— К сожалению, нет, — деловой тон девушки мигом вернул Филипа в явь.
— А я-то решил, мне, наконец, повезло! — шагнул к ней, сжав кулаки, сам не осознавая своих намерений, она отшатнулась, заставив его остановиться. — Столько лет искать женщину, подходящую в постели, и нежданно-негаданно получить ее. Не какую-нибудь дурнушку-потаскушку, пропустившую через себя незнамо сколько мужчин, нет, самую настоящую мечту, принцессу-грёзу, — Филип медленно приблизился к Ив, завороженной не столько его словами, сколько неожиданно изменившимся тоном. Поднял руку, осторожно отвел с ее лица волосы, дотронулся до припухших от поцелуев губ. Схватившиеся льдом зеленые глаза заблестели вешними водами. — Но нет... мое везение по-прежнему со мной... — с видимой неохотой убрал руку, уронил вдоль тела. — Принцесса... оказывается той единственной, с которой мне никогда и ни за что нельзя трахаться!.. А я... еще и девственности ее лишил!..
Ив видела — он давится ругательствами, вероятно, не желая оскорблять ее слух, и поймала себя на том, что ищет, как бы сказать: ее стесняться не нужно.
— Ты знаешь, что со мной будет, если Правителю станет известно?
— Да, знаю, — вот тут Ив впервые за долгие годы ощутила, как неудержимо краснеет от стыда за свой поступок, и опустила голову. — Не волнуйся, от меня он не услышит ни слова.
— Ни слова? Мне ли не знать женщин! Стоит хоть чуть-чуть тебя обидеть, даже невольно, и ты побежишь...
— Я не выдам тебя ни при каких обстоятельствах, — стыд исчез, Евангелина вскинула голову. Филип вновь смотрел сердито. — Поверь, я знаю цену слову. К тому же, насколько я поняла, тебе надоело терпеть издевательства старика. Ты ведь собираешься бежать?
— Собирался, ваше высочество, собирался. До незабвенной ночи с вами. После необходимость в побеге отпала, хотя сейчас... — он озирался по сторонам, будто в поисках чего-то.
Недоумение Евангелины быстро сменилось пониманием. Она обошла Филипа, который тут же развернулся вслед за ней, подтверждая догадку, шагнула к стулу и сдернула со спинки мужскую рубаху тонкого полотна.
— Вот, возьми. Надень, если хочешь, — произнесла мягко, ибо его беспомощность, как уже было когда-то, вызвала жалость и желание помочь. — У тебя нет нужды от меня прятаться. Спину твою я видела, да и остальное...
— Когда ты умудрилась? — он удивленно уставился на нее. — Я не поворачивался и не спал... И что остальное?
Ив вздохнула. Разговор становился все более неприятным. А Филип слишком хорошо владел собой, он вовсе не потерял голову от близости первой красавицы Алтона, во всяком случае, не настолько, чтобы бездумно плясать под ее дудку.
— Мне известно, что ты много лет был разбойником, недавно попался, но избежал виселицы. Я знаю и о твоем происхождении, и о договоре с Правителем. Мельком видела тебя у позорного столба (при этих словах Филип нервно сглотнул), после выхаживала. Успела в подробностях разглядеть, как разукрасили твою спину по милости моего любезного батюшки, — буднично произнесла девушка.
Филип уронил рубаху, совершенно забыв о ее существовании, сел на кровать и запустил пальцы обеих рук в волосы, с трудом сдерживаясь, чтобы не стонать. Больше всего хотелось провалиться сквозь землю.
Ив двинулась было к нему, но остановилась, не представляя, чем может помочь. Пожалуй, сейчас любые утешения прозвучат нелепо. Да и нужно ли его утешать? Она совсем не знает этого мужчину. Как изменилось его лицо, стоило услышать ее имя... Вот сядет она рядом, попробует обнять, а он как заедет ей по физиономии и побежит все рассказывать крестному, вымаливая прощение.
Ив уже подумывала, как бы ей исхитриться и незаметно подобраться к гардеробу, когда Филип, слегка совладав с собой, спросил:
— Ты прошлой ночью знала, что идешь к Жеребцу? Я-то думал, ты считаешь меня...
— Мне безразлично имя. Что ты так цепляешься за свои прозвания? Я пришла к тебе.
— Чтобы насолить отцу? — он снова смотрел зло, ибо уязвленная гордость жгла невыносимо.
— Насолить отцу? Какое мелкое желание! — презрительно бросила Ив. — Ради его осуществления ты валялся в грязи последние десять лет?
— И что же заставило ваше высочество выбрать разбойника? — парень будто не расслышал последней фразы. — То самое, за что мне дали прозвище?
Девушка неожиданно фыркнула от смеха.
— Да вы действительно ни о чем думать не можете, кроме своих причиндалов! — потом серьезно взглянула на недоумевающего Филипа, который до сегодняшнего вечера имел, оказывается, совершенно неверное представление о благородных леди. — Ты сам меня заставил. Не надо было смотреть так, как ты смотрел там, у родника... Принцесса-грёза... — она потупилась и покраснела.
— Прости, — с неохотой выдавил парень. — Я был непозволительно груб.
— Ничего, я не обиделась, — Ив осмелела и уселась рядом, правда, плащ снимать не спешила. — Доля правды в твоих словах есть, мне хотелось заполучить и то самое.
— Спасибо за откровенность, — Филип взглянул на нее, изобразив подобие улыбки. — Похоже, гвардейцы и крестный не врали насчет твоего норова.
— Будто у тебя он ангельский!
— Нет, не ангельский, — вздохнул бывший разбойник. — Значит, это ты так быстро поставила меня на ноги? У меня мелькнула мысль, но уж слишком невероятным казалось...
— Да. Я умею готовить неплохие снадобья и разбираюсь во врачевании. И то, что я сказала в отношении себя...
— А, да... Спасибо... Я бредил? — он смотрел с беспокойством, девушка кивнула. — Адова кочерыжка! Представляю, чего ты наслушалась!
— Да ничего особенно интересного. Я рассчитывала на большее. Правда, ругаешься ты потрясающе. Объяснишь значение некоторых выражений? — глянула так лукаво, что Филип невольно улыбнулся в ответ, легко, по-настоящему.
— Не только объясню, но и покажу кое-что на деле.
— Чудесно! — Ив перестала комкать плащ у горла. — Я опасалась, что ты больше ко мне не притронешься.
— Лучше б и правда не трогать... — он задумчиво смотрел на девушку, снова мрачнея. — И так натворил достаточно.
— Что ж, давай закончим! Голод утолил, продержишься месяц до Весеннего бала. А там все столичные красавицы будут к твоим услугам!
— А ты, часом, не спутала меня с одним из придворных хлыщей? — оскорбился Филип. — Отказаться от мечты? Не надейся! Если суждено кончить жизнь на виселице, то хоть умру счастливым.
— Дурачок... — Ив запустила пальцы ему в волосы. — Давай уедем. Следующей ночью. Я знаю, как незаметно выбраться из дворца и где спрятаться. Мне хорошо с тобой...
Он прикрыл глаза и какое-то время наслаждался лаской, потом поймал руку девушки и поцеловал ладонь.
— Кто из нас небольшого ума? — пробормотал, прикасаясь губами к жилкам, проглядывающим сквозь кожу на хрупком запястье. — Адингтон нас из-под земли достанет.
— Нет! В моем убежище никто нас не найдет.
— Энджи, — он оторвался от ее руки и заглянул в глаза. — Даже если так, я не могу.
— Чего не можешь?
— Обмануть доверие крестного.
— Да ты уже...
— Если мы будем осторожны, он не узнает. Сбежим — правда откроется не только ему.
— Но если все откроется, пока мы здесь, он убьет тебя! — Ив в отчаянии ломала пальцы. Отец Небесный, какой самонадеянной дурой она была! Решила, что сможет управлять мужчиной, который, будучи на волосок от смерти, бесшабашно дерзил Правителю! О да, она могла бы найти способ заставить Филипа выполнить любую ее прихоть, но на это требовалось время и... желание. А ей вовсе не улыбается прибегать к мерзким приемчикам старого хрыча. — Старик не нарушает слова, а повесить тебя в случае неповиновения он обещал нам обоим!
— О-о, ты пыталась подобраться ко мне законным путем?
— Филип, как ты можешь нести чушь, когда речь идет о твоей жизни?! Я не приду больше, сбегу одна, как давно собиралась, — она попыталась встать, но тут же была притянута на кровать и опрокинута на спину, а бывший разбойник навис над ней, и его рыжевато-русые пряди щекотали лицо.
— Если перестанешь приходить, придется искать тебя, рискуя жизнью. Сбежишь — помогу крестному вернуть беглянку, может, тогда он смягчится.
— Ты шут, старик прав! — страх за Филипа леденил изнутри, но где-то в груди зарождался смех. Разве могла она предположить, что рядом с этим прохвостом на душе будет так легко? — И не смей меня шантажировать!
— О, моя леди, какой шантаж? Я всего лишь поставил вас в известность о своих планах в ответ на ваши.
— Не рассчитывай, что его величество смягчится и сам предложит тебе мою руку. Постой-ка, — Ив с подозрением взглянула в ухмыляющуюся физиономию. — Ты всерьез привязался к нему? Считаешь отцом, раз он относится к тебе лучше, чем покойный герцог Олкрофт?
— Какая умная! — Филипа разозлила легкость, с которой девушка его раскусила. Он выпустил ее и, сгорбившись, уселся на краю кровати, похожий на нахохлившуюся птицу. — И откуда ты знаешь, как относился ко мне старый Олкрофт?
— Я следила за тобой с самого начала, слышала большинство разговоров со стариком. Весь замок прошит потайными ходами, в которых хватает глазков. Как, по-твоему, я прохожу сюда? — Ив села рядом, на этот раз прижавшись потеснее. — Филип, у меня очень дурной норов, ты же сам видишь. Давай перестанем...
— Нет. Я своего решения не изменю. Разве что... — Девушка взглянула на него с надеждой. — Не вечно же Адингтон будет держать меня при себе. Наверняка рано или поздно отправит в феод Олкрофтов, выполнять долг лорда. Тогда мы могли бы встретиться за стенами столицы...
— И сколько придется ждать, ты подумал? Да и в чем разница? Отец все поймет, когда я исчезну, а ты не появишься в родовом замке. — Филип молчал. — Адово пламя, ну почему я не встретила тебя на большой дороге? От вашей праведности, мой лорд, просто с души воротит.
— Бедняжка! — хмыкнул он. — Я совсем не тот, кто тебе нужен. Наткнись ты на мою шайку, и ей пришел бы конец. Разве можно думать о набегах, золоте и пленницах, когда под боком мурлычет очаровательная зеленоглазая кошечка? Способная на то, что другим не под силу. Увез бы тебя подальше, хоть на Архипелаг, и год не выпускал из постели. — Ив с неудовольствием ощутила, что незатейливый план не вызывает у нее должного возмущения. — Что до моего предложения подождать и уехать порознь. Да, конечно, крестный все поймет, но у него будет возможность избежать широкой огласки и позора.
— Все-таки печешься о нем, — с грустью сказала Ив. — А он тебя не пощадит.
— Он меня уже пощадил. Не хочу быть совсем уж неблагодарным.
— Он пощадил тебя не из любви, — (к удивлению Филипа дочь крестного едва ли не брезгливо поморщилась, произнося это слово), — и не из добрых чувств, а из каких-то своих соображений, о которых я пока не знаю. И пощадил-то мелочно, поставив к позорному столбу.
— Значит, не хочу уподобляться ему, — он одарил ее таким взглядом, что Евангелина тут же прикусила язык. В стычках с отцом силы придавала ненависть, а на что опереться сейчас?
— Он души не чает в тебе, ты, как оказалось — в нем. А я по-прежнему никому не нужна, — Ну вот, нашла в чем черпать силы — в обиде. Какое унижение... Но с ним можно было б смириться, если только удастся заставить упрямца переменить решение! — Подумай, каково будет мне, если тебя повесят? Понимаю, что совершила ошибку, но я пытаюсь ее исправить...
— Пока нечего исправлять, Энджи. Вот если крестный поймает нас, тогда...
— Даже не заикайся об этом, не кличь беду! — Ив была очень суеверной — сказывалось проведенное в далеком феоде детство. — Меня он не раскусит. А ты сумеешь притворяться?
— Сумею, конечно сумею. — Из-за чего она больше волнуется? Из-за своей ошибки или из-за него? Да есть ли разница? — Сними, наконец, накидку, я не отпущу тебя до утра. Да ты совсем закоченела! — Он отбросил тонкий плащ и принялся укутывать девушку в покрывало. — Сейчас принесу вина, еды... Адова кочерыжка, как же я проголодался! Ты, наверное, тоже? — Она закивала. — И выброси из головы глупости о том, что никому не нужна, если и вправду в это веришь. Не знаю, что там у вас за сложности с крестным, но я... — замялся на мгновение, потом прямо, не прячась, взглянул ей в лицо. — От меня вы не отделаетесь, моя леди.
IV
Евангелина и Филип стали проводить вместе каждую ночь. Девушка попыталась как-то вечером не пойти в Западную башню, уж очень тревожило ставшее едва ли не навязчивым желание быть рядом с любовником. Промаялась около часа, но под конец беспокойство, что бывший разбойник, не дождавшись ее, выкинет какую-нибудь глупость, пересилило.
Ругая себя, Ив переступила порог потайной двери. Она только заглянет в глазок, проверит, как там Филип, и тут же вернется. Стоило оказаться в проходе, идущем в юго-западной стене, как впереди блеснула золотистая звездочка: кто-то шел навстречу, разгоняя мрак горящей свечой. Девушка лишь минуту колебалась, потом сжала зубы и двинулась вперед. Кем бы ни был неизвестный, у нее имеется разрешение Правителя бывать в лабиринте. А есть ли оно у того, другого? Возможно, это сам Хьюго бродит сегодня по крысиным норам, хотя прежде она никогда не сталкивалась с ним в проходах.
Филип чуть не выронил свечу, когда из черноты впереди выступила донельзя рассерженная дочь крестного. Ринулась на него, прижала к стене.
— Что ты здесь делаешь?! — прошипела не хуже змеи. — Как сюда попал? Если старик узнает...
— Да пусть узнает. Он не запрещал мне соваться в потайной ход, — Филип отвел руку с огарком, чтобы не обжечь девушку и не заляпать ее одежду воском.
— Он думать не думает, что ты знаешь о существовании лабиринта, поэтому и не запрещал!
— Тише, тише, успокойся. Ты не появлялась, пришлось отправляться на поиски. Я предупреждал, помнишь? Пойдем отсюда, если опасаешься, что старик может застукать.
— Как ты открыл дверь? И как нашел дорогу? — Евангелина злилась, оттолкнула руку, когда Филип попытался приобнять ее.
— Пальцами открыл. Щупал стенки внутри гардероба, пока задняя не отъехала в сторону. А дорогу найти не трудно — шел туда, где паутины меньше. Да и направление прикидывал. Кайл... это мой друг, из гвардейцев...
— Знаю! Причем тут Кайл?
— Он как-то говорил, что ты живешь в Южной башне.
— А его приятель Шон наверняка съязвил, что Ледянице больше пристало обитать в Северной?
— С тобой приятно дело иметь, почти ничего объяснять не нужно.
— Прекрати, Филип! Быстро поворачивайся и топай в свою башню!
— А в гости не пригласишь?
— Нет! Меня не хватятся, если не отвечу на стук. А вот тебя — могут. Ступай же, я пойду следом, — Ив смирилась с тем, что отделаться от бывшего разбойника не удастся. Что ж, сама виновата. Хотела заполучить красавчика — наслаждайся! Только, увы-увы, не совсем понятно, кто кого заполучил.
Впрочем, Евангелина не слишком мучила себя подобными вопросами. Ее гораздо больше волновало, чтобы отец не пронюхал о творящемся у него под носом.
