Сталкер-2-6. Судьба Зоны

— 'След размывается', — отметила Лариса, когда мы уже почти подошли к нужной точке пространства. — 'В ментальном плане тоже глухо, мелкая живность', — мысленно добавила она.

Истончение следа я заметил раньше её, идя по нему, максимально обострив все доступные чувства, дабы нащупать разделяющую отражения незримую границу. И то, что нас направят в абсолютно пустой 'Затерянный посёлок' было вполне ожидаемо. Осталось понять, как оказаться там, где кто-то сейчас есть, ведь кроме истончающегося следа прошедших недавно людей никаких заметных признаков.

— 'Отходим назад и снова приближаемся, желая встретить кого-то знакомого', — мне в голову пришла шальная идея, других вариантов просто не было.

И мы ходили туда-сюда восемь раз, каждый раз замечая тот же быстро исчезающий след. Мне всё же удалось найти границу изменений благодаря детальному сравнению цифровой записи собственного восприятия. В какой-то условной точке почти каждый раз происходили мельчайшие изменения. И лишь пару раз они практически совпали. Или же это размытие хаотично, но скорее всего, перейдя незримую и неощутимую границу, мы проходили в различные отражения, которых действительно больше двух.

И вот у той границы я и попытался мысленно и чувственно представить знакомых, к которым хочется прийти. Главное сформировать нужное чувство, сильно захотеть, а уж там и магия Зоны нам обязательно поможет. Нахмурившаяся Лариса стояла рядом, максимально обострив ментальное восприятие, бесполезно ходить туда-суда нам уже надоело. Да и стемнело уже.

— 'Чувствую!!!' — мысленно вскричала она, когда я уже почти отчаялся на что-то повлиять.

Шаг, другой, третий. Идти вперёд тяжело, словно мы оказались в густом прозрачном киселе. Взявшись за руки, мы шли вперёд шаг за шагом, отмечая чёткий след прошедшей вперёд группы. Сопротивление среды вдруг резко пропало, стоило нам пройти метров десять.

И тут уже я смог чётко определить находящихся впереди людей. Их там было много, больше двадцати пяти точно. Ментальный 'запах' вполне обычный для бандитов. Радуются очередной удаче, выпивая и закусывая трофейными харчами.

Стоит порадоваться удаче и нам, однако мы опять повернули назад, выбираясь за призрачную границу, чтобы пройти её ещё раз. А затем ещё раз за разом, дабы научиться 'листать отражения' по собственному желанию, а не уповать на благоволение Зоны, как в самый первый раз. Чем мы и прозанимались почти до самого рассвета.

Сказать — мы действительно научились, вряд ли возможно, однако смогли определить ключевые признаки отдельных слоёв и найти нужные для перехода из одного слоя в другой эмоциональные состояния. Именно на них, оказывается, и реагирует определяющий механизм.

Кем ты себя чувствуешь и к кому причисляешь. Убежище действительно для всех. Чувствуешь себя бандитом — попадёшь в бандитский слой, чувствуешь сталкером — в сталкерский. Для учёных здесь тоже приготовили отдельную комнатку. Коллективы пропускались явно по общему или наиболее ярко выделяющемуся настрою. Умаялись мы знатно, однако решили пойти отдыхать в компанию к бандитам, заодно желая узнать местные новости. Лариса легко читала их мысли.

— Вот скажи мне, Кабан, зачем Зубр приказал нам замочить команду 'спортсменов'? — Тихо спросил один бандит другого голосом с чётким кавказским акцентом.

— Не Кабан, а Боров, привыкай теперь называть нас, новых авторитетов Зоны правильно, — ответили ему весьма знакомым мне голосом.

Моя шальная идея встретить здесь знакомых сработала на все сто процентов. И пускай реально знакомых было только двое, зато какие это знакомые?! Представляете, Боров собственной персоной. Ещё не такой плотный и упитанный, как я его помнил, а заметно моложе. Да и авторитетство его только нарисовалось.

Вторым знакомцем оказался убитый мной в будущем Геваркадзе. Вот и встретил живого покойничка, называется. Оказывается, они с Боровом с ранних времён вместе промышляют. Теперь стала понятна трогательная забота Борова о том будущем покойничке. Кореш он его давний, а может, и что-то большее между ними бывало.

Третьего типа в отдельном домике я заочно тоже знаю. Это Вано, в будущем ставший главным командиром бандитов под рукой Борова. Сейчас же он совсем молодой мужичок лет двадцати пяти, говорящий по-русски со специфическим акцентом. Забавным, акцентом, стоит заметить.

Чернявый, кучерявый, нос с два заметной горбинкой, густые брови и весьма располагающая улыбка, если бы он ещё только улыбался. И вообще весьма колоритный типаж, дамский сердцеед и всё такое. Чего он только тут позабыл, в Зоне-то?

Однако его внешняя молодость обманчива, он уже сейчас весьма жесткий и жестокий убийца. К счастью для себя, прекрасно понимающий перспективы лезть на первые роли в бандитской среде. Вернее — всякое отсутствие подобных перспектив. И вопросы он задаёт весьма правильные.

Скучковавшихся по остальным домикам остальных бандитов я лично не знал, хотя мог кого-то увидеть мельком. Естественно, мы с Ларисой устроились подслушивать на чердак к местному начальству, остальные уже благополучно дрыхли.

— Постараюсь запомнить, — виновато ответил Борову Вано, — но всё равно не понимаю ни тебя, Боров, ни Зубра. Зачем Зубр приказал сливать 'спортсменов' и почему ты мочканул Зубра лимончиком у всех на глазах? Надеешься, что остальные 'спортсмены' нас простят, когда узнают? А они ведь точно узнают. Я знаю минимум троих, кто обязательно проболтается, едва мы выберемся отсюда в более обжитые края.

— Мы в те края обязательно выберемся, а все они — нет, — достаточно жестко ответил ему Боров. — Конченые подонки и отпетые беспредельщики и в Зоне лишние. Вот сам посуди, до чего они такие здешний народ доведут? Если раньше смертники ходили за хабаром вдвоём-втроём, то теперь собираются в группы по семь-десять человек. Такую группу уже сложно попросить честно поделиться с братвой. Волыны у них не хуже наших, а злости у кого и поболее нашей будет. А всё почему? А потому! Гоп-стоп стал слишком дорого обходиться пацанам. Пора с ним окончательно завязывать! — Резко припечатал ещё молодой бандитский авторитет.

— Но как же...? — подал, было, голос будущий труп Геваркадзе, но Боров его оборвал:

— Как! Как! Как всегда! — В голосе слышалась язвительная усмешка. — Мы вроде бы всегда были 'умными' пацанами, не так ли? — Ехидной усмешкой он поставил кое-где смысловые кавычки. — Поротому оставим кошмарить радиоактивное мясо идиотам, кому жизнь надоела. А сами найдём козырное местечко неподалёку от периметра и сделаем там удобную базу. Удобную не только нам, блатным, но именно для блатных. Вояк подмажем, с решалами на воле я договорюсь. Сам знаешь, меня многие уважают. Если сделаем всё по уму, братва к нам сама потянется и будет скидывать гроши в общак. Бабы, барыги, толковые мастера, все под рукой и нам отстёгивают за крышу. За прогулки по нашей законной территории тоже чего-то с радиоактивного мяса стребуем. На хлеб с маслом точно хватит, а кому-то и на толстый слой икорки поверх масла. Беспредельщиков же проводим до ближайшей аномалии, они нам будут только мешать!

— А что тогда будем делать со 'спортсменами'? — Задал Вано грамотный вопрос деловым тоном. — Уверен, что с ними удастся договориться? И почему ты к ним слишком благожелательно относишься? Чем они заслужили твоё расположение? Как по мне — уроды они такие же, как и эти все 'звери' подохшего Зубра, — последние слова он словно сплюнул, столько было в них чистой ненависти.

— В вот и не скажи... — усмехнулся Боров. — Что они уроды — ясно даже самому тупому карасю, но они именно что другие. И при этом гораздо перспективнее прочих, потому, что имеют строгие принципы. Ту же спортивную форму, кстати. Напрасно многие считают её глупой блажью, нелепым подражанием браткам девяностых годов, часто вышедших в люди именно из спортсменов. Тогда они реально многих подмяли под себя, но позже их практически всех перебили или пересажали. Благополучны к нашему дню считанные единицы. Спортивные тряпки — это особая форма, сродни форме военной. И она же является признаком важной иерархии, во главе которой стоят бандитские короли.

— Прости меня, но я плохо понимаю, о чём ты говоришь, — тяжело вздохнул Вано. — Помню, Зубр задвигал про масти, как их различать, кто есть кто, кто красный, кто чёрный, по мне муть мутная без всякой логики и системы. Надо бы просто запомнить, чтобы их не путать, хотя вряд ли это знание поможет нам здесь, — ещё один хорошо заметный вздох искреннего сожаления.

— Поможет, поможет, хотя не совсем это, — снова усмехнулся Боров. — Расскажу вам одну историю из своей жизни, — вздохнул он, доставая металлическую флягу из кармана, сделав из неё пару глотков чего-то очень крепкого, судя по резко изменившемуся на пару секунд выражению его лица.

— Сидел я как-то в 'парной', дело мне, а не костюм шили, вместе с одним кренделем, — начал он рассказывать заметно изменившимся голосом, таким расхлябанным что ли, сложно передать словами манеру и интонации. — Так вот, крендель тот запарился заиметь два высших образования, да и вообще знатный головастик, иным не чета. Чужими миллионами ворочал, да только крыша была у него худая, — Боров зло усмехнулся. — Сдали его те, кому он долю щедрую отстёгивал, ну и легавые захотели прибрать его и не только его лавэ. Вот только не на того напоролись, он их полгода водил кругами за нос вокруг трухлявого пня. Те всё же поняли, что их подло дурят, захотев надолго закрыть его по тяжелой статье. Но и тут он их сумел провести, да и адвокаты у него были весьма дорогие, развалили в суде шитое гнилыми нитками дело. И вот пока та бодяга тянулась, мы с ним делили одну камеру, чеша языками от скуки. Эх, хорошее время было... — Боров снова приложился к фляге, после чего передал её Вано, а затем и Геваркадзе.

— Так вот, тот крендель рассказывал мне о том, на какие подгруппы делятся все люди. И как по мелким внешним признакам людишек быстро распознать, кто есть кто, и кто о чём думает, — после выпивки и лёгкой закуски рассказ продолжился. — Для каждой подгруппы есть определённый набор качеств, черт характера и всё-всё-всё, что красит человека в какой-то цвет. Ту самую масть — если так выразиться. Крендель утверждал, что это исключительно врожденное, свойство души и всё такое, от родителей и воспитания почти не зависит, хотя может удачно маскироваться. Такой внешний слой косметики, которая легко смывается первым же дождиком жизненных неприятностей, — слушая его, я легко вспоминал случаи из реальной жизни.

Сколько было людей, которые резко менялись, стоило лишь измениться внешним условиям? Порой открывались лучшие черты человечности, но куда больше случаев, когда в прошлом респектабельный и добропорядочный гражданин вдруг превращался в редкостную мразь.

— Наверное, 'низовых' вы все прекрасно знаете, — фыркнул Боров. — Крендель называл их 'Холопы'. Мужики, крестьяне, быдло... однако они тоже делятся, как и все прочие на две неравные подгруппы. Батраки и Кулаки. Главной их особенностью он считал отношение к знаниям, а именно её отсутствие. Холопы учиться принципиально не хотят. Даже из-под палки. Освоят два притопа три прихлопа и им хватит. Однако ими легко манипулировать через 'традиции', — усмехнулся он. — Они сами с этими традициями и носятся, ни хрена толком в них не понимая. И даже те самые 'Кулаки'. Помните расфуфыренных петухов в малиновых пиджаках? — Слушатели дружно кивнули. — Они те самые 'Кулаки' и есть. Разбогатевшее за чужой счёт обыкновенное быдло! Но их век благоденствия был недолог... — ехидная ухмылка расплылась на его лице.

Я тоже вспомнил те, уже подзабытые времена. Времена малиновых пиджаков. Которые очень быстро закончились, а их носители, пиджаков, то есть, куда-то пропали. Наверняка кто-то из них позже удачно перекрасился и сохранился, но большая часть явно отправилась отдыхать по кладбищам.

— Что про них всех можно сказать? — Борова просто распирало от чувства собственного превосходства над той самой категорией. — Учиться не хотят, отдыхать не умеют. Зато могут пахать как лошади с утра до вечера, но никогда не бывают довольными. Всё им мало, а в их бедах всегда кто-то другой виноват. Умные среди них тоже попадаются, но редко. Зато вполне терпеливы и именно на них — по словам того кренделя, зиждется всё общественное благополучие. Они как обширные корни дерева, без которых ему не вырасти и не выжить. Именно потому мы и должны уважать мужика, позволяя ему своим трудом достигать достаточного благополучия. Достаточного по нашим меркам благополучия, понятно. Но и прессовать мужиков нужно с умом, если сильно перегнуть палку, то они могут взбунтоваться, забыв о ценности собственных жизней. И тогда они способны разрушить всё, что их и нас окружает. Нам такого точно не надо... — выдохнул рассказчик.

Я же мысленно представил себя именно таким вот 'мужиком'. Хотя мне как раз нравится учиться, да и отдыхать я умею, думаю, что умею. Но если кто-то попытается меня жестко 'прессануть', велик шанс срыва, когда я посчитаю справедливую месть гораздо выше собственной жизни.

— Выше 'Холопов' у нас идут 'Барыги', — лекция о бандитских понятиях и представлениях продолжалась. — Крендель называл их всех 'Мещанами', однако делил на несколько отдельных подгрупп, и чистые мещане у него были в самом низу подгруппы. Торговцы, мелкие лавочники, спекулянты и им подобные. Торгаши покрупнее, 'Купцы', как он их называл. И выше прочих у него числились 'Деловые', бизнесмены-капиталисты по-нашему. Вот эти категории граждан уже учиться любят, но для них учёба — скорее фактор общественного статуса и признак принадлежности к выделившейся над серой массой привилегированной группы. Любят красивые дипломы престижных заведений. Отдыхать они тоже любят и умеют. Более того — они как раз и являются для остальных образцом, как надо отдыхать. Управлять ими легко через механизмы общественного признания и общественных наград. Ну и через деньги, естественно. Именно из них получаются лучшие организаторы доходных процессов, однако их всегда нужно жестко контролировать, иначе начнут чудить, — Боров замолчал, чтобы снова приложиться к вернувшейся в его руки фляжке.

Я же пытался осмыслить сказанные им слова и выделить из них разумную логику. Увы — безуспешно. Наверное, пока проще принять на веру и искать совпадения в реальной жизни на реальных людях. Что-то в его словах такое есть...

— И вот теперь мы и дошли до нас самих, аристократов... — Боров ехидно ухмыльнулся, отметив заметно вытянувшиеся лица подельников с округлившимися взглядами. — Кем были все те давние князья, бояре и прочие 'рыцари'? — Задал он им каверзный вопрос. — Так бандитами же! — сам же на него и ответил. — Они силой отбирали у всех других то, что им было надо, заставляя других делать то, что им требовалось. Строить замки и целые государства, например, — ещё одна ехидная усмешка. — А после пытаться задавить тех, кто старается подняться вверх теми же способами вне их системы, — а вот теперь усмешка с заметной грустинкой. — Естественно, эта группа тоже делится на две подгруппы. Солдаты внизу, офицеры вверху. Но нужно всегда помнить о том, что маршальский жезл лежит в простом солдатском ранце. То есть любой солдат способен забраться в иерархии на верхние позиции, если сложатся подходящие условия и поспособствуют обстоятельства. А если обстоятельства не складываются, нужно сделать так, чтобы сложились. Анархия и безвластие Зоны именно наш шанс, — подельники смотрели на будущего бандитского главаря с всё такими же округлившимися взглядами.