— Не знаю. Ссора. Разрыв.
— М-да, а ты, оказывается, не зря так противилась замужеству. Стоило вступить в брак, и все рухнуло? — Хьюго попытался растормошить дочь привычным способом.
— Да, — уныло ответила та, терзая пальцы.
— Перестань, — Правитель расцепил руки девушки, сжал одну в своей. — Эта твоя привычка ужасно раздражает.
— Вы здоровы? — девчонка вскинула зеленые глазищи и смотрела с неподдельным удивлением.
— Спасибо, вполне, — усмехнулся Хьюго. — А вот твой муж всерьез взялся за бутылку.
— Вы пришли за снадобьем от похмелья? Или больше подойдет то, что прекращает запой?
— Знаешь, твоя ирония всегда меня забавляла.
— Отец, что вам нужно? Давайте начистоту. Я страшно устала за последние месяцы от притворства и игр.
— Ага, значит, ты и впрямь скрыла от парня правду о Даре Правительницы?
— К чему еще и мое подтверждение, если он сам вам все рассказал?
— Да ничего он мне не рассказывал! Храпит пьяный в обнимку с бутылками, — Правитель брезгливо поморщился. — Хочешь начистоту, пожалуйста. Я полагал, вы еще вчера помирились и теперь предаетесь привычной кроличьей возне. Оказалось — нет. Вот я и решил наведаться к тебе. Рад, что моя дочь находится хотя бы в твердой памяти. Насчет здравого рассудка не уверен. Ты весьма опрометчиво поступила, бросив вчера мужа одного. Он не запер дверь в покои. Хорошо, никому не пришло в голову сунуть нос в Западную башню.
— Я очень рада, что все обошлось, — вздохнула Ив. — И, знаете, отец, вы ведь хотели получить крестника в единоличное пользование. Сейчас как раз подходящий момент. Не нужно тратить время на разговоры со мной, обхаживайте Филипа. Он по-прежнему может быть вам полезен как человек для особых поручений за пределами Алтона.
— Ив, ты — моя дочь и мне небезразлична, — Хьюго взял обе ее руки в свои. — Да, не стану скрывать, у меня были и есть определенные виды на Филипа, а теперь и на тебя, но они не отменяют того, что вы оба мне дороги.
— Я просто не могу в это поверить, — покачала головой девушка, но рук не отняла. — Если вы искренни хоть в чем-то, ответьте на мои вопросы.
— Спрашивай.
— Вы знали о Даре Правительницы до суда?
— Естественно.
— А почему не стали препятствовать мне? И не предупредили Филипа? По-моему, вы до последнего надеялись, что он откажется от суда. И были против нашего брака.
— Видишь ли, мне очень любопытно было узнать, на что вы способны. Можете ли сами преодолеть трудности или предпочтете прибегнуть к помощи сильнейшего? Это одна причина. Другая понравится тебе еще меньше. Мне хотелось доказать парню, что от тебя, как и от любой женщины, можно ждать лишь неприятностей. — Евангелина вспыхнула и попыталась вырвать руки, но Правитель не позволили. — Успокойся, я не собираюсь говорить ему этого. Ни сейчас, ни потом.
— Почему? Неужели изменили мнение? Скажите еще, что рады нашему браку. Хотя, учитывая, как все обернулось, должны быть рады.
— Отчасти, отчасти. С браком и правда вышло забавно. Если б я раньше знал, как просто излечить вас от взаимной привязанности, тут же поженил бы. Хотя Маргэйт уверена, что все у вас образуется.
— Леди Маргэйт? Причем здесь она? И что она делала на суде?
— Она и лорд Скарр, тот, что сидел с ней рядом, если ты заметила... — Девушка кивнула. — ...Входят в состав Звездной Палаты. Я подумал, что их непосредственное участие в небольшой, но немаловажной части вашей с Филипом замечательной истории может когда-нибудь пригодиться.
— Что это за палата такая? Никогда о ней не слышала.
— Ее давно не созывали, проныра, — Хьюго улыбнулся едва ли не ласково. — В состав Звездной входят наиболее уважаемые и разумные лорды и леди. Палата собирается по мере необходимости для решения щекотливых дел внутри дворянского сословия.
— Как заковыристо! Почему сразу было не рассмотреть дело Филипа именно там?
— Потому что оно было не столько щекотливым, сколько позорным и грязным. Ну, теперь все позади, парень чист перед законом.
— И леди Маргэйт посоветовала вам не ссорить его со мной? Я должна быть признательна ей за добрые намерения.
— Первое, что она мне заявила после суда, было: "Молодец, девочка, взнуздала жеребчика!" — хмыкнул Правитель. — Ирмут прав, мальчишка произвел на нее впечатление. Но она мудрая женщина и понимает, что парня нужно объездить.
— Жеребчик, объездить... Я и не знала, что они с мужем — конезаводчики! — Удивление от того, что отец назвал женщину мудрой, Евангелина оставила при себе.
— Ив, ты должна понять, что разумная женщина обязана хорошо знать своего мужчину и держать в узде, если сам он с этим не справляется. Ты же наоборот потакаешь ему во всем. Вспомни, как безобразно вел себя Филип на суде. А ведь ты могла бы...
— Вряд ли. Да и не хочу я его ломать. А теперь и не могу. Он знать меня не желает.
— Конечно, парень взъярился, упав ниже некуда. А что ты хотела, при его-то норове? Ничего, пройдет время, опомнится. Так что запасись терпением, любезная дочь, поменьше думай о своем драгоценном супруге и почаще заглядывай в Тренировочный зал, — Хьюго потрепал девушку по щеке и поднялся на ноги. — Да, и не забывай завтракать, обедать и ужинать. Нечего давать очередной повод сплетникам. Только сведешь на нет мои усилия своим заморенным видом. Я пустил слушок, что ты потребовала парня в мужья по моей просьбе. Дабы самым простым и законным способом спасти крестника от виселицы, — ответил на удивленный взгляд дочери.
Проведя некоторое время с Евангелиной в Тренировочном зале и убедившись, что крестник (или теперь правильнее — зять?) отменно натаскал девчонку, Правитель решил снова наведаться к Филипу.
— Не высовывался? — спросил у гвардейцев-караульных, заступивших на введенный утром новый пост у дверей Западной башни.
— Нет, ваше величество.
Хьюго вошел в пустую гостиную, прислушался — в башне стояла тишина. Ругаясь про себя, Правитель пошел наверх. Адовы гончие, как же утомила его гнусная парочка! Стоит наладить отношения с Евангелиной, паршивец-крестник непременно что-нибудь выкинет.
Хьюго остановился в замешательстве, обнаружив, что Филипа нет и в спальне. На измятой постели валялась лишь пара пустых бутылок. Не может быть, чтобы гордец вот так сразу бросился по потайным ходам к своей женушке. Через недельку-другую, его, конечно, припечет, если не рискнет пуститься во все тяжкие со служанками. Размышления Правителя нарушил всплеск, донесшийся из-за неплотно притворенной двери купальни. Хьюго не стал церемониться, с силой распахнул створку.
Филип, лицо которого было едва ли не серым, а под глазами залегли темные круги, лежал в наполненной до краев ванне и смотрел в потолок. Заслышав удар двери о стену, парень быстро протянул руку и схватил за горлышко бутылку вина, стоявшую на полу. Адингтон молча прислонился спиной к косяку, сложил руки на груди. Крестник мельком глянул на гостя и приложился к посудине.
— Что молчите, папуля? — язык у парня ворочался медленно, с трудом.
— Слов не нахожу, зятек.
— Что-то не верится, — последовал очередной глоток. — Всегда скумекаете, что сказать. Сейчас, видать, просто не хотите. Ну и ладно, молчите себе, так спокойней. Голова меньше болит. А я вот праздную, — помахал полупустой бутылкой. — Не каждый день обретаешь таких родственников. Глава Алтона, первая раскрасавица страны. Ох и жизнь у меня теперь будет... Простыни тонкого полотна, купальня с тепленькой водичкой, лучшая выпивка, молоденькие служаночки толпами и никаких обязанностей! Потому что если я из этой башенки выйду, тут же найдутся желающие бывшему Олкрофту морду набить. А я хоть и бывший, никому таких вольностей спускать не намерен. Вот так, папуля.
Хьюго выслушал, не перебивая, покачал головой, развернулся и вышел под пьяное хихиканье крестника.
— Веселись, веселись, — пробормотал Правитель, изымая из гардероба две непочатые бутыли вина и одну — юла. — Ох и тяжкое похмелье тебя ожидает!
Он тщательно проверил Западную башню на предмет наличия спрятанной выпивки, но больше запасов не обнаружил.
VI
Душевные муки Филипа сменились телесными уже на следующее утро. Накануне крестник Правителя заснул в ванной и чуть не захлебнулся. Откашлявшись и отплевавшись, выбрался из остывшей воды, прошел в комнату, клацая зубами зарылся в постель и снова уснул. Зимнее солнце тогда только начинало клониться к закату, так что следующее утро настало для страдальца затемно.
Голова зверски трещала, при малейшем движении кровать принималась тошнотворно покачиваться. Во рту было сухо и мерзко, страшно хотелось пить, но от одной мысли о том, что нужно приподняться и дотянуться до кувшина, желудок стремительно заскользил к горлу. Филип застонал и зашарил около себя в надежде нащупать бутылку, в которой остался хоть глоток. Тщетно. Сейчас бы снадобья от похмелья, которое так хорошо получается у Энджи. Энджи, ангелочек... Ангелочек, как же! Адово порождение, стерва, предательница, лгунья, мерзавка, каких не то что мало, больше во всем свете не сыскать. Его жена, ха.
Злость придала сил, парень сел, попытался зажечь свечу, но руки так тряслись, что он с проклятьем отшвырнул бесполезное огниво. Кое-как нашарил кувшин, обнаружил, что тот пуст, снова выругался и, борясь с тошнотой, наощупь поплелся в купальню. Проведя там некоторое время, вернулся в комнату и направился к гардеробу. А потом долго бессильно костерил крестного (тестя, теперь еще и тестя, адовы полчища ему в душу!), сидя на полу у открытой дверцы.
Стоявшие в карауле гвардейцы не очень удивилсь несвежему виду друга, когда тот выглянул в коридор. О замужестве Евангелины, как и положено, было объявлено и на площадях Валмера, и во дворце. Не молчали глашатаи и о нынешнем положении ее супруга.
— Хорошо, что вы здесь, — пробормотал крестник Правителя, окинув караульных мутным взором. — Позарез нужна выпивка.
— Старикан запретил, уж прости. — Филип, не слишком твердо стоявший на ногах, вцепился в косяк уже обеими руками и в очередной раз выругался. — Сказал, в медовый месяц не положено.
— Шел бы он... — последовало длинное, подробное и необычайно изобретательное описание дороги, по мере изложения которого лица караульных приобретали все более восторженно-уважительное выражение. — ...Со своим медовым месяцем.
— А твоя женушка разве не с тобой? Ей-то Старикан не указ. Пусть отправит служанку, та не посмеет ослушаться.
— Еще раз помянете принцесску, сблюю.
— О-о-о, кошечка-таки показала коготки! — не удержались гвардейцы. — Ведь сразу предупредили, а ты все ее выгораживал! — Филип застонал, не в силах закатить глаза, стрелявшие болью в голову при малейшей попытке изменить направление взгляда. — Не огорчайся, продержался ты рядом с красоткой на редкость долго. Теперь до конца жизни будет, что вспомнить.
— Ну да, особенно учитывая, что конец не за горами, — похоронно буркнул крестник Правителя.
— Э, нет, братец, так не пойдет, — караульные мигом стерли с лиц ухмылки. — Иди, спи дальше. Все наладится.
— Сейчас ночь что ли?
— Раннее утро.
— Во дворце должно быть тихо... Ребята, проводите-ка меня в казармы. В башне я свихнусь, особенно когда Старикан снова жизни учить примется. Еще, не приведи Небеса, дочку подсылать возьмется. У вас поспокойнее будет, да и повеселее.
Правитель, узнав о переселении Филипа, даже обрадовался. Парень целый год провел, общаясь исключительно со вздорной девицей, а мужчине такое не пристало. Пускай поживет среди друзей, глядишь, скорей в себя придет. Некоторое беспокойство вызывало лишь то, что Евангелина почти каждый день бывала в Тренировочном зале и отлично ладила с гвардейцами. Как бы не попыталась подкапываться к муженьку через его приятелей.
Ив была далека от подобных мыслей. Усилием воли она запретила себе думать о Филипе. Тренировки с гвардейцами помогали поддерживать и совершенствовать навыки владения мечом, а еще позволяли упражняться в общении на равных с мужчинами-воинами. Полезные умения должны пригодиться, когда в начале лета (отец почему-то поставил такой срок непременным условием) она уедет жить в свой феод. Евангелина Адингтон не будет подобно другим леди сидеть в замке, во всем полагаясь на управляющего и воинов-вассалов. Она сама станет вести дела и следить за порядком на дорогах, отведет душу за все те годы, что вынуждена была томиться в разукрашенной клетке столичного дворца.
Гвардейцы ничего не имели против общества дочки Старикана. Девушка оказалась вовсе не высокомерной избалованной особой, а уж что там произошло у них с Филипом, никого не касается. Им достаточно знать, что благодаря усилиям Евангелины друг спасся от петли. И супруга бывшего разбойника, несмотря на явную размолвку не бьется в бесконечных истериках, не ищет утешения в объятиях других мужчин и не пытается так или иначе связаться с мужем. Впрочем, последнее, возможно, и не стоит ставить ей в заслуги.
Шон с Кайлом уж точно не считали холодность девушки правильной и сперва попытались выяснить причины разлада у Филипа. Друг при упоминании Ив ругался и тянулся к бутылке, в ответ на вопросы о супруге посылал далеко и каждый раз новым путем, так что Шон иногда просто поддразнивал приятеля, ожидая услышать очередную цветистую тираду.
Кайл сумел терпеть неизвестность лишь неделю, а потом взял и подошел к Евангелине в Тренировочном зале.
— Ваше высочество... — начал он, опасаясь нарушать этикет в общественном месте.
— Кайл, перестань, — улыбнулась Ив. — Я теперь ни от кого не завишу и, будучи состоятельной леди, могу позволить себе всякие чудачества. Мы по-прежнему друзья, обращайся, как привык.
— Ну тогда извини за прямоту, — гвардеец все же увлек девушку подальше от остальных. — Что у вас произошло с Филипом?
— Ничего, ровным счетом ничего. Утешитель мне пока не нужен, — Ив лукаво улыбнулась.
— И лишенный прав, униженный мужчина тоже?
— Да что ты себе...
— Позволяю? Это не я, это ты мне позволила.
— Как ты быстро учишься, мальчик, — лицо Евангелины на миг потемнело. Дочь Правителя с досадой вспомнила, как отец выговаривал ей, что она сама распустила Филипа. Неужели старик прав, и она действительно слишком многое позволяет мужчинам, к которым питает слабость? Позже следует хорошенько это обдумать, а сейчас нужно изобразить солнечную улыбку и продолжить разговор. — Знаешь, когда-то ты мне очень нравился.
— Ив, не нужно. Я хочу поговорить серьезно.
— Серьезно? Что ж... В моих глазах унизить Филипа может только он сам. А до его прав мне никогда не было дела. Я знала, чем он промышлял десять лет, когда пришла к нему в первый раз.
— Тогда почему?..
— Потому что он не хочет меня больше знать. Или я ошибаюсь? — Кайл опустил глаза, девушка усмехнулась. — Не ошибаюсь. Так зачем донимать вопросами меня? Неужели лишь потому, что я отвечу хоть что-то, а не начну изрыгать потоки брани?
