Крёстный сын

Часть первая

I

У герцога Хьюго Адингтона, Правителя Алтона, родилась дочь, и сей факт страшно его разочаровал. Последняя королевская династия Алтона пресеклась несколько столетий назад, с тех пор установился порядок, при котором дворянское сословие избирало пожизненного главу государства. Дети очередного Правителя имели право выставлять свои кандидатуры на выборах наравне с остальными дворянами, да и закон не запрещал женщине встать у власти, так что у крошки Евангелины Адингтон имелась возможность стать Правительницей, пожелай она этого в будущем. Однако ее отец знал — за всю многовековую историю женщина возглавляла страну один раз. К тому же Хьюго рассчитывал воспитывать сына, будущего Правителя. Если из мальчика выйдет толк, то кто знает, возможно, дворянство поймет — Адингтоны рождены, чтобы править, и решит восстановить монархию. Но герцогиня неожиданно разродилась девчонкой!

Хьюго не слишком жаловал женщин. Они мало занимали его как мужчину, государственные дела и политические игры всегда были гораздо интереснее. Да и как Правитель он видел: высокородные дамы, не говоря уж о простых селянках-горожанках — это прежде всего наседки, квохчущие над сопливыми выводками. Безусловная польза для страны в этом имеется, ведь население должно пополняться и расти, только больше эти пустоголовые особы, привыкшие по малейшему поводу ахать, охать и хлопать глазами, ни на что не годятся. В деле производства потомства, увы, на них тоже нельзя положиться до конца, его супруга — отличный тому пример.

Герцог Адингтон женился не столько по любви, сколько по необходимости: дворянин обязан продолжить род, и государственных высот достичь проще, если разительно не отличаешься от других. Избранница, единственная дочь богатого и знатного семейства, принесла и без того не бедному Хьюго еще один обширный феод. О красоте Альберты слагали песни, да и страстности натуры новобрачной оказалось не занимать. Ее муж тоже был недурен собой, но нрав имел холодный, и это, пожалуй, лишь сильнее разжигало чувства молодой женщины.

В первые годы брака пылкость и притягательная внешность жены волновали герцога, к тому же он очень ждал появления наследника. Но Альберта не спешила подарить супругу сына, и постепенно Хьюго все больше отдалялся от семейного очага, а став Правителем, казалось, и вовсе забыл о нем, днюя и ночуя в рабочем кабинете. В столице сплетничали, что герцогиня Адингтон забеременела с отчаяния, в последней попытке вернуть мужа.

Так это было или нет, не известно, но девять месяцев глава государства был едва ли не идеальным супругом. К несчастью, разочарование от рождения дочери оказалось настолько велико, что Правитель, стоило Альберте немного оправиться, отослал ее и новорожденную из столицы. До конца жизни герцогиня Адингтон проживала в собственном замке, унаследованном от родителей. Хьюго едва ли раз в год выбирался к жене и проводил с ней так мало времени, что больше детей у них не было.

Покинутая герцогиня полностью сосредоточилась на дочери Евангелине. Альберте не нравилось пышное имя, на котором почему-то настоял муж, и она звала малышку не иначе как Ив. Правитель, напротив, величал девочку только полным именем, отчего та в раннем детстве смущалась и пряталась за юбку матери.

Навещая жену, Хьюго далеко не каждый раз виделся с дочерью, как ни пыталась Альберта сблизить их. Привыкший в жизни добиваться желаемого, он никак не мог смириться с тем, что судьба подкинула ему такую, как он выражался про себя, гусыню. Девочка во время их редких встреч производила не самое благоприятное впечатление: при необычайно хорошеньком личике была неловкой, отвечала невпопад или угрюмо молчала. Объяснялось все просто — Ив отчаянно стеснялась неприветливого отца, которого не то что не знала, но и почти не видела. Герцогиня безуспешно пыталась объяснить мужу, что их дочь едва ли не полностью унаследовала отцовский характер и некоторые другие качества, что Ив умна, смела, упряма, прямолинейна и по манере поведения больше похожа на мальчишку, чем на юную барышню.

Жизнь без отца ничуть не огорчала маленькую Ив, ибо рядом хватало мужчин, уделявших ей внимание. Деда она не знала, зато в замке часто бывал подданный герцогини, некий Кендрик. Весельчак и повеса, он определенно питал отнюдь не вассальные чувства к своей леди. Альберта делала вид, что не понимает подлинных причин его интереса, принимала мужчину как друга и не препятствовала показывать сорванцу-дочери приемы обращения с мечом. Когда Кендрик устал от безответного чувства и стал реже навещать супругу Правителя, Ив всерьез насела на капитана замковой стражи с просьбами продолжить ее обучение воинским искусствам. Добродушный пожилой солдат с разрешения госпожи не без удовольствия занимался с девочкой, на удивление быстро постигавшей премудрости чисто мужской науки.

Герцогиня следила за тем, чтобы Ив овладевала и женскими умениями. Альберту немного огорчало отсутствие у дочери интереса к нарядам, рукоделию и кулинарии, равно как и к танцам, пению и музыкальным инструментам. Оставалось успокаивать себя тем, что такой красавице это не столь необходимо.

Евангелина, взрослея, все больше напоминала ангела, но мужчин повергала не в божественный экстаз, а, скорее, в противоположные чувства. Возможно, будь девочка более мягкой по характеру, ее воспринимали бы по-другому, но совершенно не женские прямота и резкость будто снимали барьеры. Герцогиня не на шутку забеспокоилась, когда застала свою малышку (той через две недели должно было исполниться тринадцать) самозабвенно целующейся на конюшне с семнадцатилетним помощником конюха.

Последовал серьезный разговор, симпатичного юношу (Альберта вынуждена была признать, что у дочери есть вкус) отправили прочь из замка, в родную деревню. Ив очень любила мать и меньше всего на свете хотела огорчить ее, так что добиться торжественного обещания блюсти себя оказалось не так уж трудно.

Евангелина, впрочем, и не отличалась легкомыслием. Молодой селянин был весьма хорош собой, а ее с некоторых пор грызло любопытство, почему взрослые столько болтают о поцелуях и прочих вольностях. Спрашивать у матери как-то неловко, да и не знает, она, наверное, всего. С Кендриком только разговаривает, отец бывает в замке чрезвычайно редко. Не проще ли самой попробовать?.. Опыт оказался приятным и волнующим, но не сказать, чтобы уж очень интересным. Куда веселее плавать в озере или махаться с солдатами! И Ив без сожаления вернулась к прежним занятиям, включавшим, помимо прочего, и науку врачевания, в которой ее мать весьма преуспела за годы одиночества.

Когда дочери Правителя шел пятнадцатый год, герцогиня Адингтон серьезно заболела. На самом деле Альберту уже давно подтачивала тоска, поселившаяся в душе после того, как горячо любимый муж окончательно охладел к ней и полностью отдалился. Хьюго, срочно вызванный из столицы, успел на похороны жены.

Для Ив смерть матери стала не только страшным горем, но и полным крушением уютного мирка, привычного с раннего детства. Девочке и в голову не могло прийти, что никогда не интересовавшийся ею отец решит забрать дочь с собой в столицу. Евангелина, с трудом преодолев смущение перед холодным и непонятным мужчиной, который из-за какой-то прихоти судьбы был ее отцом, попросила позволения остаться жить в замке матери, по завещанию герцогини теперь принадлежавшем ей.

— Надо же, а ты, оказывается, умеешь связно говорить, — услышала она в ответ.

Другая юная девушка, скорее всего, расплакалась бы от таких слов, но Ив будто окаменела внутри. Все смущение перед Правителем вмиг испарилось, зато вспыхнула ненависть, подогретая воспоминаниями детства, которые внезапно проснулись и стали понятны. Их было много, но одно почему-то обладало в тот момент особенной четкостью.

Мать с обожанием глядит на этого человека, занятого чтением каких-то бумаг в уютном дедовом кабинете. "Хью, давай съездим на озеро, я прикажу оседлать лошадей. Черемуха в самом цвету, соловьи поют. Помнишь медовый месяц?.." "Что за чушь, Берта? Когда это было? Посмотри на себя, ты уже давно не девочка. Вон, весь лоб в морщинах, седина на висках. Соловьи поют... Мне и отсюда слышно, если уж на то пошло. Я трачу время на поездки в твой замок в надежде обдумать важные вопросы в спокойной обстановке, без постоянной дерготни придворных и советников, а тут ты..." Он даже не договаривает, снова утыкается носом в бумаги, мать выбегает из комнаты, кусая губы, а потом долго плачет, закрывшись в спальне. В такие минуты она никого не хочет видеть, даже любимую дочь. К счастью, ее муж приезжает так редко...

Пока вспоминания шустрой рыбьей стайкой метались в голове Ив, Правитель смотрел на нее, ожидая дальнейших просьб и протестов. Ему не терпелось отказать хмурой девчонке, а в случае недовольства жестко поставить на место. "Странно, я обычно не испытываю склонности к такого рода вещам, но эта красивая кукла просто бесит. По лицу совершенно не понять, о чем думает. Я полагал, она просто глупа, но здесь, кажется, что-то другое."

Евангелина повергла отца в полнейшее недоумение, повернувшись и выйдя из комнаты, так и не произнеся ни слова, ни о чем больше не попросив.

В столице Правитель нанял для дочери лучших учителей, не столько заботясь о ее образовании, сколько потому, что так было принято. Ив продолжала удивлять отца: наставники отзывались о девочке весьма положительно, хвалили не только ум, но и имеющиеся знания, и сообразительность. Хьюго попытался было побороть давнюю неприязнь к собственному чаду и познакомиться с Евангелиной поближе, но наткнулся на откровенно враждебное нежелание общаться.

Настроенный благодушно, ибо дела в Алтоне шли хорошо как никогда, он попытался расположить к себе дочь подарками. Девчонка едва ли не с презрением поворошила драгоценности в шкатулке, приподняла двумя пальцами за ворот одно из богатых платьев, раскинутых на лежанке, потом с непривычной дерзостью вскинула на отца серо-зеленые глазищи и попросила не о чем-нибудь, а о разрешении упражняться с мечом. Хьюго почувствовал раздражение, стоило увидеть кислую мину, появившуюся на лице дочери при виде нарядов и украшений, а ее просьба неожиданно привела его в бешенство. С какой радостью он учил бы этому сына! Сам бы его натаскивал, благо во владении мечом мало кто сравнится с герцогом Адингтоном, но Небеса послали ему эту угрюмую маленькую дрянь, которая смеет бить по больному. Да, ума ей и впрямь не занимать, а еще злости. Ну да он знает, что ей ответить!

Ив не подозревала, какую бурю вызвала в душе отца. Она всего лишь решила, что раз Правитель делает ей подарки, а до дня рождения еще далеко, то, наверное, у него очень хорошее настроение и глупо этим не воспользоваться. Грубый и по смыслу, и по тону ответ стал для нее полной неожиданностью. Краска бросилась в лицо, ожгла уши, а в голове застучало: "Какая же я дура! Это была ловушка! Он хотел, чтобы я размякла, может, стала б искренне благодарить, тогда он ударил бы еще больнее!"

После этого случая Ив запретила себе проявлять слабость. Никаких просьб, цель у нее одна: вырваться из дворца, уехать жить в материнский, вернее, теперь уже ее собственный феод. Оскорбленный в лучших чувствах Хьюго вновь потерял к дочери интерес, но она очень быстро напомнила о себе с помощью учителей. Если прежде наставники нахвалиться не могли высокородной воспитанницей, то теперь на Правителя посыпались жалобы на нерадивость и грубость ученицы. Герцог долго оттягивал разговор с Евангелиной, но наконец вызвал ее к себе в кабинет. Он полагал, что девчонка снова набычится и будет молчать, но в ту будто бес вселился. Она дерзила, говорила гадости, сыпала ругательствами. Уму непостижимо, откуда благородная девица могла узнать такие выражения!

Ив рассчитывала, что отец не станет терпеть рядом склочную грубую особу, и, играя роль, старалась вовсю. Притворяться получалось неожиданно легко, ненависть и желание вырваться на свободу творили чудеса. Но Правителя не так-то просто было вывести из себя. Вернее, вывести его удалось в первые же несколько минут, но в умении скрывать подлинные чувства герцог Адингтон упражнялся гораздо дольше Евангелины, и она ничего не заметила ни по его вежливо-холодному лицу, ни по ровному бесстрастному тону.

С того дня отец и дочь вступили в состояние войны. Хьюго отослал всех учителей, не желая, чтобы о норове его наследницы поползли слухи. В конце концов, девчонке не страной управлять, а рожать мужу детей, которых она и воспитывать-то не будет. Читать-писать-считать умеет, историю-географию в разумных пределах знает, вроде бы танцует и держится на лошади, довольно с нее. Орать на слуг у леди Евангелины определенно получится.

Ив не долго огорчалась потере наставников. Грамоту она освоила давно, а библиотека во дворце Правителей богатая и запретить ею пользоваться у отца не выйдет.

Коварство Хьюго не простиралось столь далеко, ему было безразлично, читает дочь книги или нет. Но Ив, случайно наткнувшись в одном из пыльных библиотечных шкафов на план потайных ходов дворца, была ужасно горда находкой, которая давала ей видимость свободы и открывала весьма заманчивые перспективы.

В скрипучий шкаф, казалось, лет сто никто не заглядывал, так что вряд ли запутанная схема знакома ныне живущим. О да, среди придворных и дворцовых слуг ходят страшные истории про потайные ходы в стенах. По ночам оттуда якобы вылезают полчища упырей, привидений и прочих вурдалаков — забавные сказочки, чтобы пугать впечатлительных дам, девиц и молоденьких служаночек только что из деревни. Мужчины же, стоит упомянуть о лабиринте, только смеются, что очень на руку ей, единственной владелице подробного плана.

Дворец Правителей был древним строением и изначально создавался как огромная крепость, способная вместить не только многочисленных людей, но и скот. В пределах высоких каменных стен когда-то находились луга и огороды, дабы осажденные могли вести хозяйство и не бояться голода. С течением времени главное здание "подросло" в высоту, сохраняя прямоугольный контур с круглыми башнями по углам. Пастбища и грядки уступили место хозяйственным постройкам, жилищам слуг и плацу для военных упражнений, а во времена единственной в истории Алтона Правительницы на обширном пустыре перед юго-западной стеной дворца разбили сад.

Если верить найденному плану, потайные ходы пронизывали стены почти всей старой части замка, по ним можно было попасть в любое помещение кроме темницы и сокровищницы. Три коридора вели за пределы дворца и заканчивались в городе. Ив, разглядывая схему, с трудом сдерживала рвущееся из груди ликование. Правда, радость оказалась несколько преждевременной: в лабиринт нужно было сначала попасть, а двери, конечно же, оказались отлично замаскированы. Девушка несколько дней обшаривала стены в своих покоях, пока не нашла вход.

В проходе оказалось полно паутины, но это не смутило Ив, ибо пауков она не боялась. Хуже было б, если б под ногами постоянно шныряли крысы, но от этой напасти дворец охраняли многочисленные кошки. Ширина и высота большинства ходов позволяли двигаться свободно, не касаясь каменной кладки, хотя кое-где попадались участки, через которые даже стройной девушке приходилось протискиваться боком. С этажа на этаж вели крутые узкие лестницы.

Потайные проходы не только давали возможность пройти незамеченной из одной комнаты в другую, в них находились многочисленные глазки, через которые можно было подсматривать и подслушивать. Эти не слишком достойные занятия стали одним из немногих развлечений Ив. Чтобы не спотыкаться в темноте, девушка обзавелась особым фонариком: замкнутым латунным цилиндром с небольшими отверстиями сверху и снизу и маленькой дверцей сбоку, внутрь которого помещалась свеча или масляный светильник. Скудный свет позволял видеть, куда ступаешь, и в то же время не мог выдать заглядывающего через глазок.

Подсматривание за отцом и придворными не то чтобы доставляло Евангелине удовольствие, скорее, служило своего рода защитой, позволяя быть в курсе интриг и замыслов. Поначалу девушка лишь проверяла, насколько искренни слова тех, кто пытался завязать с ней дружбу, и очень быстро убедилась, что лучше верить природному чутью, а не ушам. Придворные с первых дней во дворце не вызывали симпатии, казались лживыми и лицемерными, разительно отличаясь от немногочисленной, но честной и преданной челяди покойной герцогини Адингтон. Послушав, что говорят о ней в своем кругу высокородные дамы, Евангелина поняла, что во дворце обречена на одиночество.

Подглядывание оказалось делом затягивающим. Женские сплетни о том кто с кем спит не вызывали интереса, тем более что Ив при желании могла узнать точно, кто, с кем, сколько раз и каким образом, чем иной раз и баловалась, когда повзрослела. Зато наблюдение за Правителем неожиданно захватило. Хьюго занимался исключительно государственными делами, причем получалось у него, насколько могла оценить юная шпионка, отлично. Евангелину не слишком занимали политические вопросы, хотя очень скоро она стала разбираться в них не хуже отца. Гораздо больше ей нравилось смотреть, как виртуозно глава государства добивается от людей желаемого. В ход шло все, начиная с лести и посулов и заканчивая угрозами и шантажом, причем герцогу всегда удавалось сохранить достоинство и даже иной раз внушить уважение. Впрочем, отношение дочери к отцу не изменилось. Она отдавала должное его мастерству, перенимала приемы, но ни на минуту не переставала ненавидеть.

Вот такое странное воспитание получала Евангелина Адингтон. Хьюго, сам того не подозревая, научил дочь многим житейским и политическим премудростям, что до общих знаний, она в изобилии находила их в книгах. Людскую природу Ив наблюдала через потайные глазки и очень быстро рассталась с иллюзиями, свойственными юности.

Дочь Правителя не один год бродила по потайными ходами без ведома отца. Хьюго был одним из немногих, кто знал о существовании лабиринта, но ему и в голову не могло прийти, что Евангелина сумеет проникнуть туда и успешно освоить запутанную сеть. Каково же было его удивление, когда дочь как-то заявилась к нему во время ужина, привычно набычилась и сказала:

— Отец, Крисси не крала драгоценностей у своей хозяйки. Это сделал любовник леди Октавии, граф Ош.

— Откуда такие сведения? — Хьюго жестом приказал слуге оставить их наедине.

Евангелина дождалась, когда камердинер закроет за собой дверь и, понизив голос, поведала о потайных проходах, а также о том, чему была свидетельницей пару ночей назад. Да, рассказывать отцу о своих развлечениях желания не было, но терпеть муки совести из-за несправедливо наказанной девушки хотелось еще меньше. К тому же, выдавая Правителю свою осведомленность об устройстве дворца, Ив мало чем рисковала. Герцог и без нее знал о лабиринте, ибо в его кабинете обнаружился план, оказавшийся далеко не таким полным, как библиотечный.

Правитель, выслушав дочь, длинно выругался. Он не стеснялся с Ив в выражениях с тех самых пор, как она познакомила его с собственным запасом ругательств, почерпнутым, как выяснилось, у замкового гарнизона ее матери. А придворные дамы еще смеют хвалить сельское воспитание!

— Думаешь, я тебя награжу? — спросил Хьюго, отведя душу.

— Нет, не думаю. Даже не прошу наказать этого тупого индюка Оша. Пожалуйста, распорядитесь отпустить Крисси. И лучше бы отправить ее назад, в деревню. Неужели в городе перевелись девицы, желающие крутить задницами перед дворцовыми ко... кавалерами? — Ив сочла за лучшее сдержаться и даже попыталась изобразить любезную улыбку. Молоденькую наивную горничную три недели как из дальнего феода было искренне жаль.

— Иной раз ты меня просто поражаешь, — пробурчал Правитель. — Выдать себя из-за какой-то дуры-прислуги! Ладно, будь по-твоему. Горничную отпустят, с Ошем я поговорю.

— Спасибо.

Хьюго взглянул на дочь с удивлением. Надо же, какая любезность! Впрочем, все ясно. Девчонка хочет сохранить за собой право шнырять по проходам.

— Так почему ты рассказала?..

— Не люблю несправделивости, — вздернула нос, глаза засверкали и стали зеленее обычного.

— Хм-м... — неопределенно протянул Правитель. Надо же, никогда б не подумал, что маленькая дерзкая дрянь способна думать о ком-то, кроме себя. Запретить бы ей соваться в лабиринт, да только как? Дверей там уйма, все не заколотишь, патруль внутрь не запустишь. — Вот что, можешь и дальше шнырять по крысиным норам, раз тебе они пришлись по нраву, — герцог издал издевательский смешок, но дочь и глазом не моргнула, пропустила шпильку мимо ушей. — Только дай мне слово, что утечек сведений через тебя не будет. Ни с кем не обсуждать увиденное и услышанное, никому ничего не рассказывать!

Евангелина на удивление легко и охотно дала слово. Правитель был удовлетворен. Он уже успел понять, что по какой-то непостижимой причине у девчонки имеется почти мужское понятие о чести, и к обещаниям она относится очень серьезно.

Ив, будучи несчастной и одинокой в столичном дворце, не раз и не два подумывала о побеге, но холодная рассудочность, унаследованная от отца, одерживала верх над горячностью и импульсивностью, полученными от матери. Путь в ее замок неблизкий, а проделать его молодой девушке, не знающей жизни, не умеющей защитить себя, придется в одиночку. Эх, если б отец не запретил упражняться с мечом, ей никто не был бы страшен, а так... Дороги кишат разбойниками, сколько Правитель с ними не борется, никак не может покончить. Изведет одну шайку, тут же появляется другая. Была б Ив дурнушкой, может, и проскочила бы, переодевшись мальчишкой, но с ее внешностью... Тут, пожалуй, и законопослушный мужчина не устоит.

Да, Евангелина была сногсшибательно хороша и пробуждала у мужчин мысли на вполне определенную тему. Дело ухудшало и то, что терпимые у подростка резкость и прямолинейность характера со временем никуда не делись. Став взрослой девушкой, Ив даже не пыталась казаться мягкой и скромной. Мужской взгляд был вызовом, и она на него отвечала, вскидывала глаза, становившиеся в такие моменты совсем зелеными, и открыто смотрела в лицо. Большинство мужчин, водивших знакомство с благородными девицами, привычны были к жеманству и потупленным очам, а прямые взгляды, правда, несколько иного свойства, наблюдали лишь в веселых кварталах. Более чем соблазнительная внешность и смелость, принимаемая за бесстыдство, производили убойное действие: кавалеры резко глупели и не пытались скрывать своих намерений. У Ив, которая хоть и не имела иллюзий по поводу отношений полов, но оставалась девственницей, это вызывало лишь отвращение. Как бы ни был симпатичен мужчина, написанная на его лице похоть губила всякий интерес, любой мало-мальский намек на желание.

Правителя красота дочери поначалу не то чтобы радовала, скорее, давала приятную уверенность, что участь старой девы Евангелине не грозит. Герцог нисколько не беспокоился о судьбе нежеланной наследницы, он мечтал поскорее сбыть ее с рук, причем по возможности выдав замуж подальше не только от столицы, но и от Алтона. Подходящая партия нашлась не сразу, и вот, когда дочери исполнилось семнадцать, Хьюго вызвал ее для важного разговора, как он надеялся, почти последнего.

Стоило Евангелине войти в кабинет, Правитель без обиняков поставил девушку в известность, что ее свадьба состоится через три месяца. Ив давно ждала подобного разговора и обрадовалась возможности в очередной раз попытаться вывести герцога из себя. Презрительно рассмеявшись, она заявила, что замуж по выбору отца не выйдет ни через три месяца, ни через тридцать три года. Отказ поверг Правителя в ярость, но он, не имея законного права принудить дочь к замужеству, чудом сдержался.

— Тебе же не нравится жить со мной во дворце. Выйдешь замуж — получишь свободу, — ровным голосом произнес Хьюго.

— Свободу?! — Ив хохотнула. — Вы, конечно, невысокого мнения о моих умственных способностях, но я никак не предполагала, что считаете полной дурой. — Правитель нахмурился, но продолжал держать себя в руках. — Какая же это свобода, если какой-нибудь тупой родовитый самец запрет меня в другом замке, да еще будет пытаться получить мое тело, когда ему заблагорассудится?

— Ну ладно же, дрянь! — рявкнул герцог. — Не хочешь выходить замуж по моему выбору, клянусь, я не дам тебе выйти по твоему!

— Очень огорчили! — Ив упивалась его гневом. — Я видела, до чего замужество довело мою мать, и вовсе не стремлюсь сменить фамилию!

Правитель попытался влепить дочери пощечину, но та столь ловко увернулась, что у него вырвалось:

— Ну почему ты не родилась мужчиной?

— Потому что мне хотелось идти вам наперекор с момента зачатия!

На этом закончилась первая и единственная попытка Хьюго избавиться от дочери, выдав ее замуж.

Нельзя сказать, что Ив не подумывала о замужестве. В конце концов, это был еще один способ избавиться от власти отца, да и мужчины вовсе не внушали ей отвращения. Она нередко вспоминала кой-кого из солдат замкового гарнизона, оставшихся в материнском (нет, теперь ее собственном, когда же получится привыкнуть?) феоде. А уж первая симпатия, красавчик-селянин, отправленный из замка после тех умопомрачительных поцелуев, иной раз днями не шел у нее из головы. Ив сама себе удивлялась, когда поняла, что ее в большей степени привлекают мужчины попроще, от кичливых родовитых придворных просто с души воротило.

Впрочем, во дворце нашлись мужчины не из числа слуг, смотреть на которых Евангелине нравилось — это были солдаты личной гвардии Правителя. Происходили они из среды мелкопоместных дворян и не могли похвалиться ни высоким положением, ни особым богатством, а потому вели себя проще и естественней большинства придворных.

Гвардейцев дочь герцога Адингтона тоже не оставила равнодушными. Они были молоды, горячи и почитали любовные похождения чуть ли не за величайшую доблесть, доступную в мирное время. В дворянской среде Алтона нравы царили довольно свободные, а такая состоятельная красотка, как Евангелина, и вовсе может не беспокоиться о репутации — без жениха не останется.

Ив льстило внимание гвардейцев, и она несколько раз с трудом подавила желание ответить на оказываемые ей знаки внимания. О да, было б здорово положить конец одиночеству, но сделать происходящее в ее спальне предметом досужих разговорчиков в казармах? Нет уж! А огласки не избежать, она достаточно насмотрелась на этих молодцов через потайные глазки. Стоит одному одержать очередную победу, и об этом становится известно его товарищам, чаще всего с подробностями, изложенными таким сочным языком, что невольно начинаешь завидовать владению словом. Представить только, что гвардейцы станут подобным образом обсуждать ее... А если повезет и получится уговорить избранника держать рот на замке, кто знает, не пронюхает ли об интрижке Правитель? Дочери он, конечно, ничего не сделает, ну, наорет, ну, обзовет... известно, как — все уже слышано-переслышано. Зато отцу запросто может прийти в голову сорвать гнев на парне, а муки совести Ив не нужны.

Гвардейцам ход мыслей Евангелины Адингтон известен не был, и они спустя какое-то время перестали восторгаться ею, а в своем кругу называли Ледяницей или попросту Льдышкой. С придыханием говорили о дочери Правителя лишь новички, впервые узревшие в одном из дворцовых залов небесное видение с серо-зелеными глазами, темно-русыми волосами, соблазнительными формами и вечно хмурым ("Надменным, братец, надменным!") выражением лица.

Поначалу Ив раздражали подслушанные в казармах колкости в ее адрес, но со временем она научилась не замечать их. В конце концов, лучше слышать о собственном жестокосердии и неприступности, чем о любвеобильности и ее наглядных примерах.

Около пяти лет испытывала Евангелина терпение отца несносным поведением, потом сама утомилась от этого и решила испробовать другую тактику. Она стала разговаривать с Правителем спокойно, едва ли не вежливо, а большую часть времени посвящала приготовлению разнообразных снадобий. Научившись у матери основам, Ив с удовольствием углубляла знания и совершенствовала навыки врачевания. В ее распоряжении находились труды знаменитейших лекарей и алхимиков, бережно хранящиеся в библиотеке дворца, а в столичных лавках можно было купить редчайшие ингридиенты, привезенные с Архипелага, где, как известно, не чураются магии. Хьюго не ограничивал дочь в средствах, благо та, как ни странно, не была транжиркой, и, выходя в город с подобающим сопровождением, вела себя на редкость пристойно, ни разу не попытавшись сбежать или выкинуть иную глупость.

Очень скоро о снадобьях Евангелины, не только лечебных, но и улучшающих внешность, стало известно едва ли не каждому обитателю дворца. Ив охотно делилась плодами своих трудов со слугами (надо же на ком-то испытывать новые формулы!). Придворные, отлично видевшие отношение отца к дочери, не спешили признавать первенство лекарств юной Адингтон перед порошками и микстурами знаменитых столичных врачевателей. Ив это не столько задевало, сколько веселило. Она знала правду от служанок и камердинеров, которых господа частенько присылали к ней за тем или иным кремом либо бальзамом.

Правитель и эти успехи Евангелины оставил без внимания. Хьюго радовался, что она перестала дерзить и грубить, но чем дольше тянулось затишье, тем больше герцог тревожился. Может, девчонка пытается усыпить его бдительность, а сама готовит какую-нибудь особо пакостную каверзу? Впрочем, дочь скоро развеяла его опасения: по всем правилам добившись аудиенции, девушка неожиданно кротко попросила отпустить ее жить в унаследованный от матери феод.

Глава государства некоторое время созерцал девичье лицо, на котором застыло непривычно любезное выражение.

— Я не верю тебе, — наконец проронил он.

— Не верите? — очень искренне удивилась Евангелина. — Я и не пытаюсь вас в чем-то убедить, только прошу...

— Пытаешься, — хмыкнул он, отмечая про себя ее неплохую игру. Или это все же глупость? — Ты пытаешься убедить меня в том, что изменилась. Осознала свое место, стала послушной. Все время убиваешь на какие-то шарлатанские эликсиры. Альберта сумела научить тебя самому никчемному, — при этих словах девушка вспыхнула и опустила голову. — Лучше бы вразумила насчет основных женских обязанностей.

— Вразумите вы, отец, — пробормотала чуть слышно, не смея посмотреть на него.

— Женщина в первую очередь жена и мать. Уехать из дворца ты сможешь, лишь выйдя замуж. Ясно? — девчонка молчала, по-прежнему глядя в пол, и Правителю привычно захотелось заставить ее сорваться. — Муж сумеет обеспечить своему сокровищу безопасное путешествие. Ты ведь знаешь, на дорогах опять неспокойно. А мои люди вряд ли сумеют уберечь от нового героя разбойничьих баллад, Жеребца, такую кобылку.

— А вы? Вы сумеете? — Евангелина, наконец, подняла голову, и герцог с трудом подавил довольную улыбку. Ненадолго хватило ее выдержки! Щеки пылают, глазенки позеленели, словно лес весной, и сверкают, как у необъезженной кобылицы.

— Не думаю, что этот молодчик сунется во дворец, даже прослышав о твоей неземной красоте.

— Да вам плевать на мою безопасность! Вы просто мстите за непокорность! — Ив, окончательно убедившись, что кротость и хорошее поведение возымели не больше действия, чем ругань и дерзкие выходки, дала себе волю. — Иногда мне кажется, что вам просто необходимо время от времени кого-нибудь мучать! За этим и наезжали в замок ма...

— Молчать! — Правитель саданул кулаком по столу, чернильница подпрыгнула, брызнув на зеленое сукно черным. Раздразнил на свою голову... Ну что стоило спокойно сказать, что решение серьезное, нужно время подумать, посмотреть, действительно ли она переменилась к лучшему. Жил бы спокойно еще несколько месяцев, а теперь... Политик хренов! А дрянная девчонка все-таки умна, пожалуй, даже чересур. Прочитала его мотивы верно, даже те, о которых сам старался не думать. Нет, Берту мучать и в голову б не пришло, жена любила его и даже была в какой-то степени дорога, особенно поначалу, а эту так бы и придушил...

Ив после того разговора вернулась в Южную башню, где жила, вне себя от бешенства. Старый хрыч снова ее унизил! Ему ничем не угодишь: ни примерным поведением, ни успехами в целительстве (а ведь он сам пользуется некоторыми ее снадобьями, это она выяснила точно, подглядев пару раз за готовящимся ко сну любезным батюшкой), даже ее распрекрасная внешность ему поперек горла (как, впрочем и ей — хоть в чем-то сошлись, надо же!). Она, значит, кобылка. Ну ладно, ваше величество, у племенной кобылки должен быть лучший жеребец, не так ли?

Жеребцом, которого некстати помянул Правитель, прозывался предводитель очередной разбойничьей шайки, промышлявшей на дорогах Алтона. Хьюго не слишком преувеличил насчет героя баллад. Хотя песен о новоявленном разбойнике пока не сложили, баек о нем ходило немерено, и было отчего. Большинство набегов его шайки проходило успешно и на редкость бескровно, а жертвами ограбления становились лишь богатые путники. В раздаче денег беднякам Жеребца пока не уличили, но малоимущие алтонцы все равно относились к тому с приязнью. Он не только щипал толстосумов, но и был не дурак по части их хорошеньких жен и дочек, которые, поговаривали, отвечали ему взаимностью.

Ив поначалу отнеслась к разговорам о новом предводителе с изрядной долей раздражения. Очередной самодовольный самец, видимо, на редкость удачливый. А ведь если б не он, можно было бы попробовать добраться до своего замка — какое-то короткое время на дорогах царили мир и покой. Но стоило ей решиться и начать готовиться, как появился этот Жеребец. Нетрудно догадаться, за что он получил свое прозвище. Неужели разбойники выбирают предводителя, померявшись?..

Впрочем, злость мучила Ив недолго, ровно до того момента, как успехи Жеребца на разбойничьем поприще всерьез обеспокоили Правителя. Обнаглевший негодяй теперь не только грабил проезжих, он взялся похищать молодых женщин и девушек приятной внешности из состоятельных семейств. Да, все они спустя некторое время возвращались домой (обычно после уплаты выкупа, хотя поговаривали, что кое-кто и даром), но их мужья, отцы и братья были весьма недовольны. К удивлению Ив, похищенные женщины, по слухам, вспоминали плен едва ли не с самыми теплыми чувствами.

Постепенно ушей Евангелины стали достигать разговоры о молодости знаменитого разбойника, его привлекательной внешности и обходительности с дамами. Подобные рассказы не могли не будоражить пылкого воображения девушки, особенно учитывая отношение Хьюго к удачливому преступнику. После очередного доклада Тайной службы Правитель распорядился начать охоту на Жеребца, не жалея сил и средств. На первых порах каждое известие о новой проделке разбойника, позволившей ускользнуть из лап герцога, необычайно радовало Ив, но после достопамятной беседы с отцом она стала мечтать, чтобы парня поймали. "Значит, вы уверены, ваше величество, что здесь, во дворце, сумеет уберечь меня от Жеребца? Посмотрим!"

Возникший однажды ночью в голове план казался простым и невероятно дерзким. Какая опасность больше всего пугает, когда она размышляет о побеге? Попасть в лапы разбойников и стать их игрушкой. Но если пуститься в бега с одним из этих самых разбойников, причем далеко не последним, что ей может угрожать? Насколько она успела разобраться в мужчинах, они терпеть не могут делиться тем, что по-настоящему дорого. А уж задурить голову молодчику, который столь падок на женщин, ей труда не составит. Да, судя по рассказам, он ценит разнообразие, но она его женить на себе и не собирается, а удержать рядом пару недель при ее внешности и способности притворяться — что может быть проще? Девственностью, конечно, придется пожертвовать, ну и ладно. Ей давно не шестнадцать, не умирать же старой девой, в самом деле! Интрижка с опытным приятным мужчиной, которого к тому же ненавидит отец, который поможет ей вырваться на свободу — сплошь розы, ни одного шипа.

* * *

С той самой ночи Евангелиной овладела лихорадка ожидания. Девушка почти безотрывно следила за Хьюго, стараясь не пропустить ни одного отчета Тайной службы о действиях по поимке Жеребца. Около месяца спустя надежды Ив оказались под угрозой: разбойника довольно серьезно ранили при попытке ареста, но он в очередной раз ушел благодаря искусному владению мечом. Теперь Тайная служба разрабатывала новый план, основанный на словах осведомителя. Оказалось, знаменитый предводитель время от времени наведывается в один и тот же столичный бордель.

— Очень уж просто все выйдет, если он и впрямь сунется в эту дыру после того, как недавно чуть не попался, — Правитель в задумчивости потер переносицу. Охота за обнаглевшим преступником оказалась неожиданно увлекательной и замаячившее впереди окончание не столь уж радовало. — Установите в заведении постоянный пост. Берите молодчика, когда он ляжет с девкой, может, не успеет тогда до меча дотянуться. В противном случае вам, боюсь, рассчитывать не на что, — Хьюго усмехнулся, глядя, как мрачнеет его человек. — Брать живым и по возможности не покалеченным. Мне необходимо с ним побеседовать, да и взглянуть, так ли хорошо он владеет мечом, будет не лишним.

— Да, мой лорд, — пристыженный сотрудник Тайной службы поклонился и вышел.

Спустя пару недель Ив сидела на корточках, прислонившись спиной к каменной кладке потайного хода в стене кабинета Правителя. С недавних пор она проводила здесь почти все время — желание увидеть Жеребца превратилось едва ли не в наваждение. Отец тоже ждал поимки разбойника, более того, собирался, не откладывая, познакомиться со знаменитым предводителем.

Устав от неудобной позы, Ив встала и принялась разминать конечности, стараясь производить как можно меньше шума. Стены толстые, но осторожность не помешает, особенно когда имеешь дело с коварным старым хрычом.

На самом деле Хьюго в свои шестьдесят с небольшим вовсе не выглядел дряхлым, но Ив доставляло особенное удовольствие мысленно обзывать отца. Ребячество, конечно, но чего ради себе запрещать?

Девушка заглянула в глазок, отлично зная, что за прошедшие полчаса ничего не изменилось. Правитель по-прежнему сидел за рабочим столом и что-то читал, время от времени макал перо в чернильницу и делал пометки. Его дочь ненавидела это занятие. Герцог обычно предавался ему, когда она приходила в кабинет для очередной воспитательной беседы. Старик ни разу не предложил ей сесть, хотя напротив стола имелась пара удобных кресел, да и от чирканья перышком отвлекался далеко не сразу. Все правильно, непокорную дочь следует еще и унизить, нудных нотаций и гневных воплей недостаточно.

Задумавшись, Ив вздрогнула от резкого стука в дверь. Правитель удовлетворенно хмыкнул, отложил перо, аккуратно, не спеша, убрал бумаги в ящик. Вот ведьмин хвост! Появится ли у нее когда-нибудь подобная выдержка?

— Войдите! — ответил Правитель.

Двери распахнулись, и один из гвардейцев, несших караул у кабинета, доложил о прибытии арестованного в сопровождении людей из Тайной службы. Хьюго, еле сдерживаясь, чтобы не потирать руки от радости, приказал ввести пленника. Ив приникла к глазку, не в силах поверить, что ожидание закончилось.

Двое конвойных втолкнули в кабинет арестованного, босого, одетого лишь в штаны из линялой, когда-то выкрашенной индиго парусины. На голове у него был мешок.

— Развяжите ему руки, — приказал Правитель. — Мне нужно с ним побеседовать, допросы начнутся позже.

— Освобождать его опасно, мой лорд, — почтительно возразил один из конвойных.

— При наличии решеток на окнах и караула у дверей — вряд ли. Молодчик безоружен, у меня при себе кинжал, да и старческой немощью пока не страдаю.

Конвойные быстро выполнили приказ и покинули кабинет.

Освобожденный разбойник стащил с головы мешок, бросил его на пол и как ни в чем не бывало принялся разминать затекшие руки, глядя на Правителя из-под спутанных рыжевато-русых волос. Хьюго откинулся в кресле и в свою очередь внимательно изучал пленника.

Приникшая к глазку Ив с неудовольствием ощутила, как колени слабеют, а сердце ускоряет ритм. Проклятый разбойник оказался хорош сверх ожиданий. Высокий, ладно сложенный, с крепкими мускулами, заметными, но не выпирающими уродливыми буграми, как у цирковых силачей. В отличие от бледных гвардейцев и придворных, на которых дочь Правителя нагляделась, блуждая по потайным ходам, пленник был загорелым аж до пояса штанов, и медовый (или казавшийся таковым в теплом свете свечей) оттенок кожи невероятно ему шел. А главное, предводитель не выглядел испуганным, покорным или униженным, но и наглость, которую Ив заочно приписала известному бабнику, в его позе и взгляде отсутствовала. Стоит себе, поглядывает с умеренным любопытством, руки растирает, они, наверное, болят. Сизые следы от врезавшихся веревок даже ей видны. "Интересно, свое прозвище он получил за то, о чем я тогда подумала?" — пронеслось в голове у Ив. — "Ох, да что ж такое? Стоило увидеть полуобнаженного мужчину приятной наружности, не похожего на лощеных придворных, и в голове остались одни скабрезности!"

— Я думал, ты старше, — нарушил молчание Правитель.

— А я полагал, вы моложе, — к удивлению Ив, не полез за словом в карман разбойник.

— Не советую дерзить.

— Я пытался пошутить, — на лице пленника расцвела ехидная кошачья улыбка, которая сильно не понравилась Правителю.

Его дочь чуть не до крови закусила губу, ибо при виде ямочек, появившихся на подернутых щетиной щеках парня, внутри что-то оборвалось и упорно не желало вставать на место.

— Твое положение определенно располагает к веселью. Кстати, если ты не понял: я — Правитель Алтона и привык к обращению "ваше величество", в крайнем случае — "мой лорд".

— Да сказали мне, к кому ведут, величество. Только я не дурак. Прекрасно понимаю: в моем положении единственная радость — обращаться к любому, как захочется. А вы, папаша, уж точно не мой лорд.

Ив сжала кулак и закусила для разнообразия костяшки пальцев. Отец Небесный, неужели ей и вправду довелось услышать, как кто-то посмел отвечать Правителю в его же излюбленном прохладно-издевательском тоне? Оказывается, не только Евангелина Адингтон на это способна. Разбойник, ей, пожалуй, еще и фору даст — такой оскорбительной легкости она пока не достигла.

— Тебе безразлична собственная участь? — Хьюго тоже уловил знакомые по разговорам с дочерью нотки, и добавил в голос равнодушной любезности, которая замечательным образом выводила Евангелину из себя.

— А у меня есть выбор? — удивился пленник, потом пожал плечами. — Участь, да, по большому счету, пожалуй, безразлична.

— Похоже на то! Иначе ты б держался подальше от столицы вообще и от своего любимого заведения в частности, — не без сарказма усмехнулся герцог.

Разбойник промолчал.

— Как тебя зовут?

— Не тратьте время на пустые вопросы. Вы ж знали, ради кого оставляли засаду в "Веселом бычке".

— Не тебе печься о моем времени. Мне известна лишь кличка. Вряд ли Жеребец — нареченное имя, данное новорожденному.

— Да, в колыбели с конями меряться мне было не под силу, — похабно ухмыльнулся разбойник, подтверждая подозрения Ив. — Только вот в чем штука, величество: я так давно откликаюсь на прозвище, что настоящее имя позабыл.

— Ну, знать имя было такое, что забыть не жалко, — Правитель смотрел на молодца с издевкой. — А кличкой можешь заслуженно гордиться — с ней ты многого достиг.

— Гордиться мне особо нечем, — Ив заметила, что пленник на долю секунды помрачнел, но не успела она удивиться, как на губах парня вновь заиграла кошачья улыбочка. — Но каяться и валяться у вас в ногах, моля о пощаде, не собираюсь, почтеннейший не мой лорд.

— Мне твое раскаяние ни к чему. Да и тебе выгоднее попытаться разжалобить судью или священника. Я хочу знать, как тебя нарекли родители и кто они.

— А величеству не приходит в голову, что я могу назваться кем угодно, даже вашим ублюдком? Как поймете, вру или нет?

— Ко всем твоим прочим недостаткам, ты еще и болтлив... — с подчеркнутым сожалением сказал Правитель. — Если б хотел изворачиваться, сразу и назвался б каким-нибудь Джоном-из-хлева.

— Да уж очень лестно с величеством беседовать, вот и лезу из кожи вон, пытаюсь имя позаковыристей выдумать.

Ив зажала рот рукой, чтобы не прыснуть. Адово пламя, разбойник оказался не просто привлекательным молодцом, она б и от друга такого не отказалась.

— Думай быстрей, или придется прибегнуть к помощи палача. Один вид его инструментов заставляет воображение нестись вскачь, правда, по не самой приятной дороге.

— Прикажете пытать, только чтобы узнать имя? — в голосе разбойника не слышалось ничего, кроме тени удивления. — К чему вам? Требуется повесить Жеребца, а до Джонни-из-хлева никому нет дела.

Правитель промолчал и вновь принялся разглядывать пленника. Наглый молодчик вызывал все большее недоумение. Будь он простолюдином, вел бы себя почтительнее и, скорее всего, быстро начал бы ныть и молить о пощаде. Может, и впрямь чей-то ублюдок? Бастарды часто наделены непомерной гордостью, а стоит отцу перенести внимание на законного наследника, как в них просыпаются жгучая обида и желание отомстить. Хм, пожалуй, вывод верный... Выговор и манера разговора у парня правильные, хотя среди простонародья наверняка сумеет сойти за своего. Необходимо выяснить настоящее имя щенка, по возможности не прибегая к пыткам. Мало ли, на что сгодится такой ловкач, к тому же, по слухам, неплохой мечник. В Тайной службе большинство людей мечами владеет слабо... Ладно, успеется придумать, как его использовать, пока нужно побольше выяснить о происхождении. Если расчет верен, проще всего это сделать, уколов гордость разбойника. Она у него определенно имеется, пожалуй, даже в избытке: вон как головой вскидывает. Ни дать ни взять, породистый жеребчик, и сейчас узнаем, из чьей конюшни.

— Не могу не согласиться, Джон-свинопас и правда никому не интересен. Но я Правитель Алтона, и моя обязанность — поддерживать порядок во всем, и в делах, и в стране. Мне необходимо знать, в каком именно хлеву плодится подобная тебе шваль, — Хьюго не поскупился на презрение в голосе, дополнив слова соответствующим взглядом. Расчет оказался верным: пленник дернулся, будто его ударили.

— Филип Олкрофт.

— Что-о-о? — чуть ли не взревел Правитель, заставив дочь вздрогнуть.

— Вы хотели знать мое настоящее имя, это оно и есть. Филип Олкрофт, коли не расслышали. Так что я сам лорд, если уж на то пошло, и вам вассальной клятвы не приносил.

Правитель побледнел и поднялся на ноги. Он сверлил взглядом лицо разбойника, но тот и не думал прятать глаза. Смотрел спокойно, без вызова, как человек, сказавший правду, которая ему глубоко безразлична.

— Хочешь сказать, паршивый щенок, что герцог Томас Олкрофт — твой отец?

Волнение Хьюго поразило Ив, она никогда не видела отца таким. Девушке и в голову не приходило, что он может не только испытывать какие-либо чувства, кроме ярости, но еще и проявлять их. Что до происхождения пленника, ей было все равно. Звали его Жеребцом или Филипом — какая разница? Он понравился ей, как никто прежде. Да, это раздражало, ибо Евангелина ненавидела и презирала любые проявления слабости в себе, но раздражало лишь отчасти. Ведь лучше вырваться на свободу с приятным мужчиной, а не с каким-нибудь грубым самовлюбленным болваном, коим вполне мог оказаться предводитель разбойничьей шайки.

— Да, он мой отец, — равнодушно пожал плечами разбойник. — Если подумываете об очной ставке, замечу — лорд Олкрофт и раньше плохо представлял, как я выгляжу. А тут столько лет прошло, может и не признать. Или скажет, что не признал.

— Герцог Олкрофт уже пять лет как мертв, — произнес Правитель, механически садясь в кресло. Оправиться от неожиданного известия оказалось не так-то просто. — Но у меня есть способ узнать правду. Снимай штаны.

Ив не поверила ушам и вжалась в стену, еще теснее приникая к глазку.

— Зачем? — по-прежнему спокойно спросил пленник. Известие о смерти отца (если герцог Олкрофт действительно приходился ему отцом), казалось, не произвело на парня никакого впечатления.

— Уж конечно не затем, чтобы позволить мне насладиться зрелищем твоего главного и, похоже, единственного достоинства, — немного придя в себя, Правитель вновь ударился в сарказм. — Быстро, иначе позову стражу, и тебя разденут!

Хьюго не доставляла удовольствия сложившаяся ситуация. Она к тому же до тошноты напоминала сцену из сопливого романчика, которые обожала покойная Берта. Пропавший наследник, родимое пятно... Тьфу! Странно, что Евангелина не читает подобную дрянь, правда, мерзавка пошла дальше. Откопала в библиотеке толстенный том со скабрезными картинками, замусоленный не одним поколением прыщавых юнцов. Там все страницы слюнями заляпаны или чем похуже, а она его уже полгода у себя на ночном столике держит, он проверял. Правитель, наблюдая краем глаза за обнажающимся парнем, почувствовал себя еще хуже, когда сообразил, что дочь с ее любовью подглядывать может быть свидетельницей отвратительной сцены.

Ив происходящее не отвращало, наоборот, вызывало жгучее любопытство. Поставив себя на место пленника, девушка подумала, что со стыда б, конечно, не сгорела, но неловкость определенно испытывала бы. Разбойник же снял штаны, будто был один в комнате и собирался ложиться спать — без спешки, суеты и попыток хоть как-то прикрыть самое сокровенное. Вид этого самого сокровенного развеял малейшие сомнения относительно происхождения разбойничьей клички. Адово пламя, как же он выглядит, когда желает женщину?..

Парень бросил штаны на пол рядом с мешком, переступил с ноги на ногу и вопросительно взглянул на Правителя. Тот, проклиная про себя день, когда Евангелина узнала о существовании лабиринта, покрутил пальцем в воздухе, мол, повернись.

— Задом? — издевательски поинтересовался разбойник. — А потом нагнуться прикажете?

— Правым боком! — рявкнул Хьюго, багровея.

— Ох, у меня прям от сердца отлегло, — проворчал пленник, выполняя приказ.

Правитель предпочел оставить похабщину без внимания, а Ив в своем тайнике зажимала рот уже обеими руками. Гвардейцы были мастера по части скабрезных шуточек, но этот... Да еще в таком незавидном положении! Но что же хочет увидеть отец? Присмотревшись, она заметила сбоку на правом бедре пленника довольно крупное родимое пятно, напоминавшее почку. Правитель, судя по заковыристой ругани, тоже его разглядел.

— Одеться можно? — буркнул парень.

— Да.

— Родинку хотели увидеть, величество? — пленник, которого действительно звали Филипом, натянул штаны.

— Как раз таки не хотел, ничтожество.

Разбойник криво усмехнулся, будто отдавая должное находчивому ответу, но ничего не сказал. Молчал и Правитель. Он рассматривал парня, пытаясь разглядеть в нем черты покойного друга, но не находил ни малейшего сходства. То ли ярость глаза застит, то ли... Нет, пятно то самое, сомнений быть не может. Уму непостижимо, как им с Томасом не повезло с детьми! Жена подарила Олкрофту сына, но чем этот наглый красавчик, погрязший в преступлениях и распутстве, лучше его дочери, бестолковой строптивой куклы? Пожалуй, даже хуже, ведь щенок втоптал в грязь родовое имя.

— Вы хорошо знаете... знали... герцога Олкрофта? У него было очень похожее родимое пятно, — пленник прервал молчание, которое, казалось, начинало его тяготить.

— Я не только знал твоего отца, но и удостоился чести быть его лучшим другом, — процедил Правитель, стараясь не сорваться на крик. — В свое время Томас попросил меня стать крестным его первенца. И пятно, которое я имел несчастье только что разглядеть на теле висельника, двадцать с лишним лет назад мне довелось видеть на ножке младенца.

Филип сочно ругнулся, и вид у него при этом был донельзя растерянный.

— Заткнись и слушай! — рявкнул Правитель, перебивая цветистую тираду пленника. — Ты — мой крестник, щенок, и тут ничего не поделаешь. Твой отец был благородным воином, замечательным другом и верным соратником...

Филип как будто хотел что-то сказать, но почел за лучшее в последний момент поперхнуться.

— Не думал, что придется испытать такое, — продолжал Хьюго, — но теперь я рад, что Томас не дожил до этого дня. Лучше знать, что твой сын мертв, чем видеть, во что он превратился.

— Спасибо на добром слове, дорогой крестный. Позорить память герцога мне не интересно, так что можете с чистой совестью повесить Жеребца, а для порядка записать, где следует, что звали его Джон...

— Если ты еще раз позволишь себе раскрыть рот, пока я не закончу...

Тон Правителя был вкрадчивым, и все же Филип не только закрыл рот, но и покрепче сжал губы. Старик раздражал, правда, вызывал, скорее, не желание схватиться за меч (...которого у него теперь нет. Отличное было оружие, привезено аж с Архипелага, служило верой и правдой столько лет... А сегодня ночью, пока предводителя связывали, от попытки побега удерживая ножом у горла вусмерть перепуганной девчонки, тот жирдяй вогнал клинок в щель между камнями стены, тупя и портя лезвие, потом повис на рукояти всей тушей, раздался громкий треск...) Так вот, старик вызывал неуемную жажду поиздеваться, довести до крика, до пены у рта. Давненько не приходилось испытывать подобное... Может, открыть сейчас рот и уставиться на манер недоумка? Что величество сделает? Впрочем, понятно, что. Даст в морду, у такого не заржавеет, по глазам видать. Нужно это пленному разбойнику? Пожалуй, нет. Ведь непременно захочется дать сдачи, благо руки свободны, а крестный схватится за кинжал... Да вобщем и неплохо выйдет, все лучше, чем болтаться в петле с вываленным на плечо языком и мокрыми штанами. Эх, надо было раньше об этом думать. Не стоило выбираться из предпоследней ловушки. Подался б вперед, а не назад, и рана оказалась бы смертельной... Э, а что там величество вещает? Неужто опять удастся вывернуться?

— ...не так-то просто отправить на виселицу единственного сына покойного друга, да еще и моего крестника. Я решил оставить тебе жизнь и дать возможность искупить прошлое, если ты пообещаешь, никогда впредь не возвращаться на преступную дорожку.

— Вы, конечно же, поверите моему слову, — Филип и не пытался скрыть мрачную иронию.

— Поверю. Ты меня еще ни разу не обманул. Если не ошибаюсь, даже не пытался.

— Случай не представился. В ваши годы пора бы знать, что преступникам и швали доверять нельзя, — ну не получается сдержаться, хоть плачь! И на виселицу уже расхотелось, но принимать подачки от лучшего друга герцога Олкрофта... Впрочем, старик кое-кому крестным приходится. Наверное, мать в свое время настояла, чтобы в обряде ограждения новорожденного от зла при наречении имени одну из четырех сторон света закрывал не родич и не вассал. Мужу-то ее вряд ли было дело, окажется у наследника защитник за пределами феода или нет. Значит, Олкрофт, по большому счету, здесь не при чем, за крестного нужно матушку благодарить. Э-эх-х!

— Законченный преступник мог бы соврать насчет своего имени. Кстати, я рад, что ты вполне трезво себя оцениваешь, — хмыкнул Правитель, которого норов парня начинал забавлять. — Это может стать первым шагом в новую жизнь.

Ив ломала пальцы, сама не зная, какого ответа ждет от разбойника. Если он откажется, Правителю придется отправить его в темницу, а дальше все просто. Кувшин вина с сонным снадобьем для стражников и тюремщика, соблазнительное платье, лукавая улыбка, томный голосок. Даже Ледянице любопытно взглянуть на Жеребца, вот и все, а вы что подумали? Потом потайной ход, ведущий в город, и свобода. Если же новообретенный крестничек согласится на заманчивое предложение... Ну что ж, у нее будет возможность узнать его получше. К тому же, отец может всерьез увлечься перековкой... кхм... сына, и тогда, возможно, позволит дочери жить спокойно подальше от столицы. Как бы там ни было, в ближайшее время скучать не придется. Ни ей, ни Правителю, ни разбойнику.

— Так что решаешь? — прервал затянувшееся молчание Хьюго. — Если собственная участь безразлична, почему не попытаться что-то изменить? Не получится — всегда успеешь попасть на виселицу.

— Мне нравится ваша прямота, крестный. Да и уговаривать умеете. Ладно, вот вам мое слово: с этой минуты я не занимаюсь преступными делишками и всячески стараюсь вести себя в соответствии с моим славным происхождением. Довольны?

— Доволен, но этого не достаточно. Слишком уж ты отличился на большой дороге, так что без наказания не обойтись.

— Ну, понятное дело. А если б я упал вам в ноги с изъявлениями благодарности, наказание последовало бы?

— Не дерзи, щенок, будет только хуже. Пока я склоняюсь к суткам у позорного столба и десяти ударам бичом. Хочешь выторговать еще что-нибудь?

— М-м... — Филип сделал вид, что задумался. — Клеймо на лоб? Вырванные ноздри? Уши только не отрубайте, мне нравится, когда девицы ласкают их язычком.

Правитель только головой покачал. Пусть себе парень потреплется. В целом-то держится неплохо, другой бы на его месте и впрямь в ногах валялся, а это, право же, противно.

— А еще меня мучит любопытство, — не унимался крестник. — Что вы скажете людям, которые меня схватили? И под каким именем я буду стоять у столба?

— Уж конечно не под именем твоего отца! Поимкой занималась Тайная служба, они привыкли не задавать вопросов и держать рот на замке. Смотреть тебе в лицо надобности не было, да и не разглядишь там ничего за такими-то патлами. Мои люди руководствовались другой, более доступной в борделе приметой, — Филип нахмурился и поддернул штаны. — Я имею в виду свежий шрам от раны в плечо, — злорадно пояснил Хьюго. — Так что приведешь себя в надлежащий вид, перестанешь выглядеть как разбойник, и опасность быть узнанным исчезнет. Да, еще о внешности...

Правитель встал, подошел к пленнику, сгреб с его лица волосы и, не выпуская их, принялся изучать стоящего перед ним, чуть порачивая голову крестника то в одну, то в другую сторону.

— Нравлюсь? — не выдержал парень.

— На отца не похож, разве что осанка та же, — Хьюго разжал пальцы и чуть ли не с брезгливостью оттолкнул голову бывшего разбойника.

— Слуги в замке болтали, я пошел в мать.

— Возможно. Герцогиню Олкрофт я знал плохо, — Правитель слегка задумался, пытаясь вспомнить, как выглядела жена Томаса. Да какая, впрочем, разница? Сомнений в происхождении мальчишки нет. — Моя дочь тоже не имеет со мной ничего общего, — проронил он, выходя из раздумий.

Это было неправдой. Вернее, и герцог, и Евангелина, считали, что так и есть, но любой, кто видел их рядом, ни на миг не сомневался, что перед ним близкие родственники.

Хьюго тут же пожалел, что столь некстати вспомнил о дочери. Давно небритую, помятую физиономию крестника осветила омерзительная улыбочка, из-за чего парень стал похож на кота-пройдоху, получившего в свое распоряжение горшок сметаны.

— Познакомите с молодой леди? Ходят слухи, она сказочно красива...

— Ну и наглец! — Правитель не удержался от недоброго смешка. — Даже если забыть, кто ты есть, какой отец станет знакомить тебя с дочерью, увидев разок без штанов? Впрочем, хорошо, что ты сам завел этот разговор. Заруби себе на носу, — (Хьюго подумал об иной части тела, но не стал скабрезничать.) — С этого дня женщины для тебя не существуют, в особенности моя дочь.

Улыбка Филипа, вновь повергшая Ив в трепет, тут же исчезла.

— Да пошутил я насчет знакомства. На принцесску не позарился бы, даже если б мне ее навязывать стали, — буркнул бывший разбойник. — На кой мне балованная дочка аж самого Правителя? И с чего это я должен отказаться от женщин?

— Видишь ли, не только ты шутить умеешь, — заявил довольный Правитель. — Поживешь в воздержании пару-тройку месяцев, там посмотрим. Сам подумай: если хоть одна женщина во дворце увидит тебя без штанов, сразу пойдут разговорчики. Тут и не самые сообразительные свяжут исчезновение Жеребца с твоим появлением при дворе. Нам это не нужно, как считаешь?

— Сдались мне ваши придворные дамы и служанки! Я преспокойно могу прошвырнуться в бордель, ноги не отсохнут, — упорствовал Филип.

— Дорогой крестник, думаю, ты поймешь мое желание подержать тебя несколько месяцев под домашним арестом, — провозгласил Хьюго. — Да и воздержанию полезно начать учиться. Воину иной раз по полгода приходится обходиться без женщин.

— Опять шутите? А маркитантки на что?

— Маркитанток во дворце нет и не предвидится, а вот руки у тебя вполне здоровые, с мечом управляешься.

— Ну спасибо за совет! — зло фыркнул Филип. — С моим размером я их так перетружу, что меч держать не смогу.

— Ничего, как-нибудь выйдешь из положения. Ну, а не нравится — дорога на виселицу открыта. Подумай: теперь ты попадешь туда не столько за разбой, сколько из-за нежелания держать штаны застегнутыми. Удовольствие того стоит?

Филип помрачнел еще больше и промолчал.

— Я расцениваю молчание как согласие на все мои условия, — дожал крестника Правитель.

— Да.

— Отлично, — усмехнулся Хьюго.

Он полностью оправился от неожиданности и наслаждался тем, как удачно все сложилось. Разбойник оказался законным сыном его покойного друга — замечательно! Правитель слишком верил в породу и не думал, что отпрыск герцога Олкрофта способен на низость или подлость. Да и чутье до сей поры ни разу не подвело Адингтона. Крестник сумел превратить шайку отребья во вполне боеспособный отряд, значит, кой-какие способности у него имеются. Более того, ни люди Жеребца, ни он сам ни разу не были замечены в зверствах, коими славились многие разбойники.

Мальчишка удивительно к себе располагает, не прилагая никаких усилий, скорее, наоборот — пытается оттолкнуть. В смелости и самообладании ему не откажешь, он не глуп и, судя по речи, образован. Впрочем, наверное, не слишком — сбежал из родового замка в шестнадцать или семнадцать. Похоже, не растерял остатки совести. Безусловно, дерзок не в меру, любит придуриваться, но если взяться за щенка как следует, может, и получится что-то путное. Ах да, еще женщины... Ну, с этого и начнем. Настоящий мужчина должен думать головой, а не тем, что болтается между ног, как бы щедро не наделила его в этом отношении природа.

— Ну что ж, вроде бы обо всем договорились, — Правитель с затаенным удовольствием смотрел, как угрюмый крестник переминается с одной босой ноги на другую. Все правильно, время зубоскальства закончилось, пора задуматься о будущем. — Надевай мешок на голову, караульные отведут тебя в темницу, посидишь там денек. Спрашивать ни о чем не будут, так что постарайся сам рта не раскрывать.

Ив не отрывалась от глазка, пока дверь за пленником не закрылась, после подхватила фонарь и побрела в свои покои. Знакомство состоялось, по крайней мере, с ее стороны. И она твердо намерена его продолжить.

II

Утром в день наказания Ив стояла на крепостной стене и наблюдала, как площадь перед дворцом заполняется народом. Посередине светлел новый позорный столб, пространство вокруг было оцеплено солдатами. Кулаки сжимались от злости на отца. Старый хрыч и здесь себе не изменил: приказал заменить старый, почерневший столб на чистенький, странно, что не с отполированными до блеска кандалами. Зачем? Как будто какая-то извращенная забота о крестнике.

— Что ты здесь делаешь? — раздался у нее над ухом недовольный голос Хьюго.

— Собираюсь посмотреть на наказание, — это ж надо, как подкрался! Хорошо, не подскочила от неожиданности. Мысли о разбойничке чересчур отвлекают, а сейчас нужно быть вдвойне начеку.

— Раньше ты не проявляла интереса к подобным зрелищам.

Правитель не обрадовался, заметив дочь на стене, да еще в той части, что выходила на площадь. Если дрянная девчонка попадется на глаза крестнику (не сейчас, конечно, сейчас ему точно будет не до смазливых мордашек), тот, скорее всего, позабудет все свои обещания. Так что интерес дочурки к бывшему разбойнику нужно пресечь в зародыше. Хорошо бы выяснить, торчала она у глазка во время разговора с Жеребцом или нет?

— Отец, я осведомлена... — Ив сделала большие глаза и перешла на шепот. — ...О вашем преступном сговоре. Сюда пришла не столько ради зрелища, сколько для того, чтобы поздравить вас с обретением долгожданного сына. Как чувствовала, что вы появитесь.

— Сдается мне, целью твоей утренней прогулки были упражнения в остроумии. — Девчонка здорово облегчила задачу, теперь ничего объяснять не придется. И, будем надеяться, вид этого молодчика нагишом отбил у нее всякую охоту знакомиться с ним ближе. — Впрочем, поздравления приняты. Боюсь только, проку от такого сына будет не больше, чем от тебя.

— В связи с его бесполезностью вы устраиваете эту торжественную церемонию усыновления? — дочь небрежным жестом указала на площадь. — Какой миленький столбик. Он из сосны или березы? Такой беленький! Наверное, все-таки из березы, ведь гадкая сосна дает смолу и может перепачкать бедненького мальчика.

— Послушай, Евангелина, мне известно, что ты не находишь удовольствия в созерцании наказаний, — тон был бесстрастен, хотя герцог уже начал закипать от мерзкой болтовни, довольно верно передающей манеру разговора придворных дам (хвала Небесам, Берта никогда так не изъяснялась). — Ты меня поздравила, теперь пора уйти. Бедненького мальчика уже ведут. В ближайшие несколько часов его так перепачкают, что смотреть будет противно.

— Но вы-то остаетесь. Вам не противно? Может быть, даже приятно?

— Не то чтобы приятно, скорее, необходимо. Я привык убеждаться в правильности своих действий. Наказание заслуженное. И очень мягкое в сравнении с тем, что он должен был бы получить по закону.

— Правителю не к лицу мелочность. Вы сохранили крестнику жизнь, но не отказываете себе в удовольствии помучить и унизить его. И если б за преступные делишки! Нет, всего лишь за то, что он позволил себе неуместный тон в разговоре с вами. Да еще, похоже, попортил немало крови вашему другу. — Ив понимала: пора придержать лошадей, но не могла с собой совладать. — Помимо мелочности, вы еще жестоки, несправедливы и мстительны!

— Любопытно, какая из тебя вышла б Правительница.

Евангелина не ответила, пытаясь успокоиться. Ну вот, у нее уже руки-ноги трясутся, а старик бесстрастен, как камни крепостной стены, и голос ледяной. Чтобы не смотреть на отца, девушка невольно взглянула на площадь. Бывшего разбойника приковывали к столбу, глашатай читал приговор с вымышленными именем и преступлением. Его величество наверняка придумал что-нибудь погаже, но она ни за что не будет вслушиваться.

— Какая гордая осанка, — неожиданно для себя самой произнесла Ив. — Даже сейчас, у позорного столба. Вы поняли, что сломать его не удастся, так решили унизить и изуродовать? Сейчас он совершенен, а после бичевания... Еще толпа будет глумиться, закидывать всякой дрянью. Могут нос сломать или зубы выбить. — Ив замолчала, смиряя дыхание. Правитель впился глазами в обращенное к площади девичье лицо. — Отец, отдайте его мне, пожалуйста! — глаза дочери, теперь устремленные на него, полыхнули такой зеленью, что Хьюго моргнул. — Вы же сами признали, толка с него не будет. А я привяжу его к себе, он не вернется к прежней жизни, поверьте! Заберу в мой феод, и вы никогда-никогда больше не услышите ни о нем, ни обо мне. Отдайте, молю!

— Ах ты тварь! — прошипел Правитель, вплотную подступая к дочери. — Я лучше повешу его, чем дам вам сойтись! Он опозорил имя своих предков, тебе не терпится запятнать мой герб? — герцог с трудом подавил желание дать мерзавке пощечину — на крепостной стене они были открыты взглядам. Вместо этого он схватил девушку за плечи и как следует встряхнул, надеясь, что та прикусит свой паскудный язык.

Молящее выражение лица Евангелины тут же сменилось торжествующе-издевательским.

— Получилось! Получилось! — она расхохоталась.

— Как мне надоели твои штучки! — Правитель грубо оттолкнул дочь.

— Эта могла бы оказаться последней, если б вы пошли мне навстречу! — продолжала издеваться Ив.

— Евангелина, раз ты шпионила за мной той ночью, то должна была слышать, что я сказал крестнику насчет женщин. Уверен, он не посмеет нарушить это условие. Предупреждаю: как только мне станет известно, что ты взглянула на Филипа, подошла к нему или заговорила, парень отправится на виселицу. И никакие твои мольбы, слезы, уверения в том, что это была очередная безобидная шутка, не помогут. Его смерть будет на твоей совести. Ясно?

— Да! Отец, даже когда я хочу быть с вами мила, ничего не получается! Мне казалось, вы способны понять шутку. На что мне этот молодчик? На него смотреть страшно. Ну, вы понимаете... — Ив потупилась и постаралась покраснеть. — При дворе полно родовитых холостяков, если б я хотела...

— То он совершенен, то на него смотреть страшно, — перебил излияния дочери Правитель. — Будь добра, выбери что-то одно. Мне было б спокойнее, если б ты остановилась на втором. Впрочем, я предупредил.

Девушка не ответила, она вновь смотрела на площадь, оттуда донесся первый щелчок бича. Герцог тоже взглянул вниз. Закричит парень или нет? При его норове, скорее, не издаст ни звука. Не нужно было увеличивать число ударов до дюжины. Некстати вспомнился последний разговор с Томасом, друг был совершенно раздавлен исчезновением этого щенка... А мерзавка опять угадала верно. Кстати, где она? Сбежала, и трех ударов не выдержала. Хотя, если б это ее полосовали, тоже наверняка молчала, как рыба, упрямства ей не занимать.

Ив еще несколько раз поднималась на стену, но проводила там совсем немного времени. Наказание шло, как должно. Толпа улюлюкала и швыряла в преступника гнилые фрукты-овощи, тухлые яйца и прочую мерзость. Солдаты из оцепления поглядывали, чтобы никто не кидал камни. Для начала весны день был жаркий, и Филипа напоили водой, видно, по приказу Правителя. После полудня, когда зеваки потихоньку стали расходиться, девушка вновь столкнулась с отцом.

— Придумала очередную шутку? — Хьюго неодобрительно взглянул на дочь.

— Нет, всего лишь размышляю, кто будет ставить на ноги вашего крестника.

— Придворный лекарь, вестимо. Коновалу такое совершенство не поручу, не беспокойся.

— Вы настолько доверяете вашему лекарю?

— Несколько ссадин даже он сумеет вылечить.

— В этом я не сомневаюсь, но вряд ли бедненький мальчик отделается так легко. Раны сильно загрязнены, начнется воспаление. Он уже сейчас без сознания, — Ив бросила взгляд на безвольно обвисшую фигуру у столба.

— Не страшно. При таких неглубоких ранах опасности для жизни нет. Проваляется на несколько дней дольше, вот и все.

— Согласна. Только в бреду бедняжка может, сам того не желая, выболтать страшную тайну. Преступный сговор! — последние два слова Ив опять произнесла страшным шепотом, чуть придвинувшись к уху отца.

Правитель потер переносицу. Вот и не знаешь, сердиться на девчонку или поблагодарить: такой оборот ему в голову не пришел, а предусмотреть его следовало!

— Я могу выходить его, — небрежно произнесла дочь.

— Зачем тебе это? — подозрения Хьюго вновь проснулись, но он не спешил их высказывать. У Евангелины могут быть вполне безобидные причины, она так увлечена своими снадобьями...

— Прежде всего, я хочу опробовать кой-какие шарлатанские эликсиры собственного изготовления, — девушка с усмешкой взглянула на отца. — Не волнуйтесь, хуже от них точно не станет. Еще мне очень интересно послушать его бред. Редкая возможность — узнать подноготную такого бывалого человека. Отменное развлечение! — хохотнула и тут же манерно добавила: — Вы же знаете, отец, как мне здесь ску-у-уш-шно.

Правитель поморщился и махнул рукой, будто отгоняя назойливую муху.

— И, наконец, за пособничество преступнику и последующее молчание я потребую исполнить одно мое желание на выбор.

Хьюго ответил не сразу, прикидывая выгоды и опасности такого сотрудничества. Мотивы дочери вполне убедительны, ложью не пахнет. Возможно, девчонка недоговаривает и, помимо прочего, мечтает беспрепятственно налюбоваться на совершенство со всех сторон. Пускай. Может, сообразит, что в постели с таким не слишком сладко. Парень все равно будет без сознания, глухонемую сиделку за несколько часов не найти, а Евангелина, помимо прочего, быстро поставит его на ноги. Шарлатанские снадобья! Надо же, запомнила!

— Ладно, договорились. Но имей в виду: я буду лично следить за выздоровлением. Как только горячка немного спадет, твои услуги больше не понадобятся.

— Очень хорошо. Мне интересно лишь бредовое состояние, дальше пусть простыни ему меняет сиделка. Подыщите пока старушку побезобразнее или лучше старичка. Мало ли что...

— Благодарю за совет, — благодушно кивнул Правитель. — Да, имей в виду, желание на выбор должно укладываться в разумные рамки. Жить отдельно от меня я тебе не позволю и общаться с Филипом не разрешу.

— О, конечно, конечно! Я еще подумаю, но, скорее всего, ограничусь парой новых платьев, может быть, попрошу к ним сережки и ожерелье... Или украшения уже за рамками?

— Получишь хоть сундук, если будешь строго следовать моим указаниям. Филипа поселю в Западной башне. Сможешь незаметно добраться туда по потайным ходам?

— Попробую.

— Заранее приготовь все необходимое для лечения, пусть будет под рукой. Сама приходи на рассвете, к этому времени парня принесут и приведут в порядок.

— Нет, пусть принесут и оставят в купальне, остальное я сделаю сама.

— Будешь наслаждаться, смывая помои? — Хьюго брезгливо поморщился. — Значит, все-таки совершенен, а не страшен?

Ив закатила глаза.

— Наслаждаться не буду, боюсь, стошнит. Зато смогу быть уверена, что раны промыты как следует, и, значит, выздоровление пойдет быстрее. А совершенен или страшен — для лекаря значения не имеет. Больной должен поскорей встать на ноги. Так, во всяком случае, учила меня мать.

— Что ж, моим людям хлопот меньше. Не забудь: придешь в башню незадолго до рассвета.

* * *

Ив поспешила уйти со стены — дел на ближайшие двенадцать часов у нее хватало. Прежде всего необходимо было узнать, где именно в Западной башне скрыты потайные двери. Оказалось, там же, где и в Южной, которая после смерти матери служила Евангелине домом. Одна, более очевидная, находилась за картиной в гостиной, другая — внутри гардероба в расположенной этажом выше спальне.

В своих покоях дверь в спальне Ив давно и тщательно замаскировала с обеих сторон, теперь предстояло сделать то же самое в Западной башне. Девушка зажгла свечу и проверила, нет ли крупных щелей по контуру отъезжающей в сторону створки. Пламя колыхнулось лишь в одном месте, у пола — здесь со стороны лабиринта нужно приладить полоску войлока.

За стенкой гардероба находилась узкая каменная лесенка, которая вела к основному проходу в стене второго этажа. Все то же самое, что и в Южной башне. Придется и здесь поставить в основании ступенек легкую раму с перемазанным темной глиной холстом. Несколько угольных штрихов, и в скудном освещении вполне сойдет за каменную кладку, этого хватит, чтобы отвести глаза старику. Блуждания по лабиринту даются ему с трудом, и вглядываться да ощупывать стены он вряд ли станет, а план нужно будет аккуратно подправить. Удивительно, что обладая совершенно крысиной натурой, его величество не переносит тесных замкнутых помещений, едва ли не задыхаться начинает. Хоть в чем-то повезло! Пускай любезный батюшка прикажет замуровать дверь в гостиной, в распоряжении Ив останется вход в куда более заманчивое помещение.

Обезопасив доступ в Западную башню, девушка быстро собрала все необходимое для лечения в корзинку и отнесла к двери за картиной. До рассвета оставалось еще несколько часов, их разумнее всего было использовать для отдыха.

Волнение не давало Ив заснуть, пришлось принять несколько капель снотворного собственного приготовления, а чтобы не проспать, воспользоваться сигнальными часами. Устанавливая стрелку, а потом заводя хитрый механизм маленьким ключиком, дочь Правителя неожиданно погрузилась в воспоминания.

Чудные часы подарил отцу заморский посол в те далекие времена, когда Ив была совсем малышкой. Навещая жену, Хьюго захватил диковинку с собой, видно, хотел похвалиться. Пока он объяснял и показывал Альберте, как работает механизм, любопытная трехлетняя девчушка крутилась поблизости, и раздавшийся звон привел ее в необычайный восторг. Герцогиня умилилась, ее муж пребывал в удивлении. "Я-то думал, девчонка перепугается и разревется," — он и не пытался скрыть разочарования. — "Ладно, забирай, раз понравилось," — разжал пальцы, но маленькая Ив вцепилась в вещицу пухлыми ручонками и удержала ее от падения.

Заполучить бывшего разбойника столь же легко не получилось, Правитель не выпустил его из цепких когтей. Ничего, времени, чтобы добиться желаемого, у Ив хоть отбавляй, да и первый шаг уже сделан. Для начала нужно поставить парня на ноги, а лучше и быстрее нее никто с этим не справится. Послушать его бред тоже будет весьма полезно, мало ли, какие секреты он выболтает.

Девушка проснулась от резкого дребезжания часов, быстро встала, прошла в купальню, поплескала в лицо холодной водой, оделась и отправилась в Западную башню. Дорогой в груди шевельнулись сомнения, но Ив быстро прогнала их. Она хочет вырваться из дворца? Хочет. Досадить отцу? Безусловно! И, наконец, ей понравился Же... (ох, ладно, надо привыкать) Филип? Еще как! Так в чем сложность? Трусите, моя леди? Вы действительно гусыня, как полагает разлюбезный батюшка? Ах, нет? Тогда вперед!

Евангелина не стала сразу выходить из лабиринта, вначале заглянула через глазок в гостиную. Темно и тихо. Из спальни свет не падает, звуки не раздаются, зато со стороны дворцового коридора, кажется, доносится еле слышный шум...

Слух не подвел. Не прошло и пяти минут, как дверь в покои распахнулась, и вошел Правитель со свечой в руке. Шагнул к стоящему в межоконной нише канделябру и засветил несколько свечек, потом тихо распорядился заносить, сам пошел наверх, видно, собираясь зажечь свечи в купальне.

Двое людей втащили под руки бесчувственное тело. Похоже, его как следует окатили водой на площади или у колодца на хозяйственном дворе. Голова бессильно болталась, мокрые волосы облепили лицо, и Ив вдруг ощутила острый приступ жалости. Филипа тем временем подтащили к лестнице, основание которой находилось совсем рядом с глазком.

— Тяжелый, песий сын, мокрый и воняет, — проворчал вполголоса один из носильщиков. — Может, давай его за ноги и башкой по ступенькам?

— А потом ты сверху вниз лбом проверишь, правильно ли этот сосчитал их снизу вверх, — пропыхтел второй. — Раз главный устраивает его в таких хоромах, тащи и помалкивай.

Первый засопел, и стал помогать товарищу поднимать тело по неудобной винтовой лестнице.

Смотреть больше было не на что, и Ив прислонилась спиной к неровной каменной кладке. Остается ждать, когда люди Правителя справятся с заданием и уйдут.

Это произошло довольно скоро. Девушка услышала, как Хьюго произнес:

— Вы свободны.

Потом до нее донесся щелчок замка и звук задвигаемого засова. То ли в давно пустовавшей Западной башне когда-то жила истеричная дама, опасавшаяся за свою честь, то ли Правитель распорядился обезопасить вход в покои. В любом случае не помешает: во дворце хватает любопытных слуг, да и интриги никто не отменял, а новый обитатель башни непременно заинтересует придворное общество.

Ив дождалась, когда отец направится к лестнице, открыла потайную дверь и шагнула в комнату. Пусть старый хрыч знает, где именно находится вход в лабиринт, глядишь, не станет изучать план и обшаривать остальные стены.

Хьюго молча пропустил дочь вперед, та быстро поднялась наверх, повела носом и прежде чем пройти в купальню, открыла все окна. Снаружи, конечно, свежо, но потом можно будет растопить камин, а дышать помойными миазмами желания не имеется.

— Сами стащите с него штаны или позволите мне? — Ив вошла в купальню. Правитель стоял около большой ванны светло-серого камня и, как показалось девушке, брезгливо разглядывал лежащее там тело.

— Лекарей нынче не учат освобождать бесчувственных больных от одежды? Я не собираюсь прикасаться к парню, пока ты его не отмоешь. Потом помогу перетащить на кровать. Позовешь, — и вышел в комнату, поплотнее прикрыв за собой дверь.

Ив усмехнулась — выставить отца оказалось до смешного просто. Возможно, не последнюю роль в его отбытии сыграл запах, но от него избавиться тоже будет несложно.

Девушка повернула рукоять, и в ванну из трубы хлынула теплая вода. В Алтоне не были редкостью горячие источники, многие крепости строились рядом с ними. Во дворце Правителей поначалу существовал общий бассейн, в который поступала нагретая жаром недр вода. Со временем внутри здания протянули трубы и соорудили в большинстве покоев купальни.

Ив плеснула в воду лавандового эликсира, и дышать сразу стало легче. Потом принялась осматривать бесчувственное тело. Как хорошо, что за плечом не сопит старик, не раздражает "дельными" замечаниями!

Осмотром девушка осталась довольна. Нос и зубы бывшего разбойника не пострадали. Губы искусаны до крови, да еще и рассажены чем-то более твердым, нежели гнилая груша, возможно, камнем. Один глаз подбит, на лбу ссадина и шишка, на плечах и груди несколько синяков, запястья сбиты кандалами, но не сильно. Спина, конечно, разукрашена знатно. Десять (нет, двенадцать! Проклятый старый хрыч!) кровавых полос, края вздулись и побагровели. Парня уже сейчас лихорадит, так что горячка обеспечена. Ну, ничего, справится — молодой, сильный, не изможден ни голодом, ни непосильным трудом, как иные из селян, которых лечила мать. И даже останется красивым, за исключением спины. Свежий шрам от раны в плечо ничуть его не портит, наоборот, пожалуй, добавляет мужественности, но следы от бича... Как у какого-нибудь жалкого конокрада...

Ив закусила губу и приказала себе не отвлекаться. Перед ней больной, его необходимо побыстрей вымыть, перенести на кровать и обработать раны. Без ненужных мыслей дело пошло быстрей, Правитель даже удивился, когда она позвала его.

— Уже? Или тебя так мутит, что решила особенно не утруждаться? — вошел в купальню.

Там одуряюще пахло травами, бывший разбойник, добросовестно вымытый, лежал в пустой ванне, укрытый до плеч простыней. Лицо разбито, осунулось. Может, и впрямь зря?.. Впрочем, нет, нужно было как-то стереть с его губ пакостную улыбочку. Теперь не скоро сможет ее воспроизвести — больно будет.

Хьюго перетащил крестника на кровать, прикрикнув на девчонку, когда та попыталась помочь. Сил у него еще хватает (наверное, потому что не тратил их в молодости на баб), хотя парень здоровый. Любопытно проверить, какой он мечник.

— Сколько проваляется? — сухо осведомился Правитель.

— Горячка, надеюсь, не затянется дольше суток-двух. Синяки и мелкие ссадины исчезнут дня через четыре. Раны на спине подживут за неделю, но смазывать их придется потом еще дней пять, не меньше. Извожу на вашего крестничка ингридиенты с Архипелага.

— Сама напросилась. Сиди при нем, пока горячка не пойдет на убыль. В твоих интересах предупредить меня, как только закончится бред.

— О, непременно! Я уже рассмотрела и потрогала все, что хотела, — съязвила Ив. — С радостью отправилась бы к себе, принимать ванну и спать.

— Тебя еще ждет множество пикантных подробностей разбойничьей жизни, — подбодрил дочь герцог и направился к лестнице.

Ив дождалась щелчка замка, закрыла окна и разожгла камин. Потом спустилась вниз и задвинула засов. Ей вовсе не нужно, чтобы старик нагрянул неожиданно, да и некоторые слуги рангом повыше имеют свои ключи в комплекте с неуемным любопытством и редкой наглостью.

Поднявшись наверх, она осторожно отогнула со спины парня простыню, кое-где уже пропитавшуюся красным, и принялась обрабатывать раны. Жар усилился, начиналась лихорадка. Девушка добавила в воду несколько капель облегчающего боль снадобья и напоила Филипа.

На какое-то время ему полегчало, Ив даже удалось немного поспать в кресле у кровати. Проснулась она от светивших в незавешенное окно солнечных лучей. Парень по-прежнему лежал на животе, дыхание его было неглубоким и прерывистым, вскоре он начал что-то бормотать.

Потянулись часы бреда, сменяемые непродолжительными затишьями после очередного приема снадобья. Ив давно рассталась с излишней стыдливостью, но поначалу, вслушиваясь в слова больного, все же испытывала неловкость. Впрочем, смущение быстро уступило место едва ли не восторгу: бывший разбойник ругался так, что хотелось немедленно схватить бумагу, перо и записывать.

Из потока отрывочных фраз узнать удалось немного. Филип отлично владел простонародной речью, иных словечек и выражений Ив раньше не слышала, хотя, возможно, относились они в большей степени к разбойничьему жаргону. Женщин бывший предводитель, как ни странно, почти не поминал, во всяком случае, не назвал ни одну по имени. Бормотал пару раз что-то вроде "не бойся, пташечка, будет хорошо, обещаю", как-то рыкнул, напугав задремавшую в очередной раз Ив: "Оставь девчонку, я никуда не денусь!" Крестный определенно произвел на парня впечатление, он то и дело возвращался в бреду к их единственному разговору, возражал, ругался, как-то проговорил совсем уж безнадежно: "Да если б не отец, не стоял бы я сейчас перед вами без штанов."

Фраза насторожила дочь Правителя, и она задумалась, каким мог быть лучший друг ее родителя. Может, он тоже терпеть не мог своего сына. Всегда мечтал о дочери, а родился мальчишка. Смешно, но неправдоподобно — любой, имеющий герб, желает получить наследника, чтобы со временем передать ему вычурную картинку и имя. Конечно, если Отец Небесный послал лишь дочерей, то наследует старшая, и надо надеяться, что родит хотя бы двух сыновей, дабы один носил имя деда по материнской линии.

Поздно вечером в башню наведался Правитель, с порога сунувший в руки дочери корзинку.

— Голодный обморок у сиделки ни к чему, не находишь? — ответил на удивленный взгляд Ив, которая обнаружила под салфеткой большущий кусок пирога с мясом. — Как парень?

— Поднимитесь, взгляните.

— Да уж конечно проверю.

Когда Хьюго вошел в спальню, неразборчивое бормотанье больного внезапно сменилось громкой и продолжительной руганью.

— Давно бредит?

— С утра.

— И как, интересно слушать? — герцог взглянул на дочь с нескрываемой брезгливостью.

— Да, весьма занятно, — ничуть не смутилась та. — Я изрядно расширила словарный запас и надеюсь, что теперь наши беседы станут более живыми.

Правитель хмыкнул. Девчонка и без разбойничьих перлов при желании заставила б покраснеть его гвардию да еще и замковый гарнизон впридачу.

Филипу стало лучше к рассвету. Он утих, задышал ровнее и глубже. Ив убрала с лица больного мокрые от пота волосы и прикоснулась губами ко лбу. Наконец-то прохладный, да и раны на спине выглядят гораздо лучше. Снадобье и мазь действуют отлично — за сутки сняли лихорадку. У придворного лекаря разбойничек провалялся б не меньше недели, а когда встал, его б ветром качало. Ее заботами только мордашка осунулась, и то не сильно.

Девушка разглядывала парня, не в силах оторваться. Голова его была повернута на бок, и подбитый глаз не портил картину. Красивый профиль, мужественный, бровь темная, густая, резко очерченные губы, разбиты, но поцеловать все равно хочется... Пытаясь отвлечься, Ив чуть сдвинула покрывало с плеча и руки, провела кончиками пальцев по гладкой загорелой коже. Адово пламя, он просто невероятно притягателен, на таком можно помешаться... Нет, нельзя! Стиснуть кулак, чтобы ногти впились в ладонь, отрезвляя. Помешаться! На ком? На преступнике и бабнике? Вот уж точно гусыня. Да, он не звал в бреду своих подружек, но почему-то шлялся в один и тот же бордель. Может, конечно, его там дешевле обслуживают, как постоянного посетителя, да только не верится, что такого деньги волнуют.

Евангелина вздохнула и вернула покрывало на место. Пора было уходить.

Известия, принесенные дочерью, так обрадовали Хьго, что он даже не стал выговаривать ей за вторжение через потайной ход.

— Прекрасно! — заявил, выслушав отчет. — Надеюсь, и ты довольна. Вволю налюбовалась на совершенство, расширила словарный запас. Сколько пищи для души! Да еще желание на выбор...

— Было бы на что любоваться! — огызнулась Ив. — Изуродованная плоть! О загнанном в рамки желании я и вовсе молчу.

— Отказываешься?

— Еще чего!

Ив вздернула нос и, не прощаясь, удалилась через потайную дверь, а Правитель вызвал дворецкого, приказал ему срочно разбудить каменщика и привести к входу в Западную башню. К удивлению слуги и мастерового, его величество следил за заделыванием странной дыры в стене от укладки первого камня до последнего.

* * *

Филип проснулся после полудня. Открыл глаза и никак не мог сообразить, где находится, более того, понятия не имел, как сюда попал. Он собирался прошвырнуться в столицу, потолкаться по кабакам, дабы разузнать последние новости, и провести время со знакомой девчонкой из "Веселого бычка". Да, точно, прекрасно помнит, как перекидывался шутками с хозяйкой заведения. Э, что за дурацкое слово? Заведение... Бордель! И где же угораздило проснуться?

Эта комната чересчур хороша для веселого дома. Просторная, с высокими окнами, сейчас закрытыми золотистыми занавесями, которые тепло светятся из-за яркого весеннего солнца. Отштукатуренные стены с ненавязчивым растительным рисунком тоже ничуть не напоминают голый камень или неструганные доски в тесных грязноватых клетушках, почти полностью занятых раздолбанными кроватями. Здешнее ложе, более чем просторное, совершенно не загромождает комнату. Удобный тюфяк, тонкое белье... Адова кочерыжка, куда он попал?!

Он прислушался: никаких звуков. Снаружи вроде бы доносятся голоса, но не разберешь, о чем говорят. Значит, надо встать и осмотреться, вон и дверь какая-то виднеется, невысокая, наверное, ведет в чулан... А туда не худо бы наведаться, или поискать ведро под этим роскошным ложем?

Первое же движение далось с трудом, а спину почему-то засаднило. Да что ж такое? Напился в борделе, не поделил девчонку, получил по башке и провалялся сутки без памяти? Но почему так зверски болит спина? К тому же это не бордель. Неужто приглянулся какой-нибудь знатной леди? Угу, которая случайно забрела к "Веселому бычку", щас. Ну и где ведро? Под кроватью ничего нет, даже пыли. Придется тащиться в чулан.

Чулан на поверку оказался просторной купальней со здоровенной ванной из светлого камня и немаленьким зеркалом на стене. "Я сюда вполне впишусь, составив чье-то полное счастье", — с иронией подумал Филип. — "Да где же?.. А, вон." Справив нужду, посмотрел на свое отражение, скривился. "Морда разбита, а ни хрена не помню. Нет, на такое леди вряд ли польстится. К шлюхам, мой лорд, к шлюхам. Они не будут визжать со страху при виде вашего стояка. Да что там со спиной?.. Надо в зеркало глянуть."

Представшее взору зарницей осветило мозг, память вернулась до мельчайших подробностей. Площадь, столб, толпа, боль, вонь, мухи... Пустой желудок вывернулся наизнанку, ноги стали ватными, Филип, схватившись за край ванны, опустился на колени. Через несколько минут рвотные спазмы прошли, и парень сумел встать.

"Ну и влип!" — пронеслось в голове. — "Какого лешего я согласился? Сейчас бы все уже было кончено..." Потом сообразил: нет, сейчас все бы только начиналось — дознание, издевательства, возможные пытки. До конца дорожки было б очень и очень далеко, и все по кочкам, по кочкам. "А, ладно, плевать. Хуже-то не будет. Позорный столб, исполосованная спина... Да-а, докатился... Жаль, отец не дожил... Ничего себе дружок у него, ловко взял в оборот. Крестный... Тот еще прыщ на заднице. Ладно, я тоже, помнится, умел в считанные минуты доводить до белого каления."

Филип присел на край ванны, сполоснул лицо, морщась, хлебнул теплой воды, которая оказалась не так уж плоха на вкус. Стало полегче, ноги перестали дрожать. Он прикинул, сколько времени провалялся без сознания. Раны на спине начали затягиваться, значит, прошло дня четыре, не меньше. А встать получилось довольно легко, да и сейчас он не чувствует себя таким уж обессилевшим. Непонятно. А что там со щетиной? Задумчиво потер рукой подбородок и щеки, пытаясь припомнить, когда в последний раз брился. Когда в столицу двинул, точно! Значит, за пару дней до появления в "Бычке". Получается, около недели назад. Глянул в зеркало, еще раз прошелся ладонью по низу лица. Нет, за неделю сильнее отрастает. Да пошли они, эти загадки! Рано или поздно придет кто-нибудь, еду принесет или просто проведать, у него и можно будет спросить. И все же, кто с ним сидел?..

Глотнув еще воды, Филип побрел назад, в комнату. На столике у кровати стояли кувшин и кубок, рядом виднелись какие-то склянки. В кувшине оказалась вода, в склянках — пахнущие травами снадобья. Еще была бумага, исписанная аккуратным, довольно изящным почерком. По пять капель каждые четыре часа... Мазать густо утром, днем и вечером... На просвет виден водяной знак: герб с четырехлапым крылатым драконом, в правой передней лапе направленный вверх обнаженный меч. Еще бы вспомнить, чей это... У Морганов дракон без меча, двулапый, со змеиным туловом, а это, кажется, зверюга Адингтонов. Ну правильно, Правителся-то как зовут? Только вряд ли величество строчит указы женским почерком, да и лекарством он наверняка не балуется. Зато у него есть дочка... Ну конечно, он обязал наследницу выхаживать Жеребца! А принцесска с восторгом согласилась, щас. Может, если б встретились до столба, она б и не имела ничего против его общества, а уж после... Кстати, вымыл его кто-то на совесть, даже волосы, не понятно...

От головоломных мыслей отвлекло донесшееся снизу лязганье ключа в замке. Филип поколебался мгновение, потом быстро улегся в постель, укрылся и притворился спящим.

Хьюго поднялся в спальню и с неудовольствием обнаружил, что крестник все еще спит. Будить парня после суток у столба и последующей горячки не хотелось, с другой стороны, сколько можно заглядывать сюда впустую? Не просить же Евангелину проследить и сообщить, когда он соизволит проснуться. Она вряд ли откажется, небось, и сейчас наблюдает за спящим совершенством, но риск в данном случае будет неоправданным.

Правитель кашлянул погромче и с шумом налил в кубок воды из кувшина, якобы желая избавиться от першения в горле.

Филип решил, что вечно притворяться спящим все равно не получится, собрался с духом, глубоко вздохнул и открыл глаза.

— Наконец-то! — проворчал Хьюго.

— Доброго утра, или сейчас день? — более чем миролюбиво проговорил Филип. — Простите, крестный, если заставил ждать, — сел, спустив ноги с кровати и комкая покрывало внизу живота.

— Да ты обучен манерам! А куда подевался прежний задорный тон?

— Прежний тон... — бывший разбойник смущенно хмыкнул. Первая встреча с крестным была запоминающейся, что и говорить. Но продолжать в том же духе не следует. Может, старик не столь ядовит, если его не раздражать. Нужно проверить, а подразнить другана старого Олкрофта всегда успеется. — Приговоренный к смерти многое может себе позволить.

— Ты, часом, не сожалеешь о нашем договоре? Если появились или появятся сомнения — только скажи, — герцог не особенно старался скрыть удовольствие, вызванное смирением и пришибленностью парня.

— Пока сожаления не мучают. Но если окажется, что жизнь мне сохранили лишь затем, чтобы унижать при каждом удобном случае... — Филип пристально глянул крестному в лицо, — ...то, пожалуй, лучше вернуть все на свои места прямо сейчас.

— Спрячь-ка подальше свою гордость, хотя бы на время. Я желаю тебе лишь добра, — Хьюго несколько смягчил тон. Рассчитывать, что сын Томаса будет стелиться перед кем бы то ни было, бессмысленно. И тем не менее, парень, кажется, усвоил первый урок, уже не дерзит через слово. — Ты, наверное, голоден? Обед внизу, поешь, когда я уйду, выставишь посуду за дверь и закроешься. Дворец — место поопаснее разбойничьей шайки. Пока ты не представлен ко двору, сиди здесь тихо. Я лично буду за тобой приглядывать. Еще и спину придется долечивать...

— Так это вы за мной ходили, пока я был без памяти?

— Смотри-ка, даже испугался, — Правителя насмешило удивленно-испуганное выражение лица крестника. — Нет, я только заглянул пару раз.

— А кто?..

— А тебе что за дело? — Хьюго не понравилась настойчивость парня в этом вопросе.

— Я, наверное, бредил и мог наболтать лишнего. Кто все это слушал? Ваши люди из Тайной службы?

— Никто. Мне не нужны посвященные в подобного рода делах. За тобой ухаживала глухонемая сиделка.

Правитель взял со столика склянку с мазью и открыл ее, Филип со вздохом подставил спину.

— А мазь кто делал? Ваш лекарь?

— Да тебе-то что? — герцог с трудом сдержался, чтобы не ткнуть как следует пальцем в чуть поджившую красную полосу.

— Просто любопытно. Хорошо помогает.

— Есть с чем сравнивать? Пороли раньше?

Филип резко развернулся и взглянул Правителю в лицо.

— Было дело. Только шкуру мне тогда не попортили, а из гостеприимного местечка я смылся. Ваше величество много удачливее — и память по себе оставили, и мне придется задержаться. Как надолго — поглядим.

— О-о, я уже не просто величество! Улучшения налицо, — пожалуй, когда щенок сильно злится, становится-таки похож на Томаса. Забавно...

— Я подумал, вряд ли будете обращаться ко мне "твое ничтожество", а вот ничтожеством обзовете запросто и с удовольствием, — парень неожиданно улыбнулся все той же выводящей из себя улыбочкой, правда, не столь ослепительной, разбитые губы давали о себе знать.

— Шут, — беззлобно бросил Правитель. — Странно, что подался в разбойники, а не в циркачи.

— Ну, кто первым встретился, с теми и пошел, — Филип снова сидел спиной к крестному.

Любопытно, почему крестник сбежал из родового замка, но спрашивать об этом пока рано. Другое дело, если парень сам расскажет, но тот явно не намеревался откровенничать, да и вообще раскрывать рот. Повесил голову и угрюмо трепал бахрому на покрывале. Когда Хьюго собрался уходить, крестник спохватился и спросил об одежде, о которой Правитель за государственными делами совсем позабыл. Неудачно, особенно, если девчонка по-прежнему подглядывает...

* * *

Евангелина подглядывала. И тогда, и в последующие дни. Слежка за Филипом стала едва ли не главным занятием дочери Правителя. Проклятый разбойник (или, правильнее сказать, молодой герцог Олкрофт, как представил его ко двору крестный) нравился ей с каждым днем все больше, и его внешность играла в растущей симпатии едва ли не последнюю роль.

В то же время Ив злило, что у ее отца и Филипа складываются вполне нормальные, доброжелательные отношения. Девушка понимала — избежавший виселицы преступник не может быть на ножах со своим спасителем. Но парень не просто сдерживался, он определенно старался вести себя пристойно. Да, он позволял себе шуточки и подковырки, но вполне дружеские, забавлявшие Хьюго, который отвечал тем же.

Однажды Ив просто не смогла дослушать очередную беседу Правителя и его крестника, ушла к себе, нервно ломая пальцы (привычка появилась у нее после смерти матери), в горле стоял комок. Еще разреветься не хватает! Нерастраченные отцовские чувства старый хрыч изливает на новообретенного сына. Смотреть тошно! Соблазнить бы красавчика, лишить разума и заставить выкинуть какую-нибудь штучку... Чтобы Правитель узнал, каков его крестник на самом деле, а разбойник понял, что из себя представляет герцог Адингтон. Хм, и как в этом случае будет выглядеть она? Да как одна из этих подлых придворных вертихвосток. Полностью подтвердит представления старика о ней. Нет уж! Отказаться от Филипа она не готова, но парень не должен пострадать. Не он причина ее разлада с отцом, к тому же сам по лезвию ходит, ибо полностью зависит от милости крестного.

Правитель был доволен крестником. Даже больше — очень доволен. Парень оказался умным, любознательным и вовсе не таким невежественным, как можно было ожидать. В военном деле Филип разбирался отлично, причем многому научился сам, промышляя на большой дороге. Вот уж действительно — и в навозной куче можно иной раз найти золотой.

Хьюго с удовольствием беседовал с сыном друга о политике, ненавязчиво вводя того в курс государственных дел. Крестник схватывал на лету и радовал свежестью и смелостью суждений. С такими способностями парню прямая дорога служить на благо Алтона. Пройдет проверку во дворце, потом можно поручить навести порядок на дорогах (разбойничью жизнь знает изнутри, так что успех в предприятии обеспечен), получит известность, а там откроются такие перспективы... Честолюбивые планы Правителя, провалившиеся с собственным чадом, ожили и расцветали пышным цветом.

Хьюго не давало покоя желание сразиться с крестником на мечах. Сам он по справедливости считался признанным мастером, о его владении оружием ходили легенды. Покойный герцог Олкрофт тоже был не последним мечником. Любопытно узнать, хорош ли в этом его сын, а заодно проверить, насколько плохи люди из Тайной службы.

Как-то утром Правитель пригласил Филипа в Тренировочный зал, просторное помещение, предназначенное для занятий некоторыми видами боевых искусств. Обычно там упражнялись во владении мечом гвардейцы.

Когда Хьюго с крестником вошли в зал, с десяток солдат гвардии прекратили тренировку и приветствовали главу государства. Тот коротко ответил и указал Филипу на стойку с оружием. Парень направился туда, Правитель извлек из ножен свой меч. Гвардейцы уже стояли у стен, ожидая захватывающего зрелища. Ив, стоило услышать о предстоящем поединке, подхватила подол и понеслась на галерею, опоясывавшую тренировочный зал чуть ли не под самым потолком. Там можно было пристроиться где-нибудь с краю, куда вряд ли упадет чей-то взгляд, а если и упадет, не разберет в точности, кто наблюдает с высоты — молоденький паж, служаночка или Евангелина Адингтон. На последнюю, пожалуй, и не подумают.

Правитель и молодой герцог сошлись. В первые же минуты оба поняли: на этот раз противник достался по силам. Поначалу Хьюго наслаждался искусностью парня. Пара приемов показалась ему похожими на те, что использовал Томас, но крестник неожиданно перешел к совершенно незнакомой технике, которой к тому же владел в совершенстве. Винить людей из Тайной службы за плохое владение оружием нельзя, с таким мечником и ему, Адингтону, справиться будет трудно. Поединок, поначалу казавшийся удовольствием, становился все серьезнее. Давала о себе знать разница в возрасте, но мастерство бывшего разбойника нельзя было недооценивать. Несколько раз Правитель почти достал противника, но тот умело отражал удары или с необычайной ловкостью уходил от них.

Филип отлично видел, что крестному не выйти победителем. Скинь Адингтон лет пятнадцать-двадцать, оказался б по-настоящему страшным противником (не зря у их геральдического зверя в лапе меч), пожалуй, смог бы и верх одержать, но не сейчас. И как теперь поступить? Сделать Правителя на глазах его людей? У разбойников это не принято, если, конечно, не метишь в предводители, а при дворе?.. И, самое главное, старик-то как воспримет поражение? Как оскорбление или как справедливый исход поединка? А, лучше плюнуть на гордость и попробовать свести к ничьей. Одна небольшая промашка, и...

— В полную силу, щенок! — злобно прошипел крестный, мгновенно разгадавший намерение противника.

Ну, в полную так в полную, дедуля. Последовал молниеносный выпад, и меч оказался у горла Правителя.

Гвардейцы, которые наблюдали за поединком, затаив дыхание, не сдержали одобрительных выкриков. Им было хорошо известно, что Старикан (так они называли Правителя в своем кругу) умеет отдавать должное мастерству противника. Хьюго хлопнул не знающего чего ожидать Филипа по плечу.

— Так-то лучше. В поддавки я не играю.

— Рад, что угодил, — парень облегченно вздохнул про себя.

— Ты хорош, — произнес Правитель, отводя крестника в уголок. — Но учился не у отца. У кого?

— Частью у замковой стражи, частью сам.

— Не поверю, что солдаты Томаса владели мечами лучше него.

— А я этого и не говорил.

— Хватит туман напускать. Ты же знаешь, я люблю порядок. Мне не нужен в стране неизвестный мастер меча, обучающий разбойников, — хотя они стояли у стены, вдали от вернувшихся к тренировкам гвардейцев, Хьюго понизил голос едва ли не до шепота.

— Нет уже такого, — ухмыльнулся парень. — Вернее, никуда он не делся, только теперь вам известен и разбойников больше не обучает.

— И почему ж ты не хотел учиться у своего отца?

— Это еще большой вопрос, кто чего не хотел, а кто — хотел, — Филип помрачнел. — Что вам за дело, крестный? Я сказал правду. У меня не было мастера-наставника, зато имелись желание и время. Как видите, хоть в чем-то я употребил прошедшие годы с пользой.

— Странные у вас с отцом были отношения. Не объяснишь? — не сдержал любопытства Правитель. Ему было совершенно не понятно, почему крестник пошел по кривой дорожке. Толковый парень, имеющий понятие о чести, обладающий, пожалуй, даже избыточной гордостью. Да, зубоскалить любит не в меру, но по молодости мало кто этим не грешил, тот же Томас...

— Нет, — набычился вроде Евангелины, хорошо пальцы не ломает. Мерзкая у девчонки привычка!

— Дело твое. Настаивать не буду. У меня к тебе просьба. — Крестник с неохотой поднял глаза, брови по-прежнему сведены к переносице. — Поднатаскаешь моих гвардейцев? Они неплохие мечники, но до тебя им очень далеко.

— С удовольствием! — парень едва ли не просиял. — Когда можно начинать?

— Хоть сейчас. Пойдем, представлю тебя тем, кто в зале, с остальными сам познакомишься.

* * *

Филип быстро стал среди гвардейцев своим. Молодой герцог не кичился высоким происхождением, искусным владением оружием или положением крестника Правителя, к тому же знал толк в женщинах, выпивке и за словом в карман не лез. Особенно сблизился он с Шоном Райли и Кайлом Моррисом, двумя закадычными друзьями, поступившими на службу во дворец не так уж давно, около года назад.

Шон происходил из старинного, но давно обедневшего рода, и внешне мало походил на дворянина: коренастый, широколицый, с пшеничными волосами и веснушками. Кайл был из семейства попроще, тоже небогатого, да к тому же обремененного многочисленным потомством. Старший отпрыск Моррисов обязан был оставаться при отце и феоде, а средний, стоило ему выйти из подросткового возраста, отправился в столицу поступать в гвардию.

Ив отлично знала новых друзей Филипа. Черноволосый синеглазый юнец, едва начавший бриться, увидев ее впервые, застыл истуканом, да еще и рот открыл. Евангелина наградила его презрительно-насмешливым взглядом и прошла мимо. Мальчик хорош, но уже завтра наверняка будет отпускать с новыми приятелями шуточки в ее адрес.

Она ошиблась. Кайл неизменно говорил о дочери Правителя с восторгом, да еще и одергивал не в меру остроумных товарищей. Даже чуть не подрался с веснущатым коротышкой, грубияном и пошляком, тоже не столь давно поступившим в гвардию. Ив с неудовольствием заметила, что ей по нраву рыцарские манеры юного гвардейца, да и он сам, но выказывать симпатию не спешила. Более того, сталкиваясь с Кайлом, нацепляла совсем уж неприступную, едва ли не брезгливую маску, боясь выдать приязнь. Парень, видя полное пренебрежение, в конце концов перестал заступаться за Ледяницу, и даже иной раз смеялся над сальностями Шона, с которым после несостоявшейся драки крепко сдружился. Ив раздосадовала подобная перемена. Еще бы — единственный защитник перекинулся в стан врага, а она-то уже начала воображать, что как-нибудь подстережет Кайла одного, мило поболтает с ним...

Ей страшно хотелось иметь друзей, или хоть одного друга, с которым можно поговорить, посмеяться, но все, о чем мечтала она, досталось Филипу. Разбойничек чуть ли не каждый вечер проводил в казармах, за бутылкой и веселой беседой, а ей оставалось приникать к очередному глазку, напрягая слух.

В тот вечер, спустя недели две после поединка с Правителем, Ив повезло: Филип и его ближайшие друзья сидели неподалеку от глазка. Большинство гвардейцев горланили разудалые куплеты весьма неприличного содержания, но бывшего разбойника застольные песни не привлекали, во всяком случае, девушка ни разу не видела, чтобы он присоединялся к общему хору. Вот и сейчас парень отсел в уголок, его друзья не замедлили присоединиться.

— Ну как, присмотрел наконец подружку при дворе? — поинтересовался у Филипа Шон.

— Нет, — проворчал тот. Разговоры о женщинах становились все утомительней. Куда проще было напускать на себя скучающий вид при встрече с очередной придворной красоткой. Дамы, вконец отчаявшись привлечь его внимание, уже и глазки строить перестали, что только к лучшему. Сколько там старик собирался держать крестника в воздержании? Месяц? Хорошо, если так... — Устал я от них. Вот если б какая-нибудь особенная подвернулась, а то все одно и то же. Кружавчики-сережечки, капризы, глупая болтовня... — Филип старался придерживаться как можно более равнодушного тона.

— Ну, устал, так отдохни. От другого маяться начнешь, — поддел Шон, прикладываясь к кубку с вином.

Филип ничего не ответил, с неудовольствием ощущая, как в штанах становится все теснее. Маяться он начал уже давно. В столицу-то собрался не просто так, к искусной девчонке, которую знает не первый год. А за последнюю богатенькую пташку, которая не ломалась, выкуп заплатили за пару недель до поездки. И сколько ж у него не было женщины? Получается, около месяца. Адов старик! Это ж надо было выдумать такое условие!

— Старикан все еще не познакомил тебя с дочкой? — спросил Кайл.

— Опасаешься за свою зазнобу? — Шон с ехидным прищуром глянул на друга.

— Опасаться нечего, Кайл. Первую красавицу Алтона от меня прячут, — при упоминании запретной девицы в штанах как будто стало посвободнее.

— Вот она действительно нечто особенное, — воодушевился Кайл, привычно не обращая внимания на шпильки Шона.

— Да, — подтвердил тот, — по части стервозности. Это не Старикан ее прячет. Льдышка сама не хочет показываться, небось, назло родителю.

— По-твоему получается, Старикан мечтает нас познакомить? — Филип с трудом сдержал смех.

— Ну да!

— Она и вправду так хороша?

— Как ангел! — лицо Кайла стало возвышенно-мечтательным. — И имя у нее подходящее: Евангелина.

— Фигурка у нее очень даже, — со знанием дела заявил Шон. — Стройная, но грудь и задница что надо. За эти соблазнительные выпуклости я б ее очень не прочь пощупать. Боюсь только, схлопочу и по морде, и по яйцам — с ангелочка станется. Про лицо ничего сказать не могу, эта часть женского тела меня всегда интересовала мало. Хотя губки дочурки Старикана забыть трудно...

Филип с удивлением заметил, что взгляд не страдавшего излишней чувствительностью друга мечтательно туманится. Адова кочерыжка, как же хороша должна быть дочь Адингтона! Пожалуй, к лучшему, что старик не стал их знакомить и, по его же собственным словам, запретил девушке показываться крестнику на глаза. Интересно, что он ей про него рассказал?..

— Помираю, хочу знать, сочтешь ли ты ее особенной, — Шон стряхнул наваждение, прибегнув к безотказному средству — махом опрокинул в рот кубок вина.

— Доложу, как только принцесска снизойдет до меня, — засмеялся Филип, в глубине души ощущая беспокойство. Как бы после знакомства с означенной особой не довелось разговаривать с одной лишь пеньковой веревкой. — А почему вы ее так не любите?

— А за что ее любить? Высокомерная ледяная стерва! Смотрит на мужиков, как на грязь.

— На придворных, насколько я успел их узнать, трудно смотреть как-то иначе, — заметил Филип. Шон хохотнул, Кайл фыркнул в кубок. Солдаты гвардии Правителя с презрением относились к прожигающим в столице жизнь богатым дворянам. — А на тебя тоже так смотрела? — обратился к Кайлу.

— На меня она вообще не смотрит, — с тоской вздохнул тот. — Как и на остальных гвардейцев.

— Да она просто гордячка. Любовника, наверное, нет и не было, вот и Льдышка, или как там вы ее зовете. Может, если б кое-кто вел себя посмелее, девица давно б оттаяла, — Филип подмигнул Кайлу и приложился к кубку.

— Жди! — Шон откинулся на скамье, привалившись спиной к стене. — Все мы время от времени несем караул у дверей кабинета Старикана и не раз слышали, как он орал на нее.

— И что?

— А то! Главный редко повышает голос. Не представляю, что нужно родной дочери сказать или сделать, чтобы так его разозлить.

— И знаешь, Филип, другая девушка после такого крика в слезах бы выходила, — добавил Кайл. — А Евангелина... Однажды мне показалось, что она очень довольна.

Филип не стал спорить. В конце концов, что ему за дело до дочки крестного? Она для него не существует, и огорчаться по этому поводу он не собирается — хорошеньких девиц вокруг хватает. Да, интересно было б взглянуть на эту самую Евангелину, о ее внешности и впрямь чуть ли не сказки рассказывают, в столичных кабаках всегда найдется кто-то, видевший ее на расстоянии вытянутой руки. Но почему-то все эти очевидцы противоречат друг другу, описывая ее внешность. То она субтильная и белокурая, с голубыми глазами, то черноволосая, румяная, с темными очами, то рыжая, то русая, то пышная, то стройная. Занятно было б, если бы девица умела менять внешность, как сирены с Архипелага, но в Алтоне такое невозможно.

Ив с интересом прислушивалась к дружескому трепу и даже решила проследить за Филипом после его ухода из казарм. В наблюдении за пьяными мужчинами удовольствия она не находила, но сегодня бывший разбойник что-то чересчур налегал на вино и выглядел на удивление мрачным. С Правителем у них все по-прежнему гладко, поэтому не плохо бы выяснить, в чем причина уныния.

Придя к себе, парень откупорил бутылку вина (благо принести их в башню он распорядился с запасом) и как следует приложился к горлышку.

— Адова кочерыжка! — плюхнулся в кресло, ибо ноги держали неважно. — Стариково условие меня доконает! Эх, сюда б сейчас его дочурку, ангелочка Энджи... Я б ей показал... Возможно, она бы оценила... Стервы, они такие... Хотя с чего я взял, что девчонка стерва? Адингтон на нее орет, она его доводит, ха! Старик сам кого хошь доведет. Постой-ка, старый Олкрофт, помнится, не повышал голос на своих людей, достаточно было взгляда. А вот на меня... — Филип пьяно хихикнул, Евангелина превратилась в слух. — Не зря ж они с Адингтоном были лучшими друзьями... Им бы детишками махнуться, глядишь, Олкрофт утешился б дочкой... Эх, Энджи, ты, похоже, ни во что не ставишь старика, заглянула бы ко мне... — он еще раз крепко приложился к бутылке и почти сразу захрапел, посудина выскользнула из обмякших пальцев, упала на ковер, из нее выплеснулись остатки темного вина.

— Я загляну к тебе, непременно, — тихо проговорила Ив, закрывая глазок. — Заглянула б прямо сейчас, если б ты не надрался.

III

Наутро Ив одолели сомнения. Филип ей нравился, и подвергать его опасности хотелось все меньше. Ему интересно общаться с Правителем, в политике он разбирается, в военном деле тоже. Может стать не последним человеком в Алтоне. А что предложит она? Жизнь в изгнании? Ну, еще себя, конечно, но кто знает, смогут ли они ужиться, захотят ли? Лишать неплохого, судя по всему, человека достойного будущего ради обретения собственной свободы казалось если не подлым, то уж точно неблагородным.

Есть, правда, еще одна, и весьма заманчивая, возможность: сделать его своим тайным любовником. Ей, Евангелине, не составит труда водить отца за нос, а сможет ли Филип достаточно ловко притворяться перед крестным, нарушив его условие? Не сболтнет ли лишнего дружкам после очередных неумеренных возлияний? И еще: о женщинах он треплется похлеще гвардейцев, кто знает, как отнесется к ней? Хотя это как раз большого значения не имеет, она не замуж собралась. Ладно, с утра к избранничку все равно не заявишься, это нужно делать ночью, а сейчас лучше отправиться в садовый тайник и еще раз хорошенько все обдумать.

Сад при дворце Правителей был обширным, он занимал почти все пространство между Западной и Южной башнями. Придворные предпочитали прогуливаться в его ухоженной части, украшенной пестрыми клумбами, аккуратно подстриженными изгородями из самшита, фонтанами и статуями. Ив скамейки, беседки и посыпанные белым песком дорожки ничуть не привлекали. Выросшая вдали от столицы, она предпочитала узкие тенистые тропки, что вились в разросшейся неподалеку от крепостной стены чаще. Весной в густых кронах раздавались трели соловьев, будто сыпались с веток звонкие водопады.

Еще подростком Ив обнаружила у самой стены местечко, где из непроходимых зарослей выбегал говорливый ручеек. Девочке во что бы то ни стало захотелось взглянуть на его исток, она полезла в переплетение ветвей, но не смогла продвинуться и на пару шагов. Неудача не остановила дочь Правителя. Ив попробовала пройти вдоль стены, и попытка увенчалась успехом: открывшийся взору потайной уголок был очарователен.

Под раскидистой кроной старого кедра, стоявшего здесь, наверное, еще во времена Правительницы, росла лишь невысокая шелковистая трава. Ручей брал начало в округлом углублении, заполненном кристально-чистой водой. Со дна бил мощный ключ, взмучивая серебристо-серый песок. Мелодичное журчание потока, бегущего по узкому руслу, не смолкало ни на миг. Ив вышла из зарослей, будто шагнула в уютную комнату с зелеными стенами и ажурной крышей, днем пропускавшей солнечный свет, ночью — лунный. Здесь было хорошо и покойно, а песенка родника навевала приятные грезы.

С тех пор Евангелина часто навещала потайное местечко. Тут легко удавалось прийти в себя после очередной стычки с Правителем, а под плеск воды хорошо думалось...

...И сейчас как раз есть о чем поразмыслить.

Девушка осторожно, стараясь не слишком цепляться платьем за ветки, пробралась через заросли и шагнула к роднику. Она настолько привыкла чувствовать себя здесь в безопасности, что не сразу поверила глазам: на высупающем из земли корне у воды кто-то сидел. Ну, сейчас она покажет незваному гостю-проныре! Лишить ее такого убежища! Шаг, другой, и их разделяет лишь небольшое водное пространство, через которое, пожалуй, не переступишь, но при желании можно перепрыгнуть.

— Ты!.. — она осеклась, сообразив, кто перед ней, и застыла, растерянная, не зная, что делать.

Филип, до этого пребывавший в глубокой задумчивости (Ив отлично знала это состояние, в которое так легко было погрузиться в потаенном уголке, заслушавшись умиротворяющим бормотанием ручья, засмотревшись на игру солнечных бликов) поднял голову и уставился на девушку. На его лице отразилось искреннее удивление пополам с восхищением. "Как мальчишка, получивший в подарок настоящий меч вместо деревянного... " — невольно подумала Ив. Но короткий взгляд, которым бывший разбойник окинул ее фигуру, был вполне мужским и обжег огнем неожиданно проснувшегося желания. Девушка судорожно вздохнула, а парень вновь смотрел ей в лицо, и на губах его расцветала мечтательная улыбка.

Они глядели друг на друга, потеряв счет времени. Наконец Ив пришла в себя, резко повернулась и кинулась прочь, а на шаг перешла, лишь оказавшись на белой песчаной дорожке неподалеку от дворца.

Филип после бегства незнакомки какое-то время сидел неподвижно, потом обхватил голову руками. "Неужто умом тронулся от воздержания?" — думал он. — "Девицы являться начали, и какие! Самая настоящая полуденица, соткалась из солнечных лучей и журчания ручья... Нет, говорят, полуденицы обнаженные, с огненными очами, и от них веет горячим песком. А эта явилась в платье, хоть убей, не помню, какого цвета, и пахло от нее цветущими апельсинами, как в садах Архипелага, а глаза были зеленее травы и вполне человеческие, сначала сердитые, потом едва ли не нежные... Хотя распутный огонек тлел в глубине... Такая знает, чего хочет... Адов старик со своим условием! Я мог бы ее догнать или попросту не дать уйти... Трава тут мягкая... А теперь придется до вечера в этих кустах сидеть и листья считать, или, вон, в родник залезть — вода там ледяная, стояк как рукой снимет... Рукой снимет... Проклятый старикашка именно это и советовал!" — Филип длинно выругался.

Из сада он выбрался не скоро, послал подальше побледневшего от резкого тона слугу, который передал приглашение Правителя разделить с ним ужин, и заперся у себя в башне. Там привычно откупорил бутылку вина, быстро опустошил ее и отправился спать. В ночных грезах ему явилась зеленоглазая красотка и охотно выполнила самые сокровенные желания.

Утром, потягиваясь после сна, Филип ощутил под покрывалом нечто давно позабытое. "Докатился!" — подумал с раздражением. — "Адов старик все-таки заставил вспомнить раннюю юность! Даже тогда у меня не было нужды руку перетруждать, а сейчас, похоже, придется." В голове пронеслось несколько витиеватых фраз в адрес крестного.

За завтраком Филип был столь угрюм, что Правитель поинтересовался, не заболел ли крестник.

— Пока нет, но скоро заболею.

— В чем дело?

— Отпустите в бордель или распорядитесь привести девку сюда, если все еще боитесь, что сбегу, — огрызнулся парень. — Тайная служба знает, которую. Хотя я уже согласен на любую.

— Похоже, крепко тебя припекло, — прохладно заметил Хьюго. — Звереешь от воздержания, хм-м... Этим объясняется твоя угрюмость, отказы от еды, изматывающие тренировки, пьянки в казармах?

— Ваше величество очень наблюдательны! Да, этим. Сколько еще я должен жить как монах?

— Не меньше месяца.

— Не меньше месяца?! — вскинулся Филип. — Лучше повесьте!

— Ты меня удивляешь. Вроде не глуп, но в этом вопросе ведешь себя хуже истеричной бабы.

— Я могу обходиться без женщин, когда на то есть веские причины, — отчеканил крестник. — Объясните, почему я должен жить в воздержании сейчас? Хотите стойкость воспитать? Почему бы тогда не морить меня голодом? Или ограничить одной кружкой воды в сутки?

— Еда и вода — необходимость, женщины — излишество. Ты не животное, должен уметь управлять желаниями, тем более столь примитивными.

— Если б вы знали, как хорошо я научился это делать! — хмыкнул Филип, со жгучим сожалением припомнив зеленоглазку, которой вчера дал уйти. После жаркого сна она казалась еще более желанной.

— Замечательно, — кивнул Хьюго. — Значит, скоро наступит перелом, и ты перестанешь так сильно нуждаться в женском обществе.

— Какой перелом? Яйца, что ли, отсохнут? Или предлагаете на мужиков переключиться? — Филип с непередаваемой наглостью уставился на крестного, явно ожидая исчерпывающего ответа.

Правитель благодаря дочери давно привык к подобным беседам. Он некоторое время смотрел на крестника, потом спокойно произнес:

— Я размышлял о причинах твоих неладов с отцом, но никак не мог понять. А теперь вдруг осенило. Наверное, если б твои знаменитые причиндалы отсохли в детстве, то всем, включая тебя самого, было бы намного лучше.

Филип молча, не спеша и не глядя на крестного, встал из-за стола и направился к двери.

— Я еще не закончил. — Парень остановился, но даже головы не повернул. — Мне известно, как ты сдружился с гвардейцами. Если попытаешься с их помощью улизнуть в бордель или протащить девку во дворец, я об этом непременно узнаю. Наказание будет суровым для всех.

Крестник, не проронив ни слова, вышел из комнаты.

Ив была свидетельницей этой сцены. Чуть позже она видела и слышала, как Филип, вернувшись к себе, дал волю гневу.

— Будто и не убегал никуда! — пинок, и стул, перевернувшись, отлетел к стене. — Все то же самое! Адову старику будто нравится унижать меня. Для начала выпорол, теперь... — схватил второй стул за спинку и отправил вслед за первым. — Может, поэтому и оставил в живых? Злость срывать! Дочку не накажешь бичом... А с непутевым крестником что церемониться! — парень плюхнулся на ступеньку лестницы, ведущей в спальню, бессильно уронил руки между колен. — С моей спиной теперь перед женщиной раздеться стыдно... Хотя перед кем мне раздеваться, перед шлюхами? Они и не такое видали... Эх, если б знать, вчера я не дал бы уйти той кошечке!.. Приласкал бы напоследок нежную придворную красотку, теперь вряд ли доведется...

Он с силой провел ладонью по лицу. Злость уходила, говорить вслух расхотелось. Довольно разыгрывать бешеного недоумка — стулья раскидал, слюной побрызгал... А чего еще ждать после месяца без бабы? И главное, в чем смысл? Обида не дает покоя, гонит прочь. Надо уходить сегодня же ночью. Для начала завалиться в бордель, хоть чуть-чуть выпустить пар, а из города смыться рано утром, как только откроют ворота. Кому-то из новых друзей наверняка достанется, но вряд ли им светит что-то серьезнее недели-другой под арестом. Гвардейцами Старикан дорожит... Поначалу казалось, он и к крестнику расположен, но так издеваться... За друга, что ли, мстит? Тот бы оценил... И столб, и порку, и монашескую жизнь.

Филип еще долго сидел на ступеньках, иногда неразборчиво бормоча что-то под нос. Ив не отходила от глазка. Теперь разбойник понял, что представляет из себя крестный, и, похоже, не намерен терпеть самодурство старика. Конечно, ему нечего бояться за стенами дворца — он предводитель шайки, сильный мужчина, великолепный мечник. Значит, надо решаться прямо сейчас. Парень, судя по всему, собрался уйти, так что набившись в попутчицы, она ничем ему не навредит. Возможно, задержит на несколько дней, которые потребуются на сборы, но он может преспокойно провести их, закрывшись в башне, изображая обиду и не показываясь на глаза Правителю. Да, решено, сегодня вечером!

Остаток дня Ив занималась собой. Она приняла ванну с ароматными эликсирами, свела с тела нежелательные волоски и сделала еще множество вещей, которые женщины считают необходимыми для улучшения своей внешности. Девушка прекрасно понимала: Филип в его состоянии не оценит такие тонкости, он, скорей всего, был бы безмерно счастлив зажать в уголке потную кухарку не первой молодости. А ей все равно хотелось быть безупречной — и для себя, и для него. Адово пламя, ни один мужчина не смотрел на нее с таким откровенным восхищением! Это заслуживает награды.

Ив не долго размышляла, что одеть — пожалуй, в первый раз ничего не потребуется, будет только мешать. И вот, когда за окнами стало смеркаться, а в саду защелкали первые соловьи, дочь Правителя закуталась в плащ и нырнула в потайной ход.

Путь к Западной башне уже стал привычен и быстро закончился. Ив, предварительно убедившись, что Филип спит, выскользнула из гардероба, тихонько прокралась вниз и проверила, надежно ли заперта дверь в покои. Постояла немного, смиряя дыхание, и двинулась вверх по лестнице.

Подошла к кровати, сбросила плащ, осторожно отогнула покрывало, постелила принесенную с собой простыню, сложенную в несколько раз. Нельзя, чтобы слуги увидели на постели ее девственную кровь.

Девушка помедлила еще мгновение и устроилась рядом с Филипом, который спокойно спал, лежа на спине. Под боком у парня было тепло, а она замерзла, пока шла по проходу, да и волнение давало себя знать — кисти рук и ступни стали ледяными. Вот притронется сейчас к нему, он проснется и обзовет Ледяницей... Отец Небесный, какая чушь в голову лезет! Ив поерзала, надеясь, что движение разбудит Филипа. Как бы не так! Ничего себе, дрыхнут разбойнички. Странно, что Правитель до сих пор их не переловил.

Девушка придвинулась к парню вплотную, ткнулась носом в плечо. А он хорошо пахнет, хотя, кажется, не купался перед сном. Ох, сколько можно медлить! Ив приподнялась и поцеловала спящего в губы, ощущая покалывание отросшей за день щетины. Не успела опомниться, как оказалась в кольце рук, девичий поцелуй закончился, теперь целовали ее, и ничего не оставалось, как сдаться опытным устам разбойника.

Сон Филипа истончился, когда кто-то устроился рядом на кровати. Происходящее было столь невероятным, что парень решил не открывать глаз, не прогонять до странности реальное видение. Он лежал и ждал, что будет дальше. Дальше последовали несмелые прикосновения, сначала к плечу, потом к губам. Нет, это все же явь, и хотя дверь в покои заперта, в постели он уже не один.

Парень поскорей обнял незваную гостью, проверив мимолетным касанием, не гость ли это (чего только не случается в наш безнравственный век!). Уловил аромат цветущих апельсинов и сомкнул объятия крепче. На сей раз зеленоглазая кошечка никуда от него не денется. А может, это опять сон, как прошлой ночью? Даже если так, пускай! Сновидение осязаемо и обоняемо, так что просыпаться в ближайшее время он не собирается.

Девица оказалась не робкого десятка. Прижалась к нему, скользнула рукой по груди, животу, наткнулась на отвердевшую плоть, но не стала ни выворачиваться, ни визжать. Провела до самого основания, вздохнула судорожно. Он острожно уложил девушку на спину, погладил шелковистую кожу бедер, разводя их в стороны. На ощупь ничего себе ножки, просто прикоснуться приятно, не говоря уж о том, чтобы устроиться между ними. Девчонка так и тает, надо же. Изголодалась, как и он? Такая красотка?..

Внезапно девушка коротко застонала. Вот дурочка, не сказала, что он у нее первый! Хорошо, привык сдерживаться, двигался медленно и осторожно с любой. Меньше всего хочется сделать ей больно, отпугнуть.

— Почему ты медлишь? — задыхающийся шепот обжег его ухо. Святые Небеса, только б не потерять голову окончательно... Кто бы мог подумать, что она девственна? Ни смущения, ни страха, еще и подгоняет...

— Не хочу причинить тебе боль, — он остановился, приподнялся, пытаясь разглядеть ее лицо.

— Я скажу, если станет больно, — подалась бедрами ему навстречу и тут же снова застонала. Он отпрянул, как ни хотелось сделать обратное. — Нет, — зашептала, устремляясь за ним. — Куда ты? Было так хорошо...

— Хорошо? Я думал, больно, — его начало трясти от возбуждения.

Сил противиться желанию почти не осталось, и он стал действовать быстрее, девушка простонала "да, да", потом впилась губами в его рот. Ну и пыл... Отец Небесный, да она, кажется... Вот тут Филип окончательно потерял голову и после не помнил ничего, кроме сумасшедшего наслаждения.

Когда пришел в себя, сердце уже начало успокаиваться, а во всем теле блуждала такая сладкая истома, какой он прежде, пожалуй, не испытывал.

— ...боялась, у меня не получится, — шепот смолк, мягкие губы коснулись его лица, ласковые пальчики скользнули в волосы.

— Что не получится? — ляпнул и тут же пожалел. Вдруг он ее смутит, обидит, и она больше не появится?

— Ты дразнишься? Я несколько минут распиналась...

— Нет-нет, что ты! Какое там "дразнишься"! Я в себя не мог прийти после... Ну... — адова кочерыжка, чем сильней бишься сморозить глупость или грубость, тем скорей это сделаешь!

— А-а, так это правда, — тон стал спокойным, едва ли не понимающим. — Мужчины, удовлетворяя желание, и в самом деле теряют рассудок. Я боялась, не будет хорошо, потому что ты... Он... — замолчала на минуту, потом решилась и выпалила: — Он очень большой!

Филип тихо рассмеялся и прижал девушку к себе.

— Нет, я не теряю рассудок во время... кхм... Во всяком случае, прежде ни разу не терял. А с тобой... Он и вправду слишком большой, и ни с кем у меня не получалось так хорошо, как сейчас. Тебе же не было больно? — уточнил на всякий случай.

— Только в начале, чуть-чуть, как и положено в первый раз. Но вообще-то я страшно волновалась, и не совсем хорошо помню свои ощущения. Давай попробуем еще?

— Обязательно! Можно сначала взглянуть на тебя?

— Боишься, что к тебе забралась престарелая дурнушка? — хихикнула более чем молодо. — Смотри сколько хочешь, но сперва задерни занавеси на окнах.

Он не стал тратить время на шуточки, пока было не до них, встал и принялся завешивать окна. Хорошо, что кошечка напомнила, сам бы ни за что не сообразил, а рисковать не следует. В побеге теперь смысла нет, зато требуется сохранить эту ночь в тайне. Филип с некоторым трудом (руки тряслись от недавно ушедшего возбуждения) зажег свечу и взглянул на незнакомку.

Дурнушка не первой молодости, щас. Даже если б это оказалась не зеленоглазка, на ощупь она была очень даже гладенькая и упругая. К тому же, ее скрытые достоинства заставили б смириться с любой внешностью. Но ему наконец невероятно, сказочно, повезло. На кровати сидела та самая кошечка из сада, только волосы не были собраны в затейливую прическу, а рассыпались по белоснежным плечам. Ну, и конечно, никакое платье не мешало видеть ее восхитительное тело. Святые Небеса, эта красавица только что принадлежала ему! И, кажется, хотела повторить...

Повторяли они до рассвета, могли бы, наверное, и дольше, но стоило занавесям посветлеть, как девушка засобиралась уходить. Филип с неохотой выпустил ее из объятий.

— Ты еще придешь?

— Непременно! — она аккуратно складывала простыню, кое-где перепачканную красным.

— Как тебя зовут? И как ты попала сюда? Я всегда запираю...

— Давай поговорим вечером? — она взглянула на него, отстраненное выражение лица сменила улыбка, глаза потеплели. — Мне было очень хорошо. Спасибо, — нагнулась к Филипу, поцеловала в губы.

— Мне тоже. И...

— Я почувствовала, — это прозвучало уже не столько с нежностью, сколько с иронией. — Ты и сейчас светишься. Постарайся не разболтать никому обо мне и этой ночи. Не хочу сплетен на свой счет.

— Можешь быть совершенно спокойна, — усмехнулся. — От меня никто ничего не узнает. А если не хочешь сплетен, поменьше откровенничай с подружками.

— У меня их нет, — ни огорчения, ни обиды, просто поставила в известность.

Филип рассеянно смотрел, как она закутывается в плащ и, махнув на прощание, скрывается за дверью гардероба. Странная девица... Впрочем, что ему ее странности? Она невероятно хороша, и в постели совсем другая — нежная, страстная. А стоило встать — превратилась в рассудительную холодную особу. Как она складывала испачканную простыню! Будто не стонала на ней всю ночь от наслаждения. Может, смущается из-за того, что сама пришла к нему, залезла в постель к мужчине? Это, конечно, не в традициях благородных девиц, а кошечка, несомненно, из их числа. Чересчур правильная речь, манеры, вся такая ухоженная, пахнет хорошо, ручки мягкие, надменность нет-нет да и проскальзывает.

Филип попробовал уснуть — безуспешно, не смотря на усталость. Слишком невероятно хорошо случившееся этой ночью. "А вдруг это все-таки был сон?" — мелькнула шальная мысль. Ну да, щас. Достаточно взглянуть на стертое и поникшее достоинство, чтобы убедиться: после появления нежданной гостьи он не уснул ни на миг. Эх, нужно вставать и идти в купальню. Не хочется смывать запах девушки, но он будет слишком будоражить, и крестный может что-то заподозрить.

Взглянув мельком в зеркало, Филип поразился. Как там она сказала? Светишься? Пожалуй, так и есть, и удивляться, по большому счету, нечему. Ночью его посетила воплощенная мечта, в которой не было ни одного изъяна, и посетила очень вовремя. Теперь, даже если она больше не придет, он продержится еще месяц, а дальше... Дальше приложит все усилия, чтобы найти и заполучить зеленоглазку. С этим не должно быть особенных сложностей — женщинам он всегда нравился, за исключением одной части, но и с ней почти все мирились. А у кошечки и вовсе не возникло никаких затруднений, даром что она пришла к нему девственницей. Подарок Небес! Вот только непонятно, за что? Ведь не за разбой же?

Правитель уже приступил к завтраку, но вполне миролюбиво приветствовал опоздавшего крестника — незачем усугублять вчерашнюю размолвку. Хьюго вгляделся в лицо Филипа и с облегчением обнаружил, что, хотя парень и выглядит усталым, глаза смотрят спокойно и умиротворенно.

— Вижу, тебе стало лучше? — осторожно спросил он.

— Да, спасибо. Повезло уломать одного смазливого паренька из слуг, — вытянувшаяся физиономия крестного доставила немало удовольствия. — Оруженосцы в любом походе всегда под рукой, не правда ли? Да успокойтесь, ваше величество! Подобный выход не для меня. Я всего лишь воспользовался вашим любезным советом: засунул гордость в... кхм... и слегка перетрудил руку...

— Шут... — Хьюго едва сдержал вздох облегчения. Прививать крестнику вкус к юношам намерения не имелось.

Филип, не теряя времени, набросился на еду — после веселой ночки терзал зверский голод. Как бы исхитриться и поспать днем, чтобы к приходу кошечки быть пободрей? А может, слинять снова к роднику под стеной? Вдруг она опять туда заявится?..

Правитель с удовлетворением отметил про себя, что к парню вернулся аппетит. Все-таки насколько легче справиться с мальчишкой, чем с девицей! Месяца не прошло, а он расстался с прежней дурью. Хотя нет, шуточки паршивец по-прежнему шутит премерзкие, но это ерунда по сравнению с выходками Евангелины. Кстати, с девчонкой нужно сегодня же договориться об одном деле...

— Ты меня порадовал, — обратился Хьюго к Филипу, уплетавшему за обе щеки оладьи с малиновым вареньем. Парень утер рот, сглотнул и уставился на крестного едва ли не с почтением. — Взялся, наконец, за ум.

— Ну, вообще-то не за ум, — щенок для вида потупился, но тут же вскинул глаза и расплылся в гадостной улыбочке.

— Я готов выносить твои шуточки лишь в очень умеренных дозах. На сегодня довольно.

— Простите, крестный.

— Закончишь трапезу — отправляйся отдыхать. Судя по твоему изможденному виду, ночка выдалась бессонная.

— С-спасибо, — Филип не поверил своим ушам. Похоже, кошечка принесла ему удачу — ломал голову, как бы отделаться от Адингтона, и вот пожалуйста! Только б не надоесть девице через пару дней...

— Пустое, не благодари, — благодушно махнул рукой Правитель. — Придешь в себя окончательно, возвращайся к прежнему распорядку. За исключением, пожалуй, пьянок в казармах.

— Согласен.

Общество друзей на время потеряло свою привлекательность, ведь вечера теперь обещали быть куда приятней и интереснее. Гвардейцам придется подождать, пока в голове лорда Олкрофта перестанет мутиться при мысли о близости с некоей зеленоглазой красоткой.

— Отлично, — настроение Хьюго стремительно улучшалось. А вчера он был почти уверен, что парень не выдержит и выкинет какую-нибудь глупость. Даже распорядился поставить на все выходы в город людей из Тайной службы. — И последнее на сегодня. Через месяц во дворце состоится ежегодный Весенний бал. Ты посетишь его и познакомишься с моей дочерью.

— Зачем?! — Филип выглядел совершенно огорошенным. — Вы же говорили, она для меня не существует.

— Не существует как женщина, — терпеливо пояснил Правитель. — Можешь смотреть на нее как на сестру. Я должен проверить, хорошо ли ты научился управлять животными желаниями. Сумеешь вести себя рядом с ней по-человечески — получишь полную свободу в отношении любой юбки, кроме, конечно, Евангелины. Не сумеешь... Ну, тут придется думать, что с тобой делать.

— Ну и причуды у вас, крестный! Да и с женщинами отношения, похоже... — Филип не стал заканчивать, заметив, как темнеет лицо Правителя. — Выбора у меня нет, как я понимаю? — спросил он после непродолжительного молчания.

— Нет.

— Ну, тогда пойду и познакомлюсь, что ж делать. Только, ваше величество, не сочтите за дерзость. Я слыхал, ваша дочь, как бы это помягче выразиться, раз шутить больше нельзя... Особа с непростым нравом. Обидно будет попасть на виселицу из-за капризов взбалмошной девицы.

— Рад, что ты еще до знакомства трезво оцениваешь первую красавицу Алтона. Да, норов у нее — хуже нет. Но на балу девчонка будет шелковой, обещаю. К тому же вас не оставят без надзора, я сам стану приглядывать. Если Евангелина что-то выкинет, то ей и придется отвечать, не тебе.

— Спасибо, успокоили, — проворчал Филип. — Со мной вы лихо управляетесь, а что же с дочкой не получается?

* * *

Ив проснулась поздно, привычно потянулась и тут же охнула — тело отозвалось позабытыми ощущениями. Вернее, даже не позабытыми, а новыми — мышцы ныли не только и не столько в тех местах, что после плавания или упражнений с мечом. Девушка хихикнула в подушку. Не нужно было позволять Филипу вытворять такие штуки. Впрочем, она тоже хороша, не слишком от него отставала. Она хороша, он хорош... Да, действительно хорош. Кто бы мог подумать, что бывший разбойник окажется таким нежным и заботливым любовником! Хотя не зря же болтали, что женщины от него без ума... Почему он ходил в один и тот же бордель?..

Евангелина резко села и тряхнула головой. Думает совершенно не о том! Надо привести себя в порядок и заняться делами, их хватает. Осторожно спустила ноги с кровати, встала, сделала шаг. Странно, болит где угодно, только не там, внутри. Снадобье все-таки отлично работает — воспользовалась перед сном, а утром даже ходить получается. Ох, леди, хоть перед собой-то не разыгрывайте нежный невинный цветочек, который грубо растоптали грязные разбойничьи сапоги. Невинность была только телесная, и расставание с ней оказалось не столь ужасным, как в рассказах придворных дам. Ах, я неделю не могла с кровати встать, он мне все там разворотил своим... Видели б они его... Забавно, что у нее первая ночь с мужчиной оставила лишь приятные воспоминания. Интересно, он врал, что прежде ни с одной... Нет, хватит! Прямо помешательство какое-то! Нельзя постоянно думать об этом. Быстро принять ванну и приступать к сборам. Совершенно ни к чему задерживаться во дворце, подвергая Филипа опасности.

Ив отбирала самые необходимые и редкие ингридиенты, которые трудно будет достать в бегах (во всяком случае, поначалу), когда в дверь постучали. Служанка, почтительно потупившись, передала, что Правитель желает немедленно видеть дочь.

Девушка отправилась к отцу с некоторым беспокойством. Вряд ли старику что-то известно, но зачем понадобилось вызывать ее именно сейчас? Она ни в чем не провинилась — все последние недели была слишком занята подглядыванием за крестником Правителя. И сейчас с удовольствием пошла бы на галерею над Тренировочным залом, Филип наверняка занимается с гвардейцами, а ей так хочется видеть его... Ох, влепить бы себе пощечину!

В кабинет отца Евангелина вошла в должном настроении.

— Зачем вы хотели меня видеть? — вопросила с порога.

— Мне нужно, чтобы ты посетила Весенний бал. Он состоится через месяц.

— Я в состоянии следить за календарем. Опять придется обхаживать какого-нибудь заморского старикашку? Или кто-то из алтонских дворян заслужил поощрение?

Ив не любила балы и по своей воле никогда не показывалась в дни праздненств не только в Бальном зале, но и в прилежащих покоях. Посещать дворцовые увеселения приходилось по приказу отца.

Для Хьюго внешность Евангелины была очередным средством достижения тех или иных политических целей: заставить посла потерять голову накануне важных переговоров, улестить недовольного. Девчонка прекрасно справлялась с такими заданиями, правда, не упускала возможность выторговать что-то. В феод покойной супруги Правитель ее ни разу не отпустил, даже на короткий срок, но пришлось разрешить верховую езду, да еще в мужской одежде. Согласие герцог Адингтон дал исключительно ради того, чтобы посмеяться над нелепым видом дочери, сидящей в седле по-мужски, пусть и в штанах. Мерзавка и здесь не доставила отцу удовольствия: с легкостью взлетела на лошадь, пришпорила бедную животину и понеслась, хорошо не с гиканьем, как степные кочевники.

— Ты должна будешь познакомиться с Филипом.

— Правда? Зачем? — девушка с трудом подавила смешок. Со славным разбойником она уже познакомилась ближе некуда, но старый хрыч, хвала Небесам, об этом не знает.

— Хочу проверить парня. Посмотреть, насколько хорошо он научился сдерживать свои порывы в отношении женщин.

— Какая же это проверка? — теперь смех можно и не давить. — Здесь все будет зависеть от женщины.

— Ты будешь послушна, если не хочешь запятнать совесть кровью.

— Как мне надоел ваш шантаж! Почему бы хоть раз не попробовать другой подход? Запугивание или, наоборот, улещивание?

— Потому что с тобой шантаж действенней всего. Остальное — лишняя трата времени, я проверял.

Ив едва не заскрипела зубами. Старый хрыч слишком хорошо знает ее слабые стороны. Впрочем, это взаимно. Но многомудрый Правитель делает огромную ошибку, недооценивая дочь.

— Простите, я на секунду забыла, что беседую с самым выдающимся политиком современности.

— Надо же, у тебя хватило ума заметить, — Хьюго был удивлен, не почувствовав в словах дочери привычного яда.

— Что именно я должна делать на балу? — Ив опомнилась и сменила тактику. К чему вступать в препирательства с отцом, если ни она, ни Филип не пойдут на адово праздненство?

— Ты должна быть вежлива, доброжелательна и мила с парнем. Смотри на него как на брата. Разговаривайте, танцуйте, веселитесь по мере возможности и в рамках приличий. Да, будь готова, что к тебе зайдет мэтр Савиль, снять мерки.

— Мэтр Савиль? Боюсь, бедненький мальчик все-таки отправится на виселицу. Приготовьте заранее шелковую веревку с золотой нитью.

Савиль был самым известным и дорогим портным в столице, Ив не раз видела его творения на придворных. Невзрачные замухрышки обоих полов в нарядах, созданных мэтром, выглядели не просто хорошо, а весьма и весьма соблазнительно.

— Судьба Филипа в его собственных руках, — пожал плечами Хьюго. — Шелковую веревку можешь поискать сама в модных лавках. Думаю, парень оценит. Увы, другого выхода нет, я должен подвергнуть крестника этому испытанию.

— Меня мало интересует кто из вас кому должен, — Евангелина скорчила презрительную гримаску. — Над просьбой обещаю подумать, если вы прислушаетесь к моей. Надеюсь, ваше величество не забыли своего обещания исполнить мое желание?

— Ну и что же ты хочешь?

— Сущий пустяк! Вам это не будет стоить и медяка. Я хочу, чтобы герцог Олкрофт обучил меня владеть мечом.

Правитель расхохотался.

— Надоело подглядывать за спальнями, обосновалась теперь в Тренировочном зале? Ты уже просила как-то об упражнениях с мечом. Забыла, что я ответил?

— Нет, отчего ж. Прекрасно помню. Вы сказали: гусыне крылья не нужны.

— Повторить?

— Повторяйте, пока язык не отвалится, если угодно. Я скажу один раз: не выполните мое желание — не стану обжиматься с драгоценным крестником на Весеннем балу!

— Дерзкая тварь!

Ив поджала губы и промолчала, в глубине души ликуя. Наконец-то удалось ответить на давнее оскорбление! Да и в целом вышло удачно: легко соглашаться было нельзя, у хрыча тут же проснулись бы подозрения.

— Хорошо, я выполню твое желание, — с неохотой ответил Правитель. — Естественно, лишь в том случае, если Филип выдержит испытание. И я не стану заставлять крестника обучать женщину, у него будет полное право отказаться.

— Мне достаточно вашего слова, — надменно заявила Ив, надеясь, что об уроках будет договариваться сама, без посредничества отца. И вряд ли получит отказ.

* * *

Евангелина провела день за сборами, то и дело отгоняя мысли о Филипе и воспоминания о минувшей ночи. Чем дальше на запад уходило солнце, тем трудней становилось сосредоточиться на необходимых за стенами дворца вещах. Наконец девушка не выдержала, спрятала кожаную сумку, заполненную едва ли наполовину, в потайном отделении под днищем шкафа, и чуть ли не бегом кинулась в купальню, освежиться. Потом надела прямо на голое тело одно из весьма откровенных платьев, в которых принято было появляться на балах, закуталась в плащ, чтобы не насобирать на юбку паутины, и отправилась в Западную башню.

Добравшись до цели, заглянула в глазки, проверяя, нет ли в покоях посторонних. Объявиться у Филипа на глазах слуги или, еще хуже, Правителя, не улыбалось. К счастью, все было спокойно. Ив вошла в спальню и услыхала плеск воды, доносившийся из купальни. Девушка решила не мешать омовению, устроилась на кровати, постаравшись принять соблазнительную позу.

Долго ждать не пришлось. Бывший разбойник в чем мать родила ступил в комнату, увидел гостью и разулыбался.

— Не знаю, чего мне больше хочется: не спеша снять с тебя это платье или быстро задрать подол.

— У нас хватит времени и на то, и на другое. Начать, наверное, лучше с подола, — Ив медленно потянула юбку, обнажая стройную ножку.

Филип тут же оказался рядом и одним рывком закончил начатое гостьей, заодно переворачивая девушку на живот. Да она голая под платьем! Вот проказница... Его желание пока не нуждается в подхлестывании, наоборот, охолонуть бы слегка...

— Тебе не будет больно? — в последний момент трезвая мысль все же разогнала сгущающийся вязкий туман. — Крови ночью было немного, но все же...

— Не беспокойся. У меня есть хорошие снадобья, все уже зажило. И, кстати, забеременеть случайно мне не грозит по той же причине. Если тебя вообще тревожат такие мелочи, — девица обернулась и глянула едва ли не с издевкой.

— Вообще тревожат, с тобой — нет, — неожиданно для себя буркнул он, ибо ее неласковый взгляд притушил желание. — Бастарды мне не нужны, а если ты понесешь, то придется выйти за меня замуж.

Ив прыснула, на душе стало до странности легко. Адово пламя, какой самоуверенный наглец! Совершенно не похож на мужчин, за которыми она иной раз наблюдала через глазки. И у нее нет никаких сил противиться его улыбке, собственное лицо предает, тут же расцветая в ответной.

Филип с облегчением заметил, что ледяные иглы исчезли из глаз девушки, а словам так легко запретить слетать с языка, если занять его поцелуем...

За окнами совсем стемнело, когда парочка пришла в себя на измятой постели.

— Я не успел поужинать. Все так и стоит внизу, — сказал Филип. — Принести сюда или предпочитаешь трапезничать за столом?

— Сюда, — ответила Ив, с удивлением ощущая просто ужасающий голод. Впрочем, чего и ожидать, если днем кусок в горло не лез?

— Как же тебя зовут? — парень быстро натянул штаны и завороженно смотрел, как поднявшаяся с кровати девушка зажигает свечи в одном из канделябров, совершенно не стесняясь собственной наготы. Хотя чего ей смущаться, такой красавице?

— Тебе непременно хочется получить ответ прямо сейчас? — обернулась, нахмурившись.

— Конечно, — кивнул он. — Я ведь все равно узнаю.

— Не сомневаюсь. Да и прятаться нет смысла, — вздохнула она.

Говорить о делах Ив не хотелось. О, конечно, она нашла бы в течении ночи удачную минуту для разговора, но сейчас Филип выглядел слишком открытым, умиротворенным и... беззащитным, чтобы наносить такой удар. Но темнить, юлить и уходить от ответа, глупо хихикая, на манер придворных дам, казалось недостойным.

Девушка вздохнула, не глядя на Филипа сдернула со спинки стула свой плащ и накинула на плечи. Кто знает, как он воспримет известие? Сейчас его взгляд ласкает, а потом? Лучше хоть как-то отгородиться, да и знобко после захода солнца в каменных стенах, до летней жары еще далеко...

— Евангелина Адингтон, — произнесла она и взглянула в лицо мужчины.

Филип, и без того удивленный ее зябким укутыванием, в первый момент вовсе потерял дар речи, потом растерянно спросил:

— Шутишь?

Нет, какие тут шутки? Глядит, будто смертный приговор читает. Адова кочерыжка, какой же он болван! Ледяница! Зимний холод нет-нет да и проглядывал в ее лице и взгляде. И она похожа на отца, очень похожа, сейчас отлично видно. Но ни один мужчина не заметил бы этого, не будучи поставлен в известность. Где уж тут замечать фамильное сходство, когда, позабыв обо всем, любуешься небесным видением...

— К сожалению, нет, — деловой тон девушки мигом вернул Филипа в явь.

— А я-то решил, мне, наконец, повезло! — шагнул к ней, сжав кулаки, сам не осознавая своих намерений, она отшатнулась, заставив его остановиться. — Столько лет искать женщину, подходящую в постели, и нежданно-негаданно получить ее. Не какую-нибудь дурнушку-потаскушку, пропустившую через себя незнамо сколько мужчин, нет, самую настоящую мечту, принцессу-грёзу, — Филип медленно приблизился к Ив, завороженной не столько его словами, сколько неожиданно изменившимся тоном. Поднял руку, осторожно отвел с ее лица волосы, дотронулся до припухших от поцелуев губ. Схватившиеся льдом зеленые глаза заблестели вешними водами. — Но нет... мое везение по-прежнему со мной... — с видимой неохотой убрал руку, уронил вдоль тела. — Принцесса... оказывается той единственной, с которой мне никогда и ни за что нельзя трахаться!.. А я... еще и девственности ее лишил!..

Ив видела — он давится ругательствами, вероятно, не желая оскорблять ее слух, и поймала себя на том, что ищет, как бы сказать: ее стесняться не нужно.

— Ты знаешь, что со мной будет, если Правителю станет известно?

— Да, знаю, — вот тут Ив впервые за долгие годы ощутила, как неудержимо краснеет от стыда за свой поступок, и опустила голову. — Не волнуйся, от меня он не услышит ни слова.

— Ни слова? Мне ли не знать женщин! Стоит хоть чуть-чуть тебя обидеть, даже невольно, и ты побежишь...

— Я не выдам тебя ни при каких обстоятельствах, — стыд исчез, Евангелина вскинула голову. Филип вновь смотрел сердито. — Поверь, я знаю цену слову. К тому же, насколько я поняла, тебе надоело терпеть издевательства старика. Ты ведь собираешься бежать?

— Собирался, ваше высочество, собирался. До незабвенной ночи с вами. После необходимость в побеге отпала, хотя сейчас... — он озирался по сторонам, будто в поисках чего-то.

Недоумение Евангелины быстро сменилось пониманием. Она обошла Филипа, который тут же развернулся вслед за ней, подтверждая догадку, шагнула к стулу и сдернула со спинки мужскую рубаху тонкого полотна.

— Вот, возьми. Надень, если хочешь, — произнесла мягко, ибо его беспомощность, как уже было когда-то, вызвала жалость и желание помочь. — У тебя нет нужды от меня прятаться. Спину твою я видела, да и остальное...

— Когда ты умудрилась? — он удивленно уставился на нее. — Я не поворачивался и не спал... И что остальное?

Ив вздохнула. Разговор становился все более неприятным. А Филип слишком хорошо владел собой, он вовсе не потерял голову от близости первой красавицы Алтона, во всяком случае, не настолько, чтобы бездумно плясать под ее дудку.

— Мне известно, что ты много лет был разбойником, недавно попался, но избежал виселицы. Я знаю и о твоем происхождении, и о договоре с Правителем. Мельком видела тебя у позорного столба (при этих словах Филип нервно сглотнул), после выхаживала. Успела в подробностях разглядеть, как разукрасили твою спину по милости моего любезного батюшки, — буднично произнесла девушка.

Филип уронил рубаху, совершенно забыв о ее существовании, сел на кровать и запустил пальцы обеих рук в волосы, с трудом сдерживаясь, чтобы не стонать. Больше всего хотелось провалиться сквозь землю.

Ив двинулась было к нему, но остановилась, не представляя, чем может помочь. Пожалуй, сейчас любые утешения прозвучат нелепо. Да и нужно ли его утешать? Она совсем не знает этого мужчину. Как изменилось его лицо, стоило услышать ее имя... Вот сядет она рядом, попробует обнять, а он как заедет ей по физиономии и побежит все рассказывать крестному, вымаливая прощение.

Ив уже подумывала, как бы ей исхитриться и незаметно подобраться к гардеробу, когда Филип, слегка совладав с собой, спросил:

— Ты прошлой ночью знала, что идешь к Жеребцу? Я-то думал, ты считаешь меня...

— Мне безразлично имя. Что ты так цепляешься за свои прозвания? Я пришла к тебе.

— Чтобы насолить отцу? — он снова смотрел зло, ибо уязвленная гордость жгла невыносимо.

— Насолить отцу? Какое мелкое желание! — презрительно бросила Ив. — Ради его осуществления ты валялся в грязи последние десять лет?

— И что же заставило ваше высочество выбрать разбойника? — парень будто не расслышал последней фразы. — То самое, за что мне дали прозвище?

Девушка неожиданно фыркнула от смеха.

— Да вы действительно ни о чем думать не можете, кроме своих причиндалов! — потом серьезно взглянула на недоумевающего Филипа, который до сегодняшнего вечера имел, оказывается, совершенно неверное представление о благородных леди. — Ты сам меня заставил. Не надо было смотреть так, как ты смотрел там, у родника... Принцесса-грёза... — она потупилась и покраснела.

— Прости, — с неохотой выдавил парень. — Я был непозволительно груб.

— Ничего, я не обиделась, — Ив осмелела и уселась рядом, правда, плащ снимать не спешила. — Доля правды в твоих словах есть, мне хотелось заполучить и то самое.

— Спасибо за откровенность, — Филип взглянул на нее, изобразив подобие улыбки. — Похоже, гвардейцы и крестный не врали насчет твоего норова.

— Будто у тебя он ангельский!

— Нет, не ангельский, — вздохнул бывший разбойник. — Значит, это ты так быстро поставила меня на ноги? У меня мелькнула мысль, но уж слишком невероятным казалось...

— Да. Я умею готовить неплохие снадобья и разбираюсь во врачевании. И то, что я сказала в отношении себя...

— А, да... Спасибо... Я бредил? — он смотрел с беспокойством, девушка кивнула. — Адова кочерыжка! Представляю, чего ты наслушалась!

— Да ничего особенно интересного. Я рассчитывала на большее. Правда, ругаешься ты потрясающе. Объяснишь значение некоторых выражений? — глянула так лукаво, что Филип невольно улыбнулся в ответ, легко, по-настоящему.

— Не только объясню, но и покажу кое-что на деле.

— Чудесно! — Ив перестала комкать плащ у горла. — Я опасалась, что ты больше ко мне не притронешься.

— Лучше б и правда не трогать... — он задумчиво смотрел на девушку, снова мрачнея. — И так натворил достаточно.

— Что ж, давай закончим! Голод утолил, продержишься месяц до Весеннего бала. А там все столичные красавицы будут к твоим услугам!

— А ты, часом, не спутала меня с одним из придворных хлыщей? — оскорбился Филип. — Отказаться от мечты? Не надейся! Если суждено кончить жизнь на виселице, то хоть умру счастливым.

— Дурачок... — Ив запустила пальцы ему в волосы. — Давай уедем. Следующей ночью. Я знаю, как незаметно выбраться из дворца и где спрятаться. Мне хорошо с тобой...

Он прикрыл глаза и какое-то время наслаждался лаской, потом поймал руку девушки и поцеловал ладонь.

— Кто из нас небольшого ума? — пробормотал, прикасаясь губами к жилкам, проглядывающим сквозь кожу на хрупком запястье. — Адингтон нас из-под земли достанет.

— Нет! В моем убежище никто нас не найдет.

— Энджи, — он оторвался от ее руки и заглянул в глаза. — Даже если так, я не могу.

— Чего не можешь?

— Обмануть доверие крестного.

— Да ты уже...

— Если мы будем осторожны, он не узнает. Сбежим — правда откроется не только ему.

— Но если все откроется, пока мы здесь, он убьет тебя! — Ив в отчаянии ломала пальцы. Отец Небесный, какой самонадеянной дурой она была! Решила, что сможет управлять мужчиной, который, будучи на волосок от смерти, бесшабашно дерзил Правителю! О да, она могла бы найти способ заставить Филипа выполнить любую ее прихоть, но на это требовалось время и... желание. А ей вовсе не улыбается прибегать к мерзким приемчикам старого хрыча. — Старик не нарушает слова, а повесить тебя в случае неповиновения он обещал нам обоим!

— О-о, ты пыталась подобраться ко мне законным путем?

— Филип, как ты можешь нести чушь, когда речь идет о твоей жизни?! Я не приду больше, сбегу одна, как давно собиралась, — она попыталась встать, но тут же была притянута на кровать и опрокинута на спину, а бывший разбойник навис над ней, и его рыжевато-русые пряди щекотали лицо.

— Если перестанешь приходить, придется искать тебя, рискуя жизнью. Сбежишь — помогу крестному вернуть беглянку, может, тогда он смягчится.

— Ты шут, старик прав! — страх за Филипа леденил изнутри, но где-то в груди зарождался смех. Разве могла она предположить, что рядом с этим прохвостом на душе будет так легко? — И не смей меня шантажировать!

— О, моя леди, какой шантаж? Я всего лишь поставил вас в известность о своих планах в ответ на ваши.

— Не рассчитывай, что его величество смягчится и сам предложит тебе мою руку. Постой-ка, — Ив с подозрением взглянула в ухмыляющуюся физиономию. — Ты всерьез привязался к нему? Считаешь отцом, раз он относится к тебе лучше, чем покойный герцог Олкрофт?

— Какая умная! — Филипа разозлила легкость, с которой девушка его раскусила. Он выпустил ее и, сгорбившись, уселся на краю кровати, похожий на нахохлившуюся птицу. — И откуда ты знаешь, как относился ко мне старый Олкрофт?

— Я следила за тобой с самого начала, слышала большинство разговоров со стариком. Весь замок прошит потайными ходами, в которых хватает глазков. Как, по-твоему, я прохожу сюда? — Ив села рядом, на этот раз прижавшись потеснее. — Филип, у меня очень дурной норов, ты же сам видишь. Давай перестанем...

— Нет. Я своего решения не изменю. Разве что... — Девушка взглянула на него с надеждой. — Не вечно же Адингтон будет держать меня при себе. Наверняка рано или поздно отправит в феод Олкрофтов, выполнять долг лорда. Тогда мы могли бы встретиться за стенами столицы...

— И сколько придется ждать, ты подумал? Да и в чем разница? Отец все поймет, когда я исчезну, а ты не появишься в родовом замке. — Филип молчал. — Адово пламя, ну почему я не встретила тебя на большой дороге? От вашей праведности, мой лорд, просто с души воротит.

— Бедняжка! — хмыкнул он. — Я совсем не тот, кто тебе нужен. Наткнись ты на мою шайку, и ей пришел бы конец. Разве можно думать о набегах, золоте и пленницах, когда под боком мурлычет очаровательная зеленоглазая кошечка? Способная на то, что другим не под силу. Увез бы тебя подальше, хоть на Архипелаг, и год не выпускал из постели. — Ив с неудовольствием ощутила, что незатейливый план не вызывает у нее должного возмущения. — Что до моего предложения подождать и уехать порознь. Да, конечно, крестный все поймет, но у него будет возможность избежать широкой огласки и позора.

— Все-таки печешься о нем, — с грустью сказала Ив. — А он тебя не пощадит.

— Он меня уже пощадил. Не хочу быть совсем уж неблагодарным.

— Он пощадил тебя не из любви, — (к удивлению Филипа дочь крестного едва ли не брезгливо поморщилась, произнося это слово), — и не из добрых чувств, а из каких-то своих соображений, о которых я пока не знаю. И пощадил-то мелочно, поставив к позорному столбу.

— Значит, не хочу уподобляться ему, — он одарил ее таким взглядом, что Евангелина тут же прикусила язык. В стычках с отцом силы придавала ненависть, а на что опереться сейчас?

— Он души не чает в тебе, ты, как оказалось — в нем. А я по-прежнему никому не нужна, — Ну вот, нашла в чем черпать силы — в обиде. Какое унижение... Но с ним можно было б смириться, если только удастся заставить упрямца переменить решение! — Подумай, каково будет мне, если тебя повесят? Понимаю, что совершила ошибку, но я пытаюсь ее исправить...

— Пока нечего исправлять, Энджи. Вот если крестный поймает нас, тогда...

— Даже не заикайся об этом, не кличь беду! — Ив была очень суеверной — сказывалось проведенное в далеком феоде детство. — Меня он не раскусит. А ты сумеешь притворяться?

— Сумею, конечно сумею. — Из-за чего она больше волнуется? Из-за своей ошибки или из-за него? Да есть ли разница? — Сними, наконец, накидку, я не отпущу тебя до утра. Да ты совсем закоченела! — Он отбросил тонкий плащ и принялся укутывать девушку в покрывало. — Сейчас принесу вина, еды... Адова кочерыжка, как же я проголодался! Ты, наверное, тоже? — Она закивала. — И выброси из головы глупости о том, что никому не нужна, если и вправду в это веришь. Не знаю, что там у вас за сложности с крестным, но я... — замялся на мгновение, потом прямо, не прячась, взглянул ей в лицо. — От меня вы не отделаетесь, моя леди.

IV

Евангелина и Филип стали проводить вместе каждую ночь. Девушка попыталась как-то вечером не пойти в Западную башню, уж очень тревожило ставшее едва ли не навязчивым желание быть рядом с любовником. Промаялась около часа, но под конец беспокойство, что бывший разбойник, не дождавшись ее, выкинет какую-нибудь глупость, пересилило.

Ругая себя, Ив переступила порог потайной двери. Она только заглянет в глазок, проверит, как там Филип, и тут же вернется. Стоило оказаться в проходе, идущем в юго-западной стене, как впереди блеснула золотистая звездочка: кто-то шел навстречу, разгоняя мрак горящей свечой. Девушка лишь минуту колебалась, потом сжала зубы и двинулась вперед. Кем бы ни был неизвестный, у нее имеется разрешение Правителя бывать в лабиринте. А есть ли оно у того, другого? Возможно, это сам Хьюго бродит сегодня по крысиным норам, хотя прежде она никогда не сталкивалась с ним в проходах.

Филип чуть не выронил свечу, когда из черноты впереди выступила донельзя рассерженная дочь крестного. Ринулась на него, прижала к стене.

— Что ты здесь делаешь?! — прошипела не хуже змеи. — Как сюда попал? Если старик узнает...

— Да пусть узнает. Он не запрещал мне соваться в потайной ход, — Филип отвел руку с огарком, чтобы не обжечь девушку и не заляпать ее одежду воском.

— Он думать не думает, что ты знаешь о существовании лабиринта, поэтому и не запрещал!

— Тише, тише, успокойся. Ты не появлялась, пришлось отправляться на поиски. Я предупреждал, помнишь? Пойдем отсюда, если опасаешься, что старик может застукать.

— Как ты открыл дверь? И как нашел дорогу? — Евангелина злилась, оттолкнула руку, когда Филип попытался приобнять ее.

— Пальцами открыл. Щупал стенки внутри гардероба, пока задняя не отъехала в сторону. А дорогу найти не трудно — шел туда, где паутины меньше. Да и направление прикидывал. Кайл... это мой друг, из гвардейцев...

— Знаю! Причем тут Кайл?

— Он как-то говорил, что ты живешь в Южной башне.

— А его приятель Шон наверняка съязвил, что Ледянице больше пристало обитать в Северной?

— С тобой приятно дело иметь, почти ничего объяснять не нужно.

— Прекрати, Филип! Быстро поворачивайся и топай в свою башню!

— А в гости не пригласишь?

— Нет! Меня не хватятся, если не отвечу на стук. А вот тебя — могут. Ступай же, я пойду следом, — Ив смирилась с тем, что отделаться от бывшего разбойника не удастся. Что ж, сама виновата. Хотела заполучить красавчика — наслаждайся! Только, увы-увы, не совсем понятно, кто кого заполучил.

Впрочем, Евангелина не слишком мучила себя подобными вопросами. Ее гораздо больше волновало, чтобы отец не пронюхал о творящемся у него под носом.

Здесь парочке повезло: Правителя очень мало интересовали взаимоотношения мужчин и женщин, равно как и все, с этим связанное. Проницательный, отлично разбирающийся в человеческой природе, Хьюго последним замечал романы, которые становились едва ли не единственным предметом обсуждения придворных и слуг. Об отношениях лорда Олкрофта и дочери Правителя, конечно, никто не знал, но гвардейцы уже переглядывались и подмигивали друг другу за спиной Филипа, быстро поняв, что новый приятель завел подружку.

Не одно пари заключили в казармах на предмет того, кто же сумел пленить крестника Правителя (спрашивать о таких вещах было не принято, обычно счастливец сам хвалился победой, но молодой герцог почему-то помалкивал). Мечтающие о легкой наживе стремились поспорить с Кайлом: тот был уверен, что Филипу удалось растопить сердце Ледяницы.

— Проиграешь свое жалкое наследство, прежде чем получишь, — подкалывал друга Шон. — Надо же выдумать такую хрень! Парень не знаком с Льдышкой. А и был бы — такие надменные цацы наверняка не в его вкусе.

— Наследство я намерен изрядно увеличить. Пожалуй, и удвоить получится, если ты подыграешь и начнешь всем рассказывать о слабости Филипа к пухленьким хохотушкам, — посмеивался Кайл. — Парочка прячется, огласка им ни к чему. Только слепой не заметит, как Старикан носится с крестником. Тут у главного несомненно большие планы. И, учитывая теплые отношения с дочерью, ему вряд ли понравится, что та решила заполучить парня в единоличное пользование. Может, он действительно знакомить их не хочет, чтобы факелом в солому не тыкать, выражаясь поэтически.

— Да с чего ты взял, что Филип понадобился Льдышке?

— Объясню, — важно заявил Кайл. — Видишь ли, я уверен, что у Евангелины недавно кто-то появился. Принцесса неплохо делает вид, будто жизнь по-прежнему сера и скучна. Ты и остальные, возможно, ничего не заметите, даже если приглядываться станете, но от меня ей не стпрятаться. С первых дней службы я не упускал возможности полюбоваться на ангела, иной раз нарочно искал, — молодой гвардеец вздохнул. — И теперь отлично вижу — даже ее движения стали другими, более мягкими, плавными. А глаза... На днях довелось случайно поймать ее взгляд. Не поверишь, чуть не ослеп от зеленого сияния! Евангелина тут же потупилась и, готов поклясться, была недовольна, что я разглядел. А уж как она похорошела!..

— Кайл, ты помешался на этой девчонке! — хмыкнул Шон. — "Зеленое сияние!" Крылья у нее за спиной не привиделись? Не поверишь, мне иногда кажется, что сзади из-под юбки небесного видения высовывается кончик чешуйчатого хвоста, а по пухлым губкам молниеносно проскальзывает раздвоенный язычок.

— С Филипом только не делись такими откровениями, — улыбнулся черноволосый гвардеец.

— Да, кстати, даже если ты прав, и Льдышка раздвинула-таки ножки, где доказательства, что счастливцем оказался наш друг?

— Шон, кота-то в пыли не валяй, — укоризненно покачал головой Кайл. — Кто еще из обитателей дворца способен на такой подвиг? К тому же Филип единственный появился при дворе недавно. Вряд ли Евангелина внезапно воспылала к кому-то, знакомому не первый год, согласись. — Шон неохотно кивнул. — Во-от. Зато неожиданно возник молодой герцог Олкрофт: красив, богат, искушен в обращении с женщинами и совсем не похож на привычных родовитых хлыщей. Что скажешь?

— Скажу, что Пышечка Мэгги на прошлой неделе поведала мне о новом конюхе. Молодой, красивый, обходительный, кое-в-чем вроды бы самому Жеребцу фору даст.

— Да, перед таким Евангелина точно не устояла б, — рассмеялся Кайл. — Кстати, что-то давно о разбойнике ничего не слышно.

— Во-во. Тайная служба им очень плотно занималась, а потом р-раз — и позабыли напрочь. Странно... Признаться, это занимает меня больше, чем шашни Льдышки.

* * *

Ив не была осведомлена о догадливости Кайла. В последнее время она не так уж много времени проводила в потайных проходах, следила лишь за Правителем, опасаясь отцовских козней. Девушка и за Филипом продолжала б приглядывать, но тот взял с нее слово, что она не станет делать это без его ведома.

— Ты следила за мной с самого начала, с первого разговора с крестным? — собравшись с духом, решил уточнить парень.

— Да, — Ив не доставил удовольствия вопрос, но она тоже хотела кое-что выяснить, поэтому ответила честно.

— Хорошо, не стал слушаться старика и передергивать, — проворчал Филип, пытаясь вспомнить, не откалывал ли еще чего, не менее предосудительного в глазах девушки.

— Была нужда подглядывать за кем-то в купальне! — фыркнула Ив. — Противно.

— Этим можно не только в купальне... — парень заметил, что подруга краснеет и разулыбался. — А-а, понятно... Не смущайся, у женщин это получается... Как бы сказать... Изящнее.

— Слушай, ты...

— Негодяй, разбойник и проходимец к вашим услугам, моя леди.

— Ответь-ка, почему ты ходил в один и тот же бордель? — как Ив и рассчитывала, вопрос мигом стер с лица Филипа обезоруживающую улыбку.

— Да тебе-то что за дело? — буркнул он.

— Не увиливай. У меня есть еще несколько щекотливых вопросов, на которые я должна получить ответы. Постарайся не лгать.

— Адова кочерыжка, вы с крестным друг друга стоите! Угораздило ж меня связаться с вами обоими. Ну, спрашивай. Отвечу честно, или, не обессудь, промолчу. — Что за наказание! Она умна, поэтому с ней большей частью легко и хорошо, но в иные моменты начинаешь тосковать по дурной бабенке с двумя-тремя мыслями о нарядах в кудрявой головке.

— Почему ты ходил...

— А, "Веселый бычок"! У меня там знакомая девчонка, редкая искусница и любительница больших...

— Я поняла.

— Не дуйся. Ей далеко до тебя.

— Угу. Как и всем остальным твоим женщинам, не так ли?

— Конечно! — Филип начинал недоумевать. Видно же, что ей неприятно (ему, кстати, тоже), но продолжает выспрашивать.

— А сколько их у тебя было?

— Я, по-твоему, считал? — она молча смотрела на него, ожидая ответа. — Наверное, несколько сотен, включая шлюх, — прикинул Филип. — К чему тебе? Ты ж знала, к кому в постель лезла.

— Не злись, — голос девушки прозвучал почти мягко. — Я должна выяснить, чтобы перестать думать об этом.

— О-о, ты обо мне думаешь?

— Болтун! У тебя была когда-нибудь постоянная подружка? Может, и сейчас есть?

— Не было! Я же сразу сказал, что ни с одной не получалось, как с тобой. К чему мне ущербная подружка? Вполне хватало многочисленных женщин.

— А силой ты когда-нибудь женщину брал?

— Нет! Не сочтите за хвастовство, ваше высочество, но при моей внешности и обходительности такой нужды ни разу не возникло, — усмехнулся Филип. — Иных пташек приходилось уговаривать, особенно редких в наш век девственниц, но большей частью красули сами были непрочь. Взять хоть вас, моя леди. Набросилась, аки изголодавшаяся львица.

Ив задала тревожившие ее вопросы, получила удовлетворительные ответы, в правдивости коих не сомневалась, и с легким сердцем кинулась на наглеца с кулаками. Эта потасовка, как и все предыдущие, закончилась в постели.

Дочь Правителя, когда удавалось забыть, какой опасности она подвергла Филипа, чувствовала себя едва ли не счастливой (утраченное со смертью матери ощущение). С бывшим разбойник было хорошо не только в постели, у Ив наконец-то появился друг, о котором она давно мечтала. Нет, она не поверяла ему сокровенные мысли и надежды, но смеялась его шуткам и с интересом слушала разбойничьи байки и рассказы о жизни за стенами дворца и столицы.

Филип тоже не спешил откровенничать с дочкой крестного. Он быстро разглядел, что Евангелина похожа на Адингтона не только внешне, и, значит, вряд ли умеет подличать. Зато обладает изощренным по части использования людских слабостей умом, и кто знает, как она пожелает распорядиться сведениями о его уязвимых местах. Он и так выдает себя каждую ночь с головой, но ведь нет никаких сил сдерживаться. Потащился, как щенок, искать ее покои, когда она то ли решила не приходить, то ли запоздала — так и не понял из путаных объяснений. Но постель постелью, в конце концов, кто из баб не знает, что мужикам это требуется гораздо больше, чем им? А вот задушевные беседы разумнее отложить до лучших времен, хотя очень хочется узнать, что за адова ерунда творится у Энджи с крестным. Она же от кончиков волос до кончиков ногтей папина дочка, и при этом едва ли не ненавидит отца, да и тот, похоже, ее за человека не считает. Но попробуй-ка спроси — тут же зафыркает, как рассерженная кошка, еще и про старого Олкрофта расспрашивать примется, а об этом рассказывать и вовсе не хочется...

* * *

Время шло, приближался Весенний бал. Ив ждала его с нетерпением, ведь после дурацкого праздника, на котором должно состояться их с Филипом "знакомство", начнутся занятия с мечом — в этом она не сомневалась. Да и платье от мэтра Савиля заставляло пребывать в приятном предвкушении.

Знаменитый портной пришел снимать мерки через день после разговора Правителя с Евангелиной о посещении бала. Девушка грустила — неизвестно, насколько искушен Филип в притворстве. Да, со стариком у него хорошо получается, она проверила. Парень взбрыкивает иногда для порядка, ворчит, что рукой почти не владеет, хрыч морщится, но в целом доволен страшно. Конечно, превратить мужчину в мальчишку-сопляка, которому женщины только снятся — что может быть приятнее? А сможет ли ее любовник вести себя столь же непосредственно, когда рядом будет она? Да и сама... Стоит ему улыбнуться... Адово пламя!

Поток невеселых мыслей прервал деликатный стук в дверь. Ив отправилась открывать — служанок она не держала, ибо мысль о том, что кто-то будет совать нос в ее дела, была невыносима. Да, к их помощи можно прибегнуть, одеваясь на бал. Одна и та же девушка, из самых порядочных и молчаливых, убирает покои дочери Правителя, но постоянно держать при себе болтушку, у которой ветер в голове? Нет уж!

На пороге стоял мэтр Савиль, невысокий полный человечек лет под пятьдесят, с холеным круглым лицом, проницательными черными глазами, большой лысиной ото лба и лихо закрученными щеголеватыми усиками.

— Приветствую, моя леди, — гость почтительно поклонился. — Его величество желает, чтобы я сшил для вас платье к Весеннему балу. Позволите ли вы снять мерки? — взглянул на девушку с некоторой тревогой.

Ив обворожительно улыбнулась и вежливо пригласила портного в комнату. Человечек выглядел едва ли не удивленным. "Похоже, старый хрыч предупредил о моем скверном нраве. Забавно будет переубедить Савиля. Если он болтлив — неплохо. Слухи о противоречивости леди Адингтон могут когда-нибудь оказаться на руку."

— Я должна раздеться, мэтр? — девушка прекрасно понимала, что портной такого уровня не станет снимать мерку поверх одежды, но раз уж решила играть добронравие, толика наивности не помешает. Да и почему играть? Она не стерва, хотя и может постоять за себя. Но Савиль не думает нападать, наоборот, смутился и мнется. Придется ему помочь. — Пойдемте наверх, там будет удобнее, — медовый голосок, ободряющая улыбка... Нет, не помогло. В чем же...

— Ваше высочество, не гневайтесь, молю, но раздеться вам необходимо полностью.

— Что-о? — Ив не поверила своим ушам и пристально взглянула на человечка. Тот был серьезен и преисполнен достоинства. — Я не ослышалась? — спрятать острый взгляд, изобразить смущенно-растерянный, хотя, видят Небеса, стесняться ей нечего, все это скорее смешно. — А его величество знает? — да, вот так, тихим голосом, потупившись.

— Пожалуйста, моя леди, не беспокойтесь! — портной, заметив ее смущение, несколько приободрился. — Отнеситесь к этому, как к визиту лекаря. Приношу глубочайшие извинения, но таков уж мой метод. И да, ваш батюшка знает.

— Я сделаю, как вы просите, но зачем?.. — Ив в самом деле разбирало любопытство. — Тонкая рубашка не помешает снять мерки.

— Ваше высочество, что вам ответить? Повторюсь: таков мой метод. Благодаря ему я достиг богатства и высокого положения. Мне удается шить красивую одежду, которая не только прекрасно сидит, но и очень удачно подчеркивает достоинства внешности, одновременно скрывая недостатки. Никто пока не жаловался, наоборот. Секрет в том, что для создания платья я должен увидеть человека полностью, без прикрас. В противном случае изобрести идеально подходящий наряд мне попросту не удастся, я уже пробовал... — Савиль осмелился поднять глаза на собеседницу. Та выглядела спокойной, заинтересованной и, пожалуй, понимающей. Неожиданно! Испорченные девицы из благородных так себя не ведут, а о норове дочери Правителя чего только не болтают. Его величество даже посулил дополнительное вознаграждение за возможные неудобства. Придется отказаться, какие тут неудобства — кроткая голубица...

— Любопытно, — Евангелина улыбнулась. — Вы меня заинтриговали, мэтр Савиль. У меня будет только одна просьба...

— Все что угодно, ваше высочество! — портной с досадой ощутил, что перед этой любезной красавицей начинает чувствовать себя мальчишкой. Пожалуй, еще и ночью приснится... Зачем ему такие влечения на старости лет? Впрочем, сорок семь — не такая уж старость...

— Не обсуждайте ни с кем мою скромную особу, хорошо? — дочь Правителя просительно улыбнулась. — Ненавижу сплетни на свой счет, их и без того хватает. К пересудам о моем нраве я почти привыкла, а услышать что-нибудь новенькое о том, какие у леди Адингтон кривые ноги, вздутый живот и отвисшая грудь будет весьма и весьма неприятно, даже если я знаю, что это не так.

— О, что вы, моя леди! Я никогда не обсуждаю своих клиентов, а уж вас — тем более! Знаю, что звучит это не слишком убедительно, портные славятся болтливостью, — он с досадой качнул головой, негодуя на собратьев по цеху. — Дело в том, что мой брат — адвокат, довольно известный, — Савиль скромно опустил глаза, и Ив заподозрила, что законник в своих кругах пользуется не меньшей славой, чем портной — в своих. — От него я и перенял этот прием: ни слова о клиентах. Вы можете навести справки...

— Я вам верю. Пойдемте, — Ив сделала приглашающий жест и направилась вверх по лестнице.

Попросив мэтра подождать, девушка вошла в купальню. Быстро разделась, окинула взглядом свое отражение. Следы от поцелуев Филипа не слишком бросались в глаза — он из осторожности оставлял их в малозаметных местах. Впрочем, герб Олкрофтов на темных пятнах отсутствует, так что беспокоиться не о чем. Мало ли кто их оставил? Возможно, одна из придворных дам... Ив представила, как перекосило б Хьюго, узнай он о связи дочери с женщиной, и развеселилась окончательно.

Савиль действительно оказался мастером своего дела, при виде обнаженной Евангелины выражение его лица ничуть не изменилось. Он в высшей степени деликатно, по возможности избегая прикосновений, снял необходимые мерки.

— Покорнейше благодарю, моя леди, — галантно подал ей шелковый халат, оставленный на кровати. — Его величество поставил передо мной непростую задачу, но я невыразимо благодарен за оказанную честь. Впервые в жизни мне довелось лицезреть столь совершенный женский облик.

— Спасибо, мэтр. Мне очень приятно это слышать, — Ив застенчиво улыбнулась, и присела, жестом указывая Савилю на другое кресло. — Но я не совсем понимаю, в чем трудность задачи? Казалось бы, на хорошую фигуру платье сшить проще, чем на плохую.

— О да, вы совершенно правы, ваше высочество. Но дело в том, что я не просто шью платья. К созданию одежды я отношусь как художник к написанию картины или скульптор — к ваянию статуи. Мне нравится творить и по мере скромных сил улучшать природу. В вашем случае, моя леди, любой наряд испортит картину, скрывая от глаз совершенство.

— Но я не могу отправиться на бал обнаженной, в одних украшениях! — Ив, слушая Савиля, краснела от удовольствия — искреннее восхищение льстило. Удивительно, столько лет ловить на себе лишь сальные взгляды, и вдруг встретить не одного, а двух мужчин, умеющих бескорыстно радоваться красоте.

— Впору завидовать ювелирам, — вздохнул портной. — Блеск золота и самоцветов лишь оттенит... Простите, моя леди, я, кажется, знаю, какое платье не испортит... — он поспешно поднялся с кресла и шагнул к лестнице. — Тысяча извинений, ваше высочество, мне нужно срочно посетить одного торговца тканями...

— Да-да, конечно, мэтр. Ступайте. Было очень приятно с вами познакомиться. С нетерпением жду примерки!

Портной, бормоча слова прощания вперемешку с извинениями, поспешно покинул покои Евангелины. Ив была заинтригована. Какой наряд предложит ей Савиль, учитывая смелые воззрения портного?

Спустя пару недель девушка смогла удовлетворить любопытство: мэтр посетил ее для первой примерки. Развернув за ширмой невесомый сверток, Ив охнула — платье было тонким и шелковистым, будто лепесток пиона, и казалось едва ли не прозрачным. Нет, прозрачность и впрямь кажущаяся, но тонкость... Такую вещицу надевать можно только на голое тело. Адово пламя, это даже здорово! Как бы старика удар не хватил...

Правитель, очень серьезно относившийся к предстоящему испытанию крестника, решил посетить примерку бального наряда дочери. Необходимо быть в курсе, да и драгоценности девчонке понадобятся. Если не подберет ничего в сокровищнице, придется заказывать новые. Обычно дочь не носит побрякушек, но все, что хоть раз надевала на балы, считает своим, прячет где-то, может, в тех же потайных проходах, и не желает возвращать. Не то чтоб ему было жаль золотых цацек, просто не понятно, ей-то на что? Продать? Но в деньгах он дочь не ограничивает, да и трат особых у нее нет, больше всего на составляющие к снадобьям уходит...

Хьюго, задумавшись, рассеянно кивнул в ответ на почтительное приветствие Савиля. Евангелина переодевалась за ширмой.

Стоило девушке показаться, герцог схватился за подбородок, дабы удержать нижнюю челюсть на месте. На дочери переливчато блестело облегающее платье из необычной тонкой материи, по цвету напоминающей перламутровую бело-розовую раковину. Руки обнажены, на точеных плечах лишь нити лямочек. Спереди взор услаждает глубокое декольте, открывающее полукружья полных грудей, стройная спина обнажена почти до основания. Да к лешему вырезы, придворные дамы и похлеще себе позволяют, причем большинству из них как раз следовало бы прикрываться. Платье Евангелины не столь вызывающе по фасону, если б не ткань... Адова тряпка облегает так, будто на девчонке ничего нет, кроме слоя жемчужной пудры! Бедный парень! Придется закрыть глаза, если он немного полапает ее. Да и время их общения неплохо б ограничить парой часов, а потом отправить крестника в бордель. Не меньше, чем на неделю, м-да...

Ив с несказанным удовольствием следила за выражением лица родителя. Поначалу хрыч едва сдержался, чтоб рот не открыть, чудесно! А по конец задумался, небось за крестничка переживает. Замечательно! Платье роскошно, Савиль просто умница — такое придумать. Для Филипа наряд, конечно, станет сюрпризом, вряд ли он в лесу или борделях видел что-то подобное. Ничего, после месяца еженощных забав должен выдержать. Нужно будет подготовить его, прийти пару раз в Западную башню в одних украшениях.

Девушка в последний раз медленно повернулась вокруг себя, дабы Савиль и Хьюго могли рассмотреть наряд со всех сторон.

— Дорогой мэтр, платье обещает быть великолепным! Я в восторге! Спасибо.

— Служить вам — большая честь, моя леди, — поклонился портной. — Я счастлив, что вас не пугает смелость модели.

— Она пугает меня, — обрел дар речи Правитель. — Савиль, вы настоящий художник. Подобного я не видел за все свои немалые годы. Но, боюсь, леди Евангелина выглядит в этом непревзойденном творении слишком... кхм... вызывающе.

— Прошу прощения, мой лорд, но я строго следовал вашим указаниям. Наряд вовсе не вызывающ, он лишь отражает красоту ее высочества. Для чувственной вещи я выбрал бы тончайшую черную кожу, предпочтительнее блестящую... Корсет на шнуровке... Разрез до середины бедра... Контраст с белоснежной кожей леди... — идея определенно увлекла портного, он разглядывал фигуру Евангелины и бормотал все тише.

Девушка изумленно взглянула на отца.

— Хватит, мэтр! — окрик Правителя разрушил творческие грезы.

— О, простите, ваше величество... Моя леди... — пробормотал портной в смущении. — Я непозволительно отвлекся. Дело в том, что у меня никогда не было заказчицы столь прекрасной, как леди Евангелина. Одевать ее — не только честь, но и удовольствие...

Ив милостиво кивнула Савилю, Правитель хмурился.

— Извинения приняты, мэтр, — ответил он. — И я до определенной степени понимаю ваши чувства. Но мне вовсе не нужно, чтобы у лорда Олкрофта при виде моей дочери возникли мысли о том, какое удовольствие — раздевать ее. Молодой человек помолвлен, и я обещал его отцу, что прослежу за заключением давно условленного брака.

— Возьму на себя дерзость заметить, ваше величество... — неуверенно начал Савиль, Правитель подбодрил его кивком. — Молодой герцог произвел на меня впечатление человека разумного и в высшей степени благородного.

— Да услышат вас Небеса, мэтр, — вздохнул Хьюго.

Ив, удалившаяся переодеваться, изрядно удивилась. Неужели старик заказывал гардероб Филипа Савилю? К чему такой риск? Одна спина чего стоит, не говоря уж... Адово пламя, она совсем не обращает внимание, во что он одевается. Все правильно, как сказал мэтр — одежда скрывает природное совершенство...

Когда Савиль ушел, Правитель, дождавшись появления переодевшейся Евангелины, вплотную подступил к дочери и затряс указательным пальцем у нее перед носом.

— Глаз с тебя не спущу на балу! И еще привлеку людей для наблюдения. Не вздумай надушиться какой-нибудь возбуждающей дрянью собственного изготовления!

— Папочка, — прощебетала Ив, с трудом сдерживая смех. — К чему вы так мучаете себя и бедненького мальчика?

— Не твое дело, гусыня!

— Гусыня скоро отрастит крылышки... — "...и нагадит вам на плешь", — закончила Ив про себя.

— Что ты несешь?

— Вы забыли о своем обещании, ваше величество?

— А, ты все бредишь владением мечом, — хмыкнул Хьюго. — Так уверена, что парень пройдет испытание и согласится учить тебя?

— Испытание он, так уж и быть, пройдет, — заявила Ив. — Я сразу предупредила — все будет зависеть от женщины. И в уроках герцог вряд ли мне откажет.

— Посмотрим, — бросил Правитель. Адово платье слишком выбило из колеи, и препираться с девчонкой желания не имелось. Да и злить ее ни к чему, а то и впрямь устроит на балу какую-нибудь пакость.

* * *

Вечером того дня Филип был невесел. Ив, наоборот, пребывала в замечательном расположении духа, и принялась его тормошить, выспрашивая, в чем дело.

— Очень трудно смотреть в глаза крестному, — вздохнул парень. — Он оставил мне жизнь, а я так отплатил ему. Можно сказать, вонзил нож в спину.

— Ну, не нож, и не в спину, и не ему, но что вонзил, это точно.

— Ну и шуточки у вас, моя леди! — хмыкнул Филип. — Удивительно умеешь поднять настроение.

— Не пойму, с чего ты захандрил?

— Понимаешь, крестный сегодня чуть не через слово меня расхваливал. И доверия-то я его не обманул, и гвардейцев натаскиваю отлично, и на юбки внимания не обращаю, и на балу наверняка покажу себя с лучшей стороны. А мне приходилось глядеть ему в лицо, изображать щенячью преданность и готовность дальше следовать по пути добродетели.

— Какая наивность! — всплеснула руками Ив. — Нельзя же до такой степени поддаваться влиянию старика. Хрыч действует в соответствии с обстоятельствами, хитрый крысюк.

— Это я, по-твоему, наивный? — удивился Филип. — И влияниям не поддаюсь, старый Олкрофт охотно подтвердил бы. Кстати, что там у вас за обстоятельства?

— Поддаешься-поддаешься. Идешь на поводу у тех, кого любишь, и кто, как тебе кажется, любит тебя. А обстоятельства очень непростые... — Ив поведала о примерке бального наряда и опасениях Хьюго.

— Да что ж это за платье такое? — недоумевал Филип. — Не объяснишь?

— Нет, не объясню, раз у тебя трудности с притворством. Будь готов к необычному зрелищу, не стесняйся отвешивать челюсть, сыпь комплиментами, но не пытайся меня лапать.

— Необычное зрелище... Штаны-то в целости останутся?

— Если проведешь с пользой оставшиеся до бала пару недель, штанам ничего не будет грозить, — Ив устроилась у Филипа на коленях.

— Распутница... — его рука тут же оказалась под юбкой и устремилась вверх. — Хотя мне такая и нужна. Жаркая в постели, бойкая в речах... Трезвости рассудка чересчур, пожалуй... И этот адов лед, которым схватываешься, стоит выпустить из объятий... — бормотал он между поцелуями. — А старику я обязан, это дело чести... При чем тут любовь...

— Эта химера всегда все портит... — прошептала Ив, которой почти расхотелось говорить.

— Какая химера? — переспросил Филип, о чем сразу пожалел.

— Любовь, — девушка чуть отстранилась и взглянула на него испытующе. — Поначалу ты смотрел с восхищением и искоркой желания, это было невыразимо приятно. А сейчас и впрямь взираешь по-щенячьи. Предупреждаю сразу: не вздумай завести болтовню о любви.

— Не понимаю.

— Что тут понимать? Я не терплю, когда меня держат за дуру. Кстати, мой разлюбезный батюшка иначе женщин не воспринимает. А красивые разговорчики о любви придуманы для замутнения наивных девичьих головок. Ты мне нравишься, более того, вызываешь уважение, поэтому очень не хотелось бы видеть, как роняешь себя, пытаясь принизить мой разум.

— Погоди-погоди, давай попроще, я не такой умный. Ты полагаешь, что мужчина не может искренне любить женщину?

— Конечно. Нет такой материи, как любовь между мужчиной и женщиной.

— Есть. Я видел, как мой отец любил мою мать.

— Почему ж он не любил тебя? Ты смог бы ненавидеть ребенка от женщины, которую почитал любимой?

Филип выглядел так, будто получил хороший удар. Ив неожиданно ощутила уже знакомое щемящее чувство, оно рождалось где-то в груди и ослабляющей волной разливалось по всему телу. Жалость. К чему завела этот дурацкий разговор? Пусть бы он смотрел по-щенячьи, пусть бы даже начал болтать о любви. В конце концов, из его уст она, пожалуй, смогла бы выслушивать подобное... Девушка нагнулась к губам Филипа, желая поцеловать, он отвернулся.

— Не разменивайся на мелкие проявления несуществующего.

— Поцеловать можно в порыве страсти, желая проявить привязанность или жалость, — ох, нужно бы молчать или соврать, но словесные стычки с отцом приучили отвечать, всегда отвечать. Ей и так стоит больших усилий подбирать слова, которые не ранят.

— Вот уж жалости мне точно не нужно! Особенно от тебя. — Филип заерзал, и девушка поспешно встала с его колен.

— Ты ведешь себя как ребенок, которому сказали, что фей не существует...

— Они существуют на Архипелаге! — тут же перебил он.

— Хорошо, пусть так, — вздохнула Ив. — Неудачное сравнение, но сути оно не меняет. Прости, если обидела или развеяла какие-то иллюзии. Мне всегда казалось, что ясность лучше недоговоренности. Я всего лишь прошу, чтобы ты не заводил со мной разговоров о любви, вот и все. Разве трудно промолчать или поговорить о другом? — Филип не ответил, лишь сильнее нахмурился. — Понимаешь, я не могу верить в то, чего не вижу и не чувствую. Не стану отрицать родительскую любовь, любовь к Отцу Небесному, жизни, сущему миру, к прекрасному, братскую и дружескую любовь, наконец. Но отношения между мужчиной и женщиной нельзя назвать этим словом.

— Ах, да, я позабыл науку крестного. Это всего лишь удовлетворение примитивных желаний.

— Я бы так не сказала. Скорее — естественных потребностей, таких же, как голод и жажда.

— Что ж ты так долго голодала? К чему было дожидаться меня? — рассуждения девушки едва ли не бесили, да еще этот бесстрастный тон... Адова Ледяница!

— Ценю себя высоко и считаю, что нет смысла есть отбросы, пока не встанет угроза голодной смерти, — усмехнулась Ив. — Существуют разные способы удовлетворения этой потребности. До твоего появления меня вполне устраивал самый простой и доступный из них. А у столь искушенного мужчины хотелось бы узнать — все эти бесчисленные женщины дарили счастье или только облегчали существование?

— Ценишь себя высоко и отдаешь девство висельнику? — адова кочерыжка, не удивительно, что крестный временами орет на нее. Странно, что до сих пор не убил.

— Висельник... — девушка пренебрежительно хмыкнула. — Какое уничижение! Не прикидывайтесь, вы прекрасно знаете себе цену, благородный лорд Олкрофт. Или Предводитель — так тебя величали последние несколько лет? Какое обращение приятней было бы слышать от меня? — улыбнулась так, что раздражение и злость тут же растворились в другом чувстве, вернее, примитивном желании.

— От тебя любое, при условии, что произносится оно не ледяным тоном. Называй хоть Жеребцом, хоть висельником.

— Так-то лучше! — Ив уже снова сидела у парня на коленях и беззастенчиво ластилась. Никак не думала, что он столь сильно рассердится из-за ерунды. Хорошо, что удалось притушить ссору, которую сама же чуть не раздула...

— Ты спросила насчет женщин. Здесь все до смешного просто, — Филип вздохнул. — В юности каждая, удостоившая внимания, дарила счастье. А потом, глядя на очередную хорошенькую пташку, я думал об одном: вдруг с этой получится, как надо? И, конечно, не мог удержаться и не попробовать. Врать не стану, женщин люблю, но невозможность найти подходящую со временем превратила разнообразие едва ли не в проклятие.

— Бедненький, — Ив поцеловала уголок его глаза, потом висок, зрылась носом в волосы. Все-таки хорошо он пахнет... — Теперь у тебя есть я.

— Надолго ли при твоих воззрениях? — он покрепче обнял девушку, будто боясь, что она вот-вот исчезнет.

— Да на сколько захочешь! Я разборчива, до двадцати с небольшим дожила, не встретив подходящего мужчины. Получается, беспокоиться тебе не о чем. Это скорей я должна...

— Глупости-то не болтай, умница-разумница. Я почти десять лет искал. По-твоему, буду столько же мыкаться, чтобы разок полноценно изменить?

Она хотела ответить, но Филип счел, что разговоров для одного вечера более чем достаточно и привычно закрыл девушке рот поцелуем.

* * *

Наступил день бала. Зайдя за дочерью, Хьюго первым делом окинул Евангелину пристальным взглядом и остался недоволен. Девчонка в последние недели просто расцвела, ну что за наказание! Савиль украсил нити бретелек адова портновского шедевра мелкими бриллиантами, и они сверкали, не давая оторвать взор от белоснежных плеч, играли в свете свечей самоцветы в серьгах и ожерелье. Правитель не поскупился на блестящие камешки в надежде, что они хоть немного отвлекут внимание гостей, и в первую очередь крестника, от девичьих прелестей.

— Пошли, статуя, — буркнул героцог. — Надеюсь, будешь вести себя благоразумно.

— О, конечно! Мне не терпится приступить к занятиям в Тренировочном зале. Да и рассмотреть лорда Олкрофта вблизи тоже любопытно.

— А то не нагляделась! Странно, что еще не окривела. Уйдешь с бала только с моего разрешения, ясно?

Девушка послушно кивнула. Препираться со стариком не хотелось, нужно было настроиться на правильный лад. Сегодня подойдет маска холодной любезности, которую она давно отработала на алтонских дворянах, коих Правитель желал поощрить. С кем пришлось танцевать в прошлый раз? Кажется, с Дэйлом. Да, верно, граф отличился в какой-то приграничной вылазке, в ходе которой был ранен, и на балу подволакивал ногу. Девушку уверял, что давно исцелился, а изъян останется у него на всю жизнь. Возмножно, это правда, или Дэйл терпел боль, лишь бы иметь возможность еще раз в танце положить руку на талию леди Евангелины. Жаль, если так — граф произвел приятное впечатление, в отличие от многих других.

Правитель с дочерью по традиции пришли в Большой Бальный зал первыми и расположились напротив высоких двустворчатых дверей — предстояла нудная церемония встречи гостей. Ив глубоко вздохнула, прогоняя остатки тревоги и опасений. Нужна всего лишь уверенность в своих силах, ну и в благоразумии Филипа, конечно. Какую-то слабину ему, наверное, можно будет выказать — как-никак столько времени в воздержании, первая красавица Алтона рядом. Старик, скорее всего, будет снисходителен. А дочери он ничего не спустит: ни теплого взгляда, ни ласкового жеста, ни искренней улыбки. Бедный Филип... Ему предстоит, наконец, по-настоящему познакомиться с Ледяницей, а он и так терпеть ее не может, злится, стоит этой стороне натуры Ив выглянуть из глубины глаз, прозвучать зимними нотками в голосе.

Невеселые мысли канули в глубь сознания, будто упущенное ожерелье в темноту омута, стоило разглядеть, кто стоит на часах у входа. Дружки ее любовника, веснущатый пошляк и черноволосый красавчик, который в последнее время не сводит с нее глаз. Вообще-то, он и раньше не сводил, но тогда взор был мечтательным, а теперь стал цепким и вызывал смутные опасения. Впрочем, сейчас оба мальчика смотрят правильно — обалдело. Чудесное платье делает свое дело. О, старик, кажется, тоже заметил, засопел сердито. Видно, только сейчас сообразил, что смотреть на... хм... вызывающе одетую (или правильнее — раздетую?) дочь будет не только крестник. Ох, ну и лица у гвардейцев! Показать бы им язык, вот смеху было б... Нет-нет, не до веселья, нужно сосредоточиться, напустить холодный, скучающий вид, вот так. Когда же, наконец, появятся адовы гости?..

К счастью, они не заставили себя ждать: двери распахнулись, и слуга объявил имена Маргэйтов. Герцог, герцогиня и двое их неженатых сыновей приветствовали Правителя и его дочь. Вернее, приветствовать они начали вместе, а заканчивали только родители. Молодые люди лишились дара речи и взирали на любезно улыбающуюся Евангелину, по ее мнению, тупо до невозможности. Впрочем, выражение лица старого Маргэйта не сильно отличалось в лучшую сторону. Герцогиня, неглупая желчная дама, сохраняла невозмутимый вид, но Ив словно чувствовала ее негодование. Правильность догадки подтвердилась, когда гости отошли. Леди Маргэйт что-то раздраженно прошипела мужу и треснула младшего сына по затылку сложенным веером. Только тогда юноша, втянув голову в плечи, отвернулся от дочери Правителя. Хьюго выругался сквозь зубы, Ив оставалась невозмутимой. Просто великолепно. Так хрычу и надо!

Прибывавшие гости вели себя на удивление однообразно. Девушка с трудом сдерживала смех, глядя в ошалелые лица мужчин и разгневанные — женщин. Мало кто из них мог сравниться в выдержке с леди Маргэйт, которую Евангелина под конец невольно зауважала.

Приятное времяпрепровождение длилось около получаса, потом Ив заметила Филипа. Крестник Правителя, не теряя времени, направился к Хьюго. Евангелину он не видел, ее загораживала мощная фигура лорда Моргана. Когда тот, вволю налюбовавшись волшебным зрелищем, отошел, Филип оказался как раз напротив подруги. Девушка заранее напустила на себя еще более холодный и безразличный вид, но сохранить его оказалось непросто, стоило поймать взгляд любовника.

К неудовольствию Ив, парень, узрев ее в сногсшибательном наряде, повел себя на манер крестного: сжал зубы так, что на скулах желваки заходили. Физиономия в первый момент показалась едва ли не испуганной, потом брови сползлись было к переносице, но не успела девушка испугаться, как на лице Филипа осталось лишь вежливое восхищение.

Правитель несколько мгновений пристально следил за дочерью и крестником, не увидел ничего, на его взгляд, предосудительного, и представил их друг другу. Молодые люди церемонно раскланялись. Ив, пользуясь правом хозяйки, начала разговор.

— Герцог, я сегодня узнала, что вы при дворе уже более месяца. И почему-то ни разу не посетили наши чудесные приемы! Чураетесь общества?

— Ваше высочество, я не привык к столичным... кхм... изыскам, — с некоторой резкостью ответил Филип, окидывая взглядом ее фигуру. — Если б знал, какое пиршество для глаз здесь обычно предлагается, не пропустил бы ни одного, — добавил галантно, слегка улыбнувшись.

— О, какой милый комплимент! Спасибо! — Ив потупилась. — На самом деле вы ничего не пропустили. Я редко бываю на приемах и балах. Сегодняшним удовольствием вы обязаны исключительно его величеству, — девушка ослепительно улыбнулась отцу.

— Мой лорд, — Филип поклонился Правителю, одарив того красноречивым взглядом. Старикашка просто негодяй! Выставить собственную дочь на всеобщее обозрение едва ли не обнаженной! А если б Энджи не стала его любовницей, он вот сейчас, на этом самом месте подписал бы себе смертный приговор. Да и какой нормальный мужик после двух месяцев воздержания смог бы держать себя в руках рядом с такой... такой...

— Не стоит благодарности, лорд Олкрофт, — Правителю не понравился затуманивающийся взгляд крестника. — Я рассказывал, что леди Евангелина отличается невероятной правдивостью, зачастую, увы, граничащей с грубостью. Вы же, надеюсь, поняли? Сама она вас бы век не видела, снизошла до знакомства лишь по моей просьбе.

— Отец, грубость свойственна вам, — фыркнула Ив. — Мне было очень любопытно познакомиться с крестным братцем. Пойдемте танцевать, герцог, — она протянула Филипу руку. Тот взял ее пальцы в ладонь, удивившись про себя, насколько они холодны. Хьюго милостиво кивнул и махнул парочке, мол, идите, развлекайтесь.

Правитель некоторое время следил за молодыми людьми — они присоединились к танцующим и вели себя на редкость пристойно. Да, парень, конечно, обалдел в первый момент, но в целом держится хорошо. Не пялится совсем уж беззастенчиво, не пускает слюни, не раздевает глазами... Хотя раздевать тут и не нужно, проклятье! Ладно — не ест взглядом, как остальные. Похоже, урок усвоил, думает теперь головой, которая на плечах. Хвала Небесам, из крестника, скорей всего, выйдет толк.

Балы и приемы всегда угнетали дочь Правителя невыносимой скукой. Ив не находила удовольствия в танцах, сплетнях и флирте. С мужчиной, как она и подозревала, много приятнее проводить время наедине в спальне, чем в переполненном бальном зале. Сплетни глупы и никогда не заменят дружеской беседы. Заигрывания ради заигрываний и вовсе смешны. Да, если б они с Филипом могли не скрывать своих отношений, праздник не казался б столь утомительным. Парень не отличался искусностью танцора, но врожденной легкости движений ему было не занимать, и ощущать его руки оказалось приятно. Несколько глотков вина, музыка, прижаться потеснее, поцеловать украдкой — все это не лишено удовольствия, но им запрещено под страхом смерти. А произносить пустые фразы, смотреть сквозь желанного мужчину, механически двигаться, стараясь лишний раз не коснуться его, и получать в ответ ровно то же — в адово пламя такое развлечение!

Ив казалось, что время тянется невыносимо медленно. Они станцевали несколько танцев, после Филип отвел девушку к отцу. Правитель благосклонно посмотрел на крестника и предложил тому осчастливить еще кого-нибудь из присутствующих дам. Евангелина надулась, стоило ее кавалеру пригласить хорошенькую дочку Лэйзов. Еще бы — подавая руку герцогу Олкрофту, та засияла, словно радужный песок с Архипелага. Да и парень улыбался новой партнерше много теплее.

— Ты чем-то расстроена? — Хьюго не преминул уколоть дочь. — А я доволен крестником. Он ведет себя достойно и разумно.

— Я же сказала, что он пройдет испытание, потому что это выгодно мне не меньше, чем вам, — процедила девчонка. — А расстроена тем, что пока он занят с другими, мне придется терпеть похотливые поглаживания цвета алтонского дворянства. Вон, лорды, кажется, уже в очередь выстраиваются, чтобы на танец пригласить.

— Тебе не привыкать, — беспечно бросил Правитель.

— Да! Но в таком наряде я здесь впервые! По вашей милости, между прочим.

От необходимости дальнейших препирательств с дочерью Адингтона избавил старший сын Маргэйтов, пригласивший леди Евангелину. Хьюго убедился, что Филип с другими девушками ведет себя столь же галантно, и окончательно успокоился. Когда очередной партнер подвел к нему дочь, Правитель вновь препоручил ее крестнику. Молодой герцог тут же посуровел. Неужели девчонка ему не понравилась? Нет, здесь дело скорей в запрете. Парень понимает, что к любой другой он может подкатить хоть завтра, а эта не про него. И, надо отдать должное, ведет себя весьма разумно. Что ж, еще час, и Евангелину нужно отправлять спать.

Молодые люди и дальше не вызвали нареканий Правителя. Правда, настроение Хьюго несколько портили пойманные краем уха фразы придворных. Девицы и молодые женщины исходили ядом: с красавчиком Олкрофтом определенно что-то не так, его внимание, оказывается, можно привлечь, лишь обнажившись. И как только его величество позволил дочери явиться на бал в столь непристойном наряде? Да она, наверное, и не спрашивала! Дамы постарше тоже возмущались платьем Евангелины, но не забывали, похохатывая, подбадривать друг друга — после такого зрелища бессонная ночь с мужем обеспечена. Мужчины не разменивались на болтовню, старались не терять дочь Правителя из виду, да время от времени цедили крепкие словечки. Но больше всех досадила Хьюго герцогиня Маргэйт.

— Поздравляю, ваше величество, — подошла, обмахиваясь веером. — Ваша прелестная дочь, кажется, нашла подходящую пару.

— Что вы имеете в виду, моя леди? — насторожился Адингтон. — Я наблюдаю за ними, но, кажется, молодые люди общаются весьма холодно.

— Ах, чего только не бывает на первых порах! — хохотнула леди Маргэйт. — Мы с мужем и вовсе друг друга не переносили, хотя потом... Но вам это, конечно же, не интересно. Я имела в виду, что при красоте вашей дочери ей было б трудно найти подходящего мужа. А лорд Олкрофт выглядит рядом с ней... правильно. Хорош, но не слащав, вполне мужественный молодой человек. Если у них сложится, внуки у вас будут — заглядение.

Физиономия Хьюго так вытянулась, что герцогиня слегка смутилась и поспешила удалиться.

Правитель решил, что достаточно испытал крестника. Нужно дождаться окончания танца и отправить девчонку спать. Ну, Маргэйт! Внуки — заглядение! Ему и дочери такой хватает, а Томасу хватало сына. Кстати, мальчишка-то молодец, какого лешего у него произошло с отцом? Выяснится со временем, не нужно торопить. И не следует забывать, что при всех достоинствах норов у крестничка очень непростой. Смотрится рядом с ней правильно! Да они б поубивали друг друга в первый же день. Хм, было б даже забавно, но жаль парня, и своим именем рисковать не хочется. Если когда-нибудь всплывет, что возможный зять герцога Адингтона десять лет провел на большой дороге и был многим известен как Жеребец...

— Евангелина, тебе пора, — Хьюго подошел к парочке, о чем-то уныло беседовавшей у окна.

— Да, отец. Простите, герцог, было бы очень интересно дослушать, чем отличается зима в вашем феоде от нашей, столичной, но я — послушная дочь, что бы обо мне ни болтали. Спасибо за чудесный вечер, — девушка холодно улыбнулась Филипу и направилась к дверям, не потрудившись выслушать ответ.

— С тобой она вела себя на редкость любезно, — усмехнулся Хьюго. — Пойдем-ка, поговорим.

Правитель провел крестника в комнату по соседству с Бальным залом, которая осенью и зимой использовалась как гардеробная. Сейчас здесь было пусто, лишь несколько свечей горели в стенном подсвечнике.

— Поздравляю, Филип, ты выдержал испытание, — торжественно объявил Хьюго. — Можешь отправляться в город. Если нужно, на несколько дней. Вот деньги, — протянул крестнику снятый с пояса кожаный кошель.

— Спасибо, ваше величество. И за поздравление, и за золото, — Филип привычным жестом чуть подкинул кошель, будто оценивая размер содержимого. — Счастлив, что не разочаровал вас. А в город, пожалуй, сегодня не пойду.

— Не пойдешь? — удивился Хьюго. — Приглянулась какая-то из придворных красавиц? Их бы я не советовал лапать чересчур откровенно. Сам понимаешь — отцы, мужья, братья...

— У меня нет привычки лапать красуль, предпочитаю уединяться с ними в спальне.

— Ясно, — поморщился Правитель. — Поступай, как знаешь, только избавь меня от красочных подробностей.

— Тогда, с вашего позволения, разрешите откланяться.

— Как! Ни шлюхи не нужны, ни дамы? Или ты договорился с кем-то из служанок?

— Ваше величество, вы, кажется, просили избавить вас от подробностей.

— Меня волнует суть. Хочешь сказать, что проведешь сегодняшнюю ночь один?

— Да. С вашей помощью я открыл необычайно простой, приятный и дешевый способ. Нужно только иметь толику воображения. А сегодня и его напрягать не придется, — Филип ухмыльнулся. — Опять-таки благодаря вам у меня перед глазами так и стоит великолепнейшая картинка...

— Что-о? Ты это о чем?

— О вашей дочери, конечно. И сама хороша, молва не врет, а уж в таком-то платье! Даже не нужно пытаться представить, как она выглядит обнаженной.

— Молчать, щенок! И прекрати улыбаться этой своей улыбочкой! — едва не сорвался на крик Правитель.

— Простите, крестный, — парень опустил голову. — Мне странно, что вы решились выставить дочь в таком виде на всеобщее обозрение. Могу заверить, игривые мысли на ее счет посетили...

— Попридержи язык и убирайся. Со своими желаниями справляйся, как знаешь. Я слово держу, а испытание ты прошел. Не забывай только главное условие: Евангелина не про тебя!

Филип молча поклонился и вышел.

Стоило ему подняться в спальню, из гардероба появилась Ив, все еще одетая в бальное платье.

— Сними это, — он окинул ее тяжелым взглядом. Девушка скорчила гримаску, но подчинилась. — Я так и знал, что под ним ничего нет.

— Мне уйти? На сегодняшнюю ночь хватит одного лишь светлого образа пред мысленным взором?

— Шпионила? Ну-ну.

— Я шпионила не за тобой, а за стариком, — Ив принялась расправлять платье, собираясь одеться.

Филип глядел на дочь крестного едва ли не с отвращением. По большому-то счету, девушка не при чем, все придумал ее отец, адов извращенец. Нет, платьем она восхищалась! И хоть бы чуточку смущения выказала на балу... Как же! Ступала, как королева, вздернув нос, расправив плечи, выпятив грудь. С торчащими под тонкой тканью сосками... Да ее это заводило!.. Проверить бы, насколько, но не заставить себя прикоснуться.

Бесстыжая девица, повернувшись спиной, принялась натягивать адову тряпку. Эт-то что за пятна?..

— Синяки? Откуда? — голос слушался на удивление плохо.

— Где? — Ив расправила платье на бедрах и нехотя обернулась.

— Там, пониже спины, — чуть не ляпнул другое слово, в последний момент сдержавшись. Она знает уйму ругательств и непристойностей, но у него как-то язык не поворачивается изъясняться при леди подобным образом.

— О, всего лишь пообжималась в уголке с парочкой бывших дружков, которые обожают мою попку, — глянула с вызовом. — Ты сокрушил последний оплот моей девственности, другие пали много раньше.

— Теперь мне понятно, почему крестный так к тебе относится, — придать голосу спокойствие стоило невероятных усилий.

— Твоя понятливость, увы, столь же ограничена, сколь и его. Спокойной ночи, — девушка шагнула к гардеробу, но Филип мигом оказался рядом и схватил ее за руку повыше локтя.

— Энджи, постой!

— И здесь будут синяки, — зыркнула злющими-презлющими глазищами и попыталась вырваться.

— Не уходи, — он притянул ее к себе, обнял. — Пожалуйста, прости. Мне... — замялся. — ...Невыносимо, когда кто-то дотрагивается до тебя, видит полуобнаженной... Понимаю, это глупо, но...

— Ревнивец. Глядишь исподлобья, будто я со всеми твоими дружками-гвардейцами переспала, да не по одному разу. Я соврала, что кто-то до тебя...

— Я понял.

— Надо же. А мне показалось, поверил. Ты был в бешенстве.

— Да, был. Ты сочла меня врагом, это взбесило. Я... — снова замялся, Ив нахмурилась, ожидая продолжения. — ...Никогда не причиню тебе зла или обиды, поверь.

Осторожно погладил ее по волосам, она неожиданно всхлипнула и прижалась к нему.

— Синяки всегда бывают после этих адовых праздненств, всегда... — Ив позволила притянуть себя на кровать, шмыгала носом и говорила куда-то в плечо Филипа. — Сегодня мне еще повезло, я думала, в этом платье они на мне целого местечка не оставят... Наверное, твоя слава мечника их остановила. Никто же не знает, что ты не сможешь ничего сделать...

— Смогу. Найти предлог, чтобы вызвать на поединок? Чего проще. Скажи только, кого.

— Никого! Пообещай, что никого! — она отстранилась, быстро вытерла глаза и взглянула ему в лицо. — Это слишком опасно. Старик догадается.

— Ты отцу рассказывала, что тебя?..

— Да, — она говорила с неохотой. — После первого же бала. Мне тогда было пятнадцать и я еще не... А, к лешему! Была наивной дурой. Даже синяки предъявила, не на попе, конечно, на бедрах. Хрыч глянул мельком и заявил, мол, женщина для этого и предназначена, привыкай. И строго-настрого запретил приходить к нему с подобной чушью.

— Значит, будешь приходить ко мне.

Ив ощутила, как напрягся Филип, и страх за него оледенил еще сильней.

— Нет, пожалуйста... Не надо, забудь... — забормотала, запуская пальцы ему в волосы, лаская поцелуями лицо. — Я давно привыкла... Следующий бал будет нескоро... Я не пойду...

Он поймал ее губы, ответил ласково, потом просто покорился ее мягким прикосновениям. Столь нежной она, пожалуй, еще ни разу с ним не была. И другие — тем более. Да были ли они вообще, эти другие? Может, только приснились? Осталась лишь Евангелина, Энджи, прекраснейшая из живущих. И он готов умереть за нее... Или вечность сидеть недвижным молчаливым камнем, наслаждаясь касаниями ее губ, рук, волос... Да все, что угодно...

— Обещай, что не ввяжешься из-за меня в неприятности, — раздался ее шепот.

— Обещаю, — вздохнул он. Все эта ангельская нежность только ради того, чтобы вырвать обещание? Ну и пусть! Она же просит, чтобы он был осторожен, значит, не хочет потерять его. Или боится за собственное душевное спокойствие, которое будет нарушено, если любовника отправят на виселицу?

— Филип, — снова зашептала, будто почуяв его сомнения. — Пойми, ты мне нужен. Не могу тебя потерять. Никто не был так добр ко мне после смерти мамы, никто не заботился... И... Тебе противно, что я раскисла? — вдруг спросила обычным голосом.

— Нет. Отрадно узнать, что у моей леди есть сердце.

— Есть. И вовсе не ледяное.

V

Разговоры о Весеннем бале еще долго ходили по дворцу. Обсуждали наряд дочери Правителя, недавно появившегося при дворе лорда Олкрофта и даже его возможное сватовство. Хьюго проклинал свою недальновидность: нельзя было отпусткать парня с праздненства одновременно с Евангелиной. Придворные сплетники сразу зашушукались, что парочка провела ночь вместе, чуть ли не с благословения его величества. Пришлось Адингтону аккуратно пустить слух, что его крестник давно помолвлен с родовитой наследницей из соседнего Кэмдена.

Шон и Кайл упивались неожиданно нагрянувшей славой. Они единственные из гвардии видели Ледяницу в платье от мэтра Савиля.

Невероятное везение друзья отметили незамедлительно, стоило вернуться с дежурства на утро после бала. Откупорили бутылочку юла, крепкого горячительного напитка с хвойным ароматом, ибо вина по такому случаю было явно не достаточно.

— За исполнение заветной мечты! — Шон поднял чарку и подмигнул Кайлу.

— Кто бы мог подумать, что доведется наяву узреть почти обнаженного ангела, — черноволосый гвардеец сделал приличный глоток и слегка поморщился: ему никак не удавалось привыкнуть к юлу. — Отменный Евангелина выбрала наряд. Готов поклясться, под ним ничего не было, кроме ее атласной кожи. Сосочки торчали так, будто вот-вот наружу вырвутся... — последовал очередной глоток. — Приходилось то и дело глаза отводить, иначе мой дружок не выдержал бы и попытался встать по стойке "смирно".

Шон понимающе хмыкнул и приложился к чарке.

— Как Старикан позволил дочке так вырядиться? — задумчиво произнес он. — Может, хотел, чтоб она крестника наповал сразила?

— Может, и хотел, да только, боюсь, ничего не вышло. Накаркал ты, дружище. Не остаться бы мне без наследства, — погрустнел Кайл.

— Ты ж был уверен! Меня почти убедил. Углядел что-то на балу?

— Угу. Нарочно глаз не сводил с парочки. Надеялся, они подтвердят мою догадку. Помнишь, чему в Тайной службе учат? Жесты, взгляды, движения, что невольно выдают намерения и чувства, и все такое прочее. — Шон закивал и замахал рукой, мол, продолжай. — Ничего похожего я не заметил. Совершенно ничего!

— Странно...

— Именно! — Кайл разгорячился. — Допустим, парочка действительно познакомилась только на балу, до этого в глаза друг друга не видели. Но когда встречаешь такую красавицу, да еще разговариваешь с ней, танцуешь, касаешься, невозможно оставаться столь бесстрастным. Это противоестественно! Да и Евангелина хороша: глядела, будто перед ней очередной нудный посол-старикашка. Все девицы, с которыми Филип танцевал, еле на ногах держались от восторга, а она — хоть бы хны!

— Она — Льдышка! Ей по чину положено, — заявил Шон.

— А Филип? Скажешь, она его заморозила?

— Филип... Филип — свойский мужик, но ты сам употребил верное словечко. Противоестественно... — Шон опустошил уже три чарки и заметно захмелел. — Уж очень странно он себя с женщинами держит.

— Ну, ты сказанул! — возмутился Кайл. — Что за бред?! Или он тебя по заднице гладил? — с хитрым прищуром уставился на друга.

— Но-но, мальчик. Научился у взрослых похабничать! — веснущатый гвардеец показал Кайлу внушительный кулак, покрытый рыжими волосами.

— А ты думай, что несешь. Филип не похож... ну, сам знаешь. И в женщинах он разбирается на зависть. Скажешь, интереса ради их повадки изучает?

— Не похож, согласен. А чего столько времени дерганый ходил, недотрахом мучился? Что мешало служанку в уголке прижать?

— Мало ли что? Может, он без любви не может, — прыснул изрядно набравшийся Кайл. — И потом, а мужелюбу что мешает слугу в подходящую позу поставить? Какая связь между недотрахом и противоестественными наклонностями?

— Да никакой, — буркнул Шон. — Кончай про извращенцев трепаться, а то юл назад попросится. Может, Филип и впрямь в кого-то втрескался. В таком состоянии, сам знаешь, все остальные на одно лицо. А про Льдышку слышать не хочу. Лучше представлю ее перед сном... Хороша, змеюка...

Филипу, конечно, не удалось избежать расспросов гвардейцев. Друзья держались принятых правил и не пытались выяснить больше положенного, но о бале-то почему не полюбопытствовать? На первую же вечеринку в казарме крестник Правителя отправился в весьма мрачном расположении духа: дурачить приятелей не хотелось, правды сказать он не мог. А еще Энджи заявила, что разговоры пойдут большей частью о ней, значит, она имеет полное право послушать.

Больше всего солдат гвардии волновал вопрос, было у Ледяницы что-то под платьем или нет. Шону с Кайлом они верить напрочь отказывались.

— Нет, ничего не было, — заверил Филип. — Я жалел, что не надел перчатки.

— Руки примерзали?

— Горячо было! — хмыкнул крестник Правителя, несколько человек присвистнули.

— Ты обещал поделиться мнением знатока, — напомнил Шон.

— Да! Да! — загомонили гвардейцы. — Давай, рассказывай! Как от нее пахнет? Удалось ее пощупать? Она любезничала или хмурилась? Прижималась? Сторонилась?

— Вела себя любезно. Не кусалась, не царапалась, — улыбнулся Филип. — Пощупать не удалось. Как бы я, по-вашему, проделал это на глазах у ее отца? Девица и так, считай, была голая.

Гвардейцы разочарованно выдохнули.

— Такую возможность упустить! Думаешь, Ледяница разделась без позволения Старикана? Да он бы близко к Бальному залу ее не подпустил! Небось, хотел любимого крестника порадовать, а ты засмущался. Вот уж не ожидали!

— А чего вы ожидали? — Филипу все трудней было скрывать раздражение. — Что я вдую ей прилюдно? Да будет вам известно, Старикан строго-настрого запретил даже смотреть в сторону дочери.

— А зачем он вас познакомил? И платье?..

— Это вы у него узнавайте, — хмыкнул Филип. — Может, поделится. Со мной вот не захотел, а я не настаивал. Лезть в чужие семейные дела не в моих правилах, особенно если это дела Адингтонов.

— Да что вы опять про Старикана! — не выдержал Кайл. — Лучше еще про Евангелину!

— Евангелина... — Филип на минуту замолчал, собираясь с мыслями. — Евангелина прекрасна... Никогда не думал, что такое чудо можно увидеть наяву, прикоснуться... — Гвардейцы затихли и внимательно слушали. — И она... Не думаю, что она ледяная стерва.

— Ты, часом, не влюбился? — с подчеркнутым участием спросил Шон.

— Надеюсь, нет, — Филип ответил серьезно, будто не замечая тона друга.

— И это все? — снова посыпались вопросы. — А чем от нее пахнет?

— Весной на Архипелаге, — брякнул крестник Правителя.

— Это чем же? — не поняли одни. — Ты и на Архипелаге бывал? — удивлялись другие. — Эк завернул! — смеялись третьи.

— Ребята, отстаньте от него, — вмешался Кайл, которому состояние друга показалось знакомым. — Видно же — человек не в себе.

— Видно-видно! Еще одна жертва ледяной бури! — заржали гвардейцы. — Старикан дочку использует, чтобы в мужиках стойкость воспитывать. Вот и вся разгадка!

Филип с досадой махнул рукой и перебрался на дальний конец стола, Кайл и Шон не замедлили присоединиться к другу. Остальные, надавав троице советов по лечению обморожений посредством употребления внутрь согревающих жидкостей, принялись обсуждать услышанное.

— Филип, тебя действительно так проняло, или ты придуриваешься? — Шон смотрел с некоторым беспокойством.

— Придуриваюсь.

— Она тебе не понравилась?! — Кайл не скрывал разочарования.

— Не понравилась? — хмыкнул Филип и потянулся за бутылкой. — Как такая может не понравиться? Да только пустое все это, раз даже смотреть в ее сторону нельзя.

— Погоди-ка, я слышал, ты помолвлен... — начал Шон.

— Нет, — покачал головой Филип. — Хотя леший знает, может, крестный уже присмотрел мне невесту, — спохватился он. — Да, это все объясняет.

— Интересно, почему он до сих пор не присмотрел жениха для Евангелины? — задумался Кайл.

— Думаешь, она выйдет замуж по воле отца? — засмеялся Шон.

— По воле отца — нет, — Филип одним махом опустошил пол-кубка. — Она сама найдет себе мужчину.

— Вполне возможно, — согласился Кайл.

— Насмешили! — Шон чуть не поперхнулся вином. — Сама найдет, сама ему об этом скажет, и пусть бедняга только попробует рыпнуться!

— Я не удивлюсь, — черноволосый гвардеец пристально смотрел на Филипа.

— В Евангелине есть то, чего я раньше в девицах не встречал, — без улыбки ответил крестник Правителя.

— Во-во, есть! — продолжал веселиться Шон. — Редкостно дурной нрав!

— В чем-то ты прав, — не стал спорить Филип. — Стремление к самостоятельности у женщин обычно так и называют.

— Ну, с тобой понятно, — Кайл тоже приложился к кубку, но куда скромнее друзей. — А она? Оценила тебя?

— Откуда мне знать? — Филип криво усмехнулся. — Евангелина ничего такого не говорила.

— Э-э, Филип. Неужто не знаешь, что для выражения чувств слова не нужны?

— Я тоже раньше так думал. А теперь засомневался.

Кайл неотрывно смотрел на друга и никак не мог понять его мыслей и настроения. Казалось, что-то гнетет парня, но что? Безответная любовь к дочери Старикана? Запрет на встречи с ней?..

— Кайл, ты, часом, не собираешься в Тайную службу перейти? — не выдержал Филип. — Так и сверлишь взглядом. Я тебе давно советовал: подойди сам к Евангелине, если так ею увлечен. Признайся в любви, спроси, как она ко мне относится. Да мало ли, о чем можно поболтать с красивой девушкой. Уверяю, она не укусит. Возможно, объяснит доходчиво, куда тебе отправиться, но драться не будет.

— А ты откуда знаешь? — тут же спросил Шон, и взгляд его стал не менее пристальным, чем у Кайла.

— Имел неосторожность коснуться в разговоре ее непростых отношений с отцом.

— Как тебя угораздило?

— Помрачение случилось от зрелища красоты несказанной. Ребята, хватит, иначе я опять всю ночь спать не буду.

— Ладно-ладно, не смущайся! — подбодрил Шон. — Ты не первый, на кого малышка Адингтон так действует.

— Успокоил! Треплитесь только о моем увлечении поменьше, чтоб до крестного не дошло. Мне мои яйца дороги.

— Они в полной безопасности, — заржал Шон. — То, что обсуждается в казармах, здесь и остается!

— Кабы не так, у нас уже знаешь сколько евнухов было бы! — подтвердил Кайл.

К себе Филип в тот вечер вернулся почти трезвым, но Евангелина не оценила воздержанности любовника, слишком встревожила девушку откровенность с гвардейцами.

— Зачем было говорить, что я тебе понравилась? — спросила с укором.

— Кто бы мне поверил, услышав обратное? — удивился парень.

— Тебе? Любой! Ты отлично умеешь напускать туман, как выражается старик. Не поймешь — шутишь или правду говоришь.

— Они — мои друзья. Я им доверяю и не хочу обманывать. Даже если дойдет до крестного — что с того? Имею полное право сохнуть по первой красавице Алтона.

— Филип, ты не знаешь старика так, как я, — вздохнула девушка. — Если он проведает о твоей заинтересованности, то постарается сразу затоптать искры, дабы не вспыхнул пожар. Жизни твоей, конечно, ничего не грозит. Зато возникнет срочное дело где-нибудь в приграничье. Сначала одно, потом другое, и ты оглянуться не успеешь, как станешь его человеком для особых поручений. Во дворце будешь появляться пару раз в год, на несколько дней... А я не смогу... — замолчала и отвернулась.

— Договаривай.

— И чем же пахнет весна на Архипелаге? — взглянула на него, солнечно улыбаясь, будто не говорила только что тихим несчастным голосом.

— Для меня — апельсиновым цветом. Так чего не сможет моя леди?

— Я? О чем ты? — Ив довольно фальшиво хихикнула.

— Энджи, перестань изображать придворную даму. Плохо получается, — голос прозвучал устало.

Ив, глядя на него, принялась ломать пальцы. Все-таки она гусыня, старик прав. Парню первая красавица Алтона не просто понравилась, он втрескался по уши, как выражаются в народе. Довольно верное определение для болезненного удушливого состояния, когда все мысли крутятся вокруг одного человека, когда хочешь только его и хочешь постоянно. Отец Небесный, она же знала, какое действие оказывает на мужчин! Но Филип смотрел не так, как другие, это давало надежду, что он в безопасности. Надежда пошла прахом... И, если глядеть правде в глаза, в глубине души Евангелину Адингтон это только радует. Она и сама того... по уши... Но сказать ему об этом? Нет уж! К чему признаваться в нездоровьи, в кратковременном помрачении рассудка, которое пройдет само собой, не оставив ничего, кроме воспоминаний, от которых жгучей волной накатывает смущение? Да еще и оказаться незнамо какой по счету в бесконечной череде женщин, шептавших, что жизнь без него — не жизнь...

Филип с нарастающим раздражением смотрел, как подруга терзает пальцы. Всегда так делает, когда волнуется. С чего бы? Занятно, прежде слова и впрямь были не нужны. Женщина хочет тебя, ты ей не противен — этого вполне достаточно. А теперь... Чего бы только не отдал, чтобы услышать от Энджи "люблю". Дождешься такого, пожалуй, при ее странных воззрениях!

— Я не смогу без тебя.

Филип не поверил своим ушам. Она это сказала? Стоит, голова опущена, пальцы сцепила, вся будто закаменела, но он же слышал, слышал!

— Ты...

— Не заставляй повторять! — вскинула голову, и так сверкнула глазами, что он едва не отшатнулся.

— Я не... Не нужно ничего повторять, я слышал, я понял, — поспешил обнять девушку, прижать к себе. — Я никуда от тебя не денусь, клянусь, — зашептал в волосы, ощущая, как напряжение отпускает ее тело.

— Даже если придется пойти против воли Правителя?

— Да.

Ив, не говоря больше ни слова, принялась покрывать лицо Филипа медленными, ласковыми поцелуями. Он осторожно увлек подругу на кровать. Если бы удалось окончательно растопить лед в ее душе, сделать так, чтобы весна цвела там всегда... У него должно получиться, она ведь только что призналась, что не может без него. А старому Олкрофту доводилось слышать что-нибудь подобное от своей супруги?..

* * *

Хьюго, скрепя сердце, сообщил крестнику о желании Евангелины, представив просьбу дочери как глупое чудачество.

— Не знаю, с чего ей в голову взбрело, — проворчал он. — Я отлично пойму твой отказ и сам передам девчонке.

— Желание, конечно, небычное для девушки, — Филип, которому Ив рассказала о своей мечте, изобразил вежливое удивление. — Но я полностью к услугам леди Евангелины.

— Вот как? — взгляд Хьюго стал колючим.

— Да, вот так! — неожиданно для себя разозлился Филип. — Думаете, соглашаюсь, ради возможности ежедневно лицезреть вашу дочь? Ошибаетесь! Просто я на своей шкуре испытал, каково это — мечтать чему-то научиться, знать, что сможешь, и раз за разом нарываться на беспричинный отказ. Вернее, причина была, но желание унизить не выскажешь вслух, ведь правда? — Правитель угрюмо молчал. — Я должен посмотреть, на что способна ваша дочь, мой лорд, — сбавил тон парень. — Если у леди Евангелины нет ни малейших способностей, я сам скажу ей об этом. Но, учитывая ее происхождение...

— Происхождение в таких вопросах берется в расчет, когда речь идет о мальчишке! — не выдержал Хьюго. — И объясни, наконец, что там у вас не ладилось с Томасом!

— Крестный, вы же сами догадались, — ухмыльнулся Филип. — Помните, рассуждали о моих причиндалах? Сыновья не всем отцам по нраву, с дочерьми проще. Они меньше раздражают, мягкие, ласковые...

— Это Евангелина-то мягкая и ласковая?! — Правитель чуть не рассмеялся. — Ты совсем сдурел, проведя с ней пару часов! Она умеет прикидываться ангелом, но большей дряни свет не видывал! Мать ее была доброй женщиной, а эта... Упрямая, злобная, грубая, и, к несчастью, умна, да и смелостью не обделена. Редкостно неприятное сочетание для девицы!

— Ваше величество, я заранее прошу прощения, но нарисованный портрет во многом похож... — Филип замолчал, стараясь не рассмеяться. Адингтон неплохо знает дочь, вернее, ту ее сторону, которую она позволяет ему видеть. Но старику, оказывается, и в голову не приходит, откуда девушка унаследовала черты, которых не было у матери.

— На кого? — рыкнул Хьюго, уже заподозривший, что именно услышит в ответ.

— На вас.

Щенок не обманул ожиданий, правда, выглядел смущенным и тут же забормотал извинения. М-да, уважительности ему еще учиться и учиться. А может, и не освоит эту премудрость. Отца, судя по всему, ни во что не ставил, да и положение предводителя успешной шайки приучило считать себя главным. В конце концов, к лешему уважительность, главное — уважение, и его-то как раз завоевать удалось.

— Я, по-твоему, злобный? — для порядка осведомился Правитель, отлично понимая, что добряком никогда не слыл.

— Как вам сказать? Рубцы на спине иногда зудят. В старости, небось, ныть станут к непогоде. И женщинам их показывать не хочется...

— Так ты поэтому никуда не пошел после бала?..

— Ну да, — Филип возблагодарил Небеса за удачно возникшую мысль. Рано или поздно старик заметит, что у крестника пропал интерес к женщинам, и может заподозрить неладное. На первое время байка о стеснительности сойдет, дальше нужно будет наведываться в какой-нибудь бордель: заходить с парадного хода, уходить с черного. Заплатить хозяйке, чтобы, если спросят, рассказывала о его частых визитах. И не забыть предупредить Энджи, а не то очередных увечий не избежать.

— Шлюхи бы на это внимания не обратили, — усмехнулся Хьюго.

— Несомненно. Но на разбойника походить я перестал, появилось нездоровое желание соответствовать происхождению. А лорд с исполосованной спиной, это, согласитесь, странно.

— Лорды и клейменые бывают, знавал я одного. Так что тебе еще повезло. Но мы отвлеклись. Значит, девчон... леди Евангелина похожа на меня?

— Если она такова, как вы только что расписывали, то да. Необычно для девушки, такой норов больше пристал мальчишке. Может, поэтому вам с ней трудно?

— С чего ты взял?..

— Вы редко вспоминаете дочь, зато всегда недобрым словом. Наверное, обращаетесь с ней неласково, как с упрямым сыном. Надеюсь, пороть не приказывали.

Хьюго с интересом смотрел на крестника. Неужели Томас наказывал сына, как провинившегося слугу?.. За что? За распутство? А просто поговорить не получалось?

— Не хотите, чтобы она училась владению оружием, — продолжал Филип. — Почему? Давно надо было разрешить. Если она не способна к этому, сама бы убедилась и бросила. Если же способна — вам было бы чем гордиться. С девушками нужно обращаться бережно, заботливо...

— В этом ты, безусловно, разбираешься!

— Худо-бедно, — парень расплылся в своей гаденькой улыбочке. — Вы, крестный, должен признать, неплохо умеете воспитывать парней. Ваш покойный друг был бы поражен, увидев, чего удалось достичь со мной, позором рода Олкрофтов.

— Шут, — привычно бросил Правитель. — Ладно, учи девчонку. Надеюсь, ты помнишь о запрете.

— Да, ваше величество. Поверьте, мне вас более чем хватает в роли крестного. Дополнения в виде тестя я не выдержу.

— Ты мне в качестве зятя тоже не нужен, — хмыкнул Хьюго.

* * *

Когда Евангелина, одетая в мужское платье, появилась в Тренировочном зале, гвардейцы опустили оружие и разве что рты не раскрыли. Филип нарушил всеобщее оцепенение, выступил вперед и приветствовал Правителя с дочерью. Вслед за ним поклонились и остальные.

— Герцог, мне жаль прерывать ваши занятия, но я обещал дочери выполнить ее маленький каприз, — произнес Хьюго.

Гвардейцы переглядывались, лишь присутствие Правителя удерживало их от шушуканья. Ив не стала скрывать довольной улыбки: тема для разговорчиков в казармах определилась на несколько месяцев вперед. Остается надеяться, что она отвлечет доблестных вояк от размышлений о таинственной подруге Филипа.

— Для меня большая честь учить вас, моя леди, — лорд Олкрофт почтительно поклонился Евангелине.

Та холодно кивнула в ответ, обдав ледяным, полным презрения взглядом, от которого Филипу стало не по себе. Он начал лихорадочно соображать, не разозлил ли невольно подругу прошедшей ночью или утром. Нет, кажется, все было хорошо и спокойно, как всегда, но почему ж она смотрит на него едва ли не как на грязь? Боится обнаружить себя перед отцом?

Хьюго привычное поведение дочери только радовало, а растерянный вид крестника даже развеселил. С девушками, видите ли, нужно помягче. Что ж, пусть попробует с этой — она мигом покажет свою ласковость.

Филип почтительно спросил, приходилось ли ее высочеству раньше держать в руках меч. Правитель с удивлением услышал:

— Приходилось, герцог. Правда, последний раз это было около семи лет назад. Мой прежний учитель был доволен.

Филип удолетворенно кивнул. Энджи рассказывала, что занималась в детстве и ранней юности, теперь сценка разыгрывалась для старика. Осталось проверить при нем умения дочери, сам-то уже убедился, что у подруги определенно получится овладеть искусством боя на мечах.

Крестник Правителя подал девушке тренировочный меч, один из самых легких, и пригласил к поединку. Евангелина, нимало не смущаясь, приняла вызов.

Гвардейцы приготовились сдерживать смех, но Ледяница оказалась не безнадежна. Простейшие приемы были ей известны, а ловкость и быстрота движений во многом искупали отсутствие навыков. Хьюго задумчиво тер переносицу. Мерзавка опять не дала возможности насладиться ее провалом. Меч в руках держать умеет, а при таком наставнике, как Филип, запросто научится сражаться по-настоящему. Святые Небеса, чего только Берта ей не позволяла! Зачем? Надеялась, что подобное ненормальное чадо заменит ему сына? Лучше б воспитала обычную наседку. Сколько сейчас девице? Двадцать один? Двадцать два? Вышла б замуж в шестнадцать, внуку могло бы быть около пяти лет... Он бы еще успел многое передать мальчику. Впрочем, теперь грех жаловаться. Крестник заменит и непутевую дочь, и нерожденных внуков. Лишь бы не втрескался в эту адову куклу!

Евангелина стала посещать Тренировочный зал ежедневно. Иногда ее сопровождал Правитель, иногда — его человек. Хьюго не слишком беспокоился о возможных вольностях между дочерью и крестником: трудно заводить шашни на глазах у доброго десятка гвардейцев. Его, к собственному удивлению, все больше интересовали успехи девчонки. Поначалу они раздражали, но постепенно Адингтон, глядя на все лучше управляющуюся с мечом дочь, начал испытывать нечто вроде родительской гордости. Неизведанное прежде чувство оказалось на удивление приятным, много приятнее, чем злорадство от возможной неудачи Евангелины.

Филип поначалу опасался выдать себя, но тревога быстро прошла. Энджи хотела учиться и, похоже, ни о чем другом в Тренировочном зале не думала. Да и мужская одежда, казалось, накладывала отпечаток на поведение девушки, превращая ее в паренька, шустрого, подвижного и совершенно лишенного женственной плавности движений.

Друзья-гвардейцы оставили любовную тему и с жаром обсуждали необычные пристрастия и способности Ледяницы. Поначалу не обошлось без грубоватых шуточек в казармах и насмешливых взглядов в Тренировочном зале. Ив отлично замечала последние, да и первые не ускользнули от ее ушей — оставить старые привычки оказалось непросто. Но время шло, искусность росла, и вскоре солдаты стали смотреть с уважением, а некоторые осмеливались предложить дочери Старикана поединок. Девушка не отказывалась и показала себя достойной противницей: сражалась честно, умела принять поражение и извлечь уроки.

Спустя несколько месяцев после первого занятия Хьюго пожелал, чтобы дочь показала себя в настоящем поединке. Филип был доволен ученицей и уверен в успехе, поэтому очень удивился, когда Энджи накануне вечером принялась ломать пальцы.

— Что с тобой? Сражаешься отлично. Мне почти нечему тебя учить. Осталось тренироваться, нарабатывать навык и выносливость.

— Хрычу не понравится, — Ив ходила туда-сюда по комнате. — Он обязательно скажет при всех какую-нибудь гадость, чтобы унизить.

— Сомневаюсь. А если и скажет — что с того? Я знаю, чего ты стоишь, да и ребята не дураки, отлично все видят, — Филип поймал девушку за руку и усадил рядом с собой на кровать. — Энджи, ты не любишь и не уважаешь своего отца. Значит, его мнение не должно волновать.

— Тебя бы не волновало мнение твоего?

— Каждый раз, поминая моего отца, ты бьешь по больному, — проворчал парень. — К несчастью, волновало б. Все десять лет на большой дороге я мечтал встретиться с ним и взглянуть в лицо. Не довелось.

— Расскажи, почему?..

— Ох, Энджи, зачем тебе? — он избегал ее взгляда.

— Как зачем? Я-то объяснила, почему не лажу со стариком. Рассказывала и про балы, и про детство, и про гусыню. Думаешь, это было приятно? Но я видела, что ты хочешь знать. Я тоже хочу. Имею право, раз уж сплю с тобой не первый месяц.

— Знаешь, просто спать с кем-то...

— Не продолжай! — девушка нахмурилась. — Не хочешь — не надо. Сам же и подтверждаешь, что мы просто спим вместе. Доверия-то я не достойна. И подтверждаешь самым верным способом: поступками.

— О чем-то запрещаешь говорить, — заворчал он. — А другое чуть ли не клещами вытягиваешь! Ладно, слушай. Вот тебе моя печальная история.

Старый Олкрофт безумно любил свою жену, а она не могла ответить ему тем же. Вряд ли не хотела — он был вполне достоин любви, а ее сердце было свободно, я уверен. Но почему-то мой отец не смог добиться от супруги нежности и понимания. Как они жили до моего рождения — не знаю. Если верить слугам, примерно также, как и после. С той разницей, что в короткие девять месяцев от свадьбы до появления наследника у герцога не было счастливого соперника.

Мама не любила отца, а во мне души не чаяла. Старый Олкрофт быстро это понял и не то чтобы возненавидел сына, нет, просто не замечал. Я, как назло, отлично помню детство. Поначалу ничего не понимал в отношениях родителей и, как всякий мальчишка, тянулся к отцу, каждый раз натыкаясь на полнейшее равнодушие. Обижался, страдал, бежал за утешением к матери. Та сколько угодно могла нежить меня, но ни разу не попыталась поговорить с мужем. Я б много дал тому, кто объяснил бы... — Филип раздраженно махнул рукой.

— Когда мне исполнилось семь, мама умерла от какой-то болезни. Отец поручил воспитание сына дядюшке Данкану. Никакой он на самом деле не дядюшка, дальний-предальний родич матери, по положению нечто среднее между вассалом и слугой. Состоял при герцогине, потом стал служить отцу. Герцогскую чету Данкан, кажется, искренне почитал, а вот меня... Помню, мы с мальчишками из замка обтрясли как-то ночью в ближайшем селении несколько яблонь. Не слишком похвальное деяние, согласен. Я бы пожурил за это наедине и уменьшил оброк селян на эти самые пару мешков яблок. Дядюшка прилюдно, во дворе отхлестал меня по щекам и громогласно заявил, что я вор, опозоривший имя своего отца. Старый Олкрофт при этом не присутствовал и в дальнейшем интереса к происшествию не проявил. А я... Знаешь...

— Знаю, — вздохнула Ив. — Раз уж всем было объявлено, что ты — позор рода, то следовало продолжать в том же духе.

— Угадала, — Филип чуть улыбнулся. — Я и стал продолжать. И так хорошо пошло, что старый Олкрофт обратил-таки на сына внимание. И чем старше я становился, тем чаще мы с ним общались. Правда, говорил главным образом он, даже не столько говорил, сколько кричал. Время шло, мальчишеские выходки прекратились, потому что я нашел другой способ досаждать отцу и дядюшке. Простой, действенный и очень приятный...

— Женщины?

— Точно. Хочешь слушать дальше? — Она кивнула. — Все было просто, Энджи. Они нравились мне, я — им. На мелкие грешки господского сынка принято закрывать глаза, но я-то старался изо всех сил. Правды ради стоит заметить, не столько соблазнял, сколько ублажал желающих.

— Ты самоуверенный наглец! — так бы и убила, но эти ямочки на щеках, когда он улыбается, сбивают с верного настроя...

— Я знал, что разозлишься. Сама, небось, когда жила с матерью, целовалась с мальчишками.

— Я только целовалась, а ты!..

— Зато тебе достался опытный мужчина, — подмигнул ей.

— Продолжай рассказ! — спохватилась Ив, видя, что разговор неумолимо соскальзывает в вязкую пучину плотских утех.

— Да продолжения-то почти не осталось. К шестнадцати годам я переспал со всеми хорошенькими женщинами в замке и окрестностях. Бастардов, хвала Небесам, не нажил, но отцы, братья, мужья и любовники пташек все равно были недовольны. Старый Олкрофт устал на меня орать, тем паче, крики не шли впрок. Тогда он приказал наказать наследника плетьми на конюшне, вместе с провинившимися слугами. Герцог проявил определенную заботу: распорядился не сечь до крови. Нет шрамов — позора меньше. Не предполагал, что видит сына в последний раз, — Филип невесело усмехнулся. — А твой старик погорячился с бичеванием у столба. Не учел, что я могу стать его зятем.

— Ты сбежал, чтобы податься в разбойники? Почему выбрал именно это?

— Ничего я не выбирал, просто сбежал. Не мог больше жить с отцом и Данканом под одной крышей. В первый же день нарвался на разбойников. Они думали ограбить проезжего мальчишку, на вид из благородных, а брать оказалось нечего. Все имущество — как у солдата из захудалого феода. Плохонькие меч, конь и одежонка, да несколько монет в кошеле. Ни старый Олкрофт, ни тем более Данкан не считали, что такой оболтус, как я заслуживает хорошего снаряжения. А мне совесть не позволила взять что-то получше и уж тем более — деньги. Странно для бывшего разбойника, да?

— На тот момент ты был будущим разбойником, — улыбнулась Ив. — Так что все правильно.

— Святые Небеса, вот уж не думал, что встречу такую понимающую женщину! — Филип покачал головой. — Ну так вот, нарвавшись на шайку, я подумал: к чему ехать в неизвестные дали, искать цель, решать, как жить. Проще примкнуть к разбойникам и получить приключения, женщин, золото, а главное — прекрасную возможность по-настоящему опозорить отцовское имя. Спина после порки ощутимо болела, еще сильнее беспокоила уязвленная далеко не вчера гордость. Голова была пустой, как у любого шестнадцатилетнего пацана. И я попросил у предводителя позволения остаться в шайке, мол, с детства мечтал стать разбойником. Сохатый посмеялся, однако не отказал. Наверное, думал, что лорденыш раскиснет и сбежит через несколько дней. Не знал, какая у меня закалка.

Мечом я уже тогда неплохо владел, в военном деле худо-бедно смыслил, так что быстро обнаружил свою полезность. Через четыре года Сохатого во время очередной вылазки убили, и я занял его место. В целом, неплохое достижение: в двадцать лет иметь под началом семьдесят человек, и не каких-нибудь бродяг, а хорошо обученных бойцов. Потом еще поднабрались, тогда уже Правитель за меня всерьез взялся... Вот тебе моя история, Энджи. Кровь, грязь и женщин я постарался опустить.

Ив прижалась к нему, обняла.

— Мне все равно, чем ты занимался.

— Я знаю, — он посмотрел девушке в лицо. — Не волнуйся из-за завтрашнего смотра. Как бы твой отец к тебе ни относился, ты ему небезразлична. Это главное, поверь. Любой менестрель тебе споет, что ненависть легко превращается в любовь и наоборот. Полное безразличие много хуже. Тогда ты просто не существуешь.

Хьюго, наблюдавший на следующий день за поединком Евангелины и Филипа, был далек от безразличия. Да, дочь много слабее крестника, а уж опыта у нее и вовсе никакого, но мечом владеть она выучилась. Если не бросит, сможет стать неплохим мечником (не мечницей же ее называть!): легкость движений, быстрота реакции, решительность, находчивость и смелость у нее в достатке. Кто бы мог подумать! Пожалуй, зря он в свое время запретил ей уроки, еще и гусыней обозвал. Какая, к лешему, гусыня, вон как двигается...

Поединок ожидаемо закончился победой Филипа. Удивительным было, как долго продержалась против него Евангелина. Хьюго подошел к опустившим мечи противникам, хлопнул крестника по плечу.

— Спасибо, Филип. Ты замечательный наставник. — Потом повернулся к дочери. — Надо же, ты все-таки унаследовала от меня хоть что-то, — неловким движением заправил за ухо девушки выбившуюся из строгой прически прядь.

Ив потеряла дар речи, мучительно покраснела и молча склонила голову.

— Можешь продолжать занятия, если желаешь, — продолжил Правитель. — Или теперь откажешься, раз я не возражаю?

Знакомый тон привел девушку в себя не хуже ведра колодезной воды.

— Нет, не откажусь! Буду тренироваться, пока не смогу победить герцога или хотя бы свести поединок вничью. После вызову вас.

— Жду с нетерпением! — добродушно засмеялся Хьюго. — Это обещает быть интересным.

* * *

Кайл не оставил ни своих подозрений, ни наблюдений за Евангелиной. В Тренировочном зале он исхитрялся и так, и сяк, лишь бы поменьше махать мечом и побольше смотреть на дочь Правителя. Гвардейцы, знавшие о его симпатии, посмеивались, только Шон понимал, что дело тут не в любовном томлении. Однажды Кайл собрался с духом и предложил девушке поединок. Та согласилась и, ко всеобщему удивлению, вышла победительницей. Молодой гвардеец не думал поддаваться, да и мечником слыл неплохим, но против необычно яростного напора леди Адингтон не устоял бы, пожалуй, и более искусный воин.

— Она поняла, что я за ней слежу, — сказал раздосадованный Кайл Шону, покидая зал.

— Возможно. В таком запале я ее еще ни разу не видел. Зачем ты полез к Льдышке?

— Хотел кое-что проверить.

Кайл так и не сказал, что именно, Шон не настаивал. Появится у друга хоть какая-то догадка, он ею непременно поделится.

Так и случилось, даже ждать долго не пришлось.

Шон валялся на койке в тесной комнатушке, точно такой же, как у остальных гвардейцев. Он бы с радостью составил компанию друзьям, которые проводили вечер в городе, но утром Кайл с таинственным видом заявил, что хочет поговорить, а теперь застрял где-то. Со скуки Шон принялся шарить по карманам, наткнулся на неизвестно как попавший туда кусок хлеба, брезгливо извлек его на свет и уже собирался бросить на пол, как взгляд упал на огромную паутину в углу у небольшого оконца. В центре сидел крупный серый паук.

Когда Кайл вошел к другу, тот упоенно кидал хлебными шариками в изрядно попорченную паучью сеть.

— Подкармливаешь питомца? — Кайл, не ожидая приглашения, взял стул и уселся на него верхом, облокотившись о спинку.

— Коротаю время до твоего появления, — остатки хлеба полетели на пол, Шон смахнул крошки с покрывала. — Что за тайны тебе покоя не дают? Сейчас бы сидели с ребятами в "Слизне и салате" и дули пиво.

— Пиво можно дуть хоть каждый вечер, а я поведаю тебе такое...

— Опять про Филипа и вашу общую зазнобу? — к означенному выводу Шона привел знакомый блеск в глазах друга. — Парень после бала был слегка не в себе, но очень быстро оправился. А сейчас гоняет Льдышку, как распоследнего новобранца, разве что обращается почтительно.

— Парень умело сделал вид, что оправился, — усмехнулся Кайл. — И я уверен, что Льдышку он гоняет в хвост и гриву не только в Тренировочном зале, но и в постельке по ночам. И вряд ли наедине обращается с ней так уж почтительно.

— Продолжай, — заинтересованный Шон сел, достал из-под койки бутылку и плеснул себе и Кайлу юла в стоящие на другом стуле чарки.

— Парочка наверняка сошлась еще до Весеннего бала, но по какой-то причине тщательно скрывает это. Поэтому на праздненстве они и выглядели безупречно до странности. Кстати, притворяются мастерски. В Тайной службе далеко не каждый так сможет, — Кайл воодушевился и чуть не прыгал на стуле как на игрушечной лошадке. — На тренировках, пока Евангелина с трудом меч в руках держала, ничего не было заметно. Но чем лучше она сражается, тем явственней их с Филипом связь.

— Да о чем ты? Какая там связь? Он махается с Льдышкой, как с остальными. Немного больше внимания уделяет, так это потому, что она слабее, — Шон с неудовольствием слушал скрип стула, который оседлал друг. Того и гляди ножки подломятся!

— Не-ет, дружок, — разулыбался Кайл. — Он махается с ней по-другому, равно как и она — с ним. Я наблюдал за поединками Евангелины с ребятами, да и сам попробовал, ты помнишь. С нами она сражается, должен заметить, очень неплохо. Кровь Адингтонов — ничего не попишешь! А с Филипом девица едва ли не танцует. Парочка двигается слаженно, можно сказать, красиво. И я готов поставить любые деньги на то, что их тела знают друг друга. Знают так, как нельзя узнать, махая вместе мечом по нескольку часов в день. Подобное знание дается тем, кто проводит ночи в одной постели и спит друг у друга в объятиях.

— Стихи не пробовал писать? — съязвил Шон. — Хотя суть твоих витиеватых речей, пожалуй, верна. Девицу, с которой спишь, в танце ведешь по-другому. Надо будет приглядеться к парочке.

— Приглядись, — согласился Кайл. — Только не болтай об этом. Прячутся они не просто так, а вредить ни Евангелине, ни тем более Филипу, не хочется.

* * *

Правитель был необычайно доволен крестником. За несколько месяцев наглый и невоздержанный на язык разбойник исчез, его место занял благородный лорд, умный, язвительный, но уважающий собеседника, галантный с дамами, веселый с друзьями. Пора было привлекать Филипа на службу Алтону, дать первое задание, которое позволит молодому герцогу в полной мере проявить себя. Его успех заставит дворян и простолюдинов вспомнить о доблестном роде Олкрофтов, что будет совсем не лишним для дальнейшего продвижения по лестнице власти.

Хьюго вызвал Филипа к себе и объяснил первую задачу: возглавить отряд, который займется очисткой дорог Алтона от многочисленных разбойничьих шаек. К неудовольствию Правителя крестник, выслушивая задание, все больше мрачнел.

— Задача кажется тебе непосильной? — не выдержал Адингтон.

— Ничего непосильного в ней нет. Просто мне не по нраву убивать своих бывших людей, — Филип видел недовольство Правителя и попытался объяснить. — Поймите, крестный, я жил с ними бок о бок десять лет. По большому счету, они были моими друзьями и семьей.

— Свою бывшую шайку можешь пощадить. Полагаю, люди в ней неплохо натасканы. Нужно всего лишь убедить их служить Алтону.

— Да, натасканы неплохо и с дисциплиной знакомы. Трудность в том, что у многих немаленький счет к Алтону. Вернее, к иным из власть имущих, которые любят прикрывать громкими словами низкие делишки. Я не желаю убеждать моих бывших людей простить долги. Нижайше прошу ваше величество избавить меня от необходимости терпеть заслуженные плевки в лицо.

— Чему же ты собираешься посвятить жизнь? — Правитель ни на секунду не поколебался в своих намерениях, но решил для порядка разузнать о стремлениях крестника.

— Я лорд, хозяин обширного феода. Кто-то должен поддерживать порядок на землях Олкрофтов. И, кстати, раз уж я единственный наследник, следует подумать о продолжении рода. Дочку не надумали за меня отдать? — ухмыльнулся Филип.

— Ты, дорогой крестник, хоть и лорд, но безземельный, — вкрадчиво начал Хьюго. — Феод по завещанию Томаса принадлежит мне. У нас была договоренность, что я передам его законному наследнику, буде объявишься. Но ежели не прекратишь шуточки о моей дочери, о землях Олкрофтов можешь забыть, — голос посуровел. — Гляди, еще и с лордством распрощаешься! — Это ж надо, дочь стала поспокойнее, считай, делом занялась, не женским, но все же. Ну так крестнику шлея под хвост попала — того он не будет, этого не хочет, жену ему подавай!

— Да что вы в самом деле, крестный! — парень, казалось, досадовал на себя за неудачную шутку. — Вы уж сами наслаждайтесь обществом леди Евангелины. Я найду спокойную домашнюю женушку, вежливую, обходительную, ласковую, которая на оружие без содрогания смотреть не может.

— Женитьба — дело не столько правильное или хорошее, сколько нужное, — Хьюго слегка успокоился. — Но тебе пока спешить некуда. Я, к примеру, женился после тридцати, да и отец твой... Что до разбойников, отказа я не принимаю. Как можно называть друзьями и семьей шайку отребья? Этот сброд ненавидит дворян. И не подозревали, верно, о твоем происхождении либо думали, что ты чей-то бастард.

— Они знали, что приютили чистокровного, хотя имя я скрывал, — крестник стал угрюмей прежнего. — Друзьями и семьей я называю тех, с кем делю хлеб и рискую жизнью, кто прикроет меня и подставит плечо. Честь не позволит мне...

— Честь?! Это сброд, преступники! Они бесчестны и поступать с ними нужно также!

— Ваше величество, честь она всегда честь — где угодно, с кем угодно. Я не поступался ею и с нелюдями на Архипелаге, не поступлюсь и сейчас. Даже со сбродом и преступниками. Я, если не забыли, сам такой.

— Да-а, тебе еще многому предстоит научиться, прежде чем стать Правителем, — Хьюго откинулся на спинку кресла и недовольно смотрел на парня, потирая переносицу. Зубы сжал, желваками играет. Ну и норов! Он сам такой, видите ли. М-да, Томасу с сыном приходилось непросто. Если с родной кровью что-то не так, это гнетет сильнее, чем с приемным ребенком или тем же крестником. Ему ли не знать, имея дочь-обузу. Ничего, у лорда Адингтона свои методы воспитания, и пока они неплохо работали. — Даю тебе месяц на размышления. Повторяю: отказа не приму. Так что постарайся договориться со своей совестью.

— Крестный, о чем вы, какой из меня Правитель?! — вскинулся парень едва ли не испуганно. — Если только станет известно, чем я промышлял десять лет...

— Филип, политик должен уметь закрывать глаза на установленные нормы и беззастенчиво отрицать очевидное. Если он делает это ради личной выгоды, потомки назовут его подлецом. Если ради блага страны и подданных, его запомнят великим правителем. Ты умеешь и то, и другое, но делаешь это по мелочи: назло или шутки ради. Задумайся о более широком применении своих способностей. Будущее Алтона когда-нибудь может оказаться в твоих руках. Что до меня, более достойного преемника я не вижу, — Хьюго махнул рукой, давая понять, что разговор окончен.

Вечером Филип не находил себе места. Крестный, вряд ли того желая, загнал его в ловушку, достойного выхода из которой нет. И посоветоваться не с кем: не рассказывать же гвардейцам о своем прошлом. От Жеребца, пожалуй, и Шон с Кайлом отвернутся. Только Энджи безразлично, чем он занимался, но ей вряд ли будет понятно его нежелание предавать бывших людей. Что ей, высокородной, какие-то разбойники... Фыркнет, и скажет, что ничего бесчестного в этом нет.

— Старик действует в своей обычной манере, — заявила девушка, выслушав Филипа, которому, конечно, ничего не удалось утаить от подруги.

— Ты бы на его месте поступила также.

— Нет. Я бы приказала другим разобраться с твоей шайкой. После поставила б тебя в известность, что люди Жеребца пойманы, и с ними ведется работа. И ты безропотно отправился бы изничтожать остальных. Или ошибаюсь? — глянула с усмешкой.

— Не ошибаешься. Странно, что старик не видит преемницы в тебе, — буркнул Филип.

— Ничего странного. Я, как и все женщины, всего лишь глупая гусыня. А что намерен делать ты?

— Я не предам своих людей.

— Не сомневалась. Но старик тебе этого не спустит. Даже подумать боюсь, какое наказание он измыслит.

— Значит, придется уйти. Все испытания крестного я выдержал... Ну, или провел старика с твоей помощью. На большую дорогу не вернусь, так что слова не нарушу. Уеду подальше, где он не сможет меня найти.

— Не хочешь стать Правителем?

— Представь себе, не хочу. Прозвучит высокопарно, но власть не имеет надо мной власти. Я ее пробовал, и она не пришлась по вкусу. К чему тогда впрягаться в ярмо государственной службы? Работенка не по мне.

— Странно. Мужчины одержимы властью.

— Знаешь, ангел мой, мне хватило б власти над тобой, — улыбнулся он. — Я не стал бы ее применять, удовлетворился сознанием, что обладаю ею.

— Неужели? — Ив угнездилась у него на коленях. — Даже если это правда, стоит так или иначе заполучить меня, и власть захочется применить. Запереть в замке, заставить рожать наследников...

— Энджи, к чему мне твоя ненависть? — рассмеялся Филип. — Никогда не потребую того, чего сама не хочешь. И раз единственным выходом для меня стало бегство, я готов выслушать, где ты хотела спрятаться.

Ив смотрела с таким удивлением, что он не на шутку испугался. Глупец самонадеянный! Вдруг она будет только рада отделаться от него? С чего взял, что подруга все еще хочет покинуть дворец, по крайней мере, в его обществе?

— Ты в самом деле решил сбежать? — ее растерянно-счастливый тон рассеял всякие сомнения. — Я не могу пока рассказать об укрытии, но обязательно отведу тебя туда. Там безопасно и хорошо... Ох, Филип, у меня просто камень с души скатился... — девушка судорожно обняла парня за шею и подозрительно шмыгнула носом.

VI

Близилась осень, и хотя дни стояли еще теплые, порой жаркие, ночная сырость все чаще давала о себе знать. Хьюго беспокоили старые раны — обычное недомогание в это время года. На сей раз дело обстояло особенно плохо, лучшие снадобья придворного лекаря не помогали. Старость, так ее растак!

Однажды вечером Правитель долго не мог уснуть. Как назло, на дне пузырька, который преданный камердинер получил от Евангелины якобы для себя, осталась лишь пара капель снадобья. Посылать слугу к девчонке в столь поздний час было неприлично, да и бессмысленно — она не откроет. Наговорит гадостей через дверь с просьбой передать его величеству, и все. Придется тащиться самому, признавать, что шарлатанские эликсиры помогают, как никакие другие, и выслушивать в ответ торжествующее фырканье. Ох, вот же послалил Небеса...

Добравшись до входа в Южную башню, Хьюго заколотил в дверь. Шум не вызовет толков и никому не помешает — соседние помещения давно пустуют, придворные дамы не желают жить по соседству со вздорной девицей. Подождал немного, но дверь не открылась. Правитель постучал еще раз, потом еще — ответа не последовало.

Странно. Дочь имеет обыкновение засиживаться допоздна, а если б и легла пораньше, проснулась бы давно от такого грохота. Если, конечно, не отправилась бродить по лабиринту. Как неудачно ей приспичило шпионить именно сегодня! Но не искать же девчонку в крысиных норах, где сжимает грудь, и от недостатка воздуха кружится голова. К лешему эликсиры, несколько глотков юла отлично помогут уснуть. Не забыть бы только завтра с утра отправить к Евангелине камердинера...

Юл не только помог уснуть, но и полностью стер мысли о столь необходимом снадобьи. Вечером следующего дня история повторилась с той лишь разницей, что у Правителя проснулись подозрения.

На третий день Адингтон отправил слугу за лекарством, а поздно вечером, прихватив свечу и огниво, пришел к двери в Южную башню. Постучал, не дождался ответа, направился в соседнюю комнату, обшарил резную деревянную панель на стене, что граничила с башней, нажал на неприметную шишечку и, вдохнув поглубже, вошел в открывшийся проход. Зажег свечу и принялся искать глазки, дабы заглянуть в покои дочери. Не удалось обнаружить ни малейшей дырочки — видно, девчонка заделала, потрудилась на совесть. Ощупывать и осматривать стены не получится, и так уже весь в поту, и грудь разрывается от недостатка воздуха.

Хьюго выбрался из лабиринта, вернул на место панель и отправился в свои покои, размышляя над непонятной ситуацией. Девчонка отсутствует у себя три вечера подряд. Нужно постучаться к ней завтра и послезавтра, но почему-то кажется, что результат ожидает тот же. Возможно, Евангелина шныряет по потайным проходам, но в столь поздний час подсматривать особенно не за кем. Разве наблюдает за какой-нибудь страстной бессонной парочкой, мерзавка. Или сама завела любовника и бегает к нему. Что ж, вполне вероятно, уже давно не юная отроковица. Почему не приглашает хахаля к себе? Может, и приглашает, значит, не считает нужным открывать на стук, выбираясь из постели и жарких объятий. В конце концов, это не так страшно. Понесет — отправится в материнский замок. Исполнится ее заветная мечта, но беспутная девчонка будет при младенце, а значит, при деле. Может, еще и замуж удастся сбыть, если путается не с женатым. Что ж, поглядим... Есть, правда, во дворце один холостяк, подходить к которому Евангелине строго запрещается. Не похожи они с Филипом на любовников, ничуть не похожи, но, как говорят в народе, лучше проверить, чем всю жизнь не верить.

Хьюго приходил к двери в покои дочери еще два дня, вернее, ночи, но так и не смог достучаться до Евангелины. Тогда он, сверившись с планом потайных ходов, попытался найти глазки в стенах Западной башни, чтобы проследить, как проводит вечера крестник. В груди шевельнулось нехорошее предчувствие, стоило убедиться, что отверстия для подглядывания исчезли и тут. На всякий случай Правитель осмотрел стены своего кабинета со стороны лабиринта. Глазки были на месте, а участки стены под ними оказались чуть ли не отполированными — дрянная девчонка определенно проводит здесь немало времени.

Получается, Евангелина заделала глазки в своем обиталище и в башне Филипа. Есть, конечно, вероятность, что это проделали за много лет до рождения несносной девицы, только верится с трудом. Нужно каким-то образом заглянуть вечером в покои крестника, посмотреть, один ли он там, и если нет, то с кем. Стучаться бесполезно: если худшие подозрения верны, девчонка удерет через дверь у подножия башни. Можно было б поставить там человека, но посвящать посторонних в щекотливое дело Хьюго не хотел.

Оставался один способ: выйти на карниз, расположенный под окнами второго этажа, и заглянуть в гостиную Филипа. Выбраться наружу можно из каморки для слуги, что пустует по соседству с Западной башней — крестник так и не обзавелся камердинером.

— Смеетесь, крестный? — хмыкнул в своей обычной манере, выслушав недоумения Хьюго. — У меня прислуги никогда не было, если не считать нянюшки, что смотрела за мной в детстве. Одеться-раздеться-побриться я и сам могу. К чему лишние глаза-уши? Особенно с моей спиной, — уставился едва ли не обиженно.

Ну, нет так нет, подумал тогда Правитель, а теперь и вовсе радоваться впору. Нетрудно пробраться вечером в пустующую комнатенку, запереть дверь изнутри, открыть окно, выбраться на карниз и, пользуясь темнотой, незамеченным пройти до окна башни. Хуже будет, если парень к этому времени уйдет в спальню. Внутрь не проникнуть — на окнах решетки. Значит, придется проверять несколько вечеров подряд. Леший бы побрал этих двоих: дочь и крестника! Вот уж парочка — всего можно ожидать. Из-за них на старости лет такой ерундой заниматься приходится! В молодости по карнизам не лазал, потому что за юбками не бегал, а сейчас...

Осуществить задуманное оказалось просто: высоты Хьюго не боялся. Мальчишкой на спор забирался на парапет самой высокой башни родового замка, пока отец не проведал и не запретил строжайше. Будущий Правитель, может, и не послушался бы, имея на редкость упрямый норов, но старый Адингтон объяснил, что рисковать жизнью по пустякам — удел глупцов, а его сын таковым не является. Да, не является и никому не позволит превратить себя в недоумка, вот сделает еще пару шагов, заглянет в комнату, прячась за побегами плюща...

Адовы гончие, занавесь задернута! Но окно приоткрыто, и два голоса, мужской и женский, отчетливо слышны. Мужчина, конечно же, крестник, а вот женщина... Воркует, смеется, будто журчащий ручеек. Нет, это не Евангелина, она так попросту не умеет. Но парень называет ее Энджи — вполне подходящее сокращение для имени ангелоподобной мерзавки. Как же заглянуть в комнату?..

Хьюго тщетно исхитрялся и так, и сяк. Если б не занавесь, парочка в комнате давно заметила бы, что за окном, держась за решетку, маячит чья-то фигура. Правитель совсем отчаялся, как вдруг неожиданно сильный порыв ветра надул ткань чуть ли не парусом. Когда полотнище опало, сбоку осталась щель, вполне пригодная для наблюдения.

Картина, представшая пред взором Адингтона, привела его в бешенство. Евангелина с Филипом только что закончили трапезу, мерзавка собирала посуду на поднос. Крестничек, пристроившись к девице сзади, мешал, целуя в шею и скользя руками по груди. Гнусная тварь изображала недовольство, время от времени пихаясь локтями, но глупое хихиканье выдавало ее с головой. Когда на столе ничего не осталось, парень развернул подружку к себе и приник к ее губам. Затем каким-то труднопостижимым образом умудрился, не прерывая поцелуя (или так показалось), посадить девку на стол, расшнуровать лиф ее платья, задрать подол, приспустить собственные штаны и вставить, похоже, на всю немалую длину. Похотливая дрянь застонала, но вовсе не от боли.

Не в состоянии выносить омерзительное зрелище, Хьюго осторожно двинулся прочь, добрался до открытого окна, спрыгнул в комнатенку и привалился к стене. Парочка проводит время вместе далеко не в первый раз — слишком непринужденно ведут себя друг с другом. Оба втрескались по уши, достаточно вспомнить сияющие физиономии, украшенные одинаковым идиотским выражением. Будто отражаются друг в друге.

Ярость, которую на карнизе удавалось держать в узде, в безопасной темноте каморки освободилась, захлестнула сознание алыми сполохами. Перед глазами замелькали соблазнительные картинки: ворваться в башню, оттащить парня от дочери, придушить у нее на глазах... Или сделать Жеребца мерином, а Евангелину отправить в бордель, ублажать таких же подонков, как ее любовничек... Дочь... Кресный сын... Нет, просто два бесчестных, ловко притворяющихся негодяя, посмевшие нарушить запрет, обманувшие доверие Хьюго Адингтона.

Правитель сжал кулаки и усилием воли прогнал мысленные образы желанной мести. Адовы гончие, как досадно, что девке ничего нельзя сделать — невозможно настолько попирать закон, да еще в личных интересах. А парень... Он ответит. И пожалуй, его участь станет лучшей карой для Евангелины. На мужчину не смотрят сияющими глазами, если он нужен только для плотских утех.

Слегка успокоившись, Хьюго покинул каморку и вернулся к себе. Предстояла бессонная ночь — не страшно, даже хорошо. Есть время успокоиться, все обдумать и принять верное решение.

* * *

Рано утром Ив разбудил стук в дверь. Девушка накинула халат и спустилась вниз. Слуга, слегка смутившийся при виде заспанной и неодетой леди, передал, что Правитель ждет дочь у себя в кабинете. Приказ неожиданно встревожил Евангелину. Что понадобилось отцу? Они разговаривали на прошлой неделе, старик казался едва ли не довольным, снова похвалил за успехи на тренировках, ни словом не обмолвился о времяпрепровождении с послами, хотя на днях ожидают одного, с Алгасарра. Зря она пошла на поводу у Филипа и согласилась отложить побег на пару недель. Дурачок надеется, что крестный смягчится и не станет принуждать к охоте на бывших товарищей. Возможно, за этим Правитель ее и вызывает? Прикажет поговорить с крестником, осторожно убедить, что истребление разбойничьей шайки — не предательство. Почему бы нет? Поручает же хрыч иногда сказать несколько будто бы незначительных фраз кому-то из дворян или посланников.

Ив быстро привела себя в порядок, оделась и направилась к отцу. Приемная в столь ранний час была пуста, лишь двое гвардейцев несли караул у дверей кабинета. Что ж, замечательно, не придется ждать своей очереди. Девушка подошла к дверям, но солдаты и не подумали распахнуть перед ней створки.

— Прошу прощения, ваше высочество, — проговорил один из караульных. — Его величество сейчас занят. Он просил вас немного подождать.

Евангелина не стала отвечать (вряд ли гвардейцы ждут любезности от Ледяницы), отошла и села на один из узких топчанов, стоявших вдоль стен. В этом весь старик: вызвать дочь ни свет ни заря и заставить ждать. Ох, ладно, ей не привыкать, да и не так уж долго осталось терпеть — к концу следующей недели их с Филипом уже не будет во дворце.

Ожидание затягивалось. Ив, успевшая заскучать, с тоской разглядывала потемневшие от времени резные деревянные панели, украшавшие стены. Смотрятся неплохо, но попробуй-ка привалиться спиной — мигом какой-нибудь листочек-цветочек-шишечка вонзится в спину. Почему бы не поставить для ожидающих аудиенции стулья со спинками, а то приходится сидеть, будто ножны проглотила...

Поток унылых размышлений был прерван донесшимися из коридора звуками: мужские голоса сменились взрывом неуместного поблизости от приемной смеха. Евангелина насторожилась: откалывать шутки у дверей кабинета Правителя мог, пожалуй, только его драгоценный крестник, он же ее ненаглядный любовник. И зачем он здесь одновременно с ней? Впрочем, возможно, она ошибается...

Филип развеял всяческие сомнения, появившись на пороге с улыбкой во весь рот. Увидев леди Адингтон, посерьезнел, вежливо поклонился и пожелал доброго утра. Ив мрачно кивнула в ответ. Из коридора продолжал доноситься сдавленный смех.

— Простите, мой лорд. Это не наша смена ржет в коридоре? — обратился к Филипу один из караульных. При дочери Старикана фамильярничать с приятелем было неловко, но и говорить строго по этикету не получалось.

— Угадал, — кивнул Филип, мельком глянув на Евангелину. Сидит, надувшись, насупившись, а сама, небось, с трудом смех сдерживает. Кстати, а что она здесь делает одновременно с ним?.. — Смену вашу я нагнал по пути сюда и пошутил невзначай. Сейчас просмеются и подойдут.

— Его величество ожидает, — кивнул на дверь кабинета второй караульный. — Просил впустить тебя одновременно с ее высочеством. Моя леди, прошу вас, — обратился к Евангелине, в то время как другой солдат распахнул створки.

У Ив возникло желание тут же, при гвардейцах схватить Филипа за руку, затащить в потайной ход и пуститься бегом прочь из дворца. Взглянула парню в лицо — спокоен, чуть улыбнулся, жестом пригласил ее войти первой. Нет, наверное зря она беспокоится. Возможно, старик хочет поговорить о тренировках, вот и вызвал их обоих, учителя и ученицу.

Правитель прохаживался у дальней стены и даже не взглянул на вошедших. Пусть подождут, подумают, зачем их пригласили вдвоем. Через некоторое время Хьюго остановился и вперил в парочку холодный взгляд. Мерзавцы как ни в чем не бывало пожелали ему доброго утра. Стоят поодаль друг от друга, будто ничто их не связывает. Дочь, кажется, несколько напряжена, но она постоянно ждет подвоха, застать ее врасплох трудно. Крестник в отличном настроении, того и гляди изобразит свою гаденькую улыбочку. Еще бы: всю ночь развлекался с первой красавицей Алтона, причем далеко не в первый раз. И пока не знает, что в последний.

— Вы хотели меня видеть, крестный? — парень неожиданно прервал молчание. Возможно, все-таки почуял неладное. Что ж, тянуть незачем.

— Мне известно, что прошлую ночь вы провели вместе, — произнес Хьюго ровным голосом. — Думаю, такое случается не впервые.

Каковы мерзавцы! Так и стоят: не придвинулись друг к другу, не изменились в лице. Если б сам не видел их забав, ни за что бы не поверил, что они любовники. О, девчонка глазенками засверкала, любопытно, что придумала?

— Отец, вы совсем помешались! Проверки устраиваете? Думаете, я стану спать с этим? — метнула полный ледяного презрения взгляд на парня, тот отодвинулся еще дальше. — По вашему крестнику каторга плачет!

— Так вы ей рассказали?.. Ну спасибо, крестный...

И этот играет не хуже, надо же. Жаль, зритель им попался неблагодарный.

— Молчать!!! — Правитель саданул кулаком по столу.

Оба захлопнули рты, но смотрели по-прежнему бесстрастно. Непроницаемое выражение лиц парочки пробуждало сильнейшее бешенство.

— Я все видел собственными глазами. Притворство не поможет, — Хьюго с трудом придерживался спокойного тона.

Ага, девку проняло — побледнела, как покойница. Знает, что он не станет лгать в таком вопросе. А крестничек еще пытается трепыхаться.

— А вы не ошиблись замочной скважиной или окном, крестный? Моя подруга терпеть не может трахаться при свете. Или вы способны видеть в темноте? Тогда не понятно, как вы могли спутать ее с...

— Может, какая-то из твоих подруг и не трахается при свете, но та, с которой был вчера, не имеет ничего против. И быть разложенной на столе ей не претит, и раздеваться она считает необязательным. Сокровище, а не подруга, эта Энджи.

Так-то лучше! Теперь и лживый щенок выглядит — краше в могилу закапывают.

Парочка наконец соизволила переглянуться, парень шагнул к подружке, та прижалась к нему спиной. Правитель сначала подумал — чтобы не упасть, но девица распростерла руки, подалась вперед и до смешного напомнила гусыню, защищающую выводок. Голос ее, впрочем, звучал не столько птичьим шипением, сколько звериным рычанием: низкий, яростный.

— Это моя вина! Делайте со мной, что хотите...

— Конечно, это твоя вина, — Хьюго подавил торжествующий смешок. — Я с самого начала знал: если парень оступится, то только по твоей вине. И честно предупредил: вина будет твоя, наказание — его.

Девчонка издала нечленораздельный вопль, под конец едва не сорвавшийся в визг, и бросилась бы на Правителя, если б крестник не удержал ее, схватив за руки чуть повыше локтей. Она принялась вырываться, крича:

— Пусти! Пусти же! Задушу его! Прикончу голыми руками!

Адингтон взирал на беснующуюся дочь с холодной улыбкой, хотя в глубине души начал опасаться, что, выпусти парень эту ведьму, справиться с ней будет непросто. Не пришлось бы гвардейцев звать... Филип тем временем развернул орущую подругу к себе лицом и легонько встряхнул. Девица некоторое время вырывалась, требовала выпустить, но парень прижал ее к себе и заговорил вполголоса.

— Энджи, — донеслось до Правителя. — Успокойся, прошу... Только злишь его... А потом... — перешел на неразборчивый шепот. — Поняла?

Девчонка окончательно затихла и, кажется, что-то шепнула в ответ.

— Не будет у вас никакого "потом"! — рыкнул Хьюго, удивляясь быстроте, с которой крестничек усмирил стерву. — Я верил тебе, — обратился к Филипу, и не подумавшему отвести взгляд. — Считал сыном. Готов был сделать своим преемником. А ты так и остался грязью с большой дороги. Еще смел говорить мне о чести! Ты и понятия не имеешь...

— Имею, — разжал губы парень. — Я не нарушил слово. Обещал не заниматься преступными делишками, не занимаюсь и не стану. Что до вашей дочери... Ну, так уж получилось, — на мгновение опустил глаза, но не успел Хьюго заговорить, продолжил. — Я буду счастлив женится на ней...

— Жениться?! Чтобы в один прекрасный день весь Алтон стал потешаться надо мной, узнав, что моим зятем стал Жеребец? А ты, дрянь, — Правитель, убедившись, что Филип потерял охоту продолжать жалкие оправдания, взялся за дочь. — Оказалась хуже последней потаскухи, спуталась с висельником, которого не каждая шлюха решится обслужить. Б-благородная девица... — далее последовали более или менее привычные Ив ругательства.

Евангелина молчала, то краснея, то бледнея, но крестничек, конечно, тут же очнулся.

— Прекратите разговаривать с ней в таком тоне...

— Или что?

— Филип, не надо, он нарочно, — девица обернулась к любовнику и с тревогой взглянула ему в лицо. Тот сжал зубы и замолчал.

— Эк вы друг друга слушаетесь! — съязвил Правитель. — Досадно, что нельзя вас поженить — то-то получилась бы парочка. Сознавайтесь, как давно предаетесь совместному блуду?

Мерзавцы и не подумали ответить. Стояли, взявшись за руки, и смотрели на Правителя.

— Отвечать, когда спрашивают! — заорал тот.

— Около полугода, — с неохотой выдавил Филип.

Хьюго побагровел от ярости. Кто бы мог подумать, что его водили за нос так долго! А паршивый щенок не провел в воздержании и месяца.

— Значит, к Весеннему балу вы уже снюхались?!

— Да! — выкрикнула Евангелина, поскольку парень молчал, видимо, считая ниже своего достоинства отвечать на подобный вопрос.

— Тебя повесят завтра же, — бросил Хьюго крестнику. — А тебя... — выругался, глядя в бесстыжие глаза дочери. — Заставлю смотреть.

Теперь вид парочки доставлял истинное наслаждение. Щенок побледнел еще сильнее и бросил беспомощный взгляд на подружку. Та на него и не смотрела, ее глаза, ставшие едва ли не безумными, не отрывались от лица Правителя. Каким-то непостижимым образом вывернувшись из рук Филипа, Евангелина упала перед Адингтоном на колени.

— Отец, умоляю, пощадите его! — по щекам потекли слезы. — Я сделаю все, что захотите! Никогда не скажу слова поперек, выйду замуж по вашему выбору. — (При этих словах крестничка перекосило). — Все, все, что угодно, только оставьте Филипу жизнь!

Хьюго смотрел сверху вниз, в искаженное горем и страхом лицо и думал, что дочь в очередной раз удивила, будь она неладна. Втрескалась настолько, что позабыла и гордость, и неизбывное желание портить отцу кровь. Он ожидал, что девица, даже если вправду влюблена, расхохочется ему в лицо и заявит, мол, вешайте, я этого и добивалась. Тут можно было б отлично поиздеваться над паршивцем: пожертвовал всем ради дряни, которая и любить-то не способна. А на эту мольбу что ответить?

На самом деле Адингтон еще ночью раздумал вешать крестника. Сложно объяснять суду, почему Жеребец столько времени жил во дворце под крылышком у Правителя, да и пускать в расход толкового во всем, кроме одного, дворянина, глупо. Ну, и если быть до конца честным с самим собой, Филип действительно стал почти сыном. Урок преподать, конечно, следует, но без крайностей. Ладно, раз девица сама встала на колени, попробуем заставить ее разжевать и выплюнуть собственную гордость. Пора Евангелине научиться женскому послушанию.

— Ты любишь его?

Мерзавка, вместо того, чтобы разрыдаться еще сильней и признаться в собственной слабости, неожиданно поднялась на ноги и даже слезы ее, казалось, высохли.

— Нет, не люблю, — так и сверлит зелеными гляделками, змея. Что у нее на уме? Не любит, видите ли. А выглядит и ведет себя так, будто дороже этого негодяя у нее никого на свете нет. Хм-м, а пожалуй, и верно.

— Тогда к чему мольбы и слезы?

— Филип мне нужен, — замялась ненадолго. — Как воздух.

— Поздравляю! — Хьюго обратился к крестнику. — Нашел подружку под стать: видно, тоже воздержание не переносит? Одна лишь досадная малость — девица тебя не любит. Значит, ничто не мешает ей завтра, нет, сегодня же вечером найти тебе замену.

— Мне это безразлично, — процедил парень.

Безразлично, как же! Вон как желваки на скулах заходили, а кулаки сжимаются и разжимаются, сжимаются и разжимаются.

— Ну что ж, мне, по большому счету безразличны вы оба, но порядок в делах поддерживать следует, да и слово я не привык нарушать, — Евангелина уже снова стояла, прижавшись к Филипу, вцепилась в его руку так, что пальцы побелели. М-да, если б он и впрямь повесил парня, дочурка устроила б ему веселую жизнь. — Виселицы не будет. Это чересчур просто. Отправишься на каторгу, в копи, что у Свониджа, — обратился к крестнику. — Там и самые крепкие недолго протягивают, но я надеюсь, тебе хватит времени, чтобы осознать собственное ничтожество. А ты, любезная дочь, выйдешь замуж, как только я найду дурня, что навсегда избавит меня от твоего общества.

Хм, каторга щенка, кажется, не испугала, а вот известие о замужестве подружки определенно повергло в глубокое уныние. Как можно быть таким глупцом? Только что своими ушами слышал, что она его не любит, и на тебе — облапал, прижал к себе, утешает, потому что у девчонки опять слезы хлынули. Тьфу!

— Дворянства тебя лишить не получится, раз уж суда не будет, — вырвалось чуть ли не само собой. — Но я распоряжусь поставить милейшему герцогу клеймо. Где оно будет лучше смотреться, а, Евангелина?

— Не посмеете! — дочь тут же пришла в себя. — Я не позволю! Поиздевались уже над ним, поставив к столбу!

— Ты не позволишь мне? — усмехнулся Хьюго. Нет, никуда не деться от желания дразнить гусыню. Любопытно, что она сделает?

Девчонка сбросила руки Филипа, который честно пытался удержать ее, и стремительно метнулась к письменному столу. Схватила хлипкий костяной ножичек, предназначенный для вскрытия конвертов и разрезания бумаги, и прижала к щеке заостренный кончик.

— Вот я и опробую на вас ваш собственный метод, — оскалилась, как загнанная лисица. — Если не пообещаете отменить клеймение, изрежу себе лицо. Тогда вы вряд ли сумеете скоро найти мне жениха, и нам придется до-о-олго жить вместе, — недрогнувшей рукой надавила на нож, из-под кончика показалась алая капля.

— Энджи, — не выдержал парень. — Не надо! Я переживу. Кого удивишь клеймом на каторге?

— Нет, нет, нет! — не отнимая ножика от лица, топнула ногой. — Больше он не посмеет уродовать и унижать тебя.

— Брось нож, его не будут клеймить, — проронил Хьюго. Надо же, девица кое-как освоила шантаж. Мужа бы он ей в любом случае нашел — для брака по расчету внешность значения не имеет, были бы приданое и титул. Но при мысли о том, что дочь собственными руками изуродует себя, стало неуютно. Оказывается, он привык к ее ангельской внешности... Проклятье, что за мысли, что за настроения? Неужели герцог Адингтон пожалел собственную дочь, мерзавку, каких мало?

— Даете слово? — опустила руку.

— Да, даю слово. Твой драгоценный любовник не пострадает от каленого железа.

— Я убью себя, если вы его не помилуете, — ножик переместился к шее.

— Давай, попробуй. — Ну до чего ушлая тварь! Стоило допустить ничтожную слабину... — Шантажу тебе еще учиться и учиться. Ты убьешь себя, я убью его, — кивнул на парня, у которого происходящее, казалось, не вызывало никаких чувств, кроме удивления. Похоже, глупец до сих пор не понял, в кого угораздило влюбиться. — К тому же тонким костяным ножичком только и можно, что личико попортить или глаз выколоть.

Девчонка отвела руку от шеи, мельком глянула на полупрозрачное лезвие, отшвырнула ставшую бесполезной вещицу и метнулась к Филипу. Тот обнял ее, осторожно стер со щеки капельку крови. Правитель, к собственному удивлению, почти остыл, вид едва ли не милующейся парочки уже не вызывал ярости.

— Прощайтесь, — бросил он.

Евангелина всхлипнула и принялась целовать Филипа в губы, потом чуть отстранилась, и, глядя ему в глаза, произнесла:

— Не верь ему. Никто мне тебя не заменит.

— Энджи, я люблю тебя.

— Все-таки не удержался, — она странно улыбнулась, обняла его за шею и, кажется, зашептала что-то на ухо.

Когда в кабинет вошли вызванные Правителем гвардейцы, Филип и Евангелина так и не оторвались друг от друга. По странному совпадению караульными оказались Шон и Кайл, сменившие на посту товарищей. Друзья поняли, что родственная беседа была отнюдь не мирной, ибо ни Старикан, ни его дочь не сочли нужным понижать голос, но зрелище пришибленного друга, обнимающего зареванную Льдышку, повергло их в полнейшее недоумение.

— Препроводите его в темницу, — Хьюго указал на крестника. — Пусть запрут в одиночке. В ваших интересах не разговаривать по пути.

Шон и Кайл быстро переглянулись и шагнули к Филипу, который на них не смотрел, пытаясь отстраниться от Евангелины. Девушка и не думала отпускать его.

— Энджи, пожалуйста, — тихо попросил он.

— Нет! Я не смогу без тебя! — она сжала его руку в своих.

Гвардейцы растерянно застыли по обе стороны от Филипа, тот пытался уговорить подругу, но она не слушала. Тогда Адингтон подошел к дочери, схватил за локти и сильно тряхнул, отрывая от любовника. Евангелина попробовала было высвободиться — тщетно, проклятый старик держит крепко, до дряхлости ему еще далеко.

— Пусти... — в ее голосе слышались рыдания. — Почему ты сразу не отдал его мне? Нашел бы кого-нибудь другого для издевательств... Почему именно Филип?.. — ответа, конечно, не последовало, старик лишь сильнее стискивал ее. — Ненавижу тебя! — попыталась лягнуть отца, но безуспешно. — Как же я тебя ненавижу! — дернулась еще раз и стала бессильно оседать к его ногам.

Филип и гвардейцы застыли, взирая на эту сцену.

— Вы еще здесь?! — рявкнул Правитель, опустив обмякшую, рыдающую девушку на пол. — Убирайтесь!

Солдаты с некоторыми усилиями вытолкали Филипа из кабинета и поспешно закрыли за собой дверь.

Оставшись наедине с дочерью, Хьюго присел рядом. Евангелина лежала ничком и содрогалась от беззвучных рыданий. Не совсем понимая, что делает, герцог нерешительно положил руку на голову девушки, будто желая приласкать, успокоить. Она почувствовала прикосновение, затихла и напряглась. Адингтон тут же отнял руку. Дочь медленно села и, оказавшись лицом к лицу с отцом, застыла, глядя покрасневшими от слез несчастными глазами, бледная, осунувшаяся.

— Ты сказала, что не любишь его, — растерянно пробормотал Хьюго. — Соврала?..

— Нет! — девчонка вскочила на ноги. — Да и что это меняет? Вы бы помиловали Филипа, если б я любила его? Или сказала, что люблю?

— Нет, — Правитель встал вслед за дочерью. — Вы оба виноваты и должны быть наказаны. И не вздумай еще раз угрожать самоубийством, это не поможет. Когда требуется, я умею нарушать слово. Ты добьешься лишь того, что будешь лежать, привязанная к кровати.

— Надеюсь, обещание не клеймить Филипа остается в силе?

— Да. Присаживайся, — Хьюго кивнул на одно из кресел, стоящих перед столом. — Придется подождать здесь, пока парень не окажется в темнице. Туда ты по потайным ходам не проберешься, а тюремщика я предупрежу насчет возможного визита первой красавицы Алтона.

* * *

Гвардейцы выбрали самый длинный и безлюдный путь к темнице. Они не обнажили мечей, просто шли по обе стороны от друга, так что никому б и в голову не пришло, что троица — арестованный и два конвоира. Филип оценил дружеский жест, но промолчал. Он пытался решить, стоит ли посвящать приятелей в подробности случившегося или разумнее держать язык за зубами, как приказал Адингтон.

— Что произошло? — не выдержал Кайл. — Старикан взбесился из-за дочери?

— Он взбесится еще сильнее, если узнает, что мы разговаривали, — буркнул Филип.

— Откуда бы ему узнать? — хмыкнул Шон. — Да и нарушать запреты Старикана тебе, как будто, не впервой.

— Угу, — кивнул крестник Правителя. — Это ты точно подметил. — Похоже, придется признаться друзьям. Во всем. Только бы они не отказались помочь Энджи.

— Но почему? — недоумевал Кайл. — Ты наотрез отказался жениться на ней?

— Ребята, — вздохнул Филип, — вы не все обо мне знаете...

— Что там еще за страшная тайна делает тебя нежелательным зятем для Адингтона? — спросил Шон. — Феод весь в долгах? Так у невесты денег более чем достаточно. Или ты уже успел обзавестись леди Олкрофт и выводком детишек?

— Хуже. Я десять лет разбойничал. Довольно успешно, надо сказать.

— Ты... что? — Кайл встал как вкопанный.

— Он разбойничал, — пояснил Шон, недоверчиво вглядываясь Филипу в лицо. — Во дворце объявился весной, как раз тогда Тайная служба неожиданно прекратила заниматься Жеребцом. Хочешь сказать, что спрятался у них под носом?

— Не спрятался. Попался. Адингтон выудил из меня настоящее имя, вспомнил, что приходится мне крестным и предложил жизнь в обмен на примерное поведение.

— Так ты и вправду?.. — теперь и Шон выглядел огорошенным.

— Да, — Филип с трудом заставлял себя смотреть в глаза друзьям, теперь, наверное, уже бывшим. Гвардейцы, впрочем, не выказывали ни презрения, ни отвращения, наоборот — глядели чуть ли не с воодушевлением.

— Адова хрень, я мечтал встретиться с тобой! — провозгласил Шон.

— Зачем? — удивился Филип. — Я никого из Райли не трогал. Ты уж извини, но взять с вас нечего.

— Ошибаешься, — гвардеец помрачнел. — У меня две младшие незамужние сестры, и охотники до их чести находятся.

— Я не...

— Да не о тебе речь! — усмехнулся Шон. — Ты пощипал Фрезера, а тот пытался соблазнить сестрицу Лианну. Ни я, ни отец не смогли посчитаться с подлюгой: он герцог, да еще и безмерно богат. Нас дальше замковых ворот не пустили, когда мы вызов пытались передать. А ты, говорят, спустил с него штаны и вздул ножнами. Было?

— Ну, не собственноручно, — Филипу не верилось, что его позорная тайна ничуть не отвратила друзей. — Предводителю такое по чину не положено. А людям приказал, да. Не терпеть же оскорбления скудоумного мешка с золотом.

— А Евангелина знает, что ты?.. — неуверенно начал Кайл.

Шон закатил глаза: Жеребца есть о чем порасспросить, а мальчишка все со своей зазнобой!

— Да. Знала с самого начала, — не стал запираться бывший разбойник.

— И ты ее все равно добился, — с восхищением выдохнул черноволосый гвардеец.

— Кайл! — одернул друга Шон.

— Я не добивался, — покачал головой Филип. — Она сама ко мне пришла. А я не смог отказать, даже под страхом смерти. И, представьте, не жалею.

Кайл понимающе кивнул. Шон выглядел удивленным и хотел что-то спросить, как вдруг одна из боковых дверей распахнулась и в коридор выпорхнули две молоденькие служанки. Увидели мужчин, заблестели глазами, захихикали, поглядывая главным образом на Филипа.

— Красавицы, сейчас еще утро. Идите, занимайтесь делами, развлекаться будем вечером, — крестник Правителя подмигнул девчонкам, которые в ответ залились смехом.

— Мой лорд, для вас я свободна круглые сутки! — выпалила та, что побойчее.

— Спасибо, пташечка, да я-то сейчас не свободен, прости! — усмехнулся Филип.

Служанки еще больше развеселились и отправились восвояси, время от времени оглядываясь.

— И какая несвобода гнетет тебя больше: темница или подруга? — не удержался Шон.

— Подруга не гнетет, но я о ней всегда помню, — буркнул Филип.

— Погоди-ка, — вспомнил веснущатый гвардеец. — Ты сказал, что не смог отказать под страхом смерти. Неужто Старикан?..

— Старикан отправляет меня на каторгу, в копи на юге. Как думаешь, долго я там протяну?

— На каторгу?! — друзья были потрясены. — И ты еще шутишь со служанками?!

— А что же мне, рычать на них? На таких веселых пташек взглянешь и вспомнишь, что пока жив, — хмыкнул Филип.

— Может, попробуем изобразить твое бегство?.. — начал Шон.

— Нет, — стать причиной опалы друзей, которые к тому же не отвернулись в трудную минуту, Филип не мог. Да и неизвестно, что старик учинит с дочерью, если крестник столь нагло сбежит от наказания. — Помогите Евангелине выбраться из столицы, когда она будет готова. А Энджи вытащит меня.

— Конечно, поможем, — закивали оба. — Да только поверит ли она нам?

— Нет, так просто не поверит. Но вы скажите ей... — Филип поманил друзей поближе и еле слышно прошептал что-то.

— Тебя тоже от этой девицы на поэзию потянуло, — покачал головой Шон. — Держись. Если она откажется, мы сами попробуем...

— Если она откажется, не стоит и пробовать, — проворчал Филип.

* * *

Оказавшись в темной тесной камере, Филип лег на голую деревянную койку и вперил взгляд в темноту. Где-то капала вода, попискивали крысы, пахло плесенью и нечистотами. Ну вот все и закончилось. Общение с Правителем, который почти заменил отца, дружба с гвардейцами, блаженство с Энджи. Остаток жизни пройдет в привычном окружении, с той лишь разницей, что он и его товарищи по несчастью будут не разбойничать, а сначала тащиться по пыльной дороге в кандалах, а потом махать кайлом в забое. К чему Небеса подарили эти полгода? Чтобы дать сполна ощутить, чего он лишился, сделав десять лет назад неправильный выбор?.. Но он давно осознал ошибку, просто не знал, что ее можно исправить. Видел лишь один выход: поиграть напоследок со смертью, а после сдаться ей — нарваться на меч, попасть на виселицу. Почти получилось.

Какими-то неисповедимыми путями его свело с Адингтоном. Вообще-то не удивительно, что старик был лучшим другом Томаса Олкрофта — странностей у него хватает. Крестник устраивает его в качестве преемника, но не зятя. Алтон ему доверить можно, дочь — нет. А ведь крестному плевать на ее счастье, замуж собирается отдать за первого подвернувшегося... Стоит подумать, что его Энджи станет женой другого...

Стало так муторно, что Филип, пытаясь избавиться от ненужных мыслей, крепко стукнул кулаком в стену. Боль пронзила руку, прогнала доводящие до бешенства видения предполагаемой свадьбы Евангелины, непременной первой брачной ночи.

Крестник Правителя некоторое время лежал, сосредоточившись на телесной боли. Пока кисть ныла, голову удавалось сохранять пустой. Из этого почти блаженного состояния вывело громыхание ключа в замке. Дверь открылась, впуская в камеру тусклый факельный свет и здоровенного тюремщика с тряпичным свертком под мышкой. Детина с глумливой ухмылкой уставился на севшего на койке арестанта, который жмурился от красноватых отблесков из коридора.

— Что ж ты натворил, лорд? На моей памяти в копи без суда никого не отправляли. — Ответа не последовало. — Смотри, гордость-то из тебя подвыбьют, и не только охранники, но и свой брат-каторжный. Личико попортят, не узнаешь, коли доведется еще в зеркало глянуть. — Пленник по-прежнему молчал, неотрывно глядя в лоснящуюся ухмыляющуюся рожу. — Ладно, недосуг мне с тобой лясы точить. Переодевайся, — к ногам арестованного полетел тряпичный сверток.

Как только дверь закрылась, Филип быстро стащил с себя одежду и облачился в каторжную робу. Успел как раз вовремя, нетерпеливый тюремщик уже снова гремел ключом.

— Будто для этой одежонки родился! — хмыкнул детина, с издевательским удовольствием разглядывая парня в сером мешковатом облачении. — Может, ты и не лорд вовсе?

— Катись отсюда, — огрызнулся Филип, укладываясь на койку. — Я не девка, чтобы мной любоваться и о личике моем беспокоиться. Хотя, кто тебя знает — может, ты мужиков предпочитаешь.

— Это тебе волей-неволей придется с мужиками дело иметь, — загоготал тюремщик, связка ключей у него на поясе зазвенела. — Коли силы останутся после того, как целый день киркой помашешь!

Пленник молчал. Детина собрал раскиданную по полу одежду, вышел и запер дверь.

Филип, оставшись один, сел, провел ладонью по лицу. Здравствуй, новая жизнь. Если б попал в нее предводителем шайки, было бы проще, а для лорда происходящее уж очень болезненно. Но это ненадолго: в копях он быстро превратится в тупую рабочую скотину, которую больше всего будет заботить миска похлебки после работы и возможность поспать. Скорей бы... Чтоб не саднила в очередной раз уязвленная гордость, чтоб не лезли в голову вновь проснувшиеся мысли об Энджи, чтобы ушло отвратительное ощущение собственного бессилия, которое захлестнуло еще там, в кабинете крестного.

Единственное, что удалось сделать, это успокоить ее, дать надежду, сказав, что она сможет вытащить его. Сможет? Если всерьез захочет, то, пожалуй, да. А если не захочет? Хладнокровно заявила отцу, что не любит... Зачем тогда и терпеть? Здесь, в темнице, с собой не покончишь, зато счеты с жизнью легко свести по дороге в копи. Если верить рассказам бывалых людей, достаточно шага в сторону из колонны, даром что все каторжники прикованы к общей цепи, от которой никуда не деться. Охране плевать, правила есть правила. Шаг в сторону, и холодное острие клюнет в спину, вонзится между лопатками, пробьет грудь...

"Филип, обещай, что дождешься..." — зазвучал в голове голос Евангелины. — "Обещай, что не будешь искать смерти, станешь беречь себя. Я приду за тобой, клянусь. Постараюсь побыстрее, но ты дождись, дождись в любом случае, умоляю..." Ей ничего не стоило получить от него очередное обещание, когда старик разрешил попрощаться. Он сказал о любви, думая, что больше никогда не увидит свою ненаглядную. Признание ее, казалось, не обрадовало, но как она прижалась и как горячо стала шептать... "Обещай, обещай, обещай, что дождешься." Разве мог он не пообещать? И разве может не сдержать слова? Говорят, некоторым удавалось протянуть в копях несколько лет... Но Энджи не станет мешкать, он уверен! А раз так, нечего думать о смерти. Назло всему надо думать о жизни, о Евангелине, которая, насколько он успел ее узнать, способна добиваться своего. Значит, они еще встретятся. И пусть тогда хоть кто-то попробует разлучить их.

Часть вторая

I

После разоблачения Ив два дня безвылазно просидела в своей башне. Она могла бы войти в потайной ход, да что толку? В темницу незамеченной не проберешься, а тюремщики предупреждены насчет высокородного арестанта и ни за что не пропустят к нему никого, кроме Правителя.

От нечего делать Евангелина в сотый раз размышляла, не упустила ли возможности спасения. Пожалуй, нет. Что могли они с Филипом? Попытаться уйти через потайной ход, предварительно оглушив и связав Хьюго? Ничего не вышло б. Хрыч все еще силен, его не застанешь врасплох, успел бы кликнуть гвардейцев. Да и трудно представить, что Филип, отказавшийся ловить своих бывших людей, поднял бы руку на крестного и друзей. (Кстати, а кто же там стоял в карауле, она не разглядела, слезы и ярость туманили зрение. Зато солдаты наверняка отлично все видели и уже растрепали товарищам, какова на самом деле Ледяница. Ох, о чем она думает, когда ее ненаглядный в опасности!) И все же, смог бы Филип драться со стариком и гвардейцами? Ради нее, Евангелины, пожалуй, смог бы. Загвоздка в том, что она не хочет уподобляться старому хрычу, не желает ломать своего мужчину, использовать власть, которую получила над ним. Что он тогда говорил? "Я не стал бы применять власть над тобой, удовлетворился сознанием, что обладаю ею." Впору поверить, сама-то чувствует то же самое...

Да, сейчас она способна думать, рассуждать, а тогда в голове осталась одна мысль: вымолить Филипу жизнь, любой ценой. Вымолила, и не так уж дорого. Правитель не сможет устроить свадьбу ни через неделю, ни через месяц — такие дела в Алтоне быстро не делаются. А она должна ухитриться исчезнуть из дворца недель через шесть, не позже. На это время у Хьюго намечена поездка на северо-восток, к границе с Кэмденом — там опять напряженно. Ну, а не перечить старику будет легко, как-никак, от ее способности усыпить бдительность его величества зависят жизнь и свобода Филипа.

Хьюго навестил дочь на третий день после достопамятной расправы в кабинете. Рано утром крестник, звеня кандалами, отправился топтать дорожную пыль в обществе клейменого отребья. Нужно сказать об этом девчонке, а заодно выяснить подробности их связи. Мерзавка не посмеет запираться, а попробует — всегда можно пригрозить дополнительными карами любовнику.

Правитель постучал, дверь открылась почти сразу. Евангелина будто ждала его появления. Хотя нет — глядит удивленно.

— Вы? Я думала, слуга с приказанием явиться...

— Мне не нужны сплетни о неожиданных обмороках леди Адингтон, — Хьюго вошел в покои и плотно прикрыл за собой дверь. — Разговор предстоит не из легких, а ты, насколько я убедился, не так сильно отличаешься от других девиц, как сама хотела бы. Слезы, истерики, рыдания на полу, — герцог поморщился. — Ты что, решила уморить себя голодом? — окинул взглядом бледную, осунувшуюся дочь, казалось, ничуть не тронутую его сарказмом. Странно, раньше ее красота раздражала, но когда девчонка неожиданно подурнела, радости это не принесло. — Вон какие круги под глазами, — взял девушку за подбородок, отчего та вздрогнула, чуть повернул ее голову, всматриваясь в лицо. — Не ревела, и то ладно. Садись, — указал ей на кресло, сам опустился в другое, напротив.

Ив послушно села. Странное поведение хрыча лишило дара речи. Он что, проявляет заботу?.. Привык опекать крестника, теперь, когда того нет, перенес внимание на нее?

— Прежде всего хочу сообщить, что твой любовник сегодня утром отправился на каторгу. — Девчонка не пошевелилась, смотрела сухими безразличными глазами. — Мне необходимо задать тебе кой-какие вопросы. В состоянии отвечать или прийти завтра?

— Спрашивайте.

Тьфу, ну что ты будешь делать! И голос стал чуть ли не как у механической куклы. К собственной досаде, перемены в Евангелине почему-то не радовали.

— Вы спутались еще до бала, значит, первый шаг сделала ты. Так?

— Да.

— Хотела досадить мне?

— Только поначалу, и то это была не главная причина. Я собиралась с помощью вашего крестника сбежать из дворца и добраться до своего замка. А потом Филип мне понравился. — Ив решила предупредить некоторые вопросы. Она ждала подобного разговора и продумала, что будет отвечать, утаивая и искажая правду, где это возможно и целесообразно. Лгать о собственных мотивах бессмысленно, а очернять Филипа нельзя. — Если бы я видела его с другими женщинами, то, наверное, не смогла бы... Но он был один, и справлялся с этим вполне достойно. Даже не сделал попытки подойти, когда я, будто бы случайно, появилась из-за поворота садовой дорожки. Пришлось заговорить первой. Я прикинулась, что подвернула ногу и не могу идти, попросила помочь. Дальше было очень просто, учитывая, до чего довело его ваше требование воздержания.

— Лишилась девственности в кустах? — холодно поинтересовался Хьюго.

— Какая разница, где? — пожала плечами дочь. — Важно — с кем.

— С висельником.

Евангелина молчала, Правитель злился. Дрянная девчонка не хуже него знает, что оскорбительные слова — всего лишь сотрясение воздуха. Бриллиант можно перепачкать в навозе, он от этого не перестанет быть бриллантом, да и вернуть камню природный блеск ничего не стоит. А крестник, как ни досадно это признавать, несмотря на свое прошлое и неумение держать штаны застегнутыми остается сыном Томаса Олкрофта. Не только по имени, но и по сути.

— Как ты проходила к нему в башню?

— Обычно добиралась по потайному ходу до пустующей комнаты по соседству, осторожно выглядывала в коридор и, если было тихо, стучалась в его покои. Иногда проходила через дверь внизу, что ведет из башни в сад. Вы здорово усложнили мне жизнь, замуровав потайную дверь.

— Как я понял, поначалу парень не знал, кто ты такая? — Дочь кивнула. — И что же было, когда правда открылась?

— Филип очень огорчился. Да еще разозлился, пожалуй...

— На тебя? — с надеждой спросил Хьюго, предвкушая повествование о том, как крестник вздул первую красавицу Алтона.

— На судьбу, — девчонка чуть улыбнулась, казалось, прочитав мысли Правителя. — Мы с Филипом не успели серьезно поссориться. И размолвка-то была всего одна — он ни за что не хотел бежать из столицы. Говорил, не может так поступить с вами. Он видел в вас отца, а вы...

— Не я, а ты. Ты все испортила, дрянь, — слова дочери не принесли облегчения. Хотелось услышать, что парочка постоянно грызлась, что связывали их постель да постыдная тайна. Впрочем, странно было ждать подобных откровений, после того, что видел своими глазами через окно, а потом наблюдал у себя в кабинете.

— Да, я все испортила, — не стала противоречить дочь. — Ваше величество, покорнейше прошу, верните Филипу свободу и честь, когда выдадите меня замуж.

— Как часто вы встречались? — Правитель, казалось, не услышал просьбы дочери.

— Каждую ночь.

Хьюго выругался. Да они, считай, жили как муж и жена! Вот уж не подумал бы, что Евангелина способна составить чье-то счастье. Любовница — это одно, а постоянная подруга, которую хочется видеть ежедневно... Адова кукла и здесь его провела! Или парень совсем помешался на ее внешности и не замечал гадостного норова? Но как такое можно не заметить, тем более за полгода?

— Ты, часом, не в тягости? Выглядишь уж очень неважно.

— Нет, не в тягости. У меня как раз подошли женские дни, — девица определенно с трудом сдержала свое коронное фырканье. — Не верите, пригласите повитуху.

— Скажи-ка вот еще что. Парень говорил, почему не ладил с отцом?

Евангелина вздохнула и честно рассказала все, что слышала от Филипа. К чему утаивать? Вряд ли хрыч проникнется сочувствием к непутевому крестнику, но пускай и о странностях лучшего друга узнает.

Хьюго выслушал молча и ничем не выдал своего отношения к повествованию.

— Ты вольна вести прежний образ жизни в пределах дворца, — сказал, поднимаясь на ноги. — В город выходить запрещаю. Если желаешь, можешь посещать Тренировочный зал. Нужен любовник — пожалуйста, но чтобы все было также скрытно, как и с первым. Не забывай — вскоре тебе предстоит выйти замуж.

— Да, ваше величество, — встала, опустила голову, голос тихий, почтительный. Воплощение послушания! — Позвольте спросить... — замялась.

— Продолжай.

— Как вы узнали, что мы с Филипом...

— Не твое дело. И не забывай есть три раза в день, — снова приподнял ее голову за подбородок, осторожно прикоснулся пальцем к подсохшей ссадине на правой щеке — следу от костяного ножика. — Будешь морить себя голодом, навредишь щенку.

* * *

В Тренировочный зал Ив решила не ходить. Не хватало ловить на себе полные издевки взгляды дружков Филипа или, не приведи Небеса, слышать похабные шутки. Кой-какие упражнения можно проделывать в одиночестве, в саду или на огороженной парапетом площадке, венчающей Южную башню. А в библиотеку легко проникнуть по потайным проходам. Книжное хранилище солдаты не жалуют, ей же необходима карта, чтобы добраться до Свониджа.

Евангелина, с головой ушедшая в подготовку побега, перестала шпионить за обитателями дворца, и не знала, что гвардейцы чуть ли не обеспокоены ее отсутствием на тренировках. Узнав от Шона и Кайла правду о Филипе, доблестные солдаты воспылали желанием помочь влюбленной парочке воссоединиться. Всем было плевать на прошлое друга, вернее, не то чтобы плевать — оно, скорее, будоражило воображение. Про Жеребца ходило много историй, но ни в одной из них разбойник не выглядел кровавым душегубом, мерзавцем или подлецом. Ловкий смышленый парень, любящий пошутить и приударить за хорошенькой девушкой — таким они его и знали. Приударять, правда, он ни за кем не приударял, но раз на него положила глаз Ледяница, то удивляться тут нечему. А вот куда она сама запропала?..

Последний вопрос больше всего беспокоил Шона и Кайла, ибо они дали обещание другу и не желали медлить с его выполнением.

— Раньше тебе постоянно удавалось натыкаться на Льдышку! — выговаривал веснущатый гвардеец товарищу. — Только и слышно было: "Ах, Евангелина сегодня в таком платье! Ах, как ей идет оливково-зеленый!" Я одно время даже стал подозревать, что ты... — Шон замолчал на полуслове, уставившись на появившийся под носом кулак. — Ну а что я должен был думать, слушая все эти описания нарядов? — принялся оправдываться. — Нормальные мужики не интересуются тряпками!

— Правда? А я слышал от Пышечки Мэгги, что ты любишь, когда она надевает нижнюю юбку с кружевами... — черноволосый гвардеец еле успел увернуться от увесистого тумака.

— Эх, бабы! — негодовал Шон. — Значит, она не только любезничала с тобой, но еще и натрепала обо мне всякого!

— Она не трепала, я этак осторожно вызнал, — ухмыльнулся Кайл. — Хотел проверить, хорошо ли усвоил приемы подспудного допроса.

— И усвоил, и освоил, как я погляжу, — проворчал Шон. — Если хоть кто-то...

— Да ты что! Я друзей не выдаю. А Евангелина и впрямь как в воду канула. Я несколько дней подряд торчал в коридорах, что прилегают к Южной башне. Надеялся, она выйдет, и все впустую! Только эта сова Трэйн, что живет неподалеку, стала на меня зазывно поглядывать.

— К ней лучше не суйся. Говорят, у дамочки странные пристрастия.

— Слышал! — отмахнулся Кайл. — Я и в саду болтался с утра до вечера, даже в город ходил, к этим... ну, вроде знахарей. Торгуют всякой дрянью сушеной с Архипелага. Болтают, Евангелина у них бывает.

— А в библиотеку заглядывал?

— Нет! — черноволосый гвардеец хлопнул себя по лбу. — Вот болван! Девица туда часто захаживает, может, и сейчас залечивает душевные раны стихами или чувствительным романом. Пойдем-ка завтра вместе!

— Нет, ты лучше один, — Шону не улыбалось беседовать с убитой горем Льдышкой.

— Идет! — охотно согласился Кайл, не принявший в расчет душевного состояния подруги Филипа.

Гвардеец осознал опасность предприятия, стоило ему войти в библиотеку и увидеть дочь Правителя, поднявшую голову от огромного пухлого фолианта. Евангелина превратилась в бледную тень себя прежней — похудела, волосы заколоты кое-как и, кажется, давно не мыты, платье мятое, рукав запачкан чем-то черным. Копотью?..

Девушка быстро захлопнула книгу, подобралась и не сводила взгляда с растерявшегося Кайла, зеленущие глаза горели, как у хищницы. Гвардеец заоглядывался, надеясь, что в библиотеке есть еще кто-нибудь и можно будет подойти к нему, а не к Ледянице. Как он мог забыть, что та заметила его повышенный интерес? Чуть не убила тогда, в Тренировочном зале... Удрать бы и отправить сюда Шона! Книжное хранилище, как назло, пусто, кроме них двоих — никого. Придется обращаться к Евангелине, хотя, она, скорее, не ответит, а зарычит...

— Ваше высочество, — с трудом выдавил гвардеец, приближаясь к девушке. — Позвольте поговорить с вами.

— У нас могут быть общие темы для разговора? — ох, сколько презрения и холода в голосе! А волосы у нее точно давно не мыты, и веки припухли, и губы искусаны...

— Филип просил... — Кайл понизил голос.

На бледных щеках Евангелины вспыхнули яркие пятна.

— Филип? — прошипела она, придвигаясь к гвардейцу. — Филип просил? Ты, мелкий проныра, смеешь подходить ко мне и произносить его имя?! — Кайл испуганно заморгал и попытался отступить, но девица ухватила его за пояс. — Я давно заметила, как изменились твои взгляды. Позавидовал удаче товарища и донес на него? Признавайся!

Лицо дочери Правителя оказалось в необычной близости от губ гвардейца. Помнится, раньше он мечтал об этом, но исполнение заветного желания, как частенько случается, не принесло радости. Кайл много бы дал, чтобы оказаться по ту сторону двери, не видеть искаженных яростью прекрасных черт. Не девушка, а разъяренная львица. Был бы хвост, хлестала б себя по бокам.

...А откуда у нее засохшая ссадина на щеке? Неужели Старикан ударил дочь по лицу?..

Эта мысль неожиданно помогла вспомнить, что он — мужчина, пришел выполнить поручение друга, а Евангелина ведет себя так, как и должна в силу обстоятельств и собственного нрава. Филип предупреждал.

— Ваше высочество, жизнью клянусь, я не выдавал вас, — Кайл собрался с духом, взял девушку за плечи и отстранил от себя. — Следил, да, признаюсь. Дело в том... — он замялся, дочь Правителя не перебивала и даже, кажется, смотрела с меньшей яростью. — Вы мне всегда очень нравились... А Филип стал другом... Это просто любопытство, ничего более... И я никому...

— Допустим, — произнесла, как плюнула. Вылитый Старикан! — О чем просил Филип?

— Он предупредил, что вы так просто не поверите, моя леди. Велел начать с того, что никогда не забудет принцессу-грёзу, показавшуюся ему на полянке у родника.

Евангелина перевела дух, отвернулась от гвардейца и тяжело оперлась обеими руками о стол.

— Как же ты меня напугал... Пойдем наверх, там безопаснее, — направилась к одной из четырех кованых винтовых лестниц, которые вели на опоясывающую помещение галерею. Кайл двинулся следом. — Сразу увидим, если кто-то войдет, а он нас поначалу не заметит. Потом придется изображать влюбленную парочку, — глянула на парня с ехидцей. — Выгляжу я не лучшим образом, но целоваться умею неплохо.

— Как скажете, ваше высочество, — не нашел ничего лучшего ответить гвардеец, густо краснея.

— Так о чем просил Филип? — Евангелина, поднявшись на галерею, остановилась над дверью в библиотеку, облокотилась о гладкие деревянные перила и взглянула на смущенного юношу.

— Он просил помочь вам выбраться из столицы, ваше высочество.

— Ты, как вижу, намерен выполнить его просьбу. Один?

— Нет, моя леди, вместе с другом, Шоном Райли.

— С веснущатым пошляком... — как будто про себя произнесла девушка. — Просто отлично. Впрочем, вы его лучшие друзья, чего и ожидать...

Она помолчала, гвардеец тоже ничего не говорил, гадая, откуда Евангелине так хорошо известен Шон. Вряд ли Филип много рассказывал возлюбленной о своих приятелях. Наедине у парочки должны были находиться темы и занятия поинтереснее.

— Ваше высочество, если вы не хотите, чтобы Шон...

— Мне все равно, — вскинула глаза, теперь потухшие и усталые. — Важно одно — вытащить Филипа. Спешки пока нет, я собираюсь бежать недель через пять, когда Правитель уедет в кэмденское приграничье. Но времени терять не следует. Сможете вдвоем прийти сюда сегодня вечером?

— Да, моя леди. Во сколько?

— В семь, — девушка прислушалась к шуму, донесшемуся из коридора, но в библиотеку никто не вошел, и она продолжила. — Кайл, забудь о титулах. Все эти "ваше высочество", "моя леди" — только язык путается и время теряется. Я, как видишь, не придерживаюсь этикета. Но к вечеру обещаю привести себя в порядок, — улыбнувшись, поправила растрепанные волосы. — Не ожидала, что встречу здесь кого-нибудь.

— А как же вы попали сюда? — позволил немого любопытства гвардеец. — Я почти неделю дежурил у входа в ваши покои...

— Узнаешь вечером, — пообещала Ив. — И прости, пожалуйста, что я накинулась на тебя. Старик не сказал, откуда узнал о нас с Филипом, вот я и подумала...

— Не за что извиняться, ваше вы... — Кайл осекся, опасаясь, что снова разозлил высокородную собеседницу.

— Ну вот, я совсем тебя запугала, — Евангелина выглядела искренне огорченной. — Это потому, что сама боюсь. Боюсь, что старик проведает о моих планах, что Филип не выдержит там... Страшно даже от того, что ты можешь заметить, как я напугана, — снова улыбнулась, на сей раз тепло, и как бы невзначай погладила гвардейца по руке, лежащей на перилах. Тот в очередной раз вспыхнул, но глаз прятать не стал. — Прошу тебя, Кайл, относись ко мне проще. Как к подруге твоего друга, не как к дочери Правителя. И Шона предупреди. Иначе мы будем не разговаривать, а мямлить титулы да принятые обращения, краснеть, заикаться, и под конец забудем, что собирались обсудить. Времени на притирку у нас нет.

— Хорошо, — кивнул Кайл, отчаянно желая и не решаясь назвать ее по имени. — Можете на нас положиться. Сегодня в семь будем здесь.

— Спасибо! Ваша помощь... Это просто дар Небес! Ну все, ступай, у меня еще есть тут дела, — Ив подтолкнула Кайла по направлению к лестнице, дождалась, когда он спустится, помахала ему сверху рукой. Потом, оставшись в библиотеке одна, закрыла лицо руками, сползла спиной по книжным полкам и, очутившись на полу, тихо заплакала от облегчения.

Вечером гвардейцы пожаловали в библиотеку, но просторное помещение пустовало, погруженное в темноту. Не успел Шон попенять Кайлу, мол, нечего было так спешить, девица, конечно же, опаздывает, как послышались негромкие скрип и скрежет. В стене напротив появилась светлая полоса, раздалась, превращаясь в дверной проем, освещенный пламенем свечи. Возникший на его фоне женский силуэт поманил озадаченных друзей, те переглянулись и подошли.

— Заходите скорей! — вполголоса поторопила Евангелина.

Девушка вручила обалдевшим гвардейцам по свече, передала Кайлу свою горящую и нажала на небольшой рычаг у пола. Дверь поползла назад, отрезая их от библиотеки.

— Ступайте за мной и постарайтесь поменьше шуметь.

Парни уже успели зажечь свечи и молча последовали за Евангелиной по узкому пыльному коридору. Дорога заняла не так уж много времени, вскоре троица оказалась в просторной комнате, часть которой была отгорожена ширмой. Окна закрывали расшитые цветами и листьями занавеси, уютно горел камин и свечи в канделябрах. Ив забрала у Шона и Кайла огарки, задула и небрежно бросила на сундук, что стоял у стены. Потом сняла плащ, который отправился вслед за потушенными свечами, и взглянула на гвардейцев с любезной улыбкой.

Друзья, все еще пребывавшие в удивлении от прогулки по потайному ходу, стояли и неприлично пялились на дочь Правителя. Шону раньше не доводилось видеть первую красавицу Алтона так близко, а Кайл был поражен разницей с ее утренним обликом.

Недавно приобретенная болезненная худоба никуда не делась, но волосы вымыты и аккуратно причесаны, лицо свежее, как лепесток раскрывшейся на рассвете розы, ссадина на щеке, поразившая его утром, куда-то исчезла, сочные губы призывно алеют, платье с иголочки и, как обычно, идет девице сногсшибательно, а пахнет от Евангелины каким-то невыразимо приятным свежим цветочным ароматом. Что там говорил Филип? Весной на Архипелаге?

— Присаживайтесь, — дочь Правителя села в кресло и указала гвардейцам на два напротив. — Это мои покои, здесь нам никто не помешает. Все двери крепко заперты, глазки в потайных проходах заделаны. Разговаривать, конечно, лучше вполголоса...

— Адова хрень! — не выдержал Шон. — А я все ломал голову, существуют ходы в стенах, или это сказки.

— Простите его, — выдавил Кайл. — Так вы, значит, пользуетесь потайными проходами... И в библиотеку по ним добрались, и про Шона знаете...

— Ну да, — несколько самодовольно улыбнулась Евангелина. — Лет пять, наверное, брожу по лабиринту, обо всем и обо всех осведомлена. В том числе и о том, как ко мне относятся. Забросила слежку лишь в последние дни. Увы, пропустила пересказ в казармах душераздирающей сцены в кабинете моего любезного батюшки. Наверное, смешно было. Раскисшая Ледяница — на это стоило посмотреть. Любопытно, кому из гвардии повезло там присутствовать?

Ив не сводила глаз с дружков Филипа, ожидая, что на их лицах промелькнет насмешка, но гвардейцы выглядели смущенными, а черноволосый определенно сочувствовал ей.

— Так вы не разглядели, что это были мы? — Шон первым собрался с духом, хотя ответ и получился не слишком вежливым. Прямолинейность и резкость Евангелины отчасти радовали, отчасти — удивляли. Веснущатый гвардеец никак не мог сообразить, какой тон правильнее выбрать.

— Если б разглядела, наверное, не спрашивала бы, — фыркнула Ив. — Какое нелепое совпадение! Или старик нарочно распорядился поставить в караул вас?..

— Нет, никаких замен не было, — покачал головой Кайл. — И никто не смеялся над вами, когда узнали...

— Приятно слышать, — девушка улыбнулась, немного напряженно. — Ну что ж, господа гвардейцы. Ваша осведомленность, равно как и дружба с Филипом дают право на привилегию. Разрешаю и прошу обращаться ко мне на "ты" и называть Ив. Полным именем меня зовет Правитель, и я его терпеть не могу. Имя, хотя старика тоже.

— Как прикажешь, Ив, — Шон ухмыльнулся во весь рот. — Одна неожиданность за другой! Сначала потайные ходы, теперь это. Признаться, думал, что ты — заносчивая надменная цаца. Рад, что ошибался. Дело предстоит обсудить серьезное, и заниматься плетением словес нам ни к чему. Можешь сказать, какая именно помощь понадобится?

— Конечно! — напряжение и настороженность покинули Ив. С пошляком оказалось легче, чем с красавчиком. Черноволосому она, наверное, слишком сильно нравится, вот мальчик и мнется. — Выбраться из дворца ничего не стоит по потайному ходу. Трудность в другом: без проволочек раздобыть выносливую и быструю лошадь. Еще понадобятся деньги, много. У меня есть драгоценные побрякушки, но продать их сама я не могу. Старик запретил мне покидать дворец, и если узнает, что я ослушалась, все пропало.

— Значит, купить лошадь и продать цацки, — уточнил Шон. — Сделаем.

— Возьми сразу, — увесистый кожаный мешочек перекочевал с маленького столика в руки гвардейца. — Посмотрим, сколько удастся выручить. Если окажется недостаточно, я вытрясу из старика еще украшений в счет предстоящей свадьбы.

— Он выдает ва... тебя замуж? — не выдержал Кайл. — За кого?

— Понятия не имею, — чуть раздраженно пожала плечами Ив. — Я должна сбежать раньше.

— Как собираешься вытаскивать Филипа? — спросил Шон.

— Выкуплю.

— Да, так проще всего, а мудрить и ни к чему, — кивнул гвардеец. — Лишь бы золота хватило. Только не давай понять, что хочешь освободить парня.

— Шон, благодаря потайным ходам я хорошо знаю людей с плохой стороны. Мне б и в голову не пришло оповещать кого-либо об истинной цели. Я как раз думаю над кровавой историйкой с грязными подробностями, главным злодеем в которой выступит наш общий друг. Никто не усомнится, что он нужен мне исключительно для мести.

— А ты неглупа, — ляпнул Шон, Кайл покраснел и собрался извиняться, но Ив его опередила.

— Спасибо, — улыбнулась она. — Я была бы признательна, если б вы сохранили это в тайне. Гораздо выгоднее, когда окружающие считают тебя вздорной дурой.

— Ив, приношу извинения, — Шон встал и поклонился. — За всех нас, солдат гвардии твоего отца, и за себя в особенности. Никто не думал, что наш треп дойдет до твоих ушей, хотя это, конечно, не оправдание.

— Извинения приняты. Да и сердиться на вас, по большому счету, не за что. Я отлично умею притворяться и играть роли, чем и занималась с тех пор, как попала во дворец.

— Ты хочешь уехать через пять недель, я правильно понял? — Кайл поспешил вернуть разговор в прежнее деловое русло, ибо любое отклонение вызывало у него сильную неловкость.

— Да. Когда старик будет в отъезде.

— Разумно, — одобрил Шон. — Он не сразу узнает о побеге. До копей доедешь дней за пять-шесть, если не будешь жалеть ни лошадь, ни себя. И если уверенно держишься в седле, — вопросительно взглянул на Ив, та кивнула. — Выкупишь Филипа, отмоешь-откормишь — четырех дней должно хватить с лихвой. Всего получается дней девять-десять.

— О твоем побеге Старикан узнает не раньше, чем через пять дней. А после ему или посланцу потребуется не меньше десяти дней, чтобы добраться до Свониджа, — прикинул Кайл. — Если с сообщениями отправят меня или Шона, обещаем посильную задержку.

— С чего это отправят вас? — удивилась Ив. — Скорей уж кого-то из Тайной службы.

— Видишь ли, мы ненадолго в гвардии, — Кайл приосанился. — Еще два-три года — и перейдем в Тайную службу. Мы и сейчас выполняем кой-какие поручения, не требующие особой подготовки. Заодно и учимся. Вообще-то об этом мало кто знает... — спохватился под недовольным взглядом друга.

— Благодарю за доверие, — улыбнулась девушка. — Ваша тайна в полной безопасности, даже Филипу не скажу.

— Ему как раз можно, — проворчал Шон. — Полезные знакомства могут пригодиться, если снова решит сколотить шайку.

— Не решит, — покачала головой Евангелина. — Он дал слово Правителю. Да и наигрался уже в разбойников, насколько я могу судить.

— Чем же вы будете заниматься? — спросил Кайл. — Куда отправитесь?

— Извини, я не могу рассказывать о наших планах. Ради твоего же спокойствия.

— Прости, любопытство здесь неуместно, — смутился гвардеец.

— Имейте в виду, у Старикана везде есть связи, даже на Архипелаге, — заметил Шон. — Трудно вам придется. Может, лучше повиниться? Главный справедлив и отходчив, да и вы ему не...

— Справедлив и отходчив? — в голосе Евангелины впервые прозвучали морозные нотки. — Да, пожалуй. Со всеми, кроме ближайших родичей и тех, кого он таковыми считает. За нас с Филипом не волнуйтесь. Нам не грозит участь бродяг, ночующих в стогах сена. Я об этом позабочусь.

Веснущатый гвардеец промолчал. Девица временами прямо-таки пугающе похожа на отца. Какого хрена они со Стариканом не ладят?

— Ив, хочешь, я провожу тебя до Свониджа? — неожиданно спросил Кайл.

— Я... — девушка взглянула на гвардейца, тот смотрел сочувственно и в то же время спокойно. Будто был уверен, что все ей по плечу, а свое общество предлагал просто чтобы она не скучала в дороге. — Спасибо, Кайл. Огромное спасибо. Но я лучше одна. Не потому, что не доверяю, — заторопилась объяснить, привычно терзая пальцы. — Я верю вам обоим, вы его друзья, да и вообще... Но если Правитель узнает... Это слишком опасно... Филип из-за меня попал на каторгу, если еще и вы...

— Перестань, Ив, — прервал ставшую подозрительно сбивчивой речь Шон. — И у Филипа, и у нас головы на плечах имеются. Хотя девицам простительно думать, что мужчины влипают в неприятности исключительно по их вине. А уж тебе это простительно вдвойне. Нет, втройне, — усмехнулся, глядя, как на на лице Евангелины растерянное выражение сменяется слегка сердитым и, наконец, появляется намек на улыбку. Как бы хороша ни была дочь Старикана, другу не позавидуешь: чересчур много в ней намешано. Хотя если Филипу и впрямь захотелось чего-то особенного, то ангелочек — как раз то, что нужно. С ней скучать некогда.

— Я не отказываюсь от своего предложения, — продолжил Кайл. — Время подумать у тебя есть. Не хочу навязываться, но вдруг захочешь компании? И позволь узнать, почему ты забросила тренировки?

— Я боялась... — Ив с раздражением ощутила, что краснеет. — Думала, что вы... Ну, там, шутки, взгляды... Я иногда бываю страшной трусихой! — проговорила быстро и взглянула с едва ли не беспомощной улыбкой, от которой парни совершенно растаяли и принялись уверять девушку, что гвардейцы испереживались, не видя ее, и будут ужасно рады, когда дочь Правителя вновь почтит своим присутствием Тренировочный зал.

Евангелина пообещала прийти завтра же. Практика ей нужна, отвлечься от тоскливых мыслей не помешает, да и договориться о следующей встрече во время занятий проще простого.

Потом девушка отвела новых друзей назад, в библиотеку, где они и распрощались, чрезвычайно довольные друг другом.

* * *

Прошел месяц с того дня, как Филип покинул столицу. Хьюго с раздражением ощущал, что скучает по общению с крестником. Увы, освобождать парня через столь непродолжительный срок несолидно, да и других причин подержать молодца в копях хватает. Прежде всего, нужно предотвратить возможную встречу с Евангелиной, а выдать девчонку замуж оказалось непросто. Подходящий во всех отношениях жених имеется: племянник и наследник бездетного короля Кэмдена — толковый мальчик, уважительный, и без ума от первой красавицы соседней страны. К сожалению, юноша не скоро сможет думать о женитьбе, ибо его мать тяжело больна и находится едва ли не при смерти. Сбыть дочь кому-то из алтонских дворян не удастся, все давно наслышаны о ее прескверном норове, а теперь добавились слухи о связи с молодым герцогом Олкрофтом, от которого неизвестно чего и ожидать. То ли ублюдка в чреве якобы непорочной невесты и последующей череды насмешек, в том числе от лорда Филипа, то ли вызова за посягательство на его женщину.

Если Евангелина засидится в девках дольше полугода, крестника придется препровождать с каторги в родовой замок Олкрофтов. Что ж, непосильный труд в копях должен заставить забыть любовницу, а то и возненавидеть мерзавку, по милости которой угодил на самое дно. А тихая жизнь в далеком феоде поможет залечить душевные раны, да и здоровье поправить...

Хотя если вспомнить, что рассказала Евангелина о детстве и ранней юности парня, Филипу вряд ли будет спокойно в обществе так называемого дядюшки, прежнего воспитателя. Да еще учитывая, откуда он вернется в родные стены... Уму непостижимо, как Томас мог настолько пренебрегать сыном? Впрочем, он, Хьюго, немногим лучше: ни разу не навестил крестника, почти не интересовался мальчиком в письмах. Полагал, что старый друг сможет достойно воспитать отпрыска, да еще, пожалуй, в глубине души завидовал, глядя на собственную бестолковую дочь. А ведь вовремя сказанное или написанное слово могло бы предотвратить побег парня из родного дома... Да что теперь об этом думать, все возможности давно и бесповоротно упущены, имя Олкрофтов запятнано, и когда грязь станет видна всем — вопрос времени.

Теперь нужно печься о собственной чести. Хвала Небесам, девчонка не понесла от бывшего разбойника. Кстати, нужно бы поговорить с ней, может, она успела выкинуть любовника из головы, тогда их встреча была б только на пользу. Ангел небесный умеет так глянуть, что крестник мигом излечится от ненужной привязанности. Если, конечно, не унаследовал от отца способность испытывать болезненную тягу к женщинам, которым совершенно безразличен.

* * *

Евангелина вошла в кабинет Правителя в привычном состоянии: настороженной, с уймой тревожных предчувствий. Одно утешает: на посту сегодня не Шон и Кайл, значит, есть надежда, что эта встреча с отцом закончится мирно.

Хьюго при виде дочери попытался изобразить нечто вроде доброй улыбки, но по встревоженно-недоверчивому лицу девушки понял, что переусердствовал. Впрочем, менять заранее избранную линию он не намерен — надо попробовать наладить с Евангелиной отношения. Теперь она не посмеет перечить и дерзить, может, заодно сообразит на досуге, что дождливое затишье лучше доброй бури. А если удастся в конце концов выдать ее за будущего короля Кэмдена, на которого она сможет влиять... Стоп-стоп, нечего мечтать о вине из несобранного винограда.

— Присаживайся, — указал ей на одно из кресел у стола.

Девица глянула, будто заподозрила у отца серьезное нездоровье, но промолчала, уселась, расправив юбку.

— Жениха я тебе подыскал, да только скорой свадьбы не получится.

— Как скажете, отец. Я буду готова по первому слову.

— Не любопытно, кто он?

— Нет.

Сверлит зелеными гляделками, но пальцы пока не ломает. Неужто смирилась?

— Ваше величество, неужели вы совсем забыли о крестнике? Молю, верните Филипу свободу после моей свадьбы. Хотя, если дело отложится надолго, он может погибнуть в копях...

Смирилась, как же! И любовничка из головы не выкинула, дрянь этакая. Если только они встретятся, сюжетов для слезливых баллад алтонским менестрелям хватит надолго. Нет, слезливые можно слагать сейчас, а коли встретятся, придет черед непристойных.

— Ив, — (к собственному удивлению, Хьюго впервые в жизни назвал дочь уменьшительным именем). — Даже имя его забудь. Этот мужчина для тебя умер.

— Раз умер, не вижу смысла забывать имя, — бесстрастно заявила дочь, не заметив (или сделав вид — с нее станется!), как к ней обратился отец.

— Ты клялась не перечить.

— Ваше величество, я не думала, что вы станете требовать от меня бесчестных поступков.

Ого, в глаза, кажется, вернулся прежний блеск! Наконец-то!

— Поясни.

— Почему я должна забывать имя мужчины, который при жизни был мне дорог и которому была дорога я? Память никому не может навредить, а беспамятство разрушительно для совести.

— Все-таки любишь его...

— Нет!

— Ладно-ладно, успокойся. Что поделать, ты мало того, что женщина, еще и унаследовала от матери эту ненужную пылкость, — Хьюго с удовольствием смотрел, как начинают раздуваться ноздри девчонки. Теперь он понял, откуда взялось необоримое желание выводить ее из себя. В такие моменты дочь становится немного похожей на него, а это, задери адовы гончие, забавно и даже чуть-чуть приятно. — Но, как я убедился, от Адингтонов тебе тоже кое-что досталось помимо способностей мечника...

— И что же? — девчонка вскинулась, будто получила плевок в лицо.

— Ум и способность вести игру, — об этих качествах она наверняка осведомлена, а остальные поминать не следует. — Неплохие задатки для девицы. Хочу поближе познакомиться с тобой, тем более что и возможность представляется. Я еду в кэмденское приграничье, ты отправишься со мной. Выезжаем через две недели.

— Тоже скучаете по нему? — спросила Евангелина, как показалось, с некоторым сочувствием.

— Ив, о чем ты?

— Ваше величество, это чрезвычайно лестно! Спустя двадцать с лишним лет вы стали называть меня уменьшительным именем! В первый раз я подумала, что ослышалась. Теперь начинаю подозревать, что причина кроется в тоске по любимому крестнику. Получили сына, о котором так долго мечтали. Потом сами же расправились с ним, но привычка к задушевным беседам осталась. Почему бы не попробовать с дочерью? Девица научилась владеть мечом, проявила себя хитрой и ловкой интриганкой, и, самое главное, крестник определенно что-то находил в ней, помимо того, чем обладает каждая...

— Хватит! — Правитель хлопнул ладонью по столу. — Не заставляй думать, что с тобой невозможно по-хорошему. Решения о совместной поездке я не изменю. Не желаю оставлять единственную дочь без присмотра. Кто знает, какие еще сюрпризы ты преподнесешь? Будешь на глазах. Попытаешься позорить меня перед людьми, распоряжусь выпороть на конюшне первого же постоялого двора. И сбежать тебе после этого не удастся, как одному шестнадцатилетнему болвану. Я умею учиться на чужих ошибках. Все. Отправляйся к себе, готовься к путешествию.

— Да, ваше величество, — встала, поклонилась, лицо непроницаемое.

Ну что за дрянь! По-прежнему выводит из себя, по-прежнему читает его мотивы, как раскрытую книгу. Не просто умна, здесь не обошлось без пресловутого женского чутья, которому иной раз впору позавидовать. Как же досадно, что нельзя выдать ее за Филипа! Парень с необычайной легкостью управляется с адовой куклой, а она — с ним. Небось, побежал бы своих людишек вылавливать, если б Евангелина попросила. Впрочем, довольно о ней. Хорошо уже то, что теперь, связанная обещанием, а пуще того — страхом за жизнь любовника, девчонка не посмеет ослушаться.

Ив вышла в приемную, кусая губы. Старый хрыч с его непонятными позывами то ли к доброте, то ли к изощренному коварству, стал еще хуже. А главное — собирается взять ее с собой в поездку! Адово пламя, как бы радовалась она такой возможности год назад, а теперь... Хватит, нужно взять себя в руки, ожидающие своей очереди придворные таращатся беззастенчиво, разве что не шушукаются. Слухи о ней с Филипом уже поползли, чего только она не узнала, проведя вчерашний вечер в потайных ходах. Ну и пусть! Плечи расправить, подбородок повыше, посмотреть на каждого, будто запоминая... Ага, заморгали-испугались! То-то же. А остаться во дворце будет несложно, нужно только принять необходимые меры...

Первой из этих мер стала очередная встреча с друзьями Филипа. Гвардейцы уже успели сбыть драгоценности (сомнительные делишки в Тайной службе проворачивать умеют, так что за безопасность Алтона можно не волноваться) и передать Евангелине солидную выручку. Неожиданное приглашение в Южную башню их слегка встревожило: ну как что-то пошло не так?

Встретились, как и прежде, в библиотеке после наступления темноты (благо с приходом осени она не заставляла себя ждать), дошли по потайному ходу до покоев Ив. Гвардейцы еще во время второго визита к Евангелине полностью избавились от смущения перед дочерью Правителя и вели себя с ней по-дружески. На сей раз Кайл не удержался и, проходя мимо, сунул нос за ширму, но обнаружил там не разбросанные в беспорядке предметы женского туалета, а стол со склянками и ингридиентами для снадобий.

— Приготовить тебе что-нибудь? — поинтересовалась Ив.

— Нет, с приворотным зельем я уже опоздал, — улыбнулся черноволосый. — Может, Шону что-то нужно?

— Нужно. Позарез необходимо узнать, зачем нас пригласила Ив, — веснущатый гвардеец не был расположен шутить. — До побега осталось меньше двух недель. Что-то пошло не так?

— До определенной степени. Старик хочет, чтобы я сопровождала его в поездке.

— Ничего себе "до определенной степени"! Это крах всего плана!

— Ничего подобного! Вам всего лишь нужно раздобыть вот это, — Ив протянула Шону клочок бумаги с несколькими словами. — Любезный батюшка по-прежнему не позволяет мне покидать дворец, поэтому прошу вас.

— Порошок стронгило... чего-то там, — не стал утруждаться гвардеец. — Ты, часом, не собираешься отравить Старикана?

— Нет, у меня рука не подымется лишить Филипа крестного, а вас — любимого командира, — фыркнула Евангелина. — Придется травиться самой, дабы достоверно изобразить тяжелую болезнь.

— А менее опасного способа нет? — забеспокоился Кайл.

— Порошок безопасен, никто от него не умирал. У меня просто будет сильная лихорадка, сопутствующие бред и беспамятство изображу с легкостью, наблюдала не раз. Пойдете в лавку Тирниса, что у рынка, с той стороны, где травяные ряды. Отдадите записку хозяину. Он старый, сухонький, с длинной бородой, на алтонца не похож, говорят, родом с Архипелага. Тирнис знает меня и мой почерк, отсыплет вам порошка без лишних вопросов.

— Но к тебе приставят кого-то для ухода.

— Попрошу, чтобы это была моя кормилица. Она овдовела и уехала в стоицу, к родным незадолго до смерти моей матери. Я часто навещаю ее и полностью доверяю.

— Должно выгореть, — кивнул Шон. — По-прежнему не хочешь попутчика?

— Нет, — покачала головой девушка. — Спасибо. Не могу полагаться на чужих в столь рискованном предприятии, а своих не хочу подвергать опасности.

— Мы пытаемся защитить от опасности тебя, — начал Кайл. — Филип...

— Филип просил помочь мне выбраться из столицы, а не провожать до Свониджа, — отрезала Ив. — Он отлично знает, что Южный тракт безопасен.

— С чего бы? — удивились гвардейцы.

— По нему возят почитай только уголь с копей, да гоняют каторжников. Кстати, из-за этого на дороге всегда хватает вооруженных разъездов. Местность там открытая, лесов мало, спрятаться негде. Ну, и как выяснилось, разбойники — народ суеверный. Редкая нужда заставит их сунуться на тракт, что ведет на каторгу.

— Буду знать, как домой ездить, — проворчал Шон. — Крюк, конечно, зато спокойно.

* * *

Хьюго разбирал бумаги в кабинете, завершая последние приготовления к поездке, когда караульный доложил, что к нему посланница от леди Евангелины. Правитель распорядился впустить.

Служанка, молодая женщина явно скромного нрава, не смела взглянуть на главу государства.

— Что у тебя? — спросил Хьюго.

— Ваше величество, ее высочество заболели, — на миг вскинула на лорда глаза, в которых блеснули слезы. — Худо им... Просили вас известить...

— Ступай, передай леди, что я скоро приду, — Правитель махнул рукой, выпроваживая зашмыгавшую носом особу.

Как только дверь за служанкой закрылась, он откинулся в кресле, сжал кулаки и стукнул по подлокотникам. Выезжать нужно послезавтра, а дрянная девчонка, похоже, затеяла какую-то игру. Какую-то? Очень простую: ей не хочется ехать с ним, вот и решила разыграть болезнь. Считает его недоумком? Полагает, что он не пригласит лекаря для проверки? Или придворный врачеватель подкуплен? Но можно послать за любым из города... Да и зачем дочери увиливать от поездки? Хочет сбежать? Момент удобный — его не будет в столице не менее двух недель, а то и дольше. С другой стороны, удрать можно и по дороге. И зачем Евангелине бежать? Освобождать любовника? Как? Соблазнив надзирающего за копями барона Витби?

Стоп, хватит. Слишком много вопросов, ответы на них — бесконечные варианты, порождающие еще больше неясностей. Для начала нужно выяснить, подлинна болезнь или нет. Если да — пусть дочь остается во дворце и поправляется, нет — выпороть прямо сейчас, не на конюшне, конечно, а в ее покоях, собственноручно, ножнами от меча. Так, чтобы сидеть не могла. Тогда придется брать в поездку карету, не закидывать же мерзавку поперек седла... Тьфу, ну что за наказание!

Правитель застал Евангелину лежащей в постели и, казалось, спящей. Девушка дышала хрипло, с трудом, была смертельно бледна, только на скулах нарисованным румянцем пылали два ярких пятна. Волосы на лбу и висках слиплись от пота.

Хьюго подошел к кровати, наклонился, коснулся губами покрытого испариной лба. Горячий, а девчонку бьет озноб. М-да, притворством тут, кажется, не пахнет... На всякий случай провел пальцами по нездорово алевшей коже, поднес руку к глазам — чисто, ни следа грима.

— Отец? — Евангелина открыла глаза, покрасневшие и мутные.

— Что с тобой?

— Не знаю, — проговорила с трудом, едва не клацая зубами. — Никогда такого не было... Только б не нервная горячка...

— С чего бы?

— Я боюсь за Филипа. Отец, прикажите отпустить его, пожалуйста...

— Не раньше, чем ты выйдешь замуж и покинешь Алтон. Вам нельзя встречаться.

— Вы сказали, замуж скоро не получится... А теперь еще и болезнь. Лучше мне умереть...

— Не смей говорить о смерти! — одернул дочь Правитель. — Берта все твердила о ней, вот и... — замолчал, не закончив.

У Евангелины из глаз хлынули слезы, Хьюго, неожиданно размякший, сел на край кровати, осторожно погладил больную по плечу.

— Ну-ну, перестань. Раньше никогда не ревела, по крайней мере, при мне. За лекарем уже послали. Посмотрит, скажет, как лечить...

— Не верите, что я действительно больна? — шмыгнула носом. — Я знаю, чем лечиться, мои снадобья лучше. Пошлите за Бесси, кормилицей, она живет...

— Мне известно, где она живет. Пошлю, пусть ходит за тобой. А лекарь... Проверка не помешает. Притворяться, как выяснилось, ты умеешь отменно.

— Вы еще палача пригласите для надежности, — фыркнула девица. — Вырвет мне пару ногтей, плеснет на раны уксуса, и я сознаюсь во всем, в чем захотите.

— Будешь шутки шутить, непременно пошлю, — нахмурился Хьюго, про себя досадуя, что дочь набралась от крестника дури, будто своей не хватало.

Евангелина закрыла глаза, из-под век покатились слезы. Правителю стало не по себе. Прежде дочь никогда не позволяла себе слабости, даже в кабинете, ожидая решения участи любовника, вела себя в целом неплохо, а тут будто подменили. Похоже, и впрямь больна.

Один из лучших столичных лекарей осмотрел высокородную пациентку и озабоченно покачал головой.

— Нервная горячка, ваше величество. Леди требуется постоянный уход и покой, снадобья пришлю сегодня же.

— Прости, что заподозрил в притворстве, — Хьюго взял безвольную руку дочери в свои, на лице Евангелины промелькнуло удивление. — Теперь о поездке со мной не может быть и речи. Потайную дверь в твоей гостиной я распоряжусь заделать, у входа в башню поставлю круглосуточный пост, выход в сад временно заколотят. Для твоего же блага, чтобы не забивала голову мыслями о побеге, а лежала и поправлялась. Когда вернусь, всерьез проверю, как разбираешься в политической ситуации, и иногда стану проводить с тобой время в Тренировочном зале.

— Я уже в бреду? — произнесла девушка, глядя в потолок.

— Похоже на то, — проворчал Правитель. — Несешь глупости.

— Кто из нас этим занимается? — слабо улыбнулась Евангелина. — Верните крестника, беседуйте с ним о политике и проводите время в Тренировочном зале. К чему тратить драгоценные часы на какую-то гусыню?

— Да ты еще и злопамятна, — миролюбиво заметил Хьюго, вставая. — Совсем как я, — погладил дочь по щеке и вышел из комнаты.

* * *

Правитель уехал в назначенный срок, оставив Ив во дворце. На душе было неспокойно: заболела девчонка серьезно, то и дело проваливалась в забытье и временами что-то бессвязно бормотала. Хорошо, ее старая кормилица оказалась под рукой — мало ли что Евангелина выболтает в бреду. Может раскрыться не только ее связь с Филипом, но и славное прошлое крестника.

Девушка выбралась из дворца сразу после отъезда Хьюго. Мужская одежда сидела отлично — худоба, усилившаяся за время "болезни", оказалась на руку. Перетянутая полотняной полосой грудь стала совсем незаметной, аккуратная попка не выглядела излишне аппетитной, а ноги и в лучшие времена были стройными. Волосы пришлось обрезать чуть выше плеч, но огорчаться по столь пустячному поводу Ив не собиралась — отрастут.

Зато старенькая кормилица попричитала вдоволь: и по волосам, и по "бедной моей леди-сиротинушке" и по ее жениху, несправедливо сосланному "злобным извергом" в родной замок. Рассказывать доброй женщине о подлинном положении вещей Ив не стала, и вовсе не потому, что пеклась о репутации герцога Адингтона. Старая Бесси крепко невзлюбила Правителя еще в те далекие времена, когда Хьюго отправил жену с новорожденной дочерью из столицы. Правда о жестокой расправе с крестником не уронит его ниже, ибо некуда. А вот рассказывать кому-либо о прошлом Филипа у Евангелины нет никакого права.

Выйдя из потайного хода, девушка оказалась в крошечном тупичке, щели, заваленной мусором, между дворцовой стеной и городским домом. Был ли выход из потайного хода задуман так изначально, или здание возвели много позже, Ив не ведала, но теперешнее положение оказалось весьма удобным. До "Слизня и салата", постоялого двора, куда частенько захаживали выпить гвардейцы, и где ее должны были ждать сегодня Шон, Кайл и лошадь, было минут пять хода. Немалое преимущество, учитывая, что дорожные сумки уже оттянули плечо.

Евангелина заметила место встречи издали: яркая вывеска над входом привлекала внимание. На грубо намалеванной картинке был изображен похожий на зеленую кляксу лист салата и плотоядно косящийся на него слизень ужасного вида, лиловый, как свежий синяк. Подойдя ближе, Ив с удовольствием полюбовалась на зверскую физиономию и зубастую пасть прожорливой твари.

В полутемном, заставленном столами и стульями зале было по-утреннему безлюдно. Одинокий посетитель облокотился о стойку и о чем-то беседовал с вальяжным усатым хозяином. Евангелина замешкалась на мгновение — ее должны были ждать двое, потом разглядела пшеничную шевелюру Шона, подошла к гвардейцу и по-свойски хлопнула его по плечу.

— Давно ждешь, ранняя пташка? — девушка старалась, чтобы голос звучал как можно ниже. — А Кайла добудиться не сумел?

Шон обернулся и уставился не то с беспокойством, не то с удивлением, кабатчик глядел на обоих с ехидцей.

— Ты чего-то совсем прозрачный стал.

— Прихворнул, — подмигнула гвардейцу Ив. — Не беспокойся, это не заразно, — с издевкой глянула на хозяина.

— Присядем, — Шон кивнул в сторону столов. — Саймон, распорядись насчет лошади, — обратился к кабатчику. — Мой друг спешит.

— Да, мой лорд. Вам что-нибудь принести, молодой господин? — хозяин смотрел на Ив с едва заметной усмешкой. — Час ранний, дорога дальняя...

— Не вздумай молоко предлагать, милейший, — девушка одарила непрошенного собеседника сердитым взглядом. — Любимая шутка вашего брата, когда видите кого-то в штанах, но без щетины на подбородке. Если я еще не бреюсь, это не значит, что не умею меч в руках держать!

— Да ты, никак, не с той ноги встал? — Шон с трудом подавил смех. Дочь Старикана весьма неплохо изобразила задиристого мальчишку.

Евангелина не ответила, направилась к столу подальше от стойки, устало поправив на плече дорожные сумки. Кабатчик проводил странного посетителя удивленным взглядом, покачал головой и вышел распорядиться насчет лошади.

— Ну, ты загнул, — Шон уселся напротив Евангелины. — От Филипа набрался?

— Сказал бы я, чего от Филипа набраться можно, — усмехнулась Ив. — Хотя, правды ради, следует признать, ваш друг многому меня научил. А осаживать бойких на язык я давным-давно умею. Отцовская школа. — Гвардеец рассмеялся, девушка не разделяла его веселья. — Почему ты один?

— Кайл просил передать тысячу извинений и пожелание удачи, — Шон посерьезнел. — Его внезапно отправили с поручением. Ну, ты понимаешь...

— А-а, та самая служба, куда вы намереваетесь перейти? Часом, не за мной следить приставили?

— Что ты! Кайл никогда не станет вредить вам с Филипом, поверь, — Шон понизил голос едва ли не до шепота. — Мальчишка давно на тебе помешан. Ну, знаешь, по-рыцарски так, без грязи. Если еще доведется с ним встретиться, ты уж помягче с парнем...

— Я знаю, как Кайл ко мне относится, — невольно улыбнулась Ив. — При встрече он имеет полное право рассчитывать на благодарность и признательность. Шон, как моя внешность?.. — прошептала чуть слышно. — Не слишком заметно, что я девушка?

— Нет, — помотал головой гвардеец. — Вон, Саймон поначалу вроде бы почуял неладное, но после твоих слов насчет молока сильно усомнился в своих подозрениях. А тебе большего и не надо. Пускай встречные головы ломают, кто перед ними. Проверять-то вряд ли полезут. Я б не полез — себе дороже. Если девица при мече и такие штуки откалывает, лучше держаться подальше. А смазливые мальчики — это и вовсе не по моей части.

— Успокоил, спасибо.

— Всегда рад помочь, и остальные ребята тоже. И тебе, и Филипу. Запомни это, пожалуйста, и ему передай.

— Обязательно. Мы оба ваши должники.

— Мы бы предпочли быть вам не кредиторами, а друзьями.

Евангелина улыбнулась и пожала руку Шона, тот ответил крепко, по-мужски.

— Мне пора, — проговорила девушка, вставая.

Гвардеец хотел было подхватить ее сумки, но и сам опомнился, и Евангелина чуть качнула головой. Что ж, правильно. Раз взялась прикидываться мальчиком, вести себя нужно соответственно в любой ситуации.

Лошадь ждала у коновязи. Пристроив дорожные сумки (здесь помощь друга была уместна и с благодарностью принята), Ив без лишних проволочек вскочила в седло.

— Удачи вам обоим! — гвардеец хлопнул Евангелину по колену будто своего товарища-гвардейца. — От меня, Кайла и от всех ребят.

— Спасибо. Она мне понадобится.

— Уверен, что у тебя получится задуманное. И страху на окружающих нагнать умеешь, и улестить, когда нужно, — подбодрил Шон.

— Дурная наследственность, — Ив скорчила гримаску, заставив гвардейца ухмыльнутся.

Девушка махнула рукой на прощание и тронула лошадь. Шон постоял, проследил, пока всадник не скрылся за углом, и отправился восвояси. Свою часть работы он выполнил, теперь дело за Кайлом и удачей. В игру снова придется вступить, лишь если что-то пойдет не так.

II

Выехав из города, Ив оказалась в одиночестве. Жители окрестных сел приезжали в столицу рано утром, к открытию ворот, и не успевали сбыть плоды своих трудов до полудня. Каторжники покидали Валмер еще раньше, перед восходом солнца, причем далеко не каждый день, а лишь тогда, когда скапливалась достаточно большая группа осужденных. Сейчас серая дорога, устремлявшаяся на юг через поля и небольшие перелески, была пустынна.

Евангелина вздохнула полной грудью и пустила лошадь рысью. Губы сами растягивались в улыбку: наконец-то свободна! И Филипа освободит, непременно, по-другому просто быть не может.

Дул свежий ветер, по осеннему небу неслись редкие клочья облаков, то и дело ненадолго скрывая солнце. После полудня налетел быстрый ливень. Девушка остановилась переждать непогоду под кроной мощного дуба, который не спешил расставаться с лиственным убором, уже изрядно тронутым желто-бронзовыми мазками. За шорохом капель Ив не расслышала приближения всадников, обернулась, когда мужчины поравнялись с ее укрытием. Разглядела на плащах серую гончую — эмблему алтонских стражников, и успокоилась. Один из тех самых дорожных разъездов, о которых когда-то говорил Филип.

Солдаты тоже решили переждать дождь, благо тот обещал быть коротким.

— Куда направляешься? — спросил от нечего делать их командир у настороженного парнишки (или переодетой девицы? Уж больно мордашка смазливая).

— Сначала в Свонидж, а оттуда на Архипелаг, — ничуть не смутившись, заявила Евангелина. За полтора месяца подготовки к побегу несложно было измыслить годную ложь на любой вкус.

— На Архипела-аг? — усмехнулся один из солдат, рыжий здоровяк. — Мамочка-то отпустила?

— Она умерла, — печаль в голосе прозвучала непритворная. — А ее брат решил женить меня на единственной дочери богатого торговца...

— Тебя? Женить? — загоготали сразу несколько солдат. — Да ты сам за девку сойдешь, если в платье одеть!

— Вот и я считаю, что рановато мне в хомут, — последовал невозмутимый ответ. — К тому же невеста уже женихов ждала, когда я в пеленках лежал, страшна, как адово порождение, и вдобавок избалована и ревнива. Я ей приглянулся, как и вам, — Ив одарила усмешкой чернобородого солдата, предлагавшего одеть незнакомца в платье. — Вот и приходится бежать аж на Архипелаг. В Алтоне-то ее отец и мой дядя меня из-под земли достанут.

Мужчины недоуменно переглянулись. Юный путешественник сильно смахивал на девчонку, но вряд ли какая-нибудь из них вела б себя столь бойко в присутствии полудюжины незнакомцев воинственного вида.

— А отец твой что же? — спросил командир. — Или тоже умер?

— Отцу я не нужен. У него теперь законный сын есть. Мечом научил владеть, и на том спасибо, — буркнула девушка.

— Не покажешь, чему он тебя научил? — не выдержал чернобородый, глянув на главного и получив одобрительный кивок.

Евангелина охотно продемонстрировала свои умения, вполне удовлетворившие солдат. Сражался мальчишка неплохо, хотя сил и опыта пока не хватало, ну, да это дело наживное. Дальше девушка ехала с разъездом, развлекая мужчин придворными сплетнями, в которых сын дворцовой служанки и лорда несомненно должен был знать толк. Попутчики не тяготили, наоборот, давали ощущение полной безопасности, но Ив была несказанно рада, когда вечером рассталась с солдатами, оставшись ночевать на постоялом дворе. Бравых вояк из всех дворцовых пересудов едва ли не больше всего интересовали разговорчики о дочери Правителя и герцоге Олкрофте.

Хозяин и постояльцы "Ленивой черепахи" с любопытством поглядывали на переодетую девушку, но Евангелина напустила на себя надменно-мрачный вид, лишивший кого бы то ни было желания приставать с вопросами или иными вольностями к непонятному путешественнику с мечом на поясе.

В последующие дни дорога оставалась такой же спокойной, полностью оправдывая и слова Филипа о Южном тракте, и рассказы недавних попутчиков-солдат. Попались навстречу обоз с углем да несколько одиноких путников, направлявшихся в столицу. Довелось встретиться и с другими разъездами: первый, судя по ухмылкам, знал от товарищей о беглом сиротинушке, второй просто не обратил на девушку внимания.

Ив не раз мысленно благодарила Шона с Кайлом, которые и лошадь подобрали хорошую, но не отличавшуюся внешними статями, и с одеждой да снаряжением помогли. Вещи были добротные, хоть и подержанные, и подходили не столько дворянину, сколько горожанину-простолюдину из необремененных излишним достатком. Неприметность облика играла на руку: и интереса ни у кого не вызывала, и не запоминалась. Оставлять за собой заметный след Евангелина не хотела назло отцу.

В пути девушка не вспоминала о Хьюго, пока не столкнулась с колонной каторжников, бредущих, звеня цепями, по раскисшей от недавнего дождя дороге. Ив поспешила проехать мимо, и после все чаще пришпоривала лошадь. Филип молод и силен, ему приходилось не так трудно, как тому еле передвигающему ноги старику (что он мог натворить в столь преклонном возрасте, чтобы попасть в подобную процессию? Фальшивомонетчик?) или его соседу-мальчишке. Только отвык ее ненаглядный в бытность свою разбойничьим предводителем от унизительного обращения, да и с тычками, кои получал в родном замке, не мирился безропотно. Любимый же крестный во второй раз приговорил к наказанию, невыносимому для дворянина. Хорошо, что прощаясь, Филип обещал дождаться. Слова он не нарушит, как бы туго ни пришлось, но захочет ли после видеть ту, по чьей милости угодил в подобную переделку?

* * *

Ив въехала в ворота Свониджа спустя пару часов после полудня. Городок напоминал разросшееся селение: окружен не стеной, а деревянным тыном, большинство строений глинобитные, с соломенными крышами. Каменной кладкой могли похвастаться лишь небольшой храм, да несколько домов поблизости. Из боковой улицы выступили было пяток гусей, заметили всадника, остановились и сердито загоготали. Что еще за нежданная помеха их процессии? Чуть впереди в луже валялась пятнистая не то от грязи, не то от природы свинья. Очаровательное местечко, подумалось дочери Правителя. Ее персона непременно оставила бы по себе долгую память, если б не привычка местных жителей к подозрительным чужакам.

Скалистое побережье с пещерами, что открывались прямо в море, будто нарочно было создано для контрабандистов. Они возили с Архипелага дурь, дешевые вина и разные диковинки, частенько, поговаривали, магического свойства, за пользование которыми в Алтоне грозило суровое наказание. Тайная служба боролась с нарушителями, но искоренить доходное занятие не могла.

Девушка быстро нашла постоялый двор — приземистое каменное строение без вывески, но с коновязью, сейчас пустовавшей. Зал тоже пребывал в ожидании посетителей, просторный и чистый, он располагал к отдыху и застольной беседе. Хозяин, протиравший за стойкой кубки, не слишком соответствовал благополучному на вид заведению. Худощавый мужчина средних лет глянул на первого гостя чересчур настороженно и тут же принялся нервно покусывать ус.

— Доброго дня, хозяин, — Ив уверенно подошла к стойке. — Я издалека, дорожу временем, поэтому спрошу о деле сразу. Мне нужен дней на пять-шесть уединенный домик в Свонидже, а еще лучше — неподалеку. За платой не постою.

— Домик найдется, добрый господин, коли монеты есть, — кабатчик, если и заподозрил в посетителе госпожу, виду не подал. Он частенько имел дело с темными личностями и привык не только не задавать лишних вопросов, но и не забивать ими голову. — Теща моя как раз на отшибе проживает. Погостит у меня недельку, за два десятка золотых потерплю. Только уговор, молодой господин: если кто спросит, вы мне всего семь заплатили.

— Идет, — кивнула девушка. — Жилье осмотрю сейчас. Мне нужно, чтобы там был порядок, в достатке хорошей еды и корм для лошади.

Хозяин кликнул сына, мальчишку лет пятнадцати-шестнадцати, объяснил, что требуется передать бабушке, и велел проводить посетителя. Кабатчик отлично понял — с заезжим юнцом не все чисто, но его это не касалось, пока сулило наживу. Может, парень — подручный контрабандистов. Те не гнушаются любыми помощниками, будь то зеленый пацан или бедовая старушка-вдова. Кто бы ни был этот незнакомец, хоть девица переодетая, любовница какого-нибудь головореза, главное — денежки платит. Может, конечно, и из Тайной службы человечек, так опять же, какое Тощему Билли дело? Спросили жилье, Билли подсуетился. Не задарма, понятное дело. Кто ж задарма станет у себя дома тещу цельную неделю терпеть?

Домом Евангелина осталась довольна. Он стоял не просто на отшибе, а в некотором удалении от городского тына, огороженный глухим забором, окна защищали прочные ставни. Комнаты были довольно чистыми и просторными, имелась купальня с немалых размеров котлом для подогрева воды. Хозяйка, вопреки мрачному снаружи жилищу, оказалась милой старушкой, мало интересовавшейся постояльцем, и очень сильно — платой за постой. Девушка на ее глазах отсчитала сыну кабатчика семь золотых, бабуля воодушевилась и обещала гостю свежую постель и роскошный ужин.

— Если в купальне будет достаточно воды и дров, накину еще золотой, лично тебе, хозяйка, — Евангелина подкинула блестящую монетку на ладони.

— О, будет-будет, добрый господин, — защебетала старушка, сурово зыркая на внука. Мол, берись за ведра, бездельник! — Только какие у нас дрова? Мы углем топим.

Ив милостиво кивнула, соглашаясь на каменное топливо. Ну вот, Филип хоть чуть-чуть поработал на себя. Ох, только бы он не был изувечен... В копях, говорят, случаются обвалы, работающие там люди могут потерять руку или ногу, а то и вовсе погибнуть. Отец Небесный, о чем она думает накануне его спасения? Не может с ним случиться ничего плохого, не может, и все!

Прогнать грызущие мысли удалось, но беспокойство в душе осталось. Евангелина отлично знала, как от него избавиться: нужно действовать, ехать сейчас же, пока не стемнело, к надзирающему за каторжными копями барону Витби. Договориться о выкупе, чтобы ночью или завтра утром Филип оказался здесь, с ней, свободный.

Распрощавшись со старушкой, девушка вскочила в седло и направилась к каторжному поселению, поворот к которому проезжала совсем недавно. До высокого, в два человеческих роста, частокола из бревен с заостренными верхушками, добралась быстро. Внушительная городьба, не чета хлипкому свониджскому тыну, опоясывала немалое пространство, на котором размещались бараки для каторжников и копи. Домики охраны и резиденция барона Витби находились за пределами частокола.

К жилищу надзирателя прилегал немалый кусок земли, где, наверное, нашлось место и саду, и хозяйственным постройкам. Настоящее поместье, подумалось дочери Правителя, пока она ехала вдоль казавшейся бесконечной каменной ограды. С внутренней стороны стены сплошным рядом стояли темно-зеленые колонны туй, удачно скрывая от взоров обитателей усадьбы частокол и унылую равнину, раскинувшуюся вокруг.

Наконец Евангелина завидела впереди два каменных столба с вычурными фигурами то ли птиц, то ли иных крылатых тварей на верхушках. Ворота смотрели в сторону моря, створки, к удивлению девушки, оказались ажурными, коваными, а не сплошными, деревянными. Усадьба и без учета полупрозрачных ворот не тянула на крепость, но дочери Правителя, выросшей в замке, а после жившей во дворце старинной постройки, железные кружева казались в высшей степени непрактичными. С другой стороны, они давали возможность разглядеть находившихся по ту сторону стражников, которые охраняли вход, лениво привалившись каждый к своему столбу. Солдаты тоже заметили всадника, отлепили спины от каменных опор и для порядка положили руки на рукояти мечей, хотя выражение лиц оставалось скучающим, едва ли не сонным.

— Мне нужно видеть барона Витби, — Ив цедила слова надменно, всем своим видом давая понять, что людям ее происхождения лишних вопросов не задают.

Один из стражников, с изрядно тронутыми сединой усами, привычно принялся распутывать цепь, связывавшую створки. Юнец за воротами, несмотря на помятый вид, неказистую лошадь и одежонку выговор имел самый что ни на есть благородный. Второй солдат, помоложе, все же решился спросить:

— Как о вас доложить, мой лорд?

— Никак. Я не собираюсь называться. К барону у меня важное дело. Вот, — Евангелина кинула усатому золотую бляху с гербом Правителей Алтона — претенциозным нагромождением всяческой геральдической символики. Подобными знаками снабжали посланцев, выполняющих поручения главы государства. В одном из запертых ящиков письменного стола в кабинете Хьюго этого добра было навалом, а позаимствовать ключ у спящего родителя ничего не стоило. Он держал его не во рту, как бывает в сказках, а на столике у кровати.

Караульный поймал блестящий предмет, глянул, и с еще большим рвением стал распутывать цепь. Через минуту ворота распахнулись, Евангелина тронула лошадь, взяла протянутую бляху и направилась к видневшемуся за деревьями каменному дому.

Солдаты смотрели вслед юному посетителю. Что-то новенькое: из столицы стали мальчишек присылать.

— Может, зря пустили без доклада? — молодой солдат еще не утратил окончательно интереса к службе.

— Это посланца-то со знаком Правителей? — хмыкнул усатый. — Не-ет, мы правильно поступили, а лорденышу еще в дверь стучаться и с Фергюсом объясняться. Сам знаешь — зверь, а не кастелян. Есть у меня подозрение, что желторотик очень скоро вернется на поджавшей хвост лошадке и отправит одного из нас с докладом, по всем правилам.

— Поспорим? — загорелся напарник. — Со знаком Фергюс пропустит.

— Тебе б только спорить! Ну давай, забавы ради, на ужин, только без выпивки.

Караульные ударили по рукам.

Евангелина ехала неспеша, стараясь получше разглядеть усадьбу, дабы составить хоть какое-то представление о бароне. Широкая подъездная аллея, по обеим сторонам обсаженная стройными кипарисами, ухоженный сад и дом с затейливыми башенками да балкончиками лишь укрепили подозрения, зародившиеся при виде стены туй и решетки ворот. Похоже, Витби тщеславен и любит пускать пыль в глаза. Возможно, считает себя утонченной натурой и ценителем прекрасного. Почему бы и нет? Должность-то у него незавидная — тюремщик, надзирающий за каторжниками. Дворян не принято принуждать к подобным занятиям. Хьюго, скорее всего, соблазнил не слишком родовитого барона деньгами, почему бы дочери герцога Адингтона не использовать ту же слабость?

Привязав лошадь к коновязи у дома, девушка взошла по ступеням и постучала в массивную дубовую дверь с коваными фигурными петлями. Ждать пришлось недолго, тяжелая створка распахнулась, но обнаружившийся за ней слуга не успел выслушать посетителя. Отодвинувший его мужчина с чрезвычайно надменным лицом осведомился, кто смеет беспокоить лорда без доклада. Ив не привыкла тушеваться перед слугами. Да, герб Правителей тут же усмирил бы зарвавшегося кастеляна, но она и сама отлично может сбить с него спесь. Ледяным, не терпящим возражений тоном девушка заявила, что ей необходимо срочно переговорить с бароном Витби, дополнив слова для пущей действенности убийственным взглядом.

Загородивший вход мужчина моргнул и несколько мгновений смотрел на безусого мальчишку, который вел себя так, будто приходитлся родней Правителю, не меньше. Выговор у юнца и впрямь чистый, да и зыркает, словно готов мечом проткнуть, если что не по нем. Нет, с таким задираться себе дороже, придется доложить лорду, тот после обеда в благодушном настроении, может, и примет.

Кастелян поклонился и пригласил гостя в дом, попросив подождать, пока господин барон узнает о его прибытии.

— Я спешу, — Евангелина с усмешкой показала золотую бляху, добивая укрощенного слугу.

Герб ускорил дело: необходимости спрашивать лорда, соизволит ли он принять посланца Правителя, не было.

Внутренее убранство дома добавляло уверенности в легком успехе: по стенам в изобилии висело богато разукрашенное оружие вперемежку с гобеленами неплохой работы. Попалось и несколько картин современных мастеров. Дочь Правителя хорошо знала стиль модных живописцев, на ее вкус помпезный и аляповатый. Во дворце их творения украшали почти все парадные залы, а один из художников писал несколько лет назад портрет первой красавицы Алтона. На всю эту показную роскошь надзирателю требовались деньги, и немалые.

Кастелян довел гостя до нужной двери, постучал, и, получив разрешение войти, хотел доложить о посланнике, но наглый юнец отпихнул его и прошел в кабинет лорда, резко захлопнув за собой тяжелую створку.

Ив поспешила, ибо не хотела пугать Витби именем Правителя. Подобное прикрытие полезно, чтобы приструнить караульных или зарвавшихся слуг, с дворянином начинать разговор следует по-другому.

Оказавшись в кабинете барона, девушка тут же изобразила любезнейшую улыбку, отвесила глубокий поклон и произнесла положенные приветствия. Надзиратель, тучный мужчина средних лет, в первое мгновение опешил, но, увидев, что гость груб лишь со слугами, поднялся из-за письменного стола и вполне радушно ответил юноше, предложив тому сесть. Обед сегодня был особенно хорош, почему бы не выслушать этого мальчика, судя по манерам и выговору, происходящего из знатного рода, даром что одетого не лучше среднего горожанина.

— Как вас зовут, молодой человек? — осведомился барон.

— Не сочтите за дерзость, мой лорд, но я вынужден сохранить свое имя в тайне. Покорнейше прошу прощения и надеюсь, это, — Евангелина протянула хозяину знак посланца, — убедит вас, что родом ваш гость не из придорожной канавы.

— О, ваше происхождение не вызывает у меня сомнений! — любезно улыбнулся Витби, слегка обеспокоенный гербовой бляхой. — Но почему посланец Правителя не может назвать свое имя?

— Я не посланец, мой лорд. Этот знак был пожалован его величеством герцогом Адингтоном моему отцу за особые заслуги перед Алтоном. Я предъявил его, дабы исключить сомнения в моем происхождении, которое не могу раскрыть. Дело, что привело меня сюда, барон, довольно щекотливое, к тому же личного свойства, — девушка замялась, изображая смущение. — Могу ли я рассчитывать, что оно останется между нами?

— Безусловно! — надзиратель был заинтригован, но старался не подавать вида. Получалось плохо, и Евангелина в душе потирала руки.

— Я принадлежу к одному весьма известному роду, который недавно постигло несчастье, — дочь Правителя начала заблаговременно подготовленную и отрепетированную перед зеркалом душераздирающую повесть.

Сжигаемый любопытством барон попытался изобразить на лице понимание и сочувствие, гримаса оказалась столь неудачной, что Ив пришлось прикусить щеку изнутри, борясь со смехом.

— Единственную дочь моего отца, любимую сестру несчастного, что сидит перед вами, похитил один негодяй...

Во время репетиций Евангелина поначалу не могла сдержать смех, ибо звучало повествование необычайно глупо и заезжено. Постепенно она нашла подходящий образ — напыщенного недалекого юнца, помешанного на родовой чести. Тут же пришли правильные фразы и интонации — примерно как в высокой трагедии, оторванной от настоящей жизни и обыденной речи. Звучит нелепо, но она знала по крайней мере двух придворных кавалеров, которые именно так и изъяснялись. Что до истории — в ней должно быть поменьше вычурности и побольше намеков на непристойности. Скучающий в глуши барон непременно клюнет, на такое и столичные жители охотно ведутся. А главная составлющая, конечно, искренность. Прерывающийся от волнения голос, слезы на глазах — и сочувствие обеспечено.

— Мерзавец соблазнил бедняжку, надругался над ней и продал в бордель, — в этом месте дышать поглубже, изображая смесь гнева и стыда. — Адову отродью удалось искусно запутать следы, и когда мы с отцом нашли несчастную, та была при смерти. Трепетная душа и нежное тело не вынесли бесчестья и насилия, — а здесь требуются слезы на глазах. Их добиться не так уж трудно, стоит подумать об участи Филипа. Правда, это слезы не столько жалости, сколько злости на Правителя, ну да одни от других по виду не отличаются.

Барона тронул прерывающийся от горя голос рассказчика, равно как и стыд, и смущение юноши. Лорд счел правильным промокнуть уголки глаз.

— Прежде чем впасть в предсмертное беспамятство, сестра успела подтвердить, что виновник ее гибели — тот самый негодяй, коего мы подозревали. Спустя два дня Отец Небесный принял ее измученную душу, — Ив прикрыла глаза рукой и всхлипнула. — С того самого часа ни отец мой, ни я не знали отдохновения, разыскивая адово порождение, дабы свершить месть. Он оказался ловок и хитер, постоянно опережал нас, успевал скрыться, будто растворялся в ночи и ненастьи. Мы настигли негодяя лишь на скамье подсудимых, когда он выслушивал приговор, вынесенный за другие преступления. Так довелось нам узнать, что ненавистный враг отправился сюда, в копи под Свониджем, — Евангелина перевела дух, заодно давая барону возможность проявить сообразительность. Тот либо не обладал таковой, либо отличался осторожностью и промолчал. Девушка вскинула глаза на ожидающего продолжения Витби. — Мой род щедро вознаградит благородного человека, который решится помочь покарать адова мерзавца так, как он того заслуживает.

— Полагаю, негодяю дали пожизненную каторгу? — спросил надзиратель.

— Да, таков был приговор.

— Дорогой юноша! При всем горячем сочувствии вашему несчастью, должен заметить, что пожизненная каторга в подвластных мне копях крайне мучительна. Пребывание здесь не затягивается надолго даже для молодых и здоровых.

— Мы осведомлены об этом. В противном случае я появился бы у вас месяц назад, одновременно с мерзавцем. Надеюсь, за прошедшие четыре недели он успел почувствовать малую толику грядущего наказания. Но, смею заметить, мой лорд, это не вы потеряли единственную дочь и сестру — (да минует вас даже тень подобного несчастья!) — отраду двух одиноких мужчин, чья жена и мать много лет назад покинула бренную землю. Если вас не трогают наши страдания, задумайтесь на минуту об участи несчастной сестры моей! Представьте, какие душевные и телесные муки пришлось вынести нежному созданию из-за того, что она поверила сказкам гнусного подлеца и полюбила его!

— Ваш враг не простолюдин?

— Это порождение ада! Он прикидывался бастардом, — Евангелина понизила голос. — Ни больше ни меньше, самого Правителя. Только поэтому отец взял его на службу в замковую стражу...

— Правителя? — поразился Витби. — Нынешнего?

— Ну конечно! Мерзавец слишком молод для отпрыска прошлого главы Алтона.

— Мой юный друг, — барон, сраженный неожиданными новостями, которые сами по себе сулили определенную выгоду, стал обращаться с гостем едва ли не сердечно. — Я ощущаю боль вашу и вашего благородного отца, но поймите и вы... — замолчал и уставился в лицо собеседнику. — Помогая вам, я очень рискую, — взгляд стал глубоким и проникновенным. Девушка с радостью разглядела в нем предвкушение наживы.

— Мой лорд, мы понимаем, какой опасности подвергаем отзывчивого человека. Надеюсь, полторы тысячи золотых послужат некоторой компенсацией за причиненное беспокойство.

— О, это очень, очень щедрая компенсация, — пробормотал Витби, не веря удаче и невольно прикидывая, что таких денег с лихвой хватит на пристройку к дому высокой башни и внутреннюю отделку новых помещений.

— Ну что вы, это не столь уж значительная благодарность. Мы бы предложили больше, но везти с собой сундук золота я не мог, ибо ехал один, без сопровождения. Вы же понимаете, мой лорд, лишние глаза и уши ни к чему в таком деле. — Барон закивал. — Мой бедный отец сломлен горем. Он чувствует приближение кончины и мечтает, пока в силах, собственноручно расправиться с отродьем, погубившим его дочь.

Говоря это, Евангелина встала, сняла широкий пояс, положила его на стол и принялась распускать тугую шнуровку, шедшую с внутренней стороны почти по всей длине. Какое счастье избавиться хотя бы от части этой тяжести, намявшей бока за время путешествия! Ей повезло, что Хьюго ввел монеты новой чеканки, имеющие достоинство в двадцать золотых. Шон с помощью знакомого менялы обратил вырученные за драгоценности две тысячи в сто кругляшей, которые поместились в поясе. Девушка извлекла на свет двадцать пять монет и положила на стол. В свете свечей желтый металл мерцал заманчивой дорожкой, от которой Витби не мог оторвать взгляд, все еще не веря в неожиданный подарок Небес.

— Это треть суммы, — Ив зашнуровала пояс и вернула его на место. — Остальное я отдам вам, мой лорд, когда мерзавец поступит в мое распоряжение. Не нужно калечить или бить его, отец хочет, чтобы адово порождение подольше протянуло в нашем гостеприимном подземелье.

— Конечно, молодой человек, — барон перебирал монетки, новенькие, не затертые в пальцах, кошелях и сундуках. Нужно будет проверить на подлинность, но не пробовать же на зуб при загадочном госте. — Есть лишь одна небольшая трудность.

— Какая именно? — дочь Правителя с трудом сдержала недовольство. Что за трудности могут возникнуть в блеске такой кучи золота?

— Мне не известны имена томящихся здесь преступников. В Южные копи отправляют на пожизненную каторгу, — пояснил Витби. — Вы сможете узнать вашего обидчика?

— Безусловно.

— Даже учитывая, что он провел месяц, ломая уголь под землей, не мывшись и не брившись?

— За месяц он не успел отрастить такую уж солидную бороду. А его бесстыжие глаза узнаю непременно.

— Это упрощает дело. В крайнем случае, сбросим подозреваемых в колодец, дадим побарахтаться. После купания опознать нужного будет проще.

— Весьма остроумный план, — усмехнулась Ив, стараясь не скрипеть зубами. Сытая лоснящаяся физиономи Витби с каждой минутой бесила все больше. — Могу я получить его прямо сейчас?

— Нет. К сожалению, сегодня это будет затруднительно. Сейчас каторжники в копях, под землей. Найти там вашего обидчика невозможно, прерывать работы — тем более. Это вызовет ненужные разговоры. Вечером, когда заключенных кормят и разводят по баракам, поиски тоже не останутся незамеченными. Приезжайте завтра перед восходом солнца, — радушно улыбнулся надзиратель. — Спросонья это отребье ничего не соображает, а охранников распоряжусь поставить в утро неразговорчивых. Буду ждать вас затемно у каторжных ворот.

* * *

— С тебя ужин, — молодой караульный с усмешкой взглянул на усатого напарника.

— Будет тебе ужин, — буркнул тот, затягивая цепь и поглядывая вслед быстро удалявшемуся всаднику. — Я б и выпивку поставил, если б удалось узнать, чей герб носит юнец.

— На кой тебе? Поглядеть бы, как пацан с Фергюсом объяснялся, это да...

— Угу, на это б и я посмотрел, — солдат усмехнулся в усы. — А герб узнать, чтобы знать, к кому на службу перейти. Надоело при каторжных копях киснуть! Был бы еще надзиратель дельный, так нет... Садики-цветочки разводит. Это, по-твоему, ворота? — пнул ажурную створку. — Случись что, нас через это шлюхино исподнее мигом стрелами утыкают, — сплюнул на особенно вычурный завиток решетки и привычно привалился спиной к каменному столбу.

Ив подъехала к своему временному обиталищу в сгущающихся сумерках. Дом был пуст, но на неостывшей плите стояли горшки и сковородки с ужином, котел в купальне был наполнен до краев и даже нагрет, а в небольшом сарайчике в достатке имелся овес для лошади.

Девушка позаботилась о своем неказистом с виду, но выносливом скакуне, выкупалась, поужинала и разобрала вещи. Предвкушение завтрашней встречи бродило в мыслях, в крови, во всем теле, и спать не хотелось. За окнами царила темнота, но стоило выйти на крыльцо, оказалось, что почти полная луна дает достаточно света для небольшой прогулки.

Евангелина побродила по двору, наткнулась у забора на пышные заросли какого-то растения, при малейшем прикосновении издававшего смутно знакомый запах. От него тут же засвербило в носу, сдержать чихание не получилось. На непривычно громкие в ночной тишине звуки не сбежались ни контрабандисты, ни стражники от городских ворот, ни хищники. Девушка отругала себя за неосторожность, прикинула, не сходить ли посмотреть на море, которого никогда не видела, вышла за калитку. Медленно двинулась по белеющей в лунном свете дорожке, вдыхая ночной воздух, который пах какой-то незнакомой свежестью, кажется, водой и еще чем-то, оставляющим ощущение огромного пространства. Море?.. На карте оно занимает так много места, пестреет островами загадочного Архипелага. Может, удастся побывать там когда-нибудь...

Из раздумий Ив вырвали шорох и потрескивание, раздавшиеся в кустах чуть впереди. Девушка остановилась, прислушиваясь, звуки не повторялись, но она решила повернуть назад. Наверное, какой-то ночной зверь, вряд ли крупный, только рисковать не стоит. К морю можно сходить завтра, когда Филип будет свободен. До сих пор все шло гладко, к чему искушать судьбу и напрашиваться на неприятности?

* * *

Филипу в бытность разбойником приходилось слышать о каторге. Оказавшись в копях, он не мог сказать, что страшнее: рассказы или реальность. Нет, заключенных не подвергали ежедневным наказаниям, но тянувшийся от темна до темна рабочий день в душных подземных проходах, где иной раз с трудом можно было размахнуться киркой, с лихвой заменял порку и сидение в колодках. Менее изможденные заключенные, большинство которых составляли новоприбывшие, должны были работать в кандалах, чтобы исключить возможность бунта. Спустя несколько месяцев желание напасть на охрану если и оставалось, было малоосуществимо из-за потери сил, и преступников освобождали от железных цепей и браслетов. Голодом в копях тоже не морили, но ежедневная каша на воде уже через пару недель вызывала тошноту одним своим видом и проглатывалась без ощущения вкуса, лишь бы унять ноющее чувство в пустом желудке. А еще были ночи в бараках со спертым нечистым воздухом, грязь, вши и постоянные окрики да тычки охраны.

По дороге в копи у Филипа ни разу не произошло столкновений с другими каторжниками, сказывался опыт общения с так называемым отребьем, полученный за годы жизни в разбойничьей шайке. Охранники же быстро разглядели, что высокий плечистый молодой заключенный отличается от прочего сброда. Он не сутулился, не пригибал голову, не опускал глаз, не глядел заискивающе или испуганно. Ну, а поучить такого "лорда" — прямая обязанность надзирающих за каторжниками.

Филип скрипел зубами и сдерживался, когда очередной солдат позволял себе тычок, окрик или иное оскорбление. Большинство собратьев по несчастью вели себя униженно, в случае чего моля охрану о прощении и пощаде, так что задирать парня, вызвавшего особую нелюбовь конвоя, по дороге в копи никому в голову не пришло. Желающие поутверждаться за счет "лорда" нашлись на месте, в бараках. Вот с ними Филип не церемонился. Силы пока были, злость с каждым днем лишь прибывала, так что вправить мозги одному-другому зарвавшемуся головорезу труда не составило. Грызло, правда, опасение, что надзиратели отыграются на нарушителе спокойствия, но оказалось, что тех не интересовали взаимоотношения заключенных между собой.

Для крестника Правителя потянулись бесконечные дни в копях, незаметно сливавшиеся в недели. Он отмечал дни царапинами, которые проделывал кандалами на каменной стене барака в углу, где отвоевал место для сна. Под низкой крышей находилось крошечное слуховое окошко, и воздух казался не таким спертым. Раньше здесь обитал один из барачных задир, на свою беду попытавшийся обломать не в меру гордого новичка.

Прошел почти месяц, сил у Филипа заметно поубавилось, как и надежды на освобождение. Энджи постарается выполнить обещание, но он-то должен понимать, что у девушки, не знающей жизни за дворцовыми стенами, почти нет шансов на успех. Ну, помогут ей гвардейцы выбраться из города, возможно, проводят до копей, а дальше? Заявится Энджи к надзирателю и потребует освободить любовника, потому что она — дочь Правителя, а он — дворянин и попал на каторгу без суда и следствия. Чушь! Никто не станет ее слушать, потребуют, разве что, расплатиться натурой. Если возлюбленная выкупит его таким образом, нужна ему будет свобода?

— Что-то ты сегодня в печали, голову ниже плеч повесил, а, лорд? Дошло наконец, что сдохнешь на каторге?

Филип взглянул на говорившего и сразу пожалел об этом. Зачем смотрел? Будто по голосу не узнал здоровенного солдата со шрамом через левую скулу и щеку, которому больше других нравилось задирать его. Детина ухмыльнулся, харкнул, и жирный плевок приземлился аккурат на покрытую угольной пылью босую ногу каторжника.

Потом была красная пелена перед глазами, звон кандалов, боль в сбитых железными браслетами запястьях, смутно раздающиеся откуда-то извне крики и громоподобный шум крови в ушах. Очнулся и осознал, что сцепился с охранником не на жизнь, а на смерть. И, если б не истощенное бесконечным изматывающим трудом тело, уже прикончил бы ненавистного солдата. Впрочем, если поднапрячься, еще и сейчас получится... И что потом? Долгожданная свобода, от всего, даже от телесных мучений. А если Энджи придет за ним завтра или послезавтра? Измыслит легкий способ вытащить его, не жертвуя ничем. Он обещал дождаться...

— Проси пощады, пес шелудивый! — солдат воспользовался неожиданным замешательством противника, в мгновение оказался сверху и для порядка вмазал взбесившемуся каторжнику по физиономии.

— Пощады...

Слово, с неимоверым трудом вытолкнутое наружу и от этого больше похожее на хрип, стало полной неожиданностью для победителя и наблюдавших за дракой. Несколько мгновений назад казалось, что ринувшийся на охранника "лорд" полностью спятил и собирается драться до последнего.

— Такой же трус, как и остальные, — солдат поднялся и презрительно сплюнул, метя каторжнику в лицо. Тот неожиданно быстро уткнулся в пыль, успешно увернувшись, за что и получил чувствительный пинок в ребра.

Разлеживаться побежденному не дали, пришлось подниматься и, отплевываясь от песка и крови, плестись в барак. В этот раз удалось в последнюю минуту совладать с собой, получится ли в следующий? Эх, Энджи, пылкий ангелочек, зачем ты взяла то, последнее обещание?

Ночной сон показался каким-то уж слишком коротким. С другой стороны, жалеть было не о чем: он прервался в тот самый момент, когда два закадычных друга, Хьюго Адингтон и Томас Олкрофт, приехавшие в Свониджские копи с проверкой, заинтересовались каторжником по кличке Лорд. Когда б не тычок сапога в ноющие после вчерашней драки ребра, пожалуй, и сам бы проснулся, хорошо, если не с криком.

Филип выбрался из вороха гнилой соломы и грязного тряпья, служившего ему постелью, сел, и принялся осматриваться. Веки на левом глазу разлепить не получилось. То ли склеились от крови, набежавшей из рассеченного надбровья, то ли глаз заплыл от удара. Ощупывать лицо и выяснять размеры ущерба не хотелось. Гораздо интереснее было понять, какого лешего происходит. Четверо солдат будили пинками каторжников, а обычно хватало одного, который со всей дури колотил окованной железом дубинкой по погнутой дырявой латунной лохани, висевшей у двери. И освещен сегодня барак был лучше обычного, на каждый из центральных столбов, что поддерживали крышу, прикрепили по масляной лампе. Проснувшихся каторжников сгоняли в середину низкого помещения, где можно было выпрямиться во весь рост, и строили в две шеренги, одна напротив другой.

Филип на негнущихся ногах занял место почти в самом конце. Сердце бухало от сумасшедшей надежды — уж очень необычным было происходящее. И вчерашняя адова стычка с солдатом... Вдруг Небеса смилостивились и послали избавление? Как раньше послали подходящую женщину именно тогда, когда жизнь в шкуре герцога Олкрофта, казалось, подошла к бесславному концу.

В барак вошли двое: разряженный дворянин, кажется, здешний надзиратель, которого раза два приходилось видеть издали, и тощий бледный пацан, сильно смахивающий на доходягу. Энджи? Нет, на переодетую красотку полупрозрачный призрак никак не тянул. Здоровьем юнец не мог похвастаться: стоило раз-другой вдохнуть зловонные барачные миазмы, и к носу взлетела рука с платком, наверняка надушенным. Жаль, в объятия надзирателя не рухнул, вот бы тот засуетился, потащил нежного птенчика на свежий воздух. Хоть какое-то развлечение...

А паренек-то и сам по себе забавный: чахлый-чахлый, но вполне уверенно направился к выстроенным в центре барака каторжникам. Идет, разглядывает. Какого лешего ему нужно? Может, все-таки за ним? Крестный смягчился и решил вернуть свободу? И прислал не бывалого мужика из Тайной службы, а какого-то юнца, щас. Это никак не может быть Энджи, хотя по росту вроде бы подходит, но уж очень худая фигура, и движения порывистые, мальчишечьи. Волосы короткие. Обрезала?.. Лицо не разглядеть из-за прижатого к носу платка, да и света тут не так уж много. Н-ну, и кто же оказался нужен нежному юноше? Кажется, именно он, каторжник с разбитой мордой, которую почему-то отчаянно хочется спрятать или хоть голову наклонить. Точно, парень встал напротив, разглядывает.

— Я отчего-то так и думал, что вам понадобится этот, — голос взрослого мужчины, значит, надзиратель.

— Пусть поднимет голову.

Бормотание мальчишки приглушает платок, хрен разберешь, какой у него голос, знакомый или нет. А подчиняться сил не осталось, страх, что надежды не оправдаются, сожрал последние. Но и противиться бессмысленно — заставят.

Филип собрался с духом, оторвал глаза от грязного земляного пола, скользнул взглядом по пыльным сапогам и дорожным штанам незнакомца, полам куртки, а потом с трудом сдержал вспыхнувшее в груди ликование. Посетитель барака отнял платок от лица, засунул за пояс и теперь так знакомо ломал тонкие пальцы. Зеленые глазищи впились в лицо, в глаза, вернее, в открытый правый глаз, а потом скользнули куда-то чуть выше. На разбитую бровь?

— Да он полудохлый! — процедила Евангелина злым-презлым голосом. — Что я скажу отцу?

Филип уставился на нее в полнейшем недоумении. Ну, насчет полудохлого — это, надо надеяться, слова из разыгрываемой роли. Злится, хочется верить, из-за очередных увечий, причиненных ее мужчине. А причем тут крестный?

— Ничего подобного, он силен, как бык! — возмутился барон. — Вчера едва не убил одного из лучших охранников, тот и потрепал его немного. Совсем чуть-чуть, даже глаз не выбил, всего лишь бровь рассек.

— Ладно, выбора у меня нет. Я подожду на воздухе, — повернулась, вновь прижала к носу платок, и пошла к двери еще более уверенной походкой, чем до этого.

Не похоже, что ее заставили расплачиваться натурой... Да что за дурацкие мысли! Забыл за месяц с лишком, что она вытворяла в кабинете Правителя с тем адовым ножичком? Будет такая натурой расплачиваться, щас. Оскопит в миг. Не приведи Небеса разозлить ее когда-нибудь. Накинется, как он сам вчера на охранника.

Все это и многое другое проносилось в голове, пока его толкали к выходу.

— Куда меня?.. — опомнившись, пробормотал Филип для достоверности. — Что за шкет тут раскомандовался?

— Шевелись, падаль! — последовал очередной тычок.

Филип окончательно пришел в себя и поскорей направился к двери, звеня кандалами и с трудом сохраняя обреченный вид. Отец Небесный, неужели все взаправду? Жизнь, свобода, и подарил их не чокнутый старикашка-крестный, повинуясь очередному воспитательному капризу, а возлюбленная, которой он нужен, как воздух. Да, именно так она тогда и сказала.

Вновь задумавшись, Филип чуть не налетел на один из столбов.

— Не пытайся башку расколоть! — загоготал охранник. — Кое-кому ты нужен целым и невредимым. Ненадолго, правда. Ох, не завидую твоей участи! Лучше б оставаться здесь, с нами. Глядишь, протянул бы сколько-то годков, особенно кабы научился почтительности.

Филип молчал, сдерживая смех. Если б только они знали, кому он нужен, зачем и как сильно! Передохли б с зависти, точно.

Оказаться снаружи, вдохнуть свежий утренний воздух, сегодня особенно отчетливо пахнувший морем, было невероятным наслаждением. Разбитые губы так и норовили растянуться в улыбку, приходилось кусать их, ощущая солоноватое тепло собственной крови. Евангелина глянула мельком и тут же отвела глаза. Хочется верить, не от того, что ей противно созерцать грязного каторжника, а тоже трудно играть роль.

— Поезжайте к себе, молодой человек, — обратился к ней надзиратель. — Мерзавца раскуют, свяжут, а я лично доставлю его к дому, который вы указали.

— Спасибо, мой лорд, — Ив церемонно поклонилась. — Мы с отцом вам очень обязаны. Только прошу, обращайтесь с ним бережно. Я объяснял, зачем негодяй нужен нам живым и, по возможности, здоровым.

— О, не беспокойтесь, его никто не тронет. Поверьте, он и сейчас вполне здоров. Разбитая морда — привычное состояние для подобных подонков.

— Жду вас в доме, мой лорд, — девушка бросила последний взгляд на каторжника и пошла к воротам.

* * *

Когда расчеты с Витби были закончены, а положенные любезности сказаны, надзиратель и охранники с повозкой покинули небольшой дворик. Девушка заперла ворота и калитку на засовы и чуть ли не бегом кинулась в сарайчик, куда перенесли связанного Филипа.

Упала рядом с ним на колени, осторожно вытащила грязный кляп, достала из-за голенища заранее припрятанный там нож и принялась перерезать веревки.

— Дальше я сам, — Филип, почувствовав, что руки свободны, сел и взглянул на Евангелину. Она молча протянула ему нож и потом смотрела, как он справляется с путами на ногах.

Солнечные лучи проходили сквозь маленькое оконце и щели в стенах, в светлых полосах, пронизывающих полутьму, плясали пылинки. Одна слепящая полоска уперлась в плечо Филипа, высветлила грязную холстину, которая его покрывала. Пахло сеном, лошадиным потом, конским навозом, давно немытым мужским телом. Снаружи на крыше чирикали воробьи, радуясь солнечному утру, здесь, в сарайчике, лошадь хрустела овсом, да ходил по веревкам нож. Все было донельзя обыденно, но в реальность происходящего почему-то не верилось.

— Совсем не то, что ты хотела бы увидеть, — ненаглядный сбросил перерезанные путы и с наслаждением потянулся, поглядывая на девушку здоровым глазом, кажется, с легкой усмешкой, хотя по черной заросшей физиономии определить трудно.

— Разбитое лицо я вовсе не хотела увидеть. Ты и вправду сцепился с охранником? Зачем?

— Объясню потом, если тебе все еще будет интересно. Мы ведь не в Свонидже? Я не слышал, чтобы проезжали ворота.

— Нет. Домик стоит за городской стеной, на отшибе. Кроме нас тут никого.

— Здесь есть колодец или мне тащиться к морю?

— Здесь есть купальня! Филип, ты злишься на меня?

— Нет. За что? За то, что вытащила из расчудесной мужской компании?

— За то, что попал на каторгу...

— Энджи, перестань ломать пальцы. Я говорил на прощание, как к тебе отношусь, повторил бы и сейчас, да боюсь, рассердишься. — (Вот теперь он точно усмехается!) — Показывай, где купальня. Ох, и не смотри так, пожалуйста. Поверь, тебе не понравятся прикосновения грязного вшивого каторжника.

— Разденься тут, — девушка потупилась. — Потом сожжем эти тряпки.

Филип, уже вставший на ноги, стащил лохмотья и выбросил за дверь. Постоял в проеме, щурясь от яркого солнца, втягивая прохладный осенний воздух.

— Понятно, отчего домишко на отшибе, — шагнул к зарослям пахучего растения, прошлым вечером заставившего Евангелину чихать. — Дурь с Архипелага, — провел рукой по резным листьям. — Здесь холоднее, она вырастает не такая забористая, но запах все равно есть.

Ив встала рядом, учуяла резкий аромат и чихнула.

— Это и есть свербига? — зажала нос, который немилосердно зазудел внутри. — Я использую ее корень в некоторых снадобьях. Да, запах тот же, но гораздо сильнее... А-пчхи! Фу, гадость какая! — отбежала подальше. — Как тебе удается не чихать? У меня все внутри дерет... — потерла переносицу. — А-пчхи!

— Я ее пробовал на Архипелаге. Занятная трава — если покуришь, чихать от свежей уже не будешь, — Филип отвернулся от зарослей и подошел к Ив. — Так где купальня?

Приведение Филипа в человеческий вид заняло немало времени. Пока он отмокал в теплой воде, девушка успела накомить его мясом, в которое парень вцепился едва ли не с рычанием, и теперь обрабатывала его волосы снадобьем от вшей.

— Охота мучиться, — ворчал ненаглядный. — Сбрей подчистую.

— Мне не нравятся мужчины без волос.

— А мне не нравятся насекомые! Сам сбрею.

— Сбреешь-сбреешь, если будет нужда. Пока на это снадобье никто не жаловался.

Оттирая Филипа пучком лыка от въевшейся угольной пыли, Ив поведала, как удалось провести Витби — этот вопрос почему-то занимал ее любовника больше всего. Потом пришел черед рассказа о подготовке побега из столицы и помощи гвардейцев.

— Ты отказалась от сопровождения?! — Филип дернулся так, что вода из бадьи плеснула на пол.

— Конечно! — хорошо, что пришла в купальню в одной рубахе. Ненаглядный залил бы и штаны, и сапоги. — Мне хватило, что тебя отправили на каторгу. Если б еще с Шоном и Кайлом что-то случилось по моей вине... И потом, ты же сам просил друзей помочь только из столицы выбраться.

— Я не хотел наглеть! Да и не знал, как они отнесутся к просьбе Жеребца — пришлось ведь все им рассказать. Думал, ты сама попросишь проводить до копей, или они догадаются предложить.

— Они предлагали, я отказалась.

— Святые Небеса, да ты сумасшедшая! И дружки мои тоже... Попадись они мне, объясню, как строптивых девиц обламывать.

— У них не получится, — фыркнула Ив. — Ростом не вышли.

Филип сообразил, что сидит уже во второй, вполне чистой воде, а кожа снова стала белой, притянул подругу к себе и впился в ее губы. Девушка пылко ответила, и, рискуя свалиться в бадью, опустила одну руку в воду, скользнула туда, где у него было твердо и горячо. Несколько минут тяжелого дыхания губы в губы, тихого плеска, потом удовлетворенный стон, и Евангелина, выпрямившись, уселась на край бадьи.

— А свинина с чесноком, кажется, весьма недурна, — облизнула заалевшие уста. — Я вчера не попробовала, оставила для тебя.

— Распутница... — Филип заложил руки за голову и откинулся на спину. — Ни нежности, ни романтики. Это ж надо так грубо взять мужика в оборот! Свинина с чесноком... Я вот почувствовал на твоих губах мед, а под языком — яблоки.

— Ну так я этим и завтракала, — ничуть не смутилась, отлично поняв, что угодила. — И вовсе не брала в оборот, всего лишь облегчила страдания. Тебе еще ногти стричь, бриться. Разве только к вечеру и позволишь себе прикоснуться к теперь уже не запретному плоду, мой утонченный рыцарь.

Филипа такой расклад не устраивал, и из купальни он выбрался еще до полудня. Потом был ленивый день, проведенный частью в постели, частью на кухне, за столом, уставленным разнообразными яствами. Ив с сожалением обнаружила, что забыла распорядиться насчет вина, но бывший разбойник (а теперь еще и беглый каторжник) быстро нашел в погребе штабель ящиков с пыльными бутылками.

— Раз уж старушка выращивает дурь, то и винишко с Архипелага у нее должно водиться. Не чета запасам крестного, но пить можно, — откупорил бутылку, приложился. — Это даже лучше, чем обычно.

— Тебе так кажется, потому что ты уже пьян свободой, — девушка попробовала и поморщилась. — Слишком кислое.

— Привыкай, ангел мой. Беглым не до роскоши. Может, вернешься во дворец?

Смотрит со своей обычной усмешечкой, не поймешь, шутит или нет. Наверное, шутит, иначе не поглаживал бы так небрежно ее ноги (Ив в одной рубахе сидела у стола, умостив ноги частью на лавку, частью на колени к Филипу и привалившись спиной к стене). Или проверяет, дурачок, а сам рук от нее оторвать не может, пальцы непрерывно гуляют по голени к колену и обратно, забираться выше пока не решаются. Сколько можно подвергать его опасности? Не лучше ли покончить с этим сейчас? Хоть попробовать...

— Я не вернусь. А вот ты... — Евангелина перехватила ласкающую руку и взглянула на парня серьезно. — Филип, сейчас ты еще можешь помириться с крестным. Поезжай к нему в кэмденское приграничье, повинись, скажи, что я тебя выкупила и прогнала. Тогда он, возможно, проникнется сочувствием и...

— Ты точно сумасшедшая, — вырвал руку. — Я давно мужчина, а не мальчик, мне нужна женщина, а не отец. И каторгу-то вынес только ради тебя. Не ради спокойствия твоей совести, принцесса, ради тебя. Ради того, чтобы здесь, — придвинулся, провел пальцами по бедру, забираясь под рубаху, нырнул в ложбинку, — становилось жарко, когда я рядом.

О-о-о, адово пламя, он всегда знает, что сказать и что сделать, как заставить ее замолчать и покориться. Ему, судьбе, этой проклятой страсти... Почему у нее не получается диктовать ему свою волю? Не потому ли, что пытается заставить выполнить отнюдь не подлинные желания, не те, которые прорастают в сердце, а те, что раскрываются пустоцветом в голове?

Вечером, когда стемнело, парочка опять сидела на кухне, обсуждая дальнейшие планы. Филип склонялся к скорейшему отъезду, Ив настаивала хотя бы на паре дней в домике.

— Если б не твоя разбитая физиономия, уехать можно было бы и сейчас! — горячилась она. — Еще меня сумасшедшей обзываешь. Зачем ты полез на охранника? Тебя могли убить!

— Не убили же, — пожал плечами парень. — Подбитый глаз уехать не помешает. Я не лицом в седло усаживаюсь.

— Твой вид вызовет подозрения, — терпеливо принялась объяснять Ив. — Тощий, бледный, избитый, запястья перевязаны. Сразу заподозрят, что беглый каторжник, и донесут страже.

— Ангел мой, кто из нас десять лет шлялся по дорогам? Среди путешествующих законопослушных граждан еще и не такие встречаются. Перевязанных запястий под рукавами не увидят, все остальное никого не удивит. Сейчас поздняя осень, загар почти у всех сошел. Поедем послезавтра, рано утром. У нас впереди будет целый день в постели, — подмигнул ей.

— У нас только одна лошадь...

Ив не успела договорить, во дворе раздалось громкое чихание. Филип тут же напрягся, потянулся за лежащим на столе ножом, которым утром перерезал путы.

— Это не местный, — прошептал девушке. — Здешние все наверняка пробовали дурь, особенно обитатели этого домика. Да и поздно уже для горожан. Пойду проверю.

— Я с тобой...

— Куда со мной без штанов? — Ив по-прежнему расхаживала по дому в одной рубахе. — Сиди тут, оденься и мечи приготовь.

Девушка разозленно тряхнула головой и ринулась в комнату. Штаны и правда нужно надеть, но сидеть в укрытии навроде гусыни она не станет.

Филип бесшумно выскользнул во двор, благо якшающиеся с контрабандистами свониджцы петли держали хорошо смазанными. Чиханье у сарайчика не прекращалось. Кто же это? Какой-нибудь охранник с копей? Сам решил удостовериться, что судьба непокорного каторжника и впрямь незавидна, или надзиратель, этот позор рода Витби, послал? Сомнительно, охранники наверняка смолят дурь в свободное от дежурств время и чихать от свежей травы не будут. Неужели Энджи привела из столицы хвост?..

После месяца в копях глаза быстро привыкли к темноте, и разглядеть черную фигуру, поминутно сгибающуюся в приступе чиханья, не составило труда. Филип в мгновение ока оказался рядом с незнакомцем, толкнул за угол сарая, подальше от пахучих зарослей, прижал к стене, на всякий случай давая почувствовать холод лезвия у горла.

— Кого тут носит по ночам? — спросил хриплым разбойничьим шепотом.

— Филип, ты? Апчхи! — Крестник Правителя еле успел отвернуться. — Это я, Ка-а-пчхи! Кайл... Что за дрянь тут растет?..

— Кайл? — Филип выпустил парня и отступил. — Ты откуда здесь?

— Тайно провожал Евангелину. Она наотрез отказалась от попутчика, а мы не могли отпустить ее одну. Завтра еду назад, в Валмер. Решил напоследок проверить, как вы тут.

— Да-а, если б не свербига... — протянул Филип. — Отчитался б перед ребятами по полной. Ставни-то мы закрыть позабыли...

Кайл тихо ругнулся, то ли от смущения, то ли досадуя на вредоносное растение.

— Филип! — раздался от дома голос девушки. Она тихонько вышла на крыльцо, но не услышала шума драки, только сдавленное чиханье и тихие голоса где-то за сарайчиком.

— Не надо, чтобы она знала, — зашептал Кайл. — Рассердится...

— Не рассердится, поблагодарит, — усмехнулся крестник Правителя и потащил друга за собой. Молодой гвардеец не сильно упирался.

— Кто это? — вопросила Ив довольно грозно, разглядев, что Филип не один. Свет из окна упал на знакомое узкое лицо, обрамленное темными волосами. — Кайл? Как ты здесь оказался?

— Он тебя провожал до Свониджа. Зря, оказывается, я ворчал на друзей.

— Почему ж вы застряли во дворе? — у Ив стало неожиданно легко на душе. Знать, что о тебе беспокоятся и даже готовы бескорыстно рисковать, чтобы защитить, оказалось очень приятно. — Пойдем в дом. Тут в кустах по ночам кто-то шебуршится.

— Это я был, — смущенно пробормотал Кайл.

— Ты? — Они уже вошли в кухню и девушка обернулась к гвардейцу. — Адово пламя, если б я знала, можно было бы преспокойно сходить к морю! Я туда и собиралась, а шорох меня спугнул.

— Я нарочно завозился. Не нужно здесь бродить по ночам. Контрабандисты со случайными прохожими не церемонятся.

— Верно сказано, — подхватил Филип. — Нечего бродить ни одной, ни в обществе посторонних мужчин.

— Кайл не посторонний, а наш друг, — Евангелина пристроила мечи у стены и села на лавку у стола. — Каждую минуту боюсь проснуться: мечты сбываются одна за другой. Филип свободен, я больше не заперта во дворце, у меня есть друзья, с одним из которых можно посидеть и выпить прямо сейчас.

Мужчины переглянулись и тоже уселись за стол. Филип разлил вино по кружкам, поднял свою.

— За свободу! И, конечно, за ту, которая мне ее подарила.

Кайл с энтузиазмом присоединился, девушка зарумянилась от удовольствия. Вино с Архипелага уже не казалось таким кислым.

Застолье удалось на славу. Каждому было о чем рассказать и интересно послушать других. Кайл поведал, как осторожничал, опасаясь, что Ив заметит сопровождение, дочь Правителя с удовольствием расписала подробности встречи с первым разъездом.

— Тот бородатый потом смотреть боялся в мою сторону, — хохотала она. — Решил, наверное, что его на мальчиков потянуло!

— Ну, за любовь! — поднял очередную кружку захмелевший гвардеец.

Друзья почему-то повели себя странно. Филип хмыкнул и чуть ли не с неохотой стукнул своей посудиной в глиняный бок кайловой. Евангелина нахмурилась и едва пригубила вино. Впрочем, девушка тут же принялась щебетать, как она благодарна гвардейцам за помощь, особенно Кайлу, который, получается, рисковал больше всех. Словесные излияния закончились, ни много ни мало, объятиями и поцелуем, не сказать, чтобы совсем уж невинным. Филип стоически дожидался, пока подруга выразит признательность.

— Твоим должником, Кайл, я себя больше не считаю, — заявил, глядя на блаженную физиономию друга. — Не знаю, как отблагодарить Шона и ребят. Вряд ли мы еще встретимся.

— Кто ведает... — гвардеец все еще ощущал вкус нежных уст и был склонен верить лишь в хорошее. — Не вечно же Старикан будет мечтать о мести. Родичей-то у него кроме вас нет.

— Давайте хоть сейчас не будем о моем любезном батюшке! — потребовала Ив. — Кайл, тебя на всякий случай прошу не пытаться проследить за нами, когда мы уедем. Старик непременно прощупает вас с Шоном.

Юноша горячо заверил, что у него и в мыслях такого не было, что он не способен терпеть пытки, и значит, не вправе знать важные тайны, а ему это и не нужно, ибо любопытства лишен напрочь.

— Угу, именно поэтому он пытался подглядеть за нами в окно, — хмыкнул Филип. — И, кстати, Энджи, а когда мы уедем? Наш нелюбопытный друг удачно расчихался и не дал тебе договорить про лошадей,

— Я говорила, что у нас только одна лошадь... — смутилась Евангелина. — Я не покупала вторую, пока ты был в копях, боялась спугнуть удачу...

— Что-о? — мужчины переглянулись. — Ты боялась... Как это кумушки называют? Сглазить?

— Да, я верю в приметы! Могу несколько случаев рассказать... — попыталась оправдаться Ив, но толстокожие создания, к тому же изрядно поуменьшившие запасы контрабандного вина, не стали слушать, разразились хохотом.

— Что смешного? Ты сам говорил, что разбойников бочонком пива на Южный тракт не заманишь, потому что ведет он к каторжным копям! Это, по-твоему, умно?

— Нет, не умно, конечно, — Филип плеснул вина себе и Кайлу. — За маленькие женские слабости, дружище. Только они и позволяют нам выживать рядом с ослепительным ледяным совершенством.

III

В тот вечер Правитель пребывал в благодушном настроении: ситуацию в кэмденском приграничье удалось выправить быстрее, чем он ожидал. Все-таки личное присутствие очень много значит. Как бы хотелось побыстрей вернуть Филипа с каторги и занять настоящим делом! Взять крестника раз-другой в подобные поездки, после парень наверняка сам бы отлично справлялся. Может, и вправду освободить, не дожидаясь, пока пройдут намеченные полгода? Евангелину до замужества отправить в замок матери, девчонка так давно туда просится...

Размышления Хьюго прервал осторожный стук в дверь. Получив разрешение войти, на пороге появился камердинер и доложил, что к его величеству прибыл человек из Тайной службы со срочным известием.

— Проси, — вздохнул Правитель, поплотнее запахивая халат. Одеваться и тащиться в кабинет барона Вэршема, хозяина замка, что дал кров главе Алтона, не хотелось, да и нужды не было. Людей для особых поручений принимали в любое время дня и ночи, закрывая глаза на этикет.

В комнату вошел Шон Райли, склонился в почтительном поклоне.

— Приветствую, ваше величество.

— Здравствуй, — благосклонно кивнул Хьюго. Парень неплохо зарекомендовал себя в гвардии, и в Тайной службе, куда намеревается перейти, им довольны. К тому же закадычный дружок крестника, что тоже говорит в его пользу, в людях Филип разбирается. — С чем пожаловал?

— Мой лорд, ее высочество пропала. Пять дней назад. Судя по всему, покинула дворец по своей воле, хотя не понятно, каким образом. В ее покоях найдено письмо, адресованное вам, — гвардеец подал запечатанную бумагу.

Хьюго принял депешу, изо всех сил сжав зубы, пытаясь не дать заполыхавшей в душе ярости проглянуть наружу. Не исключено, что этот молодчик, Райли, помогал девчонке. Возможно, по просьбе крестника. Как можно было недооценивать их дружбу? Но что же пишет адова притворщица?

"Отец, не пытайтесь искать нас с Филипом." Весьма оригинальное начало! "Я понимаю, что выглядит это не оригинально, но не могу не попытаться сберечь Ваше время и силы людей из Тайной службы." Заботница! Самоуверенная дрянь! "Спешу заверить, что ваш крестник не собирается возвращаться на преступный путь, а я не намерена его туда толкать. Мне даже жаль, что Филип не сможет быть полезен Алтону." Убил бы своими руками! Святые Небеса, и эта хитрющая адова кукла — его порождение. А он-то надеялся наладить с дочерью отношения, заказал лучшему оружейнику столицы меч для нее, хотел сделать подарок, который пришелся б ей по вкусу... "Возможно, когда-нибудь Вам доведется встретиться с крестником, ибо он видит в Вас отца, и я не стану разрушать эту привязанность..." Она не станет! Облагодетельствовала! "На этот случай запомните: Филип не из тех, кого можно сломать. Вы дважды надавили чересчур сильно, оба раза чуть не потеряли его, сыграв на руку мне. Сначала слишком долго мучали бессмысленным воздержанием, потом пытались заставить ловить бывших товарищей. А ведь как легко было обойти подводные камни в обоих случаях!" И как же, о многомудрая Правительница? "Вам стоило отдать Филипа мне сразу после столба, поставив условием, что первый год мы должны жить во дворце. Я б согласилась, поверьте. Он бы и подавно не стал возражать. За год чувства благополучно приелись бы, и крестник перешел в полное Ваше распоряжение. Меня, конечно, пришлось бы отпустить из столицы, но это пустячная плата за возможность получить такого сына, не правда ли? Добиться от Филипа повиновения в вопросе поимки разбойников было проще простого..."

По мере чтения Хьюго все больше багровел, а под конец скомкал письмо, не дочитав. В голове на какое-то время не осталось ни одной мысли, лишь самые крепкие ругательства.

Отдать разбойника девке — глупость невероятная, но в свете сегодняшних событий кажется, что так и впрямь было бы лучше. Свадьба вовсе не обязательна, жили б тайно в свое удовольствие, запрет не подогревал бы интереса, и тяга друг к другу быстро сошла на нет... Может, Евангелина понесла б, тогда и отправилась в удаленный замок, а внука он мог бы усыновить, не раскрывая тайну его происхождения. С такой наследственностью из мальчика непременно получился бы толк... Тьфу! Что за ерунда! Не хватало искать зерна истины в бреднях лживой мерзавки! Но ее мысль насчет поимки шайки Жеребца Тайной службой весьма недурна, с Филипом наверняка сработало бы... Ну до чего хитрая тварь!.. Если б не ее безнравственность, можно было б в Звездную Палату приглашать.

Правитель потер переносицу, окончательно утихомиривая ярость, взглянул на посланника. Гвардеец смотрел прямо перед собой и больше всего походил на статую. Хьюго нехотя расправил смятое письмо, быстро пробежал последние строчки. "...Засим прощайте. Евангелина, леди Адингтон." Хм, ни слова о том, что в пособничестве побегу не следует винить того-то и того-то. Либо мерзавка и впрямь все устроила одна, либо сообразила, что подобное упоминание лишь укрепит его подозрения в отношении названных лиц. Что ж, остается прощупать Райли.

— Об исчезновении известно во дворце?

— Нет, мой лорд. Все уверены, что леди Адингтон по-прежнему больна.

— В карауле у покоев моей дочери стоят твои товарищи-гвардейцы. Ты что-нибудь слышал от них о ее побеге?

— Нет, мой лорд, — вытянулся в струнку, глядит в лицо.

— Я не стану строго спрашивать с провинившихся. Знаю, что Евангелине не составит труда соблазнить и дряхлого старца, не говоря уж о молодом солдате. Мне всего лишь нужно знать, как она покинула дворец.

— Ваше величество, разговоров о соблазнении в казармах не было, — поза Райли стала менее напряженной. — Мои товарищи, все как один, были удивлены...

— А о чем были разговоры? — перебил Хьюго.

— О магии с Архипелага и о потайных ходах в стенах, мой лорд. Никаких других объяснений, кроме сказочных, не нашлось.

— Был у тебя разговор с лордом Олкрофтом по дороге в темницу? — Правитель вперил взгляд в простоватое веснущатое лицо, не выражающее ничего, кроме преданности и усталости.

— Нет, ваше величество! — Райли снова расправил плечи, выкатил грудь.

— А у твоего напарника, Морриса?

— Нет, ва...

— Шли трое закадычных друзей и всю дорогу молчали?

— Так точно, мой лорд. Мы в первую очередь солдаты гвардии вашего величества, а потом уж...

— Рад, что помните, кому приносили присягу. И какие мысли появились у вас тогда насчет ареста моего крестника?

— Мой лорд, простите, но...

— Я приказываю отвечать!

— Ваше величество почему-то не желает породниться с лордом Олкрофтом.

— И где сейчас, по-твоему, доблестный герцог?

— У себя в замке, полагаю. Мой лорд.

— Иди отдыхать, — махнул рукой Правитель.

Гвардеец поклонился и вышел, Хьюго встал и принялся ходить по комнате. Тайная служба не зря ест свой хлеб: если Райли и замешан, он ничем себя не выдал. Можно, конечно, распорядиться допросить молодца с пристрастием... Нет, неразумно. Дочь не дура, не стала б говорить, где собирается прятаться. А как именно ей удалось сбежать, теперь не важно, да и большой загадки тут нет. Магия с Архипелага, как же! Еще одна потайная дверь, скрытая, скорей всего, где-то в спальне, вот и вся магия. Значит, незачем попусту калечить хорошего воина, который, вполне вероятно, не участвовал ни в каких заговорах.

Хорошо, что о бегстве девчонки пока не известно во дворце и столице. Необходимо будет создать видимость ее отъезда в замок матери. Конечно, тут же поползут слухи о беременности Евангелины, так что нужно заранее измыслить какую-то пристойную причину. Отправить человека в копи следует, да только Филипа наверняка уже след простыл. Можно не сомневаться, что мерзавка вытащила его или вот-вот вытащит — он же нужен ей как воздух! Любопытно, какой у нее план? Выяснится, когда адова кукла будет у него в руках.

Это ж надо, вздумала учить, как обращаться с крестником! Его, видите ли, нельзя сломать. Сломать можно любого, нужно знать, в какую сторону гнуть. А слабые места Филипа отлично известны Хьюго, только бить по ним нужно с умом, не слишком сильно. Даже не бить, а тыкать туда иной раз, чтоб не зарывался. Запереть, к примеру, первую красавицу Алтона в башне и грозить выдать замуж за другого, всякий раз, когда парень начнет взбрыкивать. Делов-то, как говорят простолюдины. Ломать сына Томаса Олкрофта неразумно и расточительно, все равно, что племенного жеребца мерином делать. Послушных болванов в окружении хватает, нужны люди с головой, которые не побоятся свое мнение высказать. Впрочем, не о том он сейчас думает. Сначала голубков поймать нужно, а уж после придет время решать их участь.

* * *

Ив проснулась от поцелуев и знакомых прикосновений к груди, животу, бедрам. Открыла глаза, но не увидела ничего, кроме собственных спутанных волос, теперь коротких и с непривычки страшно мешающих. Мотнула головой в безуспешной попытке откинуть пряди с лица, тут же вновь ощутила на шее теплые губы и покалывающую щетину. Перестала дергаться, наслаждаясь. Внутри разгоралось все сильнее, заставляя бедра прижиматься к близкому мужскому телу, наполняя грудь звуками, которые просились наружу...

— Ш-ш-ш, тише, милая, — теплое дыхание у самого уха. — Кайл спит в соседней комнате. Не смущай мальчика.

Кайл, ах да. Она не могла бы сказать, как оказалась в постели, где уж помнить про молодого гвардейца. Даже Филип до сих пор кажется сном, хотя вовсю старается прогнать это ощущение. И у него получается. Получается доказать, что он жив, а она не зачахла от печали, и вдвоем им по-прежнему хорошо и сладко, и жарко, и... да, да, еще... А стоны утонут в подушке или вольются в его уста...

— До сих пор не могу поверить, что свободен, и ты рядом, — устроил голову у нее на груди, лежит, выравнивая дыхание, и произносит вслух ее мысли. — Крестный взбесится. Теперь, если поймает, сразу убьет, собственноручно.

— Не поймает. Да и не убьет. Обещал освободить тебя сразу после моей свадьбы.

— Странно, что ты не пытаешься настроить меня против него.

— А нужно? Ты все еще привязан к нему?

— Не знаю. Он мне теперь в кошмарах снится вместе со старым Олкрофтом.

— Придется мне гонять по ночам мерзких старикашек.

— У тебя получится, — хмыкнул Филип.

— Его величество изволил спрашивать о твоих неладах с отцом. Я рассказала все, что знала.

— Рассказала, и ладно. Я молчал не потому, что это тайна. Вспоминать не радостно, и отповедь крестного слышать было неохота. Небось, обложил меня по-всякому, когда узнал?

— Нет. Ничего не сказал. Не понятно было, как отнесся.

— Теперь это не имеет значения.

Разговор замер, а потом из кухни раздался грохот. Видно, Кайл проснулся и отправился хозяйничать. Пришлось вставать.

За завтраком гвардеец то и дело прятал глаза. То ли смущался вида следов поцелуев на шее Евангелины (Филип теперь не видел смысла осторожничать в проявлении своей страсти), то ли не хотел в присутствии друга лишний раз глазеть на его возлюбленную.

Кайл взял на себя заботы о покупке второй лошади, но Ив все равно пришлось покинуть Филипа и съездить в Свонидж, дабы окончательно расплатиться с кабатчиком и купить провизии.

Гвардеец, прощаясь с друзьями, заметно взгрустнул, но старался бодриться.

— Откорми ее побыстрей, Филип. Смотреть же больно. То ли дело раньше, — подчеркнуто-жалостливо взглянул на Евангелину. — Ив, если он станет тебя обижать, ты знаешь, к кому обратиться. Не за местью, за утешением.

— Поосторожнее там, утешитель, — Филип пожал руку друга. — И в дороге, и в особенности во дворце. Энджи права, Старикан непременно прощупает вас с Шоном.

— У нас все продумано, — беспечно заявил Кайл. — В гвардии Правителя болванов не держат, а в Тайной службе и подавно. — Филип уже был посвящен в карьерные планы друзей.

— Эх, теперь уж точно не вернуться на большую дорогу, — посетовал бывший разбойник, обнимая подругу за плечи. — А какая шайка могла бы получиться с такой помощницей...

— Подайтесь в пираты, коли морская болезнь не мучает, — усмехнулся Кайл, садясь в седло. — А на самом деле напишите, как поостынете, покаянное письмо Старикану. Зуб даю, примет вас с распростертыми объятиями.

Ни Филип, ни Евангелина ничего не ответили. Оба разглядели, что друг любит давать непрошенные советы, правда, исключительно из добрых побуждений.

* * *

Парочка покинула гостеприимный домик на следующее утро, еще до восхода солнца.

— Может, все-таки махнем на Архипелаг? — Филип всматривался в морской простор, серый в предутреннем свете. Ив попросила подъехать к берегу, ей очень хотелось взглянуть на море.

— Мечтаю там побывать, — вздохнула девушка. — Может, когда-нибудь и получится. Но сейчас никак нельзя, у старика и на островах есть люди.

— А твои вассалы и селяне нас не выдадут?

— Они не будут знать, что я вернулась в феод. Мы поедем...

И Евангелина поведала такую историю.

Феод рода Линденов, кровь которых текла в жилах покойной герцогини Адингтон, славился своими лесами. Обширная дремучая чаща, занимающая едва ли не четверть всех земель, подступала к стенам родового замка. Ее западную часть, Гиблые Дебри, испокон веков обходили стороной. Возможно, виной тому были развалины древних капищ, которые виднелись среди древесных стволов неподалеку от опушки. Источенные временем каменные изваяния слишком мало напоминали людей, пробуждая своим видом потаенные страхи. За капищами начиналась непроходимая чащоба с болотистыми участками, где по ночам мерцали таинственные огни и раздавались жуткие звуки.

Люди боялись углубляться в Гиблые Дебри, а страшные сказки о лесе Линденов рассказывали по всему Алтону. Лорды не заглядывали в эту часть своих владений, пока одному, младшему из двух сыновей, не пришлось бежать, спасая жизнь свою и возлюбленной.

Случилось так, что юноша воспылал страстью к невесте старшего брата, и та ответила ему взаимностью. До свадьбы оставалось более трех месяцев, а молодая леди уже носила дитя и еженощно молила любимого спасти ее от ненавистного брака. Молодой Линден не желал терять самое дорогое, да к тому же отлично знал крутой нрав отца и старшего брата, поэтому решился на похищение невесты.

Влюбленным удалось незамеченными выбраться из замка, но служанка молодой леди предала госпожу и подняла тревогу. Погоня настигала, беглецам ничего не оставалось, как спрятаться в Гиблых Дебрях. Парочка надеялась, что преследователи испугаются, останутся на опушке, и глубоко забираться в страшную чащобу не придется. Но лорд и его старший сын были в ярости и ринулись следом, подгоняя своих людей. Беглецам пришлось уходить все дальше, пока шум погони не затих где-то вдали, будто поглощенный древним лесом. Только тогда молодые люди позволили себе остановиться на отдых.

Пустившись утром в обратный путь, они поняли, что заблудились. К радости молодого Линдена, возлюбленная выглядела не столь уж испуганной. Девушку, как и его самого, разгневанные родичи во плоти ужасали гораздо больше, чем туманные легенды о духах и призраках Гиблых Дебрей. К тому же прошедшей ночью беглецов никто не потревожил, ведь самое страшное место, трясину, им повезло обойти стороной.

Лето было в самом начале, в лесу в изобилии встречалась непуганная дичь, и влюбленные не стремились выйти к людям. Построить шалаш оказалось нетрудно, а в обществе друг друга им было хорошо и под открытым небом. Юноша и девушка переходили с места на место, пока не набрели на неприступное взгорье. Двинулись вдоль почти отвесной стены, надеясь обойти ее, и наткнулись на пещеру, которая оказалась сквозной и вывела на берег большого озера. Среди спокойной прозрачной глади виднелись несколько островов. Беглецы переглянулись, не веря своему счастью: в таком убежище их никто никогда не найдет, а водная преграда, как известно, надежно защищает от нечисти.

Вскоре молодой Линден нашел дорогу из леса, обзавелся кой-какими инструментами, построил лодку, а потом и дом на одном из островов. Под его крышей родился пра-прадедушка Евангелины. Время от времени новоявленному отцу приходилось наведываться к людям, покупать муку, ткани и прочие потребные для ведения хозяйства вещи. Несколько лет спустя на очередной ярмарке он узнал, что остался единственным наследником, ибо старший брат погиб на войне. Горе подкосило старого Линдена, и тот слег без надежды на выздоровление. Тогда младший сын решил вернуться. Его семейство заслуживало лучшей доли, чем жизнь в охотничьем домике, да и долгом лорда пренебрегать не следовало. Старик-отец несказанно обрадовался, правда, не столько сыну и его супруге, с которыми до конца жизни сохранил весьма прохладные отношения, сколько внукам, но в целом конец неприглядной истории с похищением невесты можно было считать счастливым.

— А я все гадал, откуда у крестного дочь, склонная к противозаконным деяниям, — ухмыльнулся Филип. — Значит, мы будем жить в древнем полуразвалившемся домишке на острове? Имей в виду, я не умею плотничать.

— Мой предок очень привязался к месту, где провел самое счастливое время своей жизни, — надменно заявила Ив. — Он организовал строительство добротного каменного дома. Доставил с помощью верного слуги рабочих с Архипелага...

— Их кости покоятся на дне того самого озера...

— Нет! Когда дом был готов, их отправили назад, предварительно опоив особым зельем и надев на головы мешки.

— Адова кочерыжка, с кем я связался! А крестный точно живой-здоровый, наводит порядок в кэмденском приграничье? Или уже отведал особого зелья?

— Смешно, — с прохладцей заметила Ив. — Рассказать еще что-нибудь об убежище?

— Кто о нем знает, кроме тебя?

— Теперь только ты. Сведения всегда были секретными, передавались от отца старшему сыну или дочери, если Небеса посылали лорду лишь девочек. Мама проводила в доме на острове много времени и всегда брала меня с собой. Наверное, там ей было проще отвлечься от печальных мыслей. Нас сопровождал старый слуга моего деда, но он давно умер.

— Ты уверена, что герцогиня Адингтон не водила туда своего мужа еще до твоего рождения?

— Уверена! Когда наследника посвящают в тайну, непременно рассказывают, кто из живущих бывал там.

— Звучит обнадеживающе... Хаживал я в лесу Линденов, глухое местечко. Правда, в Гиблые Дебри не забирался.

— Ты что же, и в моем феоде промышлял?

— Нет, не в моих правилах причинять ущерб беззащитным леди.

— Я вовсе не беззащитная! Земли никогда не оставались без присмотра. Правитель...

— Хочется выглядеть в твоих глаза получше, но ты не даешь ни малейшей возможности, — Филип на всякий случай направил лошадь в сторону, уж больно у подруги глаза засверкали. — У меня хватало ума не творить бесчинства во владениях Адингтонов. А устроить долгосрочный лагерь под носом у людей Правителя казалось занятным. Никто не стал бы искать шайку Жеребца в феоде дочери главы Алтона.

— И что же помешало хитроумному предводителю?

— Мои люди не оценили столь оригинального предложения. Посмотрели, как на тронутого, стоило заикнуться о лесе Линденов. А уж когда я заметил, как Громила Сэм, не таясь, осеняет себя обережным знаком, то постарался обратить все в шутку.

— Мои предки нарочно распускали слухи об ужасах Гиблых Дебрей. Чтобы уважение не ослабевало. Не то быстро нашлись бы ушлые людишки с топорами или охотнички до чужой дичи.

— Все это хорошо, только верит ли россказням твой старик? Или давно смекнул, насколько удобно такое прикрытие?

— Вряд ли верит. Зато наверняка убежден, что верю я.

— Ну, учитывая твою слабость к приметам и бабушкиным сказкам...

— Нам очень на руку, что старик осведомлен о ней, не так ли?

Ив произнесла фразу непривычным, едва ли не игривым тоном. Филип, ожидавший очередной холодной колкости, взглянул на подругу с удивлением. Неужели Ледяница и вправду осталась в Валмере, как подумалось ему в первые часы после освобождения?

— Ему и в голову не придет, что я прячусь в лесу, — продолжила девушка. — А если и захочет проверить, людей заставить не сможет.

— Пожалуй, это и в самом деле надежное убежище. Интересно, смог бы я выйти к озеру, если б в свое время забрался подальше в лес?

— Возможно, — задумчиво проговорила Ив. — Мой тайник в дворцовом саду ты быстро обнаружил. Как я тогда разозлилась!

— Представляю, что довелось бы выслушать, если б мы случайно встретились в домике на острове. Выперла бы меня, а после умоляла вернуться, — на щеках Филипа появились ямочки. — Подсмотрев разок, как лишенный крова бедняга плещется в озере...

— Самоуверенный наглец! Я б тебя убила, чтобы сохранить тайну!

— Убила? Ну, нет! Я б сумел убедить молодую леди, что, привязанный к кровати, тайну не разболтаю.

* * *

Путешествие проходило на редкость спокойно. Даже погода радовала не по-осеннему теплым затишьем, солнечным и безветренным. Филип был доволен: останавливаться лишний раз на постоялых дворах ему не хотелось.

— Где-нибудь нас непременно запомнят. К чему давать старику зацепку? Пусть для начала прошерстит Архипелаг. Я б на его месте решил, что туда мы и направились, благо контрабандистов в окрестностях Свониджа хватает. Да и о своих делишках с пиратами я ему рассказывал.

— А разбойники? Что, если они нападут на нас ночью в лесу?

— Разбойники ночью предаются порокам или спят, — хмыкнул Филип. — Что за интерес шляться в темноте, выискивая нищих, у которых нет денег на ночлег под крышей?

— Верно, я и не подумала, — согласилась Евангелина. — Днем мы уж как-нибудь сумеем отбиться.

— Не терпится попробовать себя в деле? Не вздумай нарываться, Энджи. Если, не приведи Небеса, такие оборванцы, как мы, кого-то заинтересуют, забудь, что у тебя на поясе меч и даже рта не раскрывай.

— Ты, конечно, с любой шайкой сумеешь договориться?

— В твоих интересах, чтобы оказалось именно так.

Евангелина не стала спорить. В конце концов, Филипу лучше известны разбойничьи нравы и обычаи. Что до ночевок в лесу, она не имела ничего против. Это оказалось необычно и прекрасно: таинственные ночные звуки и шорохи, звезды и луна в просветах древесного полога, легкое дуновение ветра на лице, яркие лепестки пламени, расцветающие на потрескивающих сучьях, рои искр, запах дыма, жареного мяса, палой листвы и увядающих трав. А еще ощущение свободы и необычайного покоя от одного прикосновения к плечу или боку желанного мужчины, рядом с которым сидишь у костра. И никакой тоски по мягкой постели, чистым простыням и изысканным нарядам. Впрочем, постель и простыни у них скоро будут, а наряды... Кому они нужны в натопленном доме или на берегу летнего озера, где нет никого, кроме них двоих?

Беглецы не теряли времени, и на пятый день пути оказались в землях Линденов. Теперь до леса было рукой подать, но Евангелина стала настороженной и беспокойной. Она опасалась встречи с кем-нибудь из своих вассалов. Маловероятно, что ее узнают по прошествии стольких лет, и тем не менее...

— Зря волнуешься, — успокаивал подругу Филип. — Если в последний раз тебя здесь видели больше пяти лет назад, вряд ли кто-то помнит, как выглядела их леди. К тому же с тех пор ты повзрослела, а сейчас еще и косишь под мальчишку. В целом, должен признать, неплохо.

Девушка хотела что-то сказать, но сзади вдруг послышался конский топот. Беглецы оглянулись, их нагонял всадник, через несколько минут поравнявшийся с парочкой. Это оказался мужчина лет шестидесяти, судя по одежде и выправке, дворянин. Высокий, широкоплечий, висевший на поясе меч явно служил ему не для украшения. Совершенно седые стриженые волосы создавали забавный контраст с густыми черными бровями. Красное лицо и сизоватый нос навели Филипа на мысль, что незнакомец знает толк в выпивке. Всадник взглянул на настороженных путников смеющимися карими глазами.

— День добрый, — любезно проговорил он. — Мы, как погляжу, в одну сторону направляемся. Втроем-то безопаснее да и веселее.

Евангелина промолчала, как ни хотелось ей возразить. Юнцу не следует первому раскрывать рот в присутствии старших. Филип тоже не жаждал компании, но всадник не вызывал опасений: судя по всему, свойский мужик. К тому же разумнее поддержать дружелюбную беседу, нежели пытаться грубо отшить и нарваться на неизвестно какие последствия. Да и безопаснее втроем, кто бы спорил.

— Да, попутчик нам не помешает. Едем вместе не первый день, все шутки уже перешутили. Может, ты новыми поделишься.

— Умеешь разговор вести! — усмехнулся незнакомец. — Дорогой скучать не придется. — Он слегка привстал на стременах, и, поклонившись, представился. — Кендрик, вассал герцогини Адингтон, дочери Правителя.

Ив от неожиданности с трудом удержалась в седле. Кендрик! Ее первый наставник в деле обращения с мечом, а она его не узнала! Впрочем, чему и удивляться: с их последней встречи прошло столько лет. В те счастливые и беззаботные времена, когда Кендрик ухлестывал за Альбертой, волосы его доставали до плеч и были темно-русыми, а лицо — обветренным, загорелым и вполне молодым. Филип снова оказался прав. Если уж она не вспомнила старого знакомого, то и он вряд ли обратит на нее внимание.

Филип отлично заметил волнение Ив, но и глазом не моргнул. Этот самый Кендрик скользнул по "мальчишке" ничуть не заинтересованным взглядом. Хвала Небесам, Энджи сейчас выглядит далеко не лучшим образом, так что вряд ли ее бледное осунувшееся личико с темными кругами под глазами (ну не получается у них давать друг другу высыпаться по ночам) сможет навести на мысли о переодетой девице. Много говорить подруге не понадобится: нечего юнцу встревать в мужскую беседу. А уж бывший разбойник без труда сумеет усыпить бдительность неожиданного попутчика.

— Я — Ричард Эрли, — представился Филип. — Сын капитана замковой стражи герцога Олкрофта. — (Настоящий Ричард Эрли существовал, но был здоровенным детиной с разумом пятилетнего, который едва умел говорить.) — А это, — кивнул в сторону Ив, — мой племянник, сын сестры. Его зовут Джек.

— Далеконько тебя закинуло от феода Олкрофтов, — заметил Кендрик. — Или сестрица в землях Адингтонов проживает?

— Нет, она мужа нашла неподалеку от дома, — покачал головой Филип. — А сюда попал вот из-за этого шкета, — с усмешкой кивнул на девушку, та вспыхнула, кусая губы. Манера ее ненаглядного беззастенчиво врать, добавляя в потоки чуши крупицы правды, очень забавляла.

— Неужто такой сосунок уже способен доставлять хлопоты? — удивился Кендрик.

— Как видишь. Сбежал племянничек из дому. Море и волшебные острова увидеть захотелось. Чуть не с младенчества вбил в голову, что контрабанда — занятие прибыльное, интересное и почтенное. Отец его уехал по делам в столицу, да и застрял там, а Джек, не будь дураком, воспользовался случаем. Хорошо, я как раз заехал к сестрице. Да еще повезло, что знакомые люди видели его на Свониджском тракте, а то б леший знает сколько искать пришлось, — самозабвенно врал "Ричард".

— Ты б ему каторжные копи у Свониджа показал. Пусть и оборотную сторону медали узнает.

— Показал, нарочно крюк сделали. А ты сам-то откуда-куда путь держишь? — Филип постарался побыстрей отвести беседу от нежелательного предмета.

— Домой возвращаюсь. К зазнобе ездил время провести. Она тут недалеко проживает, за день добраться можно.

— Ну сказал — недалеко! — ухмыльнулся Филип. — Жена соседа — та недалеко.

— Жена соседа само собой, — подмигнул Кендрик. — А эта особенная, другим не чета. Молод ты еще, не шибко выбираешь, в какой ступке пестиком толочь, лишь бы поближе стояла.

Филип рассмеялся, Ив не сдержалась и фыркнула.

— Ты-то, племянничек, чего веселишься? Много в этом понимаешь?

— Я, может, в этом пока не много понимаю, да уж больно смешно, дядя, что незнакомый человек два слова с тобой сказал и сразу раскусил, — злорадно ответила Ив.

— О чем ты, дитя?

— О том, дядюшка, что ты не дурак девок пощупать.

Мужчины переглянулись и расхохотались напару.

— Что за интерес девок щупать? — не унимался Филип. — Переспать — другое дело.

Кендрик, начавший было успокаиваться, закатился в очередном приступе смеха.

— Ответ, достойный настоящего мужика! — наконец выговорил он. — Бери пример с дядюшки, сынок, тогда и дурь насчет контрабанды в голову лезть не будет.

Дальнейшая беседа шла в том же направлении. Евангелина всерьез опасалась за свои уши, которые пылали все сильней. Взрывы смеха быстро нашедших общий язык Филипа и Кендрика распугивали оказавшихся поблизости от дороги лесных обитателей.

Когда перевалило за полдень, решили устроить привал, поесть. Приглядели поросшую травой лощинку, спешились, достали из сумок снедь. День стоял теплый, едва ли не летний, и Филип снял куртку. Евангелина забеспокоилась. Повязки со сбитых кандалами запястий ее ненаглядный уже снял, благо раны хорошо исцелялись с помощью предусмотрительно взятого с собой бальзама. Но подживающие рубцы бросались в глаза, стоило рукавам чуть-чуть съехать. Девушка старалась не смотреть на руки Филипа, дабы не привлекать внимания Кендрика, а про себя молилась, чтобы тот ничего не заметил.

Увы, ее молитвы не были услышаны, старый воин почти сразу обратил внимание на ярко-розовую кожу, выглянувшую из-под рукава случайного попутчика. Пригляделся ко второму запястью, помрачнел. Парень — весельчак, вовсе не похож на грабителя-убийцу, но уж больно изможденный. А по широченным плечам и замашкам бабника похоже, что на самом деле — молодец хоть куда. Да и дорога, которая их свела, идет от самых Свониджских копей. Объяснил, конечно, этот самый Ричард, как он на ней очутился, но чутье солдата, много лет следящего за порядком в феоде леди Адингтон, заставило насторожиться.

Парень заметил изменившийся взгляд попутчика, ухмыльнулся как ни в чем не бывало.

— Углядел "браслеты"? — небрежно согнул руки в локтях, покрутил кистями, чтобы собеседнику было лучше видно.

Мальчишка-племянник глянул на дядюшку, покачал головой и потянулся к куску пирога. Если парень — беглый каторжник, то кто же этот пацан? Тоже заморенный, но запястья целы.

— Углядел, — кивнул Кендрик и продолжил, не стремясь, чтобы слова звучали любезно. — Где разжился?

— Думаешь, мне удалось с каторги утечь? — в улыбке парня не сквозило ничего, кроме ехидства.

Племянник захихикал, давясь пирогом.

— Что смешного, мальчик? — по-прежнему недобро спросил Кендрик.

— Да дядя Дик, когда копи издали показывал, страшным голосом замогильно вещал, мол, оттуда сбежать невозможно. А вы, дяденька, так насторожились, будто иным ловкачам это удается.

— Джек! — одернул "Ричард" мальчишку. — Я смотрю, сестрица тебя совсем распустила. Изволь обращаться к лорду почтительно. Какой он тебе дяденька? Вернемся домой, собственноручно выпорю!

Пацан надулся, запихнул в рот остатки пирога и потянулся к баклажке с пивом. Тут же получил по рукам от нахмурившегося дяди и запил трапезу водой.

— Те, кому сбежать удается, очень быстро попадаются, — пробурчал Кендрик, совершенно сбитый с толку поведением парочки. От беглых не ждешь спокойствия и непосредственности. — Может, объяснишь, откуда ссадины? — взглянул на парня.

— Чего не сделаешь для хорошего человека? — пожал плечами тот. — Да только вот при племяннике неохота. Мал он еще такие байки слушать, — скабрезная ухмылка собеседника несколько успокоила бдительного вассала леди Адингтон.

— Ничего, когда-нибудь он сам все попробует, — Кендрик счел уместным улыбнуться. — Я вот рано начал, и не жалею. Ты, небось, тоже не ждал, пока борода вырастет.

— Проницательный ты мужик, Кендрик! Так уж и быть, расскажу. Только уговор, племянничек, матери твоей ни слова, — взглянул на мальчишку, тот воодушевленно закивал. — И отцу ни гу-гу. Не знаю я, как они там с сестрицей живут. Может, свечи в спальне не держат и спят в ночных рубашках до пят. Еще откажут мне от дома.

— Идет, дядя, буду молчать. А если пива дашь...

Тут уж не выдержал Кендрик и дал пацану вместо пива легкого подзатыльника. Тот снова надулся и принялся залечивать обиду очередным куском пирога.

— Связался я с одной бабенкой, которая любит в постели верховодить... — начал дядя Дик.

Далее последовало разукрашенное смачными подробностями повествование о мучениях и пытках, перенесенных во имя любви, причем ручные кандалы оказались далеко не самой пикантной деталью рассказа. Кендрик хохотал чуть не до колик и даже думать забыл о своих подозрениях. Мальчишка под шумок утянул-таки пиво, хорошенько приложился к баклажке, утер губы и заявил:

— По-моему, дядя, лучше контрабандой заниматься, чем такими непотребствами!

"Ричард" покатился со смеху, Кендрик только застонал.

— Ох, ребята, вы меня совсем уморите! Прости великодушно, друг Ричард, что вообразил, будто ты с каторги сбежал, — хлопнул Филипа по плечу. — Глянул бы на себя со стороны, может, понял мои подозрения.

— Как увижу снова мою проказницу, непременно поведаю, что обо мне люди думают, после ее ласк встретив. Сестрице, той пришлось врать, что за долги в яме сидел.

Когда их с Кендриком пути разошлись, благодушное выражение лица Филипа мигом сменилось озабоченным.

— Ну и вассалы у тебя. Еле ушли. Хотя при другом раскладе я бы хорошо посидел с этим Кендриком.

— Да, он славный.

— Славный? — Филип с удивлением взглянул на девушку. — Ты что, в детстве на него заглядывалась?

— Нет! Он ухаживал за мамой, а меня учил владеть мечом.

— А, все понятно. Да, такой папаша не в пример лучше твоего старика.

— Только не о нем опять! Скажи-ка лучше, эту постельную историю ты выдумал или...

— Не выдумал, — рассмеялся Филип. — Слыхал от других, сам таких утех не пробовал. Надо же было оставить что-то неизведанное для особенной девушки, — подмигнул подруге, та закатила глаза.

* * *

Вечером того дня беглецы свернули в чащу и больше не собирались показываться на дороге. Евангелина вздохнула с облегчением, Филип тоже почувствовал себя спокойнее. Может, из-за безлюдья, подумалось Ив, может, из-за того, что попал в ставший привычым за последние годы лес, исконное обиталище разбойников.

Лес Линденов отличался от самой глухой чащобы, где прежде приходилось бродить бывшему предводителю. Он выглядел первозданным. Ехать верхом почти сразу стало невозможно из-за густого подлеска и плетей жимолости, хмеля, ломоноса, тянувшихся там и тут от земли к ветвям деревьев, будто толстые веревки. Пускать в ход мечи, дабы прорубить дорогу, было неразумно, это оставило б заметный след. Оставалось выискивать проходимые участки, огибая особенно разросшиеся дебри. Нужного направления придерживались, ориентируясь по солнцу. Ив не смогла бы найти прямой путь от неизвестной ей прежде окраины леса до озера, зато отлично знала, что скалистое взгорье лежит к северу. Нужно выйти к нему и двигаться вдоль в поисках пещеры-прохода, не упуская из виду похожую на корону трехзубую вершину.

Чем дальше углублялись беглецы в лес, тем величественней он становился. Спутанные сетью лиан деревья сменились огромными буками с гладкими пепельно-серыми стволами и мощными, похожими на извивающихся толстых змей, корнями. Потом стали попадаться могучие дубы и каштаны. Дождей давно не было, и листья пока держались на ветках, уныло шелестя да время от времени отправляя кого-нибудь из собратьев на землю, слагать пока еще тонкий шуршащий ковер.

Постепенно стал ощущаться подъем. Лиственных пород становилось все меньше, им на смену вздымались огромные сосны. Вскоре подлесок почти исчез, и можно было снова ехать верхом, двигаясь меж медовых стволов, вслушиваясь в шепот ветра где-то высоко, в хвойных кронах.

Лишь к вечеру следующего дня лес кончился, и путники достигли скал. Искать пещеру в темноте было бессмысленно, и они остановились на ночлег. Утро принесло мелкий моросящий дождик, но тусклого света ненастного осеннего дня Евангелине вполне хватило, чтобы разглядеть знакомые очертания трехзубой вершины.

— Нам здорово повезло, — проговорила девушка, закутываясь поплотнее в плащ. — Не придется ночевать в сыром лесу. Сегодня будем дома, — подивилась про себя, как странно прозвучали последние слова. Сколько лет она не была дома по-настоящему, запертая в ненавистном дворце?

— Дома... — задумчиво повторил Филип. — У меня дом был, наверное, только в раннем детстве. Потом он превратился в тюрьму, из которой я сбежал, чтобы стать бродягой. Знаешь, мне до сих пор не верится, что я свободен. То и дело ловлю себя на мысли, что из чудесных грез выдернет стук по проклятой лохани в каторжном бараке.

— Забудь. Просто забудь, как плохой сон. Уже несколько дней, как он сменился хорошим. Мне вот трудно поверить, что я делю с кем-то сновидение.

Ив тронула поводья, и ее лошадь двинулась вдоль почти отвесного скалистого склона. Филип направил коня за ней.

К середине дня подъехали к скалам, поросшим диким виноградом. Длинные побеги, сейчас одетые багряными листьями, полностью скрывали серые камни. Девушка спешилась, подошла к небольшому выступу, отвела в сторону спутанные плети и протиснулась в темную щель.

Филип последовал за ней и оказался в пещере. Скудный свет с трудом сочился сквозь завесу из винограда. Пришлось поработать, чтобы проредить ее с внутренней стороны. Стало светлее, да и лошадей теперь можно было ввести внутрь, сдвинув маскирующую растительность в сторону.

Освещая путь свечами, которые входили в состав необходимых вещей и припасов, купленных по дороге, беглецы прошли пещеру насквозь и оказались на берегу огромного озера. Между скалами и водой лежала неширокая, в три-четыре шага, полоса песка, дальше шло мелководье. В расположенном неподалеку гроте нашлась лодка, слегка рассохшаяся, но вполне годная для перемещения на остров.

Филип отыскал на берегу глину, тщательно замазал самые крупные щели. Потом беглецы сняли с лошадей поклажу и расседлали их. На первый раз решили взять лишь самое необходимое, чтобы не перегружать лодку и не утопить имущество.

Переправа прошла благополучно. Самый большой остров, на котором и находился дом, лежал за двумя меньшими по размеру и не был заметен с берега. Причалили в уютной бухточке, скрытой кронами раскидистых плакучих ив, чьи ветви полоскались в прозрачной воде. Светло-серый, почти белый песок мелководья был усеян темными узкими листьями.

— Мне здесь нравится, — Филип выбросил на берег две сумы, выпрыгнул сам, втащил нос лодки на траву.

— Ты здесь быстро заскучаешь, — улыбнулась Ив.

— Это с тобой-то? Вряд ли, — он все больше становился похож на мальчишку.

Они двинулись вглубь острова по едва заметной тропке. Непроходимых дебрей здесь не было, среди по-осеннему унылых луговин там и тут возвышались одинокие дубы, перемежавшиеся небольшими рощицами из тех же дубов, сосны и орешника. Вскоре тропка нырнула в узкую логовину, которая внезапно расширилась и вывела на открытое пространство, в центре которого стоял небольшой одноэтажный дом из серого камня.

Черепичная крыша заросла молодилом, окна закрывали глухие ставни. Дверь охраняли два стройных остролиста, усыпанных ярко-красными ягодами. При появлении людей из их крон, громко хлопая крыльями, вспорхнули горлицы. Вдоль фасада тянулись буйные заросли шиповника, в голых ветвях, кое-где украшенных оранжево-красными плодами, перекликалась стайка синиц.

— Надо же, вовсе не руина, — заметил Филип. — Снаружи выглядит уютно.

— Не думала, что разбойники так привередливы по части жилья, — девушка выудила большой кованый ключ из глиняного кувшина с крышкой, стоявшего в траве у крыльца.

— От кого вы здесь закрываетесь?

— Оставлять дом незапертым — плохая примета, — неохотно ответила Ив, со скрежетом поворачивая ключ в замке.

— Как мне по сердцу твое суеверие! — Филип подошел сзади, подхватил девушку на руки. — Кошки у нас нет, но я с радостью перенесу тебя через порог.

— Зачем нам кошка? Дом не новый, — Евангелина обняла Филипа за шею, прижавшись потеснее, ощущая, как легко и спокойно становится на душе.

Это ощущение не покидало дочь Правителя многие месяцы. Она даже перестала вспоминать о том, что все имеет свой конец, просто бездумно наслаждалась настоящим. Дом, построенный на совесть, почти не обветшал за прошедшие годы, и привести его в порядок оказалось нетрудно. Плотницкие навыки не понадобились, а с топором Филип худо-бедно управлялся, так что парочке не грозило остаться без дров в короткую алтонскую зиму. На острове было даже теплее, чем в других местах, возможно, из-за горячих источников. Один из них снабжал водой купальню в домике, да и озеро было не таким уж холодным для конца осени. Наверное, с его дна тоже били теплые ключи.

Бывший разбойник умел добывать пищу в лесу, и Евангелина не отставала от него, пока он не научил подругу некоторым навыкам охоты и рыбалки. А еще были тренировки на мечах, прогулки по лесу, беседы у костра или камина, поездки за припасами в глухие деревушки, летом — купание. И возможность близости когда, где и как заблагорассудится, которую парочка ценила едва ли не больше всего остального.

— У всех медовый месяц, а у меня медовый год, — притворно ворчал Филип, валяясь рядом с подругой на берегу летнего озера.

— Это у меня медовый год, — Евангелина рассеянно водила пальчиком по тонкому шраму на его плече. — А для тебя это занятие привычное.

— Привычное? С первой красавицей Алтона? — (Ах, эти ямочки на щеках! Стоит увидеть, и в груди теплеет.) — Мы, кажется, еще не делали этого в воде, — вскочил, схватил ее за руку, рывком поднял на ноги. — Да я ни с кем не делал этого в воде. Пошли, надо срочно попробовать!

* * *

Серый осенний день подходил к концу. Хьюго собрал в аккуратную стопку бумаги, работа с которыми наконец-то закончена. На переписку с Кэмденом уходит все больше времени и сил, а положение лишь усугубляется. Похоже, Арман Шестой твердо взял курс на войну, но пока не закончились его склоки с западным соседом, Рэйсом, Алтон в безопасности, воевать на два фронта король не станет. Тайная служба успешно поддерживает нужный уровень напряженности между Кэмденом и Рэйсом, надолго ли хватит их хитростей — поглядим. Пара лет в запасе точно есть, нужно использовать их с толком, укрепляя восточные границы.

Хьюго откинулся в кресле, устало потер переносицу. Вчерашний отчет господина Н о столичных и дворцовых настроениях и сплетнях оставил премерзкий осадок. Оказывается, о разлюбезной дочери и крестнике все еще помнят, даром что с их исчезновения прошел почти год. И слухи-то какие ходят, один нелепее и пакостнее другого! Взять хоть выдумку о том, что красотой Евангелина обязана бальзаму с Архипелага. Мол, кончилось у нее зелье, торговец вовремя не привез нового, лорд Олкрофт как-то поутру увидал девицу в подлинном обличье, и сбежал подальше. Она поубивалась-поубивалась, да разжившись очередной бутылью колдовского варева, кинулась его разыскивать. И внуки у Правителя будут хвостатые, с чешуей, потому как снадобье, красу неземную дарящее, колдуны-островитяне варят из голов и хвостов уродливой рыбины, шутниками морским ангелом прозванной.

— Как видите, это чистой воды сказки, мой лорд, — завершил свой рассказ глава Тайной службы. — Люди без них не могут. Стать героем народного творчества при жизни даже лестно... До определенной степени.

— Мой крестник таким героем стал еще до появления во дворце, — процедил Правитель (Н, конечно же, был прекрасно осведомлен о необычной судьбе молодого лорда Олкрофта). — Что до дочери, да, ей было б лестно... — мысль о том, как восприняла б Евангелина подобные разговорчики, слегка согрела душу. Уродина, бегающая за мужиком, это не тот образ, который пришелся б по душе вздорной гордячке. Вот о Хьюго бают, что он пьет эликсир из крови дракона, поэтому и отличается мудростью. Впрочем, тоже не лучшая выдумка. Получается, без волшебных штучек, которые в Алтоне запрещены строжайше, Правитель мало на что годен.

Адингтон с досадой поморщился и отогнал воспоминания о неприятном разговоре, но не смог отделаться от мыслей о парочке. Филип и Евангелина будто в воду канули. Где только их не искали по его приказу! Лучшие люди из Тайной службы перевернули весь замок Линденов, допросили каждого из его обитателей, объездили феод. Безрезультатно! И, самое главное, не удалось найти ни единой зацепки. Беглецов не видели нигде: ни в Алтоне, ни за его пределами. А уж как тщательно искали на Архипелаге, куда, казалось бы, парочка и должна была направиться, учитывая связи крестника с пиратами и пристрастия девчонки ко всяким порошкам с островов. Эх, чего б ни отдал, лишь бы получить хоть какую-то ниточку, да где уж теперь. Почти год миновал...

От невеселых мыслей отвлек стук в дверь. Караульный должил, что вассал леди Адингтон, некий Кендрик, просит Правителя принять его. Хьюго выпрямился в кресле, пальцы вцепились в подлокотники. Кендрика, конечно, расспрашивали, но поговорить с Бертиным воздыхателем самому будет не лишним, совсем не лишним.

— Проси!

Вошедший мужчина опустился на одно колено и почтительно склонил голову.

— Приветствую, мой лорд!

Отрадно видеть, что в удаленных феодах должный уровень уважения к Правителю не выветривается так быстро, как в столице.

— Здравствуй, Кендрик, — Хьюго не посчитал нужным подняться из кресла. — Встань. С чем пожаловал?

— Да вот, решил наведаться в столицу, мой лорд, — Кендрик выпрямился и взглянул на Адингтона. — Нужно иной раз в большом городе побывать, иначе в глуши одичать можно. Заодно привез моей леди отчет о делах в феоде. Управляющий просил передать, у него осенью дел много, а чего до зимы ждать, коли оказия... — достал из-за пазухи толстый пакет, и, повинуясь жесту лорда, положил на стол.

— Спасибо, — милостиво кивнул Хьюго. — Присаживайся, хочу с тобой поговорить.

Кендрик вновь почтительно склонил голову и сел в предложенное кресло. Правитель принялся расспрашивать о делах в феоде дочери, не забывая уделять внимание самому посетителю. Это располагает к тебе собеседника и усыпляет его бдительность, так что ненароком он может сболтнуть нечто полезное. Впрочем, старый поклонник Берты не поведал чего-либо из ряда вон выходящего. Обычные дела далекого феода: ленивые селяне, ушлые торговцы, что норовят поменьше заплатить, проезжая через земли леди, да еще разбойники и бродяги на дорогах.

— Ваше величество, нижайше прошу позволения увидеться с моей леди, — проговорил Кендрик, когда поток вопросов заметно иссяк.

— Зачем? Мы, кажется, и так все обсудили. Отчет я прочитаю и передам ей.

— Понимаете, мой лорд, — слегка смутился Кендрик. — Ваша дочь — моя госпожа, а я уж сколько лет ее не видел. В былые-то времена, еще при жизни вашей супруги, частенько встречаться доводилось. Ох и сорванец была леди Евангелина! То на лошади ее покатай, то кинжал покажи, то меч. Леди Альберта не препятствовала, даже позволила обучить девочку оружие в руках держать. Так хорошо у нее получалось... — мужчина улыбнулся, вспоминая. — Я просто желал бы засвидетельствовать молодой леди свое почтение, ваше величество. Взглянуть, какой она выросла, коли позволите.

Просьба Кендрика позабавила Правителя (о детских пристрастиях Евангелины, не сильно изменившихся с возрастом, он старался не думать). Старый повеса, много лет назад волочившийся за Бертой (жена сама рассказала об этом Хьюго. То ли хотела вызвать его ревность, то ли показать, насколько верна ему, он так и не понял, да и не занимали Правителя подобные вопросы), видно, возжелал увидеть первую красавицу Алтона, дочку былой привязанности. Что ж, лорд Адингтон знает, как правильно повернуть разговор, чтобы Кендрик сам отказался от этой мысли.

— Кендрик, да ты, я смотрю, умеешь туман напускать не хуже дворцовых интриганов! А все прикидываешься бесхитростным солдатом, — улыбнулся Хьюго. — Мне давно известна твоя слабость. Всегда любил баб пощупать. И уж как не полюбопытствовать, похожа ли первая красавица Алтона на матушку!

Кендрик справился с остатками смущения и усмехнулся. Суровый Правитель в кои-то веки решил пошутить!

— Ничего от вашего величества не утаишь! Каюсь, сильно хочется взглянуть на леди Евангелину. Говорят, она еще краше леди Альберты, хотя куда уж краше... — замялся, и решил свести все к шутке. — И что таить, слаб я, всю жизнь был слаб. Но, ежели позволите заметить, баб я не щупаю, я с ними сплю.

Хьюго чуть не вскочил на ноги. Не может быть, чтобы сальности Кендрика случайно совпали с высказываниями не в меру острого на язык крестника. И еще глупее предполагать, что Филип позаимствовал шуточку. Нет у него в том нужды, так и сыплет скабрезностями собственного сочинения по поводу и без. Томас, тот тоже мастер был по части хлесткого словца. Остается выяснить...

— От кого, где и когда ты это слышал?

— Простите, мой лорд, не возьму в толк, о чем вы, — недоуменно проговорил Кендрик, удивленный тем, как напрягся Правитель.

— О том, что ты баб не щупаешь, а спишь с ними, — поморщился Хьюго. — Слыхал я эти слова раньше и хочу знать, кто так шутил с тобой.

— Да прошлой осенью встретил я на Свониджском тракте двух ребят. Вернее, взрослого парня и пацана... — Кендрик вкратце поведал о путешествии в компании весельчака Ричарда и его племянника, опустив свои подозрения и рассеявшую их историю с кандалами. Лорд Адингтон вряд ли оценит...

— Глянь-ка, не похоже на младшего? — Хьюго достал из ящика стола небольшой портрет.

Кендрик с почтением взял в руки картину в скромной рамке.

— Святые Небеса, красота-то какая, — пробормотал, разглядывая изображение и, казалось, совершенно забыв о лорде.

— Так похожа или нет?

— Это моя леди? Ее высочество герцогиня Адингтон?

— Кендрик, очнись! — рявкнул Правитель. — Да, она! Похожа на того пацана или нет?

— Нет... Хотя... — Кендрик припомнил чересчур пухлые губы мальчишки, большие зеленые глаза, маленькие изящные руки, тонкие запястья, на которых он высматривал следы кандалов. Еще раз вгляделся в портрет ослепительной, цветущей девушки. — Похожа. И, пожалуй, тот мальчишка на самом деле был переодетой девчонкой. Странно, что я не обратил внимания. Наверное, из-за того, что уж очень заморенный и помятый вид у него... у нее... был.

— Ну, Кендрик, знал бы ты, как мне услужил, — Хьюго с трудом сдерживался, чтобы не потирать руки. Вассал дочери выглядел, напротив, едва ли не встревоженным. — Не беспокойся, твоей леди вреда от этого не будет. И тот щенок, с которым она шляется по дорогам, тоже вряд ли причинит ей зло. До сих пор она ему вредила. Как думаешь, куда они направлялись?

— Простите, мой лорд, но я об этом не думал, и сейчас мыслей не имею. Может, как и говорил тот парень... — (Какой он парень, наверняка лорд Олкрофт, о шашнях которого с леди Евангелиной был сегодня за обедом разговор в "Кабане и дудочке", но Правитель величает его щенком, так что расшаркиваться вроде бы ни к чему.) — ...Держали путь в феод Олкрофтов?

— Быть может... — задумчиво проговорил Хьюго. — Ты вот что, Кендрик. Опиши своим людям этих двоих, имен не называй. Скажи, что девчонка может переодеваться парнем. И сам гляди в оба. Ни в коем случае не пытайся взять их. Старший — мечник не хуже меня, младший... Тоже умеет с оружием обращаться. Только солдат положишь, а этих спугнешь. Если наткнетесь, проследить, где прячутся и срочно доложить мне. Хотя, весьма вероятно, их давно и след простыл из земель Линденов...

— Будет сделано, мой лорд. Имен-то я в точности и не знаю...

— Отлично. А догадки держи при себе. Надеюсь, и дальше не поглупеешь и ошибок не наделаешь. Теперь ступай, мне нужно подумать.

Стоило двери за посетителем закрыться, Хьюго улыбнулся и бодро забарабанил пальцами по подлокотникам. Рассказ Кендрика — подарок Небес. Значит, парочка и не думала бежать на Архипелаг, иначе зачем бы им ехать прочь от моря, в феод Линденов? К Олкрофтам короткая дорога лежит западнее, да и вряд ли крестник так уж рвался в родовое гнездо. Разве подались на Гейхарт?.. Маловероятно. К чему тащить девицу, от которой разум потерял, на остров шлюх? Нет, они наверняка забились в какую-то щель, дабы беспрепятственно миловаться. Но не год же? Обычно парочкам на это медового месяца хватает. Да, только большинство парочек и не вцепляются так друг в друга после полугода совместной жизни, как эти двое здесь, в его кабинете. Значит, могли затаиться надолго, вот только где? Не в Гиблых же Дебрях! Девчонка верит в любую бабкину сказку, а леса Линденов откровенно боится. Да и были там его люди, неподалеку от опушки, но были. Заросло все так, что и пешком-то пройти трудно, не то что с лошадьми... Впрочем, раз имеется только эта зацепка, не худо бы самому наведаться в феод покойной Берты, разузнать, что да как. Если дочь и крестник все еще там, они за прошедшие месяцы могли изрядно подрастерять бдительность.

IV

Прошел почти год, с тех пор как Филип и Евангелина обосновались на острове. К удивлению девушки, бывший разбойник не выказывал признаков усталости от однообразной жизни. Как-то вечером, сидя у камина, Ив прямо спросила его об этом.

— Я по натуре домосед, — усмехнулся в своей обычной манере, когда не понятно, шутит или говорит искренне. — Если б не удрал из замка, сидел бы лордом в своем феоде, собирал оброк с селяночек. Наведался б как-нибудь любопытства ради в столицу, крестного навестить, увидел тебя, женился бы...

— Ох, какой быстрый! — тут же вспылила Ив. — Я б ни за что не вышла за тюфяка из захолустного феода, особенно по воле отца.

— Ну, по-моему за год спокойной жизни тюфяком я не стал, — парень расправил плечи. — А узрев пылающие очи и раздувающиеся ноздри принцессы, сразу сообразил бы, что ей нужна крепкая мужская... кхм... рука вкупе с запретной страстью и приключениями. Попросил бы крестного подыграть, старик с радостью изобразил что угодно, лишь бы сбыть дочурку.

— И оба остались бы в дураках! Что это за разговоры, Филип? Никогда не слышала, чтобы видный молодой мужчина, не нуждающийся в деньгах, обласканный женским вниманием, стремился жениться. Еще расскажи, что мечтаешь о сыне.

— Я и дочке буду рад, — опять та же ухмылочка, гадостная своей непонятностью. — Понасмотревшись на тебя со стариком, понял, как воспитывать девочек.

— Удачи в поисках спутницы жизни, — Евангелина начала подниматься с топчана.

— Энджи, да ты что? — Филип не позволил ей встать, обнял покрепче. — Какие поиски? Я уже нашел.

Ив ощутила как желудок ухнул куда-то вниз, ноги стали ватными. На мгновение проснулось презрение к себе, но тут же растаяло. Слабо соображая, что делает, девушка вцепилась в Филипа, потянулась к губам...

— Ты все-таки сумасшедшая, — выдохнул он некоторое время спустя. — Что на тебя находит? Жизнь становится слишком гладкой, спокойной? Хочется встряски?

— Давай уедем на Архипелаг, — проговорила, не глядя ему в лицо. — Прошло уже много времени, люди старика ослабили бдительность.

— Ладно, давай. Где именно ты хотела бы поселиться? На Джибролте больше всего выходцев с Материка, но...

— Я не хочу селиться. Хочу странствовать, — чтобы не входить в соблазн, не начинать думать, будто и вправду можно жить с кем-то год за годом, не надоедая друг другу, не раздражая. А Филип действительно ничуть не раздражает... Да, здесь, в потаенном домике, где нет никого, кроме них. А что будет, когда кругом станут вертеться заинтересованные дамочки? Она прекрасно помнит, как на Весеннем балу женщины смотрели на крестника Правителя, как таяли те, с кем он танцевал. Только представить, что ее ненаглядный станет улыбаться кому-то также, как ей...

— Хорошо, как скажешь, — особенной радости в его голосе она не расслышала. — Когда ты хочешь уехать?

— Ну-у, — сейчас уже никуда не хотелось. Объятия Филипа оказали свое обычное действие. — Давай решим после Новогодья.

До назначенного рубежа оставалось чуть больше месяца, а запасы купленной у селян провизии изрядно истощились. Парочка давно не выбиралась из леса, и чем не повод для поездки приближение праздничной поры, когда хочется, чтобы на столе было не только жаркое из дичи, уха и печеные корневища рогоза.

К поездкам они не готовились, разве что Филип за неделю-другую переставал бриться, и вид у него становился совсем разбойничьим. Ив не упускала возможности заметить, что не сильно он отличается от теперешнего облика, мол, совсем лорд Олкрофт одичал в глуши. На что ее ненаглядный неизменно предлагал подруге почаще заглядывать в зеркало или, на худой конец, в озеро, дабы не забывать, как выглядит истинно дикое создание. Девушка только хохотала в ответ, ибо новый облик нравился ей куда больше старого. Филип в глубине души придерживался того же мнения. Загорелая девчонка с растрепанной косой и неизменной улыбкой на обветренных губах, одетая в штаны и рубаху (или только рубаху. Или только штаны. А в жаркие летние дни она разгуливала и вовсе без одежды, и он не мог оторвать от нее ни взгляда, ни рук) была в тысячу раз милее ледяной красавицы, будто только что сошедшей с парадного портрета.

* * *

Филип и Евангелина ехали по тракту. Осталось миновать небольшой участок, где лес сжимал дорогу с обеих сторон, а потом свернуть в поля, к небольшой деревушке, в которой они еще не бывали. Ив неплохо знала окрестности Гиблых Дебрей, и за все время проживания в убежище беглецы ни разу не появлялись в одном и том же селении дважды. Гораздо безопаснее, когда вас считают проезжими, а не ломают голову, что за подозрительные незнакомцы наведываются время от времени за провизией.

Внезапно Филип насторожился, придержал лошадь и знаком велел девушке остановиться. Ив прислушалась. Впереди, за поворотом раздавались звуки, больше всего напоминающие звон мечей.

— Быстро в лес, — тихо скомандовал парень, спешиваясь.

Евангелина последовала его примеру, и они, ведя коней в поводу, скрылись в кустарнике, что рос по опушке. Справа от дороги лес, хоть и густой, мало походил на Гиблые Дебри, простиравшиеся слева. Здесь можно было б ехать верхом, но крестник Правителя привязал лошадей к дереву и направился дальше пешком. Ив не отставала ни на шаг.

Чем ближе они подходили, тем меньше сомнений оставалось в природе шума — это была битва. Вскоре парочка разглядела сквозь почти голые ветви кустарника, что на дороге стоит карета, а вокруг нее кипит бой. Подбираясь к обочине, Филип насчитал восьмерых хорошо одетых мужчин, которые отлично владели мечами. Они отбивались от бандитского вида оборванцев числом около двух десятков.

— Это, часом, не твоя шайка? — голос Евангелины звучал по-деловому. Ни испуга, ни особого любопытства.

— Нет. Сражаются плохо, одеты еще хуже. А главное, мы всегда ходили на дело с лучником. Пара стрел в крышу кареты, и все охотно выполняют твои требования.

— Умно. Что будем делать?

Пока они разговаривали, один из защитников кареты, сражавшийся с троими, не сумел отразить выпад противника. Меч вошел ему в живот, мужчина начал оседать на землю, толчок разбойника ускорил падение. Оборванцы торжествующе завопили, когда их товарищ выхватил нож и перерезал горло поверженному врагу.

— Надо помочь. Это настоящее отребье, знаю таких, — Филип обнажил меч. — И в карете наверняка не воин отсиживается. Ты останься здесь...

— Ну уж нет! Я с тобой.

— Энджи, это не тренировочный бой.

— Я вижу. Считаешь, не справлюсь?

— Справишься, я отлично тебя натаскал, — он бросил взгляд на дорогу, кожей чувствуя, как уходит время, унося с собой силы тех семерых, что продолжали сражаться с разбойниками. — Только убийство не самая простая и приятная вещь.

— Я это понимаю. Пошли, — извлекла меч из ножен, двинулась к дороге.

— Энджи... — Филип ухватил ее за плечо.

— Раз я пустилась с тобой в бега, рано или поздно мне придется принять участие в схватке, — раздраженно сбросила его руку. — Дай потренироваться на неумелом противнике.

— Хорошо. — Глаза подруги блестят, как у зеленых мальчишек, что иной раз приходили в его шайку. У большинства блеск пропадал после первого же убитого. Но то мальчишки, будущие мужчины. Эх, вот в такую девушку угораздило влюбиться. Отними у нее эту сторону натуры, и все остальные наверняка изменятся, чего ему вовсе не хотелось бы. — Держись рядом, я буду приглядывать за твоей спиной.

Те из защитников кареты, кто заметил, как из леса вынырнули двое с обнаженными мечами, приуныли. Противников и так заметно больше, к чему им подкрепление? Впрочем, упаднические настроения быстро сменились радостью, стоило увидеть, как мастерски высокий мечник разделался с двумя разбойниками. Его напарник, ростом пониже и заметно уже в плечах, почти столь же искусно расправился с еще одним.

Сражающиеся по другую сторону кареты пока не ведали о нежданной подмоге. Один из них только что был ранен в ногу, численный перевес противника стал вопиющим, пришлось главному покинуть убежище и вступить в сражение. Появление столь искусного бойца несколько остудило пыл нападающих, а двоих особенно трусливых обратило в бегство.

С разбойниками почти покончили, когда один из неожиданных союзников, тот, что поменьше, оказался лицом к лицу с главным. Миг-другой они стояли неподвижно, уставившись друг на друга, потом одновременно зашевелились. Незнакомец дернулся в сторону своего товарища, главный молниеносно выбил у него оружие, схватил свободной рукой за грудки, притянул к себе.

— Филип, уходи, — прохрипела Евангелина, безуспешно пытаясь вырваться.

Парень тут же оказался рядом, окровавленный меч угрожающе поднят.

— Крестный?.. — бывший разбойник опустил оружие и растерянно воззрился на Хьюго, вцепившегося левой рукой в рубаху у горла Евангелины. В правой Адингтон держал меч. Растерянность Филипа словно ветром развеяло. — А ну отпустите ее!

— С чего бы? Она — моя дочь. Или вы поженились? Жену, конечно, ты вправе требовать.

Крестник помрачнел, на скулах заходили желваки, заметные и под разбойничьей щетиной. Похоже, девчонка осталась верна себе, не поступилась свободой и по-прежнему вертит этим болваном.

— Она — моя женщина. Имеете что-то против, выходите на поединок.

— Мой лорд, — к Правителю быстро подошел один из людей сопровождения. Разглядев, с кем разговаривает глава Алтона, чуть не открыл рот.

— С разбойниками покончено? — Хьюго не отрывал глаз от лица Филипа. Крестник определенно узнал одного из своих дружков, но не пытался заговорить с тем или что-то предпринять.

— Да, ваше ве... — начал молодой черноволосый гвардеец.

— Ладвэлл! — рявкнул Правитель, и, дождавшись командира сопровождения, распорядился: — Забрать мечи у Морриса и Райли. Остальные пусть держат оружие наготове. Без моей команды не встревать!

— Теперь можем вернуться к беседе, — Хьюго с удовлетворением наблюдал, как все больше мрачнеет крестник. — Я не следую разбойничьим правилам и не стану драться из-за бабы. Тем паче эта, как выяснилось, по закону принадлежит мне и только мне.

— Я никому не принадлежу! — Ив снова попыталась вырваться. — Я совершеннолетняя, у меня замок и земли...

— Даже будучи совершеннолетней, ты ходишь под властью главы Алтона, — Правитель перехватил дочь поудобнее, за руку, предварительно как следует встряхнув. — Так что я не только твой отец, но еще и лорд, драгоценная леди. И не собираюсь выходить на поединок с беглым каторжником, которого ты пригрела в своей постели.

— Ладно, — Филип отвернулся от крестного, взяв меч наизготовку. — А остальным, наверное, не терпится? — окинул взглядом шестерых уцелевших людей сопровождения. Нет, четверых, Шон и Кайл не в счет, даже если б их не обезоружили. — Сколько назначено за мою голову?

Ему никто не ответил. По лицам людей Правителя было видно, что сколько б ни назначено, жизнь во много раз дороже.

— Убьешь друзей? — с затаенным торжеством полюбопытствовал Хьюго. — Я распоряжусь вернуть им оружие и прикажу сражаться. Уверен, они не посмеют нарушить присягу. А если посмеют, ответ придется держать их семьям.

— А кто узнает, если они нарушат присягу? — парень снова повернулся к Адингтону. — Свидетелей не останется.

— Неужели ты усвоил кой-какие простые истины? Или я никогда не удостаивался чести считаться другом и семьей? — Хьюго пришлось заломить руку дочери за спину, чтобы мерзавка прекратила наконец дергаться.

— Филип, уходи же, — простонала Ив. — Не станет он тебя убивать. И людей, тех, что здесь, по следу не пустит. Потом попытается использовать меня в качестве приманки, но ты не поддавайся.

Крестник молча смотрел на Евангелину, Правитель не отрывал взгляда от его лица. Мальчишка за прошедший год, пожалуй, окончательно превратился в мужчину. Ни следа мерзких улыбочек или дурашливых ухмылок, как во время их первой встречи. Ни растерянности или отчаяния, как при последней. Уверен в себе на зависть. Вперился взглядом в любовницу, будто задумался, угрюмый, как ненастные сумерки. Девчонка снова рванулась, сама себе причинила боль, не сдержалась и всхлипнула.

— А знаете, ваше величество, я сдамся, но при одном условии, — острие меча Филипа медленно описало дугу и указало в политую осенними дождями, но еще не размокшую окончательно дорогу.

— Видимо, изжить наглость ты никогда не сможешь. Что за условие?

— Филип, нет! Он снова станет измываться над тобой! Будет только...

— Вы предаете меня в руки правосудия. Темница, суд, приговор.

— Желаешь попасть на виселицу?

— Не желаю больше быть мальчиком для битья. Да и моя леди должна занимать подобающее положение. Ей не пристало отбивать от разбойников глупцов, что путешествуют в разукрашенной карете без должного сопровождения. Странно, что не воспользовались этим приемом, когда в первый раз меня ловили. Отпустите дочь, пока руку ей не сломали.

— Только после того, как ты расстанешься с мечом.

Хьюго был так доволен, что не обращал на дерзости крестника ни малейшего внимания. Зато Шон с Кайлом, немного пришедшие в себя, удивленно переглянулись. Друзья и представить не могли, чтобы Старикан спустил кому-то подобный тон.

Филип взял оружие за клинок, обернулся и протянул его одному из людей Правителя. Почувствовав, что ее больше не удерживают, Ив кинулась к любовнику.

— Почему ты не ушел? — затрясла, одновременно прижимаясь всем телом. Правитель подивился, как это у нее получается.

— Я предупреждал, что тебе будет очень трудно от меня отделаться, — обнял одной рукой за талию, кинул на крестного быстрый взгляд, полный торжества.

Влюбленные недоумки, подумалось Хьюго. Это ж надо, целый год прожили вместе и, похоже, так и не надоели друг другу. Что задумали? Оба должны прекрасно понимать, что парню грозит виселица, а по физиономиям не скажешь. Погрустнели, конечно, но отнюдь не в отчаянии. Впрочем, время для вопросов настанет позже, когда они останутся одни. А сейчас нужно думать, как добраться до селения с постоялым двором, где раненому окажут помощь.

— Пешком бродяжничаете?

— Нет. Наши лошади остались вон там, за поворотом, — Филип махнул рукой, указывая направление.

— Евангелина, сходи за ними. Райли! Сопроводи леди.

Ив бросила вопрошающий взгляд на Филипа.

— Я не собираюсь бежать, ангел мой. Неужели не видишь, что встреча с твоим отцом — знак свыше? Видно, Небеса желают, чтобы я сполна ответил за старые грешки.

Улыбается! Вот негодяй, улыбается! Наверняка знает о лазейке, проразбойничав столько лет. И все эти недавние разговорчики о домоседстве, лордстве, тихой семейной жизни... Так уверен в ней? Похоже на то. И, надо признать, его уверенность очень приятна.

Евангелина прошла мимо людей Правителя, высоко подняв голову. Солдаты не особенно стремились скрыть любопытство, но девушка приказала себе не обращать внимания. Раз Филип решил играть в открытую, придется привыкать. Эти хотя бы молчат, скованные присутствием главы Алтона, а столичные жители и публика на суде не станут стесняться.

Погруженная в свои мысли, она шла вперед и не сразу расслышала, что к ней обращаются.

— ...Ив, да очнись же! — Шон прикоснулся к ее плечу. Место побоища скрылось за поворотом, и гвардеец решил не упускать возможности поговорить. Девица молча шла впереди, не отзывалась, когда он к ней обращался. Только б не разревелась! Женских слез он не выносит, а пытаться утешить дочку Старикана и вовсе страшно, памятуя ее норов. — У вас с Филипом есть какой-то план? Мы можем помочь? — Хвала Небесам, глаза сухие. Кажется, просто задумалась.

— Ох, Шон, прости, я и забыла, что он отправил тебя со мной, — девушка взглянула во встревоженное веснущатое лицо. — Адов старикашка! Наверняка нарочно взял вас с Кайлом в эту поездку.

— Судя по всему, так и есть. В хитрости Старикану не откажешь. Должен сказать, что ощущать себя ножом у горла друга — радость небольшая.

— Отлично тебя понимаю. Я б с ума сошла, если бы Филип ушел, и любезный батюшка сделал меня приманкой.

— А теперь ты надеешься на снисхождение суда?

— Нет, конечно, — фыркнула Евангелина. — Но, если не ошибаюсь, у меня есть возможность спасти Филипа от петли. И он, похоже, отлично об этом осведомлен. Лошади где-то здесь, — она сошла с дороги и стала пробираться сквозь кустарник.

Шон последовал за дочерью Правителя, дивясь про себя ее странному тону. Девица выглядит раздраженной, будто ее возлюбленный допустил какую-то мелкую промашку. Может, конечно, и допустил, сказал ей что-то поперек с утра. Но теперь ему угрожает позорная смерть, и о подобной мелочи стоило бы забыть. И что за возможность избежать виселицы у нее на уме?.. Не душещипательную же балладу вспомнила? Как там...

"Шагнула вперед красавица Лиз:

— Отдайте разбойника мне..."

— Как старик обставил эту поездку? — Ив прервала размышления гвардейца, вручив ему поводья.

— Его недавно посетил человек из твоего феода. Кендрик, кажется... — Евангелина пробормотала ругательство. — После этого Старикан засобирался сюда. Мол, у дочери сложности с горожанами Бирчвуда, необходимо разрешить спор. Все ведь убеждены, что ты уехала жить в свой замок...

— Это старик думает, что убеждены.

— Нет, он знает о сплетнях... Прости, — спохватился Шон.

— Не извиняйся. Нетрудно догадаться, что обо мне болтают. Когда узнают о прошлом Филипа, станет еще хуже.

— Ив, можешь рассчитывать, что каждый из гвардейцев... — Шон непроизвольно положил руку на рукоять меча, который ему вернули по знаку Правителя, как только Филип расстался со своим.

— Спасибо, — улыбнулась девушка. — Теперь я и сама могу посчитаться с обидчиками.

— Это да! Если б не вы с Филипом, неизвестно, чем бы кончилась потасовка.

— Ну вот, хоть какое-то утешение. Не зря ввязались, помогли друзьям. — Ив вдруг побледнела, замедлила шаг. Потрясение от встречи с отцом и нависшая над Филипом опасность полностью вытеснили впечатления от первого в жизни настоящего боя. Слова Шона неожиданно вернули назад, в сумасшедшую горячку. Вспомнились ощущения, с которым лезвие входило в человеческую плоть, оскал умирающего разбойника, его глаза...

— Что с тобой? — гвардеец подхватил девушку под локоть.

— Ничего, все прошло, — она раз-другой глубоко вздохнула, медленно двинулась вперед, не отнимая руки.

От поддержки Шона отказалась, лишь выходя из-за поворота.

Во время отсутствия Евангелины раненого перенесли в карету, перевязали. Хьюго приказал дочери удостовериться, что все сделано правильно. Филип, пока шли приготовления к продолжению пути, как ни в чем не бывало сидел на кочке у обочины и грыз травинку.

Он и дальше оставался невозмутимым, молча ехал рядом с Ив, будто не замечая взглядов людей сопровождения. А у девушки, к ее огромной досаде, почти все время пылали уши.

Правитель тоже молчал, видимо, считая, что его люди и так увидели и услышали больше, чем нужно.

Спустя некоторое время впереди раздался топот копыт.

— Если это снова разбойники... — встревожился Филип.

— Коли так, получишь меч! — отмахнулся Хьюго.

Волнения оказались напрасными. Встречные всадники, отряд из двух десятков человек, приветствовали Правителя, а их главный осведомился, все ли в порядке. Евангелина закусила губу, разглядев, кто именно разговаривает с ее отцом.

— Сейчас в порядке, — бросил Правитель. — Отчасти благодаря леди Адингтон. Стареешь, Кендрик. Госпожа вынуждена собственноручно от разбойников отбиваться. А ведь поддерживать порядок на дорогах — твоя работа.

— Ваше величество, о чем?.. — начал было удивленный донельзя вассал, и осекся, поймав взгляд Ив.

Мгновение он смотрел на девушку, потом спешился и подошел к ее стремени, уважительно поглядывая на меч.

— Приветствую, моя леди, — склонил голову. — Простите великодушно, что недоглядел. Значит, сражаться вы все-таки выучились?

— Выучилась. А что недоглядел — бывает. Феод немаленький, везде не поспеешь. Бдительность же твоя мне известна не понаслышке.

Кендрик улыбнулся в ответ на улыбку госпожи. Теперь, конечно, с мальчиком ее не спутаешь, да она и не пытается на него походить. Волосы отрасли, заплетены в косу, нездоровая худоба исчезла, на груди под одеждой просматриваются положенные выпуклости, ворот рубахи распущен, на шее и ниже темнеют следы поцелуев... Мужчина поспешил отвести взгляд и поискал глазами ее тогдашнего спутника, Ричарда или как его там.

Парень, хоть и зарос бородой, в остальном вглядел куда лучше, чем в их прежнюю встречу. Понятно, почему девочка пустилась с ним в бега, с таким-то молодцом. Не понятно, каким образом он умудрился загреметь на каторгу. По осанке видно, что лорд, а не шваль подзаборная.

— Рад встрече, Кендрик, — кивнул Филип. — Вины твоей в сегодняшнем недогляде нет, если всегда с двумя десятками людей по дорогам ездишь. Шайки вроде той, — мотнул головой себе за спину, — чуть шум от приближения большого отряда заслышат, в землю зарываются.

— Мотай на ус, — обратился Правитель к вассалу. — Лорд Олкрофт знает, о чем говорит. Я хотел в свое время поручить ему заняться искоренением разбойников на дорогах Алтона, да увы, не сложилось.

Кендрик не удержался и снова глянул на того самого лорда, о котором наслушался в столице.

— Прости, что пришлось тогда назваться не своим именем, — Филип, ничуть не смущаясь, продолжал беседу. — А насчет "браслетов" ты угадал правильно. И верно сказал, что ловкачи рано или поздно попадаются. Мне, как видишь...

— Молчать! — прошипел Хьюго, отлично понявший, о чем речь. — Кендрик, оставь дюжину солдат со мной, сам отправляйся дальше. Осмотри трупы, проверь следы, — Правителю не хотелось, чтобы крестник трепался дальше, бравируя своим позорным прошлым. Как легко ему удается располагать к себе людей! Отлично заметно, что поладил с Бертиным ухажером на зависть. Впрочем, чему и удивляться, два бабника. Один сох по матушке, другой — по доченьке.

— Слушаюсь, ваше величество, — вассал понимал, что в семейные дела Правителя опасно заглядывать даже одним глазом, и поспешил распрощаться. — Приятной дороги, моя леди, и вам, мой лорд, — взглянул на Филипа.

— Спасибо, Кендрик, — ответила Евангелина. — Возможно, скоро я вернусь, наконец, в свой замок.

— Все будут счастливы видеть вас, моя леди, — на лице мужчины отразилась искренняя радость. Молодая хозяйка всяко приятнее старого управляющего, которому с каждым годом все трудней угодить. Да еще такая красавица! Молва не врет, и впрямь лучше матушки, даром что не одета сейчас, как положено, да не прибрана. И дружок у нее — парень что надо. Глядишь, поженятся, появится в феоде лорд, будет с кем весело за столом посидеть, в замок наезжая. И за дорогами парень присмотрит лучше, чем Кендрик, которому все реже охота разъезжать в непогоду по трактам.

— Если б не предстоящий суд, я б, пожалуй, нанялся к тебе управляющим, — сказал Филип Евангелине, когда две группы вооруженных людей разъехались в разные стороны. — Взяла бы?

— Непременно! Оставить феод в надежных руках, а самой отправиться на Архипелаг, посмотреть мир. Что может быть лучше!

Хьюго не скрывал усмешки, наблюдая, как вытянулась физиономия крестника. Впрочем, парень не растерял привычного задора. Стоило спешиться у постоялого двора, бросил поводья подошедшему слуге и направился к своим дружкам, Райли и Моррису. Евангелина, пожав плечами, двинулась следом.

— А ну-ка внутрь, в комнату, — процедил Хьюго, мечтая схватить парня за шкирку. Увы, нужной разницы в росте у них не было, пришлось довольствоваться чувствительным тычком между лопаток.

— Да ладно, ваше величество, — обернулся с обычной ухмылочкой. — Перекинусь парой слов с друзьями и приду. Комнаты все равно еще нет, придется ждать, пока вы с хозяином договоритесь.

— Такие вольности мог позволить себе мальчик для битья, по совместительству мой крестник, — Правитель взял-таки наглеца за шиворот, заодно как следует прихватив отросшие патлы. Гвардейцы, заметив настроение Правителя, быстренько улизнули, и в выражениях можно было не стесняться. — А ты, мразь каторжная, на мягкое обращение не рассчитывай.

Филип помрачнел, но смиряться не собирался, высвободил одежду и волосы.

— После вас, мой лорд. Моя леди, — пропустил Хьюго и Евангелину вперед, сам двинулся сзади.

Когда все трое остались одни в комнате, Адингтон уселся на стул и кивнул на сундук у стены.

— Садитесь, голубки.

Молодые люди переглянулись и устроились рядышком. Большое преимущество по сравнению с последней беседой в кабинете главы Алтона: не нужно скрывать свои отношения.

— Хороши, — произнес Правитель, вдоволь налюбовавшись на парочку. — Евангелина, ты хоть ворот затяни. Вся в засосах, как последняя ...

— Вы же сами учили, что женщина для этого предназначена, — привычно сверкнула зелеными глазищами. — Я усвоила урок.

— Ну а ты, — вперил взгляд в крестника, оставив выпад дочери без внимания. — Выглядишь еще гаже, чем в первую нашу встречу. Что вполне соответствует истинному положению вещей. Тогда был разбойничьим предводителем, теперь скатился до беглого каторжника и постельной грелки для ушлой девки.

— Чего вы так злитесь, ваше величество? — неожиданно миролюбиво спросил Филип, сжимая в своей руке холодные пальчики Ив. — Небось, мечтали нас поймать, а мы тут как тут, сами на голову свалились. Еще и от разбойников избавили.

— Где вы отсиживались?

— Мы не отсиживались, — парень покачал голвой. — Бродили с места на место, сегодня здесь, завтра там. Дорог избегали, все больше полями-перелесками.

— Врешь!

— Большего вы от нас не добьетесь, — процедила Евангелина.

— Как ты вытащила его с каторги?

— Выкупила. За полторы тысячи золотых, — добавила девушка, и, предупреждая дальнейшие вопросы, продолжила: — Деньги я раздобыла, продав кой-какие свои украшения.

— Сама?

— Естественно. Я не раз бывала на рынке, знаю, где находятся лавки менял. Считать умею, ценность золота и камней примерно представляю. Сложностей не возникло.

— М-да, твоя стоимость значительно возросла, — Хьюго опять взялся за крестника. — За Жеребца было назначено всего пятьсот золотых.

— Очень лестно, что ваша дочь ценит меня столь высоко.

— О, конечно, ты остался в выигрыше, выбрав ее, а не мои предложения!

— Я остался собой. Не пришлось рядиться в чужую одежку и лгать.

— Ну, если считаешь себя бродягой и преступником...

— Не считает! — не выдержала Ив. — И я его таким не считаю!

— Ваше величество, у вас есть что сказать по делу или вы и дальше намереваетесь упражняться в оскорблениях? — все также невозмутимо осведомился Филип.

— Ты повзрослел... — Хьюго задумчиво смотрел на крестника. — Не пойму только, к чему было чуть ли не открыто признавать свое прошлое перед моими людьми.

— Чтобы иметь возможность попасть на скамью подсудимых, а не в Западную башню, где вы снова принялись бы помыкать мной.

— Со скамьи подсудимых ты отправишься прямиком на эшафот. Не заметно, что тебе надоела жизнь или подружка. Неужели я так досадил?

— В проницательности вам по-прежнему не откажешь, ваше величество. Я рассчитываю на снисхождение суда. Как-никак, спас Правителя из лап разбойников.

— Надеюсь, ты понимаешь, что если вынесут смертный приговор, мне придется вмешаться. И ты снова будешь зависеть от меня. Так к чему это представление с судом?

— О каких вмешательствах может идти речь? Вы ж обещали повесить меня, если покушусь на вашу дочь. И ей обещали то же самое.

— Прекрати паясничать! — поморщился Хьюго. — Если б я собирался выполнить то обещание, ты давно бы гнил в земле. Давай-ка переиграем, Филип, пока не поздно. Люди сопровождения будут молчать.

— Вы отпустите нас? — оживилась Евангелина.

— Нет, не надейся. Так что скажешь, крестник? По-прежнему настаиваешь на правосудии?

— Да, настаиваю, — ответил спокойно.

— Раз Филип пожелал суда, значит, будет суд!

Дочурка за парня горой, м-да. По-прежнему удивляет. И ведь не дура, должна понимать, каков будет приговор. Правда, женой Филипа она так и не стала. Возможно, просто хочет от него отделаться? Проверим.

— Э-э-э, да он тебе надоел...

— Тонкости отношений между мужчинами и женщинами не в вашей компетенции, — отчеканила зло. — Я уважаю желания Филипа и хочу, чтобы у него был выбор.

— Какой выбор? Не будет у него выбора! Разве между петлей, плахой и пожизненной каторгой!

— Я найму лучшего законника, и кто знает, как все обернется. На худой конец, у нас всегда в запасе ваше предложение, не так ли?

— Так, любезная дочь. Понасмотрелась на этого молодца, самой захотелось хлебнуть позора? О тебе и без известий о славном прошлом лорда Олкрофта такое болтают...

— Обо мне болтали с первых дней появления во дворце! Каких только гадостей не сочиняли! Поначалу ранило, но я быстро привыкла и научилась соответствовать, хотя бы внешне.

— Вы не учитываете, ваше величество, что чем сильнее воздействие, тем быстрей привыкаешь, — Филип приобнял девушку, прижал к себе. — Если, конечно, не сдохнешь со стыда в самом начале. Меня после позорного столба и каторги уже ничем не проймешь, даже клеймом. Что до слухов об Энджи, я все буду отрицать. И, поверьте, ни единым словом не замараю имя Адингтонов.

— Она сама его замарает, без твоей помощи! Сможешь убедить подружку держаться в стороне? Евангелине разумнее всего было бы остаться сейчас в своем замке.

— Я не стану держаться в стороне! Сказала уже, что мне нет дела до сплетен. Нечего решать за меня. Филип — мой мужчина, я его не брошу в трудную минуту.

— Тише, тише, — парень погладил девушку по плечу. — Поступишь, как считаешь правильным. Обещаю, что после суда, если останусь жив, заставлю сплетников прожевать собственные длинные языки. Ну, а коли повесят, мстить станет мой разъяренный призрак.

Девчонка улыбнулась и устроилась поуютнее, прижимаясь к любовнику. Это неожиданно вызвало у Хьюго раздражение. Кошка влюбленная...

— Кстати, позабыл спросить. Детишек еще не настругали? — по привычке захотелось уязвить дочь.

— Нет! — тут же огрызнулась та.

Хм-м, у Евангелины определенно трудности с принятием женской роли. Парня она, видишь ли, не любит и при этом жить без него не может. И о детях, похоже, не мечтает. Хотя леший знает, может, в Берту пошла. Та вон через сколько лет после свадьбы понесла. Правда, покойная супруга детей хотела, искренне огорчалась всякий раз, когда становилось понятно, что снова ничего не вышло.

— Я заказал для тебя меч у мастера Вилегиуса, — вырвалось совершенно не к месту.

— У самого Вилегиуса? — тут же оживилась, подалась вперед, к неудовольствию парня, которому пришлось убрать руку с ее талии.

— Да. Подумал, что такой подарок больше придется тебе по душе, чем платья и украшения.

Взгляд Евангелины стал растерянным, она заморгала, но на лице очень быстро появилось понимающее выражение.

— Я не стану убеждать Филипа отказаться от суда. И в своем замке отсиживаться не буду.

— Я не собирался просить ни о том, ни о другом, — Хьюго с трудом сдержался, чтобы не рявкнуть, как и много лет назад оскорбленный в лучших чувствах. В конце концов, сам виноват. Нельзя столь резко переводить с голодного пайка на изобилие роскошных яств. — Поступайте, как знаете. Раз смогли одурачить меня, и не раз, да еще успешно скрывались целый год, значит, можете жить своим умом.

— Ваше величество, неужели вы изменились и стали вменяемым? — Филип, снова успевший облапать Евангелину, глядел с подозрением. — Я, признаться, ожидал очередной порки на конюшне. Уж на худой конец зуботычины.

— Не дерзи, щенок. Ты выбрал нечто похуже порки и зуботычин, так что я просто подожду. Дайте мне оба слово, что не попытаетесь бежать ни сегодня ночью, ни дорогой.

Филип и Евангелина пообещали. Хьюго тут же выпроводил их из комнаты, посоветовав попросить у хозяина помещение для ночлега где-нибудь подальше от остальных спален, и ни в коем случае не лезть на сеновал. Мол, негоже беспокоить лошадей в стойлах кроличьей возней.

— Адова кочерыжка, подобного я не ожидал, — Филип растерянно воззрился на закрывшуюся перед носом дверь, потом на подругу. — По сравнению с прежним чуть ли не семейное единение! Старику б еще прослезиться и благословить наш союз.

— Если так пойдет и дальше, это еще впереди, — хмыкнула Ив. — Заказал меч у самого Вилегиуса, мне такое и присниться не могло! Может, все-таки сбежим? — взглянула серьезно.

— Нет, ангел мой, — Филип прижал ее к себе. — Сколько можно бегать? Мне и правда пора повзрослеть и позаботиться о тебе. Для начала избавить от власти отца.

Евангелина не спешила освобождаться из объятий. Что ж, все к тому шло, а теперь еще и выбора не осталось. И это, как ни удивительно, ничуть не печалит.

* * *

Оказавшись в покоях Южной башни, Ив вдохнула спертый воздух давно покинутого жилья и загрустила. После свежего ветра, пропитанного запахами леса, гор и озерной воды оказаться в прежней клетке было особенно тоскливо. Да еще одной, без Филипа, к кторому она за прошедшие месяцы привыкла или, как говорят простолюдины, прикипела. Да, к ночи они увидятся, но о прежней беззаботной жизни вдвоем придется забыть, по крайней мере, на время.

Правитель, хоть и понимал, что огласки не избежать, не стремился ее ускорить. В дне пути от Валмера он распорядился, чтобы крестника препроводили во дворец отдельно, избегая лишних глаз и вопросов. Сомнительная честь конвоировать Филипа досталась Шону и Кайлу.

— Молодчика запереть в старой караульной, — приказал Хьюго гвардейцам. — У дверей оставить пост. Надеюсь, насчет молчания объяснять не нужно?

— Приказ ясен, ваше величество! — чуть ли не хором ответили гвардейцы.

— Можно мне поехать с ними? — спросила Евангелина, когда Райли и Моррис покинули комнату постоялого двора, где и происходил разговор.

— Нет, останешься со мной. Нечего лишний раз мелькать в обществе преступника.

— Как будто это кого-то удивит!

— Не удивит, но масла в огонь подливать не следует. Одно дело, когда про девицу болтают, что она бесстыжая потаскушка, другое — когда она подтверждает это своим поведением.

— Я бы попросил, ваше величество...

— Я тоже тебя просил. Ты выбрал суд и огласку. Привыкай, еще не такое услышишь о себе и своей подруге.

Крестник насупился. "Почему этого болвана нужно постоянно тыкать носом в собственные грешки? " — подумал Хьюго с раздражением. Другой бы ни на миг не забывал о позоре, а этот наглец все глядит лордом, пока не напомнишь, кто он есть на самом деле. Впрочем, чего и ждать — норовистый жеребчик, да и подружка правильных мыслей не внушает. Ишь, повисла на шее, целует, шепчет что-то. Тьфу!

— Евангелина, оторвись от него, наконец. Расстаетесь не на год, только до вечера.

Дорогой девчонка молчала, дулась. Правитель не стремился ее растормошить, по себе знал — пусть лучше сама отойдет, успокоится.

— Закутайся в плащ и накинь капюшон, — приказал дочери, когда карета, в которую они пересели на подъезде к Валмеру, миновала дворцовые ворота и остановилась у одного из боковых входов.

Евангелина молча подчинилась, и пока они шли длинными коридорами, не проронила ни слова. Оказавшись в покоях отца, сбросила капюшон, уставилась выжидающе зелеными глазищами, которые казались еще ярче на обветренном лице. Хм, или все-таки недавно с южных островов, или большую часть времени проводила под открытым небом. Неужели и правда таскались с парнем по дорогам?

— Вот, возьми. Это тебе, — Хьюго снял со стены меч в простых ножнах.

Девушка приняла подарок, извлекла клинок на свет, залюбовалась.

— Спасибо. Как раз по руке, — со свистом рассекла воздух. — Не ожидала. Так чем же все-таки обязана?

— Отказываешь мне в праве сделать дочери подарок?

— Удивляюсь перемене. Не обессудьте, но доверять вам я не могу, — еще раз скользнула взглядом по блестящему лезвию и убрала меч в ножны.

— Ты также честна с Филипом?

— Да. Его все устраивает.

— До тех пор, пока парень влюблен по уши, — не преминул заметить Хьюго. — Надеюсь, ты проследишь, чтобы он не наделал глупостей до, во время и после суда.

— Непременно.

— Вот и хорошо, — Правитель глянул добродушно. — Ступай к себе, — кивнул на большой, в полный рост, портрет Альберты, маскировавший потайную дверь. — С придворными и слугами веди себя как ни в чем ни бывало. Ты решила вернуться в столицу вместе со мной. — Девчонка закатила глаза, всем своим видом давая понять, что не нуждается в разъяснении прописных истин. Тем не менее, высказываться не стала, а это уже дорогого стоит. — Да, позаботься, чтобы Филип перестал выглядеть как разбойник. Сейчас подобный образ не пойдет ему на пользу. Ну, и сама, конечно, приведи себя в порядок, — провел рукой по волосам дочери, приглаживая растрепанные пряди.

Ив с трудом подавила желание уклониться. Отец вел себя странно и выглядел едва ли не заботливым. Играет? Но ей-то отлично известно, что маска доброты дается ему едва ли не хуже всего. На ее памяти Правитель прибегал к ней крайне редко, в особых случаях, с убитыми горем или перепуганными насмерть людьми, которые мало что соображали.

— Да, отец, — отступила, вытащила из канделябра свечу и скрылась в потайном ходе.

...И вот уже открывает окна в своих покоях, впуская сырой и холодный осенний воздух, который прогонит нежилую затхлость. Растопить камин, написать записку Савилю с просьбой организовать немедленную встречу с его братом-законником, передать послание с верной служанкой. И только потом к Филипу... Нет, негоже показываться прислуге в грязной дорожной одежде, к тому же мужской. Значит, придется тратить время на купание, причесывание, одевание. Насколько проще мужчинам! Никто не поставит им в вину ни несвежую одежду, ни многодневную щетину, разве что ворчливая жена.

Филип нажал на очередной камень в стене, но ничего не произошло. Адова кочерыжка, остается лбом постучать, может, тогда где-то откроется дверь. Внезапно серая кладка прямо перед ним провалилась внутрь и поехала в сторону. В проеме стояла Ив, парень от неожиданности отпрянул, но мигом пришел в себя.

— Наконец-то! — схватил подругу за руку, втянул в комнату. — Я тут на камни жму-жму, пытаюсь в потайные ходы попасть, а ты, оказывается, тратила время на туалеты и прически, — окинул ее взглядом, в котором смешались досада и невольное восхищение.

— Какое счастье, что тебе не удалось открыть дверь! Мне было б грустно после месяца поисков наткнуться в каком-нибудь закоулке на твой хладный труп.

— Неужели я хоть чуть-чуть дорог моей леди? — привычно улыбаясь, сцепил руки у нее за спиной, прижал к себе, давая почувствовать, что уже соскучился.

— Ты знаешь, что дорог, и вовсе не чуть-чуть, — Ив со страхом ощутила, что краснеет, опустила голову и попыталась отстраниться. — Дай-ка я посмотрю, как тебя тут устроили.

— Смотри, — разжал руки, выпуская ее. — Постель с бельем, без клопов. Уборная за дверью, там и ополоснуться можно, — кивнул в угол. — Останешься на ночь? Это, конечно, не покои в Западной башне...

— Вот именно, — девушка поморщилась, проведя рукой по грубому шерстяному одеялу, которым была застелена неширокая койка.

— Значит, не останешься?

— Нет, — качнула головой.

— Вот так новости! Год назад ты с радостью спала на земле в лесу, теперь воротишь нос от нормальной кровати.

— Ночевать в лесу было интересно и необычно, — Ив заглянула в уборную, скорчила рожицу при виде убогого умывальника. — Да и истосковалась я тогда так, что могла б на камнях спать, лишь бы у тебя под боком.

— Понятно. За год я тебе изрядно надоел. Ладно, моя леди, — крестник Правителя показно вздохнул. — Отдыхайте. Забудьте о преступнике в его мрачном узилище. Недели этак на четыре, не больше.

— Филип, оставь свои шуточки, не то и правда придется спать одному. На узкой кроватке, под колючим одеялком. — Парень дал волю смеху. — Ночевать будем у меня. По проходам отсюда до Южной башни не так уж далеко.

Оказавшись в покоях дочери Правителя, Филип неспешно их обследовал, придирчиво разглядывая каждую мелочь.

— Подумываешь, не пометить ли углы? — не выдержала Ив.

— А нужно, моя разборчивая леди? Много тут бывало до меня мужчин?

— Шон и Кайл заходили в твое отсутствие, и не один раз, — девушка не пыталась скрыть досаду.

— Друзьям я полностью доверяю, — Филип заглянул в толстый, зачитанного вида том, лежащий на прикроватном столике. Перелистнул несколько страниц с фривольными и весьма затейливыми картинками, удовлетворенно хмыкнул и подмигнул Евангиелине. Мол, что и требовалось доказать. — Разве старика твоего на место поставить? Жену, видите ли, я имею право требовать, а его дочь — нет.

— У него слабое обоняние, не учует. А мой нос не привык терпеть казарменный душок, так что отправляйся-ка в купальню. Кстати, я принесла из Западной башни твою бритву.

— Я уже начинаю жалеть, что сдался, — широкая ухмылка беззастенчиво опровергала слова. — В лесу было привольно, никакие запахи, помнится, тебя не раздражали. Да и борода мне нравится...

Евангелина сверкнула глазами, и шутник, похохатывая, скрылся за дверью.

— А спинку не потрешь, принцесса? — почти сразу донеслось из купальни.

* * *

— Так и знал, что найду тебя здесь, — услышала Ив сквозь сон и спешно натянула покрывало повыше.

— Где же я еще могу быть, как не у себя в спальне? — проворчала, садясь и с удивлением глядя на отца. Неужели хрыч воспользовался потайными ходами? Она точно помнит, что запирала вечером дверь в покои.

В ярком свете позднего утра, которому мало мешали тонкие золотисто-желтые занавеси, было видно, что Правитель взирает на дочь с легкой брезгливостью. Филип безмятежно спал, собственнически закинув ногу на бедра девушки.

— Я не к тебе обращался, а к этому, — Хьюго тряхнул крестника за плечо, тот что-то недовольно пробормотал и не подумал проснуться. — Вижу, он и в самом деле сжился с ролю постельной грелки. Полностью утратил бдительность, — Правитель потянулся за кувшином с водой.

— Нечего мне постель мочить! Он сейчас встанет! — девушка затрясла парня, дивясь его непробудному сну. Уж ей-то известно, как чутко спит Филип.

— Да он уже встал, милая, — тут же бодро сообщил ее любовник, приоткрыв один глаз. — Ты не там ищешь. Нужно чуть-чуть ниже, до плеча пока не дотягивает.

Евангелина непривычно залилась краской и сжалась в комочек, желая закутаться в покрывало с головой. Бесстыжий негодяй все-таки решил "пометить углы", показать крестному, кто имеет больше прав на его дочь. Наверняка проснулся раньше нее, а как убедительно сопел!

— А, ваше величество, — Филип перевернулся на спину, картинно потягиваясь, да и голос звучал чересчур небрежно. — Доброго утра. Вы проявили необычайную прозорливость, решив поискать меня в постели моей женщины. И, как погляжу, с успехом освоили потайные проходы. А Энджи говорила...

— Тебе, я вижу, доставляет удовольствие позорить ее.

— Да это вы дочь позорите. Забираетесь тайком в спальню взрослой же...

— Выметайся отсюда! — Правитель качнулся к крестнику, будто собираясь схватить того за ухо, но раздумал и скрестил руки на груди. — Я отлично понимаю, что без жестких мер, к коим пока прибегать не хочу, прекратить ваши шашни не получится. Но это не повод зарываться. Каждый день в семь утра ты должен сидеть под замком в старой караульной. Ясно?

— Ясно, — Филип, как ни в чем не бывало спусти ноги с кровати, встал и отправился в купальню. — Спасибо, милая, — долетело оттуда, — ты и чистую одежду, оказывается, принесла.

— Так-то приглядываешь, чтобы он не творил глупостей! — Хьюго, раздосадованный лицезрением обнаженного крестника, не говоря уж о выслушивании его наглых речей, сорвался на дочь.

— Нас никто не видел.

— Его дружки могли сунуть нос в караульную! И мигом сообразили бы, где ночует их приятель. Я предупреждал о вреде досужей болтовни!

— Гвардейцы не дураки! — вспылила Ив. — Двое из них видели, как вы отдирали меня от Филипа тогда в кабинете, а остальное нетрудно домыслить. Кстати, уж не Моррис ли с Райли это были? Поэтому вы и прихватили их в мой феод?

— Не эта ли неразлучная парочка помогла тебе с побегом? — тут же выдвинул встречный вопрос Правитель.

— Я все провернула одна! По-прежнему не верите, что способна?

— А вы не могли бы подождать, пока я уйду? — на пороге купальни появился Филип, одетый в штаны и рубаху навыпуск, с распущенным воротом. — Не могу без содрогания слушать ваши беседы. Все время кажется, что закончите потасовкой, и разнять вас мне будет не по силам.

— Оденься и проводи его, — бросил Правитель дочери, направляясь к лестнице.

— Нет, ангел мой, не утруждайся, — парень подошел к кровати, наклонился и запечатлел на губах подруги страстный поцелуй. — Я найду дорогу. Не так уж она запутана, да и метки свечной копотью ты поставила понятные. В конце концов, не все же тебе ко мне бегать. Пришел мой черед. Да, вот еще что, Энджи, не забудь распорядиться насчет вина. Пока мы здесь, нужно отдать должное погребам твоего батюшки, — ухмыльнулся, став похожим на кота-пройдоху, и направился к гардеробу. — Ваше величество, — с издевкой поклонился Правителю, взявшись за ручку дверцы.

— А я-то решил, что он стал мужчиной, — Хьюго покачал головой, глянул укоризненно на глупо улыбающуюся дочь и стал спускаться по лестнице.

* * *

Улыбалась Ив недолго. Стоило взгляду упасть на часы, и девушка принялась судорожно выпутываться из покрывала. Савиль должен прийти меньше чем через час, а встретить его надлежит хорошо одетой и прибранной, портной это оценит. Конечно, он и так в лепешку расшибется, лишь бы угодить первой красавице Алтона, но его услуги могут потребоваться в будущем, поэтому следует выказать внимание и уважение.

Евангелина отлично справилась с утренним туалетом, пожертвовав завтраком. Это не сильно ее огорчило: от волнения кусок в горло не лез, хотя чашечка кофе была б не лишней.

Впрочем, восхищенный взгляд Савиля взбодрил не хуже ароматного напитка.

— Моя леди, для меня честь и наслаждение лицезреть вас снова, — поклонившись, провозгласил портной.

— Я тоже рада вас видеть, мэтр Савиль, — любезно улыбнулась девушка. — Присядем.

— Если мне позволено будет сказать, моя леди... — начал портной, расположившись в предложенном кресле.

— Со мной вы вольны в своих речах, дорогой мэтр. Я глубоко уважаю вас, как художника и человека, — Ив слушала слетавшие с языка слова с некоторой отстраненностью и дивилась их правильности. Адово пламя, вот что значит годами шпионить за стариком! Как-то незаметно набралась от него весьма полезных навыков.

— Спасибо, ваше высочество, — расцвел гость. — Я всего лишь хотел сказать, что жизнь в сельской местности пошла вам на пользу. Такой замечательный цвет лица, глаза блестят еще живее. Во время нашей первой встречи вы были чересчур бледны... — Савиль слегка смутился и умолк.

— Благодарю вас, мэтр, — улыбнулась Евангелина. — Жизнь вдали от столицы действительно была необычайно приятной. Но простите, я хотела бы поскорей перейти к делу.

— О, конечно! Моя леди желает обзавестись новым гардеробом на зимний сезон?

— Пока нет, сожалею. — На лице портного промелькнуло разочарование и легкое удивление. Зачем же его в таком случае пригласили? — Дело в том, что мне срочно требуются услуги вашего брата. Я знаю, что он — человек занятой, вот и решила воспользоваться знакомством с вами, дабы...

— Ни слова больше, моя леди! Брат примет вас сегодня же, но, наверное, ближе к вечеру. Простите, если не получится раньше. Его время расписано на недели вперед.

— Ну что вы, мэтр. Сегодня вечером — это лучше, чем я могла надеяться, — Ив ничуть не кривила душой.

— Ваше высочество, я понимаю, задавать такие вопросы — дерзость, но неужели у вас возникли нелады с законом? — Савиль взглянул на девушку не столько с любопытством, сколько с сочувствием.

— Никакой дерзости тут нет. Я сама позволила вам откровенность. Давнишние нелады с законом имеются у моего близкого друга, лорда Олкрофта, — Ив пристально смотрела на собеседника, но портной, если и имел какие-то догадки на сей счет, ничем не выдал своей осведомленности. — Вы ведь поняли, кем он был? — решилась девушка. — Или я вас переоцениваю?

— Понял, моя леди, — портной опустил глаза. — Возможно, моя проницательность и не простирается столь далеко, но одна из моих заказчиц была короткое время близко знакома с герцогом. Она — дочь богатого торговца и не отличается сдержанностью в речах, присущей благородным леди, а у лорда Олкрофта имеется приметное родимое пятно...

— Ясно, — Ив вонзила ногти в ладони. Ну вот, начинается. А сколько еще таких близких знакомых расхаживает вокруг. Впрочем, в ее феоде их не должно быть так уж много. Отец Небесный, скорей бы все кончилось! Ах да, оно же еще и не началось по-настоящему.

— Мне жаль, что все так сложилось, моя леди, — Савиль поднял глаза и посмотрел на собеседницу с искренним участием. — Поверьте моему чутью, лорд Олкрофт — достойный молодой человек. Его беда в том, что он плохо умеет сдерживать себя. Или, возможно, просто не желает утруждаться. Вы могли бы с успехом наставить его на путь истинный, ибо вашей выдержки хватит на пятерых, — портной неожиданно наклонился вперед и мягко дотронулся до спрятанного в складках платья сжатого кулака Евангелины.

Ив механически подняла руку, разжала ладонь и некоторое время созерцала глубокие бороздки отпечатавшихся ногтей.

— Он ненавидит мою выдержку, — пробормотала, опустив руку и принявшись терзать пальцы.

— Возможно, слегка завидует, — дипломатично заметил Савиль. — Со временем это пройдет. Мою покойную супругу в молодости изрядно раздражало, что заказчики отдают предпочтение одежде, придуманной мной, а не ею. Зато ее вышивки и кружева не знали равных, а у меня к этому совсем нет способностей, даже подходящий рисунок набросать не получается. А какие наряды нам удавалось создавать вместе...

— Спасибо, мэтр, — Ив неожиданно для себя самой взяла руку Савиля и пожала ее. — Спасибо за все.

— Ну что вы, моя леди, — портной неуверенно накрыл маленькую крепкую руку своей и пожал мягко, по-отечески. — Все образуется, поверьте.

Дочь Правителя поверила было, что все и правда образуется, когда через пару часов служанка передала ей записку от Савиля-законника. Тот извещал, что свободен сегодня после полудня и с радостью примет высокородную посетительницу. Евангелина сорвалась сразу, благо была подобающим образом одета и причесана, оставалось лишь накинуть плащ с капюшоном.

Стоило девушке покинуть свои покои, как она столкнулась с камердинером Правителя. Слуга почтительно, но твердо сообщил ей, что его величество приказал сопровождать леди Адингтон в город, буде она туда отправится. Ив в раздражении топнула ногой, опасаясь проволочки (уж со слугой-то можно и не проявлять хваленую выдержку!), но отцовский камердинер оказался даже полезен. Он быстро распорядился насчет кареты, небольшой и неприметной, без гербов, да и дорогу кучеру растолковал доходчиво, заодно позаботившись, чтобы тот не разглядел, кого именно выпала честь везти.

Ступив на мостовую у трехэтажного каменного особняка знаменитого законника, Ив быстро двинулась к входу, мельком успев разглядеть грозных каменных грифонов по обе стороны ступеней. Дом Савиля находился неподалеку от торговой площади, и на улице было полно народу. Правитель поступил предусмотрительно, отправив с дочерью камердинера, которому наверняка дал подробные указания насчет кареты без гербов. Как будто она сама не сообразила бы! Еще меньше внимания привлекла б, добежав сюда одна.

Оказавшись в просторном холле, девушка прогнала ненужные мысли. Хотя сейчас ей было совершенно не до этого, она не могла не заметить, что хозяин не только любит свое жилище, но и обладает отменным вкусом. Чего стоит одна разноцветная мозаика на полу, даже наступать жаль на замысловатое переплетение ветвей, покрытых резными листьями и причудливыми цветами.

— Приветствую вас в моем скромном обиталище, ваше высочество, — раздался знакомый голос.

Ив подняла глаза от чудесного узора (может быть, нарисованного много лет назад женой брата хозяина?) и с удивлением увидела перед собой портного, склонившегося в почтительном поклоне. Хотя нет, мэтр, пожалуй, немного полнее... Отец Небесный, да они близнецы!

— Спасибо, сударь, что согласились принять меня столь быстро, — ответила Евангелина, церемонно кивнув. — И, позвольте заметить, дом ваш не столько скромен, сколько устроен с необычайным вкусом и изяществом, — откуда только всплывают столь витиеватые фразы после года в лесу с невоздержанным в том числе на язык бывшим разбойником? Впрочем, действие они оказывают более чем правильное. Савиль-законник засиял, словно глаза сорванца, затеявшего очередную пакость.

— Не стоит благодарности, моя леди. Вы чрезвычайно польстили мне, так отозвавшись о моем доме. Это моя слабость, понимаете ли... Но не буду отвлекать вас пустяками. Позвольте проводить ваше высочество в кабинет. Я целиком и полностью к вашим услугам.

Евангелина еще несколько раз выразила восхищение убранством комнат, через которые они проходили, и заверила законника в искренности своих восторгов.

— Если б вы позволили, когда-нибудь я с удовольствием осмотрела бы ваш дом. Сейчас, увы, ни о чем не могу думать, кроме дела моего друга.

Они уже вошли в кабинет, от пола до потолка уставленный полками с книгами. Хозяин, усадив высокородную посетительницу в удобное кресло, занял место за рабочим столом напротив нее.

— Итак, моя леди, я весь внимание.

Ив собралась с духом и изложила суть дела, стараясь опускать наиболее пикантные и скандальные подробности. Законник слушал, не перебивая. Когда девушка закончила, он спросил:

— Правильно ли я понимаю, что лорд Олкрофт самостоятельно принял решение стать разбойником? Его не принуждали ни люди, не обстоятельства?

— Совершенно верно, — кивнула Ив, отлично сознавая, что судье не будет дела до отношений Филипа с его отцом.

— Он провел за этим занятием десять лет?

— Да. Или около того. Вряд ли он считал дни и месяцы.

Савиль взял стоявшее в резном деревянном стакане перо, серое с рыжими полосами, и принялся задумчиво вертеть в пальцах, потом рассеянно провел им по губам и взглянул на дочь Правителя.

— Ваше высочество, я непременно побеседую с вашим другом лично, но, насколько могу понять, он вряд ли сообщит мне что-то, способное значительно смягчить приговор. Лорд Олкрофт ведь не станет оговаривать покойных либо живых людей, утверждая, что его принудили или обманули, не так ли?

— Уверена, что не станет. Как и лгать судье. О наших отношениях он, конечно, промолчит, но они не имеют касательства к делу и никоим образом не нарушают закон. Мы оба совершеннолетние и свободные.

— Да, конечно, ваши отношения тут не при чем. Но если лорд Олкрофт намерен играть по-честному... — Савиль замялся.

— Он отправится на виселицу, — закончила за него Ив.

— Сожалею, моя леди.

— То, что он спас Правителя и его людей от разбойников, не смягчит приговор?

— Повешение могут заменить пожизненной каторгой или, в лучшем случае, отсечением головы. Казнь, достойная дворянина, — Савиль вздохнул, наблюдая, как темнеет прекрасное лицо дочери Правителя. Теперь он отлично понимает брата — девица и впрямь необычная. Самообладание, ум, благородство. Такое сочетание, увы, нечасто встретишь и у прирожденных лордов. — Ваше высочество, десять лет разбоя, очень и очень успешного. Жертвами, смею заметить, не только грабежа, но и личных оскорблений, становились большей частью весьма и весьма обеспеченные люди, имеющие немалый вес в Алтоне. Да еще похищения молодых женщин. Сами похищенные, насколько мне известно, по большей части не в претензии, но говорить за них будут родственники-мужчины. Вы же понимаете...

— Отлично понимаю, — лицо Евангелины оставалось вежливо-бесстрастным. А привычно сжатые кулаки Савиль-законник не заметит, она постарается. — Но, насколько мне известно, даже в случае смертного приговора у Филипа есть возможность сохранить жизнь и даже свободу. Вторую, правда, до определенной степени, — дочь Правителя усмехнулась, едва ли не криво — давало себя знать нервное напряжение.

Савиль, по-прежнему вертя в пальцах перо, некоторое время смотрел в лицо посетительницы задумчиво, будто оценивая.

— Вы правы, моя леди, такая возможность есть, — наконец ответил он. — Откуда вы узнали о ней? Из какой-нибудь баллады? От самого лорда Олкрофта? Или из книги?

— Из книги, — Ив облегченно перевела дух. — Не из сборника законов, из жизнеописания нашей единственной Правительницы. Я не была уверена, что введенный ею закон все еще имеет силу. Ни разу не слышала о его применении в последние десятилетия.

— О, Дар Правительницы вступает в силу нечасто. Условия его действия слишком маловероятны. Честная, не связанная узами брака женщина должна потребовать приговоренного к смерти себе в мужья. Но даже любящие женщины обычно отворачиваются от преступников, тяжесть деяний которых заслуживает смертного приговора. А если не отворачиваются, то еще раньше становятся их пособницами и попадают на скамью подсудимых вместе с избранником. Были, конечно, в истории случаи, когда закон применялся и даже неплохо работал, — Савиль вновь задумчиво провел пером по губам. — Заключенные под сенью виселицы браки оказывались вполне нормальными, один или два даже весьма счастливыми. Меня это не удивляет. Здравомыслящая женщина не возьмет себе мужа со скамьи смертников, если, конечно, полностью не уверена в этом мужчине. А не здравомыслящая и без смертника будет маяться по жизни и оставит столь же неумное и несчастливое потомство. Да, случались в подобных браках и убийства, но они, увы, происходят и в обычных семьях. Что бы ни болтали законники о Даре Правительницы, он работает. На первый взгляд это странно, но приходится признать, что женщины мудрее и безжалостнее мужчин.

В глазах Евангелины, внимательно слушавшей Савиля, под конец мелькнуло недоверие. Он правда так думает или пытается подольститься? Да какая, впрочем, разница? Главное, что Филипу теперь ничего не грозит. Кроме брака с ней, разумеется, но ненаглядный, кажется, и не возражает.

Законник некоторое время смотрел в посветлевшее лицо девушки, потом вздохнул и продолжил.

— Моя леди, я вижу, вы уверены в лорде Олкрофте. — Последовал решительный кивок. — Увы, не все так просто. Вернее, все достаточно хорошо для простонародья, им почти нечего лишаться.

— А чего лишимся мы?

— Вы, моя леди — ничего, во всяком случае в глазах закона. Мнение же окружающих, насколько я могу судить, для вас и сейчас немного значит.

— Верно. Я думаю, вы в курсе столичных сплетен. Моя репутация погибла уже давно, о чем я ни чуточки не жалею, — улыбнулась Ив.

— Моя леди, я не прислушиваюсь к досужим разговорчикам, когда пытаюсь составить мнение о человеке, — улыбнулся в ответ Савиль. — Или, если и прислушиваюсь, чаще всего стараюсь воспринять все наоборот. Поэтому меня ничуть не удивило, что брат после встречи с вами неустанно восторгается любезностью и умом леди Адингтон, тогда как столичные сплетники говорят о вас противоположное. Не сердитесь за прямоту, ваше высочество.

— И не думаю. Но давайте вернемся к делу. Чего лишится Филип?

— Всего, моя леди. Всего, кроме жизни.

— Всего? — с трудом заставила себя переспросить Ив, чувствуя, как по позвоночнику волной прокатывается холод. — Земель? Замка? Имени?

— Да. Всех привилегий дворянства. Возможности защищать свою и вашу жизнь и честь. Он станет человеком вне закона, лишится его защиты. Если кто-то посягнет на его жизнь, то уйдет безнаказанным.

— Но он же будет моим мужем!

— До той поры, пока он будет при вас, вряд ли кто-то станет ему угрожать. Но у него не будет права ни обнажить оружие, ни просто поднять руку на любого человека, даже того, кто посягнет на вашу жизнь. Лорд Олкрофт, конечно, может постоять за вас и себя, но в случае его смерти или увечий виновый не понесет наказания. В случае гибели или увечий противника ваш муж вынужден будет ответить по всей строгости закона. Скорее всего, заплатить собственной жизнью.

Ив приложила чуть дрожащую руку ко лбу, пряча глаза, на которые навернулись злые слезы. Отец Небесный, все надежды пошли прахом! Право выбора, которое она так хотела предоставить Филипу. Его обещание посчитаться со сплетниками, марающими ее имя. Все оказалось много хуже, чем если б они приняли условия старика! В этом случае помыкать Филипом, временами втыкая иголки в его гордость, стал бы только Правитель, который все же любит крестника, пусть и на свой странный манер. А ее ненаглядный вполне может мириться с выходками крестного. Лишиться же всего ради сомнительного удовольствия стать ее мужем? Вряд ли Филип пойдет на это. И что же теперь делать ей? Все рассказать и поставить его перед выбором? Но он же...

— Выпейте, ваше высочество.

Перед ней появился кубок, примерно на треть наполненный прозрачной жидкостью. Ив, туманно досадуя, что ей предлагают воду, как слабонервной барышне, да еще в таком жалком количестве, приняла кубок. Видно, Савиль полагает, что она, борясь с рыданиями, заплюет ему стол, вот и налил всего ничего. Девушка механически опрокинула содержимое в рот и тут же закашлялась, в нос ударил острый запах хвои. Адово пламя, этот законник что, издевается? Предложить леди Адингтон чуть не полкубка юла?!

— Простите, моя леди. Я опасался, что вода вам не поможет, — будто прочел ее мысли Савиль.

— Вы, равно как и ваш брат, отличаетесь необычайной проницательностью, — пробормотала Евангелина, прокашлявшись.

— Вы сильно огорчились, моя леди, — утвердительно произнес законник. — Но другого выхода у вас с лордом Олкрофтом нет, если только ваш отец не посчитает нужным вмешаться.

— Пожалуй, это предпочтительнее.

— С точки зрения закона — вряд ли.

— Что вы имеете в виду?

— Видите ли, моя леди, если вы потребуете лорда Олкрофта в мужья, он действительно все потеряет. Включая свои прошлые прегрешения. Их ему в вину уже не поставят. Его судьба будет полностью в его руках. Он волен уехать из Алтона туда, где его никто не знает, и начать заново.

— Он и раньше мог уехать. Мы как раз собирались...

— Бегство — это совсем другое. Чистая совесть дорого стоит, ваше высочество, поверьте немолодому законнику, — чуть улыбнулся Савиль. — Сбежав, вы оба боялись бы встретить кого-то из прежних знакомых. Кого-то, кто узнал бы лорда Олкрофта и выдал его тайну. После суда тайны не станет. И не надо думать, что каждый алтонец возжелает пнуть беззащитного или плюнуть ему в лицо.

— А простолюдины, поженившиеся таким необычным образом, уезжали из родных мест или оставались? — адов юл делал свое дело, заставляя думать не о том, или, если и о том, то в каком-то неверном ключе.

— Покидали родные места лишь те, кто сильно насолил тамошним жителям, — серьезно ответил Савиль. — Если женщина пользовалась уважением и любовью, никто не пытался навредить ни ее избраннику, ни ей. Народ любит романтические истории. Вы ведь наверняка слыхали баллады на эту тему, вот хоть о прекрасной Лиз и разбойнике Вороне.

— Приходилось, — Ив вовсе не улыбалось стать героиней баллады, учитывая разбойничью кличку Филипа. — К сожалению, я не пользуюсь ни уважением, ни любовью окружающих.

— Ваши вассалы недовольны своей леди? — удивился законник.

— Нет... Ох, сударь, ваш юл помогает слишком хорошо. Я должна все обдумать на трезвую голову. До суда, насколько мне известно, еще далеко.

— Да, такие дела требуют на подготовку не меньше месяца, а то и двух. Десять лет успешного разбоя с очень небольшим количеством убитых. Да и свидетелей найдется не так уж много, учитывая слабость женщин к лорду Олкрофту. Простите, ваше высочество.

— Бросьте извиняться! — махнула рукой Ив. — Я знаю о нем больше, чем хотела бы. Хотя это неправда, сама ведь расспрашивала. Пожалуйста, не рассказывайте Филипу о нашем разговоре. Скажите, что я только наняла вас, уговорила помочь. И ни в коем случае не поминайте, чего он лишится, заполучив меня в жены! О Даре Правительницы лорд Олкрофт, кажется, знает.

— Скорее всего, — Савиль ненадолго замолчал, ему неловко было в разговоре с высокородной клиенткой называть вещи своими именами. — Простонародье и преступники прекрасно осведомлены об этой лазейке, — все же пояснил законник свою уверенность.

— Я знаю, с кем связалась, — Ив потерла лоб рукой. — Знаю, как это выглядит со стороны. Жаль, что мало кто знает, каков он на самом деле.

— Мне кажется, об этом знают многие. Вот хоть мой брат. Не отчаивайтесь, моя леди. И помните, главное — ваш выбор и ваша уверенность в этом мужчине. Если он вам по-настоящему нужен, за чем же дело стало? Если нет, оставьте лорда Олкрофта вашему батюшке. Вряд ли его величество позволит повесить собственного крестника.

— Спасибо, сударь, — Ив встала. — Вы мне очень помогли. И ваш брат тоже. Я этого не забуду.

На обратном пути, сидя в карете напротив отцовского камердинера, Евангелина радовалась, что сопровождает ее не Шон или Кайл, а совершенно посторонний человек. Он не смотрит участливо, не задает вопросов. Отчитается, конечно, перед хозяином, непременно выложит, что от леди Адингтон на обратном пути пахло юлом. Ну и что? Можно сказать, что у Савиля такой обычай: выпить с клиентом чарочку за успех дела. Все это чепуха по сравнению с главным вопросом: как поступить? Взять Филипа в мужья, превратив едва ли не в личную собственность (в постельную грелку. Каково мужчине быть постельной грелкой? Ей, женщине, и то противно от одной мысли) или уступить отцу? Правильнее всего было бы предоставить право выбора Филипу, но она отлично представляет, как вскинется ее ненаглядный, услыхав о перспективах. С его-то норовом он просто не сможет принять верного решения. Вернее, не захочет. Взбесится и заявит, что лучше быть повешенным лордом, чем живым ничтожеством. Значит, придется запрятать чувства подальше и воспользоваться своей хваленой выдержкой. А потом как следует поразмыслить и, возможно, уступить Филипа Правителю. Для его же блага.

Вернувшись во дворец, Ив тут же нырнула в потайные проходы и добралась до своих покоев, молясь, чтобы Филип не заявился туда раньше времени. Нет, зря она волнуется, сумерки только-только начали опускаться, а они договорились, что приходить он будет лишь с наступлением темноты. Как упырь. Отец Небесный, что за чушь лезет в голову? Неужели из-за юла? Надо бы еще чарочку выпить, чтобы проще было изображать веселость. Впрочем, вряд ли Филип ждет, что свободолюбивая подруга будет в восторге от перспективы стать чьей-то женой. Еще почует неладное, коли она станет радостно щебетать.

Девушка зашла в купльню, придирчиво рассмотрела себя в зеркало, постаравшись принять как можно более спокойный вид. К собственному удивлению, получилось убедительно и почти не потребовало усилий. Ну что ж, посмотрим. Время еще есть, нужно осторожно задать Филипу кой-какие вопросы, выслушать, что он ответит, а там уж решать.

И Евангелина, не в силах дожидаться темноты, сама отправилась в старую караульную.

Добравшись до места, привычно заглянула в глазок. Филип был не один. В центре просторного, почти пустого помещения расположился на стуле Правитель и что-то вещал. Парень, даже не думая выказывать почтительность, лежал на койке, заложив руки за голову, и глядел в потолок.

— Все это звучит весьма заманчиво, ваше величество... — скучающим тоном начал заключенный, когда глава Алтона умолк.

— Почему ты перестал называть меня крестным? — перебил Хьюго.

— Разве лорд Адингтон можете приходиться крестным каторжной мрази?

— Тьфу! Да ты еще и обидчив, как склочная девица!

— Ну вот видите. Я просто скопище пороков. Еще и постельной грелкой заделался. Зачем предлагать недостойному блестящую карьеру, высокие посты? Что скажут потомки?

— Прекрати паясничать! Ты отлично знаешь, как я к тебе отношусь!

— У вас это прям семейное присловье, — усмехнулся Филип. — Знаю, конечно. Позорный столб, прилюдное бичевание, каторга, постоянные оскорбления и издевательства. Впрочем, к дочери вы относитесь немногим лучше. Получается, я должен быть польщен. К сожалению, ваше величество, у меня откуда-то взялись совершенно неправильные представления о родственных отношениях. Сам не пойму, откуда? Старый Олкрофт полность разделял ваши.

— Я узнал у Евангелины, почему ты не ладил с отцом.

— Ох, избавьте от проповедей и нравоучений, — Филип помрачнел еще сильнее и повернулся на бок, лицом к стене.

— И я никак не могу понять, почему мой друг так обходился с единственным сыном, толковым парнем с понятием о чести.

Ив в потайном ходе закусила костяшки пальцев. Неужели старик правда так думает? Или пускает в ход последний козырь, чтобы расположить к себе крестника и добиться согласия на какие-то свои предложения? Какие-то? Да все те же. Служение Алтону, пост Правителя в будущем, отказ от связи с дрянной девчонкой...

Филип некоторое время лежал неподвижно, потом медленно сел и взглянул исподлобья на крестного. Встрепанные волосы, которые он не потрудился убрать, мешали Ив как следует разглядеть лицо.

— Это правда? — спросил чуть охрипшим голосом.

— Да. Хотя Евангелина, если ты расскажешь ей об этом разговоре, заявит, что я лгал в надежде вернуть твое расположение. Это ведь она настроила тебя против меня, так?

— Похоже, все ваши сочувственные речи — хитрая ловушка, — криво усмехнулся Филип. — Энджи вас и помянула-то всего раз или два, поначалу. Вытащила с каторги и чуть не прогнала. Мол, отправляйся к крестному в кэмденское приграничье, он тебя простит.

— Тьфу, девчонка, видно, никогда не перестанет меня удивлять! — не сдержался Правитель. Потом встал, подошел к койке. — Жаль, что ты не веришь мне, мальчик мой, — Хьюго неуверенно потрепал парня по голове, тот едва ли не сжался. — И еще мне очень жаль, что много лет назад я так мало интересовался жизнью единственного крестника.

— Что толку ворошить прошлое? — буркнул Филип. — И я давно уже не мальчик, — уклонился от руки Правителя. — Верю-не верю. Что это меняет?

— Отношение. А отношение изменит все остальное.

— Все разом забудут о моих разбойных делишках? Или они станут безразличны людям? Ох, отойдите, пожалуйста, крестный, не нависайте. И, Небес ради, волосы больше не трогайте, я не кудрявая девчушка. Энджи обещала меня постричь. К суду буду выглядеть, как парадный портрет.

— Согласишься на мои предложения, дорогой крестник, и я похороню твое прошлое, — Хьюго, довольно усмехнувшись, вернулся к стулу, перенес его поближе к койке и вновь уселся, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку. — До чего ж ты строптив! Не понимаю, как вам удается уживаться с Евангелиной.

— Отлично удается. Особенно когда никто не мешает, — выбитый из колеи Филип все больше мрачнел.

— Так ты подумаешь над моими предложениями?

Парень некоторое время молчал, пристально глядя на крестного.

— Подумаю. При одном условии.

— Ох уж эти твои условия... Что на сей раз?

— Вы отдадите мне Евангелину. Не просто так, в жены.

— Только после моей смерти. До тех пор обещаю не препятствовать вашим отношениям и не пытаться выдать ее за кого-то другого.

— Зачем ждать, если вы похороните мое прошлое?

— Считай это стариковским капризом.

— Ясно. Значит, мне выгоднее ждать суда.

— Что ж, твое право. Время подумать еще есть. Да и после вынесения приговора тебя не сразу на виселицу потащат.

— Вы удивительно умеете обнадежить, крестный. И, кстати, неужели вам не хочется, чтобы я называл вас папой?

Ив, которой было совсем не весело, все же чуть не прыснула, увидев знакомую улыбку Филипа и то, как скривилась физиономия ее любезного батюшки.

— Уверен, мы еще вернемся к обсуждению моих предложений, шут, — проворчал Хьюго и вышел.

Филип, дождавшись, когда перестанет громыхать ключ в замке, встал и принялся мерить шагами просторное помещение. Ив не стала тянуть, нажала на нужный камень и вошла в открывшийся проем.

— Энджи! — парень увидел ее, мигом оказался рядом, обнял. — Твой старик тут такого наговорил...

— Я слышала. Не все, только окончание разговора. Не знаю, что он тебе предлагал, хотя догадываюсь, зато в курсе всех семейных откровений.

— Как думаешь, он говорил правду? Ну, насчет моего отца?

— Не знаю, Филип. Выглядел он необычно добрым. Возможно... Вполне возможно, что не врал. Впрочем, в этом случае сказать правду было выгодно. И, знаешь, он действительно к тебе привязался.

— Ох, ну и семейка, — проворчал Филип, зарываясь лицом в волосы девушки. — Все рассчитано, даже добрые чувства. Я не ждал, что ты придешь сюда. Старик говорил, ты у законника. Взялся он помочь?

— Угу, — Ив уткнулась в плечо парня, соображая, как правильнее задать вопрос. — Он сказал, надежды мало. Может, тебе и правда лучше принять предложения отца? Ты даже меня не потеряешь...

— Энджи, — парень отстранился, стараясь разглядеть лицо подруги. — А ну-ка не прячься, — заставил ее поднять голову и посмотреть на него. — Скажи честно, я тебе надоел? Ты хочешь свободы? — замолчал, собираясь продолжить. Ив заметила, как на скулах заходили желваки. — Другого мужчину? — Ах, вот из-за чего он так напрягся...

— Нет, не надоел. Свободы ты меня пока не лишил и обещал не лишать. И никого другого я не хочу. Я постоянна в своих привязанностях. Мой мужчина — это ты.

— Ну, тогда я спокоен! — заулыбался, напрягшиеся было мышцы расслабились. — Успел убедиться, что моя леди ни за что не расстанется с тем, что ей дорого.

— Нет, не расстанусь. И буду дожидаться тебя из любых разъездов, если ты примешь предложение Правителя.

— Адова кочерыжка, и ты о том же! Не хочу я горбатиться на государственной службе. Я ж объяснял.

— Но ты будешь свободен, облечен властью. Поднимешься еще выше...

— Энджи, напрашиваешься, чтобы я нарушил твой же запрет? Не упрекай тогда и не злись. Я люблю тебя, хочу жить с тобой обычной, простой жизнью. Приключений и разнообразия уже наелся, а иметь свой дом и свою женщину мне понравилось. И плевать на свободу, власть, положение и прочее. Не захочешь жить в феоде Олкрофтов, пожалуйста. Станем жить в твоем. Ты будешь полноправной леди, я удовольствуюсь обязанностями управляющего. Или капитана замковой стражи. Или солдата. Да хоть шута, как пожелаешь! При условии, конечно, что ты будешь моей и только моей.

Ив, судорожно вздохнув, вцепилась в Филипа. Отец Небесный, это он сейчас так говорит, пока не знает. Что он скажет потом? Но как же сладко это слышать, как хочется верить. А вдруг?.. Вдруг все правда? Даже то, что для любящего нет большего счастья, чем просто быть рядом с любимой. Если же это не так, она отпустит его. Пускай после суда уезжает из Алтона туда, где никто его не знает. Туда, где он сможет начать сначала, отвечая ударом на удар, где никому нет дела до его имени, титула, земель, позорного приговора. Если он захочет, она поедет с ним, нет — останется и постарается забыть. Ну вот и пришло решение. Но как же трудно будет обманывать Филипа!

V

Два с половиной месяца до суда показались Евангелине едва ли не тяжелее проведенных в столичном дворце лет. Правда, недоговаривать Филипу оказалось несколько проще, чем она боялась. Ненаглядный, если и рассчитывал всерьез на Дар Правительницы, никак этого не показывал. Наверное, не хотел бравировать своей уверенностью в благополучном исходе, опасаясь рассердить Ив. Что ж, ничего странного в этом не было после ее запрета говорить о чувствах и многочисленных взбрыкиваний, стоило услышать малейший намек на возможность совместной семейной жизни. Дочь Правителя все чаще досадовала на себя за жестокосердие, все чаще ощущала жгучее желание сказать Филипу, что все будет хорошо, что он нужен ей и будет нужен, невзирая ни на что. Но каждый раз, когда возникал благоприятный момент, что-то (лед? Она же Льдышка, в конце-то концов) сковывало язык, не давая произнести ни слова. Не нашедшие выхода слова выливались в едва ли не чрезмерную нежность, которая, к счастью, благотворно действовала на парня.

Филип уже через неделю люто возненавидел свою тюрьму, изведясь от безделья. Пришлось Хьюго разрешить молодым людям ночные прогулки в глухой части сада. В лунные ночи парочка прихватывала с собой мечи и разминалась. Иногда к ним присоединялись Шон и Кайл, правда, с гвардейцами крестник Правителя не столько махался, сколько пил, предаваясь воспоминаниям о разбойничьем прошлом, которое очень интересовало его друзей. Ив как-то не удержалась и съязвила, что Филип, похоже, жалеет об оставленном занятии.

— Я жалею о свободе, которая у меня тогда была, — попытался успокоить ее парень.

— Ах вот как? — прохладно осведомилась девушка.

Гвардейцы переглянулись и заржали. Недобрая холодность дочки Старикана, которая нет-нет да и проскальзывала в ее речах, теперь, когда они узнали Ив поближе, страшно забавляла.

— Я вовсе не женщин имел в виду, — опомнился Филип, заметно усилив веселье друзей.

Евангелина успешно обратила все в шутку, но страх из-за того, как воспримет ее ненаглядный грядущее унизительное положение, стал сильнее.

Девушка опасалась козней со стороны Правителя или хотя бы постоянных нудных уговоров отказаться от суда и огласки, но Хьюго вел себя на удивление сдержанно. К крестнику он заходил регулярно, оставался ненадолго и беседовал либо на совсем уж отвлеченные темы, либо справлялся, не нужно ли чего парню (в пределах разумного, естественно). Дочь вызвал к себе единожды, незадолго до суда и без обиняков спросил, по-прежнему ли они с Филипом тверды в своем намерении. Получив положительный ответ, покивал и заявил, что желает молодым людям успеха.

— Вас уже не пугает огласка? — не выдержала Ив.

— После года с лишком на редкость отвратительных сплетен? — усмехнулся Хьюго. — Правда по сравнению с иными из них выглядит не столь уж отталкивающе.

Девушка промолчала. Неожиданно захотелось спросить у отца, знает ли он о Даре Правительницы. Нет, глупый вопрос! Наверняка знает, с его-то опытом. И потом, что за странные желания? Решила, что раз старик подарил ей замечательный меч и приглашает присаживаться в кресло, вызывая для разговора, с ним можно откровенничать? А вдруг это очередная ловушка, и хрыч просто ждет, когда дочь размякнет и доверится ему? Нельзя проявлять слабость. Уж ей-то отлично известно, как искусно его величество может играть с людьми.

— Вот еще что, — продолжил Хьюго. — Суд состоится не в ратуше, а во дворце. Присутствовать будут лишь несколько дворян, ставшие в разное время жертвами шайки Жеребца. Никто из них не встречал Филипа здесь, в столице и не знает, что лорд Олкрофт и знаменитый разбойник — одно и то же лицо.

— Полагаете, таким образом удастся избежать огласки? — фыркнула Ив.

— Глупо на это рассчитывать. Можно лишь попытаться уменьшить размах, поговорив после с каждым из свидетелей.

— Я непременно должна присутствовать на суде.

— Филип, как ни странно, тоже на этом настаивает, — Хьюго взглянул на дочь, как ей показалось, с легким ехидством. Знает или нет?.. — Я не намерен препятствовать. Надеюсь, вы оба отдаете себе отчет в том, что затеяли.

Неужели знает? И вот так просто дает согласие? Не верит, что она посмеет потребовать в мужья висельника? Или что вообще решится выйти замуж? Адово пламя, да какая разница? Может, у старика есть коварный план, предусматривающий любой исход, но она тоже все обдумала. Посмотрим, кто кого. И в конце концов, главное — не досадить отцу, а уберечь Филипа.

* * *

Когда Евангелина вошла вместе с Правителем в зал, где должен был состояться суд, ни одно из десятка кресел, расставленных полукругом, не пустовало. Лодры встали и склонили головы, приветствуя главу Алтона и его дочь. Ив с удивлением заметила среди них единственную женщину — леди Маргэйт, причем супруга ее нигде видно не было. Странно... На Весеннем балу герцогиня с неподдельным любопытством разглядывала Филипа. Вряд ли она вела бы себя подобным образом, если встречалась с ним на большой дороге. Да и сейчас при виде Евангелины на лице немолодой леди появилось не злорадство или удивление, а все то же любопытство, сдобренное изрядной долей сочувствия. Дочь Правителя, чуть улыбнувшись, вежливо кивнула леди Маргэйт, остальных присутствующих окинула ледяным взором. Увы, это мало подействовало. Отнюдь не уважительные взгляды лордов то и дело обращались в сторону скамьи с высокой спинкой и обитым кожей сиденьем, на которой расположились Адингтоны. Старика это, похоже, нисколько не занимало. На подданных он не смотрел, а вот дочь одарил ироничным взглядом, хорошо, не прошипел какую-нибудь гадость.

Стоило Правителю с Евангелиной занять свои места, как распахнулась небольшая дверь напротив главного входа, и двое солдат замкового гарнизона ввели Филипа. Подсудимый заметил удивление на лицах присутствующих и усмехнулся. Шагнул к простой деревянной скамье без спинки, стоящей как раз напротив места Правителя, по другую сторону судейского стола, уселся. Караульные застыли у него за спиной.

Леди Маргэйт, за которой Ив пристально наблюдала, при виде подсудимого не выказала ни малейшего удивления. Зато богато, но безвкусно разодетый лорд Фрезер чуть ли не побагровел.

— Как это понимать, ваше величество? — вопросил он, с некоторым трудом подняв из кресла свою грузную фигуру и выкатывая и без того от природы выпученные глаза. — Мало того, что мерзавца судят не в ратуше, а здесь, его еще и вырядили лордом. Я понимаю, что во дворце не принято разгуливать в грязных лохмотьях, но...

— Подсудимый одет в соответствии со своим происхождением, — прервал возмущенную тираду Хьюго.

Ив заметила, что остальные свидетели (или правильнее назвать их пострадавшими?) выражали недоумение внешним видом разбойника куда более сдержанно. Фрезер либо не отличался большим умом, либо имел чрезвычайно склочный норов. Или его счет к Филипу значительно превышал претензии остальных...

Выслушав Правителя, тучный лорд побагровел еще сильнее и хотел что-то сказать, но в этот момент в зал вошел судья. Присутствующие встали, приветствуя вершителя правосудия лорда Ирмута. Ив с досадой заметила, что Филип поднялся на ноги последним. А ведь всю прошедшую неделю она чуть не каждый день напоминала, что на суде ему следует вести себя как можно скромнее, не задираться, не злить присутствующих. Ненаглядный не спорил, согласно кивал, а сейчас вовсю выказывает окружающим пренебрежение. Ох, что же будет...

От тревожных мыслей отвлекл ободряющий кивок Савиля-законника, вошедшего вслед за судьей. Замыкал маленькую процессию писец с ворохом бумаг и чернильницей. Троица заняла свои места за столом, и суд начался.

— Итак, — начал Ирмут, окидывая взглядом присутствующих, — мы собрались здесь сегодня, дабы свершить правосудие над предводителем разбойничьей шайки, известным под кличкой Жеребец. Подсудимый, встаньте, чтобы свидетели могли опознать вас.

Филип нарочито лениво поднялся на ноги и, повернувшись лицом к лордам, отвесил едва ли не издевательский поклон.

— Лорд Ирмут, неужели и вы собираетесь ломать комедию? — не выдержал Фрезер. — Обращаться на "вы" к отребью...

— Лорд Фрезер, вы рискуете быть удаленным из зала суда, — бесстрастно произнес судья. — Это не первое мое заседание, я знаю порядок. Итак, достопочтенные лорды, узнаете ли вы в этом человеке разбойника Жеребца? Отвечайте по очереди, называя свое имя и титул, дабы их могли записать согласно правилам.

Присутствующие опознали Филипа, лишь леди Маргэйт и ее сосед, незнакомый Ив лорд весьма преклонного возраста, промолчали. Ирмут, как ни странно, не стал задавать им дополнительных вопросов.

— Я убедился, что перед судом предстал тот, кому следует, — провозгласил он. — Продолжим. Подсудимый, назовите свое подлинное имя.

— Филип Олкрофт.

По залу пронесся вздох удивления. Невозмутимыми остались, тем самым выдавая свою осведомленность, лишь Ирмут, леди Маргэйт и ее сосед-старичок. Что за игры затеял Правитель? Ну, положим, судью разумно заранее ввести в курс дела, но остальные двое? Они-то какое отношение имеют к происходящему? Писец, впрочем, тоже не выказал никаких чувств, но ему, скорей всего, просто безразлично.

Тем временем судья призвал присутствующих к порядку и повел допрос.

— Вы — сын покойного лорда Томаса Олкрофта?

— Да.

— Что заставило вас стать разбойником?

— До причин вам не должно быть никакого дела, ваша честь, — заявил Филип. — Имеет значение лишь то, что я принял решение сам, находясь в здравом уме и твердой памяти.

— Будете учить меня вести допрос?

— Ну, у меня, как у бывшего предводителя, есть в этом кой-какой опыт, — развел руками подсудимый.

— Бывшего? Вы бросили разбойничать до того, как попались?

— Да. Мои люди уже года полтора меня не видели. Равно как и я их.

— Объясните.

— Лорд Ирмут, — Правитель поднялся со своего места. — Позвольте, я отвечу на некоторые вопросы, касающиеся последних полутора лет жизни моего крестника.

Лорды опять зашушукались, кое-кто (Ив подозревала, что все тот же Фрезер), приглушенно выругался. Мало того, что Жеребец, оказывается, благородных кровей, так еще и Адингтону не чужой.

Филип, повинуясь знаку судьи, сел на место, а Хьюго вкратце пересказал историю появления подсудимого во дворце. О своих воспитательных методах глава Алтона умолчал, зато не скупился на похвалы крестнику. Ив должна была признать, что звучали они на редкость уместно и не казались чрезмерными.

— Насколько я понял, ваше величество, — уточнил судья, — подсудимый прожил во дворце не весь обсуждаемый срок.

— Верно. Год назад мы повздорили, и крестник покинул Валмер.

— Позволено ли будет узнать, в чем состояла причина ссоры?

— Это семейное дело, никакого отношения к преступной деятельности не имеющее.

— Понятно, — Ирмут бросил задумчивый взгляд на Евангелину, та смотрела равнодушно. — И почему же вы, мой лорд, решили раскрыть тайну и поставить столь... хм... достойного молодого человека перед судом?

— Это решение лорда Олкрофта.

— Неужели? — судья повернулся к Филипу.

— Совесть замучила, ваша честь, — тот встал и склонил голову.

Правитель, повинуясь знаку Ирмута, сел на место.

— В таком случае, подсудимый, вы, наверное, охотно признаете все свои прегрешения?

— Скорее всего, если почтенный судья не сочтет за труд их перечислить.

— Вы обвиняетесь в организации преступного сообщества, разбое, грабеже, похищении людей с целью выкупа, насилии и убийстве. Все верно или я что-то упустил?

— Если мне будет позволено добавить... — начал неугомонный Фрезер.

— Говорите, лорд Фрезер, — кивнул Ирмут.

— Подстрекательство черни к злостному оскорблению дворянской чести.

— Я всего лишь ответил на ваши оскорбления, мой лорд, — улыбнулся Филип. — Да, не собственноручно, но вы бы не приняли вызова от разбойника, причислив меня к той же черни. Как в свое время не приняли вызова обедневшего лорда Райли, чью дочь пытались соблазнить. — Фрезер тут же сник. Или скорее сдулся, подумалось Евангелине. — А мне, помимо затронутой чести, следовало блюсти престиж предводителя.

— Подсудимый, в следующий раз извольте отвечать, когда я вам разрешу. Итак, лорд Фрезер, вы настаиваете на обвинении? — поинтересовался Ирмут. — Если да, я хотел бы знать подробности.

— Нет, — проворчал толстяк. — Подонку предъявлено достаточно. Надеюсь, очень скоро я полюбуюсь, как его вздернут.

— А вы стали на редкость смелы, Фрезер, — не сдержался Филип. — И мысли не допускаете, что ваши надежды пойдут прахом? Я не бедняк Райли. Меня не остановят ни ворота вашего замка, ни стража.

— Подсудимый, не забывайтесь! Признаете себя виновным?

— Да, ваша честь, в целом ваш список верен.

— В целом?

— Женщин силой я не брал и преступное сообщество не организовывал. Встал во главе, когда попросил.

— Ваше руководство пошло шайке на пользу. Другой такой удачливой и старики не упомнят.

— Не стану спорить, — пожал плечами Филип. — Да, еще об убийстве. Случалось, но только в честном бою.

Судья нахмурился и хотел что-то сказать, но тут слова попросил Савиль.

— Мой лорд, — обратился законник к Ирмуту. — Как защитник подсудимого хочу заметить. Если среди присутствующих свидетелей нет таких, кто подтвердит случаи насилия или расправы над безоружными, эти обвинения придется снять. Насколько мне известно, вы не располагаете и письменными показаниями, которые подтверждают вину лорда Олкрофта в помянутых преступлениях.

— Принято, — кивнул судья. — Мне достаточно и прочих обвинений. В особенности, учитывая длительность, успешность и добровольность преступной деятельности подсудимого. Скажите, обвиняемый, почему вы грабили только состоятельных людей? Ненавидите дворян?

— Ну что вы, ваша честь. Я всего лишь старался, чтобы отдача от набегов была как можно больше. Зачем отнимать несколько последних медяков у неимущего, в большей степени отягощая свою совесть, чем карман, если можно отсыпать золотишка из туго набитого мешка? — подмигнул Фрезеру.

Лорд Ирмут скривился, будто у него внезапно разболелся зуб.

— Грабеж имущих не отягощал вашу совесть?

— Нисколько. Я забирал лишь малую часть их богатств. Которые, смею заметить, далеко не всегда были нажиты так уж праведно.

— Какой болван! — прошипел Правитель еле слышно. — А ты, — чуть повернулся к дочери, — Я же просил держать его в узде! Неужели сама не понимаешь, как он вредит себе?

— Я просила его не задираться, — едва разжимая губы, ответила Ив.

— Значит, я тебя переоценил.

— Чем вы занимались, уехав из столицы? — продолжал Ирмут.

— Спокойно жил вдали от людей.

— В родовом замке?

— Нет.

— И у вас ни разу не возникло желание вернуться на большую дорогу?

— Нет, ни разу. Разве только для того, чтобы доехать из одного места до другого.

— На какие средства вы жили? — уточнение подсудимого Ирмут проигнорировал.

— В лесу нетрудно найти пропитание.

— Браконьерствовали?

— Совершенно верно! — неожиданно просиял Филип. — А я и не подумал! Получается, преступные наклонности оказались сильнее, чем я предполагал.

— Подсудимый, избавьте нас от фамильного остроумия! — неожиданно рявкнул судья.

— Фамильного?.. — Филип тут же утратил небрежно-скучающий вид. — Что вы имеете в виду, ваша честь?

— Много лет назад я неплохо знал вашего отца, и сейчас меня ничуть не удивляет, что я вижу перед собой его отпрыска, погрязшего в тяжких преступлениях! Видимо, только шутовской болтовне и смог научить герцог своего наследника. Покойный лорд Олкрофт в совершенстве владел этим сомнительным искусством, но вы пошли еще дальше. Даже в столь жалком положении умудряетесь нести чушь, которая вам, видимо, кажется забавной.

— Шутовской болтовне? — Филип совсем растерялся. — А вы точно о моем отце говорите? Я его улыбающимся ни разу не видел.

— Почему вы решили прекратить браконьерство и сдаться? — Ирмут взял себя в руки и вернулся к делу.

— Все получилось случайно... — подсудимый поведал, как помог неизвестным путникам отбиться от разбойников. — Его величество, оказывается, все еще сердился на меня после размолвки, вот я и решил, что лучше предстать перед судом, чем загреметь в темницу или ссылку на неопределенный срок.

— Так вы не просто уехали год назад из дворца, а сбежали?

— Уехал я, не прощаясь. Но и в розыск, насколько мне известно, объявлен не был.

(Правитель, Филип и Евангелина, проявив необычное единодушие, сошлись на том, что упоминать на суде о каторге будет неразумно.)

Ирмут некоторое время созерцал суровое лицо Правителя и решил, что правильнее будет не пускаться в дотошное выясненине мотивов некоторых поступков подсудимого. Суть и без того вырисовывается все яснее.

— И вы не знали, что в карете путешествует лорд Адингтон?

— Нет, я же сказал. Я и друзей-то своих среди сражающихся не разглядел.

— Кого именно?

— Кайла Морриса и Шона Райли, солдат гвардии его величества, — произнося второе имя, Филип смотрел на Фрезера. Тот заерзал и снова начал багроветь.

— Почему тогда ввязались в драку?

— Не затем, чтобы пустить кровь, как вы, возможно, думаете, ваша честь, — подсудимый опять улыбался. — И не из любви к потасовкам. Просто расклад восемь против двух десятков показался мне несправделивым.

— Вы настолько цените справедливость?

— Да.

— Попробую быть справедливым, вынося вам приговор. Садитесь.

После Ирмут выслушал Савиля, речь которого была краткой. Законник напомнил, что разбойничьи подвиги лорда Олкрофта отличались едва ли не бескровностью, что тот не вернулся на преступный путь, уехав из столицы и, наконец, проявил себя с наилучшей стороны, придя на помощь попавшим в беду незнакомым, как он полагал, путешественникам.

— Вы не совсем правы, сударь, — сказал судья. — Подсудимый сам признал, что целый год занимался браконьерством.

— Я не сомневаюсь, что лорд Олкрофт возместит пострадавшим стоимость убитых животных, — заявил Савиль. — Если кто-то из хозяев земель вообще пожелает предъявить ему подобные требования.

— Даже закрыв глаза на мелкие грешки, имеем достаточно, — лорд Ирмут сурово взглянул на обвиняемого. — И самое главное — это полное отсутствие раскаяния. Полагаете, десять лет дерзкого разбоя и похищение женщин из хороших семей сойдут вам с рук?

— Нет, далек от подобной мысли, — пожал плечами парень. — А если б я довольствовался безродными женщинами?..

Судья сжал зубы. Олкрофты, шутить им в аду на сковородках!

У Ив улыбка Филипа впервые не вызвала желания улыбнуться в ответ. Ненаглядный чересчур перегибает палку. Злит судью, чтобы тот уж наверняка приговорил к смерти? А то, что помимо судьи злятся и остальные, его не волнует. Он же не знает, что всего лишится...

И действительно, наглость разбойника уже вывела из себя большинство присутствующих. Лорды возмущенно гомонили, только леди Маргэйт выглядела так, будто едва сдерживает смех.

— Я вижу, подсудимый, — лорд Ирмут поднялся на ноги, — вам не терпится попасть на виселицу. Не имею желания вас задерживать. Лорд Филип Олкрофт, вы приговариваетесь к смерти через повешение за многолетний разбой и сопутствующие преступления. Казнь состоится на центральной площади Валмера через неделю. За этот срок глашатаи оповестят окрестные города и села, дабы обеспечить вам как можно большее число зрителей. Сможете напоследок блеснуть остроумием.

— Вы, ваша честь, тоже, как оказалось, за словом в карман не лезете, — не моргнув глазом, заявил Филип.

Евангелина побледнела еще сильнее, Правитель чуть слышно цедил сквозь зубы ругательства. Маргэйт откровенно хохотнула.

— Это ваши последние слова? — вконец разозленный Ирмут сжал кулаки.

— Да. Все идет, как я и предполагал. Ежели ничего не путаю, по старой доброй алтонской традиции остается задать последний вопрос.

— Не вижу в этом большого смысла. Здесь присутствуют всего две женщины. Определенной симпатии леди Маргэйт, вы, кажется, сумели добиться, — судья осуждающе посмотрел на веселящуюся герцогиню. — Но она замужем.

— Мой лорд, традиция есть традиция, — не преминул заметить Савиль. — На моей памяти в последнем вопросе не отказали ни одному смертнику. А среди них бывали и детоубийцы.

— Хорошо, извольте, — Ирмут картинно вздохнул, показывая, насколько утомил его этот фарс. — Есть ли среди присутствующих женщин та, которая хотела бы взять осужденного в мужья?

— Есть, — ответила Ив, вставая. — Я хочу, чтобы Филип Олкрофт стал моим мужем.

В зале воцарилась мертвая тишина. Правитель с отсутствующим выражением лица откинулся на спинку скамьи. Ирмут, да и остальные лорды смотрели на девушку с искренним удивлением. Только Савиль и леди Маргэйт прятали улыбки.

Филип улыбку не прятал, быстро встал, подался было вперед, будто желая броситься к девушке, но остался на месте.

— Спасибо, ангел мой, — прозвучало в тишине, и в сердце Ив плеснула теплая волна.

Может быть, все обойдется? Такое счастье написано у него на лице...

— Ваше высочество, — Ирмут быстро пришел в себя. — Ваше желание, скорее всего будет удовлетворено, но прежде я должен задать несколько вопросов.

— Да, ваша честь, — Евангелина была готова к такому повороту, Савиль предупреждал ее в их последнюю встречу за несколько дней до суда.

— Как давно вы знаете осужденного?

— Около полутора лет. Мы познакомились, когда лорд Филип жил во дворце.

— Когда вы узнали, что он был разбойником?

— О, еще до знакомства.

В зале вновь поднялся гул.

— Тише! — Ирмут призвал лордов к порядку. — А вы, осужденный, сядьте, не переминайтесь с ноги на ногу.

Филип с неохотой подчинился.

— То есть вы хотите сказать, моя леди, что давно знаете о преступлениях этого человека, и, тем не менее, желаете назвать его мужем?

— Да. И я знаю точно, что лорд Олкрофт не убивал безоружных, не насиловал женщин, не грабил бедняков и не совершал прочих низостей. Хочу заметить, что все или почти все из перечисленного большинство мужчин проделывает на войне. А женщины продолжают питать непонятную слабость к воинам.

— Ваша слабость — благородные разбойники? Я имею в виду происхождение осужденного, а не характер его деяний, — несколько нервно уточнил судья.

— Совершенно верно, ваша честь. Терпеть не могу совпадать во вкусах с большинством.

Ирмут посуровел. Положим, он не слишком надеялся, что молодчик, приходящийся крестником главе Алтона, кончит жизнь на виселице. Но до эшафота разбойник прогулялся бы, выслушав по дороге много интересного о своей персоне. Публичное унижение наверняка пошло б Олкрофту на пользу. А если б метко брошенный кем-то из черни камень лишил преступника зуба-другого, охоты улыбаться собственным шуточкам у него тоже поуменьшилось бы. И тут неожиданно вмешалась дочь Адингтона. Молва, оказывается, не врет о ее норове. Бесстыжая девица не постеснялась признаться в порочной страсти перед отцом и десятком лордов. Не опускает ни головы, ни взгляда, такая и перед толпой на площади высказала бы свое желание заполучить Жеребца. Ни намека на стыдливый румянец, и тоже бойка на язык. Наплодят с разбойником острословов... Бедный Алтон, как измельчали его лорды!

— Желание отличаться от других не всегда идет на пользу, моя леди. Большинство женщин предпочитает верных мужчин. Ваш избранник вряд ли славится этой добродетелью. Вы ведь знаете, сколько у него было любовниц?

— Да он и сам точно не знает, — по-прежнему ничуть не смущаясь, заявила Ив.

— Вас это, как будто, не заботит.

— Видите ли, ваша честь, я предпочитаю иметь дело с опытными мужчинами, — дочь Правителя улыбнулась едва ли не игриво.

Хьюго закрыл лицо руками, леди Маргэйт одобрительно хмыкнула. Лорды вновь ошеломленно безмолствовали.

— И снова спасибо, радость моя, — сдерживая смех, сказал Филип.

— Была ли вам известна до суда его разбойничья кличка? — наглая девица доводила до бешенства, и Ирмут в желании заставить ее покраснеть несколько забылся.

— Конечно. Не сомневайтесь, она дана именно за то, о чем вы подумали. Я не покупаю товар, не рассмотрев его как следует.

— Лорд Ирмут, — раздался голос герцогини Маргэйт, звучавший слегка придушенно. — Прекратите. Ее высочество тверда в своем решении, и я как женщина ее отлично понимаю.

— В таком случае мне лишь остается объявить осужденного и леди Евангелину Адингтон, совершеннолетнюю и не состоящую в браке особу, мужем и женой. Союз, заключенный с приговоренным к смерти, расторгнуть может только смерть. О браке, учитывая высокое положение супруги и тяжесть преступлений супруга, по закону должно объявить во всех городах и крупных селениях Алтона.

Филип, стоило судье назвать их с Евангелиной мужем и женой, вскочил со скамьи, шагнул к Ив и заключил в объятия, так что остальные слова девушка расслышала не слишком хорошо. Объявить по всему Алтону... А старик до последнего пытался избежать широкой огласки... Ох, как же сладко целует ее муж... Может быть, все обойдется... И она еще крепче прильнула к Филипу, отвечая его губам, рукам, всему телу.

— ...Молодые люди! — вырвал из блаженного тумана окрик лорда Ирмута. — К медовому месяцу сможете приступить, когда я закончу!

— Мы обойдемся без ваших поздравлений, — Филип не смотрел на судью, поглощенный своей женой, которую и не подумал выпустить из объятий.

— Выходя отсюда мужем леди Адингтон, — заговорил Ирмут, будто не услышав очередной наглой реплики разбойника, — осужденный лишается титула, дворянства, имущества, родового имени и защиты закона. — В зале послышались одобрительные выкрики. Ив сжалась, страшась взглянуть мужу в лицо. — Не огорчайтесь сильно, молодой человек, — продолжал судья. — Положение отребья для вас не ново. Вы сами выбрали его много лет назад, ступив на преступный путь. К счастью для нас, честных людей, невежество и самоуверенность сыграли с вами злую шутку. Вы простились с преступным прошлым и получили желанную женщину, но вряд ли хоть кто-то этому позавидует, — ярость, отчетливо проступившая на лице осужденного, несколько смягчила раздражение судьи. — И я все же принесу свои поздравления вам и вашей очаровательной супруге. Желаю многочисленного и столь же остроумного потомства. Остается лишь досадовать, что ваши дети не будут носить имя Олкрофтов, а их фамильные черты отнюдь не украсят до сей поры достойный род Адингтонов, — слуга закона двинулся к выходу, провожаемый одобрительным гулом.

Филип, бессильно глядя вслед лорду Ирмуту, тихо спросил:

— Ты знала? — Не получив ответа, взглянул в испуганное лицо девушки. — Знала! Адовы полчища, зачем ты это сделала?!

— Чтобы сохранить тебе жизнь...

— На что мне такая жизнь?! И я такой тебе на что? Без имени, без прав...

— Ты мне нужен любой... — пролепетала Евангелина, повесив голову, не в силах смотреть в искаженное гневом лицо. А отцовской ярости она никогда не боялась...

— Ты... — парень сжал плечи девушки, встряхнул. — А ну смотри на меня!

— Филип... успокойся... — Ив не чувствовала боли, хотя где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что так сильно никто никогда ее не стискивал. И надо бы посмотреть ему в глаза, но взгляд намертво прилепился к приближающемуся стремительно, несмотря на тучность, Фрезеру, на лице которого играла торжествующая улыбка. Вот сейчас жирный мерзавец скажет или сделает что-нибудь оскорбительное, Филип накинется на него, и все ее старания спасти ненаглядного от петли пойдут прахом...

— Фрезер! — раздался чуть ли не у нее над ухом окрик Правителя. — Не забывайтесь!

Лорд остановился, торжество на его лице сменилось досадой.

— Ваше величество, я лишь хотел принести поздравления леди Адингтон, — процедил он.

— Считайте, что принесли. И запомните на будущее, что осужденный не смотря ни на что не перестал быть моим крестником. — Фрезер поклонился и поспешил из зала. — А вас, дорогие новобрачные, позвольте препроводить в ваши покои. Филип, выпусти девчонку. Теперь, когда она никуда от тебя не денется, ты наконец понял, какого обращения заслуживает ангел небесный?

Парень молча разжал руки и отступил.

* * *

Хьюго препроводил парочку в Западную башню, поскольку она была ближе, чем Южная.

— Вот теперь, голубки, можете всласть выяснять отношения, — заявил он. — Публику вы и без того потешили на славу.

Стоило двери за Правителем закрыться, Филип тут же направился к буфету, достал оттуда едва початую бутыль юла, выдернул пробку и крепко приложился к горлышку.

— И почему ж ты не рассказала мне заранее? — не выпуская бутыли, сел в кресло, вперив в девушку обманчиво-равнодушный взгляд.

— Я знала, что ты взбесишься. Боялась, что предпочтешь виселицу, — Ив чувствовала себя крайне неуютно, стоя перед Филипом. Сесть без его приглашения почему-то не пришло в голову.

— Короче, опять все решила за меня. Не оставила выбора, как и тогда ночью, забравшись ко мне в постель, — он снова приложился к бутылке.

— Ты свободен. Я или кто-то из верных людей проводим тебя до границы. Уезжай, начни все сначала...

— Вот так просто гонишь меня? — он смотрел, будто она плюнула ему в лицо.

— Я не гоню тебя, но и не хочу неволить. У тебя есть выбор...

— Какой? Стать изгнанником или твоей постельной грелкой?

— Ну что ты говоришь? — девушка сделала несколько неуверенных шагов к Филипу, он нахмурился, и она остановилась, так и не дойдя. — Я никогда не думала и не подумаю о тебе так. Если хочешь, уеду с тобой. Если решишь остаться, я обеспечу тебе уважение окружающих.

— Ты обеспечишь мне? Ты хоть представляешь, как это будет выглядеть в глазах людей? Ничего себе уважение!

— Но ты же говорил, что согласен быть хоть моим шутом... — Ив с ужасом почувствовала, что глаза защипало. Отец Небесный, только б не разреветься!

— А, запомнила. Не сомневался, что мысль придется тебе по вкусу, — Филип зло усмехнулся и в очередной раз приложился к бутыли. — Поясняю. Я мог бы быть шутом для тебя, для всех остальных оставаясь лордом. Сохраняя право заставить подавиться оскорблением всякого, кто попробует отнестись ко мне, как к шуту. А теперь с твоей помощью я утратил все права, стал ничтожеством, отребьем. Нет, хуже. Грязью, пятнающей подол ослепительной леди Адингтон.

— С моей помощью?

— Ну а с чьей же? Не потребуй ты меня в мужья, я б умер лордом.

— Так и знала, что ты скажешь нечто подобное! И ты еще смеешь упрекать меня в том, что не рассказала заранее! Как я могла? Как я могла тебя потерять?!

— А зачем я тебе? Захотела по примеру батюшки обзавестись мальчиком для битья, который будет полностью от тебя зависеть? Ты ведь даже не любишь меня. А, принцесса?

— А ты — меня! — Ив, разозлившись, шагнула ближе, остановилась рядом с сидящим парнем, сжала кулаки. — Я ведь знала, что все эти клятвы и уверения ничего не стоят! Знала, и чуть не поверила, глупая гусыня! Решила, что ты и вправду любишь, что ты не такой, как остальные, что тебе достаточно меня для счастья. Была готова уехать с тобой куда угодно, быть рядом, помочь достичь должного положения где-нибудь за пределами Алтона. А тебе на самом деле нужно то же, что и другим — возможность задирать хвост выше остальных! Не зря ты так вел себя на суде. Уже предвкушал, как утрешь всем нос, когда Евангелина Адингтон попросит тебя в мужья!

— Ну, значит, мы друг друга стоим, — Филип нагло усмехнулся. — Ты хотела использовать меня, я — тебя. И у обоих ничего не вышло. Со мной-то понятно, куда уж тягаться с Адингтонами. А тебе еще у батюшки учиться и учиться. Кстати, а не он ли тебя надоумил, принцесска? Уж больно стиль похож.

В первый миг Ив хотела вцепиться в ухмыляющуюся физиономию ногтями, но усилием воли сдержалась. Нет, Евангелина Адингтон не станет истеричной бабой, как бы этого ни хотелось кому-то из мужчин. Девушка повернулась и молча вышла из комнаты. Филип не стал недоумевать по этому поводу, как когда-то Правитель, пробормотал вполголоса "Ледяная стерва!", показал вслед супруге неприличный жест и снова принялся за бутылку.

Оказавшись в коридоре, Ив быстро нырнула в потайной ход и направилась в свои покои. Там накинула теплый плащ и поднялась на самый верх башни, на открытую площадку. День был хмурый и ветреный, но с неба не сыпал ни снег, ни дождь, и девушка, подставив пылающее лицо под упругие воздушные струи, долго стояла, ни о чем не думая, смиряя дыхание и бешеный ритм сердца.

Когда удалось немного успокоиться, Евангелина заставила себя как можно более отстраненно оценить свое теперешнее положение. Да, она наделала уйму ошибок. Почти поверила сказкам о любви, обзавелась мужем... К счастью, и то, и другое не так уж страшно. О сказках нетрудно забыть, достаточно вспомнить даже не слова, всего лишь тон и выражение лица мужчины, с которым она недавно рассталась. Ну вот, отлично, тут же подкатила тошнота. А замужество только на руку: супруг бесправен, и у отца теперь нет власти над ней. Адово пламя, да она еще и в выигрыше!

* * *

Утром, с трудом высвободившись из пут кошмара, в котором беспомощного Филипа забивали насмерть слуги Фрезера, Ив уже не чувствовала себя выигравшей. В груди ныло, было тоскливо, холодно и одиноко, много тоскливее и холодней, чем после того как Правитель отправил крестника на каторгу. А в памяти, словно нарочно, то и дело всплывали выслушанные вчера обидные слова, злое, а после равнодушное лицо, которое она так любила видеть улыбающимся, и последняя капля, когда ее обвинили в сговоре со стариком.

Нет уж, не станет она больше думать об этом мужчине! Равно как и о любом другом.

Дочь Правителя быстро нашла способ отвлечься: оделась в мужскую одежду, взяла подаренный отцом меч и направилась в Тренировочный зал. Попасть туда не удалось, за первым же поворотом дворцового коридора она столкнулась с Хьюго.

— Хочу с тобой поговорить, — герцог взял дочь за локоть. — Пойдем-ка в твои покои.

— Мне сейчас не до разговоров, — буркнула девушка, пытаясь высвободиться. — И вообще я собиралась в Тренировочный зал.

— Побеседуем, и я с удовольствием составлю тебе компанию, — Хьюго и не думал выпускать добычу, наоборот, увлек ее в нужном направлении. Это не потребовало особых усилий — Ив от неожиданности перестала вырываться.

— Что у вас произошло вчера? — без обиняков спросил Правитель, расположившись в кресле напротив дочери.

— Не знаю. Ссора. Разрыв.

— М-да, а ты, оказывается, не зря так противилась замужеству. Стоило вступить в брак, и все рухнуло? — Хьюго попытался растормошить дочь привычным способом.

— Да, — уныло ответила та, терзая пальцы.

— Перестань, — Правитель расцепил руки девушки, сжал одну в своей. — Эта твоя привычка ужасно раздражает.

— Вы здоровы? — девчонка вскинула зеленые глазищи и смотрела с неподдельным удивлением.

— Спасибо, вполне, — усмехнулся Хьюго. — А вот твой муж всерьез взялся за бутылку.

— Вы пришли за снадобьем от похмелья? Или больше подойдет то, что прекращает запой?

— Знаешь, твоя ирония всегда меня забавляла.

— Отец, что вам нужно? Давайте начистоту. Я страшно устала за последние месяцы от притворства и игр.

— Ага, значит, ты и впрямь скрыла от парня правду о Даре Правительницы?

— К чему еще и мое подтверждение, если он сам вам все рассказал?

— Да ничего он мне не рассказывал! Храпит пьяный в обнимку с бутылками, — Правитель брезгливо поморщился. — Хочешь начистоту, пожалуйста. Я полагал, вы еще вчера помирились и теперь предаетесь привычной кроличьей возне. Оказалось — нет. Вот я и решил наведаться к тебе. Рад, что моя дочь находится хотя бы в твердой памяти. Насчет здравого рассудка не уверен. Ты весьма опрометчиво поступила, бросив вчера мужа одного. Он не запер дверь в покои. Хорошо, никому не пришло в голову сунуть нос в Западную башню.

— Я очень рада, что все обошлось, — вздохнула Ив. — И, знаете, отец, вы ведь хотели получить крестника в единоличное пользование. Сейчас как раз подходящий момент. Не нужно тратить время на разговоры со мной, обхаживайте Филипа. Он по-прежнему может быть вам полезен как человек для особых поручений за пределами Алтона.

— Ив, ты — моя дочь и мне небезразлична, — Хьюго взял обе ее руки в свои. — Да, не стану скрывать, у меня были и есть определенные виды на Филипа, а теперь и на тебя, но они не отменяют того, что вы оба мне дороги.

— Я просто не могу в это поверить, — покачала головой девушка, но рук не отняла. — Если вы искренни хоть в чем-то, ответьте на мои вопросы.

— Спрашивай.

— Вы знали о Даре Правительницы до суда?

— Естественно.

— А почему не стали препятствовать мне? И не предупредили Филипа? По-моему, вы до последнего надеялись, что он откажется от суда. И были против нашего брака.

— Видишь ли, мне очень любопытно было узнать, на что вы способны. Можете ли сами преодолеть трудности или предпочтете прибегнуть к помощи сильнейшего? Это одна причина. Другая понравится тебе еще меньше. Мне хотелось доказать парню, что от тебя, как и от любой женщины, можно ждать лишь неприятностей. — Евангелина вспыхнула и попыталась вырвать руки, но Правитель не позволили. — Успокойся, я не собираюсь говорить ему этого. Ни сейчас, ни потом.

— Почему? Неужели изменили мнение? Скажите еще, что рады нашему браку. Хотя, учитывая, как все обернулось, должны быть рады.

— Отчасти, отчасти. С браком и правда вышло забавно. Если б я раньше знал, как просто излечить вас от взаимной привязанности, тут же поженил бы. Хотя Маргэйт уверена, что все у вас образуется.

— Леди Маргэйт? Причем здесь она? И что она делала на суде?

— Она и лорд Скарр, тот, что сидел с ней рядом, если ты заметила... — Девушка кивнула. — ...Входят в состав Звездной Палаты. Я подумал, что их непосредственное участие в небольшой, но немаловажной части вашей с Филипом замечательной истории может когда-нибудь пригодиться.

— Что это за палата такая? Никогда о ней не слышала.

— Ее давно не созывали, проныра, — Хьюго улыбнулся едва ли не ласково. — В состав Звездной входят наиболее уважаемые и разумные лорды и леди. Палата собирается по мере необходимости для решения щекотливых дел внутри дворянского сословия.

— Как заковыристо! Почему сразу было не рассмотреть дело Филипа именно там?

— Потому что оно было не столько щекотливым, сколько позорным и грязным. Ну, теперь все позади, парень чист перед законом.

— И леди Маргэйт посоветовала вам не ссорить его со мной? Я должна быть признательна ей за добрые намерения.

— Первое, что она мне заявила после суда, было: "Молодец, девочка, взнуздала жеребчика!" — хмыкнул Правитель. — Ирмут прав, мальчишка произвел на нее впечатление. Но она мудрая женщина и понимает, что парня нужно объездить.

— Жеребчик, объездить... Я и не знала, что они с мужем — конезаводчики! — Удивление от того, что отец назвал женщину мудрой, Евангелина оставила при себе.

— Ив, ты должна понять, что разумная женщина обязана хорошо знать своего мужчину и держать в узде, если сам он с этим не справляется. Ты же наоборот потакаешь ему во всем. Вспомни, как безобразно вел себя Филип на суде. А ведь ты могла бы...

— Вряд ли. Да и не хочу я его ломать. А теперь и не могу. Он знать меня не желает.

— Конечно, парень взъярился, упав ниже некуда. А что ты хотела, при его-то норове? Ничего, пройдет время, опомнится. Так что запасись терпением, любезная дочь, поменьше думай о своем драгоценном супруге и почаще заглядывай в Тренировочный зал, — Хьюго потрепал девушку по щеке и поднялся на ноги. — Да, и не забывай завтракать, обедать и ужинать. Нечего давать очередной повод сплетникам. Только сведешь на нет мои усилия своим заморенным видом. Я пустил слушок, что ты потребовала парня в мужья по моей просьбе. Дабы самым простым и законным способом спасти крестника от виселицы, — ответил на удивленный взгляд дочери.

Проведя некоторое время с Евангелиной в Тренировочном зале и убедившись, что крестник (или теперь правильнее — зять?) отменно натаскал девчонку, Правитель решил снова наведаться к Филипу.

— Не высовывался? — спросил у гвардейцев-караульных, заступивших на введенный утром новый пост у дверей Западной башни.

— Нет, ваше величество.

Хьюго вошел в пустую гостиную, прислушался — в башне стояла тишина. Ругаясь про себя, Правитель пошел наверх. Адовы гончие, как же утомила его гнусная парочка! Стоит наладить отношения с Евангелиной, паршивец-крестник непременно что-нибудь выкинет.

Хьюго остановился в замешательстве, обнаружив, что Филипа нет и в спальне. На измятой постели валялась лишь пара пустых бутылок. Не может быть, чтобы гордец вот так сразу бросился по потайным ходам к своей женушке. Через недельку-другую, его, конечно, припечет, если не рискнет пуститься во все тяжкие со служанками. Размышления Правителя нарушил всплеск, донесшийся из-за неплотно притворенной двери купальни. Хьюго не стал церемониться, с силой распахнул створку.

Филип, лицо которого было едва ли не серым, а под глазами залегли темные круги, лежал в наполненной до краев ванне и смотрел в потолок. Заслышав удар двери о стену, парень быстро протянул руку и схватил за горлышко бутылку вина, стоявшую на полу. Адингтон молча прислонился спиной к косяку, сложил руки на груди. Крестник мельком глянул на гостя и приложился к посудине.

— Что молчите, папуля? — язык у парня ворочался медленно, с трудом.

— Слов не нахожу, зятек.

— Что-то не верится, — последовал очередной глоток. — Всегда скумекаете, что сказать. Сейчас, видать, просто не хотите. Ну и ладно, молчите себе, так спокойней. Голова меньше болит. А я вот праздную, — помахал полупустой бутылкой. — Не каждый день обретаешь таких родственников. Глава Алтона, первая раскрасавица страны. Ох и жизнь у меня теперь будет... Простыни тонкого полотна, купальня с тепленькой водичкой, лучшая выпивка, молоденькие служаночки толпами и никаких обязанностей! Потому что если я из этой башенки выйду, тут же найдутся желающие бывшему Олкрофту морду набить. А я хоть и бывший, никому таких вольностей спускать не намерен. Вот так, папуля.

Хьюго выслушал, не перебивая, покачал головой, развернулся и вышел под пьяное хихиканье крестника.

— Веселись, веселись, — пробормотал Правитель, изымая из гардероба две непочатые бутыли вина и одну — юла. — Ох и тяжкое похмелье тебя ожидает!

Он тщательно проверил Западную башню на предмет наличия спрятанной выпивки, но больше запасов не обнаружил.

VI

Душевные муки Филипа сменились телесными уже на следующее утро. Накануне крестник Правителя заснул в ванной и чуть не захлебнулся. Откашлявшись и отплевавшись, выбрался из остывшей воды, прошел в комнату, клацая зубами зарылся в постель и снова уснул. Зимнее солнце тогда только начинало клониться к закату, так что следующее утро настало для страдальца затемно.

Голова зверски трещала, при малейшем движении кровать принималась тошнотворно покачиваться. Во рту было сухо и мерзко, страшно хотелось пить, но от одной мысли о том, что нужно приподняться и дотянуться до кувшина, желудок стремительно заскользил к горлу. Филип застонал и зашарил около себя в надежде нащупать бутылку, в которой остался хоть глоток. Тщетно. Сейчас бы снадобья от похмелья, которое так хорошо получается у Энджи. Энджи, ангелочек... Ангелочек, как же! Адово порождение, стерва, предательница, лгунья, мерзавка, каких не то что мало, больше во всем свете не сыскать. Его жена, ха.

Злость придала сил, парень сел, попытался зажечь свечу, но руки так тряслись, что он с проклятьем отшвырнул бесполезное огниво. Кое-как нашарил кувшин, обнаружил, что тот пуст, снова выругался и, борясь с тошнотой, наощупь поплелся в купальню. Проведя там некоторое время, вернулся в комнату и направился к гардеробу. А потом долго бессильно костерил крестного (тестя, теперь еще и тестя, адовы полчища ему в душу!), сидя на полу у открытой дверцы.

Стоявшие в карауле гвардейцы не очень удивилсь несвежему виду друга, когда тот выглянул в коридор. О замужестве Евангелины, как и положено, было объявлено и на площадях Валмера, и во дворце. Не молчали глашатаи и о нынешнем положении ее супруга.

— Хорошо, что вы здесь, — пробормотал крестник Правителя, окинув караульных мутным взором. — Позарез нужна выпивка.

— Старикан запретил, уж прости. — Филип, не слишком твердо стоявший на ногах, вцепился в косяк уже обеими руками и в очередной раз выругался. — Сказал, в медовый месяц не положено.

— Шел бы он... — последовало длинное, подробное и необычайно изобретательное описание дороги, по мере изложения которого лица караульных приобретали все более восторженно-уважительное выражение. — ...Со своим медовым месяцем.

— А твоя женушка разве не с тобой? Ей-то Старикан не указ. Пусть отправит служанку, та не посмеет ослушаться.

— Еще раз помянете принцесску, сблюю.

— О-о-о, кошечка-таки показала коготки! — не удержались гвардейцы. — Ведь сразу предупредили, а ты все ее выгораживал! — Филип застонал, не в силах закатить глаза, стрелявшие болью в голову при малейшей попытке изменить направление взгляда. — Не огорчайся, продержался ты рядом с красоткой на редкость долго. Теперь до конца жизни будет, что вспомнить.

— Ну да, особенно учитывая, что конец не за горами, — похоронно буркнул крестник Правителя.

— Э, нет, братец, так не пойдет, — караульные мигом стерли с лиц ухмылки. — Иди, спи дальше. Все наладится.

— Сейчас ночь что ли?

— Раннее утро.

— Во дворце должно быть тихо... Ребята, проводите-ка меня в казармы. В башне я свихнусь, особенно когда Старикан снова жизни учить примется. Еще, не приведи Небеса, дочку подсылать возьмется. У вас поспокойнее будет, да и повеселее.

Правитель, узнав о переселении Филипа, даже обрадовался. Парень целый год провел, общаясь исключительно со вздорной девицей, а мужчине такое не пристало. Пускай поживет среди друзей, глядишь, скорей в себя придет. Некоторое беспокойство вызывало лишь то, что Евангелина почти каждый день бывала в Тренировочном зале и отлично ладила с гвардейцами. Как бы не попыталась подкапываться к муженьку через его приятелей.

Ив была далека от подобных мыслей. Усилием воли она запретила себе думать о Филипе. Тренировки с гвардейцами помогали поддерживать и совершенствовать навыки владения мечом, а еще позволяли упражняться в общении на равных с мужчинами-воинами. Полезные умения должны пригодиться, когда в начале лета (отец почему-то поставил такой срок непременным условием) она уедет жить в свой феод. Евангелина Адингтон не будет подобно другим леди сидеть в замке, во всем полагаясь на управляющего и воинов-вассалов. Она сама станет вести дела и следить за порядком на дорогах, отведет душу за все те годы, что вынуждена была томиться в разукрашенной клетке столичного дворца.

Гвардейцы ничего не имели против общества дочки Старикана. Девушка оказалась вовсе не высокомерной избалованной особой, а уж что там произошло у них с Филипом, никого не касается. Им достаточно знать, что благодаря усилиям Евангелины друг спасся от петли. И супруга бывшего разбойника, несмотря на явную размолвку не бьется в бесконечных истериках, не ищет утешения в объятиях других мужчин и не пытается так или иначе связаться с мужем. Впрочем, последнее, возможно, и не стоит ставить ей в заслуги.

Шон с Кайлом уж точно не считали холодность девушки правильной и сперва попытались выяснить причины разлада у Филипа. Друг при упоминании Ив ругался и тянулся к бутылке, в ответ на вопросы о супруге посылал далеко и каждый раз новым путем, так что Шон иногда просто поддразнивал приятеля, ожидая услышать очередную цветистую тираду.

Кайл сумел терпеть неизвестность лишь неделю, а потом взял и подошел к Евангелине в Тренировочном зале.

— Ваше высочество... — начал он, опасаясь нарушать этикет в общественном месте.

— Кайл, перестань, — улыбнулась Ив. — Я теперь ни от кого не завишу и, будучи состоятельной леди, могу позволить себе всякие чудачества. Мы по-прежнему друзья, обращайся, как привык.

— Ну тогда извини за прямоту, — гвардеец все же увлек девушку подальше от остальных. — Что у вас произошло с Филипом?

— Ничего, ровным счетом ничего. Утешитель мне пока не нужен, — Ив лукаво улыбнулась.

— И лишенный прав, униженный мужчина тоже?

— Да что ты себе...

— Позволяю? Это не я, это ты мне позволила.

— Как ты быстро учишься, мальчик, — лицо Евангелины на миг потемнело. Дочь Правителя с досадой вспомнила, как отец выговаривал ей, что она сама распустила Филипа. Неужели старик прав, и она действительно слишком многое позволяет мужчинам, к которым питает слабость? Позже следует хорошенько это обдумать, а сейчас нужно изобразить солнечную улыбку и продолжить разговор. — Знаешь, когда-то ты мне очень нравился.

— Ив, не нужно. Я хочу поговорить серьезно.

— Серьезно? Что ж... В моих глазах унизить Филипа может только он сам. А до его прав мне никогда не было дела. Я знала, чем он промышлял десять лет, когда пришла к нему в первый раз.

— Тогда почему?..

— Потому что он не хочет меня больше знать. Или я ошибаюсь? — Кайл опустил глаза, девушка усмехнулась. — Не ошибаюсь. Так зачем донимать вопросами меня? Неужели лишь потому, что я отвечу хоть что-то, а не начну изрыгать потоки брани?

— Ты подслушивала?..

— Нет! В последнее время совершенно забросила это занятие. Просто неплохо знаю вашего друга. Извини, Кайл, мне нужно идти. Отец в кои-то веки согласился обсудить со мной вопросы управления феодом.

— И что же поведала тебе жестокая красавица? — Шон, убедившись, что Евангелина покинула зал, подошел к другу. — Только не говори, что все это время она повторяла любимые словечки супруга, пресыпая их перлами собственного сочинения.

— Не скажу, потому что врать не собираюсь. И в жестокости, кажется, ее обвинять не следует.

— Получается, это Филип ее послал? Мужик рехнулся! Я просто должен все у него выспросить, — загорелся Шон.

— А еще она сказала, что когда-то я ей сильно нравился... — неожиданно вспомнил Кайл. — Думаешь, кокетничала?

— Попробуй обсудить это с ее мужем, — веснущатый гвардеец хлопнул друга по плечу. — Если решишься, нас ждет адово веселье!

За друга Шон с Кайлом взялись всерьез некоторое время спустя, когда представился удобный случай. В тот день казармы пустовали: гвардия в полном составе участвовала в военных игрищах по случаю дня рождения Правителя. В общем покое остались лишь двое дежурных: Райли и Моррис.

Филип, удивленный тишиной, высунулся из тесной комнатушки, такой же, как у остальных гвардейцев.

— Война началась? — спросил сидящих за столом и режущихся в карты друзей. — Где ребята?

— Показывают удаль и мастерство в честь дня рождения Старикана.

— А-а-а, значит, у меня сегодня семейное торжество, — крестник Правителя с радостью покинул опротивевшие донельзя четыре стены и уселся рядом с Шоном, прихватив по дороге из буфета бутыль с юлом и чарку.

— Не рано начинаешь? Может, в купальню сходишь, пока никого нет? — веснущатый гвардеец красноречиво взглянул на взлохмаченного, давно небритого друга.

О причинах стеснительности Филипа, равно как и о многом другом из давнего и не очень прошлого крестника Правителя друзьям довелось узнать во время задушевных бесед. Приятель охотно их поддерживал, коли имелась возможность промочить горло. Запретной темой оказалась только Евангелина.

— Все равно переодеться не во что, — парень наполнил чарку до краев. — И с каких это пор мужской дух стал щекотать носы обитателям казармы?

— Пышечка Мэгги давно постирала твою рубаху. А мне нужна моя, пока ее еще можно привести в порядок, — Шон дернул Филипа за мятый несвежий рукав.

— Забирай, все равно коротка, — парень махом выпил юл и, быстро обнажившись по пояс, пихнул одежду другу. — И тащи мою, здесь, увы, не бордель, чтобы полуголым сидеть.

Шон вернулся быстро. Филип оделся и прикончил еще чарку.

— А ведь я так и знал, что любовницы лучше заботятся о своих мужчинах, чем жены, — пробормотал, задумчиво потирая заросший подбородок и щеки.

— А тебе есть с чем сравнивать? — не удержался Кайл.

— Ты о чем? — удивился Филип.

— О твоей жене. Откуда тебе знать, лучше или хуже она стала, выйдя замуж?

— О, она обо мне отменно позаботилась, — крестник Правителя, словно забыв про чарку, потянул ко рту горлышко бутыли.

— Погоди-ка, — Шон перехватил его руку. — Не так быстро.

— Тоже хочешь? Держи, — Филип, которому не по нраву было пить одному, пихнул гвардейцу посудину.

Шон хмыкнул и ради возможности разговорить друга плюнул на опасность получить взыскание за пьянство на посту.

— Не люблю я юл, — попытался сопротивляться Кайл, когда пришла его очередь.

— Ты алтонец и воин впридачу. Надо привыкать! — чуть не хором заявили друзья, и черноволосому гвардейцу ничего не осталось, как хлебнуть из бутылки.

— Так чем тебе Ив не угодила? — спросил он, выдохнув.

— Обманула. Не сказала, чего мне будет стоить стать ее мужем.

— Что-о? — гвардейцы переглянулись и заржали. — Хочешь сказать, — продолжил Шон, — что тебя обманом женили?

— Посмотрел бы я на тебя, влипшего в ту же смолу! — огрызнулся Филип.

— Да я сплю и вижу, как бы жениться на богатой родовитой красотке с влиятельными родичами, которая по мне с ума сходит! Зажрался ты, друг!

— Зажрался?! Став отребьем, зажрался? Я — лорд. Всегда лордом был, лордом и останусь, даже если придется кончить жизнь на виселице, ответив ударом на оскорбление.

— Ты сам-то понял, что сказал? — усмехнулся Шон. — То он отребье, то — лорд. Да тише, утихомирься, — оттолкнул руку Филипа, попытавшегося ухватить собеседника за грудки. — С тобой рубах не напасешься.

— Представь моему тестю список трат, пусть расплачивается.

— Филип, никто из тех, кто знает тебя, ни на миг не усомнится, что ты — лорд, — проговорил Кайл. — Назначь тебя завтра Старикан нашим командиром, все почтут за честь...

— Расскажи это Фрезеру.

— А этот мешок тухлого сала лордом только прозывается, — вставил Шон. — Прекращай хандрить. Бросай пить, ходи на тренировки.

— Ив там каждый день бывает, — заметил Кайл.

— Это она, что ли, вас подговорила? — Филип в очередной раз сделал глоток.

— Нет! — тут же вступился за девушку черноволосый гвардеец.

— Тем более нечего пытаться свести меня с Льдышкой.

— Вот те на! С каких это пор она для тебя Льдышка?

— Да с самого начала! А я, дурак, еще столько времени верил, что ей небезразличен.

— Кайл, друг-то наш, оказывается, и впрямь на голову слабенький, — жалостливо протянул Шон. — Девица ради него на все готова, а он этого не замечает.

— Глаза можно отвести. Такой ушлой притворщице это ничего не стоит. Зато знаете сколько раз я от нее слышал, что она меня не любит?

— Сколько?

— Ну... — Филип задумался. — Раза два точно.

Шон и Кайл опять покатились со смеху, крестник Правителя покачал головой и глотнул юла.

— Ты бы, справедливости ради, вспомнил, сколько раз она шептала, что любит, — проговорил Кайл, отсмеявшись.

— Подозреваю, что она об этом кричит, — хмыкнул Шон. — Каждый раз в постели. А тут не трудно и со счета сбиться.

— Ни одного.

— Что-что? — оба уставились на Филипа, не скрывая недоверия.

— Что слышали. Ни одного. Она нарочно предупредила в самом начале. Мол, по ее просвещенному мнению, любви между мужчиной и женщиной не существует. И чтоб я не смел даже заикаться о своих чувствах.

Шон присвистнул и сочувственно потрепал друга по плечу.

— Она просто боится, — сказал Кайл.

— Она? Боится? Не смеши. Она не боялась даже в нашу первую ночь.

— О-о, судя по мечтательному взору, для девицы ночь-таки была первой.

— Шон, Тайная служба приобретает в твоем лице очень ценного работника, — ухмыльнулся крестник Правителя. — По лицам ты уже сейчас читаешь как по книге.

— Э-э... Филип, — юл успел затуманить Кайлу голову, и мысли черноволосого гвардейца излишне быстро перепрыгивали с одного на другое. — А кличку свою ты получил заслуженно?

— Показать?

— Нет-нет, не надо! — замотал головой Кайл. — Извини...

— Ладно, чего там. Да, заслуженно.

— И, говоришь, твоя жена не испугалась? — усомнился Шон.

— Нет, не испугалась! Еще тогда нужно было насторожиться, но я впервые пристроил его целиком и совсем потерял голову... Адова кочерыжка! — по чрезмерно заинтересованным лицам друзей Филип сообразил, что увлекся.

— То есть все твои многочисленные любовницы... — вкрадчиво начал Шон.

— Не могли удовлетворить меня полностью, — буркнул Филип. — Вот такой я грозный бабник.

— И ты еще имеешь глупость ссориться с Ив?! — выпалил Кайл.

— Она меня предала.

— Она тебя спасла! — провозгласили гвардейцы хором. — И не побоялась всему Алтону показать, как сильно ты ей нужен.

— Вы, часом, не влюбились? Если что, я разрешаю. Сам больше к ней близко не подойду.

— Что нам там делать после тебя? — Шон и Кайл опять покатились со смеху. — И сам-то, горемыка, куда своего молодца пристраивать станешь?

— Куда и прежде. Девкам продажным. Они разные, а Льдышка всегда одинаковая. Холодная.

— Ты только поосторожней. А то женушка прознает, мигом воспламенится и укоротит тебе до обычного размера.

— Вот об этом можно не беспокоиться: слишком гордая.

— Как и ты, болван!

Кончилась дружеская беседа дружеской же потасовкой. В результате опухшая от пьянства физиономия Филипа украсилась грозового цвета синяком вокруг глаза, Шон неделю щеголял расквашенными губами, внешность Кайла не пострадала, он отделался сильнейшим кровотечением из разбитого носа. Пышечке Мэгги пришлось не только стирать, но и штопать рубахи любовника и его лучших друзей. Шон, впрочем, был доволен: перемазанный своей и чужой кровью Филип сподобился-таки сходить в купальню, правда, так и не побрился, поэтому с каждым днем все больше напоминал разбойника.

Раздражительность крестника Правителя росла быстрее бороды. Шон и Кайл все больше склонялись к тому, что пора призвать на помощь Евангелину. С гвардейцами парень теперь почти не разговаривал, огрызался или просто молчал. Пьяная потасовка была тут не при чем, после друзья, мирно перешучиваясь, собрали и вынесли за дверь обломки двух пострадавших стульев. Прозорливый Шон решил, что приятель начал маяться от отсутствия женского общества, а сложности такого рода уже напрямую касались Ив.

На сей раз закадычные друзья вдвоем подошли на тренировке к дочери Правителя и попросили о разговоре наедине.

— Приходите, когда закончите, — девушка убрала меч в ножны. — У меня сегодня не ладится, так что пойду, приведу себя в порядок перед приемом гостей, — сладко улыбнулась, задержав взгляд на лице Кайла.

— На месте Старикана я б запер этих недоумков на неделю в тесной каморке! — проворчал Шон. — Ручаюсь, уже к концу первого дня они б не могли оторваться друг от друга. А через девять месяцев Адингтон, глядишь, дедом бы стал.

— Она на меня так посмотрела...

— Очнись! — веснущатый гвардеец отвесил приятелю легкого подзатыльника. — Ты не хуже меня знаешь, что девица никого, кроме своего мужа, не замечает.

Кайл вздохнул, и его занятия в тот день тоже не отличались успешностью.

Дверь в покои Южной башни распахнулась, стоило Шону постучать. Евангелина, любезная, веселая, ослепительная пригласила друзей входить и располагаться поудобнее.

— У вас ко мне дело или просто соскучились? — поддразнила она.

— Понимаешь ли, Ив, — начал Шон, — мы хотели поговорить о Филипе.

— Так я и знала! — девушка нахмурилась. — Эта тема мне неинтересна.

— Но он же твой муж...

— В глазах закона и людей, не более. Что там у него случилось? — спросила она чуть погодя, видя, как понурились гвардейцы. — Ваш друг допился до белой горячки? Я могу, так уж и быть, приготовить снадобье.

— Нет, пьет он не так чтоб уж очень... — пробормотал дипломатичный Кайл.

— Но, похоже, скоро попытается сделать вылазку в город, — закончил Шон.

— К шлюхам? — с милой улыбкой уточнила Ив.

Гвардейцы оторопело переглянулись и подтвердили догадку.

— И почему вы решили поставить в известность меня? А, ему ведь нужны деньги! Пусть просит у крестного, я не собираюсь оплачивать его расходы, тем более такого рода.

— Ив, если Филип выйдет хотя бы из казарм, то уже подвергнется опасности. Представь, что ждет его за дворцовыми стенами, — терпеливо пояснил Кайл.

— То есть, по-твоему, я должна проводить его в бордель? — дочь Правителя улыбалась, будто забавно пошутила.

— Мне позарез хочется узнать, будешь ли ты также спокойна, если узнаешь о его смерти, — Шон пристально смотрел в лицо собеседницы.

Ив какое-то время холодно взирала на гвардейца, потом устало провела рукой по лбу.

— Нет, не буду. А что это меняет?

— Все! — воодушевился Кайл. — Почему бы тебе не сказать ему об этом?

— Ты полагаешь, это я после суда напустила на себя равнодушный вид и сыпала оскорблениями? — тут же вспылила девушка. — Я и так сказала ему тогда слишком много... — она прикусила губу, стараясь не наболтать лишнего и сейчас. — Почему бы вам самим не сходить с ним в город? Вы друзья, отлично проведете время. Я попрошу отца, чтобы он снабдил крестника деньгами.

— Ив, ты гораздо умнее этого болвана, — начал Кайл.

— Прости его, а? — закончил Шон.

— Все равно ведь когда-нибудь простишь, но если будешь тянуть, он либо выкинет очередную глупость, либо серьезно пострадает.

— А его уговаривать вы не пробовали?

— Я же начал с того, что ты умнее...

— Грубая лесть! Не верю! — Ив, неимоверно злясь на себя, только сейчас осознала, что снова ломает пальцы. Сделала пару глубоких вдохов, положила руки на колени ладонями вниз, правую — на правое, левую — на левое. — С чего вы взяли, что он пойдет навстречу, если я сделаю первый шаг? Неужели шепчет во сне мое имя?

— Не слышал, — честно признался Кайл. — Спим мы в разных комнатах, и я не хожу к нему по ночам покрывало поправлять. Но, сама посуди, куда он от тебя денется, если...

Гвардеец осекся и испуганно взглянул на товарища. Шон с досадой стукнул себя кулаком по лбу, страстно желая въехать им в глаз красавчику. Обо всем забывает перед этой девицей, разливается соловьем.

— Если что? — Ив смотрела на друзей с возрастающим подозрением. — Договаривай. Что такое особенное привязывает его ко мне, а?

— Ну, вообще-то нерасторжимый брак... — попытался вывернуться Кайл.

— Чушь! Брак всего лишь не позволяет ни одному из нас заключить законный союз с кем-то другим. Но кого и когда эти узы останавливали в поисках счастья? Есть только одна вещь, — Ив зло сузила глаза, наблюдая, как все больше смущаются дружки ее непутевого мужа, — которой, по его уверениям, он не смог испытать с другими женщинами. Но я не думаю, что это столь важно для вашего брата.

— Ну и зря, — Шон решил, что играть в молчанку глупо, девица явно намерена докопаться до истины. Вся в отца. — Важно, не сомневайся. Это ж пытка, когда женщина всем хороша, а в постели с ней как надо не получается.

— Так он вам рассказал?! — Ив вскочила на ноги, сжав кулаки. — Все рассказал! Как о последней шлюхе! О, я отлично знаю эти ваши разговорчики на казарменных посиделках, сколько раз подслушивала! Представляю, чего он натрепал обо мне! Отвел душу за все то время, когда вынужден был молчать!

— И опять зря ты так. Ничего Филип не трепал, — Шон тоже поднялся на ноги и теперь стоял лицом к лицу с разъяренной девушкой. Кайл, красный как маков цвет, проклиная про себя свой язык, пытался тихонько отползти от них вместе с креслом. — Об этом узнали только мы с Кайлом, больше никто. Узнали случайно, когда сидели втроем за бутылкой. И разговор-то шел все больше намеками да недомолвками, совсем не так, как у нас принято.

— Адов разбойник! — дочь Правителя отступила от Шона и чуть ли не рухнула в кресло. — Чем трепать обо мне, показал бы сразу свою гордость.

— С этого все и началось... — промямлил Кайл, пытаясь оправдаться.

— С чего? Вы перепились и стали меряться? — Ив уже с трудом сдерживала смех, ибо разговор становился все более нелепым.

— Нет, я спросил... А он сказал...

— Святые Небеса, Кайл! О чем ты его спросил? Не про размер же?

— Не совсем про размер... Про кличку...

Евангелина не выдержала, расхохоталась, но быстро взяла себя в руки. Не хватало еще, чтобы парни подумали, будто у нее истерика.

— Вот и судья меня о том же спрашивал, — девушка взглянула в удивленно-испуганные лица гвардейцев и снова прыснула. — Да, он огромный. Но до настоящих жеребцов, тех, которые кроют кобыл, вашему другу расти и расти.

— Ив, так поговоришь с ним? Или нам просто отвести его к кобыл... в бордель? — Шон убедился, что гнев собеседницы улетучился, и не сумел удержаться от очередной пошлости.

— Хорошо, поговорю. Где и когда? Не в конюш... казармы же мне идти? — не осталась в долгу Евангелина.

— Мы могли бы вытащить его в сад прямо сейчас. Жди у семи вишен, сегодня холодно, вряд ли кто-то отправится гулять так далеко от дворца.

— Я начинаю проникаться к Филипу сочувствием, — проворчал Кайл, когда друзья покинули покои дочери Правителя.

— А я — завистью.

— Чему тут завидовать? В лучшем случае она его изуродует, в худшем — изувечит.

— Угу, сперва отлупит, а потом отлюбит, — ухмыльнулся Шон. — В постели она наверняка ураган.

— Мне милее ласковый ветерок.

Евангелина пришла на условленное место гораздо быстрее, чем хотела. День был хмурый и холодный, но почти безветренный. Старые вишневые деревья, растущие полукругом на краю небольшой лужайки, чуть покачивали голыми ветвями. Из травы поднимались пучки сочных сизоватых листьев, среди которых виднелись готовые распуститься бутоны. Весна в Алтоне в этом году выдалась поздней и ненастной, а почки на вишнях набухли и словно замерли в ожидании. Один-два теплых солнечных дня, и этот уголок ненадолго станет самым очаровательным в саду...

Святые Небеса, о чем она думает? Ну, на самом деле о том, что было б здорово прийти сюда с Филипом, когда деревья покроются белой пеленой, а полянка украсится ароматными нарциссами. Целоваться в легкой, светлой, словно прозрачное кружево тени, любоваться ямочками на его щеках и смахивать вишневые лепестки с рыжевато-русых волос.

Если сказать ему об этом сейчас, что он ответит? Как посмотрит? Если случится то же, что после суда, она, пожалуй, все-таки накинется на него с кулаками. А может, это и нужно сделать? И тогда не следовало сдерживаться. Он не посмел бы ударить ее в ответ, попробовал удержать, она бы вырывалась, это раззадорило б его... Отец Небесный, какая же она дура! И не было б всех этих стылых недель, заполненных лишь непрекращающейся тупой болью в груди.

Поток мыслей прервал скрип песка под быстро приближающимися шагами. Девушка обернулась, сердце бухало где-то в горле, гул в ушах заслонил все остальные звуки. Из-за густых кустов, росших у поворота дорожки, появился мужчина. Кайл. Ив почувствовала, что сейчас позорно разревется.

— Мы его не нашли, — поспешил сообщить гвардеец, стоило разглядеть лицо дочери Правителя. — Наверное, все-таки улизнул в город. Шон сразу побежал расспрашивать караульных на входах. Если подтвердится, пойдет его искать. Я тебя предупредил и тоже...

— Я с вами, — девушка стремительно прошла мимо Кайла по направлению к дворцу. — Только меч захвачу. Нет, еще переодеваться в штаны придется. Адово пламя!

— Ив, когда мы его найдем, вы должны помириться, — Кайл искоса глянул на Евангелину. Наверное, Шон прав насчет урагана. Может, и не в постели, а в душе точно. Но она удивительно умеет держать буйство внутри, только пальцы терзает, по лицу же ничего не заподозришь. Сейчас ей, кажется, совсем плохо. Ну и выражение у нее было, когда увидела вместо обожаемого Филипа другого.

— Помириться... — ответ прозвучал далеко не сразу. — Не смогу я с ним помириться, если он успеет с кем-нибудь переспать.

— Мне почему-то кажется, что он не сможет тебе изменить. Разве что набрался опять вусмерть. Но тогда у него опять-таки вряд ли что-то получится. И, Ив, — парень взглянул на девушку. Бледная, и лицо будто окаменело. Но раз она такая упрямая молчунья, придется говорить ему. — Перестань мучить Филипа, скажи, наконец, что любишь его. Ему тут же станет плевать на бесправие и унижение.

— Я. Не стану. Ему. Лгать, — отчеканила Евангелина. — Хватит того, что он лгал мне про эту вашу любовь! — Далее последовали несколько столь крепких выражений, что у Кайла мигом запылали уши.

"Если б ты еще перестала лгать себе... " — подумал гвардеец, но озвучить очередной совет не решился.

* * *

Закутанный в длинный темный плащ с капюшоном, без спроса позаимствованный у кого-то из гвардейцев, Филип быстро и без приключений добрался до веселого квартала. Еще бы: предводитель неплохо знает столицу, причем отнюдь не парадную ее часть, где можно наткнуться на Фрезера или еще кого из напыщенных трусливых обезьян в золоте.

Впрочем, к чему и думать о всякой мрази, когда перед тобой прогуливаются такие пташечки. Парень сглотнул, проводив взглядом полногрудую рыжулю. Вон как колышется ее богатство в вызывающем декольте, таком глубоком, что на левой груди виден краешек ярко-розового окружья. Сливки с малиной, так бы и лизнул... Рот, вместо того, чтобы наполниться слюной, совсем пересох от томящего желания. Нет, начинать нужно не с уличной девки. Голод слишком силен, нечего раздразнивать его еще больше быстрым перепихом в каком-нибудь закоулке. Надо идти в бордель, взять девицу на ночь, можно сразу двух. Или трех! Когда он в последний раз наслаждался тремя в одной постели? Кажется, пару лет назад, на Гейхарте. Ох, все, хватит воспоминаний, не то штаны лопнут. Обитательницам квартала, конечно, на это плевать, только не желает он выслушивать их шуточки.

Филип, не глядя на соблазнительно раздетых девиц у входа, нырнул в первую же попавшуюся дверь.

— Какую желаете, сударь? — мадам, сама еще весьма недурная бабенка, с первого взгляда распознала оголодавшего мужика.

— Поласковей, — Филип положил на стойку перед женщиной золотой, радуясь, что дикое похмелье не помешало вспомнить о заначеном когда-то кошеле с золотом и прихватить его с собой в казармы. Подарочек от крестного, как раз на такого рода расходы. — Через часок понадобятся еще две, погорячее.

— Третья дверь направо, — хозяйка кивнула на боковую арку.

Филип шагнул в длинный, скудно освещенный редкими свечами коридор, нашел указанную дверь, толкнул и вошел. Внутри все было привычно. Тесная комнатенка, большая кровать с несвежими простынями грубого полотна. Девица, впрочем, не сильно потасканная, даже хорошенькая. Светлые волосы, голубые глаза, одета в одну нижнюю юбку, и грудь ничего себе. Недавно то ли целованная, то ли искусанная, но это мелочи.

— Помочь тебе раздеться? — подошла, покачивая бедрами, взгляд томный.

— Помоги, — усмехнулся, бросая плащ на старый стул с продавленным сидением.

Девица сноровисто распустила шнуровку у горла Филипа, попросила его поднять руки и наклониться, быстро стащила рубаху. Отступила на шаг, восхищенно разглядывая.

— Тебя, красавчик, приласкала б и бесплатно.

Провела рукой по груди парня, скользнула на судорожно втянувшийся от прикосновения живот, спустилась к выпуклости на штанах, чуть сжала, добившись короткого стона. Отняла руку и с довольной улыбкой взглянула в лицо. Потом обняла, прижалась упругой грудью, заскользила пальцами по спине.

— Что это? — нащупала шрамы от бича и поспешила посмотреть. — А клейма у тебя нет?

— А надо?

Филип вздрогнул, почувствовав, как по коже скользит влажный язычок, кажется, следуя линиям заживших ран. Адова кочерыжка, это, пожалуй, чрезмерная ласковость!

— Клейменых у меня еще не было, — девица снова прижималась к нему, привстав на цыпочки, заглядывала в лицо. — Красавчик... — рука к поясу штанов, пальчики пытаются пробраться внутрь, а их хозяйка тянется к устам мужчины. — Люблю...

— Стой, — Филип перехватил шаловливую ручку, почти достигшую цели, которая внезапно утратила твердость, одновременно отстранился от ищущих губ. — Прости, сестренка, ничего не выйдет.

— Почему-у? — девица надула губки и глядела едва ли не с обидой. — Ты же хотел, я отлично видела. Что не так?

— Все так. Вот, держи, — вложил ей в руку пару золотых. — Я хотел, и сейчас хочу. Другую. Мою.

— Мужчины... — девица со вздохом устроилась на кровати, подобрав ноги и прикрыв их юбкой. — Какого ж лешего ты сюда приперся? Сидел бы дома, свою трахал.

— Именно этим я и собираюсь заняться, — парень уже надел рубаху и теперь закутывался в плащ. — Пока, сестренка. Не держи зла, но надеюсь, больше не свидимся.

— Да сдались мне такие малахольные! — усмехнулась девица, поигрывая блестящими монетками.

Жаль, конечно, что не удалось попробовать красавчика, а с другой стороны, золото она все равно получила, даже больше, чем ожидала. И кто знает, что за удовольствие у него припрятано? Сколько раз уж бывало: сам молодец молодцом, а как штаны снимет, так глаза б не глядели.

— Эк ты быстро! — удивились гвардейцы, стоявшие в карауле у небольшой калитки в дворцовой стене. Этим входом пользовался Правитель и несколько особо приближенных к главе государства людей, вроде начальника Тайной службы.

Калитку показала Филипу Ив в одну из ночных прогулок по дворцу, которые они частенько совершали в те два месяца до суда. Уходя сегодня в город этим путем, крестник Правителя испытывал приятное злорадство. Возвращаясь, ругал себя последними словами.

Он не стал тратить время на разговоры с приятелями, лишь махнул в ответ, мол, потом, бросил им страшно мешавший плащ и чуть ли не бегом припустил по коридору. Как можно было быть таким болваном? Ведь уже давно не шестнадцать, головой нужно думать, а не больной гордостью. Получил то, о чем не смел и мечтать, Евангелину Адингтон в жены, причем с ее же горячего согласия. И тут же выбросил, будто ненужную ветошь, которая и для чистки меча не годится. А если Энджи не захочет его простить? Или не сможет? А если она каким-то образом узнала, куда он ходил? Ведь ни за что не поверит, что ничего не было, даже если эту белобрысую девку перед ней поставить и приказать правду говорить. А он бы на ее месте поверил? Пожалуй, нет. Ох, адова кочерыжка, скорей бы найти Энджи и попытаться, хоть попытаться...

Филип преодолел около половины пути до Южной башни, не встретив никого, кроме прислуги. Он не особенно опасался неприятностей: придворные должны понимать, что с Адингтонами лучше не связываться. Значит, вряд ли кто-то из обитателей дворца посмеет всерьез взяться за крестника Правителя и мужа Евангелины. Могут, конечно, сказать что-нибудь, но он пропустит оскорбления мимо ушей. Пропустит, пропустит, сейчас не до этого. Вот коли Энджи не простит его, тогда можно и послушать. А после ответить.

Неожиданно из-за поворота появилась немалых размеров мужская фигура. Филип не стал вглядываться во встречного, отошел как можно дальше, к противоположной стене, желая поскорее разминуться. Не тут-то было. Человек быстро, несмотря на тучность, заступил ему дорогу. Адова кочерыжка, да это Фрезер! И при мече...

Крестник Правителя остановился, лихорадочно соображая. Бежать назад, под защиту гвардейцев? Угу, может, еще и с криками о помощи? Нарваться на меч, чтоб по-быстрому? И доставить жирдяю несказанное удовольствие, а Энджи, возможно, горе. Эх, придется положиться на судьбу и собственную ловкость. Как бы хорошо Фрезер не двигался, он слишком грузный, да и мечом вряд ли владеет лучше Олкрофта. Урожденного Олкрофта, это главное. Так что посмотрим, чья возьмет. И Филип широко улыбнулся.

— Счастлив видеть вас снова, Фрезер.

— И я необычайно счастлив. Не зря задержался в Валмере, — толстяк уже обнажил меч. — Есть все же справедливость. Сейчас зарежу тебя, как свинью, подонок. А после скажу, что ты первым накинулся и едва не задушил.

— Грандиозный план! И совершенно в вашем духе, — Филип сделал обманное движение, и когда Фрезер повелся, почти сумел проскочить мимо. Просвистевший у самого лица меч да камни стены, впившиеся в лопатки, не дали осуществить задуманное. Пришлось стремительно отступить.

— Хочешь поиграть, висельник? Ну давай, — Фрезер был уверен в себе, безоружный противник ничуть не пугал.

Один за другим последовали несколько выпадов, Филип успешно уворачивался.

— Ваша смелость неподражаема, Фрезер, — парень недобро оскалился. — Вы, наверное, из тех смельчаков, которые на балах щиплют до синяков хорошеньких девушек, за которых некому заступиться. А я когда-то обещал одной...

Взбешенный толстяк снова ринулся на наглеца, тот пригнулся и рванул вперед, перехватил запятье противника, вывернул, заставляя бросить меч. В следующий миг Фрезер оказался прижатым к стене, рука разбойника сжимала горло железной хваткой, даже жирные складки были ей не помеха.

— Так вот, я когда-то обещал одной леди, что вступлюсь за нее, — Филип разглядывал наливающееся кровью пухлое лицо. Стекленеющие глаза, хватающий воздух рот... До чего безобразная рожа! — И что ж с тобой сделать на этот раз? Порка не помогла... — внезапно в коридоре, в той стороне, откуда пришел Филип, послышались мужские голоса. Крестник Правителя сообразил, что ситуация вот-вот может измениться в худшую сторону и ослабил хватку. Да и что б он сделал бурдюку? Морду набил? Глупо отправляться на виселицу из-за такой дряни. — Ладно, мой лорд. На сегодня все, а над приличествующим наказанием я подумаю.

Филип быстро отскочил от противника, который, шумно дыша, принялся растирать шею, подхватил валявшийся поблизости меч и отправил в полет над самым полом, надо надеяться, достаточно протяженный. А сам завернул за угол и бегом кинулся вперед, к Южной башне. О том, что будет, если Энджи нет в ее покоях, а дверь заперта, думать не хотелось.

Парень не поверил своим глазам, когда заметил впереди мужскую фигуру. Он мог бы поклясться, что минуту назад ее не было, перед ним лежал совершенно пустой коридор. Филип как раз оглянулся проверить, не увязался ли Фрезер, а когда снова посмотрел вперед, узрел очередного встречного. Возможно, это кто-то из прислуги вышел из комнаты или бокового коридорчика, коих во дворце предостаточно. Крестник Правителя опустил голову, молясь про себя, чтобы незнакомец не имел счета ни к Жеребцу, ни к лорду Олкрофту.

Стоило поравняться с неизвестным, как раздался знакомый голос, сочащийся недоброй насмешкой:

— И от кого же ты бежишь?

Филип встал как вкопанный, взглянул на говорившую. Энджи. В мужской одежде, при мече и, кажется, страшно зла. Тренировочный зал совсем в другой стороне. Неужели она собралась в город? За ним?

— Не от кого, а к кому, — он заставил себя смотреть ей в глаза. — К тебе. К тебе бегу.

— А это откуда?

Евангелина протянула руку и коснулась рубахи на его груди. Он проследил за ней, не понимая. Адова кочерыжка, Фрезер задел таки его! Меч рассек не только полотно, но и кожу, вон и пятна крови виднеются. А он ничего не почувствовал, да и сейчас мало что ощущает, значит, пустяк.

— Так, царапина.

Евангелина ничего не ответила, уже и не смотрела на парня. Взгляд переместился куда-то за его плечо, а лицо дочери Правителя потемнело еще больше. Филип оглянулся и увидел Фрезера.

— Задержите негодяя, любезнейший! — крикнул толстяк, не только не узнавая леди Адингтон, но и не соображая толком, к какому сословию отнести весьма скромно одетого юношу с мечом у пояса. — Он только что напал на меня, я еле отбился!

— Что я слышу, лорд Фрезер? С мечом в руках вы еле отбились от безоружного?

Филип почувствовал, как по хребту прокатился холод. Ну и тон... Была б рядом вода, точно льдом подернулась. Вот и Фрезер, несмотря на солидный слой жира, тоже, кажется, почувствовал.

— Ваше высочество? Этот... Ваш супруг... Выбил у меня меч и...

— Выбил меч голыми руками? Весьма похвально. А меня не научил, негодник, — девушка игриво погрозила Филипу пальчиком, но тот отлично видел: глаза ее по-прежнему злы. — И раз уж мы так удачно встретились, лорд Фрезер, — повернулась к изрядно струхнувшему толстяку. — Я желаю получить удовлетворение за оскорбления, которые вы нанесли моему мужу, а значит, и мне во время суда. Меч при мне, вы тоже не безоружны.

— Моя леди, нижайше прошу простить меня, — забормотал Фрезер. — Это недоразумение, я не хотел...

— Хм, извинения? — Ив ненадолго задумалась, не убирая руки с рукояти меча. — Я настаиваю, чтобы вы принесли их оскорбленному, — кивнула на застывшего рядом Филипа.

— Простите, — буркнул лорд, лишь на миг подняв глаза на крестника Правителя. — Я погорячился.

— Принято, — процедил парень.

— Ах, как чудесно, — улыбнулась Евангелина, и медленно обнажила меч. — Унижение за унижение, а за кровь мне нужна кровь, — последовал молниеносный выпад, на пол шлепнулся какой-то непонятный кусочек, а Фрезер с криком схватился за ухо, меж пальцев показалось красное.

— Вот теперь все, лорд Фрезер, — девушка сноровисто протерла лезвие платком, который после брезгливо бросила на пол, и убрала оружие в ножны. — До свидания!

Побелевший до сероватого оттенка толстяк бочком обошел дочь Правителя, и, не отнимая руки от усеченного уха, пошатываясь, побрел прочь. Филип наблюдал за происходящим едва ли не с ужасом. "А сейчас она примется за меня," — пронеслось в голове. — "Умирать буду долго и мучительно. Чем я только думал, наговорив ей после суда леший знает чего? Лучше б тем, чем обычно, это милой нравится..."

— Ну, и куда же ты ходил, любезный мой супруг? Казармы, где тебя пригрели, совсем в другой стороне.

Говорит спокойно, а в глазах чуть ли не молнии полыхают. Наверное, она все-таки знает. Шон с Кайлом уже несколько дней как догадались, куда он собрался, и запросто могли поделиться с ней догадками. Ради его блага, конечно же. Получается, лучше не врать. А ведь он пока ни разу ей не соврал. Значит, не стоит и начинать.

— В бордель.

Евангелина ответила стремительной и крепкой пощечиной. Ох, какой же он глупец! В самом конце безобразного разговора, что случился у них после суда, полусознательно (тогда скудоумная голова работала особенно плохо) попытался довести ее до рукоприкладства, но выбрал не тот предмет. Нужно было не равнять ее с ненавистным отцом, а попросить прислать ему на ночь миленькую служаночку годков этак шестнадцати. Можно не сомневаться, что и в ту ночь, и во все последующие жена бдительно охраняла бы их ложе от вторжения хорошеньких девчонок.

— И все? — он чуть ли не с досадой смотрел, как супруга брезгливо вытирает руку о штаны.

— Все. И так будет шлюхами разить, пока не вымою, — с отвращением тряхнула кистью. — Вволю натрахался? — уставилась прямо в лицо, в глаза, ожидая ответа.

— Я не трахался. Даже не вытаскивал. Она меня трогала, да. Раздела... Только рубаху... А потом мне стало тошно, и я ушел.

Евангелина молчала, лицо ее не смягчилось. Филип шагнул к ней, как с обрыва в пропасть, опустился на колени, обхватил руками. Девушка не шевельнулась.

— Я будто из омута вынырнул. Вспомнил, что у меня есть ты, а другие давно уже не нужны. Энджи, прости меня, — поднял голову, надеясь поймать ее взгляд. Она на него не смотрела, отвернувшись, кусала губы. — Я неблагодарный дурак. Прости, молю.

— Ты в казармах жил или в сточной канаве? — ее рука нерешительно залезла в грязные спутанные волосы парня. — Я тебя даже не сразу узнала. Кудлатый, с бородой...

— В казармах я жил. Просто мужикам плевать на внешность друг друга, а шлюхи обслужат любого, кто платит, — он крепче обнял ее, не решаясь снова посмотреть вверх.

— А мне тоже не важна твоя внешность. Я мужик или шлюха?

Филип отважился поднять голову. Неожиданно оказался втянут в совершенно счастливую улыбку, растерялся на миг, потом пробормотал:

— Ни то, ни другое. Ты — моя жена. Любимая и единственная.

Подняться на ноги и прижаться губами к ее устам оказалось необычайно легко.

Шон и Кайл, чьи голоса и заслышал Филип, разбираясь с Фрезером, спешно отступили, вновь скрываясь за углом коридора. Они узнали от караульных, что друг вернулся, и хотели предупредить Ив, но быстро убедились в ненужности дальнейшего вмешательства.

— Надеюсь, большая любовь меня минует, — проворчал Шон. — Терпеть не могу выглядеть глупцом. Кстати, Кайл, ты мог бы неплохо подзаработать на пари.

— На какой предмет?

— На продолжительность очередного воздержания нашего друга. Четыре недели, больше никак. Хочу такого командира.

— Тебя большая любовь точно не посетит, — усмехнулся Кайл. — Похабщины испугается.

— Тебе, юный рыцарь, я ее тоже не желаю. Не смогу смотреть на муки двух мужиков, приходящихся мне лучшими друзьями. Пошли-ка отсюда, пусть молодожены спокойно тискаются. Не худо бы Старикана обрадовать. Он, кажется, обеспокоен затянувшейся ссорой.

Часть третья

I

Правитель был не то чтобы обеспокоен разладом между крестником и дочерью, скорее, существующее положение вещей начинало его раздражать. Хьюго рассчитывал, что Филип, оторвавшись, наконец, от предмета своей страсти, перенесет внимание на занятия, которые более пристали мужчине, на те же упражнения с мечом, к примеру. Еще лучше — на беседы с крестным о состоянии дел в Алтоне. Но нет, парень выбрал самое худшее из возможного — бутылку. Хотя если б он пустился во все тяжкие с девицами, было б много гаже. Любопытно, оставалась бы в этом случае Евангелина такой же спокойной? Иной раз просто диву даешься, насколько девчонка стала уравновешена и холодна. Прямо-таки гордость просыпается за кровь Адингтонов. Когда б еще дражайшая дочь сумела научиться сдерживать норов муженька!

Стук в дверь прервал размышления.

— Ваше величество, к вам Райли с сообщением. Пропустить?

— Да.

Вошедший гвардеец приветствовал главу государства и не теряя времени перешел к делу.

— Мой лорд, вы просили сообщить, если ваш крестник покинет казармы... — веснущатая физиономия дружка Филипа, как водится, была непроницаема.

— И куда же отправился этот болван? Неужели решил вернуться в Западную башню?

— Я думаю, ближайшие дни он проведет в Южной.

— Все-таки побежал к женушке... — проворчал Правитель. — Или это она сжалилась?

— Все оказалось немного сложнее, ваше величество... — Шон в весьма обтекаемых выражениях поведал о прогулке Филипа в город ("Невыносимо неделями сидеть в четырех стенах, мой лорд. Нужно иной раз глотнуть воздуха"), необычайно быстром возвращении ("По заверениям караульных он и часа не отсутствовал"), и примирении с Евангелиной ("Случайно столкнулся в коридоре с ее высочеством, ну и...").

— Ну и где сложности? — раздраженно перебил Хьюго. — Куда уж проще! Столкнулись в коридоре после нескольких недель врозь. Вспомнили, что друг другу не чужие, и уединились в безопасном местечке.

— Сложность в том, мой лорд, — на лице гвардейца показалась грусть, которая выглядела весьма неискренне, — что ваш крестник сначала повстречал не свою супругу, а лорда Фрезера. А мы с Моррисом подоспели слишком поздно...

Хьюго вздохнул с облегчением, узнав, что хотя без кровопролития не обошлось, серьезно никто не пострадал. Поблагодарил гвардейца за ценные сведения, предложил тому присесть и расспросил о конфликте семейства Райли с Фрезером, не преминув попутно выяснить, что за претензии у помянутого лорда к Филипу.

— Вы с отцом все еще желаете получить удовлетворение? — Правитель усиленно тер переносицу. На сей раз не в задумчивости, как обычно, а пытаясь скрыть усмешку. Хвала Небесам, что Фрезер на суде не стал вдаваться в подробности своих претензий к обвиняемому. Это непременно напомнило б Ирмуту один случай, который слуга правосудия наверняка мечтает забыть. Правда, никакой черни тогда и близко не было, да и участники были много моложе. Почти детская шалость, хм. Но с тех пор Ирмут на дух не переносит шутки и шутников вообще, а Олкрофтов — в частности.

— Нет, ваше величество. Мы вполне удовлетворены тем, что есть. Сестра осенью выходит замуж, а любой из Райли теперь знает что ответить Фрезерам, коли попробуют припомнить старое или взяться за новое.

Правитель решил наведаться к дочери дня через три после получения утешительных новостей. Раньше бессмысленно — кроличья возня после месяца воздержания наверняка отшибла у парочки последний ум. Тут и выбранного срока может оказаться маловато, но затягивать не следует — не приведи Небеса, решат выбраться из башни и снова учудят что-нибудь. Фрезера с перевязанным ухом удалось утихомирить, лишь напомнив о неприглядном случае с юной Райли.

Хьюго пожаловал в Южную башню ближе к полудню. Постучал, подождал, собрался было постучать снова, но дверь распахнулась. Стоявшая на пороге дочь выглядела крайне непривычно. Волосы убраны кое-как, одета, кажется, в ночную рубашку, к счастью, скрывающую все, что положено, босая, будто нищая селянка, и при этом хороша и свежа, словно погожее весенне утро.

— Я же говорила, что это он! — обернулась к поднявшемуся из-за накрытого к завтраку стола мужу. — С чего бы твои друзья заявились сюда без приглашения?

— Доброго утра, крестный, — Филип, одетый только в штаны, слегка ссутулил голые плечи и глядел исподлобья, не столько хмуро, сколько смущенно.

— У всех день, а у вас еще утро, — Хьюго подошел к столу, сел. — Наслаждаетесь поздним завтраком?

— Да, — Евангелина тут же устроилась напротив, потянула Филипа за руку, тот сел рядом с женой, продолжая сутулиться. — Во дворце это наказуемо?

— Нет, — Правитель вспомнил, зачем пришел и смягчил тон. — Я очень рад, что вы положили конец глупой размолвке.

Парень с девушкой недоуменно переглянулись.

— Вы что же, рады нашему союзу? — осторожно спросил Филип.

— Я смирился с неизбежностью.

— Не понимаю... — покачал головой парень.

— Что тут понимать? Почти два года не можете отлипнуть друг от друга, хотя поводов и возможностей для разрыва было достаточно. Ну и живите вместе в свое удовольствие. Земли Олкрофтов принадлежат мне, я передам их вашему первенцу вместе с титулом и именем. Род не прервется, наследование не нарушится.

Хьюго с затаенной радостью наблюдал, как мрачнеет лицо крестника. Парень не принял бесправия, что ж, отлично!

— Мы подумываем уехать из Алтона... — тут же подрубила надежды дочь.

— Куда и зачем?

— Куда, пока не решили, — пожала плечами девчонка, подхватывая рубашку, поползшую было с правого. — Зачем? Затем, чтобы вернуть утраченное. Дворянства и титула можно добиться, послужив какому-нибудь государю.

— И чья же это мысль? — Хьюго мысленно потирал руки, но не мог не попытаться удовлетворить любопытство.

— Наша, — буркнул крестник. — Общая.

— И еще отчасти Савиля. Того, который законник, — улыбнулась Ив.

— Законник мог бы посоветовать нечто более дельное. Впрочем, о Звездной Палате он может и не знать. А если знает, весьма мудро скрывает осведомленность. Умный простолюдин всегда помнит свое место.

— Это намек? — как-то безнадежно спросил Филип, не глядя на крестного. Девчонка заерзала, засверкала глазами.

— Нет. Не в моих правилах бить лежачего. Тем более родича.

— Вам достаточно всего лишь полюбоваться на поверженного противника, — Евангелина подобралась, как львица перед прыжком, Хьюго стало несколько не по себе. Некстати вспомнился рассказ Фрезера, который расписал кровожадность ее высочества, не поскупившись на краски и образы.

— Если чем и хотелось полюбоваться, то вашими счастливыми лицами, — как можно более миролюбиво произнес Правитель. — Ты чудесно выглядела, когда открыла мне дверь. А тебя, Филип, я с первой нашей встречи здесь, во дворце, считал сыном моего друга. И сейчас ничего не изменилось. Разве что добавилась радость от того, что ты станешь отцом моих внуков. Так что перестаньте цепляться к словам и искать враждебность там, где ее нет и впредь никогда не будет.

— Адово пламя, какой странный сон. Филип, когда я расскажу тебе утром, ты станешь смеяться.

— Смеяться не стану, но буду удивлен, — парень расправил плечи, откинулся на спинку стула и посмотрел, наконец, крестному в лицо.

— А это что у тебя за царапина? — Правитель только сейчас обратил внимание на свежий, чуть подживший порез на груди Филипа. Тут же захотелось спросить, уж не женушка ли его так приласкала, прослышав о прогулке в город (парень наверняка собирался в веселый квартал. Судя по всему, вовремя одумался, не то лишился б кое-чего поважнее уха), но Хьюго счел правильным сдержаться.

— Это дело рук Фрезера! — выпалила Евангелина. — Он подлец, мерзавец и трус, но его почему-то никто не лишает лордства!

— Зато у него теперь ухо подрезано, как у породистого хряка, — усмехнулся Хьюго. — К твоему сведению, не так-то просто было заставить почтеннейшего герцога отказаться от мысли поставить леди Адингтон перед судом за членовредительство.

— Он еще смел вам жаловаться! Я снова вызову его и на сей раз убью!

— Филип, будь добр, объясни своей супруге кодекс поединков. Хотя ты, наверное, лучше знаешь разбойничий, чем дворянский... — Правитель впервые замялся в разговоре с крестником, сообразив, что парень снова может неверно истолковать его слова.

— В совершенстве знаю оба, — улыбнулся тот без тени обиды. — Вообще-то, Энджи все сделала правильно. Ну, почти, — приобнял девушку за плечи, прижал к себе. — Я научу ее тонкостям.

— Что ж, дети мои, — Правитель поймал себя на том, что вид прильнувшей друг к другу парочки и в самом деле вызывает легкое удовольствие. Лица у них, конечно, весьма глупые, но счастливые, и это, как ни странно, приятно. — Я зашел ненадолго. Хотел убедиться, что у вас все наладилось. И вот еще что, раз уж вы размышляете о будущей жизни. Не покидайте пока пределов Алтона. Неплохо было бы, если б вы задержались во дворце до начала лета.

— Опять начало лета, — проворчала Ив. — Почти два месяца! Ради чего?

— Ради того, чтобы твой муж смог вернуть себе имя и все остальное. Я не привык разбрасываться ценным материалом. Раз уж вы хотите послужить кому-то, почему бы не послужить Алтону?

— Это не шутка, крестный? — Филип подался вперед.

— Нет. Все более чем серьезно. Сейчас я не стану обсуждать подробности, жду донесения разведки. Вам тоже придется подождать, возможно, гораздо меньше двух месяцев. Так что наберитесь терпения и постарайтесь не раздражать придворных и горожан. Милуйтесь себе во дворце, пускай менестрели баллады о великой любви сочиняют. Разудалые песенки об отрезанных ушах и еще каких-нибудь лихих выходках, на которые вы оба мастера, совсем ни к чему. Еще и в будущем навредить могут.

Евангелина закатила глаза и хотела что-то сказать, парень то ли ущипнул, то ли щекотнул ее, девчонка хихикнула, покраснела, завозилась, пытаясь отодвинуться, но безуспешно. Хьюго почувствовал себя лишним и начал было подниматься.

— Крестный, я хотел спросить, — Филип утихомирил супрпугу, прижав ее к себе покрепче. — Судья все прохаживался насчет фамильного остроумия Олкрофтов. Я в деда,что ли, пошел? Мне о нем толком не рассказывали, но отец уж никак на весельчака не тянет.

— Деда твоего я не встречал, хотя наслышан от Томаса, — улыбнулся Хьюго. — А от отца тебе многое досталось. Он, правда, гораздо лучше умел держать себя в руках и скабрезностям меру знал.

— Вы же говорили, я совсем на него не похож.

— Внешне. В остальном — более чем.

— Не может быть, просто быть не может... — крестник Правителя так растерялся, что разжал руки, но Евангелина и не подумала отстраниться, сама обняла мужа.

— Филип, ты сын своего отца. Я этому очень рад. И, смею заверить, Томас был бы доволен, если б встретил тебя сейчас.

— Да, он страшно обрадовался бы своему дару предвидения, — парень опять ссутулился. — Я ведь подтвердил его худшие опасения.

— Теперешние твои невзгоды преходящи. Главного ты не утратил, а кое-что еще и приобрел.

— На удивление доброго и понимающего тестя, — хмыкнул Филип. — Крестный-то у меня старикашка зубастый.

— Я имел в виду твою жену. Здесь, кажется, тебе повезло гораздо больше, чем Томасу.

Парень кивнул и снова обнял льнущую к нему девушку. Хьюго поспешил удалиться.

* * *

Вынужденная задержка в столице оказалась не так страшна, как мыслилось Ив. Филип после разговора с Правителем заметно воспрял духом, и охотно покидал покои жены, ничуть не смущаясь своего положения. Евангелина везде сопровождала супруга.

С искренней радостью неразлучную парочку встречали лишь гвардейцы. Теперь, когда не нужно было прятать чувства и разыгрывать роли, дочь Правителя проявила себя с доселе неизвестной стороны. Оказалось, никакая она не Льдышка и не высокомерная стерва, а девица вполне под стать их другу — веселая, бойкая на язык, любящая и с приятелями посидеть, и на мечах помахаться.

Придворные, отлично осведомленные о происшествии с Фрезером, с опаской поглядывали на леди Адингтон и старались держаться подальше. Если все же сталкивались в дворцовых коридорах или на садовых дорожках, почтительно раскланивались, глядя сквозь бывшего разбойника и обращаясь исключительно к Евангелине. Девушка поначалу опасалась, что Филипа задевает пренебрежительное отношение, но он в ответ на ее беспокойство искренне рассмеялся.

— Мне нравится быть невидимкой. Могу что угодно сказать или сделать, а никто и пикнуть не посмеет. Еще и прикинется глухим слепцом. Наблюдать за физиономиями лордов и леди в такие мгновения — одно удовольствие.

Ив имела возможность убедиться в правоте супруга, когда их с Филипом, упоенно целующихся, застала у семи вишен какая-то парочка, видно, заявившаяся в живописный уголок с той же целью. Вместо того, чтобы сейчас же уйти, придворные застыли, таращась на бывшего разбойника и дочь Правителя. Евангелина, узревшая краем глаза, что уединение нарушено, попыталась было высвободиться из нескромных объятий, но муж и не подумал ее выпустить, скользнул губами на шею и ниже. Шокированная дама залилась краской, развернулась и кинулась прочь. Кавалер, чуть помедлив, все же оторвался от чарующего зрелища и поспешил следом.

— Я же говорил, наблюдать за ними смешно, — губы Филипа переместились к уху девушки.

— Так ты видел... И нарочно... — где-то в глубине души слабо затлело возмущение.

— Не болтай чепухи, ангел мой. Какое там "нарочно"? — пробормотал он между поцелуями. — У меня просто в голове мутится, когда вспоминаю, что ты теперь моя жена. Где уж придавать значение взглядам каких-то недоумков, не умеющих вовремя убраться. Но поскольку я не извращенец, пойдем-ка в твой тайник, до него ближе, чем до башни.

— Земля еще не просохла как следует...

— Значит, придется мне побыть внизу, моя нежная леди.

Если придворные изо всех сил старались избегать встреч с бесстыжей парочкой, то алтонские лорды, проживавшие вдали от Валмера, устроили нечто вроде паломничества в столицу. Многие из них непременно желали засвидетельствовать почтение Правителю, а для этого нужно было посетить дворец, где, говорят, нетрудно увидеть первую красавицу Алтона и ее мужа-разбойника.

И Савиль-законник, и Хьюго оказались правы: кое-кто из приближенных ко двору менестрелей уже распевал песни о том, как любовь победила смерть. Не столько победила, конечно, сколько не дала приблизиться, но это уже мелочи. Фантазии творца не до пустячных подробностей.

Евангелина, услыхав как-то краем уха одну из баллад (они с Филипом снова гуляли в саду и разглядели из-за кустов, что придворное общество расположилось на полянке послушать очередного барда), пришла в ужас.

— Лучше б я выглядела наглой бесстыжей стервой! — прошипела мужу, который давился смехом рядом.

— А мне твой образ в песне пришелся по вкусу, — с трудом проговорил Филип. — Милая нежная девочка, через слово признается мне в любви, плачет о горькой судьбинушке удалого разбойника. "И слезы брильянтами по бледному бархату щек..." Что бы мне этакое выкинуть, дабы насладиться волшебным зрелищем?

— Да я тебя!.. У тебя самого сейчас слезы покатятся! — девушка сделала попытку вцепиться насмешнику в волосы, но тот успел перехватить сначала одну руку, потом другую. — По бархату... Ты почему перестал бриться каждый день, а? — парень притягивал ее все ближе, несмотря на нешуточное сопротивление.

— Потому что я должен соответствовать образу. Принцесса взяла в мужья разбойника и висельника, забыла? — ухмыльнулся и впился ей в губы.

— Смотреть на вас — одно удовольствие, — раздался рядом чей-то голос. — Сразу вспоминаю первые годы моего замужества.

— Леди Маргэйт... — Евангелина высвободилась из ослабевших объятий и несколько нервно зашарила руками по платью, опасаясь, что беспорядок в одежде чересчур бросается в глаза. — Очень рада вас видеть.

— Спасибо, — улыбнулась женщина. — Вряд ли это правда, но вежливость я тоже весьма ценю.

— Это правда. Я рада, что могу поблагодарить вас за то, что вы сказали на суде. И после, моему отцу, — Ив избавилась от смущения и прямо смотрела в лицо герцогине.

— Не стоит благодарности, леди Адингтон. В последнее время мне кажется, что я имела о вас в корне неверное представление. Буду рада его изменить, — Маргэйт улыбнулась девушке едва ли не тепло, перевела взгляд на Филипа и просияла по-настоящему. — Ирмут был прав, вы произвели на меня впечатление, молодой человек.

— Я польщен, моя леди, — крестник Правителя галантно поклонился. — В том числе и тем, что вы разглядели невидимку.

— Уверена, вам недолго пребывать в этом статусе. Ах, какая досада, они уже расходятся, — герцогиня взглянула в сторону полянки. — Вряд ли вам и в особенности вашей леди захочется сейчас попасться им на глаза.

— Это точно. Спасибо, леди Маргэйт! — Филип схватил жену за руку, и парочка поспешила скрыться в одной из узких дорожек.

Еще одним человеком, увидевшим невидимку, стал барон Вэршем. Ив не раз видела этого невысокого, резкого в обращении человека, когда он приезжал к Правителю с донесениями. Феод Вэршемов находился в кэмденском приграничье, и лорд часто бывал в Валмере, считая своим долгом лично докладывать о происшествиях и подозрительных передвижениях на землях возможного противника.

Дочь и крестник Правителя столкнулись с бароном как-то вечером в одном из дворцовых коридоров.

— Приветствую, ваше высочество, — лорд почтительно поклонился леди Адингтон.

— Здравствуйте, барон, — Евангелина холодно кивнула.

— Разве вашему супругу позволено носить оружие? — едва слышная поначалу картавость в произношении стала заметнее. Видно, встреча с бывшим разбойником нарушила душевное равновесие лорда.

— Носить — позволено, пускать в ход — нет. Это мой меч, я им и воспользуюсь в случае необходимости, — Ив одной рукой приобняла Филипа за талию, другую положила на рукоять. — Видите ли, мой лорд, оружие гораздо лучше смотрится на поясе мужчины, нежели женщины, одетой в платье.

Пальцы девушки, пока она говорила, нежно скользили по рукояти, вверх-вниз, вверх-вниз. Филип бросил взгляд на забавы жены и тут же уставился в потолок, стараясь не рассмеяться. Неизвестно, какие мысли пришли в голову Вэршему, мрачно наблюдавшему за рукой Евангелины, а ему — вполне определенные.

— Я вижу, вы умеете с ним обращаться, — проворчал, наконец, барон.

— О да, мой супруг оказался отличным учителем, — Ив лукаво улыбнулась, наслаждаясь дувсмысленностью.

— Моя невестка встречалась с вами на большой дороге, — Вэршем неожиданно обратился к Филипу, вперив злой взгляд в лицо бывшего разбойника. — Ей удалось избежать плена, отдав все свои драгоценности и молоденькую служанку впридачу. Не расскажете, что стало с несчастной?

— Расскажу, отчего нет, — любезно улыбнулся Филип. — Но прежде хочу заметить, что невестку вашу я отпустил не в обмен на служанку, а потому что леди была в тягости.

— Неужели она вам призналась?! Даже я, отец ее мужа, узнал о положении Гертруды лишь несколько месяцев спустя, когда оно стало очевидным!

— Ну что вы, мой лорд. Разве может порядочная женщина говорить о таком постороннему человеку, мужчине, к тому же разбойнику? Ваша невестка героически молчала, ради соблюдения приличий подвергая опасности аж две жизни. Но природе, увы, нет дела до этикета, и молодую леди сильно тошнило. Хотя, возможно, на бедняжку так подействовал мой вид. В этом случае она мне тоже была без надобности. Я и не стал задерживать даму, — бывший предводитель развел руками. — Тем паче, весьма аппетитная служаночка изъявила желание остаться и познакомиться со мной поближе. Пташечка оказалась развеселая, скрасила мне немало ночей. Сейчас проживает на Гейхарте, если никуда не перебралась.

— То есть вы ее туда продали?

— Нет, я никогда не занимался торговлей. Способностей не имею. Даже меч не смог бы продать, не говоря уж о человеке. Энни упросила взять ее с собой, когда я собрался развеяться. Ей нравится ублажать мужчин, и чем чаще они меняются, тем больше удовольствия она получает. Да, встречаются и такие женщины, высокий лорд, — последнюю фразу Филип, ухмыляясь, произнес на совсем уж простонародный манер.

— Благодарю за рассказ, — барон сдержанно кивнул. — Моя леди, позвольте пожелать вам счастья в супружестве. Женщины, как справедливо было замечено, встречаются очень разные. Мужчины, как я все более убеждаюсь — тоже. Главное, чтобы каждый находил подходящую пару. Ваш супруг на диво уверен в вас или, возможно, в себе. Я бы поостерегся рассказывать нечто подобное о своем прошлом в присутствии леди Вэршем.

— Завидуете, высокий лорд? — Филип беззастенчиво облапал Евангелину, чему та совсем не противилась.

— Простите моего мужа, барон, — сладко улыбнулась девушка, млея в объятиях супруга, — но мне, по правде сказать, хочется задать тот же вопрос.

— Ничуть, моя леди. Я старомоден во всем, во взглядах на брак в том числе.

— Ваша невестка тогда произвела на свет мальчика? — спросила Ив.

— Да.

— Наверное, новые драгоценности леди Гертруда получила только после родов?

— Не могу ответить точно, но думаю, что так, — лорд выглядел удивленным. — Женщине в положении ни к чему наряжаться. Не понимаю причин вашего интереса, леди Адингтон.

— Видите ли, барон, существует поверье, что если женщина в положении носит много украшений, то скорее всего, разродится девочкой. Возможно, мой муж оказал вашему сыну услугу.

— Возможно и оказал, моя леди. Не сочтите за дерзость, но благодарить его за это никто из Вэршемов не станет.

— Мне по нраву творить добро бескорыстно, высокий лорд.

— Оставьте это простонародное обращение, сударь! — не выдержал Вэршем. — В ваших устах оно звучит изощренным издевательством! Моя леди, — барон поспешил откланяться, пока гнусный разбойник не вынудил схватиться за меч. Проверять, насколько искусно владеет оружием дочка Адингтона, совершенно не хотелось.

Правитель, вопреки ожиданиям дочери, и не думал распекать ее и Филипа за распущенность и непочтительность. Парочка нередко сталкивалась с главой Алтона в Тренировочном зале, но Хьюго ограничивался приветствиями и обсуждением боевых приемов.

Однажды Адингтон снова навестил дочь и зятя в Южной башне. Ив уже приготовилась извиняться, ибо злить отца сейчас не было резона, но тот повел речь совсем о другом.

— Филип, завтра вечером, в шесть, жду тебя в кабинете. Пришлю сюда кого-нибудь из гвардейцев, чтобы ты не ходил один.

— Что это значит, отец? — нахмурилась Евангелина. — Филипа всегда сопровождаю я.

— Это выглядит уместно, когда вы идете куда-то вдвоем. В противном случае леди не пристало изображать служанку.

— Ах вот как? Значит, я все поняла правильно. Меня вы не собираетесь посвящать в хитроумные планы.

— Да, совершенно верно. И я просил бы тебя не подслушивать и не приставать к мужу с расспросами.

— По-прежнему почитаете меня за гусыню? — Ив с трудом сдержалась, чтобы не топнуть ногой, не сорваться в крик. — Полагаете, я стану отсиживаться во дворце, когда Филип отправится рисковать жизнью?

— Энджи, и речи быть не может... — начал ее муж.

— ...Чтобы я отпустила тебя одного!

— Та-ак, — Хьюго, расставшись с надеждой, что визит окажется кратким, с удобством устроился в кресле. — Ты, зятек, неприятно меня удивил. Я молча терплю ваши кроличьи забавы, которые вы не считаете нужным скрывать от посторонних глаз. Терплю в надежде, что с этого будет хоть какой-то прок, и твоя жена, наконец, понесет. Вряд ли она стала б рваться за тобой, ожидая первенца. Пришлось бы оставаться в гнездышке, высиживать яйцо, — не без иронии взглянул на дочь, та осталась раздражающе бесстрастной, словно не расслышала последней фразы.

А вот парень не особенно скрывал свои чувства: сжал кулаки, темные брови сползлись к переносице.

Ив струхнула. Вопрос о наследниках был болезненным по нескольким причинам и вполне мог с подачи старика взывать очередную ссору с Филипом.

— Отец, это не ваше дело, — девушка постаралась, чтобы в голосе не слышалось волнение. — Все случится в свой черед.

— В свой черед? — Хьюго с подозрением уставился на Евангелину. — До меня доходили слухи, что ты готовишь какое-то зелье, препятствующее зачатию. Не думал, что подобная мерзость возможна. Неужели здесь замешана магическая контрабанда с Архипелага?

— Нет, я законопослушна, — Ив почувствовала, что отец разозлился не на шутку. Это почему-то придало спокойствия. — В состав снадобья входят обычные травы. Более того, все они растут в Алтоне.

— Хм-м, зятек, тебе, я вижу, можно только посочувствовать.

— Не утруждайтесь. Прежде у меня не было намерения бесчестить вашу дочь незаконными отпрысками. А теперь я не спешу, ибо желаю, чтобы мои дети родились Олкрофтами, — Филип перевел взгляд на супругу. — Но, Энджи, твой отец прав в том, что тебе придется остаться.

— Почему? Я умею обращаться с оружием лучше многих мужчин. Отлично притворяюсь, уверенно лгу, без труда заставляю людей делать то, что требуется. Надеюсь, вы оба не откажетесь признать мой ум. Я смогу быть полезна. Возможно, в каких-то случаях именно потому, что женщина.

— Дело наверняка будет опасным. Ты же понимаешь, что приятной прогулкой не заработаешь лордства.

— Да! Понимаю! — в разговоре с мужем плохо получалось оставаться спокойной. — А ты понимаешь, каково мне будет сидеть за каменными стенами и гадать, где ты, как ты, жив ли еще? И не говори, что так положено, что ты мужчина, а я женщина. Я, если еще помнишь, одна добралась до Свониджа и вытащила тебя с каторги!

— Ох, Энджи...

— Я сбегу! Если вы запрете меня, я сбегу! — Ив переводила взгляд с одного мужчины на другого. — Откуда угодно, любым способом. Если нужно будет, соблазню охранника. Или убью.

— М-да, Филип, — вздохнул Хьюго. — Я этого опасался. С другой стороны, твоя жена кое-в-чем права. Она небесполезна. Далеко не дура, адски хитра, мечом владеет. Если не ошибаюсь, убивать ей уже приходилось, — девушка кивнула. — Я-то надеялся, ты тем или иным способом удержишь ее здесь, во дворце. Надежды не оправдались. Значит, жду завтра вас обоих.

— И вы вот так легко сдаетесь?! — парень выглядел огорошенным. — Крестный, да вы что?! Это же ваша единственная дочь. Ей нельзя...

— Ив теперь в превую очередь твоя жена. Вот и потрудись заботиться о ней должным образом, — усмехнулся Хьюго, пряча злорадство. Да, и дочь, и крестник стали дороги, очень дороги, оба, но это не повод терпеть слюнтяйство, нерешительность и неумение правильно построить свою жизнь. Так что пусть парень учится. А не хочет, значит, придется привыкать слушаться жену. Девчонка верно себя оценивает. Не будь его дочерью, просил бы ее принять участие в намеченном предприятии.

— Наконец-то вы признали очевидное, — болван-крестник, казалось, мигом позабыл все тревоги и разулыбался кошачьей улыбочкой, которую Хьюго с первой встречи терпеть не мог. — Мы послушаем вас завтра, а уж после решим, разумно или нет отправляться на дело вдвоем.

— Договорились, — бросил Правитель, поднимаясь. — И, будь добр, постарайся в разговорах с лордами воздерживаться от разбойничьего жаргона.

* * *

Вечером следующего дня в кабинете Правителя собрались шестеро: сам Адингтон, Филип, Евангелина, начальник Тайной службы господин Н и двое его людей — Райли и Моррис.

Н, невысокий мужчина неопределенного возраста с совершенно незапоминающимся лицом, поклонился Ив и с любопытством взглянул на ее мужа.

— Поймать вас было очень непросто, молодой человек. Даже имея осведомителя из числа ваших людей. Мне до сих пор кажется, что под конец вы просто перестали дорожить свободой.

— Верно, перестал, — кивнул Филип. — Соваться тогда в "Веселого бычка" было чистым безумием. Кстати, об осведомителе. Слегка постарше меня, роста примерно такого же, сухощавый, темноволосый, небольшой тонкий шрам на левой скуле.

— Точно. Догадывались тогда или сообразили сейчас?

— Знал точно. Как-то проследил за ним.

— Любите рискованные игры?

— Любил. Но при необходимости могу тряхнуть стариной. Вас ведь это интересует, мой лорд?

— Я наслышан о ваших способностях от его величества. Но, конечно, всегда полезнее составить собственное мнение.

— Н, у вас будет возможность сделать это во время общего разговора, — сказал Правитель. — Ручаюсь, моя дочь интересует вас не меньше. Не стесняйтесь заговаривать с ней, я пригласил леди Евангелину не для украшения кабинета.

Начальник Тайной службы улыбнулся и почтительно кивнул девушке. Ив ответила тем же. Она не могла отделаться от странного ощущения, не то радости, не то гордости. Сколько раз приходилось наблюдать через глазок за встречами отца с тем же господином Н или кем-то из лордов, а теперь она сама — полноправная участница. Единственная женщина к тому же. И ее внимательно выслушают, если она захочет что-то сказать.

— Итак, приступим, — начал Хьюго, окинув взглядом присутствующих, которые расположились в креслах напротив его стола. — С каждым годом наши отношения с Кэмденом становятся все хуже. Да, имеются договоренности, подписанные мной и их нынешним королем, Арманом Шестым. Но нельзя закрывать глаза на то, как участились вылазки кэмденцев в приграничье. В последний раз вооруженный отряд разорил селение. Мужчины и старики были убиты, женщины и дети угнаны в плен. Многих удалось вернуть с невольничьих торжищ Алгасарра. Показательно, что работорговлей на острове, который находится под протекторатом Алтона, занимаются пираты, плавающие под флагом Кэмдена. На все мои обращения Арман шлет извинения, обещает, что виновные будут или уже наказаны, но очень скоро следует очередная вылазка, обычно еще более дерзкая. Надеюсь, никому из присутствующих не нужно объяснять, что это значит.

— Шестерка нарывается, — пробурчал Филип вроде бы себе под нос, но все прекрасно расслышали.

— Дорогой крестник, я, кажется, просил тебя воздерживаться от разбойничьего жаргона.

— Простите, крестный, задумался над вашим рассказом, вот и вырвалось, — улыбнулся парень. — Я хотел сказать, что северо-восточный сосед пытается спровоцировать вас на военные действия.

— Думаю, мое нежелание ввергать Алтон в войну тоже всем понятно. Увы, Арман не хочет договариваться, хотя знает, что я готов пойти на значительные уступки. К примеру, передать протекторат над тем же Алгасарром. Кэмден не вел серьезных военных действий более пяти десятилетий, сил скопилось достаточно. Королю давно хочется разгуляться и всерьез расширить владения. Правда, в последние лет шесть на его западных границах неспокойно. То и дело случаются конфликты с Рэйсом, за что следует поблагодарить Тайную службу.

— Я и мои люди рады служить Алтону и вам, ваше величество.

— К сожалению, государыня Рэйса уже не та, что прежде, а ее дочь, скорее всего, станет женой племянника Армана и его прямого наследника. Я-то надеялся выдать за мальчишку Евангелину, но не случилось, — Хьюго задумчиво взглянул на дочь. Та ничем не выказала своих чувств, а ее муж вполне предсказуемо вскинулся.

— Только не вешайте на меня еще и ухудшение отношений с Кэмденом, ваше величество! Если этот самый племянник достаточно вменяем, то совершенно без разницы, на ком он женится. Нужно только убрать его дядюшку.

— И как бы вы это осуществили, молодой человек? — заинтересовался Н.

— Мечом. Яд, удавка или кинжал в спину не по мне.

— Вряд ли тебе удалось вызвать Армана на поединок, даже если б оставался лордом. Он все же король, — заметил Правитель. — А застать Кэмденца врасплох, подкараулив на большой дороге, очень трудно. Может, конечно, повезти, но на ловлю такого везения уйдет неизвестно сколько времени. Которого у нас нет.

— Крестный, а нельзя ли объяснить попроще? Как именно вы хотите меня использовать? В качестве подосланного убийцы? Мне, как и любому простолюдину, не составит труда пробраться во дворец. С той же кухонной прислугой, к примеру.

— Армана неразумно убивать в собственном дворце, да и в Кэмдене вообще, — произнесла Евангелина и тут же не без удовольствия поймала удивленный взгляд господина Н.

— Да, верно, — опомнился Филип. — Я слыхал, они там все чуть не молятся на короля. Значит, случись с ним что, подозрение падет на внешнего врага, на Алтон в первую очередь. Наследнику придется отомстить. Получается, Шестерку нужно выманить за пределы Кэмдена, — парень недобро уставился на крестного. — Вот зачем вам понадобилась в этом дельце моя жена.

— Ошибаешься, — усмехнулся Хьюго. — Из вас двоих Кэмденец выбрал бы тебя. — Филип вполголоса выругался. — Но вы с Евангелиной совершенно правы в том, что устранение нужно провести за пределами его владений. Арман — неплохой правитель. Страна не первый год процветает, подданные довольны, серьезных заговорщиков нет, мы проверяли. Зато соседи давно беспокоятся, в том числе из-за растущих в Кэмдене военных настроений. Насильственная смерть короля в собственных владениях лишь ускорит агрессию. Племянник Армана, Бриан, не сторонник военных решений. С дядюшкой у него отношения натянутые, так что личной мести опасаться не стоит. Но молодой король, едва взойдя на престол, вряд ли сумеет успешно противиться воле большинства. Зато если Кэмденец погибнет вдали от родины, да еще при щекотливых обстоятельствах...

— Это где же? На Алгасарре, когда будет выбирать смазливых невольников для спальни? — не выдержал крестник Правителя.

— На Гейхарте, — ответил Н. — Когда будет предаваться порочным развлечениям.

— Вы не шутите, мой лорд? — оживился Филип. — Шес... Арман бывает на Гейхарте?

— Не далее как вчера утром мы получили донесение разведки. Король вот-вот отправится на Остров Наслаждений. Инкогнито, с небольшим сопровождением.

— Адова кочерыжка, да это просто подарок Небес! Добиться поединка на Гейхарте ничего не стоит.

— Ты знаешь Армана в лицо? — язвительного поинтересовалась Ив. То, как оживился Филип при упоминании Острова Наслаждений, очень ей не понравилось.

— Не такой уж это подарок, — проворчал Хьюго, раздраженный легкомысленным настроем парня. — Кэмденец — искуснейший мечник. Победить его будет нелегко.

— Вы имели возможность убедиться в его искусности, крестный, или верите слухам?

— Довелось сразиться с ним в тренировочном поединке года три назад. Король не стар, ему еще не исполнилось сорока. Но даже будь я его ровесником, не уверен, что смог бы одержать победу. Тогда все кончилось ничьей, и то лишь благодаря вмешательству Бриана.

— С чего бы племянничку Кэмденца вступаться за Правителя Алтона?

— Принц был весьма благодарен за подарок. Портрет леди Евангелины, — усмехнулся Хьюго.

— А вы казну таким способом пополнять не пробовали? Чего проще... — чувствительный тычок локтем в бок прервал возмущенную тираду.

— Спасибо, Ив, — кивнул дочери Правитель. — Ты, в отличие от своего супруга, обучаема.

— И каков же план, господин Н? — Филип будто не услышал крестного. — Я должен буду отправиться на Гейхарт, найти Армана, вызвать на поединок и убить?

— В общих чертах все верно, молодой человек, — кивнул начальник Тайной службы. — Портрет короля и словесные описания его особы у нас имеются. Но вы, конечно, должны быть готовы к тому, что Кэмденец изменит внешность, хотя бы незначительно. Значит, дабы не рисковать понапрасну, сначала придется тем или иным способом убедиться, что вызываете именно того, кого следует. И еще: для успеха замысла поединок должен происходить при свидетелях. Чем больше их окажется, тем лучше. В идеале зачинщиком должен быть или хотя бы выглядеть Арман. Но тут уж как повезет. В конце концов, Гейхарт — достаточно опасное место. Разумный человек должен сознавать, чем рискует, отправляясь туда.

— Значит, разработка плана в деталях остается за мной.

— Да, — снова кивнул Н. — Учитывая вашу прежнюю весьма успешную деятельность, особых сложностей возникнуть не должно. Тайная служба к тому же выделяет вам в помощь двух людей, Райли и Морриса.

— Мои друзья — ваши подчиненные? — весьма натурально удивился Филип, не желавший гвардейцам неприятностей.

— А вы с Евангелиной не знали? — прищурился Правитель. — И раньше ни разу к помощи этих двоих не прибегали?

Шон и Кайл сидели с каменными лицами, уставившись перед собой. Вряд ли Старикан станет теперь серьезно взыскивать за пособничество дочери, дело-то прошлое. А вот господин Н за болтливость по головке не погладит.

— Нет, отец, не знали, — мягко произнесла Ив, заодно одарив начальника Тайной службы обворожительной улыбкой. — И к помощи не прибегали. Хотя нет, — девушка слегка смутилась. — Я на днях просила Кай... Морриса, чтобы он помог мне выбрать меч. В подарок Филипу.

— Хм, любезная дочь, — Хьюго потер переносицу. — Твой непривычно кроткий тон пробуждает у меня серьезные подозрения. Впрочем, если вы четверо в самом деле давно спелись, это только на пользу делу. Райли, Моррис, приходилось бывать на Острове Наслаждений?

— Нет, ваше величество! — чуть не хором ответили гвардейцы, у которых отлегло от сердца.

— А ты, крестник, наверняка там каждую щель знаешь.

— Ну, не каждую, — скабрезно усмехнулся Филип. — Но разъяснить ребятам что к чему смогу быстро и доступно.

Евангелина помрачнела, но стоило ее пальцам сцепиться, как Правитель неожиданно осчастливил дочь.

— В твоих талантах главаря я не сомневаюсь. Но, поскольку в деле необходима хоть одна трезвая голова, придется позволить Ив отправиться с тобой.

— Взять Энджи на Гейхарт?! — возмутился Филип. — Да вы сами-то, крестный, там хоть раз бывали?!

— Меня злачные места не интересуют. Но я отлично осведомлен, что представляет собой этот остров.

— А я давно мечтала там побывать, — заявила девушка. — И уж конечно ни за что не отпущу тебя одного в подобный вертеп.

— Уж не думаешь ли ты, что я стану...

— Нет, не думаю, поверь, — Ив мягко накрыла лежащую на столе руку Филипа своей, переплела пальцы. — Но я не хочу, чтобы жаждущие девицы мешали тебе выполнять задание.

— Да, девиц ты, конечно, и близко не подпустишь. Зато мне придется то и дело ставить на место мужиков, возжелавших тебя. Это будет изрядно мешать.

— Я переоденусь мальчиком.

— Смазливых юнцов на Гейхарте тоже домогаются! Зачем, по-твоему, Шестерка туда едет? А я-то думал, все эти кабацкие разговорчики про Кэмденца — всего лишь происки Тайной службы. Чтобы очернить возможного противника.

— Вы, оказывается, проницательны, молодой человек, — Н одобрительно взглянул на Филипа. — Хотя в случае с Арманом нам и измышлять ничего не понадобилось.

— Одетая как мальчик и с мечом на поясе я легко смогу за себя постоять! — не унималась Ив.

— Крестный, если затея удастся, я верну себе имя и титул? — Филип счел, что продолжать препирательства с женой в присутствии посторонних глупо.

— Думаю, да. Решать это будет Звездная Палата. Ив тебе расскажет подробней, коли не слыхал. Н, сколько у них времени на подготовку?

— По нашим расчетам Арман будет на Гейхарте через месяц. Вам и вашим людям, сударь, разумнее прибыть туда раньше короля. Устроиться, оглядеться и начать поиски, тщательно наблюдая за вновь прибывшими.

— Значит, до отъезда у нас не больше недели, — прикинул Филип. — Это не самое худшее задание из возможных. И что скрывать, у меня больше надежды на успех, чем у кого бы то ни было.

— Поэтому мы и остановились на тебе, — кивнул Хьюго. — Взгляни-ка, — достал откуда-то из-под стола меч в ножнах и протянул крестнику.

Филип взял оружие, извлек на свет и залюбовался сверкающим клинком. У рукояти виднелось странное клеймо: языки пламени, окутанные клубами дыма. Крестнику Правителя показалось, что крошечный огонь на лезвии окрасился сочно-золотым, стоило чуть повернуть меч. Наверное, отблеск свечи странным образом сосредоточился на метке.

— Этот меч подарил мне твой отец, — сказал Хьюго. — Привез в свое время с Архипелага. Магии в нем нет, проверено, но мне никогда не нравились заморские игрушки. Неизвестно, кто их ковал. Нелюдям доверять я не склонен. А ты, судя по обломкам, которые мне представила Тайная служба, любишь такие вещицы.

— Угу, — Филип, отойдя подальше от сидящих, несколько раз со свистом рассек воздух светлым лезвием. — Мой меч был хуже, а уж сколько я его выбирал... Такой работы прежде встречать не доводилось. Будто для меня делали.

— Как следует испытай это оружие до отъезда. Если окажется недостаточно удобным, подберем другое, — сказал Хьюго. — Встречаемся в этом же составе через неделю. Мы с Н выслушаем твои соображения, ты получишь последние указания.

* * *

Следующим утром Шон и Кайл пришли в Южную башню, как и было условлено накануне. Друзья решили собраться вчетвером и обсудить предстоящее в своем кругу. Как выразился Филип, "привычным человеческим языком, без нудных старикашек и прочего начальства".

Слухов, баек и легенд о Гейхарте ходило немерено, а книг об этом месте не писали. Пришлось крестнику Правителя начать с краткого рассказа об Острове Наслаждений.

Располагался он в Птичьем море, у северо-западного побережья Алтона, почти напротив устья полноводной Лифианы. Плоская суша, когда-то унылой равниной лежавшая среди волн, была полностью застроена городом, по размерам раза в два превосходящим немаленький Валмер. Гейхарт не зависел ни от одного из материковых государств и управлялся советом старейшин, которые вели род от пиратов и беглых каторжников, чего вовсе не стеснялись, скорее, гордились. На острове почти не селились ремесленники и прочий трудовой народ, зато полно было игорных заведений, веселых домов и кабаков. Магию на Остров Наслаждений старались не допускать да и нелюдей не жаловали.

Порядки в разгульном городе царили соответствующие. Запреты отсутствовали, единственным непременным условием считалось добровольное согласие продавца и покупателя либо играющих сторон. Серьезные стычки случались нечасто, обычно недовольных и буянов в считаные минуты усмиряли вышибалы, сами хозяева заведений, а бывало, и продажные девицы. Хлюпики на Гейхарте не выживали, в том числе и приехавшие развлечься.

— Так что Лакомый остров для устранения Шестерки, пожалуй, лучшее место после Архипелага, — подытожил Филип. — И совсем неподходящее для тебя, ангел мой, — подмигнул Ив.

— Послушав тебя, можно подумать, что там царит беспредел. Чуть завидят кого послабее-поглупее, тут же прирежут, оберут-разденут и в море бросят, — девушка решила не возобновлять длившийся чуть не полночи спор об уместности ее участия. — А как же Стражи?

— Тебе-то откуда о них известно? — удивился парень.

— Не ты один выжил в кровавых закоулках Гейхарта. А я, если помнишь, долгое время была лишена иных развлечений, кроме прогулок по потайным ходам. С сопутствующими подслушиванием и подглядыванием.

— Может быть, сама поведаешь бедным невежественным друзьям, — кивнул на гвардейцев, — о тонкостях устройства жизни на Лакомом острове?

— Я не слишком доверяю своим источникам. Уж если ты взялся что-то скрывать...

— Ребята, присоветуйте, как убедить Энджи не влезать в это дельце? — Филип с шутовской беспомощностью воззрился на друзей.

— Э-э, нет, — усмехнулся Шон. — Я еще пацаном сопливым понял, что в супружеские дрязги лучше не встревать. Давай-ка дальше о Гейхарте. Что там за Стражи такие?

— Ну, Стражи на то и Стражи, неужели не понятно? — вздохнул крестник Правителя. — Они не столько за приезжими надзирают, сколько за островитянами. Чтобы не было соблазна, как проницательно заметила моя супруга, прирезать кого из гостей, обобрать-раздеть и в море сбросить. Такое случается, пусть и редко. Хозяева заведений, хвала Небесам, понимают, что выгоднее приветить гостя. Тогда он по доброй воле все оставит, иной раз до последней нитки. А через годик-другой, когда еще деньжат скопит, снова заявится. Резать несушку резона нет, сами понимаете. Буйных приезжих, конечно, тоже приходится усмирять, но такое нечасто бывает.

— А я-то думал, туда затем и ездят, чтобы от запретов отдохнуть, — удивился Кайл.

— От запретов там и без мордобоя отдохнуть можно, — усмехнулся Филип. — Выпивка и дурь на любой вкус. Играй на что угодно, хоть на собственную свободу и жизнь. А какие там девочки... И мальчики тоже, для состоятельных ценительниц, — обезоруживающе улыбнулся нахмурившейся было Евангелине. — И, справедливости ради стоит заметить, для любителей, вроде Шестерки. Сословных ограничений на Гейхарте нет. Впрочем, дворяне, которые туда приезжают, не стремятся выпячивать гербы. А мордобой на Лакомом острове узаконен. Все зашедшие чересчур далеко споры решаются поединком. Здесь иной раз тоже бывают нужны Стражи. Если спорщики сцепились серьезно, надзирающие за порядком проследят и за обсуждением условий, и за их выполнением.

— А поподробнее? — заинтересовалась Ив. — Каких именно условий? Выбор оружия? Драться до первой крови или до конца?

— Да, и это тоже. А еще на Гейхарте в ходу поединки, в которых победитель получает свободу или деньги побежденного.

— Ух ты! — восхитился Шон. — Я-то туда не ездил только потому, что кошель пуст. Знал бы, непременно нагрянул. Пощипал богатеньких увальней, и развлекайся!

— Теперь у тебя будет возможность развлечься на денежки из казны, — подбодрил друга Филип.

— А я полагала, мы едем на Гейхарт с важным и достаточно опасным заданием.

— Ив, нельзя же так, — проворчал Кайл, воодушевившийся не меньше Шона. — Мне показалось, это Старикан в разговор влез. Любит он сказануть этак спокойно, но с ядом.

— Энджи, я не позволю тебе впутаться в это дело, — на сей раз слова Филипа прозвучали серьезно. — Станешь упорствовать, придется отказаться от возможности вернуть себе имя. Я не шучу.

— Старик надоумил? Он хорошо знает, как проще всего добиться от меня желаемого, — Ив оставалась на диво спокойной. — Вот что я отвечу, любезный мой супруг. Откажешься — дело твое, неволить не буду. Имя мне с самого начала было безразлично, ты знаешь. Но я не могу так легко захлопнуть внезапно открывшуюся перед носом дверь. Правитель впервые соизволил признать меня разумным, небесполезным человеком. И я не упущу возможность показать, на что способна. Поединка с Арманом не боюсь, друзьям полностью доверяю, — взглянула на гвардейцев. — И, как ни странно, судьба Алтона оказалась мне небезразлична. Войны я не желаю.

— Ты возьмешься за это без меня? — опешил Филип.

— Конечно нет, — сладко улыбнулась девушка. — Разве ты сможешь отпустить меня одну? А запрещать тебе присоединиться я не стану.

Шон и Кайл переглянулись и не стали сдерживать смех. Их друг выглядел совершенно потерянным.

— Адова кочерыжка! Эк ты ловко повернула! Хорошо, вопрос решен. Ты с нами. Но запомни, ангел мой: главный — я. Слушаться будешь беспрекословно.

— О, конечно, мой лорд, — медовым голоском пропела Ив. — Ведь ты, как разумный мужчина, всегда прислушиваешься к моему мнению.

— Поздравляю, Кайл, — язвительно заметил Шон. — Очередное разногласие супругов исчерпано.

— Ты поосторожней, — с притворным испугом выдохнул черноволосый гвардеец. — Если они объединятся против тебя...

— И это меня старик постоянно называет шутом, — не дал закончить Филип. — Да-а, команда подобралась что надо. И задание в целом не такое уж сложное. Грязноватое, конечно, но не мне привередничать... — тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. — Основная трудность: опознать Шестерку.

— А, вот, кстати, — Шон достал из-за пазухи какие-то бумаги, присовокупил к ним несколько монет. — Н передал для ознакомления.

— Портрет? — Филип расправил плотные желтоватые листы.

Евангелина и Кайл, получившие по кэмденскому золотому, рассматривали выбитый на них профиль.

— Не очень-то его опознаешь по чеканке на деньгах, — дочь Правителя положила блестящий кругляш на стол. — Единственная примета: мясистый нос. И подбородок почти с шеей сливается. А что там на рисунке?

— Премерзкая рожа, — Филип положил набросок, сделанный серебряным карандашом, на стол, чтобы все могли увидеть.

Портрет был выполнен довольно живо, это дарило надежду на его близость к оригиналу. Ив подумала, что, правды ради нужно признать, лицо Армана можно было бы назвать красивым: высокий лоб, большие темные глаза, крупный чувственный рот. Но... Рот слишком чувственный, пожалуй, даже порочный. А большие глаза чуть навыкате делают облик короля несколько женственным. Да еще эти черные кудри ниже плеч и какая-то пухловатость черт... С Филипом не поспоришь, физиономия действительно мерзкая, не сама по себе, а из-за проглядывающей сути. И, если это не фантазия художника, Арман не только порочен, но и жесток. Занятно, в Тайной службе живописцы, кажется, много лучше модных столичных портретистов. Интересно было бы взглянуть на собственное изображение работы этого мастера.

— Что там со словесным описанием? — спросила Ив, оставив свои мысли при себе.

— Рост выше среднего, сложение крупное, рыхловатое, — Филип сосредоточенно просматривал исписанные аккуратным почерком бумаги. — Не хромает, ногу не подволакивает, не сутулится. Ну да, с чего бы, если он замечательный мечник... Размер ступни большой, руки изящные, пальцы длинные, никаких приметных родинок на открытых частях тела... Портрет, кажется, весьма точный. Губы пухлые, глаза большие, карие, нос крупный... Волосы до лопаток, всегда носит не забранными. Ну да, гордится, красавица .... — последовало несколько крепких ругательств. — Готов поспорить, на Гейхарте будет разгуливать с косичкой. Или, на худой конец, связывать в хвост. Может отпустить усы, бородку или все вместе. Маску вряд ли наденет, не думаю, что он такой глупец.

— Да, спрятаться за маской почти то же, что надеть плащ с гербом, — согласился Шон.

— Не совсем, — покачал головой Филип. — Вообще-то, маски на Гейхарте не редкость. Штука в том, что к такому способу маскировки прибегают либо наивные новички, либо, наоброт, хитрецы.

— С новичками понятно, — Кайл положил на стол монету и подвинул к себе портрет. — Раз нацепил маску, значит, родовитый и при деньгах. А хитрецам-то что за выгода?

— Выгода сомнительная, но иной раз бывает. Подойдут к тебе любители легкой наживы, прощупать. Изобразишь богатенького лопуха, что меч для красоты таскает, ребята тут же нарвутся на поединок с условием — победителю деньги. Дальше ты их делаешь и забираешь выручку.

— Хрена себе, выгода сомнительная! — хмыкнул Шон. — Если уверен в своей искусности...

— Да в искусности-то можно быть уверенным, а вот много ли денег в кошелях противников, кто скажет?

Шон ругнулся. О таком повороте он не подумал.

— Филип, мне тут в голову пришло... — задумчиво начал черноволосый гвардеец, покосился на Ив и замолчал.

— Договаривай, Кайл, — подбодрила его девушка. — И брось стесняться. По дороге на Гейхарт нам, возможно, спать всем в одной комнате придется.

Шон с Филипом переглянулись и хмыкнули, юноша покраснел.

— Да я, собственно, ни о чем таком... Совсем о другом... По всей столице уже о вас с Филипом баллады поют. Такие новости разлетаются быстро, наверняка до соседних стран добрались. Уж до Кэмдена точно, их шпионов у нас не меньше, чем наших — у них.

— И что? — спросил Шон.

— Филип, тебя на Гейхарте хорошо знают в лицо? — Кайл не обратил внимания на нетерпеливую реплику друга.

— Адова кочерыжка, я и не подумал! Стоит Шестерке услыхать, что на острове ошивается Жеребец, недавно породнившийся с Правителем Алтона, в кудрявой головке тут же проснутся подозрения. Придется как-то менять внешность.

Новый облик крестника, когда тот пожаловал с Евангелиной на встречу в кабинете Правителя, вызвал у Хьюго брезгливую гримасу.

— Видимо, так выглядят завсегдатаи Гейхарта? — поинтересовался глава Алтона, разглядывая заросшего неопрятной щетиной парня, левый глаз которого закрывала черная повязка. Очарования облику добавлял потертый бархатный камзол цвета недозрелой сливы, крикливо украшенный на рукавах и груди когда-то позолоченными, а теперь облезлыми медными бляхами. Из ворота и манжетов выглядывали иссекшиеся кружева посеревшей от многочисленных стирок рубахи.

— Повеса, недавно спустивший последние крохи наследства, — задумчиво проговорил Н, поднявшись из кресла и обойдя Филипа кругом. — Неплохо, молодой человек. Производите впечатление кичливого недоумка.

— Навидался таких, — произнес крестник Правителя, гнусаво растягивая слова. — Его величество прав в своей догадке, на Лакомом острове полно разорившихся молодцов.

— И манера разговора другая, — одобрительно кивнул начальник Тайной службы. — Райли и Моррис посоветовали?

— Не сочтите за дерзость, мой лорд, но я, если не забыли, долгое время нарушал закон. Искусство маскировки неплохо мне известно.

— Дерзость я вам прощу, — добродушно усмехнулся Н. — Люди, хорошо знающие свое дело, всегда невольно внушали мне уважение, чем бы ни занимались. Моя леди, не могу не оценить и ваших стараний, — почтительно кивнул дочери Правителя.

Евангелина, одетая мальчиком, с обрезанными до плеч волосами, в совершенно неподобающей для девушки позе развалилась в кресле и поигрывала кинжалом.

— Спасибо, мой лорд, — ответила низким голосом, и не подумав сесть прямо, свести ноги вместе или хотя бы убрать оружие. — Мне искусство маскировки прежде было знакомо мало. Так что хочу поблагодарить за помощь в создании образа Морриса, Райли и остальных гвардейцев.

— Так это правда, что ты дневала и ночевала в казарме? — нахмурился Хьюго, знавший о пересудах слуг от своего камердинера.

— Зачем мне там ночевать, имея такого мужа? — фыркнула девушка. — А дни да, в основном там проводила. Надо же было выучиться держать себя как мальчик. Из Филипа в этом деле плохой наставник.

— Крестный, я просто не смог выносить ее непристойностей, — парень уселся в соседнее с Ив кресло. — Когда она одета в платье, то хоть как-то сдерживается.

— И как же вы собираетесь мириться с образом супруги на Гейхарте? — как ни в чем не бывало спросил Н.

— Племянника-недоросля незазорно осадить, — хмыкнул Филип. — Надеюсь, двух-трех подзатыльников хватит, чтобы поумерить пыл любимого родича.

— Попробуй, дорогой дядюшка, — Ив скорчила рожицу, вполне годную для задиристого юнца. — Как бы твоя замечательная повязка на глазу не прижилась насовсем.

— Хватит! — осадил парочку Правитель, заметив, что Райли и Моррис борются со смехом. — Столь несерьезный настрой здесь неуместен. Как меч, Филип? Подходит для задания?

— Меч замечательный, спасибо, крестный. Что до настроя, он как раз уместен. На Лакомом острове похоронные лица тут же вызовут подозрение.

Правитель и Н дали последние разъяснения, а когда обсуждение закончилось, Хьюго сказал:

— На обратном пути заедете в замок Олкрофтов. Там вас будет ждать отряд сопровождения. На дорогах, увы, по-прежнему неспокойно. Придется тебе, Филип, заняться наведением порядка, когда вернешь лордство. И не вскидывайся! Твоей бывшей шайкой займутся другие.

— А-а, прислушались к дочери, — угрюмо проговорил парень. — А к чему устраиваете встречу с Данканом? Полагаете, унижений мне не достаточно?

— Пекусь о вашей безопасности. Данкану напишу, чтобы с тобой держал себя должным образом.

— Должным, учитывая мое бесправие? Не утруждайтесь. Он и прежде относился ко мне как к отребью.

— Ох, ну и норов, — вздохнул Правитель. — Н, прошу прощения за мелкие семейные трения.

— Все это в порядке вещей, ваше величество, — начальник Тайной службы вежливо склонил голову. — И я очень рад, что вашего безусловно толкового зятя сопровождает супруга. Леди Евангелина, насколько могу судить, умна, весьма сдержана и имеет влияние на мужа.

— Поэтому я ее и отпускаю, — сказал Хьюго.

Ив благоразумно молчала, думая, что удержать дочь у Правителя все равно не получилось бы и он, скорее всего, об этом знает.

II

Евангелина сидела, свесив ноги, на отвесном берегу Лифианы и смотрела на речную воду, которую течение плавно завивало путаными узорами. Зрелище завораживало, погружало едва ли не в дрему. Так она, пожалуй, кувырнется с невысокого песчаного обрыва. Вряд ли сильно пострадает, но выглядеть в глазах стоящих у пристани мужчин будет крайне глупо. А Филип еще и вышучивать примется. Адов "дядюшка"! Без устали шпыняет "племянника", как и обещал.

Над головой, звонко свиристя, стремительно пронеслись ласточки. Девушка отвела взгляд от мужа и его друзей, которые разговаривали то ли с местными жителями, то ли с другими желающими попасть на баркас, что идет к устью. Река притягивала взор, широкая, полноводная, синяя небесной синевой с туманными белыми клоками облаков. На другом берегу вздымался высокий ельник, будто частокол ограждал границы соседней страны. Того самого Рэйса, государыню коего уже несколько лет водит за нос Тайная служба, заставляя покушаться на границы Кэмдена. Купили очередного фаворита бедной немолодой женщины, в остальном довольно толковой правительницы. И опять старик прав, нельзя мешать управление страной и личную жизнь.

Адово пламя, о чем она?.. Ей-то что за дело до управления страной? Со своим феодом управиться бы, но и это еще впереди. Сначала нужно выполнить проклятое задание, чтобы к Филипу снова стали обращаться "мой лорд".

До Лифианы повезло добраться быстро и без приключений. Правитель выделил в сопровождение четверке целый отряд. Вернее, отправил отряд в одну из крепостей на берегу Птичьего моря, приказав сделать крюк и выйти к взморью по берегу пограничной реки. Мол, преграда преградой, но показать, что алтоцы в защите своих рубежей не полагаются лишь на нее, следует. Хьюго отдал командиру некие распоряжения в отношении четверых всадников, которые должны были следовать с его людьми, и присутствие посторонних никого не удивляло.

К концу первого дня пути у отряда вырос "хвост" из пары повозок и десятка верховых. На ночь путешествующие устраивались под открытым небом, неподалеку от солдатского лагеря. Удобным отдыхом на постоялом дворе можно пренебречь, лишь бы дорога была безопасной. Лесов на северо-западе Алтона хватало, разбойники пошаливали здесь издавна. Ив несколько раз замечала, как мрачнеет Филип, расслышав, что путники у костра рассказывают страшные байки о жнецах с большой дороги.

Пока девушка грезила, глядя на воду, мужчины закончили разговор и направились к ней.

— Баркас будет завтра утром, — Филип устроился рядом с Евангелиной. — Вставать придется рано, так что нужно найти ночлег засветло. Причем такой, чтобы согласились за лошадьми присматривать, пока мы на острове.

— Здесь наверняка есть постоялый двор, — девушке страшно не хотелось отрывать взгляд от неспешно струящейся реки, подниматься на ноги и брести куда-то.

— Есть конечно. С клопами, забитый простолюдинами. А, все время забываю, что сам теперь такой, — ухмыльнулся и, пресекая возможные возражения, продолжил. — Лучше у кого-нибудь из местных на сеновале устроиться.

Ив кивнула, вцепившись пальцами в траву, чтобы ненароком не потянуться к мужу. Все девять ночей до Лифианы они спали под одним плащом, спина к спине, и Евангелина уже извелась от необходимости постоянно изображать мальчишку. Филип держался как ни в чем не бывало, это с одной стороны вызывало уважение, с другой — изрядно раздражало.

— Надо было прикинуться мужелюбами, — не удержавшись, как-то ночью прошипела сквозь зубы, за что и получила неслабый тычок в бок.

— Значит, говоришь, мужелюбами прикинуться? — первым делом поинтересовался Филип, оставшись наедине с женой в небольшой чердачной комнатке. Хозяева, пожилая пара, посетовали, что не могут устроить щедрых постояльцев удобнее. Девушка, услышав это, прикусила изнутри щеку, чтоб не хихикнуть. Она и не мечтала, что им удастся провести ночь вдвоем, без Шона и Кайла, которые великодушно устроились ночевать на кухне.

— Я не то имела в виду... — улыбочка ненаглядного наводила на весьма порочные мыслишки.

— Можно узнать, что именно не то? — парень прижал ее к себе, одна рука скользнула пониже спины, сжала.

— Прекрати! — шепотом возмутилась девушка, не пытаясь, впрочем, высвободиться. — Здесь даже помыться негде!

— Раздевайся, племянничек, — объятия разжались. — С трудом выношу рядом этого пацана, а он еще про мужелюбов треплется, — Филип быстро расстался с вульгарным камзолом, застиранной рубахой и повязкой через глаз, плюхнулся на кровать. — Давай, помогу.

Ив, сняв куртку и рубаху, разматывала длинную льняную полосу, которой была перетянута грудь. Отказываться от помощи не стала, подошла к неширокому ложу, села, подняла руки. Парень быстро освободил девичье тело от маскировки, отбросил полотно в сторону, прижался лицом меж грудей, ладони гладили спину.

— Соскучился... — пробормотал, обдавая кожу Ив теплым дыханием, щекоча волосами. Отросшая щетина, почти превратившаяся в бороду, чуть кололась.

— Я тоже, — девушка уткнулась носом в его волосы, с наслаждением втягивая знакомый запах, к котрому сейчас примешивались ароматы леса и ветра.

Удивительно хорошо сидеть просто так, обнявшись, ощущая друг друга обнаженной кожей... Конечно, все закончилось, как обычно, объятия стали страстными, поцелуи обжигали, но после Ив со странной тоской вспомнила те минуты спокойной близости.

— Энджи...

— М-м-м? — говорить не хотелось. Хотелось прижаться потеснее и попытаться поймать то самое ощущение нежности и чего-то еще...

— У тебя пока есть возможность выйти из игры. — Она молчала, и он продолжил. — Кайл проводит тебя в замок Олкрофтов. Он в дне пути отсюда. После найдет нас с Шоном на Гейхарте. А ты дождешься моего возвращения в безопасном месте.

— Нет.

Больше об этом не было сказано ни слова.

* * *

Спуск по реке занял весь день и почти всю ночь. На берег сходили в утреннем тумане, плотном, знобком, оседавшем на людях и предметах ледяными каплями. Ив, сонная, с ноющим после ночевки на голых досках телом, уцепилась за мужа и вяло передвигала ноги. Сходни скрипели, покачивались, не было видно ни воды под ними, ни берега. Еще несколько шагов, и оказалось, что темные доски не бесконечны, как на мгновение помыслилось, а упираются в сероватый песок. Ощутить под ногами надежную твердь было на редкость приятно.

Несколько часов спустя, сидя на носу небольшого суденышка, которое несло их к темневшей вдали полоске Гейхарта, Евангелина вынуждена была признать, что странствия по воде не доставляют ей удовольствия. В море оказалось еще хуже, чем на реке, палуба ощутимо покачивалась, то и дело заставляя желудок устремляться вверх.

— М-да, племянничек, пирата из тебя не выйдет, — Филип сочувственно взглянул на зеленоватую мордашку, но глаза смеялись. — Потерпи, скоро будем на месте.

Девушка ничего не ответила, вздохнула поглубже, прогоняя тошноту. Ненаглядный на шаткой палубе чувствовал себя ничуть не хуже, чем на суше. Более того, определенно наслаждался и качкой, и ветром, и простором. Когда Ив стояла на берегу, море вызывало восторг, но теперь... Ох, скорей бы сойти на землю!

Гвардейцы, как и их друг, нечувствительные к качке, облазали небольшой кораблик и тоже устроились на носу.

— Филип, есть на примете безопасное место, где можно остановиться? — спросил Шон.

— Гостиница "Цветок страсти".

Ив фыркнула, Кайл заметно смутился.

— А ты уверен, что она так уж безопасна? — спросил он. — Название, знаешь ли...

— Кайл, на Гейхарте не найдешь вывесок вроде "Милая маргаритка" или "Приют овечки". Место и его заслуженная репутация обязывают. Сам я в этой гостинице не жил. Я вообще ни в одной гостинице на острове не жил, — заросшую физиономию осветила похабная ухмылочка. — О "Цветке" слыхал краем уха, когда вот также переправлялся. Корабль был побольше, народу набралось, ну, и принялись языками чесать. Одна бабенка, наверное, вдова состоятельного торговца, как раз там останавливаться собиралась. Такие, как она, особых приключений не ищут. Потасовки и мордобой им ни к чему. Постельным утехам педпочитают предаваться в тишине, покое и с удобствами.

— Разговоры разговорами, но всегда лучше самому убедиться, — заметил Шон.

— Был у меня случай убедиться. Как-то увязалась со мной на остров одна девчонка, Энни. Помнишь, племянничек, я рассказывал? — Ив кивнула. Еще бы не помнить. Тогда, во дворце, в присутствии Вэршема история почему-то совсем не задела, а сейчас... Вдруг эта развеселая служанка все еще там?.. — Я ее в "Цветок" и отвел. На первое время денег дал, но она очень быстро устроилась там то ли горничной, то ли подавальщицей. Перед отъездом навестил пташку, мало ли, вдруг надумала в Алтон вернуться. Какое там! Сказала, что Лакомый остров — мето как раз по ней. Правда, из гостиницы уходить собиралась. Мол, чересчур спокойно, хочется чего-то позабористей.

Ив вздохнула с облегчением. Все-таки это слишком — столкнуться лицом к лицу с особой, которая когда-то спала с ее мужем. Пусть та всего лишь бывшая служанка, а теперь, скорее всего, шлюха. Ох, а ведь на обратном пути придется заезжать в замок Олкрофтов. Сколько там этих служанок... Нет, не надо сейчас об этом. Да и плевать будет на бывших ненаглядного, если удастся успешно выполнить задание и остаться невредимыми.

* * *

В порту Гейхарта было оживленно. Высаживались вновь прибывшие, толпились желающие покинуть остров, переговариваясь с моряками о плате.

— Маковые слезы, что дарят грезы, — прозвучало у Ив над самым ухом. Она повернула голову и увидела тощего, с впалой грудью юнца. Взгляд у него был странным, стеклянистым, не то отсутствующим, не то просто тупым. — Из самой Подлунной, чистые, свежие...

— Ну да, на тебя посмотришь и не устоишь, сразу пробовать кинешься, — Филип покрепче взял подругу за руку и принялся уверенно раздвигать толпу.

Юнец тут же начал бубнить про грезы и слезы толстой румяной тетке в летах. Та расхохоталась, прошлась рукой у парня в паху, разочарованно скривилась и двинулась прочь, споро работая локтями.

— Добро пожаловать на Лакомый остров, племянничек! — не сдержался Филип, заметив, что по лицу Ив пробежало брезгливое выражение, столь свойственное ее батюшке.

— Вот уж точно Лакомый! — выдохнул Шон, только что приложивший пятерней аппетитный задок хохочущей девицы с голой грудью. На руке у красотки висел пьяный в хлам парень. Милашка глянула благосклонно и что-то спросила. Гвардеец замотал головой и, как показалось Ив, несколько смутился.

— Что она сказала? — не утерпел раскрасневшийся Кайл, стоило толпе отделить их от парочки.

— Предложила быть третьим, — растерянный Шон смотрел вслед жадной до мужчин хохотунье.

Кайл присвистнул и покраснел еще сильнее.

— Тут такие умелицы есть, что одновременно двоих обслуживают, — мечтательно протянул Филип. — Если решите попробовать, делитесь между собой, так надежней. Кавалер той пташки, что с тобой заигрывала, скорей всего, не столь уж пьян. И леший знает, что он выкинет, когда ты разденешься и пристроишься к его красуле.

— Было б весело, если б он пристроился сзади к тому, кто решил насладиться его девицей, — зло проронила Ив.

— Слушай, родич, — Филип легонько встряхнул супругу. — Прекращай мужелюбские разговорчики. — Повернулся к друзьям. — К сожалению, ребята, пацан прав. Слыхал я и о таких случаях. Так что не забывайте прикрывать друг другу тылы.

— А я, так уж и быть, позабочусь о твоем, дядя.

Улицы Гейхарта были щедры на зажигательные сценки, которые неизменно вызывали очередной поток похабных шуточек. Евангелина не могла отделаться от странного ощущения. С одной стороны происходящее едва ли не бесило. Легкость, с которой Филип трепался о женщинах и разнообразных случаях из своего богатого прошлого, была невыносима. Приходилось то и дело сжимать кулаки, вонзая ногти в ладонь. Адово пламя, неужели она настолько ревнива?! С другой стороны, и рассказы, и кипящая вокруг порочная жизнь, изрядно заводили, пробуждали вполне определенные желания, да еще, пожалуй, жгучую зависть к Филипу, который много раз получал на Гейхарте все, что хотел. Ох-хо-хо, выходит, она не только ревнива, но и сластолюбива. Может, все-таки стоило остаться в столичном дворце?..

До "Цветка страсти" добрались быстро. Гостиница располагалась в трехэтажном доме, фасад которого смотрел на небольшую площадь с фонтаном. Сразу за широкими дверями лежал просторный зал, где могли трапезничать не только постояльцы, но и любые желающие. Полдень еще не наступил, и лишь немногие из столов были заняты. Гости Острова Наслаждений не спешили выбираться из постелей.

Друзья уселись за один из пустующих столов, подальше от других посетителей. К ним тут же подошла смазливая служаночка, одетая в неяркое голубое платье с вызывающим декольте. Окинула взглядом компанию, игриво улыбнулась гвардейцам, скорчила недовольную гримаску в ответ на наглую оценивающую ухмылку одноглазого, удивленно подняла брови при виде нежных щечек младшего из четверки.

— Какой хорошенький! Не рано вы его на Гейхарт притащили, кобели? — хохотнула.

— Приласкай малыша — узнаешь, — выражение лица Филипа стало совсем отталкивающим. — Давай прямо здесь. Ротиком из-под стола.

У Ив, щеки которой порозовели под взглядом служанки и разгорелись еще сильней из-за изрыгаемой ненаглядным похабщины, полегчало на сердце. Настоящая улыбка Филипа, столь любимая ею, совершенно не подходит к выбранной роли. А значит, никого на этом острове супруг ею не одарит. К ее преогромнейшей радости. Святые Небеса, какие серьезные вопросы ее волнуют!

— Растлением малолетних не занимаюсь! — девица, похоже, начинала злиться. — И у нас здесь не веселый дом и не грязный кабак, к каким ты, верно, привык! — Филип развалился на стуле и, не меняя издевательского выражения лица, взирал на служанку. — Такие приятные господа, — вновь одарила гвардейцев ласковой улыбкой, — а связались с отребьем. Гоните его прочь, пока не поздно. Глядите, напоит и оберет.

— А ты не оберешь, красуля? Может, еще и обслужишь бесплатно этаких миляг? Обоих одновременно, а? — подмигнул скабрезно. — Прямо здесь уж не предлагаю.

— Заткнись, одноглазый! — служанка окончательно разъярилась. — Глаза, небось, любовница лишила? Поберег бы последний! Эй, Лили! Поди сюда! — замахала рукой весьма фривольно одетой девушке, спускавшейся со второго этажа в общий зал.

Та не заставила себя ждать, остановилась рядом с сердитой особой и тоже принялась разглядывать новых гостей, задержав более чем благосклонный взгляд на Филипе. Сердце Ив снова заныло. Новая девица оказалась очень мила. Черноволосая, роста невысокого, но отлично сложена. Одетый на голое тело кружевной облегающий наряд, то ли платье, то ли ночная рубашка, подчеркивал высокую пышную грудь, тонкую талию, аппетитную попку и округлые бедра. Личико отличалось приятностью, но выглядело слегка поблекшим, возможно, из-за бессонной ночи. Взгляд синих глаз был откровенно блудливым.

— Иди, Маргаритка, я обслужу, — едва ли не оттолкнула товарку.

— Спасибо, Лили. Тебе-то с таким дело иметь в радость, — пробурчала служанка и удалилась.

— И чего же господа желают? — Лили плавно двинулась вдоль стола, скользнула рукой по плечам вывернувших шеи гвардейцев, за спиной Ив остановилась.

— Святые Небеса, до чего миленький мальчик! — заглянула в лицо, погладила кончиками пальцев щеку девушки. — Ухо дам на отсечение, с женщиной ни разу не был, — скользнула дочери Правителя на колени. — И даже не целовал ни одну по-настоящему. Угадала?

Не дожидаясь ответа, припала к устам Евангелины. Та застыла, не соображая, что делать. Больше всего хотелось отпихнуть нахалку, но тогда прости-прощай маскировка! Мальчишке внимание хорошенькой девицы должно быть в радость. Губы дрогнули, отвечая. Кто-то, надо надеяться, не Филип, а пошляк Шон, издал долгий восхищенный свист. Лили не думала останавливаться, вовсю пыталась проникнуть языком в чужой рот, скользила по сжатым зубам. Это становилось невыносимым, и рука едва ли не сама собой прошлась по обтянутому белым кружевом бедру, дотянулась до налитой попки и с наслаждением ущипнула. Хотелось думать, до хорошего синяка. Ив напряглась, готовясь обороняться, но девица не стала визжать и возмущаться, отстранилась томно, взглянула хитро из-под опущенных длинных ресниц.

— Я знала, что тебе понравится, сладость моя, — провела пальчиком по заалевшим губам Евангелины, поерзала на ее бедрах, не спеша поднялась.

Ив казалось, что ее щеки и уши вот-вот начнут дымиться, такими горячими они ощущались. Глянула на Кайла и поняла, как выглядит сама: о лицо черноволосого гвардейца можно было свечку зажигать. Физиономия Шона, напротив, сияла восхищением и некоторым разочарованием из-за быстрого окончания зрелища. Филип был неожиданно мрачен, прятал глаза, вернее один глаз.

— Ну-у, — Лили добралась наконец до одноглазого, запустила пальцы в волосы на затылке. Ив тут же захотелось вцепиться в черную гриву красотки и выдрать клок побольше. — Даже если под повязкой в самом деле пустая глазница, ты, Конёк, все равно всех милей, — уселась к парню на колени, обняла за шею. И тут же кинула из-под ресниц прежний хитрый взгляд на Ив.

Дочь Правителя постаралась придать лицу бесстрастное выражение и, сжав под столом кулаки, впилась ногтями в ладони, на сей раз, кажется, чересчур сильно. Хорошо, что ногти коротко подрезаны, не то вонзились бы до крови, а руки нужны здоровые, иначе о мече можно забыть. Адово пламя, с каким наслаждением сбросила б эту шлюшку на пол! Только б не выдать себя, только б не выдать...

— Энни, — Филип быстро высвободился из объятий, потом осторожно, но настойчиво ссадил девицу с колен. — Расстались мы, помнится, по-доброму. Прошу, не порти мне игру.

— И не собираюсь! — хихикнула девица. — Просто рада тебя видеть. Не познакомишь с приятелями? На ребят из шайки совсем не похожи. Особенно малыш.

Филип назвал гвардейцев по именам, те любезно раскланялись.

— А это мой племянник, Ив.

— Ты вернулся к родне?

— Ты в последние несколько месяцев слышала обо мне что-нибудь? — прежде чем задать вопрос, Филип оглянулся, убеждаясь, что ближайшие столы по-прежнему пусты.

— Да. Очень красивую балладу. Про то как тебя хотели повесить, а...

— Угу, я понял, о чем ты, — он поспешил прервать девушку. — Энни, никто не должен знать, что я здесь. И скажи честно, неужели моя маскировка никуда не годится?

— Годится-годится, — успокоила старого приятеля Энни-Лили. — Я пока по лестнице спускалась да на вас с Маргариткой глядела, думала, до чего гадкий тип! Ну, а когда присмотрелась... Я редко забываю мужчин, с которыми спала. У меня правило: не путаться с одним и тем же дважды. Жизнь слишком коротка, а молодость и подавно. Нужно побольше успеть. Вот я и наловчилась запоминать. Конечно, можно обознаться, если это было один раз и...

— И что же мы будем делать, дядя? — не выдержала Ив. — Сидеть и слушать милую болтовню одной из твоих бесчисленных любовниц? Я, между прочим, зверски голоден.

— Правда, сладость моя? — промурлыкала девица. — Ухо дам на отсечение, тебе сейчас кусок в горло не полезет.

Евангелине страшно хотелось поинтересоваться, неужели у милашки все еще оба уха на месте. Уж больно часто она их предлагает на отсечение. А еще сказать, мол, по части определения кому что в горло полезет, Энни, несомненно, даст фору любому из их компании, за исключением, разве что, ее бывшего любовника. Но высказаться означало не только унизить себя, но и вызвать подозрение. Хотя кого она обманывает? Слова, поведение и взгляды потаскушки не оставляют сомнений. Девица наверняка едва ли не сразу раскусила "племянника". Девица может и раскусила, но привлекать еще и внимание окружающих — верх глупости.

— Энни, перестань, — Филип примирительно потрепал бывшую подружку по плечу, на жену не взглянул. — Могу я на тебя положиться?

— Конечно, Конёк, — девушка кивнула. — Я от тебя ничего плохого не видала, наоборот. И друзья у тебя славные, — взглянула на гвардейцев, не пытаясь скрыть благосклонность. — Из лордов, верно?

— Да, красавица, — улыбнулся Шон. — Из самых что ни на есть настоящих. Бедных, но честных.

— Не могу дождаться, когда познакомлюсь с вами поближе, — воодушевилась девица. — С обоими, да-да! — подмигнула Кайлу.

Ив для Энни будто перестала существовать. Развеселая особа не обращалась к "племяннику" и даже не глядела в его сторону. Нельзя сказать, что это сильно огорчало Евангелину.

Стоило совладать с ревнивыми мыслями, и дочь Правителя поняла, насколько удачной оказалась неожиданная встреча. Служанка, услыхав, что бывший разбойник и его друзья собираются остановиться в "Цветке страсти", замахала руками.

— Вот и видно, Конёк, что ты прежде в здешних гостиницах не жил! Тут в каждой комнате глазки для подглядывания, сдаются за дополнительную плату. Постояльцы, что поопытнее, знают, что на их утехи любуются. А вам, как я поняла, лишнее внимание не в радость.

Опечалив друзей, Энни тут же предложила удобное и безопасное жилье в кабаке с не слишком располагающим названием "У лешего за кочкой". Филипу это заведение, стоящее на другой стороне площади, едва ли не напротив "Цветка", было знакомо не по наслышке.

— Более дрянной еды и выпивки мне пробовать не доводилось. Не только здесь, но и в Алтоне, и на Архипелаге.

Энни поспешила успокоить старого приятеля. Оказалось, год назад владелец кабака умер. Его наследники давно мечтали уехать на материк, поэтому быстро и недорого продали заведение бывшему вышибале и теперешнему любовнику Энни. Тот, помимо работы кулаками, умел и любил готовить, так что теперь "У лешего за кочкой" был едва ли не лучший кабак в этой части Гейхарта, а уж какое там подавали пиво...

Хозяин не имел ничего против постояльцев, коли они — люди проверенные. Алтонские дворяне, знакомые подруге еще со времен услужения у лорда Вэршема, не должны были вызвать возражений Мясника Эда.

— У него отец был мясником, — пояснила девица, заметив сомнение, появившееся на лицах гвардейцев, стоило назвать прозвище кабатчика. — Эдди ему помогал в юности, пока сюда не наведался. Промотался быстро, возвращаться не на что, да и стыдно, пошел вышибалой, скопил деньжат. Теперь вот сам хозяин.

Препроводив друзей в гостеприимное местечко (Ив немного огорчилась, что висящую на цепях вывеску украшала лишь затейливая вязь слов, она ожидала увидеть красочную картинку с нетрезвым лешим, к примеру, или поросшей развеселыми мухоморами кочкой) Энни нашла Эда и познакомила с земляками, а после с согласия хозяина показала две комнаты под самой крышей.

Филип остался доволен жильем. Кабак — не гостиница, здесь не кишат другие постояльцы, и комнат поблизости больше нет, а значит и лишних ушей. Да, каморки невелики, зато попасть в коридор, куда выходят их двери, можно по отдельной лестнице, минуя общий зал. Незаметность — вещь далеко не лишняя, по крайней мере для него с Евангелиной. Болтовня прислуги о том, что взрослый мужик постоянно таскает с собой мальчишку, особенно не повредит, а вот догадки, что юнец на самом деле переодетая девица — ни к чему.

Энни, устраивая приятеля и его спутников, не замолкала ни на миг и успела поведать, что здесь никто не станет совать нос в их дела, что горничная будет приходить убирать, только если они прикажут, что столоваться можно внизу, в общем зале, а можно велеть принести еду наверх, в комнаты, что Эд ну совсем не ревнив (последовал масляный взгляд в сторону гвардейцев) и даже не настаивал, чтобы она ушла из веселого дома. Но время идет, она, увы, не молодеет, а хозяева кабаков на дороге не валяются, тем паче не ревнивые, так что она, как девушка с понятием, решила его уважить и теперь работает в "Цветке" горничной. (Согревает постельки постояльцам, подумалось Ив). И если они вдруг станут искать ее там, то чтобы спрашивали Лилию или просто Лили, потому как у хозяйки причуды и раз гостиница называется "Цветок страсти", то и работающие там девушки должны носить цветочные имена.

— Маргаритка, которую ты, Конёк, рассердил, на самом деле Пиппа. Я считаю, такое имя не грех и сменить, — рассмеялась. — Захочется искупаться, зовите служанку с кухни, здоровенную такую, зовут Джун, она все сделает. А сейчас располагайтесь и спускайтесь вниз. Эд обещал накормить вас получше, раз вы мои знакомцы, значит, расстарается, — послала Ив игривый воздушный поцелуй и скрылась за дверью.

— Ты — алтонский лорд? — недоверчиво спросил у Филипа Мясник Эд, высокий крепкий мужик со здоровенными кулачищами, стоило друзьям усесться за стол.

— Не, какой я лорд, — махнул тот рукой. — Мой папаша лесником был у лорда Вэршема, пока не помер. А у друзей, — кивнул на Шона с Кайлом, — отцы в вассалах у барона. Вэршема, — добавил для ясности.

— А-а, понятно. Я сюда по первости тоже с приятелями заявился, — сообщил Эд. — А после как один нагрянул, так и не выбрался. На кой такого мелкого с собой притащили? — неодобрительно взглянул на Ив.

— Он мелкий да шустрый. Племянник мой, сирота. Проще с собой взять, чем потом дома его проказы покрывать да расхлебывать.

— Коли так, то да, — покивал кабатчик. — Молодежь в Алтоне, болтают, совсем от рук отбилась. Тут заезжий менестрель такую песенку спел про дочку Правителя... Неужто правда?

— Чистейшая, почтенный, — заверила Евангелина. — Ежели вы имеете в виду, что бедняжке по приказанию отца пришлось вытаскивать из петли гнусного разбойника.

— По приказанию отца? — растерялся Эд. — А менестрель пел...

— Про неземную любовь? — девушка зло усмехнулась. — Нет, леди Адингтон всего лишь выручила отцовского крестника.

— Ну, не знаю, — засомневался кабатчик. — Энни знакома с этим самым Жеребцом. Говорит, мужик видный, обходительный, а вовсе не гнусный. Такой и первую красавицу Алтона мог...

— Хозяин, пожрать бы! — вмешался Шон, кожей чувствуя, как между Филипом и его супругой натягивается невидимая струна, вот-вот готовая лопнуть и иссечь кого-нибудь, неудачно подвернувшегося, до крови.

Эд заизвинялся и поспешил на кухню. Гнусный разбойник дернул сидящего рядом "племянника" за локоть.

— Слушай, родич, еще раз...

— В чем дело, дядя? — холодно поинтересовалась девушка, едва ли не брезгливо отцепляя пальцы Филипа от своего рукава. — Опять я что-то сделал не так?

— Конёк, перестань, — Шон с ухмылкой взглянул на друга. — Мальчишку не в чем упрекнуть. Держится на зависть.

— Ты лучше скажи... — Кайл замялся, но все-таки нашел силы продолжить. — Энни свободна или нет?

— Она ж сказала, Эд не ревнив, — буркнул Филип. — И, судя по ее жарким взглядам, мечтает увидеть вас обоих без штанов.

— И она не будет против, если мы с Кайлом вместе?.. — не выдержал Шон.

— Не знаю! — рявкнул Филип. — И не вздумайте и дальше называть меня Коньком!

— О-о, ребята, — протянула Ив. — Думаю, малышка только обрадуется. На дядино брюзжание не обращайте внимания. Я уж давно привык. Не желает он делиться сладкими воспоминаниями. Или завидует. А конёк, дорогой родич, — с недоброй усмешкой уставилась на Филипа, — коли ничего не путаю — рыжая лесная птичка. Вполне сносное прозвище для сына лесника с рыжиной в волосах. К тому же, весьма мило звучит в женских устах. Видно, приятные воспоминания ты по себе оставил.

Бывший разбойник промолчал, но лицо его стало еще мрачнее, брови сползлись к переносице.

Впрочем, обильная и вкусная еда вкупе с доброй выпивкой быстро помогли разогнать тучи.

После трапезы друзья отправились бродить по городу. Первым делом по настоянию Шона нашли лавку менялы по прозвищу Ёрш. Это был человек алтонской Тайной службы, и господин Н поручил гвардейцам, не откладывая, сообщить ему о своем прибытии и месте проживания. В случае непредвиденных трудностей Ёрш мог оказать помощь и деньгами, и делом.

— Меняла сказал, пару недель назад на остров прибыла компания из десятка мужиков. Половина из них — кэмденцы, — поведал Шон, выйдя из лавки. — Я попросил его разузнать для порядка, где они остановились.

— Разумно, — кивнул Филип. — Шестерка запросто мог изменить сроки поездки.

Вечерело, и идти в порт наблюдать за приезжающими смысла не было. Корабли и лодки не ходили на остров в темноте из-за отмелей, окружавших Гейхарт. Воспользовавшись свободным временем, бывший разбойник показал гвардейцам проверенные и сравнительно безопасные злачные места, предупредил, от каких, наоборот, следует держаться подальше. Не раз бывавший на Острове Наслаждений, он отлично понимал, что парням нужно предоставить некоторую свободу, иначе об успешном выполнении задания можно забыть. Кругом чересчур много соблазнов, они невольно отвлекут любого нормального мужика, за исключением, пожалуй, такого, как крестный. Да и тут нельзя быть уверенным: неизвестно, каким был железный старик лет сорок назад. Уж если старый Олкрофт слыл весельчаком...

Ив с неудовольствием наблюдала, как угрюмость супруга, расписывавшего друзьям достоинства того или иного заведения и тамошних девиц, сменяется едва ли не юношеским задором, и сама становилась все мрачнее.

— Мы будто на качелях, — сказал ей Филип. — Мне не весело, ты сияешь. Я развеялся, ты хмуришься. Что же дальше-то будет, а, родич?

— Не знаю, дядя, — девушка пожала плечами, придав лицу легкомысленное выражение. — Может, отведешь меня к "Лешему"? Я бы искупался и лег спать. Путешествие по морю совсем вымотало, так что вкушу местных соблазнов завтра. А ты, коли пожелаешь, возвращайся к друзьям.

— Нет уж, возвращаться не надо, — ухмыльнулся Шон. — Лучше приводите свои качели в равновесие. Мы с Кайлом сами как-нибудь справимся с местными красотками.

Филип молча кивнул, не слишком любезно подхватил "племянника" под локоть и двинулся прочь. Шел он быстро, не глядя по сторонам, зато Ив, пользуясь тем, что ее едва ли не тащили, глазела на прохожих.

Мужчины на улицах Гейхарта мало отличались от алтонских горожан, разве что нетрезвых попадалось гораздо больше, да еще встречались крикливо разодетые особи, лица которых оживляли румяна, подведенные брови, напомаженные губы и прочие милые мелочи, к которым обычно прибегают женщины.

Здешние представительницы прекрасного пола ни в какое сравнение не шли даже с самыми раскованными придворными дамами, частенько позволявшими себе весьма откровенные наряды. Ив припомнила бальное платье от мэтра Савиля и подумала, что выглядела бы в нем весьма скромно. А ее супруг еще смел возмущаться! Да здесь большинство женщин разгуливает с обнаженной едва ли не целиком грудью, а некоторые и вовсе не считают нужным ее прикрывать. Еще и приподнимают, кому требуется, тугими корсетами, бесстыдно румянят соски. Вон, какая крастока стоит, прислонившись к стене. Целуется взасос с одним, предоставляя второму возможность забавляться с обнаженными полными грудями.

— На что ты там шею вывернул? — Филип дернул ее за руку. — А, понятно. Подрастешь, поймешь, что соотношение ты и две девицы гораздо приятнее.

— Для тебя — несомненно! — огрызнулась Ив. — Только своих вкусов мне не навязывай!

Филип глухо выругался, девушке послышалось, что в свой адрес, и прибавил ходу.

Добравшись до кабака, позвали служанку и распорядились насчет купанья. Евангелина возблагодарила про себя Небеса, что Энни им не встретилась. Здоровенная бабища быстро прикатила немалых размеров бадью и натаскала горячей воды. Филип тщательно запер дверь, занавесил небольшое зарешеченное окошко, из которого виднелась черепичная крыша низенького дома напротив, и его супруга смогла наконец раздеться.

Ив искупалась первой, уселась на кровать и принялась вытирать, а потом расчесывать спутанные пряди. Справилась быстро, ведь волосы опять пришлось обрезать до плеч, после смотрела, как Филип завершает омовение, вылезает из бадьи, вытирается... В голову лезли увиденные сегодня сценки, воображение подсовывало возможные картинки из прошлого ненаглядного, и все вместе будило вожделение и злость.

— Хочу тебя, — слова неожиданно для нее самой прозвучали холодным приказом.

— Я, как ни странно, тоже тебя желаю, — усмехнулся, сел рядом, потянулся к ее губам.

— Нет, не так, — она отстранилась. — В адово пламя нежности. Вряд ли ты так уж миловался со здешними девицами. Хочу знать, как это было. Хочу грубо.

— Да я не...

Мелькнула мысль объяснить, что он не слишком жалует грубость в постели. И с продажными девицами, конечно, не миловался, но и зверем не был. Нет, объяснений не получится, слова не идут с языка.

Холодный тон и злой взгляд Евангелины неожиданно пробудили гнев. Он весь день чувствовал ее недовольство. На что рассчитывала милая супруга, увязавшись с ним на Гейхарт? Конечно, с Энни вышло неудачно, но принцессу разбирало и до появления его бывшей любовницы. Теперь рассвирепевшая леди желает побыть шлюхой, и не ему ей возражать. Тем паче, с драгоценной женой (да, в самом деле драгоценной, несмотря на ее пакостный норов) можно не церемониться, для нее он не слишком велик, в самый раз. Иногда кажется, что и маловат.

Филип повалил девушку на кровать, навис сверху, раздвинул коленом бедра и вошел одним толчком, не сдерживаясь, как не мог ни с какой другой. Евангелина коротко застонала и вцепилась в мужа изо всех сил, ее бедра ходили в такт его движениям, распаляя еще больше, доставляя немыслимое наслаждение. Увы, продлилось оно не так уж долго.

Умиротворенный мужчина хотел поцеловать жену, но та не далась, выскользнула из-под него, в глазах тлело неудовлетворенное желание.

— Я только передохну немного и... — попытался взять ее за руку.

— Нет!

Она вскочила, отошла к противоположной стене, прислонилась небрежно. Руки скрещены под красивой высокой грудью, яркие соски вызывающе торчат... Как ей в голову приходит, что он может хотеть кого-то еще? Только что излился, и снова готов. Но ангела это не радует. Скользнула равнодушным взглядом по низу его живота и снова смотрит в лицо.

— Нет смысла пытаться еще раз. Я не в настроении.

— Да? А чего глаза шалые?

— Какая наблюдательность! — фыркнула. — Да, я хочу мужчину. Просто сгораю, так что с радостью отдалась бы двоим одновременно. Чужим, незнакомым, до которых мне нет дела. Ими я смогу спокойно насладиться. Не помешают мысли о том, чем они занимались на этом порочном островке с другими женщинами.

— Адова кочерыжка, да ты ревнуешь! — он сел на кровати и растерянно уставился на нее. — Вот уж не думал... Понимаю, видеть Энни тебе было неприятно. Но чтобы ты еще и забивала голову мыслями о давно минувшем...

— Ревную, да, наверное, — сделала небрежный жест рукой, отлепилась от стены, прошлась по комнате, зазывно покачивая бедрами. Заметив, как Филип сглотнул, неприятно усмехнулась.

— Я не давал и никогда не дам тебе повода.

— Повод дадут твои бывшие, — уселась верхом на стул, оперевшись локтями о спинку, бесстыдно разведя ноги. Ничего лишнего, впрочем, взору не предстало — спинка была из цельного куска дерева. — Филип, давай начистоту. Неужели тебе не хочется оказаться сейчас с друзьями в каком-нибудь веселом заведении?

— Ладно, давай начистоту. Хотя я и прежде ни разу тебе не солгал. Нет, не хочется. Я давно пресытился подобными забавами. Мне хорошо с тобой. Тем более, что моя леди столь часто балует разнообразием. Вот как сегодня, — попытался обратить все в шутку.

— Ты пресытился, а я голодна, — Евангелина продолжала хмуриться, будто не заметила его улыбки. — По-моему, вполне честно дать мне испробовать нечто новое.

— Двоих одновременно?

— Да, было бы неплохо.

— Так ты не шутила, — ее тон не вызывал сомнений, и он вдруг ощутил, как в сердце начинает ввинчиваться холодная-прехолодная сосулька с тупым концом.

— Мне не до шуток. В голове мутится от вожделения.

— Знакомое состояние. Не думал, правда, что женщина способна...

— Испытывать такое? Чем я хуже тебя?

— Я полгал, ты лучше. Чище.

— Никогда не могла понять, почему мужчина, поимевший много женщин — удалец, а женщина, знавшая многих мужчин — шлюха.

— Возможно, это из-за того, что вымыться снаружи проще, чем изнутри. И еще, наверное, потому что мужчины извергают, а женщины принимают изверженное.

— Вот так просто? Обычная брезгливость?

— Энджи, давай прекратим этот разговор. Иди сюда.

— Нет. Сейчас я тебя не хочу.

Филип некоторое время молча смотрел на жену. Глаза ее заволокло похотью, настроена серьезно и решительно. И, пожалуй, сейчас искренне его ненавидит. И возненавидит сильнее, если он попытается ее принудить, сломать. И что же, ад в душу, теперь делать?! Без нее ему никак, проверял. Парень с силой провел ладонью по лицу, снова взглянул на девушку.

— Ладно, иди. Развлекайся. С кем пожелаешь.

— Ты даешь согласие? — прозвучало на удивление по-деловому. — Но после ко мне не притронешься?

— Да, даю. Хотел бы, но не получится, — ответил в тон ей, последовательно на оба вопроса. — Иди скорей, не тяни, не то передумаю. И ребятам ни слова. Мне и без того хватает позора.

Евангелина ощутила, что не может сдвинуться с места. Ревность не унималась, на душе было отвратительно. Желание причинять Филипу боль превратилось едва ли не в физическую потребность, противиться которой не удавалось. В то же время Ив остро чувствовала растерянность парня, и это пробуждало жалость. Она бы все отдала, если бы получилось слезть с адова стула, кинуться к мужу, обнять, поцеловать, сказать, что... Что? Что она скажет? Что ей безразличны его бывшие любовницы? Но это неправда! Одно воспоминание о том, как хорошенькая Энни обнимала его, а он так бережно ссаживал ее с колен, вызывает бешенство. Почему он просто не столкнул потаскушку на пол? Но неужели его грубость по отношению к другой утешила б ее? Нет, не утешила, стало б еще хуже... Ох, как же она запуталась! Встать, подойти?.. Нет сил пошевелиться. Локти приросли к спинке стула, ноги не двигаются. Все из-за него! Какая тут жалость, нужно сделать еще больней, даже если его боль доставляет не меньше мучений ей самой.

— И что же мне одеть? — слова сползали с языка медленно, неохотно. Горло перехватывало, кажется, хотелось плакать.

— Я должен тебе отвечать? Или молча бежать на поиски наряда для шлюхи?

— Ах вот как? — покинуть стул вдруг оказалось неожиданно легко. — Для шлюхи?

Шаг, другой, и она застыла перед ним, сжимая кулаки и глубоко дыша. Он поднял голову, посмотрел в глаза.

— Наверное, поделом мне, — проговорил едва ли не задумчиво. — Наказание за прошлые грехи. Погулял на зависть, и все же сумел найти любовь, чистую, прекрасную. А она решила стать шлюхой, наставлять мне рога с кем попало. Никогда не любила меня и не полюбит.

— Да, все так. Не любила и не полюблю. Ты знал с самого начала.

— Ну так ступай. Чего ты ждешь?

Она отступила от кровати, подняла простыню, которой оба вытирались, поймала себя на том, что отстраненно прикидывает, как лучше завернуться, чтобы было похоже на плащ. Святые Небеса, она что, в самом деле решила отправиться на улицу? Подцепить охочих мужиков (а тут едва ли не все такие!) и принадлежать им? Уничтожить все, что есть между ней и Филипом, стать для него не лучше очередной любовницы, о которой он никогда не думал, как о своей женщине, чистой... Адово пламя, доколе? Мысли об этом бабнике, ее муженьке, не дают двинуться с места!

— Ненавижу тебя, — простыня выскользнула из пальцев, девушка снова оказалась у кровати. Филип медленно поднялся на ноги, не сводя глаз с лица Евангелины. — Ненавижу! — ударила его кулаками в грудь, потом еще раз, еще. Из глаз хлынули слезы, хотелось думать, что злые, а не жалкие. — Ты лишил меня свободы! Я никому не подчинялась, не уступала, даже отцу!

— Так ты не пойдешь?.. — он и не пытался перехватить ее руки.

— Нет! Не могу никуда идти. Из-за тебя, из-за тебя! — она продолжала осыпать его ударами.

— Я уж думал, не дождусь, — Филип счастливо разулыбался. — Не стесняйся, колоти дальше. Заедь в глаз, разбей нос. Только будь ласкова, повтори еще раз, почему ты решила никуда не ходить.

Евангелина без сил опустилась на кровать и разрыдалась по-настоящему. Ее муж сел рядом, обнял, принялся гладить по голове, как ребенка.

— Потому что люблю-у-у тебя-а, — расслышал он сквозь всхлипы и вовсе не романтичные шмыганья носом, но это были мелочи. Слова и в таком обрамлении звучали небесной музыкой.

— Ну тише, тише. Успокойся, — ласково похлопал супругу по спине. — А то еще икота разберет. Все у нас с тобой наперекосяк. Представляешь, какая баллада получится, коли менестрель правдивый попадется?

— Негодя-а-ай... Не смей издева-аться-а...

— Ну что ты, ангел мой. Я тебя рассмешить пытаюсь. Наверное, я и правда негодяй. Довел-таки любимую жену до слез. Но в праведника ты б вряд ли влюбилась.

— Угу-у-у...

* * *

Утром невыспавшиеся гвардейцы тщетно ждали друзей к завтраку, сидя за столом в зале приютившего их кабака.

— Сходи, постучись к ним, — проворчал Шон. — Скажи, что если сейчас же не спустятся, потопают в порт голодными.

— Почему всегда я? — возмутился Кайл. — Может, они там передрались. Мне до сих пор встреча с ангелочком в библиотеке в кошмарах снится. Сам ступай.

Шон выругался и начал было подниматься из-за стола, но на лестнице показались Филип и Евангелина.

— Передрались, как же, — проворчал веснущатый гвардеец. — Сияют, будто прошлой ночью впервые друг до друга дорвались.

— Доброго утра, — Филип сел за стол и с явным сожалением взглянул на жену, которая устроилась напротив, а значит, слишком далеко.

— Доброго, — Шон глядел сурово. — Слушай, друг, — понизил голос. — Качелям, как я погляжу, все еще далеко до равновесия, — крестник Правителя удивленно поднял не закрытую повязкой бровь. — Вчера были внизу, сегодня взмыли к небесам. У тебя на лице написано, что ты мечтаешь усадить племянника к себе на колени. Для начала.

— Неужто? — Филип блаженно улыбнулся.

— Точно! — подтвердил Кайл.

Евангелина взглянула на мужа и молча кивнула, не пытаясь скрыть расцветающую улыбку.

— Это плохо, — крестник Правителя попробовал изобразить раскаяние и озабоченность, но не преуспел.

— Лопайте ваш остывший завтрак и пошли! — Шон окончательно разозлился.

— Едва рассвело, — Филип рассеянно взглянул в окно, придвигая к себе сковородку с остатками яичницы. — Первый корабль придет часа через полтора, не раньше. Пока отшвартуется... Времени полно. Чего сердишься? Меня примут за мужелюба, не тебя, — подмигнул "племяннику".

— Совсем спятил! — зашипел Шон. — Энни вчера пол-ночи выспрашивала, кем тебе приходится горячая девчонка, переодетая мальчишкой!

— Кайл, а ты при этом присутствовал? — Евангелина задумчиво поливала медом кусок свежего хлеба.

— Я пытался объяснить Энни, что она ошиблась, но ничего не вышло, — черноволосый гвардеец, к некоторому удивлению девушки, почти не смутился. — Она наблюдательна, не глупа и весьма проницательна. К тому же всласть поерзала у тебя на коленях. Сказала, только у женщины или мужелюба после этого ничего не зашевелилось бы. Мужелюбом ты, по ее твердому убеждению, быть не можешь. Мол, Филип вряд ли стерпит рядом пацана, который белеет от ревности, когда к дядюшке прикасается женщина.

— Не пробовали предложить талантливой малышке работать под мудрым руководством господина Н? — полюбопытствовала Ив, с интересом выслушав объяснения Кайла.

— По рожам же видно, что предложили, а потом полночи убеждали согласиться, — хмыкнул Филип, подчищая остатки яичницы. — Ты наелся горбушкой и ложкой меда? — "Племянник" отрицательно покачал головой. — Вот и я по-прежнему зверски голоден. Наши друзья перетрудились ночью и бессовестно сожрали большую часть завтрака. Эй, служанка! Давай еще яичницу! И ветчины побольше!

* * *

В порт четверка пришла вовремя, с первого корабля как раз начали сходить приезжие. В основном это оказались парни и молодые мужчины не старше тридцати, приехавшие кто вдвоем, кто втроем. Была и компания из пяти человек, но ни один даже отдаленно не походил на Армана ни внешне, ни уж тем более по возрасту. Дальше день тянулся и тянулся, от швартовки одного корабля до прибытия другого. Сегодня их было только три, зато достаточно больших.

Остальное время друзья проводили в припортовых кабачках и тавернах. Гвардейцы и девушка с любопытством приглядывались и прислушивались к посетителям, Филип откровенно скучал.

— Может, нам нести вахту посменно? — предложил, когда с третьего корабля сошел последний путешественник.

— А если завтра одновременно подойдут несколько лодок и корабль? — спросил Шон. — Двоим за всеми не углядеть. Так что не получится, как бы самому ни хотелось каждый второй день нежиться в объятиях здешних красоток.

— Куда сейчас? — Кайл нетерпеливо переминался с ноги на ногу. "Как молодой жеребчик", — подумалось Ив.

— Вы, так уж и быть, можете продолжать вербовать Энни, коли не надоело, — ухмыльнулся Филип. — А мы с племянником прогуляемся в той части острова, где развлекаются мужелюбы.

— Мы тоже могли бы... — начал было черноволосый, но осекся под взглядом Шона.

— Вы будете выглядеть подозрительно, — заметила Ив.

— Но раз уж ты предложил, Кайл, мы не станем отказываться. Когда вернемся, Ив научит тебя правильной походке и некоторым ужимкам...

— Почему меня? — возмутился черноволосый.

— Ты молоденький и смазливенький, — плотоядно ухмыльнулся Шон.

— У них точно получится, — сообщил Филип жене и еле успел увернуться от дружеских тумаков.

— Эх, что-то я слишком веселюсь, — озабоченно сообщил Евангелине, когда гвардейцы скрылись в уличной толчее.

— Наверное, не следовало мне прошлой ночью откровенничать, — с притворным сожалением вздохнула та.

— Не болтай чепухи, ангел мой, — толкнул девушку в узкий боковой проулок, прижал к стене и впился в губы.

Весь вечер Филип с Ив болтались по улицам в той части острова, где проводили время мужчины с необычными вкусами. Темнота не мешала: улицы Гейхарта в ночное время освещали укрепленные на столбах светильники и факелы, следить за которыми вменялось в обязанность хозяевам домов и заведений. Девушка разглядывала окружающих с интересом, ее супруг то и дело цедил сквозь зубы ругательства. Зашли они и в пару кабаков, но все поиски оказались тщетными: среди самых разных лиц и фигур ни один облик не привлек внимания, не показался хотя бы отдаленно похожим на Армана. Да и резкий кэмденский акцент слышался не столь уж часто.

Ив несколько раз ловила на себе заинтересованные взгляды и под конец не на шутку задалась вопросом, правда ли ее принимают за мальчика или, наоборот, удивлены присутствием в этой части города переодетой девицы.

— Какая разница? — отмахнулся Филип, когда она спросила его об этом на обратном пути. — Нам, по большому счету, плевать, кто что думает о твоем естестве. Главное, оно сбивает с толку. Значит, никто не будет пытаться откровенно лапать тебя. Разве что нарвемся на какого-нибудь матерого извращенца.

На матерого извращенца они наткнулись через два дня. Высокий мускулистый мужчина с обритой наголо головой, одетый в кожаные штаны и такую же жилетку на голое тело шел по улице им навстречу. Шагал он нетвердо, видно, успел отдать должное местным напиткам. Рядом семенил смазливый женоподобный юнец, пестро разодетый и накрашенный. Ручища мужчины то укладывалась тому на узкие плечики, то соскальзывала вниз и задерживалась пониже спины. Парень при этом жеманно хихикал. Евангелина издали расслышала в речи бритоголового кэмденский акцент и пристально всмотрелась в лицо. Нет, это не Арман. Подбородок резко очерчен, с ямкой посередине, глазки маленькие, глубоко сидящие, лоб низкий, нос сломан. Похож на наемника, который не первый год занимается своим ремеслом.

— Что, приглянулся тебе, губастенький? — похабно осклабился мужик, поравнявшись с Ив. — Присоединяйся! Меня на двоих хватит. Отжарю так, что три дня ходить не сможешь.

— Вряд ли у тебя есть что-то, способное меня впечатлить, — Евангелина скорчила презрительную рожицу.

— Да что б там не болталось у твоего селянина, — скользнул по Филипу презрительно-насмешливым взглядом, — он вряд ли так уж искушен в изысканных наслаждениях. Не прискучил однообразный долбеж?

Спутник бритоголового рассмеялся, визгливо и неприятно.

— Пацан же сказал, что ты ему не интересен, — процедил Филип, мягко, но настойчиво перемещая "племянника" за спину.

— А он мне — очень даже! — не унимался кэмденец. — Доставай меч, алтонский свинопас, коли не желаешь по-доброму.

— И каковы условия? — спокойно поинтересовался парень.

— Не понял? Вот тупица! Мне достается твой мальчишка. Попользуюсь, пока не надоест.

— А если победа будет за мной?

— Размечтался! — заржал бритоголовый. — Тогда возьмешь моего.

— Я твоего и сейчас могу взять. Сколько он тебе платит, фейка? — Ив уже знала, что этим словом на Гейхарте называли мальчиков для мужских утех. — Даю вдвойне.

Юнец заколебался. Видно, и денег хотел, и мускулистого побаивался.

— Эй, губастенький! — не растерялся кэмденец. — Тебе дам впятеро против того, что имеешь от своего козолюба.

— Возьми эти впятеро и засунь в свою сладкую норку! — Ив выступила из-за спины Филипа. — Я с ним не из-за денег.

— Значит, коли победишь, получишь мои монеты, алтонская шваль! — бритоголовый обнажил меч.

— Договорились, — Филип извлек из ножен свое оружие. — Ив, к стене. Стой там, поглядывай по сторонам. Заметишь что-то подозрительное, крикнешь.

Девушка молча подчинилась. Она не слишком волновалась — кэмденец был заметно навеселе и угрозы не представлял. А вот неожиданно подошедшие земляки или приятели задиры могли оказаться очень некстати. Так что следила Евангелина не столько за поединком, сколько за прохожими. Те большей частью не проявляли интереса к происходящему — махаются двое, обычное дело на Лакомом острове. И добро бы противники были интересны, так нет. Один пьян, другой без глаза. Ни то, ни се! Если б дрались однорукий и одноногий, уже было бы на что поглядеть.

Филип не стал затягивать поединок, и очень скоро меч кэмденца со звоном упал на булыжники мостовой.

— Деньги, — парень наступил на лезвие вражеского оружия и протянул руку.

— Бери, — бритоголовый достал из-за пазухи кожаный кошель и бросил себе под ноги.

Бывший разбойник усмехнулся, привычно и ловко обшарил обалдевшего от такой наглости побежденного, извлек еще один кошель и кинул "племяннику".

— Будь любезен, подними тот, что обронил и отдай мне, — широко улыбнулся. — Не то поединка потребую я. На условиях жизнь за жизнь. Вон и Стражи показались, — кивнул за спину кэмденца. — Кликнуть? Пусть уж последят, раз ставки поднялись.

— Нет, — лицо бритоголового перекосила злобная гримаса. Он нагнулся, поднял кошель и отдал Филипу. — Может быть, в другой раз, когда протрезвею.

— Жду-не дождусь, — парень сунул второй кошель за пазуху, кивнул Ив, и они пошли прочь.

Кэмденец, бормоча сквозь зубы ругательства, поднял меч. Замахнулся на топчущегося поблизости юнца, тот поспешил отбежать подальше, но из виду не скрылся. Вдруг мужик передумает и позовет назад? Обидно терять зароботок, да и нравятся ему такие грубые здоровяки. Нет, ничего не светит. Бритоголовый убрал меч и, стараясь держаться в тени у стен домов, двинулся за удалявшейся в обнимку парочкой.

III

Буря разразилась ночью и продолжала свирепствовать весь день. Ветер завывал в узких закоулках Гейхарта, дождь лупил по черепичным крышам и булыжнику мостовых. Кораблей в такую погоду ждать не приходилось, а значит, не было нужды высовывать нос на улицу. Филип с Евангелиной наслаждались возможностью провести день в постели и наконец спокойно выспаться ночью. Гвардейцам повезло меньше: как раз сегодня Энни работала днем.

— Хоть отдохнете, — заботливо проворковала девица, поутру целуя Шона и Кайла на прощание. — Приду из "Цветка", а вы свеженькие, бодренькие. И вся ночь наша, — хихикнула в предвкушении.

Встретились друзья только вечером, когда спустились вниз трапезничать. Стоило усесться за стол, как в полупустой по случаю непогоды зал вбежал вымокший до нитки мальчишка, похожий на перекупавшегося в луже воробья. Веселости у него, впрочем, не убавилось, и он щедро одаривал мир щербатой улыбкой до ушей.

— А кто здесь господин Райли из Алтона? — впоросил громко, без малейшего смущения.

— Поди сюда, — махнул Шон.

— Господин Ёрш просили передать, что срок по закладу истекает, — сообщил пацаненок. — Ежели хотите вещицу вернуть, надобно поспешать.

— Ясно, — кивнул гвардеец. — Вот тебе за труды, — положил в грязную ладошку несколько монет.

— А горячего пива не поставите? Продрог я, — деньги уже исчезли в мокрых тряпках, облепивших тощее тело.

Шон подозвал служанку и попросил, чтобы мальчишку накормили на кухне и позволили обсушиться.

— Придется все-таки вылезать под дождь, — проворчал, хлебнув пива. — Ёрш что-то узнал.

— Давай, я схожу, разомнусь, — предложил Филип. — Дорогу ты вряд ли запомнил.

— Как следует не запомнил, больно путана, — кивнул Шон. — Пацан проводит.

— Да когда еще он пузо набьет! А мне страсть как надоело выискивать Шестерку, шляясь среди мужелюбов. Вдруг Ёрш скажет, где живет наша красавица? Можно было бы сегодня же посмотреть и начать думать, что да как.

— Ладно, иди, раз такой свербеж, — махнул рукой гвардеец.

Понизив голос, сообщил другу пароль (У нас в Алтоне небо все больше хмурое) и отзыв (Погрейтесь хорошенько, господин, под гейхартским солнышком).

— И кто придумывает такую чушь? — фыркнула Ив. — По сегодняшней погоде звучать будет особенно уместно.

— Тут и нужно, чтобы звучало обыденно и немного нелепо, — вступился за родную службу Кайл. — Кому надо — поймет, а остальные не придадут значения.

Филип отправился к Ершу, пообещав не задерживаться, друзьям наказал дождаться его внизу, в зале. Мол, не хочет он, чтобы "племянник" оставался один даже в комнате, под защитой дверей и решеток. Евангелина посмеялась и посетовала на дождь. Когда б не боязнь намокнуть и простыть, она с удовольствием прогулялась бы с "дядей", послушала, как он будет обмениваться нужными репликами с человеком господина Н.

* * *

Энни не спеша пересекала площадь, возвращаясь из "Цветка страсти". Дождь наконец кончился, в разрывах облаков то и дело проглядывала луна. Светильники на столбах исправно горели, прикрытые сверху латунными колпаками, оранжевые отблески отражались в лужах. Сегодня ночью на улицах будет людно, народ выспался днем. Может быть, и ей удастся прогуляться аж с двумя завидными кавалерами. Все-таки хороший мужик Конёк. И сам, помнится, доставил немало приятности, и друзья у него славные. Да и на Гейхарт ее привез именно он, а это место она ни за что не променяла б ни на какое другое, даже ради того, чтобы стать женой кабатчика. Повезло ей, что Эду подвернулась выгодная сделка, и он решил осесть тут.

Энни уже подходила к дверям кабака, как ее размышления были прерваны. Из бокового проулка неожиданно возник мужчина, тащивший на плече бесчувственное тело.

— Перебрал мой дружок, — ухмыльнулся, поймав взгляд девушки. — Эй, носилки есть поблизости?! — заорал в пустоту площади.

Энни не спешила заходить внутрь, разглядывала мужика, ибо посмотреть было на что. Большой, мускулистый, жилетка на голое тело, мокрые сильные руки блестят в красноватом свете пламени. Жаль, голова обрита, она любит, когда можно пальцы в волосы запустить. Что-то не видела она его прежде у "Лешего", а набрался его дружок наверняка там — в проулке, из которого появилась парочка, находятся отхожие места для посетителей кабака. Большинство пьянчуг именно этим путем заведение и покидает. Может, предложить ему заночевать? Вряд ли докличется носильщиков. Дождь не так давно кончился, они еще не успели на улицы повылазить.

Опровергая ее мысли, в одной из боковых улиц послышались торопливые шаги, и через пару мгновений перед бритоголовым остановились двое парней. Они несли паланкин, задрапированный светлой тканью, на крыше сооружения блестела недавно начищенная медная русалка. Мужик снял перебравшего приятеля с плеча и принялся упихивать в носилки. Энни, до этого видевшая только ноги и то, что повыше, разглядела бледное безбородое и безусое лицо, наполовину скрытое длинными, до плеч, волосами. Очертания полных губ показались ей знакомыми, она сделала шаг, пытаясь рассмотреть получше, но бритоголовый уже задернул полог и вполголоса отдал распоряжения носильщикам. Те быстро двинулись вперед, мужчина пошел рядом. Перейдя площадь, они скрылись в длинной и прямой Ужовой улице. Энни подхватила юбки и поспешно вошла в кабак.

Шона и Кайла углядела сразу. Подбежала к их столу, холодея при виде третьей тарелки с недоеденным ужином и стоящей рядом наполовину пустой кружки.

— Где девчонка Конька? С ним наверху?

— Только что вышла по нужде.

— Он с ней?

— Нет, его вообще тут нет, отлучился по делу.

Энни, ничего не объясняя, не было времени, схватила за руку черноволосого, он сидел ближе, с неожиданной силой вздернула на ноги.

— Жди Конька здесь, — бросила ошарашенному Шону. — Мы скоро, — потащила Кайла на улицу.

* * *

Зверски болела голова, открывать глаза не хотелось. Неужели она так перебрала с друзьями? Не может быть! Мысль о задании, о том, что всегда следует находиться в состоянии готовности, не позволила бы.

Ив приоткрыла глаза, моргнула. Эт-то что за комната? Стены обиты пестрой, по виду дорогой тканью, а в их каморке белая штукатурка...

— Ваши соли помогли, сеньор, — короткий смешок. — Глазки приоткрыл.

Евангелина рывком села и тут же со стоном схватилась за затылок, куда стрельнуло болью. Там обнаружилась здоровенная шишка. Моргнула несколько раз, стараясь разглядеть говорившего. Очертания предметов постепенно обрели четкость, и девушка увидела, что рядом с ней на просторной кровати сидит богато одетый мужчина, тот самый, которого они искали все эти дни. Арман Шестой, король Кэмдена. Не очень-то и маскируется, ни бородки, ни усов, даже волосы не собраны в хвост, рассыпались по плечам. Хотя, может, это он у себя дома так ходит, а на улице...

— Твоя милая мордашка мне знакома, — с некоторым удивлением произнес Кэмденец. — Вот только не припомню, откуда. Ты бывал в Лери? — так называлась столица подвластного ему государства.

— Нет, не бывал. Где я?

— У меня в гостях. Вообще-то, ты должен был скрасить несколько ночей моему человеку, Анри, — Ив проследила за рукой короля и встретилась взглядом с бритоголовым любителем мальчиков. — Но так уж получилось, что я как раз возвращался домой, когда Ри вытаскивал тебя из портшеза. Это мой дом, я радушный хозяин и решил познакомиться с тобой.

— Ваш человек трус. Проиграл моему другу и не нашел ничего лучшего, как подкрасться сзади и оглушить меня.

— Неужели ты, феечка, смог бы выйти против меня с мечом? — осклабился Анри. — А твоего свинопаса поблизости не оказалось.

— Дай мне меч, и узнаешь, что я могу, — Ив попыталась сообразить, было ли при ней оружие. Конечно, нет! Она отправилась в отхожее место и не собиралась махать мечом в тесной будочке.

— Ну-ну, мальчики, к чему хвататься за железки? — едва ли не промурлыкал Арман. — Мы ведь не за этим приезжаем на Лакомый остров. Скрась нам эту ночь, красавчик, а утром вернешься к своему другу.

Король любил ласковыми речами завлекать наивных юнцов. Те утрачивали бдительность и с видимым удовольствием предавались утехам с его людьми. Смотреть на это было приятно. Но настоящее удовольствие Арман получал позже, когда оставался с мальчишкой наедине и сообщал, что он — последний человек, которого видит пленник в своей неожиданно подошедшей к концу жизни. Некоторые не верили до последнего, даже с распоротым животом, любуясь собственными внутренностями, надеялись, что это игра, что их заштопают и отпустят. Ловить их затухающий взгляд, наполняющийся осознанием неминуемой смерти, было самым сладким наслаждением.

— Ты ошибся, я не сплю с мужчинами, — вырвал из приятных грез неожиданный ответ пленника.

— Заливай! Когда я провожал тебя со свинопасом до вашего логова, то насмотрелся, как вы тискались, — хохотнул бритоголовый.

— Ну зачем же так грубо, Анри? — укоряюще вопросил король. — Мальчик, верно, влюблен в своего друга и желает сохранить верность. Кто не проходил через это в его годы? Пойми, красавчик, мы все равно получим то, что хотим. От тебя зависит, будет ли тебе хорошо или не очень. А может, ты любишь насилие и пытаешься нас раззадорить? — в глазах Кэмденца блеснул огонек интереса.

— Это мы сейчас проверим! — бритоголовый в один миг оказался на кровати, навалился на Ив и принялся терзать губами ее уста, одновременно зашарив рукой в паху пленника. — Что за?.. — крепко выругался и отпрянул. — Да это сисястая!

— Ох, не смеши, Анри! Укусил он тебя, что ли? Люблю пылких, — король ощупал сквозь одежду грудь слабо сопротивляющейся Евангелины. — Хм-м... Давай-ка освободим его от куртки и рубахи.

— Я подержу милашку, сеньор, а вы разденьте. Может статься, это всего-навсего полный кастрат.

— Не-ет, так было б слишком скучно, — Арман наблюдал, как его телохранитель скручивает вырывающегося пленника. Досадно, если это девка или кастрат. Сисястые, как выражается Ри, ничуть не интересны, кастратов приятнее делать самому, а не развлекаться с чьими-то объедками.

Наконец Анри заломил руку пленника за спину, поднес к горлу кинжал и поставил на ноги у ложа. Король быстро растегнул куртку притихшего мальчишки, разорвал рубаху и тоже дал волю крепкой брани. После располосовал льняной холст, поддев его ножом снизу меж грудей.

— Еще какая сисястая... — задумчиво разглядывал стоящую перед ним девушку. — И теперь я вспомнил, где тебя видел. На портрете, который мой добродетельный племянник хранит как зеницу ока. Должен сказать, это насупленное выражение тебе совсем не идет. Оно куда уместнее на надменной физиономии твоего батюшки, — потрепал пленницу по щеке, та отдернула голову и тут же сморщилась от боли. Хорошо, видать, ее Ри приложил. — Надо же, какую похожую дочурку Адингтон настругал. На портрете сходство не так заметно.

— Хватит трепаться! — рявкнула Ив, чтобы не разреветься от досады и страха.

— У-у, какая злючка! Молва не врет. Да что ж мне с тобой делать, как не трепаться? — усмехнулся Арман. — Не повезло тебе, Ри. Никогда не понимал твоей страсти к женообразным мальчикам. Видишь, как можно опростоволоситься? Не-ет, мужчина должен выглядеть как мужчина, только тогда он пригоден для постели. Кста-ати, — едва ли не пропел, лицо стало хищным. — Она же была с каким-то здоровяком, так?

— Ну да. Как раз в вашем вкусе мужик, — заверил Анри. — Давайте, сеньор, сбегаю, скажу ему, где подружку искать. Вот и развлечетесь. А сисястая посмотрит. Весело будет! Я, такого дела ради, и ее попользовать могу, у него на глазах.

— Ох, и затейник ты, Ри! — Арман с наслажденим разглядывал лицо девушки, гневное выражение которого быстро сменилось сначала волнением, потом страхом, а под конец настоящим ужасом. — Мысль отличная, но спешить некуда. Сколько человек сейчас в доме?

— Кроме нас, сеньор, еще четверо. Остальные вернутся к утру.

— Вот утром и пошлем за свинопасом, когда все соберутся. Чем больше народу, тем больше веселья. Ведь так, леди Адингтон? Кое-кто из моих людей очень уважает женский пол, и вниманием ты обделена не будешь. Не бойся, обращаться с тобой прикажу бережно. Мне знакомы двое мужчин, которые хотели бы видеть молодую леди живой. Это, конечно же, лорд Хьюго и, как ни странно, мой племянник. Возможно, Бриан станет сговорчивее, когда узнает, что сможет получить предмет свих мечтаний в полное распоряжение. Раз уж ты не годишься для того, чтобы скрасить мои ночи, придется ему утешить дядюшку, а после наслаждаться тобой. Надеюсь, глупый мальчишка оценит, что леди досталась ему укрощенной.

— Надеюсь, что ты единственный выродок в своей семье, и племянник пошлет тебя в твое любимое место! — Евангелина усилием воли прогнала страх. Если она позволит себя запугать, о спасении можно забыть. Голова должна оставаться трезвой. Трезвой и холодной. И если подумать такой головой, то легко понять, что ничего у Кэмденца не выйдет. Филипа не так-то просто взять, он это доказал, много раз уходя от Тайной службы. А теперь он не один, с верными друзьями, которые тоже парни не промах. И придут они сюда, где ждут одного, втроем. До утра ее не тронут, значит, будет время прийти в себя и, может быть, раздобыть оружие или даже сбежать. Да, ей нужно немного времени, а то сейчас затылок болит так, что в глазах темнеет...

— Не выгорит с племянником, остается твой отец. Не волнуйся, старички меня не привлекают. Но посмотреть, как надменный гордец Адингтон будет лебезить, пытаясь вытащить дочь, будет крайне занятно.

— Вот уж с Правителем у тебя точно не выгорит! Он отрекся от меня и выгнал из Алтона, — бессмысленная ложь, но почему бы не позлить Шестерку? Заодно и ответить на невысказанный (и, надо надеяться, еще не пришедший в голову) вопрос, какой ветер занес леди Адингтон на Гейхарт?

— Ах, так эти пошлые баллады о тебе и разбойнике — правда? — В глазах Армана зажегся живейший интерес. — Твой свинопас на самом деле знаменитый Жеребец? — Девушка не ответила. — О-о, какое красноречивое молчание! Ри, похоже, на сей раз менестрели не солгали. И что, нежная леди, рядом с конем твой избранник в самом деле не выглядит жалким?

— Сеньор, позвольте разговорить сучку, — бритоголовый сильнее заломил девушке руку. Ив от боли судорожно втянула воздух сквозь зубы.

— Нет, Ри, не сейчас. Я же сказал, леди мне понадобится, так что увечья ни к чему. И так, похоже, чуть череп ей не проломил. Всю подноготную зятя Адингтона мы узнаем через несколько часов, потерпи. Отпусти красотку и пойдем. Ей нужно отдохнуть, набраться сил. Утром прекрасной пленнице придется обслужить четверых, а если еще и ты разохотишься... И тряпье ее прихвати, пусть привыкает к новой жизни.

Оставшись без поддержки, Евангелина чуть не упала — ноги не держали. Пришлось опуститься на пол. На Армана с телохранителем не смотрела, только расслышала издевательский смех, звук закрывающейся двери и скрежет ключа в замке.

* * *

За столом в одиночестве сидел угрюмый Шон. В груди шевельнулось нехорошее предчувствие, но Филип прогнал его. Наверняка друзья решили подшутить, может, с подачи Энджи.

— Ив пропала, — веснущатый гвардеец с трудом заставил себя смотреть другу в лицо.

— Я бы посмеялся, если б ты наплел, что она уединилась с Кайлом наверху. А про пропажу как-то не весело.

— Руку бы отдал, чтобы все оказалось шуткой, — понурившись, пробормотал Шон.

Филип молчал, не в силах поверить услышанному. Реальность, еще несколько мгновений назад столь прекрасная, внезапно стала хуже любого кошмара.

— Хвала Небесам, он уже здесь! — оглянулся механически на знакомый голос, и увидел спешащих к ним Энни и Кайла. Не очень понимая что делает, стянул ненужную теперь повязку. Странно, ненужным вдруг стало все, включая собственную жизнь, не говоря уж о каких-то дурацких титулах и именах.

— Пошли скорей! — девушка дернула его за рукав. — Мы смогли проследить до Песчаной. А там, как назло, полно народу, и паланкин затерялся. Но она наверняка в одном из тех домов, улица-то к морю выходит, свернуть некуда. Можно было б носильщиков на углу дождаться, расспросить, но вдруг они через проулок на другую улицу вышли? Да и скажут ли правду, как узнать?

Филип дослушивал Энни на ходу, не желая терять драгоценное время. По дороге он узнал и подробности исчезновения, и то, как подруга кабатчика оказалась свидетельницей похищения. Вспомнил бритоголового кэмденца, с которым дрался на днях, выругался.

— Почему мне в голову не пришло, что он может проследить за нами?

— Брось, Филип, — сказал Кайл. — Мы не меньше виноваты. Могли бы выйти вместе с ней.

— Не о том говорите! — Шон понимал, что подобные разговоры принесут лишь вред. — Расскажите лучше, как вам удалось их выследить? Уверены, что не ошиблись?

Энни поведала, что паланкин был приметный, светлый, а крышу его украшала начищенная медная русалка, блестевшая в уличном освещении и потому видная издали. Народ еще не высыпал из домов, дождь ведь тогда только кончился, других носильщиков поблизости не было, а Ужовая улица, куда направился похититель, прямая, как стрела.

— А сейчас зачем ты с нами идешь? — спросил Филип. — Ступай назад. Коли останусь жив, я при любом исходе твой должник.

— Мало ли, вдруг пригожусь? Вас-то, громил, в дом не пустят, а меня, милую девушку...

— Увязалась уже за мной одна такая шустрая, — крестник Правителя остановился, взял Энни за плечи. — Тоже думала, что сможет быть полезной там, где мужчины не справятся. Топай отсюда, — развернул девицу спиной к себе и наподдал по попке. — Чтоб и близко не смела подходить!

Энни медленно побрела назад, потирая ягодицу и обиженно ворча под нос. Пройдя пару домов остановилась, оглянулась и, убедившись, что мужчины уже затерялись среди прохожих, двинулась следом.

Филип неплохо знал Песчаную улицу, на ней стояли просторные, хорошо обставленные особняки — шесть по одной стороне, пять по другой. Шестым здесь было игорное заведение, около которого днем и ночью толкался народ. В бытность разбойником парень не раз захаживал в этот район, нарывался на поединок с богатенькими постояльцами здешних домов и возвращался в веселые кварталы, звеня чужим золотом.

— Ёрш сказал, те десять кэмденцев стали тут или где-то поблизости, — поделился с гвардейцами. — Значит, нужно быть готовыми, что противников будет втрое больше.

— Справимся, — заверил Шон. — Возьмешь меч Ив или мне у себя оставить? Я с собой прихватил, — ответил на непонимающий взгляд друга. — Не бросать же было в общем зале. Она, кажется, им дорожит.

— Дорожит, да, — рассеянно кивнул Филип. — Давай сюда, — закинул оружие за спину. — Время дорого, придется разделиться. Каждый берет по одному дому, осматривает через окна. Начнем с правой стороны. Кайл — первый, я — второй, Шон — третий. Дальше в том же порядке три следующих. Закончим одну сторону, встречаемся в конце Песчаной, у берега.

Кайл первым пришел к каменному парапету, замыкавшему улицу. Снизу доносился шум волн, море никак не могло угомониться после бури. Дома, которые он осмотрел, не вызывали подозрений. Первый, судя по наглухо закрытым ставням и полному отсутствию света в щелях, был необитаем. Во втором веселились многочисленные мужчины и женщины, охотно уделявшие внимание друг другу и говорившие без малейшего кэмденского акцента.

Гвардеец уже стал беспокоиться, как вдруг заметил темную фигуру на крыше невысокой присторйки предпоследнего дома. Филипа быстро спрыгнул на землю и подошел к парапету.

— У меня ничего, — отчитался Кайл.

— У меня тоже. Шон не появлялся?

— Вон он!

Веснущатый гвардеец выскользнул из проулка, разделяющего пятый и последний, шестой, дома.

— Нашел! — выпалил шепотом, подбежав к друзьям. — Она одна в комнате, но на окне решетка. — О том, что девушка кутается в покрывало, а значит, скорее всего, без одежды, Шон предпочел умолчать.

— Решетка крепкая? — Филип стремительно двинулся к нужному дому, гвардейцы последовали за ним.

— Не уверен. Установлена снаружи, уже после постройки. Держится, вроде бы, только по углам. Я не мог как следует проверить, боялся шуму наделать.

— Все окна зарешечены?

— Скорее всего. Мне не попалось ни одного без решетки.

Они подошли к окну первого этажа, выходившему в узкий боковой проулок, который соединял соседние улицы.

Филип заглянул в комнату и в тусклом свете догорающей свечи увидел закутанную в покрывало фигурку, скорчившуюся на широкой кровати, колени подтянуты к животу. Постель смята, сбита... Что здесь происходило, пока он был у Ерша?

— Ты уверен, что это она?

— Когда я заглядывал сюда, света было больше — горело три свечи. Девушка лежала на спине, и я смог разглядеть лицо. Это Евангелина. — Шону было очень не по себе от ставшего совсем безжизненным тона Филипа.

Крестник Правителя ухватился за прутья решетки, дернул. Безрезультатно. Последовал второй рывок, третий. Внезапно нижний правый угол звякнул и подался.

— Теперь я, — Кайл положил руку на плечо друга, осторожно отстраняя его. — Передохни.

Филип послушался. Еще несколько рывков, железо скрежетнуло по камню, и верхний правый угол тоже оказался на свободе. После отогнуть в шесть рук решетку показалось едва ли не детской забавой.

— Энджи, — Филип тихонько постучал в стекло. — Энджи!

Девушка изменила позу, казалось, прислушиваясь. Филип постучал чуть громче. Пленница вскочила, подбежала к окну. Покрывало осталось на кровати, и мужчины разглядели, что из одежды на Ив только штаны. Это странным образом немного ободрило Филипа. Если б ее... даже мысленно произносить не хочется... одежды не осталось бы вовсе. Евангелина дергала раму изо всех сил, но та не поддавалась, видно, была приколочена.

— Сложи покрывало с несколько раз и прижми к стеклу, — распорядился Филип, сопровождая просьбу знаками. Говорить громко он опасался.

Ив то ли расслышала, чего он хочет, то ли сообразила, увидев, как муж стаскивает камзол и прижимает к окну. Когда предосторожности были предприняты, Шон, славившийся крепкими кулаками, намотал на руку свою куртку и ударил. Послышался глухой треск переплета, на землю со звоном упали несколько осколков, большинство задержала ткань. Еще немного усилий, и Евангелина оказалась на улице, в объятиях мужа.

— Ты цела? — все тем же неживым голосом спросил он.

— Да, — сдавленно ответила Ив, утыкаясь лицом ему в грудь.

— Не ври мне, — тон ничуть не изменился.

Шон отвернулся, Кайл запереминался с ноги на ногу, готовый, если понадобится, вмешаться.

— Они меня не тронули, Филип, любимый, поверь! — девушка подняла голову, взглянула мужу в лицо, но не смогла различить в темноте его выражения. — Раздели, да, но не тронули! — судорожно зашептала она. — Это Арман, он узнал меня и решил поймать тебя. И уж потом позабавиться как следует... — Евангелина вдруг высвободилась из рук мужа, отступила к стене, и ее вырвало.

— Арман? — Филип тряхнул головой, будто отгоняя наваждение. — Он сейчас в этом доме?

— Да. С ним пятеро. Еще пять человек будут утром.

— Такую возможность упускать нельзя, — Филип повернулся к друзьям. — Сейчас на каждого из нас всего по двое. Энджи, держи меч, здесь нельзя без оружия, — потом поднял свой камзол, встряхнул, избавляясь от осколков, заставил девушку одеть. Плотно запахнул на груди, кутая ее, будто ребенка. — Вот так. Плевать, за кого тебя примут, лишь бы грудью не сверкала. Беги на улицу. Поднимай шум, зови Стражей. Скажи, тебя похитили, похитители засели в этом доме, твой муж тебя вытащил, теперь отбивается. И не желает, чтобы после на него повесили убитых. Мы продержимся до их прихода, они обеспечат мне прилюдный поединок с Шестеркой. Поняла? Сделаешь?

— Да, — девушка кивнула.

— И не вздумай лезь в этот дом снова. Поклянись, — сжал ее плечи.

— Жизнью клянусь.

— Моей. Моей жизнью клянись.

Евангелина на мгновение замялась, потом едва ли не обреченно кивнула и произнесла требуемую клятву.

Оказавшись на освещенной улице, она заоглядывалась в поисках Стражей. Высоких черных шлемов с четырехлучевой звездой надо лбом поблизости видно не было. Ей послышалось, что сзади, из проулка донесся приглушенный удар. Наверное, Филип с друзьями вышибли дверь комнаты, в которой ее держали.

Девушка бегом припустила по улице прочь от моря, в гущу города, где наверняка можно найти Стражей. Многочисленных прохожих она просто не замечала. Оттолкнула одного, путавшегося под ногами, потом другого, не услышала посланных вслед ругательств. Стряхнула с локтя кого-то, пытавшегося прицепиться, и, по счастью, сильно пьяного.

Добежала до угла, попала на другую улицу, еще более оживленную. Оглянулась направо — уже ставшая привычной гейхартская толпа, жадная до развлечений, равнодушная к чужим горестям. Налево... Хвала Небесам, наконец-то Стражи! Закричала, замахала руками. Ее заметили, черные шлемы двинулись в сторону шумной особы.

— Чего вопишь? — осведомился средних лет крепыш со светлыми, песчаного цвета усами.

— Меня похитили...

— Не похоже, — усмехнулся второй, молодой чернявый парень со щегольской бородкой.

— Дай сказать! — рявкнула Евангелина так, что оба захлопнули рты и вытянулись чуть ли не по струнке. — Мой... друг, — решила, что поминать на Гейхарте брачные узы как-то нелепо, — только что освободил меня. А теперь дерется с похитителями. Но их гораздо больше. Обеспечьте ему поединок с главарем шайки.

— А ты не врешь?

— Нет, — Ив решила сменить тактику и заговорила жалобно. Заодно для пущей действенности перестала сжимать камзол на груди, чуть повела плечами, заставляя полы разойтись. Филип, конечно, не одобрил бы, но посверкать грудями иной раз бывает весьма полезно. — Не вру! Они собирались меня всем скопом... — шмыгнула носом, в глазах, устремленных на Стражей, показались слезы. — А если и вру, доблестные господа, то ведь не расправы требую, а всего лишь честного поединка для моего друга.

— Ну, пошли, показывай, — крепыш нехотя оторвал взгляд от соблазнительных округлостей, почти полностью выглянувших из-под распахнутого камзола. Красивая девка, не потасканная. Такую и впрямь могли похитить. На Лакомом чем свежей товар, тем больше на него спрос.

Еще издали Евангелина заметила, что около арманова логовища собрался народ. Оказывается, в парадную дверь колотил одинокий Страж, рядом чуть ли не подпрыгивала Энни. Она-то как здесь очутилась?!

— Том, что ты тут делаешь? — вопросил крепыш, отогнав любопытных и подойдя к сослуживцу. — Джек в игорном доме один отдувается?

— Да там пока спокойно, Джин, — ответил Том, продолжая методично колотить в дверь. — А меня знакомая девчонка подсобить попросила. Говорит, дружков ее там обижают.

— И которые же твои дружки? — обратился к Энни крепыш Джин. — Те, что здесь живут или пришлые?

— Здесь живут бандиты, которые людей похищают, — пискнула подруга кабатчика, и, как выяснилось, едва ли не половины Гейхарта. — Они мне не дружки! Ой, а ты как здесь? — встретилась взглядом с Евангелиной. А Конёк?..

— Он в доме. Там окно выбито, можно залезть, — обратилась Ив к Стражам.

— Нам положено заходить через дверь. Через окна ворье лазает, — заявил Джин. — Парни, вышибаем.

Приложив некоторые усилия, стражи выбили дверь и вошли внутрь. Ив, не осознавая, что делает, вцепилась в руку Энни. Ожидание растянулось до бесконечности. Из дома доносились приглушенные голоса и шум, но никто не выходил.

— Ты только не говори Коньку, если тебя снасильничали, — неожиданно прошептала бывшая служанка. Ив с удивлением уставилась на нее. — Он как узнал, что ты пропала, закаменел весь. Я его таким никогда не видела, а пришлось всякого насмотреться, пока у них в лесу жила.

Евангелина хотела было ответить, но в дверном проеме показался человек. Девушка напряглась и тут же едва не застонала от разочарования. Мужчина был ей совершенно незнаком. Шел, пошатываясь, прижимая к груди правую руку, придерживая ее левой, рубаха пропиталась темным. Наверное, один из людей Армана. Следом появились еще двое, тащившие за руки тело, судя по небрежному обращению, бездыханное. Еще один труп вынес чернявый Страж. Ив испытала едва ли не радость, увидев мертво поникшую бритую голову. Шона, кажется, раненого, вместе с Кайлом чуть ли не тычками выпроваживали Том и Джин. Арман с Филипом вышли сами, последними.

Ив смогла наконец перевести дыхание. Ненаглядный супруг был невредим и смотрел на Кэмденца так, что страшно становилось. Король, напротив, держался расслабленно и поглядывал на знаменитого разбойника весьма пренебрежительно.

— Я требую поединка, — во всеуслышанье заявил Филип. — Этот человек, — указал на Армана, — похитил мою женщину и пытался заманить в ловушку меня.

— Зачем ты мне нужен, отребье? — усмехнулся король. — И подстилку твою я не трогал. Она врет.

— Здесь не суд, разбираться в ваших дрязгах никто не станет, — провозгласил знакомец Энни, Том. — Парень потребовал поединка, по закону Гейхарта ты обязан ему ответить.

— Пусть будет так. Законы я чту, — Арман взглянул на Филипа по-новому, оценивающе.

Ив удивилась: неужели им не довелось сразиться в доме? Хотя Кэмденец вполне мог свалить грязную работу на телохранителей, а сам даже не наблюдал за схваткой. О том, насколько искусен Жеребец в обращении с мечом, король вряд ли знает. Даже Правитель в свое время не подозревал о способностях крестника. Значит, у ее мужа будет хоть какое-то преимущество.

— Я требую его жизнь, — громко произнес Филип.

— А я — его свободу, — хищно оскалился Арман. — И его подстилки тоже. Нужно хоть как-то возместить смерть двух моих людей.

— Условия установлены! — провозгласили Стражи едва ли не хором.

Филип отстраненно подумал, что последнее условие Кэмденец выдвигал, скорей всего, чтобы вывести противника из себя. Просчитался, и сильно. Стоило крестнику Правителя услыхать наглое требование, как вернулось то самое состояние ледяной сосредоточенности на единственной цели, в которое погрузился, узнав об исчезновении жены. Спокойствие исчезло, как только Энджи оказалась в его объятиях, и потом, в доме, он дрался в привычной яростной горячке, уложил двоих, первым — бритоголового мерзавца. Вызывая Армана на поединок, Филип с раздражением чувствовал полыхающий в душе гнев, совладать с которым никак не получалось. И тут Кэмденец преподнес ему такой подарок! Лихорадочное предвкушение битвы покинуло душу, сознание освободилось от тревоги, а мышцы — от усталости. На миг показалось, что его существом овладел Хладный убийца — не то демон, не то дух, о котором рассказывают страшные сказки на Архипелаге. Коли так — пускай. Он согласен на помощь адской твари, ибо убить короля Кэмдена должен теперь любой ценой. Чтобы тот не мог больше ни близко подойти к Евангелине, ни взглянуть в ее сторону.

Филип едва ли не бессознательно стянул рубаху, бросил на землю. Адова тряпка с неудобными, широченными, как крылья рукавами, кружевами и рюшечками успела надоесть до трясучки. В битве будет только мешать. Арман снял свой богатый, шитый золотом камзол и остался в белоснежной рубахе тонкого полотна, скроенной так, чтобы не сковывать движений. Взглянул на противника, в глазах мелькнул огонек похоти.

— Может, и штаны снимешь, висельник?

— Отсосать хочешь? Смотри, не подавись, — Филип обнажил меч.

Отвечать Кэмденец не стал, бросил ножны на землю и сделал первый выпад.

С этого момента окружающий мир для Евангелины перестал существовать. Она не слышала болезненного писка Энни, которой слишком сильно стиснула руку, не чувствовала, как пальцы Кайла разжимали ее собственные, высвобождая веселую девицу, не поняла, что черноволосый гвардеец заботливо запахнул на ней камзол, встал сзади, приобняв за плечи, и осторожно сжал ее кисти, не давая калечить пальцы. Она смотрела только на Филипа и короля, сошедшихся в смертельной схватке.

Арман, как и предупреждал Правитель, оказался сильным и опасным противником. Его стиль был едва ли не противоположностью манеры сражаться, присущей Филипу. Для крестника Хьюго поединок на мечах оставался прежде всего игрой, возможностью показать свое мастерство и подразнить врага. Парень двигался легко, обманывал, уклонялся, чтобы потом, когда противник начнет злиться, воспользоваться его же ошибками. С менее опытным мечником Филип смог бы закончить бой в несколько приемов, но с королем так не выходило при всем желании.

Кэмденец был слишком искушенным воином и, судя по тактике, не привык затягивать поединки, старался как можно быстрей и жестче разделаться с врагом. Король совершал выпад за выпадом, вкладывая в них немало сил, но, вопреки ожиданиям, висельник с исполосованной спиной (открытие приятно щекотало сластолюбие Армана и даже пробудило несколько любопытных фантазий, которые он собирался непременно воплотить, когда одержит победу) не терялся, не трусил, а хладнокоровно и расчетливо уходил от ударов либо успешно парировал их. К собственному неудовольствию король вынужден был признать, что алтонский разбойник оказался искусным мечником. Пожалуй, более искусным, чем Адингтон, победить которого несколько лет назад не удалось, возможно, из-за вмешательства Бриана.

Толпа на улице становилась все многочисленней. Гейхартцы и гости острова были неравнодушны к поединкам и знали в них толк, хотя бы как зрители. Уже начали заключать пари, уже раздавались подбадривающие возгласы. Женщины старались не терять из виду отлично сложенного, обнаженного по пояс парня, заодно чесали языками. Даже Кайл, которому было совсем не до досужих разговорчиков (он беспокоился за Филипа, а еще больше — за Ив, которую непонятно как унимать, если ее муж серьезно пострадает), расслышал позади взволнованный женский голос:

— ...Да на прошлой неделе шла я с Лю под утро мимо этого самого дома, а оттуда такие вопли доносились, будто кого живьем на куски рвут. Что? Ага! Ну а пару дней спустя рыбаки в море мертвого мальца выловили. Говорят, ни единого здорового местечка на ем не было! Я еще тогда подумала, не он ли, болезный, перед смертью так голосил... Ну да, я и говорю, людоед! Тело-то не только изуродованное, но и не целое оказалось!

Дальше Кайл не вслушивался, потому что Арману удалось достать Филипа. Евангелина, кажется, совсем перестала дышать.

В последние минуты король все больше выходил из себя. Искусность разбойника и в еще большей степени его хладнокровие доводили до бешенства. Лицо парня словно окаменело, отточенные, расчетливые движения говорили о полном спокойствии. Будто не себя и свою бабу спасает, а вышел на учебный поединок на тупых мечах, исход которого не очень-то и важен. И как же злят эти его постоянные уходы, поддразнивание. Хочет измотать противника? Не получится! Нет большой разницы, раньше или позже простится с жизнью алтонское отребье. С мертвым тоже можно поразвлечься, особенно если наблюдать за забавой будет дочка Адингтона. Король побагровел от ярости и внезапно нахлынувшей похоти, желание убить затмило разум.

Неожиданно парень слегка открылся, и Арман тут же предпринял молниеносный выпад. Филипу чудом удалось уклониться, меч Кэмденца, вместо того, чтобы пройти меж ребер и пронзить сердце, скользнул по грудной клетке, глубоко рассекая кожу и мышцы.

Рана тут же начала обильно кровоточить. Филип отлично понимал, что теперь ему долго не продержаться. Значит, нужно переходить в решительное наступление, благо Шестерка совсем ополоумел из-за неудачи. Вслух поносит разбойника, его жену, Адингтона и весь Алтон впридачу. А старик-то опять прав, очень важно уметь держать себя в руках невзирая ни на что. И спасибо тебе, Хладный убийца, коли и вправду был внутри. Теперь уйди, пожалуйста. Убить врага хочется, будучи полностью собой, чтобы ярость выжгла из памяти глаза умирающего.

— Алтон теперь в безопасности, — прошептал Филип на ухо королю, насадив того на меч. — А ты, фейка, попался на крючок Адингтона. Это он послал меня за тобой.

На лице умирающего Армана к удивлению тех, кто сумел его разглядеть, промелькнуло выражение понимания и досады.

Филип выдернул меч, оттолкнул от себя тело. Пошатываясь, подошел к своей рубахе, поднял, вытер ею лезвие. Клеймо на клинке подмигнуло тускло-багровым отсветом, словно оружие благодарило за утоленную жажду крови и убийства. Крестный сказал, меч проверяли и магии в нем нет. Зато имеется характер, которого и в помине не было у его прежнего клинка. Чудно, ведь меч, можно сказать, достался ему от старого Олкрофта.

— Поединок завершен! — донесся словно издалека голос Стража. — Желает ли кто-то мести за убитого? — Над толпой повисло молчание. Видно, люди Армана не были чересчур привязаны к господину, что не столь уж удивительно для наемников. — Закон исполнен! Расходитесь!

Филип не помнил, сам ли подошел к жене, или она подбежала и обняла, прижалась, потом охнула, вслух обругала себя за то, что потревожила рану, сделала ему больно.

— Не болтай чепухи, — он не позволил ей отстраниться. — Никакой боли я не чувствую. А вот на ногах держусь нетвердо, так что не лишай поддержки.

Евангелина всхлипнула, подставила плечо и прижала к его ране немалый кусок чистого полотна. Как потом выяснилось, нижнюю юбку Энни.

До пристанища добрели без приключений, ибо бывшая служанка уговорила двух Стражей, Джина и его молодого напарника, проводить друзей. Те согласились, польстившись на обещанный ужин в кабаке, знаменитом своей кухней. Сопровождающие были очень кстати. От уцелевшей свиты Кэмденца, не ответившей на прямой призыв блюстителей гейхартского закона, вполне можно было ожидать нападения из-за угла.

Оказавшись в комнате, Филип тяжело опустился на кровать. Прижатая к груди нижняя юбка пропиталась кровью. Ив поспешно достала снадобья, иголку и нитки, принялась обрабатывать рану, а после сшивать рассеченную кожу. Парень шипел и морщился, пока не появилась Энни с бутылкой юла. Девица с разрешения Евангелины вручила проверенное обезболивающее страждущему и поведала, что Шона, который тоже был ранен, осматривает знакомый лекарь.

— Говорит, легко отделался, плечо рассечено неглубоко. Бедненького Кайла тоже задели, но у него уж точно царапины, даже мне видать.

— Взгляни потом сама, что там с ребятами, — попросил Филип жену, приложившись к бутылке. — Энни, спасибо за все. Я перед тобой в долгу.

— Ой, да о чем ты, Конёк? Будем еще считаться! — замахала руками девица. — Ты меня на Лакомый остров привез, денег на первое время отсыпал щедро. Сейчас вон Эда платой не обидел, а меня с друзьями познакомил. Парни они что надо. Еще и одному меняле здешнему меня представили, а это знакомство страсть какое полезное!

Евангелина, заканчивая зашивать рану, молча дивилась служебному рвению людей господина Н. Встревать в разговор желания не имелось, пусть себе болтают. Филип дорогой рассказал ей, чем они обязаны Энни, и коситься на бывшую служанку теперь было совсем уж глупо. Ив даже нашла в себе силы улыбнуться девице и поблагодарить, когда та выходила из комнаты.

Энни просияла и пообещала распорядиться насчет купания, тут же окружив подружку Конька заботой. Сама принесла девушке теплого молока с медом, предложила помочь вымыться и явно разочаровалась, услыхав вежливый отказ.

— Похоже, пташка на тебя запала, — не преминул высказаться Филип, стоило им остаться вдвоем. — И тебе она вроде как по вкусу. Вы так зажигательно целовались...

— Пользуешься положением раненого? — осведомилась Ив, глотнув юла. Молоко с медом было кстати, но после пережитого хотелось чего-то покрепче. — И зажигаться тебе сейчас совсем ни к чему.

— Да, нужно отдохнуть. Иди сюда, — похлопал ладонью по кровати рядом с собой.

Ив подошла, села, склонилась к нему, поцеловала в губы легко, чтобы не дразнить.

— Люблю, — шепнула, зарумянившись. — Прости, что увязалась за тобой сюда.

— Принцесса осознала свою ошибку? — его рука скользнула под камзол, прикоснулась к ее коже, да так и осталась там, поглаживая. — Мне показалось, я умер, когда узнал, что ты пропала. Мертвому неведомы ни страх, ни гнев. Это помогло победить Армана. Да и нашли мы его во многом благодаря тебе. Но впредь я тебе так рисковать не позволю.

— С тех пор, как связалась с тобой, моей жизнью управляют глупые совпадения, — проворчала Ив.

— Что уж мне говорить? — в тон ей заметил Филип. — Поддался Тайной службе в надежде попасть на виселицу, ибо все надоело, а нарвался на крестного. И надо ж так случиться, у него оказалась незамужняя дочка, с первого взгляда воспылавшая к разбойнику.

— Просто ты везучий, а я — нет. Попалась этому бритоголовому, как беспомощная дура. Хорошо не в нужнике, а рядом, и не до, а после.

— Ох, леди, как вы выражаетесь... И где ты разглядела мое везенье? Люди твоего батюшки сцапали в свое время в борделе, без штанов. Веселье, знаешь ли, еще то.

Евангелина прыснула. Теперь воспоминания о визитах супруга к веселым девицам почему-то не ранили.

Друзья покинули остров через день. Рана Шона действительно оказалась легкой, а местный лекарь знал свое дело. Кайл отделался несколькими царапинами, которые Ив смазала мазью собственного приготовления. Она уже знала от Энни, что черноволосый гвардеец поддерживал ее во время поединка Филипа с Арманом, но почему-то не могла найти в себе силы поблагодарить. Казалось, что в данному случае некоторые вещи разумнее не произносить вслух. Да и вряд ли заметно повзрослевший мальчик так уж ждет ее благодарности.

Не затягивать с отъездом посоветовал им Ёрш через уже знакомого мальчишку. Кое-кто из людей Армана покинул остров, забрав с собой тело короля, двое или трое еще оставались. Их цели были неведомы. Может, они сочли свою службу оконченной и решили продлить приятное времяпрепровождение на Гейхарте, но существовала возможность, что слуги желают отомстить за господина. Меняла отрядил к "Лешему" нескольких молодцов для охраны и просил алтонцев побыстрее вернуться на материк.

Филип с Евангелиной и сами мечтали покинуть Лакомый остров, Шон с Кайлом тоже не хотели задерживаться. На первый раз гвардейцы вкусили достаточно, а вернуться всегда успеется, может, по делу, может, просто развеяться. Спасибо Филипу, с его помощью дорожку протоптали отличную.

* * *

К воротам замка Олкрофтов подъехали к вечеру, когда солнце уже садилось. Его лучи окрасили светло-серые стены и башни в золотисто-розовый цвет. Над крепостью развевался красно-белый стяг с геральдическим зверем Адингтонов, зеленым драконом, в правой лапе обнаженный меч острием вверх. Вставший на дыбы золотой грифон Олкрофтов красовался лишь на каменном барельефе над воротами.

Укрепленные железными бляхами створки еще не закрыли, и четверо всадников беспрепятственно въехали под массивный каменный свод. Им тут же заступили дорогу два стражника.

— Я — дочь владельца замка, лорда Адингтона, — надменно провозгласила Евангелина. — Вот, — подала одному из солдат кусок пергамента, украшенный подписью и печатью Правителя.

Стражники почтительно поклонились, пропуская приезжих, один из них побежал оповещать начальство. "Данкана", — безрадостно подумала Ив, спешиваясь.

Откуда-то из бокового входа показался плотный мужчина, крикнул слугам, чтобы забрали лошадей и быстро направился к гостям. Евангелина с удивлением разглядывала его открытое обветренное лицо. Похож на бывалого вояку, взгляд прямой, подбородок упрямый, седые усы топорщатся. Никогда б не подумала, что зловредный наставник Филипа выглядит столь располагающе.

— Моя леди, — мужчина преклонил колено. — Стивен Эрли, капитан замковой стражи. Добро пожаловать.

— Спасибо, — Ив чуть не рассмеялась своему глупому подозрению. Вряд ли Данкан так уж мечтает встретиться с ней и уж тем более с бывшим воспитанником. — Встань.

Эрли поднялся на ноги и взглянул на спутников леди Адингтон.

— Мой лорд... — шагнул к Филипу, не скрывая радости от встречи.

— Я не лорд, Стивен, — тот качнул головой. — Сейчас, во всяком случае. Ты же наверняка знаешь.

— Да, Данкан уж не раз повторил, — мужчина помрачнел. — Да только кровь-то в тебе осталась прежняя. Болотную водицу по жилам не пустишь, как бы кой-кому не хотелось.

— Спасибо на добром слове, — парень хлопнул Стивена по плечу. — Очень рад тебя видеть, вспоминал не раз. А, мой незабвенный воспитатель. — По ступеням парадного входа спускался тщедушный мужчина лет пятидесяти. Широкий тонкогубый рот и лысый череп делали его похожим на лягушку. — Вот кого предпочел бы никогда больше не встречать.

Данкан быстро шел к приезжим, тщательно обшаривая их глазами, видно, соображая, кто же из них — дочь Адингтона. Безошибочно определил Ив, та слегка подосадовала про себя, что парни в последний раз брились на Гейхарте, три дня назад, и ее нежные щечки издали заметны на фоне заросших физиономий.

— Леди Адингтон, — мужчина склонился в почтительном поклоне. — Мое имя Данкан, я здешний кастелян. Добро пожаловать в родовой замок Олкрофтов. Теперь окончательно перешедший в собственность вашего батюшки, — не удержался и бросил злобный взгляд на Филипа.

Евангелина сдержанно поблагодарила управляющего и представила ему и капитану стражи Шона с Кайлом, отрекомендовав их не только как солдат гвардии Правителя, но и как своих друзей. Очень хотелось сейчас же донести кое-что до сознания Данкана, но девушка сочла правильным сдержаться. Ни к чему выставлять себя стервой в первые же минуты, особенно в присутствии Эрли, который искренне рад видеть сына покойного лорда. А может быть, все обойдется. Отец наверняка передал с людьми сопровождения послание для кастеляна, где должен был замолвить словечко за крестника.

— Моего супруга, полагаю, представлять не надо, — тон стал совсем ледяным, и смотрела Ив исключительно на Данкана. — Мне не хотелось бы лишний раз напоминать, что любая непочтительность в его адрес есть прямое оскорбление мне.

— Я не первый год служу высокородным господам, моя леди, — воспитатель Филипа, к раздражению девушки, не смутился. — Вы — дочь Правителя Алтона, хозяина этого замка, и не увидите здесь ничего, кроме уважения и гостеприимства.

— Чудесно! — Ив с некоторым трудом изобразила лучезарную улыбку. — Может быть, вы, любезнейший, покажете нам наши покои? А после накормите ужином?

— О, конечно, ваше высочество! Пойдемте!

— Увидимся, Стивен, — Филип кивнул капитану и двинулся следом за Евангелиной.

Солдат проводил их слегка встревоженным взглядом, покачал головой и пошел к воротам.

Ив следовала за кастеляном, время от времени поглядывая на мрачного мужа, который шагал рядом. Филип не смотрел по сторонам, возвращение в родовое гнездо его не только не радовало, но и тяготило. Да, кругом не видно следов запустения: лестницы и коридоры чисто выметены, освещены свечными светильниками, вычищенными, без "бород" воска, по углам не колышутся призрачные драпировки из пыльной паутины. И в то же время замок выглядит едва ли не покинутым. Голые стены не украшают ни оружие, ни гобелены, ни картины, ни охотничьи трофеи. Было ли здесь также неуютно при старом лорде Олкрофте? А при его жене?

Данкан привел гостей в короткий коридор, куда выходили три двери.

— Гостевые комнаты, ваше высочество. В этой останавливается ваш батюшка, когда наезжает сюда, — толкнул первую, открывая взору просторное помещение с большой кроватью под балдахином и узорчатым, явно не алтонского происхождения, ковром на полу. — Достаточно ли она хороша?

— Вполне, — кивнула Ив. — Мои друзья разместятся по соседству?

— Да, ваше высочество. Позвольте спросить, ваш супруг останется с вами или следует приготовить его прежние покои?

— Конечно со мной! Странный вопрос, — фыркнула Евангелина.

— Простите, моя леди. У Филипа здесь осталось много... кхм... знакомых. Я подумал, возможно, он захочет увидеться с кем-то, и чтобы не мешать вам...

— Мне его знакомые не помешают. — Поганец-Данкан определенно намекает на девиц. Пытается вывести ее из себя? Добивается, чтобы она устроила Филипу сцену ревности? Плохо ты нас знаешь, ничего у тебя не выйдет, милейший. — Я с радостью познакомлюсь со Стивеном Эрли и прочими.

— Прекрасно, моя леди, — Ив готова была поклясться, что Данкан с трудом сдерживает торжествующую улыбку. — Я сообщу, когда накроют ужин. Смею надеяться, ваше высочество и многоуважаемые лорды, — последовал поклон в сторону гвардейцев, — почтят присутствием нашу скромную трапезу?

— Непременно. Распорядитесь насчет купания, любезный. И поскорее, я мечтаю освежиться с дороги, — бросила, не глядя, уже входя в комнату и не потрудившись выслушать ответ.

— Энджи, не свирепей, — Филип, закрыв дверь, подошел к жене сзади, обнял, поцеловал в волосы. — Вот такая он склизкая тварь. Гляди, сейчас отрядит толпу моих прежних любовниц горячую воду сюда таскать. Небось, стоило получить послание крестного, созвал в замок из окрестных селений всех, кто помоложе.

— Твои бывшие меня теперь мало волнуют, — Ив погладила мужа по руке. — Но я не желаю терпеть наглость, особенно от него. На физиономии написано, что мерзавец! Как твой отец мог доверять ему?

— Справедливости ради нужно признать, что управляющий Данкан честный и довольно толковый. Меня никогда не любил, это да. Он, впрочем, ни к кому теплых чувств не питал, но хоть не цеплялся. И не слишком ли опрометчиво ты пообещала прийти на ужин? Или без меня собралась, с Шоном и Кайлом?

— Ну что ты говоришь? — девушка развернулась, обняла парня. — С тобой. Придется немножко потерпеть.

— Чего ради?

— Того ради, чтобы никто не посмел сказать, будто мы прячемся. Или что я стыжусь тебя.

Их разговор был прерван стуком в дверь. За ширму, что отгораживала угол у камина, где стояла бадья для купания, потянулась череда миловидных служаночек с ведрами горячей воды. Девицы вели себя скромно и пристойно, и, судя по невеликому возрасту, в бывшие любовницы Филипу никак не годились. Только под конец, когда бадья почти наполнилась, заявилась разбитного вида молодка, немаленькие груди которой едва не вываливались из лифа, живо напомнив Евангелине о Гейхарте.

— Мой лорд, — улыбаясь, присела, наклонилась, давая возможность сидящему в нише у окна Филипу получше разглядеть ее гордость.

— Эми, скольким еще я должен повторить, что больше не лорд? — парень нахмурился. — Да и в любом случае, прежде положено приветствовать леди, — указал взглядом на сидящую рядом девушку. — Данкан вас совсем распустил? Или наоборот, слишком хорошо вымуштровал?

— Моя леди, — молодка притушила улыбку и весьма небрежно поклонилась Евангелине.

— Эми! — в комнату вбежала, запыхавшись, женщина постарше, одетая и причесанная весьма скромно. — Простите, моя леди, — почтительно склонилась перед дочерью Правителя. — Убирайся отсюда, бесстыдница! — прошипела молодке. Та скорчила гримаску и, махнув подолом, отправилась восвояси. Ведро с водой так и осталось стоять у двери.

— Моя леди, еще раз прошу прощения. Эми давно не работает в замке. Она замужем за кабатчиком из ближнего селения и позабыла приличия, — женщина взглянула на Евангелину с вежливым любопытством, потом не удержалась, перевела взгляд на Филипа и улыбнулась.

— Полагаю, в замке она оказалась по приказу кастеляна? — осведомилась Ив.

— Да, моя леди, — голос женщины звучал удивленно.

— Рози, моя жена проницательна и не желает давать меня в обиду. Как и ты.

Евангелина разглядывала немолодую, но еще вполне привлекательную женщину. Лет пятнадцать назад она, наверное, была красоткой. Раза в два старше шустрого сынка лорда. Ох, да что ей за дело?! Сейчас, с ней, эта самая Рози ведет себя безупречно. И к Филипу сохранила теплые чувства, в отличие от Эми, которой просто любопытно было взглянуть на бывшего любовника, бывшего лорда, бывшего же разбойника и его супругу. Ну, а коли б удалось раздуть ссору меж героями новейших баллад, то было б чем хвастаться в кабаке мужа год, а то и больше.

— Спасибо за заботу, Рози, — Ив улыбнулась женщине, та просто расцвела в ответ. — Воды в бадье, кажется, уже достаточно, так что пусть сюда больше никто не приходит, пока не позовем. И нельзя ли попросить тебя прислуживать нам? Это не слишком увеличит твои обязанности?

— Нет, ничуть не увеличит, моя леди! Я буду счастлива оказаться полезной. Филип, — шагнула к парню, бросив на Евангелину извиняющийся взгляд и получив в ответ благосклонный кивок. — Я так рада, что ты жив, вернулся... — погладила его по плечу, тепло, по-матерински. Снова повернулась к девушке. — Он хороший мальчик, ваше высочество. Что бы вам тут не пытались внушить.

— Не волнуйся, Рози. Мне кажется, я неплохо знаю своего мужа.

— Знаешь отлично, — Филип притянул Ив к себе, обнял. — И, самое главное, любишь.

Служанка совсем смутилась и хотела было удалиться, но вспомнила об обязанностях и спросила, не нужно ли помочь ее высочеству искупаться. Филип не дал жене рта раскрыть, заверил Рози, что если леди потребуется помощь, то он рядом, и давно знает как правильно обращаться с женщинами. Только роды пока принимать не доводилось, но он надеется, что еще восполнит сей досадный пробел в знаниях.

— А вот на ужин надеть Энджи нечего. Платья у нее с собой нет. Не могла б ты найти что-нибудь подходящее среди нарядов леди Олкрофт?

На самом деле платье было. Евангелина купила его на Гейхарте, не устояв перед тончайшей замшей красивого темно-красного цвета. Да еще заметив огонек, что зажегся в глазах мужа, оценившего фасон и определенно мечтавшего увидеть фривольный наряд на жене. Не за столом в мужской компании, конечно, а уединившись с супругой в спальне.

Женщина заверила, что непременно найдет подходящую к случаю одежду, и поспешила выполнять поручение.

Когда спустя час с небольшим в дверь постучали, Ив была подобающим образом одета и пыталась с помощью Рози хоть как-то заколоть непривычно короткие волосы. Филип, уже искупавшийся и облаченный только в штаны, соскребал перед зеркалом щетину.

— Входите! — ответил на настойчивый стук, предварительно накинув на плечи рубаху. Об исхлестанной спине он почти забыл, благо Энджи удается не замечать шрамы. Ни разу во время ласк ни ее пальцы, ни губы не прошлись вдоль рубцов, касались вскользь, будто их и нет. Зато чуть ли не слезами наполнившиеся глаза Рози, которые она спрятала, стоило встретиться с его взглядом, вовремя напомнили об осторожности. Супруга еле сдержалась на Гейхарте, когда простушка Энни принялась допытываться, кто ж это попортил Коньку шкуру, а того же Данкана убьет на месте за одну лишь издевательскую усмешку.

Воспитатель оказался легок на помине, появился на пороге и сообщил, что ужин накрыт, и друзья ее высочества уже приглашены. Изложив заготовленную тираду, застыл, уставившись на Евангелину, которой, наконец, удалось справиться с волосам. Зеленовато-бирюзовое платье старинного покроя необычайно шло девушке, она казалась настоящей героиней сказки или легенды. Данкан хорошо помнил, как чудесно выглядела его покойная госпожа в этом наряде, но дочь Адингтона была просто ослепительна. И смотрела влюбленными глазами на своего мужа-висельника, смотрела так, как никогда ни на одного мужчину не глядела покойная леди Олкрофт. Щенок, наполовину очистивший свою наглую физиономию от щетины, почувствовал ее взгляд и одарил полной обожания улыбкой. Прежнему воспитателю досталась торжествующая ухмылка, в которой, к еще большему раздражению Данкана, явственно проглядывало презрение.

Кастелян плотно сжал тонкие губы. Они совсем потерялись на лице, рот превратился в щель. Прежний воспитатель многое мог бы сказать этому отродью, уже в детстве проявившему преступные наклонности. Да, очень многое. И первые же слова надолго лишили б негодяя желания улыбаться. Останавливало лишь опасение прогневить дочку Правителя.

Болтают, конечно, что отцу нет до нее дела, что она безмозглая стерва, которой он стыдится. Стерва наверняка, ни одна добронравная девица не потребовала б в мужья приговоренного к повешению разбойника, известного своей похабной кличкой да бесчисленными любовницами. Безмозглая — кто знает, все может быть. Но вряд ли Адингтона слишком волнуют нрав или ум наследницы. Она невероятно хороша, и это в глазах отца должно затмевать все недостатки. И наверняка затмевает, иначе чем объяснить беспокойство о безопасности бесстыжей девицы и ее мужа-преступника? Ах да, щенок ведь приходится Правителю крестником. Но прежде-то лорд Адингтон об этом не вспоминал, даже когда один или два раза наезжал в гости к другу лет пятнадцать-двадцать назад.

Взгляд Данкана зацепился за рубаху, накинутую рукавами вперед на плечи Филипа. Что он под ней прячет? Клеймо? Вряд ли. Каленым железом метят лоб иным каторжникам, преступникам попроще прижигают предплечье. У этого на руках ничего не видно, кроме старых шрамов. Зато грудь располосована знатно, причем совсем недавно...

— Не зря лорд Олкрофт не желал тратить время, обучая тебя владеть мечом, — услыхал Данкан собственный голос. — Вижу, спасся ты лишь благодаря крепким ребрам. Придись удар ниже, и противник выпустил бы тебе кишки.

Филип не ответил, покачал головой, повернулся к зеркалу и продолжил бритье. Зато Евангелина не выдержала. Подобрала подол и стремительно подошла к Данкану.

— Выйдем, милейший, — подхватила под локоть и толкнула к двери. Ей не улыбалось, чтобы Филип порезался, а Рози напугалась.

Захлопнув за собой дверь, девушка с неожиданной силой притиснула мужчину к стене. Едва ли не оскорбленное выражение, появившееся на его физиономии, подогрело ярость, которую и без того трудно было сдерживать.

— Что ты себе позволяешь, а, тварь болотная? Я ведь предупредила! Не дошло?

— Я... Я... — Данкан глядел в побелевшее лицо, только что прекрасное, а теперь искаженное гневом до неузнаваемости и понимал, как сильно ошибся. Избалованные папенькины дочки так себя не ведут. Евангелина Адингтон, несомненно, умеет отвечать на оскорбления по-мужски, не зря она явилась в замок с мечом на поясе. И, памятуя, сколь искусный мечник ее отец, он, Данкан, страшно рискует. — П-простите, в-ваше вы-высочество... Я... Я непозво-волительно забылся...

— Значит, придется мне подлечить твою память! — рука девушки поползла с плеча кастеляна к горлу. Страх, заплескавшийся в мутноватых глазках Данкана, неожиданно подхлестнул. Зачем какой-то поединок, если вот он, враг, перед ней, испуганный, едва ли не трясущийся. Шея тонкая, жилистая, положить на нее ладонь, сжать... Интересно, хватит ли у нее сил?..

Внезапно на плечо легла чья-то рука, не просто легла, ощутимо стиснула, потом тряхнула. Раз, другой, сильнее.

— Хватит, моя леди! — донесся издалека знакомый голос.

Ив моргнула, дернула головой, обернулась. Шон. Кажется, тоже напуганный...

— Пшел отсюда, — бросил гвардеец замершему у стены Данкану. Тот медленно скользнул подальше от дочери Правителя, отлепился от каменной кладки и чуть ли не бегом кинулся прочь.

— Спасибо, Шон, — Евангелина теперь уже сама привалилась спиной к стене, ярость исчезла, руки и ноги премерзко дрожали, на душе было тошно. — Я, кажется, его чуть не придушила.

— Бедняга Филип. Он не знал, как рисковал после суда, — криво усмехнулся Шон. — В гневе ты ужасна.

— Все он знал, — проворчала девушка, постепенно приходя в себя. — Он единственный меня не боится.

— Что произошло? — Кайл тоже вышел из своей комнаты, увидел бледную как полотно Ив и озадаченного Шона, ненадолго исчез и вернулся с фляжкой. — Вот, глотни, — протянул девушке. — Надеюсь, у вас с Филипом все в порядке?

— Это из-за Данкана, — пояснил веснущатый гвардеец, пока Евангелина делала сперва осторожный глоток, потом другой, посолиднее. — Все-все, хватит, — потянулся к фляжке. — Иначе достанется уже нам, от твоего мужа.

— Энджи... — дверь распахнулась и появился Филип. Из-за его спины выглядывала встревоженная Рози. — Спаиваете мою жену? Что это, юл? — забрал у Ив посудину, приложился. — М-м, рам, и неплохой. Твой? — взглянул на Кайла, тот кивнул. — Ну да, ты ж юл не любишь.

— Теперь я нашел ему достойную по крепости и превосходящую по вкусу замену, — черноволосый гвардеец забрал полегчавшую флягу. — И делиться ею готов только с прекрасными леди.

— Хм-м, Данкан, судя по отсутствию трупа, пока жив, — Филип оглянулся по сторонам. — Энджи, не обращай ты внимания на этого слизняка. Не стоит он того.

— Удивляюсь твоей выдержке, — пробормотала девушка смущенно, ловя одобрительный взгляд Рози.

— Сам удивляюсь, — ухмыльнулся парень. — Видно, поездка на Гейхарт пошла впрок. Побрился чисто и даже не порезался, — провел рукой по щекам и подбородку.

— Вы ужинать-то собираетесь? — спросил Шон.

— Конечно! Моя леди, — Филип церемонно подал жене руку. — Выглядишь, как настоящая принцесса.

— Благодаря Рози, — окончательно пришедшая в себя Ив поискала глазами служанку, та поклонилась.

— А я, как и положено, смотрюсь разбойником, — продолжал парень, оглядывая свою почищенную, но весьма скромную дорожную одежду. Вульгарный камзол и рубаха к радости Евангелины остались на Острове Наслаждений.

— Филип, я могла бы и для тебя найти что-нибудь... — начала было служанка.

— Нет, Рози, благодарствую, — брови парня, к удивлению Ив, сползлись к переносице. — Мне хорошо в своей шкуре. Та, которую хочешь предложить, пожалуй, укусит.

Женщина хотел что-то сказать, но лишь покачала головой. Не время и не место для таких бесед.

— Разбойником ты б смотрелся, если бы не побрился и надел несвежую рубаху, — шепнула Ив по дороге. — И что-то мне подсказывает, что Данкана за ужином не будет. А остальным вряд ли есть большое дело до соблюдения этикета.

Евангелина оказалась права. В трапезной их ждали лишь Стивен Эрли и Ладвэлл, командир отряда сопровождения, памятный по судьбоносной встрече с Правителем в землях Линденов. Ив одобрила про себя выбор отца. Ладвэлл знает о Филипе чуть больше других и отнесется к крестнику Адингтона соответствующим образом, без заносчивости и предубеждения.

Ужин прошел спокойно и скучно. С Ладвэллом условились, что выедут завтра до полудня. Филип хотел покинуть родные стены едва ли не на рассвете, и Ив пришлось напомнить, что Шон, да и он сам недавно были ранены, и хороший отдых после проведенной на баркасе ночи им не помешает. Командир отряда согласился с дочерью Правителя. Поздний выезд позволял без спешки добраться к вечеру до постоялого двора в городке Блэкхилл, что часах в семи пути от замка Олкрофтов. Ночевать в лесу или поле неразумно, ибо отряд не слишком велик, всего дюжина человек.

— Его величество не хотел привлекать лишнего внимания к этой поездке, — пояснил Ладвэлл. В его тоне и взгляде читалось: поэтому я не спрашиваю, где и каким образом вы получили свои раны, и какого лешего в столь рискованном предприятии участвовала леди Адингтон.

Стивену, наоборот, очень хотелось поговорить с Филипом, но он стеснялся, причем не столько незнакомых ему прежде мужчин, сколько Евангелины.

Когда ужин закончился, и все встали из-за стола, капитан все же подошел к сыну своего прежнего лорда.

— Филип, мне б с тобой перемолвиться...

— Ну так за чем дело стало? — настроение у парня было отменное. Видимо, сказывалось отсутствие за столом Данкана. — Пойдем к нам.

Оказавшись в гостевых покоях, капитан не расстался со смущением.

— Филип, я пойду проверю, как там у Шона рана заживает, — девушка сжалилась над Эрли, как ни хотелось ей присутствовать при разговоре.

— Нет, останься. Потом проверишь, — Филип предложил гостю кресло, сам устроился в оконной нише, усадил рядом Ив. — От жены у меня тайн нет, Стивен.

Старый солдат кивнул, достал из-за пазухи сложенный несколько раз лист бумаги, протянул сыну покойного лорда и наконец позволил себе опуститься в кресло.

Филип нахмурился, еще не развернув листок, а уж когда разглядел почерк, стал мрачнее тучи.

— Надеюсь, это не написанное на смертном одре проклятие?

— Нет, — покачал головой Стивен. — Ничего подобного передавать бы не стал. Я не такой верный вассал как Данкан.

Ив наблюдала, как суровое выражение лица ее мужа по мере чтения сменяется недоумевающим.

— Это его почерк, я не могу ошибаться, — пробормотал, еще раз пробежав глазами листок. — Не такой твердый, как я помню, но точно его, — протянул послание Евангелине. — Он что, и правда писал это на смертном одре? — взглянул на Стивена.

— Нет. Лорд Томас умер года через полтора после того, как написал эту записку. Но здоровье у него пошатнулось много раньше.

Ив быстро прочла несколько строчек, написанных четким почерком, но не совсем верной рукой. Сын, я бы хотел сказать тебе это, глядя в глаза, но, видно, не случится. Знай, ни о чем я не сожалею так сильно , как о том, что отвернулся от тебя. И чуть ниже: Хьюго, друг мой, ежели будет на то воля Небес и доведется тебе встретить когда-нибудь моего сына, твоего крестника, передай ему меч, что я привез с Архипелага. Тебе он вряд ли пришелся по руке, жара маловато, а Филипу клинок послужит. Огня в моем мальчике предостаточно. Лишь бы он не сжег его, как спалил меня.

— Я не знаю, что сказать, — Филип встал, повернулся спиной к Эрли, уставился в темноту за окном.

— Тебе и не нужно что-то говорить, — Стивен тоже поднялся на ноги. — Важно, что ты теперь знаешь.

— А что я теперь знаю? Что пред ликом медленной, домашней смерти, которая не пристала воину, даже самые смелые испытывают страх?

— Умереть лорд Томас не боялся. Он...

— Он боялся встретиться за чертой с моей матерью. Понимал, что первым делом она спросит о сыне.

— Филип, перестань, — Ив, оставаясь сидеть, взяла супруга за руку. — Это не так. Можешь после меня ненавидеть, но я все-таки скажу. Твоя мать виновата не меньше, если здесь вообще есть чья-то вина. Леди Олкрофт могла быть равнодушна к мужу, но, любя тебя, должна была позаботиться, чтобы он не замкнул сердце для сына.

— Спасибо, моя леди, — Стивен с благодарностью взглянул на Евангелину. — Сам бы я никогда не решился... Леди Олкрофт была очень холодной женщиной, ледяной. Уж лучше б наоборот. Тогда страсти быстро нашли б выход, грянула буря, побушевала, улеглась. А так они оба лишь зверели и вымещали все свои обиды на ни в чем не повинном мальчике, которого она хоть чуть-чуть любила. После ее смерти, наверное, уже не могли остановиться. Данкан, во всяком случае.

— Они оба? Так Данкан любил мою мать? — Филип, наконец, обернулся к собеседнику и, не отдавая отчета, до боли сжал ласкающие его руку пальцы Евангелины. — Я слышал, что он состоял при ней с юности, приехал сюда с ее свитой... Адовы полчища! Понятно, почему он так ненавидит меня. И отца стремился настроить против не только чтоб досадить мне, но и чтобы лишить того единственной возможной отрады, оставшейся после смерти любимой.

— Неужели лорд Олкрофт этого не понимал? — спросила Ив.

— Боюсь, что нет, — покачал головой Стивен Эрли. — Видите ли, моя леди, между мужчинами, влюбленными в одну женщину, иной раз возникает какая-то странная связь, почти дружба. Я пытался несколько раз поговорить с лордом Томасом, но он меня слушать не хотел. Считал, я за Филипа заступаюсь, потому что много времени с ним провожу, а у самого сын ущербный, только слюни пускать и может. Какой ни уродился, я своего Ричарда все равно любил. Помер он два года назад. Оно и к лучшему...

— Так я все-таки прав насчет этой записки... Захотелось облегчить совесть перед смертью.

— Нет, Филип, — старый солдат взглянул сыну лорда в лицо. — Не нужно так плохо думать об отце, он этого не заслужил. Высечь тебя на конюшне Данкан посоветовал. И не отставал от лорда, пока тот рукой не махнул, мол, поступай, как знаешь. Это мне уж потом рассказали, когда от жены и сына вернулся. Неудачное время выбрал, чтобы их навестить. Данкану морду набил, но поздно. Тебя уж и след простыл. Лорд Томас на следующее же утро, как известно стало, что ты сбежал, послал людей на поиски, да куда там... И после часто тебя вспоминал. Как-то сказал мне, что без разницы ему теперь, где тебя носит и чем пробавляешься, лишь бы вернулся когда-нибудь живой.

— Вот я и вернулся, — парень сел в нишу окна, упер локти в колени, опустил голову и запустил пальцы в волосы. — Но по-настоящему придется вернуться еще раз, когда снова буду носить имя отца.

— Теперь долго ждать не придется, — Ив подвинулась поближе к мужу, обняла. — Спасибо, Стивен. Оставь нас, пожалуйста.

— Да, моя леди. И позвольте поблагодарить за то, что не дали Филипу пропасть.

IV

Сразу за поворотом поперек дороги лежало поваленное дерево, основание ствола белело свежесрубленной древесиной. Филип выругался вполголоса.

Пристроившаяся к отряду несколько дней назад купеческая повозка сразу ему не понравилась. Разбойникам не с руки нападать на полтора десятка вооруженных людей, но если в хвосте у них тащится торговец с товаром, дело меняется. Крестник Правителя предложил Ладвэллу оторваться от купчины, выехав утром затемно, но командир отряда только головой покачал.

— Этот отстанет, другой привяжется. Коли шайка небольшая, отобьемся. Ну, а с большой торговец и расплатится. Не слыхал я в последнее время, чтобы разбойники оружие и лошадей забирали. Им теперь все больше золото да товары побогаче подавай. Провизией, конечно, тоже не брезгуют. Не сочтите за оскорбление, сударь, но зачем я вам это рассказываю? — глянул не без иронии.

— Может, тогда все же прислушаетесь, раз признаете, что опыт у меня имеется? — не сдавался Филип. — Разбойники еще и пленных берут, за которых рассчитывают выкуп получить.

— Коли вы на леди Адингтон намекаете, то имя и титул на лбу у нее не написаны. А сейчас в ее высочестве и женщину с первого взгляда не распознаешь.

Ив, узнав, о чем муж говорил с Ладвэллом, поддержала командира. Купца сопровождали жена и сын, мальчишка-подросток, и торговец наверняка почитал встречу с вооруженным отрядом, что следует в нужном направлении, большой удачей.

Так и ехал отряд с повозкой в арьергарде, благополучно миновав половину пути до Валмера. Обнаружившаяся за поворотом преграда поначалу сильно встревожила лишь Филипа.

Люди Ладвэлла спешились, чтобы убрать завал, Филип и гвардейцы собрались помочь. Ив тоже соскочила с лошади, намереваясь немного размяться. Не успели солдаты примериться к поваленному стволу, как из лесу показались несколько человек и направились к путникам. Занятая праздными наблюдениями девушка заметила их первой, окликнула мужа, тот сразу подошел к ней.

— Эй, путнички! — крикнул высокий темноволосый мужчина, рядом с которым собралось уже более двух десятков вооруженных людей. — Бросайте бревно, доставайте денежки! И не вздумайте рыпаться. У меня в лесу трое лучников.

В доказательство его слов из-за деревьев вылетела стрела и вонзилась в толстый сук, отходивший от ствола поваленного дерева.

— Энджи, ребята, — прошептал Филип (Шон и Кайл уже стояли рядом с друзьями). — Не встревайте. Это мои. И предводителем у них совсем не тот, с кем мне было б легко договориться.

Слова мужа, как ни странно, несколько успокоили Евангелину. Черноволосый гвардеец тоже слегка приободрился. Вряд ли разбойники станут причинять зло бывшему предводителю, который к тому же никак не пытался навредить им. Да и нынешний главарь должен быть рад, что Жеребец, можно сказать, место ему уступил.

Девушка с интересом разглядывала приближающихся молодцов. Ничего общего с грязными оборванцами, напавшими на Правителя в ее землях. Физиономии, конечно, бандитские, но одежда, оружие и выправка более пристали вымуштрованным наемникам, чем отребью с большой дороги. А вот предводитель Ив не понравился. Было в его лице что-то неприятное, хотя мужчина оказался не только молод, но и вполне хорош собой. Небольшой аккуратный шрам на левой скуле совсем его не портил.

— Иди, собирай пошлину с торговца, — бросил Ладвэлл подошедшему главарю. — У моих ребят кошели пусты.

Разбойник обшарил одного из солдат, тот по приказу командира не только не сопротивлялся, но и развел руки в стороны. Добычей стал до обидного легкий кожаный мешочек.

— Да, не густо, — предводитель пару раз задумчиво подкинул слабо звякнувший кошель на руке и вернул солдату. — Что, Правитель жалованье зажимает? Куда денежки-то из казны текут? О пышной свадьбе для дочки вроде не болтали. Коли не знал бы хорошо его зятька, решил бы что это Жеребчик лапу в алтонские закрома запустил. Но он же лорд, ему на золото всегда плевать было.

Слова и тон главаря повергли Ив в уныние. Выходит, ее муж не зря беспокоится. Рядом шепотом ругнулся Шон. Оправдывались его наихудшие опасения.

Филип воспользовался тем, что их четверка стояла поодаль от солдат, и быстро подтолкнул девушку за спины гвардейцев.

— Сбежать под шумок не получится, — прошептал быстро. — В лесу лучники и еще люди с мечами. Уйти не дадут.

Убедившись, что друзья все поняли, шагнул вперед, к командиру отряда и главарю разбойников. Прятаться бессмысленно да и не в его привычках. Тем более от Хорька. Все-таки болван он, прав крестный. Можно было догадаться, кто займет место Жеребца, но он не потрудился об этом подумать. Не стану ловить бывших людей... Интересно, они оценят? Отпустят прежнего предводителя, который, помнится, устраивал всех, кроме Джонни?

— Солдаты не таскают при себе все жалованье. Встречи с тобой, Хорь, опасаются.

— Жеребец? — предводитель быстро повернулся на знакомый голос, обшарил глазами своего предшественника. — Вот уж не чаял! По-прежнему в замке не сидится?

— Думаю, Хорь, ты прекрасно знаешь, что замка у меня теперь нет.

— Жена-то твоя при своем осталась, — неприятно ухмыльнулся разбойник, памятный Филипу как Джон-Хорек. — Свезло тебе с Даром Правительницы, всегда бабам нравился. Не передрались там благородные леди у виселицы?

— Жена... — Филип усмехнулся, окинул взглядом стоящих кругом разбойников, добрая половина которых была ему незнакома. — Неужто те, кто меня знает, поверит, что я буду сидеть привязанный у юбки?

— У юбки вряд ли, а у того, что под ней, пожалуй, — не растерялся Джон. Часть разбойников, из тех, что появились в шайке после поимки Филипа, осклабилась. Остальные, казалось, пропустили сальность мимо ушей и поглядывали на бывшего предводителя едва ли не с приязнью.

— Ты что же теперь, Жеребец, купцов провожаешь? — спросил усатый детина.

— Нет, торговец к отряду недавно прибился. Нас, — Филип кивнул на солдат, — Правитель посылал с поручением в Рэйс, оттуда и возвращаемся. Поиздержались, жалованье в Валмере ждет. Так что облегчайте повозку, препон чинить не станем, коли людей не тронете. А как закончите, пропустите уж нас всех дальше по старой памяти. Идет?

— Ты еще будешь условия ставить? — насупился Джон. — У купца в повозке баба, может, на что и сгодится.

— Хорь, нипочем не поверю, что ребята в шайке так оголодали. Неужто, как меня сцапали, вы охочих девиц перестали в лес таскать? Да и сдалась вам такая перезрелая! У нее вон сыну через пару лет жениться, — оглянулся на телегу, где жались друг к другу помертвевшие торговец и его семейство. — Похоже, это ее младший.

— И как ты, такой добренький, до виселицы докатился? — Джон сделал своим людям знак заняться повозкой.

— Может, я из-под петли ушел, потому что не зверствовал, — пожал плечами парень. — Знаете, чем Рысь кончил? — несколько разбойников отрицательно мотнули головами и с любопытством уставились на говорившего. Рысь наводил страх на алтонских путников лет этак тридцать назад, но его до сих по помнили, не в последнюю очередь из-за жестоких расправ над жертвами. — Окружили солдаты лес, где он с шайкой обретался, да в ветреный погожий денек подожгли со всех сторон. Тамошний лорд все равно собирался участок под поля расчищать. Говорят, на косточках лихих людей хороший ячмень уродился, пиво ядреное получилось. Неужто хочется, чтобы Правитель и с вами так обошелся?

— А ежели мы вас отпустим, он нам дамочек из дочкиной свиты в жены отдаст? — гыгыкнул один из незнакомых Филипу громил.

— Не, Клещ, он нам их отдаст, ежели мы его от такого зятя избавим, — Джон так и сверлил глазами своего предшественника.

— Возможно, его величество и будет вам за это признателен, но не сейчас, — подал голос Ладвэлл. — Правитель ждет донесения этого человека. Весьма важного и срочного.

— Видали, какая шишка золоченая! Сам Правитель ждет донесения! Тайная служба уже не справляется, приходится зятя из дочкиной постельки выдергивать.

— У Тайной службы на побегушках птицы попроще, — Филип пристально взглянул в лицо Джону. — Давай разойдемся миром, Хорь.

— Может, сегодня и разойдемся, — предводитель быстро осмотрел извлеченную из повозки добычу, которую предъявили разбойники. Кошель повесил на пояс, тюки распорядился уносить в лес. — Эй, купчина, свободен! Ребята, расступитесь, пускай убирает бревно и сам убирается. А я хочу напоследок вот с ними перемолвиться, — указал на гвардейцев и Евангелину. — Не похоже, что эти трое под твоим началом ходят, — обратился к Ладвэллу.

— Это люди Тайной службы, — равнодушно ответил тот.

Разбойник подошел к троице. Гвардейцы чуть расступились, давая возможность рассмотреть Евнгелину. Пытаться заслонить собой пацана — только лишние подозрения вызывать. Филип, не желая выдавать волнения, остался на месте, но глаз с Джона не сводил. Сохранять видимость спокойствия становилось все труднее. Если б тут были только его люди, со многими из которых он прожил бок о бок десять лет, можно было бы попробовать договориться, попросить, чтобы попридержали прыть нынешнего предводителя, но знакомцев тут немного, в лучшем случае половина. И, как назло, большей частью именно те, кому хоть раз да приходилось вправлять мозги. Похоже, состав шайки после его исчезновения здорово изменился.

Джон тем временем взвесил на руке тощие кошели гвардейцев и разочарованно присвистнул.

— В Тайной службе щедро только стукачам платят, — невинно заметил Кайл.

Предводитель зыркнул на него так зло, что Евангелина поежилась. Видно, Кайл тоже вспомнил, как Филип описывал внешность предателя из шайки господину Н, но зачем лишний раз дразнить собаку? Впрочем, для несведущих разбойников все намеки ровным счетом ничего не значат.

— А твой кошель где, пацан? — обратился Джон к девушке, пристально разглядывая ее.

— У меня его деньги, — заявил Шон, решив, что безопаснее будет никак не связывать подозрительного мальца с Филипом. — Это мой дальний родич. Ему нужно в стоицу, вот и едет с нами.

— И зачем такой сопле в стоицу? Пусть сам ответит! — не дал сказать открывшему было рот гвардейцу.

— Учиться буду. У мэтра Финимуса, алхимика и врачевателя. Он берет меня в подмастерья, — надменно заявила Евангелина, стараясь, чтобы голос звучал пониже.

— Да ну? Поди-ка поближе.

Джон поманил пальцем, не отрывая взгляда от лица Ив. Та решительно выступила вперед, в свою очередь дерзко разглядывая разбойника.

— Не сочти за желание оскорбить, — заявила с усмешкой, — но ты, часом, не из любителей мальчиков?

— Ух, какой догадливый у алхимика ученик будет! — осклабился Джон. — Да, я очень люблю мальчиков. На ужин. Зажаренных на вертеле над костром, нежных и сочных. А вот трахать предпочитаю девочек. Хорошеньких!

С последними словами быстро схватил Ив за плечо, притянул к себе, свободной рукой зашарил по ее груди, сжал, на лице появилась хищная ухмылка. Льняную полосу девушка на обратном пути решила не использовать. Впрочем, вряд ли сейчас она сильно помогла. Скорее, получилось бы как с Арманом — раздели б и срезали при всех. Евангелина попробовала вырваться, но разбойник держал крепко, и тискал, тискал, физиономия становилась все более довольной.

Попытавшийся было прийти на помощь Кайл быстро отступил, зажимая разбитый нос, из которого хлынула кровь. Шон, отстраненно подумав, что с этой частью тела другу просто сказочно не везет, хотел было продолжить его дело, но увидел, как за плечом разбойника вырастает Филип, и остановился.

Ив, не отрывавшая взгляда от лица Джона, с удивлением заметила, как мерзкую ухмылку сменяет звериный оскал. Разбойник оставил в покое грудь девушки и быстро обернулся, ослабив хватку. За спиной у него стоял бывший предводитель, его рука сжимала плечо Хорька.

— Ну-ка убери от нее свои лапы, — голос Филипа звучал спокойно, но разбойник тут же поднял ладони в воздух и отступил от Евангелины. — Вот так, молодец. А теперь я дам тебе возможность хапнуть столько, сколько никогда не мечталось.

— Ты дашь мне? Это вот она — мой выигрыш, — мотнул головой в сторону Ив. — Леди Адингтон, я угадал?

— Нет, не угадал! — Евангелина спряталась за Шона. — Мой отец из Эрли, они служат Олкрофтам. А мать — из Райли, и это мой кузен, — прижалась к гвардейцу.

— И леди едет в столицу учиться, — скептически покачал головой Джон.

— Да!

— Да, все именно так, — подал голос подошедший Ладвэлл. — Неужели его величество отпустил бы дочь таскаться по дорогам в сомнительной компании?

— Чего ж тут сомнительного? — ухмыльнулся Джон. — Компания приличествующая. Муж и дюжина солдат. Это пронырам из Тайной службы и зятю-висельнику не пристало такое сопровождение. А присутствие прекрасной леди все объясняет. Кроме, пожалуй, того, зачем этой самой леди понадобилось высовывать свои милый носик из-за крепких надежных стен. Имеются у меня на этот счет догадки... — последовал издевательский взгляд в сторону Филипа.

— Доказательств у тебя нет, Хорь. Может, это дочь Правителя, а может — кузина нищего Райли, — пожал плечами тот. — Отпусти девушку и остальных. Выкуп проси за меня. Адингтон заплатит. Я его крестник.

— А на это у тебя есть доказательства? — расхохотался Джон, смех подхватили остальные разбойники, с интересом следившие за происходящим. — Коли есть, отпущу девицу тотчас.

— Только мое слово.

— Мне этого недостаточно.

— Ну да, лжецы славятся недоверчивостью.

— Заткнись, Жеребчик, — Джон подступил к Филипу едва ли не вплотную. — Теперь я предводитель. Подчиняйся, коли хочешь уберечь девчонку от вреда.

— Ты предводитель, оспаривать не собираюсь, — неожиданно ухмыльнулся парень. — Эй, разбойнички, может, отпустите леди? Те, кто меня помнит, знают, что людей никогда не обманывал. За меня выкуп будет.

Разбойники запереглядывались, загомонили.

— Да тут мало кто тебя помнит, — подал голос один из них. — И я, и вон ребята к Хорю в шайку пришли, а про тебя только слыхали. И не про честность вовсе, а совсем про другое, — хохотнул скабрезно. — Чегой-то нам свое упускать? И че ты так об этой девке радеешь? Может, и впрямь женушка твоя, Правителя дочка, а? — Ответа не последовало. — Посидит с тобой в яме, пока выкуп не получим. Или за тебя, или за нее, а повезет, так и за обоих. А тебе скучать не придется, с такой-то красоткой, — загыгыкал.

— Ну что, доволен? — обратился к бывшему предводителю Джон. — Воля шайки ясна?

— Куда яснее, — процедил Филип, подумав, что одним разногласием с крестным стало меньше. Только бы выбраться из переделки живыми, и старик получит то, о чем давно мечтал. Дороги Алтона станут много безопаснее для путников.

— Вы, из Тайной службы, — Джон повернулся к гвардейцам. — Обскажете все, кому следует. Выкуп, десять тысяч золотых, жду через пять дней у подножья Упырьего Клыка, что на берегу Струйной. Знаете, где это?

— Знаю, — кивнул Шон. — Только я б не хотел кузину одну оставлять. Может, и меня прихватите в яме посидеть?

— Не доверяешь девчонку Жеребчику? — усмехнулся Джон. — Правильно! Но мне нищий пленник, которого караулить придется наравне с богатенькими, не надобен. Разбирайся потом с зятьком Правителя сам, коли чья-то честь пострадает.

— Спасибо, Шон, — шепнула девушка, отступая от гвардейца к Филипу.

* * *

Когда пленникам позволили спешиться и сняли с глаз повязки, оказалось, что сумерки не только наступили, но и успели сгуститься почти до темноты.

Посреди лесной поляны горел костер, над ним жарилась кабанья туша. Отблески пламени высвечивали стволы и толстые нижние ветви огромных буков, в воздухе носился аромат жареного мяса. В освещенном пространстве расположились около двух десятков людей. Кто дремал, кто беседовал, двое выпивали в ожидании ужина, поочередно прикладываясь к баклажке. Ив заметила одну женщину, та сидела на земле рядом с молодым парнем, положив голову ему на плечо. Откуда-то из темноты доносился пьяный хохот другой.

Вернувшиеся с вылазки быстро смешались с остальными, над поляной загудели оживленные голоса.

— Где он? — послышался зычный бас.

Евангелина, старавшаяся, как это ни было трудно, держаться на некотором расстоянии от Филипа, не выдержала и прижалась к нему. Муж приобнял ее за плечи.

— Вот кого тебе бояться не стоит, — шепнул, чуть наклонившись. — Нам здорово повезло, что Громила Сэм все еще в шайке.

Пленников тем временем вытолкнули на свет, поближе к костру, девушка даже почувствовала исходящее от огня тепло. Из темноты приближалась огромная фигура, безголовая, страшная. Ив попятилась было, потом моргнула и перевела дух. Подошедший сверкнул белозубой улыбкой и стало ясно, что голова у него имеется, чернокожая и черноволосая.

— Филип! — прогудел гигант. — Адски рад тебя видеть! — последовал крепкий удар в плечо. — А это что за малышка с тобой? Подружка? Тебя ж вроде сама дочка Правителя к рукам прибрала.

— А уж я-то как рад встрече! — заверил приятеля бывший предводитель, не спеша отвечать на вопрос.

— А насчет малышки темнит наш Жеребчик, — к пленникам подошел Джон. — Бочонок пива ставлю, это и есть его женушка, леди Адингтон. Он отпирается, твердит, что девица из благородных голодранцев.

— Ты, Хорек, я вижу, не утратил неизбывного желания вызнать мою подноготную, — Филипу страшно надоело соблюдать разбойничий этикет по отношению к своему преемнику, а теперь, когда исчезла надежда выторговать свободу для Энджи, в этом и смысла не было. На поляне присутствовало не так уж мало его бывших людей и, главное, здесь оказался Сэм, один из немногих разбойников, с кем в прошлом связывали узы настоящей дружбы. Значит, тут у него будут сторонники. Нет, отпустить их с Энджи конечно не отпустят, никто не устоит перед кучей золота, которую потребовал Джон. Но и не позволят Хорьку причинить им вред, не столько из добрых чувств, опять же, сколько из жадности. — Гадать о моем родовом имени теперь бессмысленно, ибо я его лишен. Почему б тогда не потрепаться о моей спутнице. Так, Джонни?

— Забываешься, Жеребчик, — процедил разбойник, придвигаясь к пленнику. — Теперь я предводитель и...

— Это я понял задолго до того, как ты оповестил меня о повышении в первый раз, — Филип покрепче прижал девушку к себе и легонько оттолкнул Джона. — А я — жирный гусь, за которого выложат десять тысяч золотом. Да, именно столько запросил ваш предводитель. Так уж вышло, что прихожусь Адингтону крестником, — пояснил тем, кто не был сегодня на большой дороге. — Поэтому обращаться со мной следует бережно. Правитель вычтет за каждый синяк, он старикашка въедливый. Что до девушки, она моя. Если кто-то желает оспорить, с радостью приму вызов. Я правил не забыл, надеюсь, и вы их еще помните.

— Ты теперь не из нас! — послышался чей-то голос.

— Верно. Но ушел я не по своей воле. Меня сцапали тогда в Валмере. Шайке я ничем не навредил, когда попался. Что, гонялись за вами, после того, как я не вернулся? — В ответ послышалось несколько отрицательных возгласов. — Ну, коли признаете, что я с вами поступал по понятиям, то и вы отвечайте тем же. Куш за это отвалится немалый.

— Да, Хорь, не ярись, — прогудел Сэм. — Такая удача привалила, а ты все шерсть дыбишь.

— Да пусть затрахается со своей девкой! — проворчал Джон. — Кому она нужна-то? У нас в этом добре недостатка нет. Давай, устраивай дружка в яму, Громила. Эй, Клещ, пособи ему! А то, глядишь, старые приятели еще учудят что-нибудь.

До узилища добрались быстро. Оно находилось по другую сторону поляны, за небольшим перелеском. Филип остановился у края и глянул вниз. Пламя факелов в руках конвоиров плясало по отвесным земляным стенкам. Яма оказалась глубокой, аж в два человеческих роста. С чего это расстарались разбойнички? При нем, помнится, копали в полтора и всегда хватало. Ведь стоит им с Евангелиной очутиться внизу, сверху ляжет решетка из крепких жердей, которую надежно привяжут к вбитым с четырех сторон в землю кольям. Еще и караул выставят, с Джона станется. И самое досадное, что с Сэмом не перемолвиться.

— Везунчик ты, бывший! — хмыкнул Клещ, двинув Филипа в спину. Разбойник предпочел бы потолкать-пощупать девицу, но та едва ли не жалась к товарищу по несчастью, так что добраться до мягких мест красотки было сложно. — Будешь тут первым, и дождей давно не выпадало. Чисто, сухо, никакой вони.

— Везунчик я бы был, если б сегодня с вами на дороге разминулся, — Филип стоял, подавшись вперед, силясь разглядет в темноте дно. — Нет, так не пойдет. Я себе ноги переломаю. Спускайте на веревке, и хорошо бы факелом посветить. Вдруг змеи успели вниз нападать?

— Ну ты, лорд!.. — последовал очередной толчок.

— Замолкни, Клещ! Он прав, — вмешался Сэм. — Топай за веревкой.

— Сам топай, коли такой заботливый! Слыхал же, что Хорь сказал. Нельзя тебя с пленным без присмотра оставлять.

— А я вот тебе не шибко доверяю. Вдруг дурь в башку шибанет, и драться полезешь. Либо столкнешь парня в яму, а он шею сломает. Лень идти — кличь Хоря, пущай он за веревкой бежит.

— Ладно, Громила, — прорычал Клещ. — Ежели дружок твой утечет, все знают, кого винить.

— Спасибо, что напомнил, — гулко хохотнул Сэм. — А то я как раз думал его с девчонкой отпустить по темноте в лес. Чтобы погуляли до свету вокруг лагеря, ноги поразмяли.

Клещ, ругаясь, исчез во мраке.

— Филип, за тебя и впрямь столько золота отвалят? — спросил гигант, понизив голос, стоило рассерженному бормотанию отдалиться.

— Надеюсь. Только потом крестный три шкуры спустит, — хмыкнул бывший предводитель.

— Я б тебя и так отпустил...

— Да понимаю я все, Сэм, чего ты, — вздохнул Филип. — Буду вечно обязан, если убедишь ребят соблюдать правила. И не давать другим их нарушать.

— А малышка и впрямь?.. — разбойник передвинул факел так, чтобы на Ив падало больше света.

— Какая разница, Сэм? С ней ничего не должно случиться, понятно?

— Да куда уж понятнее, — гигант задержал задумчивый взгляд на фигурке, что ни на шаг не отходила от его друга. — Не тревожься. И с ребятами перемолвлюсь, и сам буду начеку. Все наши тебя только добром поминали. Кроме Джона. — Филип криво усмехнулся. — Но и он правила чтит, не зверствует. Потому я пока с ним. Многие из шайки вышли, как ты пропал, а Хорь до власти дорвался. Вилл с Джеком в наемники подались, с ними еще десяток ребят. Все теперь в Рэйсе подвизаются. Алан с братьями на море. Кто говорит, торгуют, но я-то думаю, не дают купцам жиреть.

— А ты чего с ними не ушел? И с Джеком, и с Аланом ведь дружбу водил.

— Дык, воевать каждый день неохота, знаешь ведь. Море тоже не по мне, — здесь Ив отлично понимала Громилу. — Вот, хочу деньжат поболе скопить да обзавестись на Гейхарте питейным заведением. Рам, вино, пиво, хорошенькие подавальщицы, — голос зазвучал мечтательно. — Карты, кости опять же...

— На Гейхарт хоть завтра отправляйся. Приятель Энни будет страшно рад такому вышибале. Недостающие деньги быстро скопишь, его кабак уже на пол-острова гремит. Если, конечно, про карты-кости пореже вспоминать станешь.

— Правда что ль?

— Правда, — не сдержалась Ив. — И что-то мне подсказывает, Энни тоже будет в восторге.

— Ты, никак, с Лакомого малышку тащишь? А на вид такая нежная, будто и в самом деле леди.

— Вот и будь добр принести мне воды, ужин и веток, чтобы не на голой земле спать, — заявила девушка капризно. — Скажи ему, — дернула Филипа за руку.

Сэм расхохотался и заверил, что позаботится о гостье как следует.

— Чего веселимся? — недовольно вопросил подошедший Клещ. На плече у разбойника висел моток веревки.

— Да девчонка у Филипа забавная, — пояснил Громила.

— Вы там потише в яме забавляйтесь. А то у нас много найдется охотничков и поглядеть, и подсобить, — проворчал разбойник, передавая веревку Сэму, как более крепкому. — Ну, кого первого спускать?

Первым вызвался быть Филип. Настоял, чтобы ему дали факел, осмотрел дно на предмет змей. Нашел только ежа, видно, недавно свалившегося в яму, а потому шустрого. Зверек, поняв, что его не собираются оставлять в покое, свернулся в колючий шар.

— Раздави ногой, возьми за лапу и вышвырни, — посоветовал Клещ, с раздражением наблюдая, как пленник с осторожностью пытается взять колючую тварь в руки.

— На, заверни и привяжи к веревке, — Ив быстро стянула куртку и бросил вниз.

— Ох ты ж, какая сердобольная леди! — осклабился разбойник. — И впрямь не похоже на гордячку-богачку. Хотя про дочку Правителя тоже вон много чего болтали. А она возьми да вытащи разбойничка из петли. Мож, конечно, папаше своему назло, — поскреб заросший подбородок, задумчиво разглядывая грудь Евангелины под тонким полотном рубахи. — Э, да кто этих благородных разберет! — мотнул головой, отгоняя ненужные желания. — Только, дамочка, еж — не мужик, миловаться с ним не будешь.

— Если б я вдруг собралась миловаться с ежом, попросила бы оставить его в яме.

Сэм тем временем быстро поднял наверх сверток со зверьком, вытряхнул зло фыркающего пленника подальше от края и протянул куртку Евангелине.

— Кажись, чистая.

— Наверняка чистая! — донеслось из ямы. — Мы ж не человеку услугу оказали!

— Вишь, еще и ерепенится бывший! — хмыкнул Клещ.

— Ты б на его месте глотку сорвал от брани, — заметил Сэм, обвязывая девушку вокруг пояса. — Чё ему стоило шайку сдать, как попался? Мож, был бы сейчас при имени да замке.

— А и сдал бы, так что? Хорь, верно, тоже не пальцем делан, хоть и не из лордов. Небось, сразу лежку сменил!

— Думаешь, Филип своих людишек не выследил бы? А то и просто навел солдат или, вон, службу тайную.

— А, благородные все на голову слабенькие! Вон, сколько шороху из-за ежа-вонючки, — разбойник сплюнул. — Лижи им задницу, коли сладко. А по мне лучше Хоря предводителя не сыскать! И хватит лясы точить! Спускай девку, да пошли к костру, пока ребята все не сожрали и не выпили.

Сэм с осторожностью спустил пленницу в яму, Филип тут же подхватил девушку. После разбойник вытянул веревку и закрыл узилище решеткой. Клещ собственноручно привязал ее к кольям, не доверив ответственное дело Громиле. Красноватые отблески наверху исчезли, голоса стихли. Пленники остались одни.

В глубокой яме, несмотря на сухую погоду, чувствовалась сырость. Пахло, к счастью, только землей, но этот запах отнюдь не успокаивал, навевая кладбищенские мысли. Воткнутый в стену факел чадил все сильнее, с шипением роняя капли смолы.

— Попробуем удрать? — прошептала Ив, усаживаясь у стенки рядом с Филипом.

— Решетку поднять не получится, перепилить ее или перерезать веревки нечем.

— Значит, сидим и ждем.

— Угу.

— Этому Сэму и правда можно доверять?

— Он был мне другом. Настоящим другом, а непросто одним из моих людей. Я ему верю.

Ив вздохнула, вспомнив, как пекся когда-то Филип о своей шайке. Ее супруг слишком хорошо думает о людях. Остается надеяться, что Громила не обманет ожиданий бывшего предводителя. Почему бы и нет? Та же Энни охотно помогла прежнему знакомцу.

— Почему Хорек тебя не любит?

— Наверное, потому, что все прочие всегда относились с приязнью, — вздохнул Филип. — Да еще зависть. Он простолюдин и, кажется, не знает, кто его отец. Мое происхождение с самого начала не давало ему покоя. Ну, и все остальное. Владение мечом, успех у женщин, доверие мужчин. Когда Сохатого, предводителя, который взял меня в шайку, убили, Джонни рвался занять его место. А выбрали меня. Не скажу, что сильно этого добивался. Представляешь, как ему было досадно?

— Представляю. От и есть тот самый предатель, о котором говорил Н?

— Ну да.

— Почему бы не рассказать об этом остальным? Предавший раз предаст и другой.

— Потому что Хорек опять потребует доказательств, а у меня их нет. Джонни мигом повернет дело так, будто я клевещу в надежде поднять бунт. Самые верные мои люди ушли из шайки. Остался только Сэм, но от одиночки в открытом столкновении пользы мало. Приспешники Хоря наверняка душегубы вроде этого Клеща. Подними я бучу, станет только хуже. — Филип обнял жену, прижал к себе. — Так что придется запастись терпением, Энджи. И, будь добра, постарайся разыгрывать капризную беспомощную дурочку.

— Это должно смягчить суровые разбойничьи сердца?

— Вроде того. Ты неплохо начала с Сэмом. Надеюсь, что он-таки принесет нам воды и хотя бы по куску хлеба. А вот умничать насчет милования с ежом не следовало. И не вздумай кокетничать.

— Почему? Если б удалось вскружить голову Джону...

— Нет. Ты не понимаешь, с кем имеешь дело. Это не придворный хлыщ, которого можно дразнить, находясь под защитой имени и титула. Ты пленница и неприкосновенна лишь покуда ведешь себя, как моя женщина. Стоит намекнуть, что тебе интересен другой, и он тут же попытается взять тебя.

— Хорошо, убедил. Буду вести себя скромно.

— Спасибо за понимание, — Филип чуть улыбнулся. — Не вешай нос, Энджи. Наше положение не так уж шатко. Люди слишком сильно любят золото, а Хорек запросил немыслимый выкуп. Разбойников обуяла жадность, и они не позволят навредить нам.

— Эй, леди! — раздался сверху зычный голос Сэма. Почти сразу показался и сам гигант с факелом в одной руке и немалых размеров корзиной в другой. — Все, как ты просила!

Громила повозился с решеткой, распутывая узлы, и, сдвинув в сторону одну из жердей, просунул в отверстие корзину на веревке.

— Веток, коли надо, наломаю завтра, как рассветет. А пока вот заместо тюфяка, — вниз полетел мешок, туго набитый сеном.

— Ой, спасибо! — прощебетала Ив, подняв лицо и изобразив восторженную улыбку. Света воткнутого в стену факела вполне хватало, чтобы ее разглядеть. — Оказывается, все разбойники отличаются любезностью, не только зять Правителя, — хихикнула, бросив игривый взгляд на Филипа.

— Спасибо, Сэм, — тот обнял девушку за плечи, она еще больше зажеманилась.

Громила сверкнул зубами, махнул рукой и исчез.

Евангелина, вздохнув, уселась на тюфяк и принялась доставать из корзины припасы. Чернокожий разбойник расстарался: тут был и большой узкогорлый кувшин с водой, и изрядный кус жареного кабана, и каравай хлеба.

Подкрепившись, пленники устроились на ночлег. Прижались друг к другу потесней на тесном тюфяке, укрылись плащами. Выспаться как следует не удалось, к утру сырость пробрала до костей. Ив проснулась, дрожа, и увидела, что Филип не спит, лежит на спине и смотрит вверх. Взглянула туда же, но серое предутреннее небо, монотонно расчерченное грубой деревянной решеткой, повергло в еще большее уныние. Евангелина уткнулась в плечо мужа, зажмурилась.

— То-то старик позлорадствует, — пробормотала чуть слышно.

— Я уже думал об этом, — отозвался Филип.

Много разговаривать было неосмотрительно. Джон запросто мог поручить своим людям залечь у края ямы и подслушивать, а иные охотники до чужих тайн могли прийти и без приказа. Вряд ли кому-то удалось бы разобрать в невнятном шепоте слова, тем не менее забывать об осторожности не следовало.

Парочка прижалась друг к другу, надеясь согреться, но ничего не вышло. Пришлось вставать и прогонять промозглый холод движением, это помогло. Потом потянулись долгие тоскливые часы. Никто не приходил их проведать, не приносил еды. К счастью, припасов, оставленных вчера Сэмом, пока хватало.

Делать было нечего, Филип в крайне мрачном настроении валялся на тюфяке и глядел вверх, на решетку. Евангелина посоветовала ему поспать, но он только мотнул головой. Девушка послонялась по яме, в десятый раз жалея, что сама помогла избавиться от ежика. Если б зверек оставался внизу, была б хоть какая-то забава. Неожиданно Ив осенило. Она схватила кабанью лопатку, оставшуюся после их вчерашней трапезы, и принялась копать углубление в стене ямы.

— Когда надоест, скажи, — оживился Филип. — Я тоже поковыряю.

Работа шла не слишком быстро, к тому же была по большому счету бессмыленной, зато хоть как-то занимала время. Когда, казалось, перевалило заполдень, на краю ямы появился Джон.

— Леди, похоже, и правда смыслит во врачевании, — заявил вместо приветствия. — Я проверил твою суму. Полно каких-то склянок и порошков.

— Предводитель убедился, что и я, и мои спутники говорили правду? — Ив спрятала кость за спину и лучезарно улыбнулась.

— Не держи меня за дурака. Ты могла наговорить про алхимика, в надежде что я проверю твои вещички.

— Святые Небеса, как сложно! Я б никогда до такого не додумалась!

— Так это Жеребчик заставил тебя ковырять стенку? Чем ты там роешь? Не ноготками же?

Евангелина обиженно надулась и показала испачканную в земле кабанью лопатку.

— Это кость, — пояснил Филип. — Забирай, если хочешь. Решетку с ее помощью все равно не перепилишь. Только будь добр, прикажи сюда хоть веток бросить. Мы корзинки плести будем. А то от безделья за несколько дней спятить можно.

— А больше друг друга развлечь нечем? — удивился Джон. — Красотка уже надоела? Или жена тебе к ноге приковала? Вот, позабавьтесь пока, — бросил вниз какой-то сверток. — А вечером, на пиру, мы все оценим твою новую подружку. Не боись, не тронем, только полюбуемся, — разбойник договаривал, уже скрывшись из вида, последние его слова сопровождались дружным ржаньем нескольких глоток.

Филип поднял сверток и выругался. Это оказалось то самое платье, которое они с Энджи купили на Гейхарте.

Ив подошла сзади, положила руки мужу на плечи и, привстав на цыпочки, прошептала на ухо:

— Не беспокойся. Я сумею вести себя правильно.

— Не желаю, чтобы они шарили по тебе взглядами, — Филип отшвырнул платье, повернулся, обнял девушку, прижал к себе.

— В этом нет ничего страшного. Даже если кто-то прикоснется ко мне... — Он стиснул ее крепче. — Ну что это такое? Ты же теперь знаешь, что я люблю тебя. Неужели не доверяешь?

— Доверяю, — хватка ничуть не ослабла.

— Помнится, на Гейхарте ты разрешил мне переспать, с кем пожелаю. Говорил всерьез, ведь так?

— Угу.

— И я была серьезна, а сейчас даже помыслить не могу. Успокойся же...

— А знаешь, почему я тогда согласился? Потому что решил пойти за тобой и прикончить всякого, кто доставит тебе удовольствие. У меня был меч и свобода выполнить задуманное.

— Вот сумасшедший! — от его слов ноги у Ив ослабели. Отчасти от страха, отчасти от страсти. — Не дамся я никому, ты же меня знаешь.

— Что ты сделаешь одна против нескольких десятков распаленных мужиков?

— С чего ты взял, что все как один распалятся и возжелают меня?

— Я знаю, как ты действуешь на мужчин. А уж одетая подобным образом... Впрочем, пока я рядом, они вряд ли забудут, что ты моя, — проворчал, постепенно приходя в себя. — Не терплю, когда на тебя похотливо глазеют.

— Мне это тоже не нравится. Никогда не нравилось. И я никому не позволю взять то, что принадлежит тебе.

Филип не стал продолжать бессмысленный разговор. Выпустил жену из объятий, взял кость и принялся с остервенением копать очередную "ступеньку". Держать горькие мысли под замком удавалось ровно до той минуты, как Энджи переоделась в адово платье.

Оно было сшито из тонкой нежной замши оттенка темной-красной бархатистой розы и облегало девичью фигуру, как перчатка. Цвет Евангелине необычайно шел. Он оттенял белизну открытых шеи, верхней части груди и спины. Узкие рукава доходили до запястий. Помимо того, что тонкая тесная кожа отлично подчеркивала все соблазнительные изгибы и выпуклости, платье имело еще одну пикантную деталь. Боковые швы заменяла шнуровка, оставляя открытой полосу кожи, многократно перечеркнутую крест-накрест блестящими черными штрихами. Вид врезавшегося в нежное тело витого шелкового шнура заставил Филипа сглотнуть.

Парень шагнул к девушке, провел ладонью по ее груди, талии, бедру, сжал. Ощущение теплой упругой плоти под мягкой замшей дразнило, не давало оторваться. Хотелось и дальше скользить ладонями по гладкой, приятной на ощупь коже. Ив прикосновения любимого мужчины не оставили равнодушной, она потянулась к губам мужа, и это привело его в чувство. Филип не стал длить поцелуй, быстро отстранился и отступил подальше.

— Ад в душу тому, кто придумал этот наряд, — обошел Евангелину кругом, разглядывая. — А может, и неплохо, — промолвил после паузы. — На Гейхарте из шайки только ленивый не побывал. Тамошние девки и их прикиды не в новинку. Если б ты выглядела соответственно происхождению, было б, пожалуй, хуже. Эх, почему мне сразу не пришло в голову сказать, что тащу любовницу с Лакомого острова!

Ив в полной мере осознала, насколько обосновано беспокойство мужа, стоило оказаться наверху, в окружении шайки. Голоса смолкли, все уставились на пленницу. А уж когда Филип избавил ее от веревки и развернул лицом к толпе, приобняв за талию, разбойники дали волю восхищению. От полноты чувств кто присвистнул, кто выругался, кто шумно выдохнул.

— И это, по-вашему, дочка Правителя? — раздался откуда-то сбоку женский голос. — Да на Лакомом острове таких потаскушек... — речь внезапно оборвалась с болезненным вскриком.

— А чья б ни была дочка, — изрек один из разбойников. — Я б еще подумал, возвращать ее папаше аль у себя подержать.

— Вот и я решил, что раз уж пташка вылетела из родного гнездышка, глупо не воспользоваться, — усмехнулся Филип.

— Особливо, когда жена далече! — хохотнул Сэм.

— Скажи-ка, Жеребчик, — вступил в беседу Джон, наконец нашедший силы оторвать от пленницы едва ли не безумный взгляд. — Неужто твоя благоверная еще краше?

— Трудно судить, — пожал плечами бывший предводитель. — Она не одевается, как шлюха.

— А голой ты ее не видел?

— А это тебя не касается, Джонни. Полюбовался на мою подружку? — вздернул руку девушки вверх, отодвинул от себя и заставил повернуться кругом, будто в танце. Та скорчила обиженную гримаску, но подчинилась. — Верни-ка нас назад в яму.

— Не бей копытом, Жеребчик. Я вас не просто так вытащил. Пошли, — махнул рукой и двинулся к поляне. Пленниками ничего не оставалось, как идти следом.

Вечерело, на прежнем месте опять горел костер. Неподалеку стоял длинный стол, вдоль него тянулся ряд деревянных чурбаков, кое-где перемежавшихся грубыми лавками.

Джон усадил Евангелину во главе стола на подобие кресла (разбойничьего трона, подумала девушка), сам устроился рядом на чурбаке.

— Не обессудь, Жеребец, но ближайшие места занимают мои приятели. Ты в их число никогда не входил. Присаживайся где-нибудь в середине, в конце новички сидят. Вон, кстати, и твой дружок машет, — кивнул на Сэма.

— Вряд ли леди согласится остаться с тобой, — Филип взглянул на девушку.

— А леди никто не спросит, — ухмыльнулся Джон. — Да не трясись ты. Я соблюдаю правила. Ничего ей не грозит. Мы ж тут все на виду.

Разбойники и их немногочисленные женщины стали рассаживаться вслед за предводителем. Евангелина с интересом разглядывала грубые глиняные миски и кубки, стоявшие перед пирующими. Кушанья, вернее сказать, еда, простая, без изысков, лежали на столе, и каждый желающий хватал, что хотел, лишь иногда помогая себе ножом. Вилок и в помине не было, ели руками. Нельзя сказать, что выбор угощений оказался беден. Длинный стол украшали две зажаренные оленьи туши и штук пять поросячьих. Была тут и птица, и рыба, и травы, и хлеб, и кой-какая сдоба, которую быстро расхватали подружки мужчин. Сами разбойники налегали на мясо и выпивку.

Джон довольно любезно ухаживал за пленницей, но Ив ела мало. То, что их с Филипом разлучили, сильно тревожило, отбивая всяческий аппетит. Девушка с трудом заставила себя взять немого мяса. Нельзя позволить себе ослабеть от голода. Кто знает, как все обернется? Возможно, от куска жареной оленины, который она жует с неохотой и проглатывает с трудом будет зависеть жизнь ее или Филипа. От вина и пива Евангелина отказалась, и Джон приказал одной из женщин сходить за водой. Крайне недовольная девица быстро вернулась, со стуком водрузила на стол кувшин, из которого плеснуло Ив на колени. Та сделала вид, что не заметила, а когда рассерженная особа отошла, вылила часть воды на землю.

— Она наверняка туда плюнула, — пояснила Джону, тот рассмеялся.

Настроение предводителя улучшалось с каждым кубком и с каждым взглядом на соседку. Ив легкомысленно улыбалась, смеялась шуткам Хорька, но то и дело поглядывала в сторону Филипа. Он сидел не так уж далеко и о чем-то разговаривал с Сэмом. На нее не смотрел, несколько раз приложился к кубку. Евангелине это не слишком понравилось. Еще хуже стало, когда к бывшему предводителю подошла одна из девиц и стала о чем-то болтать, лучась весельем и едва ли не потираясь грудью о плечо пленника.

— Ну что, леди. Так и не признаешься, кто ты на самом деле? — прозвучало над ухом.

— Дочь Стивена Эрли, вассала Олкрофтов. Какой ты подозрительный! Наверное, это правильно для предводителя.

— Завязывай с враньем. Я знаю, как выглядит дочка Правителя. И не по слухам, а от человека, вхожего во дворец, — разбойник не сводил глаз с лица пленницы. — Рост чуть выше среднего, отлично сложена, волосы темно-русые, глаза большие, зеленые. Пухлые губки, которые так и хочется попробовать. Не станешь отрицать, что все совпадает? Я еще мог сомневаться насчет фигуры, но, увидев тебя в этом платье... — откинулся назад и окинул девушку сальным взглядом.

— Глаза у меня серо-зеленые, а не зеленые. Да, кузен говорил как-то что мы с леди Адингтон немного похожи, — Евангелина жеманно хихикнула. — Может быть, поэтому зять Правителя всю дорогу так на меня поглядывал, а теперь еще и взял под свое крылышко? Говорят, жена не очень-то его жалует.

— Леди, можешь отрицать очевидное, хоть покуда адский огонь не потухнет. Глаза у тебя зеленые, как у кошки. Так и вспыхнули, когда Лиззи стала Жеребчика обхаживать, — не без ехидства взглянул в сторону девицы, которая продолжала тереться о Филипа как та самая кошка о корень валерьяны. — Я для себя все решил и готов рискнуть. Руку дам на отсечение, что ты — дочка Адингтона. Значит, если твой муженек копыта откинет, выкуп я все равно получу. Может, батя твой и еще чем наградит, как узнает, что с моей помощью отделался от висельника.

— Нет, нельзя его убивать! — Ив похолодела. События неожиданно приняли совсем уж дурной оборот. Хорошо, что страх скрывать не нужно, следует лишь придать ему истеричный оттенок. — Его величество не станет платить такие деньги за меня! Я ему никто, отец мой беден, выкуп собрать не сможет. А уж если Правитель потеряет крестника! — картинно прижала руку ко рту. — Шон... Это и есть мой кузен, — поспешно пояснила собеседнику. — Шон говорит, лорд Адингтон очень привязан к зятю. Что со мной будет, если попадусь его величеству под горячую руку?! Нет-нет, пожалуйста, не убивай Филипа!

— Что-то ты слишком разволновалась, леди, — Хорек так и сверлил ее взглядом. — А говоришь, жена Жеребчика не очень-то жалует! — ухмыльнулся издевательски.

— Так сплетники утверждают! — Ив добавила в голос истерики, в глаза — слез. — Он сам ее и не вспоминает. Мной заинтересовался, да, но с ней не сравнивал.

— Он уже получил от тебя, что хотел?

— Не совсем, — девушка залилась краской. — Сначала ему мешал кузен. А ночью в яме я не смогла сделать все, что он пожелал, — с простодушным смущением опустила глаза. — Да и страшно. Он такой... — замолчала.

— Знаю, — скривился Джон. — Всегда диву давался, как ему удается баб уламывать. И не каких-то там шлюх, а самых что ни на есть благородных. Не расскажешь, чем берет?

— Я... — Ив вдруг закрыла лицо руками, плечи затряслись. — Ну почему мне так не везе-ет, — послышались шмыганья. — Сначала этот висельни-ик, теперь вообще в плену-у. Приданого не-ет, теперь еще и осла-авя-ат...

— Ладно тебе сырость разводить, — Джон осторожно погладил пленницу по плечу. — Если окажется, что ты и впрямь Правителю чужая, обещаю отпустить.

— Без выкупа? — Евангелина отняла руки от лица и захлопала глазами. — Даром? О-о, спасибо!

— Постой благодарить, — плотоядно ухмыльнулся разбойник. — Какая от слов радость? Приласкаешь так, чтобы мне понравилось, тогда и будем в расчете.

Взгляд Джона утратил цепкость и скользнул с лица девушки на ее грудь, обрисованную тесным платьем. Тепло летнего дня сменилось вечерней прохладой, и затвердевшие соски отчетливо проглядывали под тонкой красной замшей. Евангелина, заметив, куда переместилось внимание предводителя, постаралась дышать глубже, чтобы грудь стала еще заметнее. Да, Хорек — не придворный хлыщ, которого легко поставить на место, но он — мужчина. А она знает, за какие ниточки дергать, чтобы заставить его поглупеть. Теперь, когда Джон раскрыл карты, и стало ясно, что Филип не защитит ее, что он сам находится в смертельной опасности, кокетство может оказаться единственным путем к спасению. Что ж, приступим. Нужно прощупать Хорька, и заодно попытаться внушить разбойнику кой-какие идеи.

— Сделаю все, что пожелаешь. Но только для тебя, предводитель. Для тебя одного, — голос стал чуть задыхающимся и прозвучал с хрипотцой. То ли леди смертельно напугана, то ли испытывает возбуждение при мысли о близости с преступником. Взгляд Хорька будто прилип к медленно двигающимся губам девушки. Ив для пущей действенности провела по ним кончиком языка. У Джона дернулся кадык.

— Думаешь, я хуже Жеребчика? Тот не делился, коли баба не хотела, и я не стану.

— Я вовсе не думаю, что ты хуже, — Ив придвинулась к Джону, будто ненароком коснулась коленом его бедра, убирать ногу не стала. — Надеюсь, что лучше. Мне по нраву мужчины, а не кони. Но я боюсь...

— Не бойся. Все мои бабы были очень довольны.

— Как я рада это слышать! А то уже беспокоиться стала, вдруг разбойники все такие, как зять Правителя? Этот страшный черный Сэм... Ой, нет, даже подумать боязно, — Ив глупо захихикала. — Но тревожилась я о другом. Что скажут твои люди, когда выяснится, что я — вовсе не леди Адингтон, а Правитель узнает о смерти крестника? — подалась вперед, чуть наклонившись, выставляя напоказ полукружья грудей в вырезе платья. — Когда станет ясно, что десяти тысяч им не видать?

— Этого не случится, — разбойник, словно завороженный, уставился на зовущую ложбинку. — Вдовой ты станешь только после того, как я получу выкуп. И надежнее, и наградить Жеребчика рогами страсть как охота.

— Знаешь, как бы мне хотелось в самом деле быть дочерью Правителя? — Евангелина придвинулась еще ближе к Хорьку. — А ты не боишься, что я расскажу о твоих планах этому Филипу? Может, он в благодарность похлопочет обо мне в столице?

— Ты не сможешь с ним больше поговорить, леди. Он вот-вот отправится назад в яму, а ты — в мою хижину.

* * *

Филип уселся рядом с Сэмом, с трудом сдерживая рвущееся наружу бешенство. Громила взглянул на бывшего предводителя с легким удивлением.

— Да ты на себя не похож! Чего злишься? Джон не станет нарушать правила, я с ним перемолвился. Да и девчонка, вон, гляди, довольна. Тебя она, кажись, не очень-то жалует. Или ты как раз потому?..

— Она моя. Нечего было выряжать ее в это платье да еще и усаживать с собой рядышком.

— На-ка, глотни, — Сэм заботливо наполнил кубок друга и чуть ли не силой заставил отхлебнуть. — Не припомню, чтобы ты так в бабу вцеплялся. Влюбился, что ль? Неужто эта лапочка лучше первой алтонской красы? Хотя хороша малышка, зело хороша...

Гигант взглянул в сторону Евангелины, и Филип заметил, как глаза старого друга обретают хорошо знакомое мечтательное выражение. А адов Хорек глядит на нее, будто сожрать хочет. Ишь, обхаживает! Энджи держится молодцом. Время от времени хихикает, глупо улыбается, жеманится, несет, наверное, какую-нибудь чушь. Зря только в его сторону поглядывает. Впрочем, это ни о чем не говорит. Даже полная дура на ее месте не чувствовала б себя в безопасности, проверяла б, что там ее защитник поделывает.

— Да-а, краше этой видеть не доводилось, — Громила отвел взгляд от Евангелины и как следует приложился к кружке. — А Энни-то она откуда знает?

— Встречала на Гейхарте.

Сэм тут же стал расспрашивать про бывшую служанку и Лакомый остров, куда в самом деле мечтал перебраться. О Евангелине больше не допытывался, сообразив, что друг все равно ничего толком не расскажет. Филип быстро перевел беседу на тех разбойников, которые ушли из шайки, за разговором начал понемногу успокаиваться. Благо Джон рук не распускал, говорил что-то соседке, та улыбалась.

Спокойное времяпрепровождение продолжалось недолго. К Сэму подошла одна из разбойничьих женщин, спросила какой-то пустяк, не удосужилась выслушать ответ, зато чуть ли не отираться начала о бывшего предводителя. Филип был совсем не в настроении болтать с ней, процедил пару раз неразборчиво несколько слов невпопад, но настырная особа не отставала. Пришлось все же прислушаться к тому, что она говорила и попытаться отшутиться. Как раз тогда у Энджи с Джоном что-то произошло. Девушка неожиданно закрыла лицо руками, Хорек тут же принялся поглаживать ее по плечу. Филип дернулся было встать и подойти к ним, но Евангелина уже опустила руки, а через несколько мгновений вновь хихикала. Девица, воспользовавшись тем, что пленный отвлекся, едва не уселась к нему на колени.

— Слушай, красуля, а не пошла бы ты... — не выдержал Филип.

— Да, Лиззи, оставь парня в покое, иди ко мне, — пробасил Сэм.

Не успела девица ответить, как Джон поднялся на ноги и заорал:

— Эй, Громила! Пиво кончается! Сходи-ка, пособи Тиму еще бочку прикатить!

— Ну, тогда потерпи еще немного, друг, — Сэм подмигнул Филипу, вставая. — Вернусь и избавлю тебя от настырной малышки.

Девица разразилась хохотом и обняла мужа Евангелины за шею, тот скрипнул зубами. Происходящее нравилось все меньше и меньше, в душе зарождались смутные подозрения. Не успели они принять чуть более ясный вид, как на голову обрушился удар, и наступила темнота.

* * *

Ив не могла поверить своим глазам. Стоило Громиле выйти из освещенного костром круга, к Филипу, который безуспешно пытался отделаться от мерзкой девицы, сзади подошли трое. Один незаметно ударил по голове чем-то тяжелым, может, камнем. Двое остальных тут же подхватили обмякшее тело и потащили прочь, в сторону ямы. Пирующие разбойник к этому времени уже изрядно набрались и не обратили внимания на стремительное отбытие Филипа. Девица тут же устроилась на коленях у соседа бывшего предводителя.

— Быстро и чисто, — раздался довольный голос Джона. — Жаль, не удастся посмотреть, как взбесится твой муженек, когда очнется в яме один и сообразит, что к чему. Пойдем, леди. Пора нам уединиться, — подхватил пленницу под локоть, поднимая на ноги. — И не вздумай вопить, если не хочешь ублажать всю шайку.

Ив встала, пытаясь выглядеть слегка испуганной. На самом же деле ею владела бешеная ярость. Подлый Хорек остался прежним предателем и трусом. Пора уединиться? О да, самое время, иначе она не сможет сдерживаться, попытается убить его прямо здесь.

— Смотри, предводитель, как бы через день-другой не начал мечтать от меня отделаться, — со смешком прижалась к разбойнику, едва ли не повиснув на нем. — Знаю я вас, мужчин.

— Ты знаешь только лордов, а им до настоящих мужиков как отсюда до Архипелага, — прикосновения сводящего с ума тела все больше туманили голову Джона. — Я тебя никому не уступлю, леди.

Они быстро добрались до хижины, что стояла в лесу неподалеку от поляны. Когда Хорек зажег свечу, стало видно, что места тут совсем немного. У правой стены было устроено ложе, лишь пара шагов отделяли его от стола у левой. На нем валялись остатки пищи, стоял кувшин и несколько кубков. Уже знакомые чурбаки заменяли стулья. Стены строения оказались сделаны из крепких кольев, переплетенных ветками. Крышей служили те же ветки.

— В дождь, наверное, сверху капает? — невинно осведомилась Ив, делая шаг в сторону стола. Там среди объедков, возможно, завалялся нож.

Разбойник молча поймал ее за руку, прижал к себе, ладони зашарили по гладкой замше. Девушка ощутила, что плоть мужчины напряжена. Хорек не желал терять времени, принялся задирать подол платья. Дело шло медленно, наряд чересчур облегал фигуру.

— Постой, — пробормотала Ив, пытаясь высвободиться. — Не могу сейчас. У меня женские дни.

— Врешь, — Хорек чуть отстранился, взглянул ей в лицо.

— Нет. Я же говорила, что и зять Правителя не смог получить всего, чего желал. Потерпи немного...

— Стану я терпеть! Думаешь, заполучил наконец настоящую леди и буду издали любоваться? — одна рука с силой сжала грудь пленницы, другая продолжила борьбу с подолом. Губы впились в уста Евангелины.

Ив почти не надеялась, что ее отговорка остановит Хорька. Попробовала, не получилось, значит, пора переходить к другой тактике. Девушка перестала сопротивляться, ответила на поцелуй, заодно положила руку на выпуклость внизу живота Джона. Разбойник резко выдохнул, освободив на мгновение рот пленницы. Та быстро скользнула губами по его щеке и неожиданно изо всех сил впилась зубами в кожу на шее. Одновременно рука скользнула ниже и безжалостно стиснула.

— Ах ты тварь! — Хорек с силой отпихнул Ив.

Оторвать стерву оказалось на удивление легко. Она отлетела к столу. В попытке ухватиться за что-нибудь перевернула кувшин и кубки, на пол полетели куски хлеба, кости. Джон и не подумал прийти на помощь, едва не воя от боли в паху, ощупал горящую шею, увидел на пальцах красное, разразился руганью.

Девица тем временем твердо встала на ноги, тыльной стороной руки стерла с губ кровь. Медленно, не сводя с мужчины тяжелого взгляда. На лице у нее появилась жутковатая усмешка, от которой ярость Джона значительно поутихла. Перед ним стояла не будоражащая кровь красавица и не перепуганная женщина. В лицо предводителю ухмылялось распутное адово порождение, притягательное настолько, что становилось страшно.

— Ну иди же ко мне, — голос пленницы стал низким, хриплым. Ее стан чувственно изогнулся, бедра, плавно качнувшись, чуть подались вперед. По спине Хорька побежали мурашки, и он не мог понять, что вызвало их, испуг или еще сильнее вспыхнувшее вожделение. — Неужели предводитель боится? Твой знакомец, что вхож во дворец, разве не поведал, какой норов у леди Адингтон? Или ты думал, стоит мне ощутить, как у тебя встал, сразу превращусь в мягонькую ласковую кошечку? Замурлычу и откину хвостик на сторону?

— Значит, я угадал? — Джон шагнул к девушке, будто завороженный. — Ты — жена Жеребчика.

— Угадал-угадал, — улыбка перестала пугать, лишь соблазняла. А когда быстрый язычок коснулся уголка рта, где алело кровавое пятнышко, Хорек совсем потерял голову.

Он притиснул Евангелину к столу, заставляя раздвинуть ноги, рванул платье на груди с такой силой, что замша подалась, разъехалась, обнажая грудь.

Девушка выгнулась сильнее, подставляя жадному рту не защищенные ничем прелести, запустила пальцы левой руки в волосы мужчины, быстро вскинула правую, до этого спрятанную за спиной. Вскинула и опустила, вонзив в шею разбойника устрашающего вида нож, который нащупала на столе среди объедков и мусора.

— Я обещала мужу, что никто никогда не получит принадлежащее ему, — вырвала лезвие из раны, оттолкнула мужчину.

Хорек взревел и кинулся на пленницу. То ли совсем обезумел и утратил способность мыслить, то ли решил, что у девушки не хватит духу еще раз воспользоваться оружием. В последнем случае Джон сильно просчитался. Евангелина без колебаний несколько раз полоснула нападающего по рукам, которые тянулись к ее шее, а потом изловчилась и вонзила нож в грудь Хорька. Тот зашатался, упал и даже не сделал попытки подняться, лишь хрипел и подергивался.

Стоило одержать победу, и конечности отвратительно затряслись, нахлынули слабость и тошнота. Ив из последних сил стукнула кулаком по столу в надежде, что боль приведет ее в себя.

Так и вышло. Девушка заоглядывалась в поисках оружия. Джон затих, но перевернуть лежащее на животе тело, чтобы вытащить нож, она не смогла бы. Даже смотреть на него было невозможно, не говоря уж о том, чтобы прикоснуться. На ее счастье в углу у двери обнаружился меч. Евангелина схватила его, вытащила из ножен и замерла, прислушиваясь. Совсем рядом за стенами хижины хрустнула ветка.

— Эй, Джон! — раздалось снаружи, и девушка узнала голос Сэма.

Она быстро задула свечу, руку с мечом завела за спину. Филип доверяет Громиле, но осторожность лишней не бывает. К тому же, как ни крути, Ив убила предводителя, которому Сэм беспрекословно подчинялся.

Евангелина распахнула дверь и окликнула тихонько, искусно добавив в голос дрожи:

— Сэм?

— Леди, ты? — огромная ручища легла ей на плечо.

— Да. Отведи меня, пожалуйста, к яме, — молвила просительно. — Филип, наверное, там.

— Там. А где Хорь?

— Он... — замялась. — В хижине. Спит.

— Спит? Не пыли в глаза, малышка. Не было у тебя времени так его укатать. Я хочу помочь Филипу слинять. Если Хорек вдруг развопится, нам не уйти.

— Не развопится. Он мертв. Или вот-вот умрет.

Сэм помянул ад и, не выпуская руки пленницы, вошел в жилище предводителя. Почти сразу споткнулся о тело, наклонился и ощупал Джона.

— Верно, мертв. Ну, сам виноват. А ты никак и впрямь с Лакомого. Тамошние девочки постоять за себя умеют. Пошли, ловкачка.

Оказавшись в лесу, подальше от хижины и поляны, чернокожий разбойник остановился.

— Отдай-ка меч. А то ненароком поранишься или меня покорябаешь.

— Я умею с ним обращаться.

— Щас он тебе без надобности, воительница. Выйдем к яме со стороны леса. Там верняк караул торчит. Ты перед ними хвостом покрутишь, а я сзади подкрадусь и прикончу.

— Хорошо. Но знай, предашь Филипа, быстро отправишься вслед за Хорьком.

— Не пойму, мож ты и вправду леди? — коротко хохотнул Сэм. — Филипа я не предам. Не потому что тебя испугался, а потому что он мне друг.

Евангелина немного успокоилась и не стала ничего говорить. Громила двинулся вперед, шепотом приказав не отставать. Они осторожно пробиралась между деревьями и кустами. Разбойник, похоже, хорошо знал дорогу, девушка старалась идти за ним, не отклоняясь ни на шаг. Вскоре земля под ногами зачавкала и послышалось журчание ручья.

— Сэм, подожди, — попросила Ив. — Мне нужно вымыть лицо и руки. На них может быть кровь, караульные заметят.

— Иди сюда, здесь на так топко, — гигант нашел в темноте ее руку, помог встать на более или менее твердый пятачок. — Как ты его прикончила? Мечом что ли?

— Ножом.

— Коли б мечом, да в поединке, могла б стать предводительницей.

Евангелина нервно хихикнула. Филип был бы в востогре, стань она его преемницей. Мысли о муже пробудили беспокойство, заставили спешить. Как он там? Если пришел в себя, наверное, с ума сходит, гадая, что с ней. Да не станет он гадать, тут же вобьет в голову самое худшее. Как и она, впрочем. То мерещится, что голову ему проломили, то кажется, что едва поджившая рана на груди открылась, и муж истекает кровью.

Девушка быстро закончила оттирать липкие от крови Хорька руки, вымыла лицо, быстро поплескала на грудь. Желание смыть мерзкие прикосновения неудавшегося насильника было нестерпимым.

— Пойдем, — встала, повернулась к Громиле, едва различимому в ночном мраке.

Разбойник шагнул к ней, подхватил за талию и, одним махом перенеся через ручей, поставил на твердую землю противоположного берега.

Они еще некоторое время пробирались меж стволов, пока впереди не замерцал рыжий огонек костра. Подойдя ближе, Ив расслышала глумливые голоса и гогот. Караульные, лишенные возможности пировать с остальными, развлекались, как могли.

— Давай, малышка, двигай, — прошептал Сэм. — Разверни их спиной к лесу. С двумя я разделаюсь быстро и тихо.

Ив кое-как поправила разорванное платье, но груди все равно оказались обнажены едва ли не целиком. Ну и плевать. Тем лучше и быстрее подействует ее вид. Вот только что потом скажет Филип... Остается надеяться, что поймет правильно. И девушка, покачивая бедрами, двинулась на свет.

Один из караульных как раз отошел от ямы к костру, чтобы приложиться к баклажке. Второй сидел у края и обгладывал кость. Закончил и с гоготом бросли вниз.

— А мож нам яму заместо отхожей использовать? — высказал остроумную мысль.

— Нет уж, пожалуйста, не надо, — нежным голоском попросила Евангелина, вступая в освещенное пространство. — Мне там ночевать.

Ее тревожило, что Филипа не слышно. Впрочем, вряд ли он станет отвечать на оскорбительные речи караульных или орать во весь голос из-за собственного бессилия.

— О-па, — сидевший на краю ямы обернулся, увидел гостью, с трудом поднялся на ноги и нетвердо двинулся к костру. — А мы думали, ты Хоря ублажаешь.

— Да вашему нынешнему предводителю немного и нужно, — улыбнулась Ив, медленно обходя костер и приближаясь к яме. Второй караульный, помоложе, пялился на нее, открыв рот и прижав к груди баклажку.

— Так ты к прежнему пришла? — гыгыкнул первый.

— Ну да. Я не привыкла скучать по ночам.

— А я не сгожусь тебя развлечь?

— Сгодишься, пожалуй, — окинула разбойника благосклонным взглядом. — И ты, наверное, не откажешься? — обратилась к слегка совладавшему с удивлением молодцу у костра, тот усиленно закивал. — М-м-м, и как же вы хотите? Вдвоем или по очереди?

За разговором Евангелина подобралась почти к самому краю ямы. Разбойники, как подсолнухи, поворачивались за ней. Девушка старалась не смотреть им за спины, чтобы не насторожить ненароком, но надеялась, что Сэм времени не теряет.

— По очереди, — старший стоял ближе к Ив и, сделав шаг, положил руку ей на грудь. — Я первый.

— Почему это ты первый? — возмутился младший, уронил на землю позабытую баклажку и в миг оказался рядом. — Или жребий или вдвоем.

Неизвестно, что собирался ответить ему товарищ, потому что в это время их обоих схватили сзади за шеи черные ручищи и с силой столкнули лбами. Послышался короткий хруст, караульные осели на землю у ног Евангелины. Она, не чувствуя ни страха, ни отвращения, кинулась к ближайшему колышку отвязывать решетку.

Вскоре Филип уже стоял наверху, обнимал жену, ощупывал, гладил, заглядывал в лицо, но не решался ни о чем спрашивать.

— Я сдержала обещание, — прошептала Ив, прижавшись к супругу. — То, что принадлежит тебе, по-прежнему только твое.

V

Кайл перестал напряженно вслушиваться и перевел дух. Никакие посторонние звуки по-прежнему не нарушали предрассветную тишину, только под обрывом, на берегу Струйной покрикивала тоскливо и однообразно какая-то птица.

Шон вечность назад отправился с четырьмя солдатами на разведку. Простоватая внешность веснущатого гвардейца вполне позволяла, не побрившись пару-тройку дней и одевшись должным образом, сойти за человека из простонародья. Правитель, отбирая добровольцев, напомнил хмурому Райли, что его лицо знакомо разбойникам.

— Ваше величество, там мой друг. Я не в силах ждать, если могу хоть чем-то помочь. В темноте вряд ли узнают. А если и узнают, сошлюсь на то, что о сестрице беспокоюсь, — Хьюго был во всех подробностях осведомлен о неудавшейся попытке избавить Евангелину от плена.

— Что ж, иди, — кивнул Правитель, понимая, что узы дружбы сейчас могут оказаться полезнее доблести и численного превосходства. Сколько раз в прежние времена им с Томасом доводилось прикрывать друг другу спину!

Упырий Клык, сложенный из известняка, одиноко белел на обрывистом берегу реки. Вокруг на пологих склонах расстилалась пустошь, плоские камни, поросшие лишайником, да кое-где островки чахлой травы. Место для обмена пленных на золото выбрано было удачно: разбойники могли убедиться, что выкуп несут лишь несколько человек, и за ними не крадется вооруженный до зубов отряд. Да что там крадется, солдатам не удалось бы подобраться к скале незамеченными, даже ползи они на животах. Быстрый и сравнительно безопасный отход преступникам обеспечивали обрыв и протекавшая внизу река. Достаточно загодя подготовить наверху веревки для спуска, а внизу — лодки.

Располагай Хьюго временем, он направил бы людей на поросший густым лесом противоположный берег Струйной с приказанием обстрелять разбойников из луков, поставил бы солдат ниже и выше по течению, преграждая путь к отступлению. Но одного дня хватило лишь на сбор выкупа и отряда для охраны сундука с золотом. Конечно, если каким-то чудом удастся освободить пленников на подходе к Клыку, после можно попытаться прижать шайку, на это сил хватит. Да только надежды на своевременное спасение дочери и крестника слишком мало.

Дружки Филипа добрались до столицы через сутки после пленения злосчастной парочки. Адингтон, привычно скрывая чувства, с одинаковым безразличием выслушал и хорошие новости, и плохие. Хорошие оказались прямо-таки сказочно хороши. Задание блестяще выполнено, отделались малой кровью, и, надо надеяться, большим испугом, пережив который дочурка, возможно, присмиреет хотя бы ненадолго.

В дурных известиях Хьюго по привычке тут же трезво отметил для себя положительные стороны. Небеса преподали крестнику очередной наглядный урок, который просто не может не пойти на пользу, учитывая, что опасности подверглась его ненаглядная женушка. Неожиданно тревожно за Евангелину. Впрочем, зная ее адову хитрость и способность быстро и ловко превращать мужчин в тупиц, следует верить, что с охочими до баб разбойниками она как-нибудь справится.

В серьезном деле освобождения родичей Правитель решил не полагаться даже на проверенных людей, сам возглавил отряд, состоявший частью из гвардейцев, частью из солдат столичного гарнизона. Ехали почти без отдыха и оказались на месте через три дня, как раз в ночь перед назначенным сроком.

С запада к пустоши у Клыка примыкали поля и пастбища небольшого, в десяток дворов, селения. Хьюго распорядился встать лагерем на его дальней окраине и тут же отрядил к месту передачи выкупа разведчиков. Те вскоре вернулись и сообщили, что ни у скалы, ни на пустоши разбойников или их следов не обнаружено. Тогда Адингтон велел проверить лес, что тянулся по берегу Струйной к востоку от Клыка. Тем временем отряд под прикрытием темноты быстро и бесшумно перебрался к западному краю пустоши.

Кайл не был посвящен в планы Правителя, но понимал: большой отряд снаряжен не только для охраны выкупа и последующего препровождения родичей главы Алтона в столицу. Старикан, скорее всего, решил собственноручно расправиться с обнаглевшей шайкой.

Товарищи, которые стояли на часах, когда к Адингтону с отчетом приходил злополучный Ладвэлл, рассказали, что командир сопровождения после выглядел как побитый щенок, даром что Правитель ни разу голоса не повысил. Если Филип с Евангелиной вернутся живые и невредимые, возможно, мужик останется при своем. Старикан справедлив, а его дочь, как-никак, поддержала Ладвэлла в решении не отрываться от торговца. Если же с друзьями что-нибудь случится... Тут Кайл и сам не знал, как себя поведет. При одной мысли о том, что к Ив прикоснутся грубые грязные лапы, рука сама тянулась к оружию. В первую очередь достанется разбойникам (им в любом случае достанется!), но вряд ли это полностью притушит жажду мести. Если Ладвэлл продолжит службу в столице, ему придется сразиться с ним, Кайлом Моррисом. Да и этот адов купец...

Кровожадные мысли прервали звуки приглушенных голосов. Вернулась разведка.

* * *

Филип мотнул головой, прогоняя дремоту, и поднялся на ноги. Ночь, а с ней и часы дежурства подходили к концу, и сонливость наваливалась все сильнее, будто сыпался на плечи и спину теплый тонкий песок, рос курганом вокруг и сверху, не давал не то что встать, пошевелиться. Нужно размяться, иначе с обязанностями часового он не справится, а этого допускать никак нельзя. Погоня наверняка есть, погоня или засада. Он бы, оставайся предводителем, ни за что не плюнул на сбежавших богатеньких пленников, попытался б перехватить у наиболее вероятного места их появления.

Почему наиболее вероятного? Потому что лодка исчезла, а речушка, что протекала неподалеку от разбойничьего лагеря, впадает в Струйную немногим выше Упырьего Клыка. Так что беглецам, которым помогает Громила, самое разумное прыгнуть в лодочку и с удобством добраться до места встречи с людьми Правителя. Это куда проще и безопаснее, чем тащиться пешком (лошади-то не пропали! Прогнали нескольких в лес, но найти их утром не составило труда) до дороги, а там еще неизвестно на кого нарвешься, может, на ту же шайку, может, на новенькую.

Интересно, выбрали уже нового предводителя или нет? Смешно, но если б Энджи захотела, запросто могла б занять место Джона. Может, и зря он всячески скрывал, что она — дочь Правителя. Вон, стоило Сэму узнать об этом, тут же стал необычайно почтителен, а то и глядел снисходительно, и обращался с издевочкой. Даром что он, Филип, сразу предупредил: его подружка привыкла к уважительному обхождению.

Терпение у Энджи кончилось в середине первого дня путешествия по реке.

— Трудно спорить, Громила, что ростом и шириной я тебе уступаю, — заявила в ответ на очередную "малышку". — Мне не нравится не столько слово, сколько твой тон. Я не девица из гейхартского заведения. Пора бы это понять, ты совсем не глуп.

Сэм в ответ расхохотался, девчонка с самого начала забавляла его своей бойкостью.

— Филип не объяснил, как тебя следует величать, — прогудел гигант. — Привыкла, что ль, к его "пташечке"?

— Я привыкла к "моя леди" и "ваше высочество", — процедила девушка, глядя надменно и царственным жестом запахивая куртку, которую ей отдал муж, едва разглядев, во что превратилось ее платье. Ненаглядный втянул голову в плечи и изобразил на физиономии нарочитый испуг. Еще бы руками прикрылся, шут!

— Так ты... Вы... — Громила раскрыл рот и чуть не упустил весла.

— Я — леди Адингтон, дочь Правителя, — Евангелина задрала нос еще выше.

— Я по-первости подозревал кой-чего, — Сэм разглядывал девушку, будто впервые увидел. — А как ты с Хорьком расправилась, решил, не, какая там леди, верняк, девица с... — опомнился и захлопнул рот.

— Моя жена умеет и за себя постоять, и с разбойниками обращаться, — рассмеялся Филип. — Иначе вряд ли б меня захомутала.

— Да-а-а... — только и смог выдавитьл Сэм, и после взирал на Евангелину словно на небожительницу.

Та немного понаслаждалсь достигнутым, но очень скоро испуганная почтительность Громилы ей надоела, и Ив, сменив надменность на веселую любезность, принялась тормошить разбойника. За ужином на берегу они уже стали лучшими друзьями, правда, гигант теперь не допускал ни малейшего панибратства.

Филип, наблюдая, сколь ловко его жена управляет огромным, устрашающего вида разбойником, даже думать не желал, как именно ей удалось разделаться с Хорьком. Хвала Небесам, что Энджи осталась цела, невредима и по ночам спит без кошмаров.

Путь по реке до Упырьего Клыка занял около трех дней и оказался очень спокойным, можно сказать, ленивым. Течение несло лодку, Филип и Громила по очереди сидели на веслах, следя, чтобы не налететь на мель или корягу. Припасов хватало: в день пира разбойники как раз доставили по воде кой-какой провиант и сложили на берегу, в яме-хранилище.

Добравшись в ночь бегства до речки, Громила быстро покидал в лодку съестное, Филип — боевые трофеи: ножи и мечи убитых караульных да кое-что из одежды. Мужское платье Ив исчезло из ямы, пока они были на адовом пиру, пришлось уступить жене свои куртку и плащ. Их с Евангелиной мечи, к счастью, не попали в лапы разбойников, Джон не позарился, позволил оставить оружие гвардейцам. Рассказал бы кто пару месяцев назад, что они с Энджи станут дорожить подарками своих отцов, то-то смеху было б...

Когда впереди, на обрывистом левом берегу замаячил Упырий Клык, пристали к пологому правому, устроили лагерь в густом прибрежном ивняке и дождались темноты. Под ее надежным покровом и добрались до скалы, дабы не попасться на глаза возможной засаде. Спустились чуть ниже по течению, встали опять на противоположном берегу. До назначенного Джоном срока оставались день и ночь. По словам Сэма, по суше путь до места выкупа занимал всего два дня неспешным шагом. Значит, скорее всего, у Клыка их ждали. Филип собрался было на разведку, но Евангелина вцепилась в него обеими руками.

— Не пущу! Зачем рисковать?

— Чтобы знать точно, есть ли засада. И, если есть, предупредить людей крестного.

— У отца своя голова на плечах. Он наверняка послал большой отряд и приказал прежде всего незаметно обследовать окрестности Клыка. Как раз на случай непредвиденных действий разбойников.

— Да, возможно, — задумался Филип. — Я бы, пожалуй, так и поступил. Энджи, — приобнял взволнованную жену. — Я твердо решил, что выполню желание крестного и наведу порядок на дорогах. Очень скоро тебе придется меня отпустить.

— Придется, — вздохнула Ив. — Но тогда ты будешь командиром и вряд ли станешь лазать по кустам под боком у обозленной на тебя шайки. К тому же...

— Не вздумай потребовать, чтобы я взял тебя с собой.

— О, не волнуйся, — Евангелина улыбнулась. — Моя жажда приключений ненадолго удовлетворена. Я попрошу Шона с Кайлом приглядывать за тобой. Попросила бы и Сэма, — бросила лукавый взгляд на Громилу, с интересом наблюдавшего за другом и его женой. — Но не хочу оттягивать его встречу с Энни.

— Я б, моя леди, за Филипом и в реку, и в болото, — Сэм выпрямился и только что в грудь себя не ударил. — Да опасаюсь, не полажу с солдатами твоего батюшки. Случилось у меня по молодости, нанялся еще на Алгасарре к одному. А его людишки все со мной про уголь, сажу, да черную грязь. Ну, зашиб того-другого, не рассчитал. Пришлось в Алтон бежать, да и тут только у разбойников и сумел прижиться.

От воспоминаний отвлек раздавшийся на противоположном берегу шум. Филип прислушался. Различил удары стали о сталь, потом вскрик, другой. Завтра день выкупа, люди крестного вполне могли успеть подойти раньше, обнаружили в лесу разбойников, дальше все понятно. Парень сжал кулаки, правая ладонь едва ли не зудела от желания ощутить рукоять меча, пустить оружие в ход. Можно разбудить Сэма, попросить охранять Энджи, а самому переправиться на другой берег и утолить жажду мести. Близится утро, темнота потихоньку рассеивается, он наверняка смог бы отличить солдат от разбойников. Нет, ничего не выйдет. Его-то за кого примут? Вряд ли солдаты Правителя в пылу битвы станут выслушивать объяснения вооруженного заросшего мужика в потрепанной грязной одежде. Впрочем, у него все-таки есть возможность оказаться полезным.

Филип присел рядом со спящим другом и потряс того за плечо.

— Сэм! — позвал шепотом.

Чернокожий разбойник мигом сел и уставился на парня.

— Случилось что?

— На той стороне, кажется, дерутся. Хочу переплыть и покараулить у пещер. Ты останешься здесь охранять Евангелину.

— Сделаю, — кивнул Громила, испытывая облегчение. Гиганту не слишком улыбалось без особой нужды обнажать оружие против вчерашних товарищей, но и не предложить другу помощь он не мог.

— Надеюсь, она не проснется, — снова зашептал Филип. — Если не повезет, объяснишь куда я ушел и зачем. Ее никуда не пускай. Ни за что не поддавайся на уговоры и угрозы. Станет буянить, свяжи и кляп вставь. Скажешь, я велел.

— Сделаю, не боись.

Оставшись один, Сэм с тревогой покосился на спящую девушку и на всякий случай осторожно укрыл ее своим плащом. Огонь беглецы не разводили, опасаясь привлечь внимание разбойников. Летом ночи в Алтоне стояли теплые, но к утру, особенно вблизи реки, начинал пробирать холодок. В сложившихся же обстоятельствах раннее пробуждение супруги Филипа было Громиле совсем ни к чему. У него не получится как у друга быстро сладить с ней. При мысли о том, что придется наваливаться на высокородную леди, скручивать ей руки и ноги веревкой, затыкать рот, разбойник поежился. Евангелина наверняка станет брыкаться, вырываться, может, еще, не приведи Небеса, вопить примется. Вот ведь нашел себе Филип счастье! Хотя, пожалуй, и правда нашел. Стоит только вспомнить, как светлеют лица у этих двоих, когда они просто смотрят друг на друга. Не говоря уж о прочих нежностях.

Прошло совсем немного времени и редеющая темнота превратилась в серые сумерки. Громила сидел спиной к девушке, прислушиваясь к теперь уже хорошо различимым звукам боя. Видно, разбойники пробивались к Клыку. Оно и понятно, к пещерам рвутся. Не знают, что внизу их кое-кто поджидает.

— Где Филип? — раздалось сзади, разбойник чуть не подпрыгнул.

— На том берегу, — повернулся к Евангелине, встрепанной со сна, но уже подобравшейся и настороженной. Видать, успела расслышать звон мечей. — Пошел людям твоего батюшки пособить. Мне велел тебя охранять. Да ты не боись, ничего с им не станется. Там в скале пещеры сквозные. Можно наверх подняться, ну, и вниз слезть. Сверху дырок несколько, внизу только одна, через которую взрослый мужик пролезет. Так что муж твой тех, кто оттуда высунется, перебьет, как кролей. Ну, сами и виноваты. Хорьку зависть глаза застила, а им — жадность.

— Пойдем на берег, я хочу посмотреть.

— Ну, пойдем, — Сэм поднялся, терзаясь сомнениями. Леди выглядит спокойной, но такую ад разберет. Вдруг дойдет до речки да сиганет в воду?

— Не волнуйся, — успокоила Громилу девушка. — Я не убегу. Просто... — замялась. — Не могу я тут сидеть и ждать. Уж лучше видеть.

Когда они подошли к реке, почти совсем рассвело, но от воды наползал туман и мешал разглядеть противоположный берег. Внезапно откуда-то сверху, от скалы раздалась команда:

— Не пускать к обрыву! Уходят через какой-то ход!

— Святые Небеса, да это, кажется, отец, — пробормотала Евангелина в замешательстве и от неожиданности остановилась. Ей и в голову не могло прийти, что Хьюго лично займется освобождением крестника и дочери.

— Сам Правитель? — Громила тоже замер на месте.

— Вряд ли я ошибаюсь. Сэм, тебе нечего бояться! — проговорила поспешно, взглянув на встревоженное лицо гиганта. — Отец поблагодарит тебя, когда узнает обо всем. Он, в общем-то, справедливый.

Громила не слишком поверил словам леди, но, прикинув, что если его и не поблагодарят, то с такой заступницей и свободы лишат вряд ли, не говоря уж о жизни, собрался с духом и двинулся за девушкой.

* * *

Когда с разбойниками было покончено, и последних двоих вытащили из пещер, где они прятались, Сэм переправил Ив на другой берег. Там их ждал Филип. Они поднялись по узким каменным проходам наверх и предстали перед Правителем. Солдаты толпились у подножия скалы, неподалеку в окружении охраны сидела на земле горстка пленных разбойников.

— Значит, я не ослышалась, — Евангелина взглянула на Хьюго. — Это в самом деле вы, отец.

— Рад видеть тебя живой и, кажется, здоровой, дочь, — Адингтон окинул взглядом кутавшуюся в куртку с чужого плеча девушку. Заметил подол неприлично узкого платья, разрезанную, чтобы не мешать движениям, шнуровку боковых швов. Быстро снял свой плащ, накинул на плечи Евангелине. — Вот так. Вижу, гейхартская мода пришлась тебе по душе, но здесь она неуместна.

— Адова кочерыжка, крестный! Вам удается меняться, полностью оставаясь собой.

— Ты тоже владеешь этим искусством. Перерезал немало бывших людей и притащил одного из них пред мои очи, — Правитель взглянул на Сэма, гигант честно постарался хоть чуть-чуть уменьшится.

— Не поверите, крестный, но среди тех, кто вылез на берег из пещер, не было ни одного моего человека. Только парни Хорька, моего не слишком удачливого преемника. А Сэм — мой друг. Без его помощи нам вряд удалось бы так легко уйти и добраться сюда.

— Хм-м, — Правитель окинул недоверчивым взглядом чернокожего гиганта, тот попытался незаметно перебраться за спину Евангелины. — Взгляни сразу, есть ли кто из твоих вон там, — указал на пленных. — Если окажется, что и те Хорьковы, незачем тащить их в Валмер.

Филип отправился выполнять распоряжение, девушке вовсе не хотелось вновь видеть разбойничьи физиономии, и она осталась стоять рядом с отцом. Хьюго молчал, его дочь украдкой наблюдала, как мается от смущения Сэм. Внезапно возникшее ощущение пристального взгляда заставило оглянуться.

— Кайл! — Ив просияла и сделала движение в сторону черноволосого гвардейца, но Правитель успел ухватить ее за локоть.

— Куда? — прошипел привычным тоном.

— Я хочу поговорить с друзьями.

— Пройдет совсем немного времени, и, надеюсь, ты будешь уже не женой висельника, а супругой одного из знатнейших лордов Алтона. Изволь соблюдать приличия.

— Я не собираюсь вешаться Кайлу на шею! Только узнаю, как они с Шоном.

— Все с ними в порядке, — Адингтон и не думал отпускать дочь. — Не ранены. Райли был в разведке, ухитрился изловить глупого щенка. Мальчишка, видно, недавно прибился к шайке, перепугался чуть не до икоты. Его еще ни о чем спросить не успели, а он уже выложил, что пленники сбежали. Я тут же отдал приказ взять его дружков.

— Это, верно, Кролик, — неожиданно подал голос Сэм. — Не в себе парнишка. С братом полгода назад пришел, да того убили. А малой остался. Дома нет, родни тоже. Отпустите дурачка, ваше величество, будьте милостивы.

— Филипу решать, — бросил Правитель.

Крестник как раз закончил осмотр не только пленных, но и сложенных рядком неподалеку мертвых тел.

— Как это ни удивительно, — заявил Адингтону, — но ни одного из моих тут нет. Зря, выходит, я на них злился.

— Мне это тоже удивительно, — проворчал Хьюго.

— Там один пацан есть, — Филип кивнул в сторону кучки разбойников. — Отпустить бы. Ни жив ни мертв со страху. На большую дорогу уже не вернется, ручаюсь.

— Он предупредит остатки шайки. А мы могли бы взять их тепленькими.

— Крестный, я считаю, мои бывшие люди заслужили снисхождение. Я отправлю к ним мальчишку с посланием. А дальше как сами решат.

— Я надеялся, после случившегося ты поможешь мне сделать дороги Алтона безопасными.

— Именно этим и собираюсь заняться. Начать хочу со своей шайки. Вернее, уже начал, — Филип мрачно усмехнулся. — Но я полагал, вы предоставите мне свободу действий.

— Действуй, адов упрямец, — отмахнулся Хьюго. — Эй, Райли! — Шон поспешил подойти. — Веди своего пленника.

Евангелина с жалостью смотрела, как, испуганно пригнувшись, чуть ли не на полусогнутых, семенит к ним тщедушный парнишка. Слюней, кажется, не пускает, но, может, и правда дурачок. Во всяком случае, на душегуба, настоящего или будущего, никак не тянет.

— Как тебя зовут? — спросил Филип.

— К-к-к... К-к-кр... — мальчишка заикался, не то от природы, не то от страха.

— Кролик, — помог Сэм.

— Да, К-кролик, — судорожно закивал пленник. Ставшая заметной, когда он подошел, заячья губа вкупе с боязливыми повадками делали его очень похожим на этого зверька.

— Вот что, Кролик, — продолжил Филип. — Сможешь найти отсюда дорогу до лагеря?

— Да, го-господин.

— Хорошо. Отправляйся туда и передай мои слова. Пускай или бросают свой промысел или уходят из Алтона. Не откладывая. Правитель поручил мне очистить дороги от разбойников. Займусь этим очень скоро. Если поймаю хоть кого-то из своей шайки, пусть не ждут пощады. Понятно?

— Д-да, господин. Да только... — замолчал ненадолго. — Они и сами со-со-собирались...

— Чё? — не выдержал Сэм. — Разбежаться?

— Д-да, — паренек усиленно закивал. — М-меня звали, да Клещ ска-сказал, он золота раздобудет. Ч-чтобы я с ним шел.

— Клещ предводителем стал? — спросил Сэм, мальчишка опять закивал.

— Все-таки дойди до лагеря, — сказал Филип. — Проверь.

— Д-да, господин. П-прямо щас идти?

— Конечно. Ступай, никто тебя не задержит.

— А по-потом?

— Филип, можно я с ним перемолвлюсь? — спросил Сэм.

Крестник Правителя не возражал, Громила отвел мальчишку в сторону и заговорил с ним, тихо и успокаивающе.

— Адовы гончие, у тебя что, не шайка была, а общество призрения ущербных и сирот? — не выдержал Хьюго.

— Шайка, крестный, шайка. Боеспособная и весьма далекая от каких бы то ни было добродетелей, — усмехнулся Филип. — Только конченные подонки там почему-то не задерживались.

— А как же Хорек?

— Хорек на то и Хорек. Хитер, верток. Мне было любопытно держать его рядом. Особенно после того, как он продался Тайной службе.

Хьюго только головой покачал. Ив смотрела на мужа с удивлением. Оказывается, некоторых его сторон она не знала. Или просто не замечала.

Громила тем временем закончил разговаривать с Кроликом. Мальчишка довольно бодро двинулся к лесу. Правитель сделал знак Шону, мол, проводи. Гвардеец кивнул и пошел к солдатам, передать, что один пленник отпущен.

— Филип, пора мне, — смущаясь, сказал Сэм, искоса глянув на главу Алтона. — Я с пацаном условился, что дождусь его на постоялом дворе у северных ворот Блэкхилла. Потом вместе на Гейхарт. У него все равно никого нет, сгинет ни за что. А мне с ним в лес соваться охоты нет. Наткнусь еще на кого. Леший знает, мож, решат посчитаться. Десяти тыщ я их лишил.

— Ладно, ступай, Сэм. Еще раз спасибо за все. Может, когда и свидимся, — Филип пожал огромную черную ручищу Громилы, хлопнул по плечу.

Гигант не выдержал и обнял друга, после неуклюже поклонился Евангелине.

— Прощайте, ваше высочество.

— Спасибо, Сэм. Никогда не забуду, чем тебе обязана, — промолвила девушка. — На Лакомом выжди месяц-другой и наведайся к меняле Ершу. Энни его знает, скажет, как найти. Хочу, чтобы ты получил свою часть выкупа, — улыбнулась.

Громила совсем смутился, невнятно пробормотал благодарности, поклонился хмурому Правителю и поспешил удалиться.

* * *

Отряд благополучно добрался до Валмера. Евангелина, не без поддержки Филипа, отвоевала себе право ехать верхом, в компании мужа и гвардейцев.

— Выполнять смертельно опасное задание Энджи можно, а перемолвиться с друзьями нельзя? — не без ехидства осведомился ее супруг, когда Хьюго попытался запихнуть дочь в крытую повозку, где стоял сундук с выкупом.

— Посмотрим, что ты запоешь, когда начнут болтать о слабости леди Олкрофт к друзьям мужа.

— Петь будет мой меч. Возможно, болтуны сумеют пропеть извинения. Если язык со страху к нёбу не прилипнет.

Правитель только рукой махнул. Ни дочь, ни тем паче крестник не выглядели после пережитых злоключений пришибленными, наоборот. Ну и леший с ними! Уже давно живут своим умом и ничего, справляются. Теперь, кажется, сплотились еще больше. Раньше у парня, когда смотрел на женушку, нет-нет да и проскальзывало тревожное выражение. Будто Евангелина в любой миг может превратиться в воду и просчиться у него сквозь пальцы. Сейчас неуверенность исчезла, а глаза дочери лучатся незамутненным счастьем. Что ж, Небеса в помощь...

Устранение Армана не замедлило принести плоды. Коронация его племянника Бриана была назначена на следующий месяц, но наследник уже приступил к новым обязанностям. Первым делом отправил послов к правителям соседних стран с заверениями дружбы.

Разговоров об "алтонском следе" в деле гибели прежнего короля не было. Официальная версия гласила, что Арман умер от укуса змеи, когда отдыхал от государственных забот в уединенном лесном замке. Никто не стремился это опровергнуть. Соседи Кэмдена вздохнули с облегчением и рады были бы оказать той самой змее все возможные почести. Высокородные соотечественники короля, если и догадывались, где именно получил Арман "смертельный укус", предпочитали молчать об этом. Порок покойного был не из тех, которые признают, в особенности нижестоящие. Аду известно, что о них самих могут подумать! Непременно измыслят какую-нибудь гадость, об одной церемонии принесения вассальной клятвы такого можно насочинять...

Кэмденской черни было, по большому счету, все равно. Ну, умер один король, его место, как заведено, занял законный наследник. Новый правитель войны не затевает, налогами не душит. Не в пример прежнему королю жениться собирается. Значит, по большим праздникам в столицу наезжая, можно будет на королеву издали любоваться. Жаль, алтонская красотка с разбойником спуталась, ну да говорят, принцесса из Рэйса тоже не уродина, а мантия у нее из снежных ласок, на солнце переливается, словно радужный песок с волшебных островов.

Правитель, ожидая прибытия в Валмер членов Звездной Палаты, пребывал в благодушном настроении. Невзгоды крестника, скорее всего, вот-вот подойдут к концу, Евангелина пристроена и, что еще приятнее, оказалась в полной мере его дочерью, а не глупой высокородной гусыней. Не раскисла, попав в лапы Кэмденца, хладнокоровно разделалсь с разбойничьим предводителем. О подробностях не без гордости поведала отцу наедине. Филип наотрез отказался слушать, сказал, и так отлично себе все представляет и в подтверждениях из уст жены не нуждается.

Парочка ничем не вызывала раздражения не только Хьюго, но и окружающих. Показываясь за пределами своих покоев, супруги держали себя в высшей степени пристойно. Придворных бывший разбойник теперь почти не занимал, ведь за время, прошедшее со скандального замужества леди Адингтон, в столице произошло немало пикантных происшествий. Да и баллады об очередной красавице, спасшей преступника от петли, набили оскомину. Пусть героиня рангом повыше предшественниц, но и ее муженек не в хлеву родился. Кабы его в песнях по кличке величали, да еще как-то эту занимательную деталь обыгрывали, так ведь нет! Видно, опасаются стихоплеты и певуны непочтительно изобразить зятя Адингтона.

Хьюго, как всегда отлично осведомленный о столичных сплетнях, не рассчитывал, что члены Звездной Палаты порадуют тактичностью менестрелей. Первое заседание прошло без Филипа и его супруги. Правитель, входивший в состав Палаты не первый десяткок лет, лично изложил их историю с приличествующими подробностями. Лорды и в особенности поражающие бесстыдством леди не стеснялись задавать вопросы, проясняя для себя скользкие моменты. Конечно, об утечке сведений можно было не беспокоиться. Члены Палаты никогда не разглашали обсуждавшихся там дел, придерживались установленных правил, да еще понимали, что ни сами, ни их родичи и друзья не застрахованы от возможности оказаться на месте ответчиков. Держать слабую человеческую природу в узде трудно, а алтонцы в большинстве своем к тому же отличаются пылкостью нрава, причем не только в молодости, но и в зрелые годы.

Как и ожидал Хьюго, все прямо-таки горели желанием удовлетворить любопытство и увидеть Филипа.

— А уж леди Адингтон пусть сама решает, представать перед нами или нет, — заявил барон Вэршем. — Неволить ее мы не станем из уважения к вам, ваше величество.

— Ну да, из уважения к вам! — фыркнула Евангелина, когда отец заглянул к ним с Филипом, дабы передать приглашение и дать кой-какие наставления. — Хотят убедиться, люблю ли я мужа, не стыжусь ли. Впрочем, и вам вроде как поклонились. Действительно, не дураки. Это обнадеживает.

— Дорогая дочь, ты тоже не глупа. Значит, должна понимать, что подобная заносчивость не будет Филипу на руку.

— О, перед Брильянтовым собранием я стану вести себя добродетельно и скромно.

— Не переусердствуй. Они знают, что ты не ангел. Будь честна, но вежлива. А ты, любезный зять, готовься отвечать на самые откровенные вопросы. Запомни, ответчик не имеет права ни в чем отказать членам Палаты.

— Надеюсь, мне не придется изменять жене?

— На твое счастье мужчин в собрании гораздо больше, чем женщин.

— И никто из них не разделяет пристрастий покойного Шестерки? — Хьюго посуровел. — Простите, крестный, не удержался, — парень ничуть не улучшил настроения Правителя, расплывшись в кошачьей улыбочке. — Не держите зла, лучше расскажите, о чем, к примеру, меня могут попросить?

— Понятия не имею, — чопорно ответил Адингтон. — Впрочем, вот тебе пример. Восстанавливали мы как-то в правах одного лорда. Ему повезло меньше, чем тебе. На каторге провел целый год и от клейма его никто не уберег. Так вот, одна леди пожелала его увидеть.

— Клеймо?

— Да.

— Оно было не на лбу? Или он носил повязку?

— Нет, не на лбу. И не на руке. И даже, увы, не на спине.

— Святые Небеса, это какое-то сборище извращенцев! — проворчала Евангелина.

— Значит, вы там будете себя чувствовать, как лягушки в пруду, — заявил Хьюго, весьма довольный тем, что гнусная парочка слегка погрустнела. Пускай хоть немного сами поотдуваются, он уже устал за них краснеть.

* * *

Следующим утром в двери Южной башни постучал камердинер Правителя, ему было приказано проводить молодых людей к месту слушания. Ив быстро сообразила, куда они направляются. В одном из глубоких замковых подвалов находился небольшой амфитеатр, как полагала Евангелина, давно заброшенный. Девушка видела его на планах дворца, но никогда не бывала внутри. На дверях, ведущих в амфитеатр, висели внушительные замки, а потайные проходы в стенах подвальных помещений отсутствовали.

Камердинер подвел Филипа и Евангелину к невысокой дверце, которая от легкого толчка распахнулась без малейшего скрипа, и жестом пригласил войти. Они оказались в комнатке с низким потолком. В углу канделябр с тремя свечами, вдоль стен деревянные лавки. Напротив входной двери ниша, или, скорее, проход, потому что оттуда доносится приглушенный гул голосов.

— Выход к собранию там, моя леди, — слуга указал на нишу. — Сударь, вас желают видеть первым. Дойдите по проходу до конца и ждите, пока не услышите свое имя, — камердинер поклонился и вышел.

Филип и Евангелина переглянулись и двинулись к нише.

Противоположный конец короткого, в несколько шагов, коридорчика был завешен тяжелой плотной тканью, то ли гобеленом, то ли грубым полотном. Сквозь небольшие отверстия пробивался желтоватый свет свечей. Когда молодые люди подошли ближе, то увидели у стены низенькую скамеечку.

— Подглядывать и подслушивать сможешь с удобством, — усмехнулся Филип.

— Не смогу я сидеть, — Ив терзала пальцы.

— Успокойся, — супруг взял ее руки в свои. — Все будет хорошо. Позориться буду далеко не в первый раз. Зато, надеюсь, в последний. А ты, ангел мой, постарайся не рычать на благородное собрание и не метать молнии из глаз.

— Это будет зависеть от того, как они отнесутся к тебе.

— Да как бы не отнеслись. На суде ты держалась чинно, пристойно, а Ирмута чуть до трясучки не довела.

Ив невольно улыбнулась, вспомнила, что где-то в темноте амфитеатра сидит леди Маргэйт, и успокоилась. Хотя бы один человек на их стороне. А если взять в расчет отца, то их будет уже двое. Да еще этот старичок, лорд Скарр, кажется. На суде он выглядел бесстрастным, но ведь и не морщился брезгливо, уже хорошо.

— Удачи, — Евангелина обняла мужа, потянулась к его устам, но тут из-за занавеса раздалось:

— Звездная Палата желает видеть Филипа, сына лорда Томаса Олкрофта!

Девушка попыталась отстраниться, но безуспешно. Сильные руки лишь крепче сжали ее, губы сорвали поцелуй.

— Вот теперь удача меня не оставит, — Филип выпустил жену из объятий и, откинув занавес, шагнул на освещенную множеством свечей сцену.

Ив тут же привычно прильнула к одному из отверстий в пахнущем пылью полотне.

В первые мгновения в амфитеатре стояла тишина, видно, присутствующие изучали ответчика. Евангелина еще раз окинула взглядом его фигуру. На женщин он непременно должен произвести хорошее впечатление. Не зря же они вчера больше часа провели за выбором одежды! Остановились на простом наряде без изысков, но, поскольку шил его Савиль, выглядел в нем Филип отменно.

Супруг поначалу ворчал, мол, рядиться в дорогие одежды человеку, лишенному дворянства и даже имени глупо. Ив мягко заметила, что зятю Правителя и ее мужу не пристало выглядеть простолюдином и тем паче разбойником. Это возымело действие, ненаглядный даже позволили привести в порядок изрядно отросшую шевелюру и чисто побрился.

Глаза Филипа быстро привыкли к свету, он взглянул в темноту за пределами сцены, но ничего не разглядел. Даже не разобрать, ограждено каким-то образом освещенное пространство или нет.

Он сам, конечно же, отлично виден собравшимся. Интересно, сколько их? В помещении слышны какие-то шорохи, но ни шепота, ни приглушенных разговоров. Разглядывают. Ну и на здоровье! Ему стыдиться нечего. Крестник Правителя вскинул голову, расправил плечи и переступил с ноги на ногу, принимая позу поудобнее. Леший знает, как долго тут торчать придется.

— Мне довелось встречаться с вами на большой дороге, сударь, — тишину неожиданно нарушил голос, принадлежавший пожилой женщине.

— Надеюсь, моя леди, я оставил по себе лишь приятные воспоминания?

— Более чем, — послышался смешок. — Я не пожалела б в два раза больше золота за услугу, что вы оказали моей племяннице.

— Простите, моя леди, я не совсем понимаю, о чем речь. Не припомню, чтобы оказывал встреченным на большой дороге дамам какие-то услуги.

— Все очень просто. Благодаря похищению юная леди смогла выйти замуж по своему выбору. Мой скудоумный братец надеялся выдать дочь за богатого старика или придворного хлыща. Но завидные женишки быстро разбежались, стоило узнать, что девица побывала в плену у Жеребца. Остался один достойный, но не слишком богатый молодой человек, давно завоевавший сердце девочки.

— Графиня, неужели вы благодарны этому молодцу за то, что он обесчестил вашу племянницу? — раздался мужской голос, чуть картаво произносящий слова. И Филип, и Евангелина сразу узнали барона Вэршема.

— О, нет, барон! — рассмеялась женщина. — Он мою девочку и пальцем не тронул. Знаю об этом от нее самой, ибо мы с ней очень близки. В детстве и юности племянница больше времени проводила в моем замке, чем в отцовском. Для брака с избранником оказалось достаточно сплетен о похищении. Благо репутация предводителя шайки была соответствующей.

— Позвольте спросить, моя леди, — вкрадчиво начал Филип.

— Позволяю.

— Мы встречались года четыре назад? Юная леди, ваша племянница, невысокая, пухленькая, кудрявая, светловолосая и сероглазая?

— Совершенно верно, сударь. Вижу, вы ее запомнили. Девочка почти не подурнела, даже после того, как родила двойню.

— Почему бы вам сразу не назвать ответчику свое имя, графиня? — ядовито вопросил Вэршем.

— Не тревожтесь, мой лорд, на карете тогда не было гербов, — сказал Филип. — Да, теперь я вспомнил и госпожу графиню, и ее племянницу, но по-прежнему не имею понятия, имя какого из родов она имеет честь носить. Конечно, если в будущем доведется встретить очаровательных леди, я их узнаю. Но держать язык за зубами мне не привыкать.

— Молчание в ваших интересах, — процедил Вэршем. — Что до истории с племянницей, верится слабо. Разбойничий предводитель, знаменитый своими пристрастиями, не тронул пленницу?

— Мой лорд, вы же наверняка знаете, как губительны могут быть слухи и сплетни, — развел руками Филип. — Я никогда не принуждал женщин. Далеко не каждая пленница делила со мной ложе. Иных я и в плен не брал, когда выяснялось, к примеру, что леди в положении. Или ее родичи не смогут, а то и не захотят собрать выкуп.

— Получается, вы прямо-таки образец благородства, — послышался еще один мужской голос.

— Об этом не мне судить. Я не лучше большинства, но, смею надеяться, и не хуже. Никогда не видел удовольствия в насилии над женщинами. Гораздо приятнее, если дарят от души. Племянница достопочтенной графини так расцеловала меня на прощание, вспомнить сладко, — Филип улыбнулся, в темноте послышался женский смешок. Ив показалось, что издала его графиня. — Теперь-то понятно, что леди была благодарна вдвойне.

— Нет, на насильника ответчик не похож, — прозвучал неожиданно молодой женский голос. — Достаточно один раз увидеть эту его ухмылочку, чтобы понять. Он бабник.

— В точку, моя леди, — ухмылочка стала шире. — Вот этого отрицать не стану.

— Значит, женские капризы вам должны быть не в новинку, — Евангелина с неудовольствием уловила в голосе проницательной дамы воркующие нотки.

— Конечно, моя леди, — улыбка Филипа чуть поблекла. Предчувствие, родившееся, когда крестный рассказал про клейменого лорда, стремительно перерастало в уверенность.

— Думаю, мало кто из присутствующих женщин не поддержит мою просьбу, — тон говорящей становился все более томным. — Хотелось бы увидеть вас без прикрас.

— Без прикрас? — Филип, хватаясь за сломинку, сделал вид, что не понял.

— Без одежды, сударь, — раздался голос герцогини Маргэйт. — Хотелось бы, да, но я удержалась бы от просьбы из уважения к вашей супруге. Баронесса, уж если взялись высказываться, назвайте вещи своими именами.

— Я молода и все еще учусь, герцогиня, — не без яда заявила леди. — Дайте мне лет десять, а лучше пятнадцать, и...

— Леди, спор о преимуществе опыта или юношеского задора попрошу продолжить по окончании собрания, — подал голос Хьюго. — Ответчик, надеюсь, теперь вы поняли, чего от вас хотят?

— Несомненно, — проворчал Филип, начиная раздеваться.

Евангелина за занавесом топнула ногой и принялась беззвучно ругаться. Да, она на месте брильянтовых дамочек тоже не удержалась бы, но от осознания ничуть не легче. И дело не в стеснении.Чего им с Филипом стыдиться? Пусть завидуют! Дело в том, что ей, как и ему, не нравится, когда по возлюбленному ползают, будто слизняки, чужие похотливые взгляды. И особенно тошно становится, если им открыто самое сокровенное.

Ее супруг тем временем полностью расстался с одеждой. Выдержка (или уже привычка?!) его не подвела, он раздевался без спешки и стеснения, как и тогда, в кабинете Правителя, когда Ив увидела его впервые. Оставшись нагишом, выпрямился, расправил плечи, мол, любуйтесь.

В первое мгновение в помещении стояла мертвая тишина, потом началось шушуканье, становившееся все громче. Первой реплику, слышную всем, вновь подала графиня.

— Святые Небеса! Моя племянница просто дурочка! — заявила она. — Была б я лет на двадцать помоложе...

— Там жарко от свечей, — послышался мужской голос. — Посадить молодца сюда, в этот ледник, и смотреть станет не на что.

— Свечи не греют, — не выдержал Филип. — А вот взгляды прекрасных леди...

Амфитеатр наполнило женское хихиканье, Ив закатила глаза. Если б участь ее мужа зависела лишь от прекрасных леди, он уже вернул бы и имя, и дворянство.

— Повернитесь кругом, — потребовал очередной женский голос.

Филип подчинился и, воспользовавшись случаем, подмигнул супруге. Та за занавесом прикрыла глаза рукой. Согревающее действие женских взглядов было отлично заметно. А непутевый муженек, похоже, так разогрелся, что и о спине своей позабыл.

— С этой стороны вид гораздо более пристойный, — не удержался кто-то из мужчин, на него тут же зашикали дамы.

— Ах, граф, я испугалась, что вы скажете "привлекательный"! — с сарказмом произнесла Маргэйт. — Сударь, спасибо за доставленное удовольствие. Оденьтесь, пожалуйста.

— Рад служить, моя леди, — Филип поклонился, заодно подхватил с пола штаны. — Это я должен быть вам благодарен.

Когда крестник Правителя закончил одеваться, мужской голос задал очередной вопрос.

— Признаться, не понимаю, как вам удалось прослыть бабником. По-моему, любая здравомыслящая женщина мечтала б оказаться от вас подальше.

— Да, любая здравомыслящая женщина, чуть завидев красивого обходительного мужчину, оснащенного так, что другим завидовать впору, тут же постарается оказаться от него подальше, — не преминула высказаться Маргэйт.

— Герцогиня, не мне вам объяснять, что юные девушки и зрелые женщины смотрят на мужчин немного по-разному, — не сдавался неизвестный лорд.

— И среди молодых девушек встречаются неглупые практичные особы, — подала голос леди, попросившая Филипа раздеться.

— Конечно, баронесса, — прозвучал веселый мужской голос. — Все мы имеем честь быть знакомыми с вами. Да и супруга ответчика оценила его с первого взгляда. Не могу не отдать должное, очень смелая леди. Она, кажется, решила почтить нас своим присутствием?

— Да, мой лорд, — ответил Филип. — И, если мне будет позволено... — сделал паузу.

— Продолжайте, — подбодрила Маргэйт.

— Если у высокого собрания есть еще фривольные вопросы или просьбы, прошу адресовать их мне. Моя жена, безусловно, и сама справится, но я не хотел бы подвергать ее такому испытанию.

— Вы любите ее? — спросила какая-то леди.

— Пустой вопрос! — возмутился Вэршем. — Если и не любит, то никогда не признается!

— Люблю, моя леди. В противном случае я не стоял бы сейчас перед высоким собранием. Выполняя вполне понятные, но неприятные ни леди Евангелине, ни мне прихоти.

— Хороший ответ, — одобрила Маргэйт.

— Правильно ли я понял, что вам самому безразлично собственное положение? — осведомился мужчина.

— Я легко отказался от него, когда подался в разбойники. И быстро стал в шайке не последним человеком. Я и сейчас смог бы занять подобающее место в приличном обществе. Не в Алтоне, конечно.

— Но предпочли остаться здесь.

— Зачем тащить любимую супругу в изгнание, если можно попытаться вернуть утраченное на родине? На чужбине Евангелина тоже стала бы никем, а потом полностью зависела б от меня. Я знаю, что ей такая жизнь не по нраву.

— А если мы сочтем, что вы недостойны имени и дворянства?

— Значит, леди Адингтон останется при своем. И при бесправном, но любящем и заботливом муже. Внуков Правителя и покойного лорда Олкрофта я сумею воспитать достойно. Об этом алтонское дворянство может не тревожиться.

— Учитывая, как образец добродетели лорд Адингтон воспитал собственную дочь, готов вам поверить, юноша, — ехидно прошамкал какой-то старичок.

— Не пора ли нам послушать леди Евангелину?

— Звездная Палата желает видеть леди Адингтон!

Ив вздохнула поглубже и вышла из-за занавеса. Несколько шагов, и она стоит рядом с мужем, так близко, что касается его плечом.

В темноте за освещенным пространством ничегошеньки не разглядеть, а ее, конечно же, изучают, в амфитеатре снова воцарилась тишина. Платье от Савиля должно им понравиться. Сшито оно из точно такой же тонкой темно-красной замши, как и гейхартское. Никакой неприличной шнуровки, обычные швы. Облегающие длинные рукава и лиф, глубокое декольте, ниже талии наряд спадает мягкими складками. Филип одет в темно-серое и вместе они смотрятся отлично, что при дневном свете, что при свечном, она проверяла. Наряды — чепуха и тратить на их выбор и примерку часы, а то и дни, как иные дамы, всегда было скучно. По счастью, Небеса не обделили ее вкусом и определить, что идет, а что — не очень, она в состоянии очень быстро.

Внимание, уделенное внешности, окупилось сразу.

— Должен заметить, досточтимые лорды и леди, — провозгласил все тот же старичок (Ив хотелось думать, что это был присутствовавший на суде лорд Скарр). — Ответчик вызвал бы у меня глубочайшие подозрения, если б прогнал из своей постели эту обворожительную девочку. Слово словом, но мужчина должен оставаться мужчиной.

— Мужчина должен держать слово, как бы ни был велик соблазн, — произнес строгий женский голос. — Я надеюсь, что слабость ответчика распространяется лишь на женщин. Возможно, на сегодняшний день он и здесь сумел извлечь какие-то уроки. Если б ему досталась в жены другая, я была бы спокойнее. Леди Адингтон, к сожалению, не внушает мне доверия. Ее отец попытался воспитать в крестнике столь недостающую ему стойкость, а она позволила себе бездумно вмешаться и все испортила. Что скажете, ваше высочество?

— Да, я вмешалась, но не уверена, что испортила... — начала Евангелина.

— Ничего моя жена не портила, — перебил Филип. — Нечего было портить. Если б она не вмешалась тогда, я ушел бы из дворца. И только аду известно, где и кем был бы сейчас.

— Сударь, не бросайтесь попусту грудью на копья, — сказал Вэршем. — Мы не дело леди Адингтон рассматриваем. Она здесь не более чем свидетель и в защите не нуждается. К тому же, насколько помню, ваша супруга отлично умеет отвечать сама.

— Верно помните, мой лорд, — чуть улыбнулась Евангелина. — Ответить сама я уже давно в состоянии. Я знаю, как мой поступок выглядит со стороны. Знаю, какой меня рисует молва. Я действительно не кроткая голубица, преисполненная всяческих добродетелей. Но и не избалованная стерва. И папенькиной дочкой меня можно назвать лишь потому, что в моих жилах течет кровь Адингтонов. Той ночью я пришла к Филипу не затем, чтобы подобно капризной девчонке взять, невзирая на запреты, понравившуюся игрушку. У меня и в мыслях не было поиграть, сломать и выбросить. В глубине души я надеялась, что этот мужчина окажется подходящим спутником жизни. Так и получилось, хвала Небесам. И я с самого начала была готова на все, лишь бы уберечь Филипа от гнева Правителя.

— Значит, вы любите мужа, ваше высочество? — спросил мужчина.

— Да. Не могу не удержаться и не повторить его слова. Если б не любила, не стояла бы сейчас перед высоким собранием.

— Вас не отталкивает ни его прошлое, ни бесправие?

— Нет. Я встречала людей из прошлого моего мужа. И отлично поняла, что Филип никогда не опускался до подлостей, не совершал низких поступков по отношению к кому бы то ни было. Его мелкие прегрешения меня не волнуют. У кого их нет? Что до бесправия, я люблю моего мужчину, а не его титул, имя или имущество.

— Вы упомянули мелкие прегрешения, ваше высочество, — вновь прозвучал строгий женский голос. — Что именно вы под этим подразумеваете?

— Любовниц, — тон Евангелины стал ледяным.

— Это очень показательно, — заявила строгая дама. — Разбой ее высочество даже не вспомнила. Видимо, это в ее глазах и не прегрешение вовсе. Как не прегрешение и взятка, данная ею барону Витби. И последующее укрывательство беглого каторжника.

— Моя леди, считайте, что это я, оказавшись на свободе, взял леди Евангелину в заложницы. Так что не она меня укрывала, а я ее удерживал.

— Бросьте зубоскалить, сударь, — холодно ответствовала дама. — Вот видите, почтенные леди и лорды, не леди Адингтон оказывает положительное влияние на мужа, как следовало бы. Это он толкает ее на преступный путь.

— Филип толкает меня? — Евангелина не сдержала улыбки. Кажется, понятно, зачем в Звездной Палате, прочие члены которой оставляют впечатление вменяемых, эта леди. Она до конца стоит на строгих требованиях морали, тем самым делая их смешными. В некоторых случаях это наверняка может подтолкнуть колеблющихся принять правильное с человеческой, а не с формальной точки зрения решение. — А что вы скажете о действиях Правителя, который в истории с крестником дважды нарушил закон? Сначала утаил от общественности факт поимки знаменитого разбойника. И не только утаил, но и пригрел преступника под своим крылышком. Потом без суда и следствия отправил на каторгу лорда. Причем исключительно ради сведения личных счетов. Прошу высокое собрание заметить, что мужа своего я знаю около двух лет, а под опекой отца прожила целых семь. Так кто же из них имел возможность оказать на меня большее влияние?

— Герцогиня, — раздался мужской голос, стоило Ив замолчать. — Ее высочество, по-моему, не зря поминала, что в ее жилах течет кровь Адингтонов. Знаете ведь, что в народе говорят: яблочко от яблони далеко не укатится. Леди Евангелина — дочь своего отца, вам вряд ли удастся ее переспорить.

— Я не собираюсь спорить с ее высочеством, — не сдавалась дама. — Мне хотелось, чтобы присутствующие осознали: она не сможет наставить мужа на путь истинный. Прискорбно, но среди алтонского дворянства становится все меньше добродетельных людей. Уж если Правитель считает себя вправе попирать закон...

— Герцогиня, помилосердствуйте! — раздался голос Хьюго. — Хотите, чтобы я встал рядом с этими двоими и принялся оправдываться?

— Герцог, вас можно понять, — голос строгой дамы неожиданно потеплел. — Обеты крестного обязывают его защищать крестника и помогать ему. А вот отправлять ответчика на каторгу без суда было весьма предосудительно.

— Герцогиня, если вы признаете обязанности крестного, то должны признавать и обязанности супруги, — раздался голос герцогини Маргэйт. — Первейшая из которых — любить мужа и принимать его таким, каков он есть. Воспитывать леди Евангелина будет своих детей. Лично я почту за честь, если кто-то из моих внуков заключит брачный союз с внуками его величества.

— Все рано теперь уже ничего не поделаешь, герцогиня, — с иронией произнес мужской голос. — Брак ответчика нерасторжим. Придется вернуть ему имя и дворянство. Простолюдины, как известно, в большей степени подвержены дурным влияниям, в особенности когда таковые исходят от людей благородных.

— Ответчик не изменится, если вернуть ему имя! Его происхождение и какое-никакое воспитание не исчезли вместе с лордством. Тупым простолюдином, который подвержен влияниям, он не стал!

— Ну и о чем тогда спор? — вопросил старичок. — Пусть ответчика и зовут как должно. То бишь в соответствии с его происхождением. К тому же, достопочтенное собрание, не забывайте, что юноша выполнил какое-то важное поручение для Тайной службы. Судя по свежему шраму у него на груди, оно было достаточно опасным. Ведь не в пустом же поединки в Алтоне он получил такую рану, будучи лишенным прав. Вот об этом дельце я б с удовольствием узнал в подробностях, а вовсе не о том, как ответчик выглядит без одежды. Конечно, и присутствующих леди потешить не грех... — речь пожилого лорда все больше сбивалась в старческую болтовню. — А мне если уж кого и просить раздеться, так леди Адингтон. Нет-нет, милочка, я пошутил, — проговорил поспешно, видно, разглядев растерянную улыбку, появившуюся на лице Евангелины.

— Герцог, думаю, пора отпустить ответчика и его супругу, — проговорила Маргэйт.

— Ступайте, — раздался голос Хьюго.

Филип с Евангелиной поклонились темноте и ушли за занавес.

— Кажется, большинство за тебя, — прошептала Ив.

— Угу, — Филип не расположен был говорить, стиснул супругу в объятьях, прижался губами к ее шее.

— Взгляды брильянтовых леди тебя все-таки завели.

— Сборище извращенцев, ты права... — его руки скользили по мягкой замше платья, теплой от телесного жара. — Прости великодушно, возлюбленная супруга, но я не могу просто уйти отсюда, как побитый пес, зажав хвост между ног.

— Зажав хвост между ног! — фыркнула Ив. — Это совсем не про тебя. Особенно сейчас.

— Как я люблю женские наряды! — рука Филипа скользнула вниз, задрала подол, прошлась вверх по обнаженному бедру девушки. — Задирай юбку и делай, что хочешь. Адовы штаны пока с тебя стащишь...

— Как же ты со своими-то справляешься?

— Со своими привычно, — не успела Ив вдохнуть-выдохнуть, как он сделал то, что хотел, прижав девушку спиной к стене.

— А если нас кто-то увидит? — задыхаясь, спросила она.

— Тогда уж точно восстановят, — выдохнул со смехом.

Никто их, конечно, не увидел. Оправив одежду, парочка направилась в Южную башню, причем ноги у Евангелины двигались с трудом, и под конец Филип просто закинул ее на плечо и понес.

— Гнусный разбойник, — слабо возмутилась она. — Теперь, конечно, ты не чувствуешь себя побитым псом.

— Да ладно кокетничать. Я знаю, тебе нравится.

Не успели молодые люди отобедать, как в дверь постучали. Пришел Правитель.

— Давненько Звездная Палата не собиралась. А уж когда в последний раз так долго дело обсуждали, и не припомню, — заявил, усаживаясь за стол и наливая себе вина.

Крестник и дочь молча взирали на бесстрастного Хьюго, медленно пившего из кубка.

— Да-а, не припомню... — Адингтон вздохнул и задумчиво взглянул на настороженную парочку.

— Отец, что за странный тон? Вы пока не настолько стары, как тот милый пожилой лорд. Это он сидел на суде рядом с леди Маргэйт?

— Да, это Скарр. Ты тоже ему понравилась.

— Мне присоединяться к светской болтовне? — раздраженно спросил Филип. — Или убираться на конюшню, к слугам?

— Присоединяйтесь, лорд Олкрофт, — церемонно заявил Правитель и тут же рассмеялся, чем немало поразил дочь и крестника.

— Оказывается, я соскучился по этим острословам из Палаты. Как ты их обозвала? — взглянул на дочь. — Брильянтовое собрание? — Евангелина кивнула. — Ну, значит не напутал. Им очень понравилось.

— Раз меня восстановили, им и все остальное понравилось, — хмыкнул Филип. — Выходит, не зря раздевался. Любопытно было бы встретиться как-нибудь с этой графиней. Наверняка развеселая леди. Не все же леди Олкрофт со старичками кокетничать.

— Восстановили тебя не в последнюю очередь потому, что вовремя сообразили: останься ты без прав, и в будущем я стану хозяйкой трех немалых феодов, — фыркнула Евангелина. — Значит, со вздорной леди придется считаться и, не приведи Небеса, вести какие-то дела. Мужчина, пусть и бывший разбойник, показался предпочтительней.

— Как ни смешно, но пара человек, земли которых соседствуют с вашими, так и рассуждали, — хмыкнул Хьюго. — Ну и конечно все ждут-не дождутся, когда ты наведешь порядок на дорогах, — взглянул на крестника.

— Наведу, пусть не беспокоятся.

— Что ж, поздравляю, дети мои, — Адингтон поднялся из-за стола. — Празднуйте. Филип, все должностные лица в Алтоне будут в ближайшее время извещены о твоем восстановлении. Остальных, думается мне, ты с удовольствием оповестишь при случае сам.

— Не соневайтесь! — ухмыльнулся парень, предвкушая выражение на лицах задир, когда он в ответ на оскорбление вынет из ножен меч. — Спасибо за все, крестный.

— Не благодари, — благодушно махнул рукой Хьюго. — Заботься как следует о Евангелине. И сделайте, наконец, хоть одного наследника.

— Вот прямо сейчас и приступим, — проворчала Ив.

— Не стану мешать, — улыбнулся Правитель. — А мне еще нужно перемолвиться кое-с-кем из членов Палаты.

* * *

Лорд Олкрофт не стал тянуть с порученным ему делом. Через несколько дней после заседания Звездной Палаты проводил супругу в ее замок, задержался там на несколько дней и снова вернулся в столицу. В Валмере тут же начались сборы отряда для борьбы с разбойниками, который и возглавил Филип.

Его друзья, Шон и Кайл, были рядом. Они оставили службу в гвардии и полностью перешли под начало господина Н. Тот не возражал, чтобы его люди участвовали в уничтожении многочисленных шаек и даже выделил еще нескольких человек в помощь. Нельзя сказать, что Филип очень обрадовался, узнав в одном из них толстяка, сломавшего его меч во время достопамятного ареста Жеребца. Впрочем, бывшим противникам быстро удалось найти общий язык.

Успешное устранение трех крупных, изрядно обнаглевших шаек привело к тому, что алтонские жнецы с большой дороги всерьез задумались, настолько ли прибыльно их дело, чтобы всерьез рисковать жизнью. Большинство решило, что овчинка не стоит выделки, и подалось за пределы страны либо нашло себе другие занятия, кто законное, кто — не очень. Так что к радости Ив уже через полгода ее ненаглядный муж вернулся к оседлой жизни.

Хьюго был очень доволен успехами крестника, и тут же наведался в замок дочери навестить молодых, а на самом деле проверить, не вошел ли Филип во вкус государственной службы. К большому разочарованию, зять ничуть не изменился. Зубоскалил, не отрывал рук от Евангелины и совершенно не собирался заниматься чем-нибудь, кроме выполнения обязанностей лорда.

— На мне целых два феода, крестный! — заявил с возмущением. — И распрекрасная молодая жена. Я чуть не свихнулся за прошедшие шесть месяцев. Хорошо, Энджи меня пару раз навестила, да я раза три к ней вырвался.

— Ты неисправим, — покачал головой Хьюго. — Одно радует. Вы, кажется, счастливы.

— Очень, — чуть ли не хором ответствовала парочка.

— Что ж, живите в свое удовольствие, — вздохнул Адингтон. — Надумаешь занять мое место, Филип, сообщи.

— Я? Ни за что! — усмехнулся. — Энджи если захочет, пусть пробует.

— М-да, а у тебя может получиться, — Хьюго задумчиво взглянул на огорошенную дочь. — Придется почаще наезжать к вам, передавать опыт.

Эта история умалчивает, стала ли Евангелина Правительницей Алтона. Известно лишь, что с мужем они прожили долгую счастливую жизнь.

Январь 2011— февраль 2012