* * *
Антон не знал, сколько он сидел бы здесь, совершенно обалдев от случившегося, — но Сергей, к счастью, опомнился раньше.
— Валим отсюда, быстро!.. — заорал он.
Антон пулей вылетел из хижины. И буквально нос к носу столкнулся с Эвертсеном — должно быть, тот спешил на шум. Времени на объяснения не осталось, так что мальчишка просто врезал ему в челюсть, да так, что парень гораздо крупнее его (во всяком случае, толще и мордастее) на ногах не устоял.
Перескочив через него, он помчался к ограде. За спиной кто-то завопил, но на перехват пока никто не бросился — Хорги лишь испуганно выглядывали из хижин. Зато впереди маячили четверо воинов — и стоявший между них Льяти. Судя по его вдохновенно поднятой руке и перекошенным лицам Хоргов, он вовсю объяснял им, как глубоко они погрязли в бездне разложения и порока. Очевидно, уловив краем уха, что в селении происходит что-то не то, он повернул голову — и расплылся в ослепительной улыбке...
В следующий миг он поудобнее перехватил лук, который держал в другой руке — и, хорошенько размахнувшись, огрел по башке ближайшего Хорга. Тот без слов ткнулся лицом в пыль — а Льяти, мгновенно развернувшись, лягнул второго в живот (Хорг тут же рухнул, сложившись пополам, точно перочинный ножик), со всей дури врезал в ухо третьему, — а потом ткнул четвертого луком в поддых. Вся расправа заняла не более пяти секунд.
* * *
— Ничего себе... — наконец выдохнул Антон, когда они остановились. Погони слышно не было, но Льяти бежал, как угорелый, и они мчались за ним, пока между ними и селением не встали два холма. — Как ты их...
— Я врасплох их застал, — сказал Льяти. Лицо его сейчас было очень серьёзным. — Иначе плохо могло быть.
— А всё равно... — Антон оперся руками в колени, стараясь успокоить бешено зашедшееся сердце. Плохо бегать по такой жаре, да ещё и по неровному... — Четверо на одного — это четверо на одного. Да ещё и с мечами, пусть и деревянными...
— У меня лук был, — возразил Льяти. — И я знал же, что этим и кончится. И думал, что делать, когда...
— Ну, это-то понять было нетрудно... — Андрей помотал головой. — Делать-то что будем?
— Да всё то же — к западным горам идти, — удивился Льяти. — Только теперь придётся кружным путем и быстро-быстро-быстро. Хорги-то за нами не погонятся, кишка у них тонка, но вот гонцов к Хорунам наверняка уже послали, а уж те из кожи вон вылезут, чтобы вас к себе заполучить. Они ваших — ну, Волков — аж до судорог не любят. С тех пор, как они их сюда, в этот вот лес выгнали.
— Веселёнькая перспектива... — Сергей покрутил в руке отобранный у Сабины нож. — Отличная вещь. Жаль, такой дуре досталась. Ну что — пошли тогда...
Глава пятнадцатая:
однажды, много лет назад...
Гори, наша радость,
Гори, не сгорая,
Напевом откликнись вдали.
Цвети, наша песня,
От края до края -
Песня советской земли!
Для нас зеленеют
Весенние нивы,
И вишни для нас расцвели.
Мы дети свободной,
Мы дети счастливой,
Нашей, Советской земли!
Для нас самолёты
Летают за тучи,
И в море плывут корабли.
Мы дети счастливой,
Мы дети могучей,
Нашей, Советской земли!
Музыка: Борис Шехтер. Слова: Алексей Сурков.
Димке было скучно. По-настоящему скучно, до зевоты, как не было ещё никогда в жизни. Впрочем и строгий постельный режим ему не прописывали — ничем хуже обычной кори и простуды он до сих пор не болел. И нафиг его не пошлёшь, что самое смешное — чувствовал себя он и в самом деле скверно. Голова до сих пор нудно и надоедливо болела, бросало то в жар, то в холод, а стоило хотя бы подняться, как волной накатывала противная тошная слабость. Неудивительно, что он на стенку готов был полезть. И не сделаешь ведь ничего — только лежи, как бревно, да пей противные отвары, от которых мозги становятся совсем уже дубовыми. И что самое гадкое, никто, даже "Ольга Петровна", заведующая у Волков госпиталем, высокая и до ужаса строгая девчонка, не могла ему сказать, сколько всё это продлится. Может неделю, может две, а может и весь месяц. А начнешь дёргаться — и вовсе не поправишься, станешь дураком до конца дней...
В дурака Димка всё же не вполне верил — насколько он знал, ничего такого при сотрясении мозга не случалось — но всё равно каждый раз становилось страшновато. Мало ли что может случиться здесь, где нет ни рентгена, ни настоящих лекарств... Да и "Ольга Петровна" не жалела черных красок в описании того, что с ним станет, если он не будет "соблюдать покой" — и речь у него отнимется, и ноги, и даже самые мозги... Так что оставалось лишь лежать на набитом травой тюфяке и плевать в потолок. В переносном, разумеется, смысле. Устроили-то его по здешним меркам просто лучше некуда — госпиталь у Волков помещался на третьей платформе Столицы, выше была лишь сторожевая вышка, да резиденция самой "Аллы Сергеевны", так что вид отсюда открывался отличный. Замечательный можно сказать вид — на сине-зелёную гладь Моря Птиц, лесистые острова и изогнутый дугой холмистый берег — только вот и он не радовал. Не радовала и еда, хотя кормили его буквально на убой — но вполне больничной кашей без масла и соли. Могучий дух копчёной рыбы пропитал, казалось, всю Столицу, и от каши Димка добавочно бесился. Но "Ольга Петровна" категорично заявляла, что соленое ему нельзя, от него вырастет "внутричерепное давление" и вообще придёт пиндык.
Димке страшно хотелось послать её нафиг и нажраться рыбы просто в знак протеста — но какое там "нажраться", когда даже на горшок в его состоянии сходить — уже подвиг, вот стыдоба-то... Да и девчонки от него не отходили почти круглые сутки. Особенно конечно Машка — она, можно сказать, поселилась в больнице, поправляла подушки, меняла повязки на раненом боку — и, дай ей Димка волю, кормила бы кашей с ложечки. В другой обстановке он бы пах и цвел, прося тоном умирающего лебедя и того, и другого, и десятого — но сейчас ему было по-настоящему плохо, и даже внимание девчонки раздражало. Пару раз Димка даже наорал на неё. Машка, конечно, надулась и обиделась, но ухаживать за ним не перестала, и теперь мальчишку терзал стыд. Уж Машка-то такого ничем не заслужила, но и извиниться он тоже почему-то не мог и оттого мучился ещё больше. Да и раненый бок не давал забыть о себе. Стрела лишь скользнула по ребрам, разорвав кожу, но потом Крых приложился к ране пылающей головнёй, да и грубо наложенный шов тоже не пошел ей на пользу. То есть, наверное, пошёл, но болело сильно. Не так противно и нудно, как болела голова, но всё равно... Машка регулярно перебинтовывала рану, накладывая какую-то мазь, но боль вскоре возвращалась и поделать с этим ничего было нельзя, только терпеть. Хорошо ещё, что никакого воспаления и заражения крови не случилось — то ли помогла мазь, то ли его крепкий молодой организм оказался не по зубам здешней заразе, да и прививки от столбняка ему в детстве всё же делали...
Димка вздохнул и всё же сел, осматриваясь. Разместили его почти по-царски — в отдельной, пусть и небольшой палате со стенами из циновок, сплетённых из длинных, похожих на ремни листьев "острого дерева", в изобилии растущего на острове Волков. Причем циновки не просто свисали с потолка, а были растянуты на крепких верёвках, так что пройти сквозь них без ножа не получилось бы. Такие же циновки играли тут роль сразу и дверей, и штор — их задвигали во время частых здесь грозовых бурь, защищая Столицу от ливня и града. Они же покрывали и бревенчатые, засыпанные песком полы, делая комнату похожей на громадный кузов для грибов, какой был у Димки дома...
Подумав о доме, мальчишка вновь вздохнул. Домой ему очень хотелось, чего уж там, но сейчас он, увы, ничего не мог для этого сделать, отчего ощущал себя едва ли не предателем. Борьке и Юрке было не легче, хотя Борька лежал в соседней "палате" с разбитой головой, а Юрка шкандыбал на самодельных костылях, словно настоящий инвалид войны — пробитая стрелой нога заживала небыстро. На самом-то деле шел всего третий день с того памятного боя, но по земному счету это было уже добрых дней пять, почти неделя. Нет, лучше Димке становилось, но слишком уж неспешно. Похоже, что он проваляется тут ещё добрых недели две, как свинья, в то время как другие ребята...
Нет, думать об этом совершенно не годилось — сделать-то он ничего не мог, даже при желании, а постоянно травить себя мыслями как они и что с ними, явно не стоило. Так и в самом деле превратишься... ну, не в дурака, но в записного неврастеника — точно.
Ещё раз вздохнув, мальчишка сполз с тюфяка и подобрался к ограждавшим платформу крепким перилам. Внизу было весело и шумно — Волки ткали новый парус для "Смелого". Ткацкий станок для этого им потребовался бы больше органа, так что поступили они проще — от выступавших из верхней платформы Столицы балок до земли была натянута хитроумная сеть из верёвок, по которой, словно пауки, ползали ткачи. Роль челнока играло цельное бревно — пусть выдолбленное изнутри и снабженное плетёными ручками, но работа всё равно получалась нелегкой. Ещё несколько мальчишек ползали вдоль полотна по веревочным лестницам, с помощью каких-то штуковин уплотняя сотканный материал, или стояли на земле у ворота, тоже сделанного из цельного бревна, на которое то полотно наматывалось. Чтобы как-то разнообразить скучное мероприятие, ребята пели.
Когда над нами день встаёт,
Плечом раздвинув дали,
Мы солнце доброе своё
Друзьям по-братски дарим.
Гори, гори, весёлая заря,
Пой песню, свежий ветер!
Быстрей, быстрей кружись, Земля,
Цвети на радость детям.
Когда мы с песней — мир светлей,
И звонче наше счастье.
Сердца и двери для друзей -
У нас открыты настежь...
Песня была незнакомая, пели её весело и дружно, и Димка заслушался. И невольно вздрогнул, когда за заменявшей дверь циновкой кто-то вежливо покашлял.
— Входи, входи, — предложил он, забравшись обратно в постель и накрывшись одеялом — ничего, кроме трусов, на нём сейчас не было...
Циновка сдвинулась в сторону — она не откидывалась, а скользила на натянутых у потолка и пола верёвках — и внутрь вошел Антон Паланов. Отчества его Димка не знал, да особо в нём и не нуждался. Этот, здешний Антон был "верховным визирем" при самой "Алле Сергеевне", то есть по сути её заместителем и "вторым человеком в государстве". Он был где-то на год старше Димки — то есть, ему было уже лет пятнадцать, — но высокий даже для своих лет, ладный и крепкий. Сложение его нельзя было назвать атлетическим, но сложен он был великолепно и всем своим видом показывал, что знает себе цену. Кожа его отливала молочной белизной, резко выделяясь на фоне черных волос и карих глаз — очень необычное сочетание, чем-то напоминающее Льяти. Широкое лицо с высокими скулами и большим чувственным ртом было бледно, с плосковатым носом — симпатичное, но вовсе не лицо красавца. Его необычайно меняла улыбка, открывавшая ряд белоснежных зубов. В общем, Димка не видел ничего необычного в том, что "Алла Сергеевна" всячески ему благоволила — выглядел Антон как дар свыше всему женскому роду. Двигался он энергично, но не резко — скользил в воздухе, словно рыба в воде. Когда Димка с ним заговаривал, он поначалу складывал руки на груди и смотрел на него с серьёзным и деловым выражением лица, словно настоящий Большой Начальник. Сейчас, правда, эта придурь у него уже в значительной степени прошла.
— Как ты тут? — спросил Антон, садясь на плетёный, набитый травой пуфик, которые в изобилии валялись по всей Столице. Одет он был лишь в невероятно заношенные, утратившие всякий цвет шорты, перетянутые таким же облезлым кожаным ремнем. На нем, правда, висели ножны с настоящей финкой — не только полезный инструмент, но и знак статуса, потому что настоящих стальных ножей у Волков осталось всего несколько штук, — и истертая кожаная сумочка. Вначале Димка принял её за патронный подсумок, какие он видел у солдат в кино, но Антон сказал, что это всего лишь сумочка для документов, модная на его родине...
— Нормально, — соврал Димка, подтыкая подушку повыше. Принимать гостя лежа в постели ему было неловко — но хоть какое-то развлечение, а то Машка опять куда-то смылась и до обеда ещё далеко, да и что тот обед — одно название...
— Башка болит? — спросил Антон.
— Болит, — буркнул Димка. Врать в таких очевидных вещах он совсем не видел смысла.
— Ничего, поболит и пройдёт, — оптимистично предположил Антон. — Когда меня в том бою по башке треснули, я вообще с месяц провалялся, думал, сдохну нафиг... Но оклемался, как ты видишь.
— Игорь как? — спросил Димка. Сочувствие, даже в такой замаскированной форме, его сейчас злило.
— Да так же, как и ты, — вздохнул Антон. За странноватую внешность его тут прозвали Метисом — он в принципе не обижался, благо, разных Антонов тут было целых семь. — Лежит, бесится... Ну да ему не в первый раз уже.
Димка вновь вздохнул. Он уже знал, что именно Метис командовал Волками даже не в сражении, а в настоящей войне, когда ребята выгнали Хорунов с морского побережья в леса, несколько раз был ранен — а один раз так даже и убит, и потом несколько недель пробирался к своим. Слушать про такое ему до сих пор было странно — и становилось почему-то невероятно обидно за свой родной мир, в котором люди умирают навсегда...
— А Морские Воришки как? — посетителей в свою вотчину "Ольга Петровна" не пускала и новости доходили сюда, наверх, как-то трудно.
— Да как обычно, — Метис пожал плечами. — Рабов их бывших в племя приняли, бедняков — ну, тех своих, кому в их племени хреново жилось, тоже. Этих, понятно, с испытательным сроком. Остальных на Остров Мертвой Головы отправили. С голоду они там не сдохнут, а там посмотрим...
— А что ж вы раньше с ними не разобрались? — спросил Димка. — Вы же в любое время могли...
— А скучно тут, — Метис прямо взглянул на него. Лицо у него в этот миг было хмурое. — Вот проживёшь тут с моё — начнёшь ценить врагов больше друзей...
— Там же ребята в рабстве мучились, — с чувством сказал Димка. — Гады вы...
— Ну, гады, — легко согласился Метис. — Но раньше-то все разговоры были о том, что Морские Воришки сейчас делают, да что могут сделать — а теперь тут, брат, будет снова ску-у-у-учно. А это, поверь мне, вовсе не к добру. Как раз от скуки в головах начинают бродить всякие дурные мысли, начинает хотеться странного и в принципе ненужного...
— А домой попробовать вернуться? — спросил Димка. — Победить Хозяев, найти эту Драконову Флейту, понять, что это за мир, наконец?
— Так мы же пробовали, — Метис опять пожал плечами. — Чего мы только тут не пробовали... А толку?
— Плохо пробовали, значит, — Димка поёрзал в постели. Мысль о том, что даже ребята из будущего за эти тридцать лет ничего тут не добились, мягко говоря, не вдохновляла. — Про Флейту вот например не узнали, хотя Певцы у вас прямо под боком живут.
