— Я знаю, с кем связалась, — Ив потерла лоб рукой. — Знаю, как это выглядит со стороны. Жаль, что мало кто знает, каков он на самом деле.
— Мне кажется, об этом знают многие. Вот хоть мой брат. Не отчаивайтесь, моя леди. И помните, главное — ваш выбор и ваша уверенность в этом мужчине. Если он вам по-настоящему нужен, за чем же дело стало? Если нет, оставьте лорда Олкрофта вашему батюшке. Вряд ли его величество позволит повесить собственного крестника.
— Спасибо, сударь, — Ив встала. — Вы мне очень помогли. И ваш брат тоже. Я этого не забуду.
На обратном пути, сидя в карете напротив отцовского камердинера, Евангелина радовалась, что сопровождает ее не Шон или Кайл, а совершенно посторонний человек. Он не смотрит участливо, не задает вопросов. Отчитается, конечно, перед хозяином, непременно выложит, что от леди Адингтон на обратном пути пахло юлом. Ну и что? Можно сказать, что у Савиля такой обычай: выпить с клиентом чарочку за успех дела. Все это чепуха по сравнению с главным вопросом: как поступить? Взять Филипа в мужья, превратив едва ли не в личную собственность (в постельную грелку. Каково мужчине быть постельной грелкой? Ей, женщине, и то противно от одной мысли) или уступить отцу? Правильнее всего было бы предоставить право выбора Филипу, но она отлично представляет, как вскинется ее ненаглядный, услыхав о перспективах. С его-то норовом он просто не сможет принять верного решения. Вернее, не захочет. Взбесится и заявит, что лучше быть повешенным лордом, чем живым ничтожеством. Значит, придется запрятать чувства подальше и воспользоваться своей хваленой выдержкой. А потом как следует поразмыслить и, возможно, уступить Филипа Правителю. Для его же блага.
Вернувшись во дворец, Ив тут же нырнула в потайные проходы и добралась до своих покоев, молясь, чтобы Филип не заявился туда раньше времени. Нет, зря она волнуется, сумерки только-только начали опускаться, а они договорились, что приходить он будет лишь с наступлением темноты. Как упырь. Отец Небесный, что за чушь лезет в голову? Неужели из-за юла? Надо бы еще чарочку выпить, чтобы проще было изображать веселость. Впрочем, вряд ли Филип ждет, что свободолюбивая подруга будет в восторге от перспективы стать чьей-то женой. Еще почует неладное, коли она станет радостно щебетать.
Девушка зашла в купльню, придирчиво рассмотрела себя в зеркало, постаравшись принять как можно более спокойный вид. К собственному удивлению, получилось убедительно и почти не потребовало усилий. Ну что ж, посмотрим. Время еще есть, нужно осторожно задать Филипу кой-какие вопросы, выслушать, что он ответит, а там уж решать.
И Евангелина, не в силах дожидаться темноты, сама отправилась в старую караульную.
Добравшись до места, привычно заглянула в глазок. Филип был не один. В центре просторного, почти пустого помещения расположился на стуле Правитель и что-то вещал. Парень, даже не думая выказывать почтительность, лежал на койке, заложив руки за голову, и глядел в потолок.
— Все это звучит весьма заманчиво, ваше величество... — скучающим тоном начал заключенный, когда глава Алтона умолк.
— Почему ты перестал называть меня крестным? — перебил Хьюго.
— Разве лорд Адингтон можете приходиться крестным каторжной мрази?
— Тьфу! Да ты еще и обидчив, как склочная девица!
— Ну вот видите. Я просто скопище пороков. Еще и постельной грелкой заделался. Зачем предлагать недостойному блестящую карьеру, высокие посты? Что скажут потомки?
— Прекрати паясничать! Ты отлично знаешь, как я к тебе отношусь!
— У вас это прям семейное присловье, — усмехнулся Филип. — Знаю, конечно. Позорный столб, прилюдное бичевание, каторга, постоянные оскорбления и издевательства. Впрочем, к дочери вы относитесь немногим лучше. Получается, я должен быть польщен. К сожалению, ваше величество, у меня откуда-то взялись совершенно неправильные представления о родственных отношениях. Сам не пойму, откуда? Старый Олкрофт полность разделял ваши.
— Я узнал у Евангелины, почему ты не ладил с отцом.
— Ох, избавьте от проповедей и нравоучений, — Филип помрачнел еще сильнее и повернулся на бок, лицом к стене.
— И я никак не могу понять, почему мой друг так обходился с единственным сыном, толковым парнем с понятием о чести.
Ив в потайном ходе закусила костяшки пальцев. Неужели старик правда так думает? Или пускает в ход последний козырь, чтобы расположить к себе крестника и добиться согласия на какие-то свои предложения? Какие-то? Да все те же. Служение Алтону, пост Правителя в будущем, отказ от связи с дрянной девчонкой...
Филип некоторое время лежал неподвижно, потом медленно сел и взглянул исподлобья на крестного. Встрепанные волосы, которые он не потрудился убрать, мешали Ив как следует разглядеть лицо.
— Это правда? — спросил чуть охрипшим голосом.
— Да. Хотя Евангелина, если ты расскажешь ей об этом разговоре, заявит, что я лгал в надежде вернуть твое расположение. Это ведь она настроила тебя против меня, так?
— Похоже, все ваши сочувственные речи — хитрая ловушка, — криво усмехнулся Филип. — Энджи вас и помянула-то всего раз или два, поначалу. Вытащила с каторги и чуть не прогнала. Мол, отправляйся к крестному в кэмденское приграничье, он тебя простит.
— Тьфу, девчонка, видно, никогда не перестанет меня удивлять! — не сдержался Правитель. Потом встал, подошел к койке. — Жаль, что ты не веришь мне, мальчик мой, — Хьюго неуверенно потрепал парня по голове, тот едва ли не сжался. — И еще мне очень жаль, что много лет назад я так мало интересовался жизнью единственного крестника.
— Что толку ворошить прошлое? — буркнул Филип. — И я давно уже не мальчик, — уклонился от руки Правителя. — Верю-не верю. Что это меняет?
— Отношение. А отношение изменит все остальное.
— Все разом забудут о моих разбойных делишках? Или они станут безразличны людям? Ох, отойдите, пожалуйста, крестный, не нависайте. И, Небес ради, волосы больше не трогайте, я не кудрявая девчушка. Энджи обещала меня постричь. К суду буду выглядеть, как парадный портрет.
— Согласишься на мои предложения, дорогой крестник, и я похороню твое прошлое, — Хьюго, довольно усмехнувшись, вернулся к стулу, перенес его поближе к койке и вновь уселся, закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку. — До чего ж ты строптив! Не понимаю, как вам удается уживаться с Евангелиной.
— Отлично удается. Особенно когда никто не мешает, — выбитый из колеи Филип все больше мрачнел.
— Так ты подумаешь над моими предложениями?
Парень некоторое время молчал, пристально глядя на крестного.
— Подумаю. При одном условии.
— Ох уж эти твои условия... Что на сей раз?
— Вы отдадите мне Евангелину. Не просто так, в жены.
— Только после моей смерти. До тех пор обещаю не препятствовать вашим отношениям и не пытаться выдать ее за кого-то другого.
— Зачем ждать, если вы похороните мое прошлое?
— Считай это стариковским капризом.
— Ясно. Значит, мне выгоднее ждать суда.
— Что ж, твое право. Время подумать еще есть. Да и после вынесения приговора тебя не сразу на виселицу потащат.
— Вы удивительно умеете обнадежить, крестный. И, кстати, неужели вам не хочется, чтобы я называл вас папой?
Ив, которой было совсем не весело, все же чуть не прыснула, увидев знакомую улыбку Филипа и то, как скривилась физиономия ее любезного батюшки.
— Уверен, мы еще вернемся к обсуждению моих предложений, шут, — проворчал Хьюго и вышел.
Филип, дождавшись, когда перестанет громыхать ключ в замке, встал и принялся мерить шагами просторное помещение. Ив не стала тянуть, нажала на нужный камень и вошла в открывшийся проем.
— Энджи! — парень увидел ее, мигом оказался рядом, обнял. — Твой старик тут такого наговорил...
— Я слышала. Не все, только окончание разговора. Не знаю, что он тебе предлагал, хотя догадываюсь, зато в курсе всех семейных откровений.
— Как думаешь, он говорил правду? Ну, насчет моего отца?
— Не знаю, Филип. Выглядел он необычно добрым. Возможно... Вполне возможно, что не врал. Впрочем, в этом случае сказать правду было выгодно. И, знаешь, он действительно к тебе привязался.
— Ох, ну и семейка, — проворчал Филип, зарываясь лицом в волосы девушки. — Все рассчитано, даже добрые чувства. Я не ждал, что ты придешь сюда. Старик говорил, ты у законника. Взялся он помочь?
— Угу, — Ив уткнулась в плечо парня, соображая, как правильнее задать вопрос. — Он сказал, надежды мало. Может, тебе и правда лучше принять предложения отца? Ты даже меня не потеряешь...
— Энджи, — парень отстранился, стараясь разглядеть лицо подруги. — А ну-ка не прячься, — заставил ее поднять голову и посмотреть на него. — Скажи честно, я тебе надоел? Ты хочешь свободы? — замолчал, собираясь продолжить. Ив заметила, как на скулах заходили желваки. — Другого мужчину? — Ах, вот из-за чего он так напрягся...
— Нет, не надоел. Свободы ты меня пока не лишил и обещал не лишать. И никого другого я не хочу. Я постоянна в своих привязанностях. Мой мужчина — это ты.
— Ну, тогда я спокоен! — заулыбался, напрягшиеся было мышцы расслабились. — Успел убедиться, что моя леди ни за что не расстанется с тем, что ей дорого.
— Нет, не расстанусь. И буду дожидаться тебя из любых разъездов, если ты примешь предложение Правителя.
— Адова кочерыжка, и ты о том же! Не хочу я горбатиться на государственной службе. Я ж объяснял.
— Но ты будешь свободен, облечен властью. Поднимешься еще выше...
— Энджи, напрашиваешься, чтобы я нарушил твой же запрет? Не упрекай тогда и не злись. Я люблю тебя, хочу жить с тобой обычной, простой жизнью. Приключений и разнообразия уже наелся, а иметь свой дом и свою женщину мне понравилось. И плевать на свободу, власть, положение и прочее. Не захочешь жить в феоде Олкрофтов, пожалуйста. Станем жить в твоем. Ты будешь полноправной леди, я удовольствуюсь обязанностями управляющего. Или капитана замковой стражи. Или солдата. Да хоть шута, как пожелаешь! При условии, конечно, что ты будешь моей и только моей.
Ив, судорожно вздохнув, вцепилась в Филипа. Отец Небесный, это он сейчас так говорит, пока не знает. Что он скажет потом? Но как же сладко это слышать, как хочется верить. А вдруг?.. Вдруг все правда? Даже то, что для любящего нет большего счастья, чем просто быть рядом с любимой. Если же это не так, она отпустит его. Пускай после суда уезжает из Алтона туда, где никто его не знает. Туда, где он сможет начать сначала, отвечая ударом на удар, где никому нет дела до его имени, титула, земель, позорного приговора. Если он захочет, она поедет с ним, нет — останется и постарается забыть. Ну вот и пришло решение. Но как же трудно будет обманывать Филипа!
V
Два с половиной месяца до суда показались Евангелине едва ли не тяжелее проведенных в столичном дворце лет. Правда, недоговаривать Филипу оказалось несколько проще, чем она боялась. Ненаглядный, если и рассчитывал всерьез на Дар Правительницы, никак этого не показывал. Наверное, не хотел бравировать своей уверенностью в благополучном исходе, опасаясь рассердить Ив. Что ж, ничего странного в этом не было после ее запрета говорить о чувствах и многочисленных взбрыкиваний, стоило услышать малейший намек на возможность совместной семейной жизни. Дочь Правителя все чаще досадовала на себя за жестокосердие, все чаще ощущала жгучее желание сказать Филипу, что все будет хорошо, что он нужен ей и будет нужен, невзирая ни на что. Но каждый раз, когда возникал благоприятный момент, что-то (лед? Она же Льдышка, в конце-то концов) сковывало язык, не давая произнести ни слова. Не нашедшие выхода слова выливались в едва ли не чрезмерную нежность, которая, к счастью, благотворно действовала на парня.
Филип уже через неделю люто возненавидел свою тюрьму, изведясь от безделья. Пришлось Хьюго разрешить молодым людям ночные прогулки в глухой части сада. В лунные ночи парочка прихватывала с собой мечи и разминалась. Иногда к ним присоединялись Шон и Кайл, правда, с гвардейцами крестник Правителя не столько махался, сколько пил, предаваясь воспоминаниям о разбойничьем прошлом, которое очень интересовало его друзей. Ив как-то не удержалась и съязвила, что Филип, похоже, жалеет об оставленном занятии.
— Я жалею о свободе, которая у меня тогда была, — попытался успокоить ее парень.
— Ах вот как? — прохладно осведомилась девушка.
Гвардейцы переглянулись и заржали. Недобрая холодность дочки Старикана, которая нет-нет да и проскальзывала в ее речах, теперь, когда они узнали Ив поближе, страшно забавляла.
— Я вовсе не женщин имел в виду, — опомнился Филип, заметно усилив веселье друзей.
Евангелина успешно обратила все в шутку, но страх из-за того, как воспримет ее ненаглядный грядущее унизительное положение, стал сильнее.
Девушка опасалась козней со стороны Правителя или хотя бы постоянных нудных уговоров отказаться от суда и огласки, но Хьюго вел себя на удивление сдержанно. К крестнику он заходил регулярно, оставался ненадолго и беседовал либо на совсем уж отвлеченные темы, либо справлялся, не нужно ли чего парню (в пределах разумного, естественно). Дочь вызвал к себе единожды, незадолго до суда и без обиняков спросил, по-прежнему ли они с Филипом тверды в своем намерении. Получив положительный ответ, покивал и заявил, что желает молодым людям успеха.
— Вас уже не пугает огласка? — не выдержала Ив.
— После года с лишком на редкость отвратительных сплетен? — усмехнулся Хьюго. — Правда по сравнению с иными из них выглядит не столь уж отталкивающе.
Девушка промолчала. Неожиданно захотелось спросить у отца, знает ли он о Даре Правительницы. Нет, глупый вопрос! Наверняка знает, с его-то опытом. И потом, что за странные желания? Решила, что раз старик подарил ей замечательный меч и приглашает присаживаться в кресло, вызывая для разговора, с ним можно откровенничать? А вдруг это очередная ловушка, и хрыч просто ждет, когда дочь размякнет и доверится ему? Нельзя проявлять слабость. Уж ей-то отлично известно, как искусно его величество может играть с людьми.
— Вот еще что, — продолжил Хьюго. — Суд состоится не в ратуше, а во дворце. Присутствовать будут лишь несколько дворян, ставшие в разное время жертвами шайки Жеребца. Никто из них не встречал Филипа здесь, в столице и не знает, что лорд Олкрофт и знаменитый разбойник — одно и то же лицо.
— Полагаете, таким образом удастся избежать огласки? — фыркнула Ив.
— Глупо на это рассчитывать. Можно лишь попытаться уменьшить размах, поговорив после с каждым из свидетелей.
— Я непременно должна присутствовать на суде.
— Филип, как ни странно, тоже на этом настаивает, — Хьюго взглянул на дочь, как ей показалось, с легким ехидством. Знает или нет?.. — Я не намерен препятствовать. Надеюсь, вы оба отдаете себе отчет в том, что затеяли.
Неужели знает? И вот так просто дает согласие? Не верит, что она посмеет потребовать в мужья висельника? Или что вообще решится выйти замуж? Адово пламя, да какая разница? Может, у старика есть коварный план, предусматривающий любой исход, но она тоже все обдумала. Посмотрим, кто кого. И в конце концов, главное — не досадить отцу, а уберечь Филипа.
