— Ты б ему каторжные копи у Свониджа показал. Пусть и оборотную сторону медали узнает.
— Показал, нарочно крюк сделали. А ты сам-то откуда-куда путь держишь? — Филип постарался побыстрей отвести беседу от нежелательного предмета.
— Домой возвращаюсь. К зазнобе ездил время провести. Она тут недалеко проживает, за день добраться можно.
— Ну сказал — недалеко! — ухмыльнулся Филип. — Жена соседа — та недалеко.
— Жена соседа само собой, — подмигнул Кендрик. — А эта особенная, другим не чета. Молод ты еще, не шибко выбираешь, в какой ступке пестиком толочь, лишь бы поближе стояла.
Филип рассмеялся, Ив не сдержалась и фыркнула.
— Ты-то, племянничек, чего веселишься? Много в этом понимаешь?
— Я, может, в этом пока не много понимаю, да уж больно смешно, дядя, что незнакомый человек два слова с тобой сказал и сразу раскусил, — злорадно ответила Ив.
— О чем ты, дитя?
— О том, дядюшка, что ты не дурак девок пощупать.
Мужчины переглянулись и расхохотались напару.
— Что за интерес девок щупать? — не унимался Филип. — Переспать — другое дело.
Кендрик, начавший было успокаиваться, закатился в очередном приступе смеха.
— Ответ, достойный настоящего мужика! — наконец выговорил он. — Бери пример с дядюшки, сынок, тогда и дурь насчет контрабанды в голову лезть не будет.
Дальнейшая беседа шла в том же направлении. Евангелина всерьез опасалась за свои уши, которые пылали все сильней. Взрывы смеха быстро нашедших общий язык Филипа и Кендрика распугивали оказавшихся поблизости от дороги лесных обитателей.
Когда перевалило за полдень, решили устроить привал, поесть. Приглядели поросшую травой лощинку, спешились, достали из сумок снедь. День стоял теплый, едва ли не летний, и Филип снял куртку. Евангелина забеспокоилась. Повязки со сбитых кандалами запястий ее ненаглядный уже снял, благо раны хорошо исцелялись с помощью предусмотрительно взятого с собой бальзама. Но подживающие рубцы бросались в глаза, стоило рукавам чуть-чуть съехать. Девушка старалась не смотреть на руки Филипа, дабы не привлекать внимания Кендрика, а про себя молилась, чтобы тот ничего не заметил.
Увы, ее молитвы не были услышаны, старый воин почти сразу обратил внимание на ярко-розовую кожу, выглянувшую из-под рукава случайного попутчика. Пригляделся ко второму запястью, помрачнел. Парень — весельчак, вовсе не похож на грабителя-убийцу, но уж больно изможденный. А по широченным плечам и замашкам бабника похоже, что на самом деле — молодец хоть куда. Да и дорога, которая их свела, идет от самых Свониджских копей. Объяснил, конечно, этот самый Ричард, как он на ней очутился, но чутье солдата, много лет следящего за порядком в феоде леди Адингтон, заставило насторожиться.
Парень заметил изменившийся взгляд попутчика, ухмыльнулся как ни в чем не бывало.
— Углядел "браслеты"? — небрежно согнул руки в локтях, покрутил кистями, чтобы собеседнику было лучше видно.
Мальчишка-племянник глянул на дядюшку, покачал головой и потянулся к куску пирога. Если парень — беглый каторжник, то кто же этот пацан? Тоже заморенный, но запястья целы.
— Углядел, — кивнул Кендрик и продолжил, не стремясь, чтобы слова звучали любезно. — Где разжился?
— Думаешь, мне удалось с каторги утечь? — в улыбке парня не сквозило ничего, кроме ехидства.
Племянник захихикал, давясь пирогом.
— Что смешного, мальчик? — по-прежнему недобро спросил Кендрик.
— Да дядя Дик, когда копи издали показывал, страшным голосом замогильно вещал, мол, оттуда сбежать невозможно. А вы, дяденька, так насторожились, будто иным ловкачам это удается.
— Джек! — одернул "Ричард" мальчишку. — Я смотрю, сестрица тебя совсем распустила. Изволь обращаться к лорду почтительно. Какой он тебе дяденька? Вернемся домой, собственноручно выпорю!
Пацан надулся, запихнул в рот остатки пирога и потянулся к баклажке с пивом. Тут же получил по рукам от нахмурившегося дяди и запил трапезу водой.
— Те, кому сбежать удается, очень быстро попадаются, — пробурчал Кендрик, совершенно сбитый с толку поведением парочки. От беглых не ждешь спокойствия и непосредственности. — Может, объяснишь, откуда ссадины? — взглянул на парня.
— Чего не сделаешь для хорошего человека? — пожал плечами тот. — Да только вот при племяннике неохота. Мал он еще такие байки слушать, — скабрезная ухмылка собеседника несколько успокоила бдительного вассала леди Адингтон.
— Ничего, когда-нибудь он сам все попробует, — Кендрик счел уместным улыбнуться. — Я вот рано начал, и не жалею. Ты, небось, тоже не ждал, пока борода вырастет.
— Проницательный ты мужик, Кендрик! Так уж и быть, расскажу. Только уговор, племянничек, матери твоей ни слова, — взглянул на мальчишку, тот воодушевленно закивал. — И отцу ни гу-гу. Не знаю я, как они там с сестрицей живут. Может, свечи в спальне не держат и спят в ночных рубашках до пят. Еще откажут мне от дома.
— Идет, дядя, буду молчать. А если пива дашь...
Тут уж не выдержал Кендрик и дал пацану вместо пива легкого подзатыльника. Тот снова надулся и принялся залечивать обиду очередным куском пирога.
— Связался я с одной бабенкой, которая любит в постели верховодить... — начал дядя Дик.
Далее последовало разукрашенное смачными подробностями повествование о мучениях и пытках, перенесенных во имя любви, причем ручные кандалы оказались далеко не самой пикантной деталью рассказа. Кендрик хохотал чуть не до колик и даже думать забыл о своих подозрениях. Мальчишка под шумок утянул-таки пиво, хорошенько приложился к баклажке, утер губы и заявил:
— По-моему, дядя, лучше контрабандой заниматься, чем такими непотребствами!
"Ричард" покатился со смеху, Кендрик только застонал.
— Ох, ребята, вы меня совсем уморите! Прости великодушно, друг Ричард, что вообразил, будто ты с каторги сбежал, — хлопнул Филипа по плечу. — Глянул бы на себя со стороны, может, понял мои подозрения.
— Как увижу снова мою проказницу, непременно поведаю, что обо мне люди думают, после ее ласк встретив. Сестрице, той пришлось врать, что за долги в яме сидел.
Когда их с Кендриком пути разошлись, благодушное выражение лица Филипа мигом сменилось озабоченным.
— Ну и вассалы у тебя. Еле ушли. Хотя при другом раскладе я бы хорошо посидел с этим Кендриком.
— Да, он славный.
— Славный? — Филип с удивлением взглянул на девушку. — Ты что, в детстве на него заглядывалась?
— Нет! Он ухаживал за мамой, а меня учил владеть мечом.
— А, все понятно. Да, такой папаша не в пример лучше твоего старика.
— Только не о нем опять! Скажи-ка лучше, эту постельную историю ты выдумал или...
— Не выдумал, — рассмеялся Филип. — Слыхал от других, сам таких утех не пробовал. Надо же было оставить что-то неизведанное для особенной девушки, — подмигнул подруге, та закатила глаза.
* * *
Вечером того дня беглецы свернули в чащу и больше не собирались показываться на дороге. Евангелина вздохнула с облегчением, Филип тоже почувствовал себя спокойнее. Может, из-за безлюдья, подумалось Ив, может, из-за того, что попал в ставший привычым за последние годы лес, исконное обиталище разбойников.
Лес Линденов отличался от самой глухой чащобы, где прежде приходилось бродить бывшему предводителю. Он выглядел первозданным. Ехать верхом почти сразу стало невозможно из-за густого подлеска и плетей жимолости, хмеля, ломоноса, тянувшихся там и тут от земли к ветвям деревьев, будто толстые веревки. Пускать в ход мечи, дабы прорубить дорогу, было неразумно, это оставило б заметный след. Оставалось выискивать проходимые участки, огибая особенно разросшиеся дебри. Нужного направления придерживались, ориентируясь по солнцу. Ив не смогла бы найти прямой путь от неизвестной ей прежде окраины леса до озера, зато отлично знала, что скалистое взгорье лежит к северу. Нужно выйти к нему и двигаться вдоль в поисках пещеры-прохода, не упуская из виду похожую на корону трехзубую вершину.
Чем дальше углублялись беглецы в лес, тем величественней он становился. Спутанные сетью лиан деревья сменились огромными буками с гладкими пепельно-серыми стволами и мощными, похожими на извивающихся толстых змей, корнями. Потом стали попадаться могучие дубы и каштаны. Дождей давно не было, и листья пока держались на ветках, уныло шелестя да время от времени отправляя кого-нибудь из собратьев на землю, слагать пока еще тонкий шуршащий ковер.
Постепенно стал ощущаться подъем. Лиственных пород становилось все меньше, им на смену вздымались огромные сосны. Вскоре подлесок почти исчез, и можно было снова ехать верхом, двигаясь меж медовых стволов, вслушиваясь в шепот ветра где-то высоко, в хвойных кронах.
Лишь к вечеру следующего дня лес кончился, и путники достигли скал. Искать пещеру в темноте было бессмысленно, и они остановились на ночлег. Утро принесло мелкий моросящий дождик, но тусклого света ненастного осеннего дня Евангелине вполне хватило, чтобы разглядеть знакомые очертания трехзубой вершины.
— Нам здорово повезло, — проговорила девушка, закутываясь поплотнее в плащ. — Не придется ночевать в сыром лесу. Сегодня будем дома, — подивилась про себя, как странно прозвучали последние слова. Сколько лет она не была дома по-настоящему, запертая в ненавистном дворце?
— Дома... — задумчиво повторил Филип. — У меня дом был, наверное, только в раннем детстве. Потом он превратился в тюрьму, из которой я сбежал, чтобы стать бродягой. Знаешь, мне до сих пор не верится, что я свободен. То и дело ловлю себя на мысли, что из чудесных грез выдернет стук по проклятой лохани в каторжном бараке.
— Забудь. Просто забудь, как плохой сон. Уже несколько дней, как он сменился хорошим. Мне вот трудно поверить, что я делю с кем-то сновидение.
Ив тронула поводья, и ее лошадь двинулась вдоль почти отвесного скалистого склона. Филип направил коня за ней.
К середине дня подъехали к скалам, поросшим диким виноградом. Длинные побеги, сейчас одетые багряными листьями, полностью скрывали серые камни. Девушка спешилась, подошла к небольшому выступу, отвела в сторону спутанные плети и протиснулась в темную щель.
Филип последовал за ней и оказался в пещере. Скудный свет с трудом сочился сквозь завесу из винограда. Пришлось поработать, чтобы проредить ее с внутренней стороны. Стало светлее, да и лошадей теперь можно было ввести внутрь, сдвинув маскирующую растительность в сторону.
Освещая путь свечами, которые входили в состав необходимых вещей и припасов, купленных по дороге, беглецы прошли пещеру насквозь и оказались на берегу огромного озера. Между скалами и водой лежала неширокая, в три-четыре шага, полоса песка, дальше шло мелководье. В расположенном неподалеку гроте нашлась лодка, слегка рассохшаяся, но вполне годная для перемещения на остров.
Филип отыскал на берегу глину, тщательно замазал самые крупные щели. Потом беглецы сняли с лошадей поклажу и расседлали их. На первый раз решили взять лишь самое необходимое, чтобы не перегружать лодку и не утопить имущество.
Переправа прошла благополучно. Самый большой остров, на котором и находился дом, лежал за двумя меньшими по размеру и не был заметен с берега. Причалили в уютной бухточке, скрытой кронами раскидистых плакучих ив, чьи ветви полоскались в прозрачной воде. Светло-серый, почти белый песок мелководья был усеян темными узкими листьями.
— Мне здесь нравится, — Филип выбросил на берег две сумы, выпрыгнул сам, втащил нос лодки на траву.
— Ты здесь быстро заскучаешь, — улыбнулась Ив.
— Это с тобой-то? Вряд ли, — он все больше становился похож на мальчишку.
Они двинулись вглубь острова по едва заметной тропке. Непроходимых дебрей здесь не было, среди по-осеннему унылых луговин там и тут возвышались одинокие дубы, перемежавшиеся небольшими рощицами из тех же дубов, сосны и орешника. Вскоре тропка нырнула в узкую логовину, которая внезапно расширилась и вывела на открытое пространство, в центре которого стоял небольшой одноэтажный дом из серого камня.
Черепичная крыша заросла молодилом, окна закрывали глухие ставни. Дверь охраняли два стройных остролиста, усыпанных ярко-красными ягодами. При появлении людей из их крон, громко хлопая крыльями, вспорхнули горлицы. Вдоль фасада тянулись буйные заросли шиповника, в голых ветвях, кое-где украшенных оранжево-красными плодами, перекликалась стайка синиц.
— Надо же, вовсе не руина, — заметил Филип. — Снаружи выглядит уютно.
— Не думала, что разбойники так привередливы по части жилья, — девушка выудила большой кованый ключ из глиняного кувшина с крышкой, стоявшего в траве у крыльца.
— От кого вы здесь закрываетесь?
— Оставлять дом незапертым — плохая примета, — неохотно ответила Ив, со скрежетом поворачивая ключ в замке.
— Как мне по сердцу твое суеверие! — Филип подошел сзади, подхватил девушку на руки. — Кошки у нас нет, но я с радостью перенесу тебя через порог.
— Зачем нам кошка? Дом не новый, — Евангелина обняла Филипа за шею, прижавшись потеснее, ощущая, как легко и спокойно становится на душе.
Это ощущение не покидало дочь Правителя многие месяцы. Она даже перестала вспоминать о том, что все имеет свой конец, просто бездумно наслаждалась настоящим. Дом, построенный на совесть, почти не обветшал за прошедшие годы, и привести его в порядок оказалось нетрудно. Плотницкие навыки не понадобились, а с топором Филип худо-бедно управлялся, так что парочке не грозило остаться без дров в короткую алтонскую зиму. На острове было даже теплее, чем в других местах, возможно, из-за горячих источников. Один из них снабжал водой купальню в домике, да и озеро было не таким уж холодным для конца осени. Наверное, с его дна тоже били теплые ключи.
Бывший разбойник умел добывать пищу в лесу, и Евангелина не отставала от него, пока он не научил подругу некоторым навыкам охоты и рыбалки. А еще были тренировки на мечах, прогулки по лесу, беседы у костра или камина, поездки за припасами в глухие деревушки, летом — купание. И возможность близости когда, где и как заблагорассудится, которую парочка ценила едва ли не больше всего остального.
— У всех медовый месяц, а у меня медовый год, — притворно ворчал Филип, валяясь рядом с подругой на берегу летнего озера.
— Это у меня медовый год, — Евангелина рассеянно водила пальчиком по тонкому шраму на его плече. — А для тебя это занятие привычное.
— Привычное? С первой красавицей Алтона? — (Ах, эти ямочки на щеках! Стоит увидеть, и в груди теплеет.) — Мы, кажется, еще не делали этого в воде, — вскочил, схватил ее за руку, рывком поднял на ноги. — Да я ни с кем не делал этого в воде. Пошли, надо срочно попробовать!
* * *
Серый осенний день подходил к концу. Хьюго собрал в аккуратную стопку бумаги, работа с которыми наконец-то закончена. На переписку с Кэмденом уходит все больше времени и сил, а положение лишь усугубляется. Похоже, Арман Шестой твердо взял курс на войну, но пока не закончились его склоки с западным соседом, Рэйсом, Алтон в безопасности, воевать на два фронта король не станет. Тайная служба успешно поддерживает нужный уровень напряженности между Кэмденом и Рэйсом, надолго ли хватит их хитростей — поглядим. Пара лет в запасе точно есть, нужно использовать их с толком, укрепляя восточные границы.
