— Знаешь, просто спать с кем-то...
— Не продолжай! — девушка нахмурилась. — Не хочешь — не надо. Сам же и подтверждаешь, что мы просто спим вместе. Доверия-то я не достойна. И подтверждаешь самым верным способом: поступками.
— О чем-то запрещаешь говорить, — заворчал он. — А другое чуть ли не клещами вытягиваешь! Ладно, слушай. Вот тебе моя печальная история.
Старый Олкрофт безумно любил свою жену, а она не могла ответить ему тем же. Вряд ли не хотела — он был вполне достоин любви, а ее сердце было свободно, я уверен. Но почему-то мой отец не смог добиться от супруги нежности и понимания. Как они жили до моего рождения — не знаю. Если верить слугам, примерно также, как и после. С той разницей, что в короткие девять месяцев от свадьбы до появления наследника у герцога не было счастливого соперника.
Мама не любила отца, а во мне души не чаяла. Старый Олкрофт быстро это понял и не то чтобы возненавидел сына, нет, просто не замечал. Я, как назло, отлично помню детство. Поначалу ничего не понимал в отношениях родителей и, как всякий мальчишка, тянулся к отцу, каждый раз натыкаясь на полнейшее равнодушие. Обижался, страдал, бежал за утешением к матери. Та сколько угодно могла нежить меня, но ни разу не попыталась поговорить с мужем. Я б много дал тому, кто объяснил бы... — Филип раздраженно махнул рукой.
— Когда мне исполнилось семь, мама умерла от какой-то болезни. Отец поручил воспитание сына дядюшке Данкану. Никакой он на самом деле не дядюшка, дальний-предальний родич матери, по положению нечто среднее между вассалом и слугой. Состоял при герцогине, потом стал служить отцу. Герцогскую чету Данкан, кажется, искренне почитал, а вот меня... Помню, мы с мальчишками из замка обтрясли как-то ночью в ближайшем селении несколько яблонь. Не слишком похвальное деяние, согласен. Я бы пожурил за это наедине и уменьшил оброк селян на эти самые пару мешков яблок. Дядюшка прилюдно, во дворе отхлестал меня по щекам и громогласно заявил, что я вор, опозоривший имя своего отца. Старый Олкрофт при этом не присутствовал и в дальнейшем интереса к происшествию не проявил. А я... Знаешь...
— Знаю, — вздохнула Ив. — Раз уж всем было объявлено, что ты — позор рода, то следовало продолжать в том же духе.
— Угадала, — Филип чуть улыбнулся. — Я и стал продолжать. И так хорошо пошло, что старый Олкрофт обратил-таки на сына внимание. И чем старше я становился, тем чаще мы с ним общались. Правда, говорил главным образом он, даже не столько говорил, сколько кричал. Время шло, мальчишеские выходки прекратились, потому что я нашел другой способ досаждать отцу и дядюшке. Простой, действенный и очень приятный...
— Женщины?
— Точно. Хочешь слушать дальше? — Она кивнула. — Все было просто, Энджи. Они нравились мне, я — им. На мелкие грешки господского сынка принято закрывать глаза, но я-то старался изо всех сил. Правды ради стоит заметить, не столько соблазнял, сколько ублажал желающих.
— Ты самоуверенный наглец! — так бы и убила, но эти ямочки на щеках, когда он улыбается, сбивают с верного настроя...
— Я знал, что разозлишься. Сама, небось, когда жила с матерью, целовалась с мальчишками.
— Я только целовалась, а ты!..
— Зато тебе достался опытный мужчина, — подмигнул ей.
— Продолжай рассказ! — спохватилась Ив, видя, что разговор неумолимо соскальзывает в вязкую пучину плотских утех.
— Да продолжения-то почти не осталось. К шестнадцати годам я переспал со всеми хорошенькими женщинами в замке и окрестностях. Бастардов, хвала Небесам, не нажил, но отцы, братья, мужья и любовники пташек все равно были недовольны. Старый Олкрофт устал на меня орать, тем паче, крики не шли впрок. Тогда он приказал наказать наследника плетьми на конюшне, вместе с провинившимися слугами. Герцог проявил определенную заботу: распорядился не сечь до крови. Нет шрамов — позора меньше. Не предполагал, что видит сына в последний раз, — Филип невесело усмехнулся. — А твой старик погорячился с бичеванием у столба. Не учел, что я могу стать его зятем.
— Ты сбежал, чтобы податься в разбойники? Почему выбрал именно это?
— Ничего я не выбирал, просто сбежал. Не мог больше жить с отцом и Данканом под одной крышей. В первый же день нарвался на разбойников. Они думали ограбить проезжего мальчишку, на вид из благородных, а брать оказалось нечего. Все имущество — как у солдата из захудалого феода. Плохонькие меч, конь и одежонка, да несколько монет в кошеле. Ни старый Олкрофт, ни тем более Данкан не считали, что такой оболтус, как я заслуживает хорошего снаряжения. А мне совесть не позволила взять что-то получше и уж тем более — деньги. Странно для бывшего разбойника, да?
— На тот момент ты был будущим разбойником, — улыбнулась Ив. — Так что все правильно.
— Святые Небеса, вот уж не думал, что встречу такую понимающую женщину! — Филип покачал головой. — Ну так вот, нарвавшись на шайку, я подумал: к чему ехать в неизвестные дали, искать цель, решать, как жить. Проще примкнуть к разбойникам и получить приключения, женщин, золото, а главное — прекрасную возможность по-настоящему опозорить отцовское имя. Спина после порки ощутимо болела, еще сильнее беспокоила уязвленная далеко не вчера гордость. Голова была пустой, как у любого шестнадцатилетнего пацана. И я попросил у предводителя позволения остаться в шайке, мол, с детства мечтал стать разбойником. Сохатый посмеялся, однако не отказал. Наверное, думал, что лорденыш раскиснет и сбежит через несколько дней. Не знал, какая у меня закалка.
Мечом я уже тогда неплохо владел, в военном деле худо-бедно смыслил, так что быстро обнаружил свою полезность. Через четыре года Сохатого во время очередной вылазки убили, и я занял его место. В целом, неплохое достижение: в двадцать лет иметь под началом семьдесят человек, и не каких-нибудь бродяг, а хорошо обученных бойцов. Потом еще поднабрались, тогда уже Правитель за меня всерьез взялся... Вот тебе моя история, Энджи. Кровь, грязь и женщин я постарался опустить.
Ив прижалась к нему, обняла.
— Мне все равно, чем ты занимался.
— Я знаю, — он посмотрел девушке в лицо. — Не волнуйся из-за завтрашнего смотра. Как бы твой отец к тебе ни относился, ты ему небезразлична. Это главное, поверь. Любой менестрель тебе споет, что ненависть легко превращается в любовь и наоборот. Полное безразличие много хуже. Тогда ты просто не существуешь.
Хьюго, наблюдавший на следующий день за поединком Евангелины и Филипа, был далек от безразличия. Да, дочь много слабее крестника, а уж опыта у нее и вовсе никакого, но мечом владеть она выучилась. Если не бросит, сможет стать неплохим мечником (не мечницей же ее называть!): легкость движений, быстрота реакции, решительность, находчивость и смелость у нее в достатке. Кто бы мог подумать! Пожалуй, зря он в свое время запретил ей уроки, еще и гусыней обозвал. Какая, к лешему, гусыня, вон как двигается...
Поединок ожидаемо закончился победой Филипа. Удивительным было, как долго продержалась против него Евангелина. Хьюго подошел к опустившим мечи противникам, хлопнул крестника по плечу.
— Спасибо, Филип. Ты замечательный наставник. — Потом повернулся к дочери. — Надо же, ты все-таки унаследовала от меня хоть что-то, — неловким движением заправил за ухо девушки выбившуюся из строгой прически прядь.
Ив потеряла дар речи, мучительно покраснела и молча склонила голову.
— Можешь продолжать занятия, если желаешь, — продолжил Правитель. — Или теперь откажешься, раз я не возражаю?
Знакомый тон привел девушку в себя не хуже ведра колодезной воды.
— Нет, не откажусь! Буду тренироваться, пока не смогу победить герцога или хотя бы свести поединок вничью. После вызову вас.
— Жду с нетерпением! — добродушно засмеялся Хьюго. — Это обещает быть интересным.
* * *
Кайл не оставил ни своих подозрений, ни наблюдений за Евангелиной. В Тренировочном зале он исхитрялся и так, и сяк, лишь бы поменьше махать мечом и побольше смотреть на дочь Правителя. Гвардейцы, знавшие о его симпатии, посмеивались, только Шон понимал, что дело тут не в любовном томлении. Однажды Кайл собрался с духом и предложил девушке поединок. Та согласилась и, ко всеобщему удивлению, вышла победительницей. Молодой гвардеец не думал поддаваться, да и мечником слыл неплохим, но против необычно яростного напора леди Адингтон не устоял бы, пожалуй, и более искусный воин.
— Она поняла, что я за ней слежу, — сказал раздосадованный Кайл Шону, покидая зал.
— Возможно. В таком запале я ее еще ни разу не видел. Зачем ты полез к Льдышке?
— Хотел кое-что проверить.
Кайл так и не сказал, что именно, Шон не настаивал. Появится у друга хоть какая-то догадка, он ею непременно поделится.
Так и случилось, даже ждать долго не пришлось.
Шон валялся на койке в тесной комнатушке, точно такой же, как у остальных гвардейцев. Он бы с радостью составил компанию друзьям, которые проводили вечер в городе, но утром Кайл с таинственным видом заявил, что хочет поговорить, а теперь застрял где-то. Со скуки Шон принялся шарить по карманам, наткнулся на неизвестно как попавший туда кусок хлеба, брезгливо извлек его на свет и уже собирался бросить на пол, как взгляд упал на огромную паутину в углу у небольшого оконца. В центре сидел крупный серый паук.
Когда Кайл вошел к другу, тот упоенно кидал хлебными шариками в изрядно попорченную паучью сеть.
— Подкармливаешь питомца? — Кайл, не ожидая приглашения, взял стул и уселся на него верхом, облокотившись о спинку.
— Коротаю время до твоего появления, — остатки хлеба полетели на пол, Шон смахнул крошки с покрывала. — Что за тайны тебе покоя не дают? Сейчас бы сидели с ребятами в "Слизне и салате" и дули пиво.
— Пиво можно дуть хоть каждый вечер, а я поведаю тебе такое...
— Опять про Филипа и вашу общую зазнобу? — к означенному выводу Шона привел знакомый блеск в глазах друга. — Парень после бала был слегка не в себе, но очень быстро оправился. А сейчас гоняет Льдышку, как распоследнего новобранца, разве что обращается почтительно.
— Парень умело сделал вид, что оправился, — усмехнулся Кайл. — И я уверен, что Льдышку он гоняет в хвост и гриву не только в Тренировочном зале, но и в постельке по ночам. И вряд ли наедине обращается с ней так уж почтительно.
— Продолжай, — заинтересованный Шон сел, достал из-под койки бутылку и плеснул себе и Кайлу юла в стоящие на другом стуле чарки.
— Парочка наверняка сошлась еще до Весеннего бала, но по какой-то причине тщательно скрывает это. Поэтому на праздненстве они и выглядели безупречно до странности. Кстати, притворяются мастерски. В Тайной службе далеко не каждый так сможет, — Кайл воодушевился и чуть не прыгал на стуле как на игрушечной лошадке. — На тренировках, пока Евангелина с трудом меч в руках держала, ничего не было заметно. Но чем лучше она сражается, тем явственней их с Филипом связь.
— Да о чем ты? Какая там связь? Он махается с Льдышкой, как с остальными. Немного больше внимания уделяет, так это потому, что она слабее, — Шон с неудовольствием слушал скрип стула, который оседлал друг. Того и гляди ножки подломятся!
— Не-ет, дружок, — разулыбался Кайл. — Он махается с ней по-другому, равно как и она — с ним. Я наблюдал за поединками Евангелины с ребятами, да и сам попробовал, ты помнишь. С нами она сражается, должен заметить, очень неплохо. Кровь Адингтонов — ничего не попишешь! А с Филипом девица едва ли не танцует. Парочка двигается слаженно, можно сказать, красиво. И я готов поставить любые деньги на то, что их тела знают друг друга. Знают так, как нельзя узнать, махая вместе мечом по нескольку часов в день. Подобное знание дается тем, кто проводит ночи в одной постели и спит друг у друга в объятиях.
— Стихи не пробовал писать? — съязвил Шон. — Хотя суть твоих витиеватых речей, пожалуй, верна. Девицу, с которой спишь, в танце ведешь по-другому. Надо будет приглядеться к парочке.
— Приглядись, — согласился Кайл. — Только не болтай об этом. Прячутся они не просто так, а вредить ни Евангелине, ни тем более Филипу, не хочется.
* * *
Правитель был необычайно доволен крестником. За несколько месяцев наглый и невоздержанный на язык разбойник исчез, его место занял благородный лорд, умный, язвительный, но уважающий собеседника, галантный с дамами, веселый с друзьями. Пора было привлекать Филипа на службу Алтону, дать первое задание, которое позволит молодому герцогу в полной мере проявить себя. Его успех заставит дворян и простолюдинов вспомнить о доблестном роде Олкрофтов, что будет совсем не лишним для дальнейшего продвижения по лестнице власти.
Хьюго вызвал Филипа к себе и объяснил первую задачу: возглавить отряд, который займется очисткой дорог Алтона от многочисленных разбойничьих шаек. К неудовольствию Правителя крестник, выслушивая задание, все больше мрачнел.
— Задача кажется тебе непосильной? — не выдержал Адингтон.
— Ничего непосильного в ней нет. Просто мне не по нраву убивать своих бывших людей, — Филип видел недовольство Правителя и попытался объяснить. — Поймите, крестный, я жил с ними бок о бок десять лет. По большому счету, они были моими друзьями и семьей.
— Свою бывшую шайку можешь пощадить. Полагаю, люди в ней неплохо натасканы. Нужно всего лишь убедить их служить Алтону.
— Да, натасканы неплохо и с дисциплиной знакомы. Трудность в том, что у многих немаленький счет к Алтону. Вернее, к иным из власть имущих, которые любят прикрывать громкими словами низкие делишки. Я не желаю убеждать моих бывших людей простить долги. Нижайше прошу ваше величество избавить меня от необходимости терпеть заслуженные плевки в лицо.
— Чему же ты собираешься посвятить жизнь? — Правитель ни на секунду не поколебался в своих намерениях, но решил для порядка разузнать о стремлениях крестника.
— Я лорд, хозяин обширного феода. Кто-то должен поддерживать порядок на землях Олкрофтов. И, кстати, раз уж я единственный наследник, следует подумать о продолжении рода. Дочку не надумали за меня отдать? — ухмыльнулся Филип.
— Ты, дорогой крестник, хоть и лорд, но безземельный, — вкрадчиво начал Хьюго. — Феод по завещанию Томаса принадлежит мне. У нас была договоренность, что я передам его законному наследнику, буде объявишься. Но ежели не прекратишь шуточки о моей дочери, о землях Олкрофтов можешь забыть, — голос посуровел. — Гляди, еще и с лордством распрощаешься! — Это ж надо, дочь стала поспокойнее, считай, делом занялась, не женским, но все же. Ну так крестнику шлея под хвост попала — того он не будет, этого не хочет, жену ему подавай!
— Да что вы в самом деле, крестный! — парень, казалось, досадовал на себя за неудачную шутку. — Вы уж сами наслаждайтесь обществом леди Евангелины. Я найду спокойную домашнюю женушку, вежливую, обходительную, ласковую, которая на оружие без содрогания смотреть не может.
— Женитьба — дело не столько правильное или хорошее, сколько нужное, — Хьюго слегка успокоился. — Но тебе пока спешить некуда. Я, к примеру, женился после тридцати, да и отец твой... Что до разбойников, отказа я не принимаю. Как можно называть друзьями и семьей шайку отребья? Этот сброд ненавидит дворян. И не подозревали, верно, о твоем происхождении либо думали, что ты чей-то бастард.
