель хмурился.
— Извинения приняты, мэтр, — ответил он. — И я до определенной степени понимаю ваши чувства. Но мне вовсе не нужно, чтобы у лорда Олкрофта при виде моей дочери возникли мысли о том, какое удовольствие — раздевать ее. Молодой человек помолвлен, и я обещал его отцу, что прослежу за заключением давно условленного брака.
— Возьму на себя дерзость заметить, ваше величество... — неуверенно начал Савиль, Правитель подбодрил его кивком. — Молодой герцог произвел на меня впечатление человека разумного и в высшей степени благородного.
— Да услышат вас Небеса, мэтр, — вздохнул Хьюго.
Ив, удалившаяся переодеваться, изрядно удивилась. Неужели старик заказывал гардероб Филипа Савилю? К чему такой риск? Одна спина чего стоит, не говоря уж... Адово пламя, она совсем не обращает внимание, во что он одевается. Все правильно, как сказал мэтр — одежда скрывает природное совершенство...
Когда Савиль ушел, Правитель, дождавшись появления переодевшейся Евангелины, вплотную подступил к дочери и затряс указательным пальцем у нее перед носом.
— Глаз с тебя не спущу на балу! И еще привлеку людей для наблюдения. Не вздумай надушиться какой-нибудь возбуждающей дрянью собственного изготовления!
— Папочка, — прощебетала Ив, с трудом сдерживая смех. — К чему вы так мучаете себя и бедненького мальчика?
— Не твое дело, гусыня!
— Гусыня скоро отрастит крылышки... — "...и нагадит вам на плешь", — закончила Ив про себя.
— Что ты несешь?
— Вы забыли о своем обещании, ваше величество?
— А, ты все бредишь владением мечом, — хмыкнул Хьюго. — Так уверена, что парень пройдет испытание и согласится учить тебя?
— Испытание он, так уж и быть, пройдет, — заявила Ив. — Я сразу предупредила — все будет зависеть от женщины. И в уроках герцог вряд ли мне откажет.
— Посмотрим, — бросил Правитель. Адово платье слишком выбило из колеи, и препираться с девчонкой желания не имелось. Да и злить ее ни к чему, а то и впрямь устроит на балу какую-нибудь пакость.
* * *
Вечером того дня Филип был невесел. Ив, наоборот, пребывала в замечательном расположении духа, и принялась его тормошить, выспрашивая, в чем дело.
— Очень трудно смотреть в глаза крестному, — вздохнул парень. — Он оставил мне жизнь, а я так отплатил ему. Можно сказать, вонзил нож в спину.
— Ну, не нож, и не в спину, и не ему, но что вонзил, это точно.
— Ну и шуточки у вас, моя леди! — хмыкнул Филип. — Удивительно умеешь поднять настроение.
— Не пойму, с чего ты захандрил?
— Понимаешь, крестный сегодня чуть не через слово меня расхваливал. И доверия-то я его не обманул, и гвардейцев натаскиваю отлично, и на юбки внимания не обращаю, и на балу наверняка покажу себя с лучшей стороны. А мне приходилось глядеть ему в лицо, изображать щенячью преданность и готовность дальше следовать по пути добродетели.
— Какая наивность! — всплеснула руками Ив. — Нельзя же до такой степени поддаваться влиянию старика. Хрыч действует в соответствии с обстоятельствами, хитрый крысюк.
— Это я, по-твоему, наивный? — удивился Филип. — И влияниям не поддаюсь, старый Олкрофт охотно подтвердил бы. Кстати, что там у вас за обстоятельства?
— Поддаешься-поддаешься. Идешь на поводу у тех, кого любишь, и кто, как тебе кажется, любит тебя. А обстоятельства очень непростые... — Ив поведала о примерке бального наряда и опасениях Хьюго.
— Да что ж это за платье такое? — недоумевал Филип. — Не объяснишь?
— Нет, не объясню, раз у тебя трудности с притворством. Будь готов к необычному зрелищу, не стесняйся отвешивать челюсть, сыпь комплиментами, но не пытайся меня лапать.
— Необычное зрелище... Штаны-то в целости останутся?
— Если проведешь с пользой оставшиеся до бала пару недель, штанам ничего не будет грозить, — Ив устроилась у Филипа на коленях.
— Распутница... — его рука тут же оказалась под юбкой и устремилась вверх. — Хотя мне такая и нужна. Жаркая в постели, бойкая в речах... Трезвости рассудка чересчур, пожалуй... И этот адов лед, которым схватываешься, стоит выпустить из объятий... — бормотал он между поцелуями. — А старику я обязан, это дело чести... При чем тут любовь...
— Эта химера всегда все портит... — прошептала Ив, которой почти расхотелось говорить.
— Какая химера? — переспросил Филип, о чем сразу пожалел.
— Любовь, — девушка чуть отстранилась и взглянула на него испытующе. — Поначалу ты смотрел с восхищением и искоркой желания, это было невыразимо приятно. А сейчас и впрямь взираешь по-щенячьи. Предупреждаю сразу: не вздумай завести болтовню о любви.
— Не понимаю.
— Что тут понимать? Я не терплю, когда меня держат за дуру. Кстати, мой разлюбезный батюшка иначе женщин не воспринимает. А красивые разговорчики о любви придуманы для замутнения наивных девичьих головок. Ты мне нравишься, более того, вызываешь уважение, поэтому очень не хотелось бы видеть, как роняешь себя, пытаясь принизить мой разум.
— Погоди-погоди, давай попроще, я не такой умный. Ты полагаешь, что мужчина не может искренне любить женщину?
— Конечно. Нет такой материи, как любовь между мужчиной и женщиной.
— Есть. Я видел, как мой отец любил мою мать.
— Почему ж он не любил тебя? Ты смог бы ненавидеть ребенка от женщины, которую почитал любимой?
Филип выглядел так, будто получил хороший удар. Ив неожиданно ощутила уже знакомое щемящее чувство, оно рождалось где-то в груди и ослабляющей волной разливалось по всему телу. Жалость. К чему завела этот дурацкий разговор? Пусть бы он смотрел по-щенячьи, пусть бы даже начал болтать о любви. В конце концов, из его уст она, пожалуй, смогла бы выслушивать подобное... Девушка нагнулась к губам Филипа, желая поцеловать, он отвернулся.
— Не разменивайся на мелкие проявления несуществующего.
— Поцеловать можно в порыве страсти, желая проявить привязанность или жалость, — ох, нужно бы молчать или соврать, но словесные стычки с отцом приучили отвечать, всегда отвечать. Ей и так стоит больших усилий подбирать слова, которые не ранят.
— Вот уж жалости мне точно не нужно! Особенно от тебя. — Филип заерзал, и девушка поспешно встала с его колен.
— Ты ведешь себя как ребенок, которому сказали, что фей не существует...
— Они существуют на Архипелаге! — тут же перебил он.
— Хорошо, пусть так, — вздохнула Ив. — Неудачное сравнение, но сути оно не меняет. Прости, если обидела или развеяла какие-то иллюзии. Мне всегда казалось, что ясность лучше недоговоренности. Я всего лишь прошу, чтобы ты не заводил со мной разговоров о любви, вот и все. Разве трудно промолчать или поговорить о другом? — Филип не ответил, лишь сильнее нахмурился. — Понимаешь, я не могу верить в то, чего не вижу и не чувствую. Не стану отрицать родительскую любовь, любовь к Отцу Небесному, жизни, сущему миру, к прекрасному, братскую и дружескую любовь, наконец. Но отношения между мужчиной и женщиной нельзя назвать этим словом.
— Ах, да, я позабыл науку крестного. Это всего лишь удовлетворение примитивных желаний.
— Я бы так не сказала. Скорее — естественных потребностей, таких же, как голод и жажда.
— Что ж ты так долго голодала? К чему было дожидаться меня? — рассуждения девушки едва ли не бесили, да еще этот бесстрастный тон... Адова Ледяница!
— Ценю себя высоко и считаю, что нет смысла есть отбросы, пока не встанет угроза голодной смерти, — усмехнулась Ив. — Существуют разные способы удовлетворения этой потребности. До твоего появления меня вполне устраивал самый простой и доступный из них. А у столь искушенного мужчины хотелось бы узнать — все эти бесчисленные женщины дарили счастье или только облегчали существование?
— Ценишь себя высоко и отдаешь девство висельнику? — адова кочерыжка, не удивительно, что крестный временами орет на нее. Странно, что до сих пор не убил.
— Висельник... — девушка пренебрежительно хмыкнула. — Какое уничижение! Не прикидывайтесь, вы прекрасно знаете себе цену, благородный лорд Олкрофт. Или Предводитель — так тебя величали последние несколько лет? Какое обращение приятней было бы слышать от меня? — улыбнулась так, что раздражение и злость тут же растворились в другом чувстве, вернее, примитивном желании.
— От тебя любое, при условии, что произносится оно не ледяным тоном. Называй хоть Жеребцом, хоть висельником.
— Так-то лучше! — Ив уже снова сидела у парня на коленях и беззастенчиво ластилась. Никак не думала, что он столь сильно рассердится из-за ерунды. Хорошо, что удалось притушить ссору, которую сама же чуть не раздула...
— Ты спросила насчет женщин. Здесь все до смешного просто, — Филип вздохнул. — В юности каждая, удостоившая внимания, дарила счастье. А потом, глядя на очередную хорошенькую пташку, я думал об одном: вдруг с этой получится, как надо? И, конечно, не мог удержаться и не попробовать. Врать не стану, женщин люблю, но невозможность найти подходящую со временем превратила разнообразие едва ли не в проклятие.
— Бедненький, — Ив поцеловала уголок его глаза, потом висок, зрылась носом в волосы. Все-таки хорошо он пахнет... — Теперь у тебя есть я.
— Надолго ли при твоих воззрениях? — он покрепче обнял девушку, будто боясь, что она вот-вот исчезнет.
— Да на сколько захочешь! Я разборчива, до двадцати с небольшим дожила, не встретив подходящего мужчины. Получается, беспокоиться тебе не о чем. Это скорей я должна...
— Глупости-то не болтай, умница-разумница. Я почти десять лет искал. По-твоему, буду столько же мыкаться, чтобы разок полноценно изменить?
