— Прошу прощения, ваше высочество, — проговорил один из караульных. — Его величество сейчас занят. Он просил вас немного подождать.
Евангелина не стала отвечать (вряд ли гвардейцы ждут любезности от Ледяницы), отошла и села на один из узких топчанов, стоявших вдоль стен. В этом весь старик: вызвать дочь ни свет ни заря и заставить ждать. Ох, ладно, ей не привыкать, да и не так уж долго осталось терпеть — к концу следующей недели их с Филипом уже не будет во дворце.
Ожидание затягивалось. Ив, успевшая заскучать, с тоской разглядывала потемневшие от времени резные деревянные панели, украшавшие стены. Смотрятся неплохо, но попробуй-ка привалиться спиной — мигом какой-нибудь листочек-цветочек-шишечка вонзится в спину. Почему бы не поставить для ожидающих аудиенции стулья со спинками, а то приходится сидеть, будто ножны проглотила...
Поток унылых размышлений был прерван донесшимися из коридора звуками: мужские голоса сменились взрывом неуместного поблизости от приемной смеха. Евангелина насторожилась: откалывать шутки у дверей кабинета Правителя мог, пожалуй, только его драгоценный крестник, он же ее ненаглядный любовник. И зачем он здесь одновременно с ней? Впрочем, возможно, она ошибается...
Филип развеял всяческие сомнения, появившись на пороге с улыбкой во весь рот. Увидев леди Адингтон, посерьезнел, вежливо поклонился и пожелал доброго утра. Ив мрачно кивнула в ответ. Из коридора продолжал доноситься сдавленный смех.
— Простите, мой лорд. Это не наша смена ржет в коридоре? — обратился к Филипу один из караульных. При дочери Старикана фамильярничать с приятелем было неловко, но и говорить строго по этикету не получалось.
— Угадал, — кивнул Филип, мельком глянув на Евангелину. Сидит, надувшись, насупившись, а сама, небось, с трудом смех сдерживает. Кстати, а что она здесь делает одновременно с ним?.. — Смену вашу я нагнал по пути сюда и пошутил невзначай. Сейчас просмеются и подойдут.
— Его величество ожидает, — кивнул на дверь кабинета второй караульный. — Просил впустить тебя одновременно с ее высочеством. Моя леди, прошу вас, — обратился к Евангелине, в то время как другой солдат распахнул створки.
У Ив возникло желание тут же, при гвардейцах схватить Филипа за руку, затащить в потайной ход и пуститься бегом прочь из дворца. Взглянула парню в лицо — спокоен, чуть улыбнулся, жестом пригласил ее войти первой. Нет, наверное зря она беспокоится. Возможно, старик хочет поговорить о тренировках, вот и вызвал их обоих, учителя и ученицу.
Правитель прохаживался у дальней стены и даже не взглянул на вошедших. Пусть подождут, подумают, зачем их пригласили вдвоем. Через некоторое время Хьюго остановился и вперил в парочку холодный взгляд. Мерзавцы как ни в чем не бывало пожелали ему доброго утра. Стоят поодаль друг от друга, будто ничто их не связывает. Дочь, кажется, несколько напряжена, но она постоянно ждет подвоха, застать ее врасплох трудно. Крестник в отличном настроении, того и гляди изобразит свою гаденькую улыбочку. Еще бы: всю ночь развлекался с первой красавицей Алтона, причем далеко не в первый раз. И пока не знает, что в последний.
— Вы хотели меня видеть, крестный? — парень неожиданно прервал молчание. Возможно, все-таки почуял неладное. Что ж, тянуть незачем.
— Мне известно, что прошлую ночь вы провели вместе, — произнес Хьюго ровным голосом. — Думаю, такое случается не впервые.
Каковы мерзавцы! Так и стоят: не придвинулись друг к другу, не изменились в лице. Если б сам не видел их забав, ни за что бы не поверил, что они любовники. О, девчонка глазенками засверкала, любопытно, что придумала?
— Отец, вы совсем помешались! Проверки устраиваете? Думаете, я стану спать с этим? — метнула полный ледяного презрения взгляд на парня, тот отодвинулся еще дальше. — По вашему крестнику каторга плачет!
— Так вы ей рассказали?.. Ну спасибо, крестный...
И этот играет не хуже, надо же. Жаль, зритель им попался неблагодарный.
— Молчать!!! — Правитель саданул кулаком по столу.
Оба захлопнули рты, но смотрели по-прежнему бесстрастно. Непроницаемое выражение лиц парочки пробуждало сильнейшее бешенство.
— Я все видел собственными глазами. Притворство не поможет, — Хьюго с трудом придерживался спокойного тона.
Ага, девку проняло — побледнела, как покойница. Знает, что он не станет лгать в таком вопросе. А крестничек еще пытается трепыхаться.
— А вы не ошиблись замочной скважиной или окном, крестный? Моя подруга терпеть не может трахаться при свете. Или вы способны видеть в темноте? Тогда не понятно, как вы могли спутать ее с...
— Может, какая-то из твоих подруг и не трахается при свете, но та, с которой был вчера, не имеет ничего против. И быть разложенной на столе ей не претит, и раздеваться она считает необязательным. Сокровище, а не подруга, эта Энджи.
Так-то лучше! Теперь и лживый щенок выглядит — краше в могилу закапывают.
Парочка наконец соизволила переглянуться, парень шагнул к подружке, та прижалась к нему спиной. Правитель сначала подумал — чтобы не упасть, но девица распростерла руки, подалась вперед и до смешного напомнила гусыню, защищающую выводок. Голос ее, впрочем, звучал не столько птичьим шипением, сколько звериным рычанием: низкий, яростный.
— Это моя вина! Делайте со мной, что хотите...
— Конечно, это твоя вина, — Хьюго подавил торжествующий смешок. — Я с самого начала знал: если парень оступится, то только по твоей вине. И честно предупредил: вина будет твоя, наказание — его.
Девчонка издала нечленораздельный вопль, под конец едва не сорвавшийся в визг, и бросилась бы на Правителя, если б крестник не удержал ее, схватив за руки чуть повыше локтей. Она принялась вырываться, крича:
— Пусти! Пусти же! Задушу его! Прикончу голыми руками!
Адингтон взирал на беснующуюся дочь с холодной улыбкой, хотя в глубине души начал опасаться, что, выпусти парень эту ведьму, справиться с ней будет непросто. Не пришлось бы гвардейцев звать... Филип тем временем развернул орущую подругу к себе лицом и легонько встряхнул. Девица некоторое время вырывалась, требовала выпустить, но парень прижал ее к себе и заговорил вполголоса.
— Энджи, — донеслось до Правителя. — Успокойся, прошу... Только злишь его... А потом... — перешел на неразборчивый шепот. — Поняла?
Девчонка окончательно затихла и, кажется, что-то шепнула в ответ.
— Не будет у вас никакого "потом"! — рыкнул Хьюго, удивляясь быстроте, с которой крестничек усмирил стерву. — Я верил тебе, — обратился к Филипу, и не подумавшему отвести взгляд. — Считал сыном. Готов был сделать своим преемником. А ты так и остался грязью с большой дороги. Еще смел говорить мне о чести! Ты и понятия не имеешь...
— Имею, — разжал губы парень. — Я не нарушил слово. Обещал не заниматься преступными делишками, не занимаюсь и не стану. Что до вашей дочери... Ну, так уж получилось, — на мгновение опустил глаза, но не успел Хьюго заговорить, продолжил. — Я буду счастлив женится на ней...
— Жениться?! Чтобы в один прекрасный день весь Алтон стал потешаться надо мной, узнав, что моим зятем стал Жеребец? А ты, дрянь, — Правитель, убедившись, что Филип потерял охоту продолжать жалкие оправдания, взялся за дочь. — Оказалась хуже последней потаскухи, спуталась с висельником, которого не каждая шлюха решится обслужить. Б-благородная девица... — далее последовали более или менее привычные Ив ругательства.
Евангелина молчала, то краснея, то бледнея, но крестничек, конечно, тут же очнулся.
— Прекратите разговаривать с ней в таком тоне...
— Или что?
— Филип, не надо, он нарочно, — девица обернулась к любовнику и с тревогой взглянула ему в лицо. Тот сжал зубы и замолчал.
— Эк вы друг друга слушаетесь! — съязвил Правитель. — Досадно, что нельзя вас поженить — то-то получилась бы парочка. Сознавайтесь, как давно предаетесь совместному блуду?
Мерзавцы и не подумали ответить. Стояли, взявшись за руки, и смотрели на Правителя.
— Отвечать, когда спрашивают! — заорал тот.
— Около полугода, — с неохотой выдавил Филип.
Хьюго побагровел от ярости. Кто бы мог подумать, что его водили за нос так долго! А паршивый щенок не провел в воздержании и месяца.
— Значит, к Весеннему балу вы уже снюхались?!
— Да! — выкрикнула Евангелина, поскольку парень молчал, видимо, считая ниже своего достоинства отвечать на подобный вопрос.
— Тебя повесят завтра же, — бросил Хьюго крестнику. — А тебя... — выругался, глядя в бесстыжие глаза дочери. — Заставлю смотреть.
Теперь вид парочки доставлял истинное наслаждение. Щенок побледнел еще сильнее и бросил беспомощный взгляд на подружку. Та на него и не смотрела, ее глаза, ставшие едва ли не безумными, не отрывались от лица Правителя. Каким-то непостижимым образом вывернувшись из рук Филипа, Евангелина упала перед Адингтоном на колени.
— Отец, умоляю, пощадите его! — по щекам потекли слезы. — Я сделаю все, что захотите! Никогда не скажу слова поперек, выйду замуж по вашему выбору. — (При этих словах крестничка перекосило). — Все, все, что угодно, только оставьте Филипу жизнь!
Хьюго смотрел сверху вниз, в искаженное горем и страхом лицо и думал, что дочь в очередной раз удивила, будь она неладна. Втрескалась настолько, что позабыла и гордость, и неизбывное желание портить отцу кровь. Он ожидал, что девица, даже если вправду влюблена, расхохочется ему в лицо и заявит, мол, вешайте, я этого и добивалась. Тут можно было б отлично поиздеваться над паршивцем: пожертвовал всем ради дряни, которая и любить-то не способна. А на эту мольбу что ответить?
На самом деле Адингтон еще ночью раздумал вешать крестника. Сложно объяснять суду, почему Жеребец столько времени жил во дворце под крылышком у Правителя, да и пускать в расход толкового во всем, кроме одного, дворянина, глупо. Ну, и если быть до конца честным с самим собой, Филип действительно стал почти сыном. Урок преподать, конечно, следует, но без крайностей. Ладно, раз девица сама встала на колени, попробуем заставить ее разжевать и выплюнуть собственную гордость. Пора Евангелине научиться женскому послушанию.
— Ты любишь его?
Мерзавка, вместо того, чтобы разрыдаться еще сильней и признаться в собственной слабости, неожиданно поднялась на ноги и даже слезы ее, казалось, высохли.
— Нет, не люблю, — так и сверлит зелеными гляделками, змея. Что у нее на уме? Не любит, видите ли. А выглядит и ведет себя так, будто дороже этого негодяя у нее никого на свете нет. Хм-м, а пожалуй, и верно.
— Тогда к чему мольбы и слезы?
— Филип мне нужен, — замялась ненадолго. — Как воздух.
— Поздравляю! — Хьюго обратился к крестнику. — Нашел подружку под стать: видно, тоже воздержание не переносит? Одна лишь досадная малость — девица тебя не любит. Значит, ничто не мешает ей завтра, нет, сегодня же вечером найти тебе замену.
— Мне это безразлично, — процедил парень.
Безразлично, как же! Вон как желваки на скулах заходили, а кулаки сжимаются и разжимаются, сжимаются и разжимаются.
— Ну что ж, мне, по большому счету безразличны вы оба, но порядок в делах поддерживать следует, да и слово я не привык нарушать, — Евангелина уже снова стояла, прижавшись к Филипу, вцепилась в его руку так, что пальцы побелели. М-да, если б он и впрямь повесил парня, дочурка устроила б ему веселую жизнь. — Виселицы не будет. Это чересчур просто. Отправишься на каторгу, в копи, что у Свониджа, — обратился к крестнику. — Там и самые крепкие недолго протягивают, но я надеюсь, тебе хватит времени, чтобы осознать собственное ничтожество. А ты, любезная дочь, выйдешь замуж, как только я найду дурня, что навсегда избавит меня от твоего общества.
Хм, каторга щенка, кажется, не испугала, а вот известие о замужестве подружки определенно повергло в глубокое уныние. Как можно быть таким глупцом? Только что своими ушами слышал, что она его не любит, и на тебе — облапал, прижал к себе, утешает, потому что у девчонки опять слезы хлынули. Тьфу!
— Дворянства тебя лишить не получится, раз уж суда не будет, — вырвалось чуть ли не само собой. — Но я распоряжусь поставить милейшему герцогу клеймо. Где оно будет лучше смотреться, а, Евангелина?
— Не посмеете! — дочь тут же пришла в себя. — Я не позволю! Поиздевались уже над ним, поставив к столбу!
— Ты не позволишь мне? — усмехнулся Хьюго. Нет, никуда не деться от желания дразнить гусыню. Любопытно, что она сделает?
Девчонка сбросила руки Филипа, который честно пытался удержать ее, и стремительно метнулась к письменному столу. Схватила хлипкий костяной ножичек, предназначенный для вскрытия конвертов и разрезания бумаги, и прижала к щеке заостренный кончик.
— Вот я и опробую на вас ваш собственный метод, — оскалилась, как загнанная лисица. — Если не пообещаете отменить клеймение, изрежу себе лицо. Тогда вы вряд ли сумеете скоро найти мне жениха, и нам придется до-о-олго жить вместе, — недрогнувшей рукой надавила на нож, из-под кончика показалась алая капля.
— Энджи, — не выдержал парень. — Не надо! Я переживу. Кого удивишь клеймом на каторге?
— Нет, нет, нет! — не отнимая ножика от лица, топнула ногой. — Больше он не посмеет уродовать и унижать тебя.
— Брось нож, его не будут клеймить, — проронил Хьюго. Надо же, девица кое-как освоила шантаж. Мужа бы он ей в любом случае нашел — для брака по расчету внешность значения не имеет, были бы приданое и титул. Но при мысли о том, что дочь собственными руками изуродует себя, стало неуютно. Оказывается, он привык к ее ангельской внешности... Проклятье, что за мысли, что за настроения? Неужели герцог Адингтон пожалел собственную дочь, мерзавку, каких мало?
— Даете слово? — опустила руку.
— Да, даю слово. Твой драгоценный любовник не пострадает от каленого железа.
— Я убью себя, если вы его не помилуете, — ножик переместился к шее.
— Давай, попробуй. — Ну до чего ушлая тварь! Стоило допустить ничтожную слабину... — Шантажу тебе еще учиться и учиться. Ты убьешь себя, я убью его, — кивнул на парня, у которого происходящее, казалось, не вызывало никаких чувств, кроме удивления. Похоже, глупец до сих пор не понял, в кого угораздило влюбиться. — К тому же тонким костяным ножичком только и можно, что личико попортить или глаз выколоть.
Девчонка отвела руку от шеи, мельком глянула на полупрозрачное лезвие, отшвырнула ставшую бесполезной вещицу и метнулась к Филипу. Тот обнял ее, осторожно стер со щеки капельку крови. Правитель, к собственному удивлению, почти остыл, вид едва ли не милующейся парочки уже не вызывал ярости.
— Прощайтесь, — бросил он.
Евангелина всхлипнула и принялась целовать Филипа в губы, потом чуть отстранилась, и, глядя ему в глаза, произнесла:
— Не верь ему. Никто мне тебя не заменит.
— Энджи, я люблю тебя.
— Все-таки не удержался, — она странно улыбнулась, обняла его за шею и, кажется, зашептала что-то на ухо.
