— Вот звери! — с чувством заявил он, свалив всё на пол. — Я... ик! — чуть не лопнул от смеха. Девчонки эти... ик!
— Иди-ка сюда, заяц, — нехорошим очень тоном предложил Сергей, но кипящий от возмущения Льяти не заметил подвоха.
— Чего тебе? — он повернулся к землянину.
— А вот! — Сергей отвесил Льяти оглушительную оплеуху. Все замерли — как актёры в последней сцене "Ревизора".
— За что?! — возмущенно завопил Льяти, хватаясь за багровую от удара щёку.
— За воровство, — спокойно ответил Сергей, потирая руку. — В первый раз я тебя простил — но, видать, зря. Не в коня пошёл корм. В этот раз — тоже прощу. В третий — имя твоё забуду. Понятно?
Льяти хмуро кивнул. Лицо у него сейчас было... интересное. Ошалело-задумчивое такое.
— Вот и хорошо. А теперь есть садись. Голодный же, наверное?
Льяти ошалело взглянул на него — но отказываться не стал.
Ели все молча.
* * *
— Ну, товарищи, на сегодня всё. Привал! — сообщил Серый, и Димка невольно вздохнул. Солнце опускалось к далёкому горизонту, и по небу потянулись тучи. С востока надвигалась новая ночь, а вместе с ней и новые заботы. Пора было вновь разбивать лагерь, разводить костры, готовить ужин и так далее...
А с кострами может быть проблема, подумал вдруг Димка. Их отряд только что вышел из леса, впереди лежала только степь с редкими рощицами, не обещавшими изобилия дров. А до моря ещё несколько дней пути — и там вряд ли станет лучше в этом плане. Впрочем, это всё мелочи...
Димка вдруг усмехнулся и свалил рюкзак на землю.
* * *
Под чутким руководством Аглаи приготовление ужина, а тем более, его поглощение много времени не заняло — когда он закончился, ещё даже не успело стемнеть. Место для ночевки им выбрал Льяти и выбрал, надо сказать, очень удачно — на берегу небольшого озера, так что ребята молча любовались им, сидя у костра. Вечер в степи оказался... красивым. С наступлением сумерек в глянцевитой траве раскрывались лепестки сочных поблескивающих цветов, столь привлекательные для ночных мотыльков. Перекликались степные птицы, без конца повторяющие две однообразные звонкие металлические ноты. А на небе, уже подернутом вечерней дымкой, загорались первые звезды. Они мерцали и переливались в небе, как рассыпанные бриллиантовые зёрна, в то время как внизу, в озере, их отраженное мерцание едва было заметно. Нежно звенели комары, к ним присоединялись мелкие летучие насекомые, которые, подобно комарам, были известны Льяти под именем мушек. Но вот из-за тучи выглянула луна, и её серебристый свет начал рассеивать тьму, отбрасываемую лесом...
Здесь, как сказал Льяти, было место, куда сходились на водопой дикие животные, хотя сейчас Димка не видел ни одного — должно быть, их напугал огонь. Его отблески играли на едва заметной ряби. Изредка на поверхность воды выпрыгивали серебристые рыбки и тогда на поверхности озера возникал огромный круг, полный блеска и разноцветных искр. Вдали, среди темных верхушек деревьев, вспыхивали и гасли редкие огни. Казалось, там, среди сумрака и таинственной тишины, тоже живут люди, которые сейчас глядят на нас так же пристально, как и мы на них, подумал вдруг Димка.
— Ты знаешь, что сегодня ночью мы будем спать под открытым небом? — жалобно спросила Машка. — Но ведь у нас есть палатки... Почему вы не хотите их поставить?
В самом деле, почему? — подумал Димка. Но Аглая уже подхватила инициативу, и он понял, что сидеть на берегу и дальше не придётся...
* * *
Честно сказать, Димка не любил возню с палатками — и ещё меньше любил переть их буквально на своём горбу... по крайней мере, пока не приходила пора в них забираться. Это было здорово, даже в такую чудесную погоду, как сейчас. По крайней мере, он честно заслужил свой отдых.
"Ну что ж, — подумал Димка, — теперь можно и поспать". Он залез в палатку и, свернувшись калачиком, мгновенно уснул.
* * *
Димка легко и быстро шёл по широкой, совершенно пустой улице. Справа, далеко, за пустырем, тянулись новенькие панельные пятиэтажки. Слева, за тускло блестевшей рекой, к хмурому горизонту убегали низкие, дикие заросли, а перед ней стояли древние деревянные дома, иногда темные и наполовину ушедшие в землю, иногда, напротив, приподнятые на беленых кирпичных полуподвалах, с резными наличниками и обшивкой из зелёных или коричневых досок. Все они казались сейчас одинаково безжизненными. Время было самое что ни на есть глухое — два часа ночи — и потому вокруг не осталось ни души. Где-то очень далеко впереди смутно мерцали зеленоватые огни уличных фонарей. Над северным горизонтом стояла холодная июньская заря — и в её призрачном свете всё вокруг казалось нереальным и таинственным. Прохладный воздух невесомо щекотал едва прикрытое тело — сейчас на нём были лишь легкие летние штаны, такая же легкая футболка и сандалии на босу ногу. От избытка силы и от окружающего простора хотелось взлететь...
Димка сошёл, почти сбежал с дороги к приметному высокому забору из посеревших от старости массивных досок. Той же природы калитка была заперта и он неторопливо постучал большим, тяжёлым кольцом. Машка открыла почти сразу, через каких-то полминуты — ждала, ждала!.. — и он даже не успел как следует разволноваться. Она была босиком, в каком-то совсем простом, домашнем платье, с весело блестевшими глазами. Димка, не говоря ни слова, сгреб её в объятия и они тут же начали целоваться — пока Машка, задохнувшись, не вывернулась из кольца его рук. Глаза у неё в этот миг были уже совершенно сумасшедшие.
Она торопливо задвинула засов и молча потянула его за собой, в совсем небогато выглядевший дом, обшитый коричневыми от старости досками. Они нырнули сначала в совсем темные, с крохотным оконцем, сени, потом — в почти такую же темную горницу, тоже с единственным маленьким окном, — и, наконец, попали в небольшую спальню, похожую на внутренность ящика: все её плоскости состояли из грубых, необделанных досок. Здесь стояла лишь большущая кровать — с пышной, ослепительно белой периной — и что-то вроде комода, на котором ровно горела единственная толстая свеча. Окон в комнатке не было, все двери за собой Машка тщательно заперла. На какую-то минуту они замерли, нетерпеливо и с испугом глядя друг на друга в предвкушении чего-то невероятного... и тут Димка проснулся.
Ничего себе сон, подумал он, отбросив одеяло. Что-то же должно было там быть, что-то такое... ну очень интересное...
Машка непобедимо спала — как и Сергей, и Борька, и мальчишка не стал их будить. Недовольно помотав головой, он выбрался из палатки.
Снаружи он словно нырнул во влажный, лишь слегка прохладный воздух, одуряюще пахнущий мокрой травой, вдохнул его так, что грудь, казалось, сейчас треснет, потянулся, поднявшись на пальцы босых ног, помотал головой, засмеялся...
Вокруг ещё только занималось утро — солнце уже взошло, но еле пробивалось через щели в слое высоко висящих сине-розоватых туч. Легкий ветер шуршал и шелестел высоченной травой. Вчера они вышли из леса и оказались на громадной холмистой равнине, спускавшейся к самому Морю Птиц — оно уже смутно синело впереди. За ним, на юге, лежала мгла, скрывая невидимую отсюда цитадель Хозяев...
Ничего, мы до вас ещё доберемся, подумал мальчишка, продолжая осматриваться. Между палаток весело потрескивал костёр. Ирка и Аглая хлопотали у него — варили кашу на завтрак, конечно... Рядом с ними сидел Макс, положив на колени копьё — караулил, хотя от кого?.. Зверья в этих степях кроме смешных, по колено ростом, оленьков, на которых и охотится-то стыдно, не водилось, люди тоже почему-то не жили — простор и раздолье, одним словом. Холмы, словно застывшие огромные волны, между ними — речки и рощицы, всё такие красивое, словно это и не мир, а какой-то огромный парк. И при этом — всё дикое, словно здесь никогда не ступала нога человека. Травища по пояс, идущая от ветра волнами — вот и всё, что они тут видели, собственно...
Разобравшись с неизбежными утром делами, Димка подошёл к костру. Одеваться совершенно не хотелось. Сейчас он словно плыл в этом воздухе, как рыба, и Аглая покосилась на него, но ничего не сказала, почему-то...
— А что там за истуканы стоят? — спросил Димка Максима, показав на три фигурки, торчавшие на гребне холма. — Вчера ж вроде не было...
— Где? — Максим оглянулся, но странные фигурки уже исчезли — то ли легли, то ли нырнули за гребень. — Да померещилось тебе.
— Да я точно видел! — возмутился Димка. — Столбы столбами и без лиц — как они ходить-то могут?..
— А, так это Астеры, наверное, — отмахнулся Максим. — Не бойся, они безобидные.
— Кто? — ошалело спросил Димка.
— А, так ты не знаешь же. Мне тут Льяти ночью рассказал... под утро уже. Это племя такое. Живут тут в рощицах, в шалашах, промышляют рыболовством в степных речках и не общаются ни с кем. Даже личины из коры носят, чтобы никто их лиц не видел. Вот. А по ночам жгут они на верхушках холмов костры и поклоняются звездам — ну, так говорят. А днём на холмы не поднимаются — табу такое у них... И ни к морю, ни к лесу не подходят.
— Ничего себе... — Димка почесал в затылке. Мысли и так были взбудоражены сном, а тут ещё такая загадка... — Может, они и не люди вовсе?
— Да не, Льяти их видел же без личин их этих, — отмахнулся Максим. — Люди как люди, даже красивые... очень. Только стеснительные. А может, просто языка здешнего не знают, хотя так здесь и не бывает вроде...
— Льяти где? — спросил Димка. Ему не терпелось уже повстречаться с этими таинственными незнакомцами.
— Да вон он, дрыхнет, — Максим показал на торчавшие из-под шкур босые ноги. — Да не буди его, он полночи нас караулил и про звезды здешние трындел, спасу нет. Вот же язык без костей!..
— А, пусть спит тогда, — Димка вздохнул. — Слушай, а он не рассказывал, кто тут ещё в степи бродит?
— Почему, рассказывал, — Максим пожал широкими плечами. — Туа-ти, говорят, вообще самое старое здешнее племя — они здесь чуть ли не пять тысяч лет, и всё это время кочуют, весь здешний мир из края в край обошли, только к Морю никогда не подходят — боятся Хозяев. Но они от древности вроде как тронулись — тоже ни с кем не говорят и никому не доверяют. А может, они и говорить-то не могут, потому что не люди — у них щеки и плечи все синие, но не сплошь, а узорами, словно у змей. Бр-р-р! Зато тут другие ещё есть — арии, вот. Виксены их ещё Воронами зовут, за татуировки.
— Арии — это фашисты, что ли? — спросил Димка.
Вчера он с мальчишками порасспросил Льяти об этом Вальфриде — и выходило, что он самый что ни на есть недобитый фашист: рыжий и с древним пистолетом, в котором по описанию каждый из мальчишек узнал немецкий "вальтер". Хорошо ещё, что патронов к этому самому "вальтеру" не осталось уже давным-давным давно — а ведь, говорят, немцы попали сюда с автоматами и чуть ли не с фаустпатронами, только вот справиться с Хозяевами эти им не помогло... Неудивительно, конечно, — чего ещё ждать-то от фашистов недобитых? — но обидно: стрельнуть из фаустпатрона в Хозяев Димка и сам не отказался бы...
— Да не, они тоже совсем древние, с каменными мечами бегают... Вождь их всех тут достал — ходит без конца по селениям, поднимает всех на борьбу с Хозяевами — только вот сам не знает, как с ними справиться, и давно никто не слушает его...
— Эх, нам бы его найти... — вздохнул Димка. — А то народ тут мхом оброс совсем...
— Льяти не знает, где сейчас он, — вздохнул Максим. — Мир-то тут большой, границ нет — иди, куда хочешь. А я и сам потолковать с ним не отказался бы... Ого, смотри!
Димка запрокинул голову. Высоко-высоко, под самыми тучами, парил хрустальный дракон...
* * *
— Ну, вот и море, — хмуро сказал Борька, глядя на кучку встречающих отряд Горгулий. В самом деле, самые, что ни на есть натуральные дикари: бритые с боков головы, длинные черные волосы, заплетённые в косицу на затылке, всей одежды — юбка из сушеных водорослей. И на левом бицепсе у каждого алой и зелёной краской татуирована эта самая рыба-горгулья, то ли прародитель, то ли покровитель племени, неотличимо похожая в таком вот исполнении на крашеную охрой черепаху. Тьфу!..
— Мир вам, добрые люди, — сказал Сергей. — Мы ищем, как пройти к Волкам, и в ваших землях не задержимся.
Горгульи, однако, молчали — в точности как их прародитель. Скулы у них были высокие, глаза узкие, черные и непроницаемые. Чем-то они походили не то на японцев, не то на вьетнамцев, а может, и происходили откуда-то из тех краёв — кто знает?..
— Волки живут в море, — один из мальчишек показал на группку синеющих в море островов. Голос у него был такой же непроницаемый, как и лицо — совершенно без эмоций... — Сюда приплывают редко. Менять еду на редких рыб и морских тварей. У нас нет с ними других дел. Вам лучше уйти с нашей земли. Иначе вам будет очень плохо. Наш вождь — самый мудрый вождь, наши бойцы — лучшие бойцы в мире.
То есть как обычно, зло подумал Димка. Великий Император Земли и Неба... с армией из десятка солдат. С дубинками из бамбука. Но зато с ручкой от кофейной чашки в носу. В знак своего великого статуса...
— Да что же это такое! — возмутился Борька. — Нам надо к Волкам попасть!..
— Зажгите на берегу костёр, — бесстрастно сказал... кто? Вождь? Посол? — Волки приплывут, рано или поздно. Они очень любопытны.
— Ладно, спасибо и на этом, — проворчал Сергей. — Пошли, ребята...
* * *
— Ну и удружили нам эти Горгульи! — возмутился Димка. Разжечь костер на берегу было, понятно, не из чего — а до ближайшей рощи пришлось топать и топать. — "Наша земля" — словно они её купили!..
— Ну, так их же земля, — удивился Льяти. — Они ж на ней не первый век уже живут. Имеют, как говорится, право.
— Жлобы они! — возмутился Димка. По прихоти Горгулий им пришлось переться назад, к ближайшей роще, разбивать там лагерь — а потом таскать хворост к берегу, километра этак за три. На приличный костёр наберется только к вечеру — оно и лучше, конечно, но потом ещё ведь ночь не спать! — Нет, ну почему бы им самим этим не заняться!..
— Жлобы, не жлобы, — а им жить здесь, — проворчал Льяти. Получив по морде от Сергея, он сильно изменился — по крайней мере, не увиливал, как раньше, от общих работ. Сейчас вот тащил, как ишак, громадную, вдвое больше Димкиной, вязанку хвороста, не ныл и не стонал. Вот что порой простая оплеуха с людьми делает... — А Волков тут, знаешь, никто особо не любит — слишком хорошо живут, и слишком правильно, а такое как стерпеть?.. Морские Воришки — их первые враги. Волков-то они, понятно, боятся — а вот Горгульям могут устроить весёлую жизнь. А куда тем податься? Они только рыбу ловить и умеют, её и едят, да и то не всякую, а только такую, которая не табу. Прогони их от Моря — пропадут, одичают вконец, потеряют человеческий облик. Тут такое, знаешь, бывало не раз... Буревестники — те сами не нападут, конечно, но Воришкам наябедничают обязательно...
— А Буревестники — это кто? — спросил Димка. Льяти уже как-то говорил о них, и вроде ничего и не скрывал, — но о многом молчал, пока не спросишь, то ли от забывчивости, то ли набивал себе цену, придерживая знания про запас...
