— Все? — спросил Свест
— Здесь все, но меня заинтересовала еще одна вкладка. Она написана очень крупно. Так вот там сказано, что новые приемники старых жрецов убедили тех уйти на покой и доказали, что они смогут справиться лучше и оставили им роль советчиков. И вот теперь новое жречество повелевает считать основным языком племени Агэра молодежный неслышимый в полной мере вечнобледнолицыми и старшими язык, рожденный в священном Цатри. Но не забывать языка предков, дабы воздать им дань уважения. Но отныне именно на цатриильском следует заполнять все письмена. И было повеление все тайные жреческие книги, которые еще не переведены на молодой язык, перевести. Кроме тех, что историю раскрывали недостойную племени Агори. А все старые письмена велено заложить в два специально заготовленных лара и повелевает жрец запечатать те сундуки и не вскрывать пять тысяч лет.
— За что ж они так на предков обиделись? — не понял Свест.
— Может жрецам какое видение было? — предположил Вир.
— Или просто не хотели помнить, что объекты их охоты имеют общего предка с ними, — не удержался от комментария и я.
— Копия вот этого последнего листа сохранилась в тайных жреческих записях в переводе, — сообщил Аркетт, — там только было указано не "через пять тысяч лет", а дата в используемом жрецами по сей день годоисчислении. Вот она и настала примерно шестьсот лет назад. Открыли — а понять ничего нельзя. Язык вроде похож на аллиольские, но относительно похож. Не читается. Кто-то тогда основательно порылся, но только зазря листы перепутал. Потом один сундук потеряли.
— Это специально так не сделаешь, — заметил Ней, — будто через один или через два на третий разложили. Ни одного куска целого не было. А у древних была такая странная привычка — они в начале текста писали слова полностью. А ближе к концу сокращали и слова и даже целые ранее встречавшиеся фразы. Заменяли их значками, которые помечали над первым упоминанием. И сколько же над этим бились...
— Ней ты, кстати, — продолжил жрец, — напиши числительные по порядку листов, где последний определился. Разрешаю эту запись. Да, только немногим меньше ста лет назад Николон подобрал ключ и перевел основные слова. Затем продолжил работу. По сути всех, кто сейчас владеет мертвым языком обучил именно он. И только сейчас удалось это начать читать. Дальше Ней, будем читать и переводить только вместе. Я все заберу в жреческую часть. Тебе на какое-то время дадут право доступа. Но думаю, ты понимаешь, что если обнаружится, что какие-то тайные листы или древние заклинания сюда все же попали — тебе больше нельзя будет их видеть. А вообще отдохнул бы от этого — ты хорошо поработал. Интенсивно как никогда. Видно дорвался. Поэтому видя твой интерес не зря тебе дозволили часть листов взять в зимовку.
— Да, я даже и не против, что ты забираешь это обратно, жрец, — не возражал Нияст, — глаза уже, чувствую, перенапряглись, ноют иногда, а сейчас восстанавливаться сложно. Да и то, что мне казалось интересней я уже раскрыл. Конечно, можно еще что-то уточнить, но я может и до лета дотерплю. Благодарю за оказанное доверие, жрец.
— Как хочешь, но, возможно, мы еще привлечем тебя и зимой. Если понадобятся консультации. Ты чувствуешь этот язык лучше меня, а я не худший его знаток.
— Буду польщен, — поклонился Ней.
Свест, пока они выясняли животрепещущий вопрос кто и как дальше будет работать над письменами стрелял глазами на Виреска и меня. Потом подошел ко мне и шепнул на ухо:
— Уведи своего нового приятеля отсюда побыстрей. А то меня напрягает эта официальность. Да и я не хочу, чтобы Аркетт сразу ушел.
— Ладно, Свест, я понял.
Он отошел. Я покорно придвинулся к Виру и невинно спросил:
— Уже уходите?
— Да вроде как закончено. Интересная история, не находишь?
— Более чем. Я, кстати, предлагал тебе ко мне зайти. Может сейчас тебя отпустят?
— Сейчас выясню.
Виреск дождался момента, когда ему удалось поймать взгляд Аркетта и сделал ему какой-то знак. Жрец дотронулся пальцами до лба и кивнул, а потом еще и мизинцем указал в пол и кивнул еще раз.
— Идем, — сказал мне Вир, — далеко?
— Да нет, — соседняя.
Попрощавшись мы перебрались в мою пещеру.
— У тебя тоже довольно просторно, — заметил Вир, присаживаясь за стол.
— Да, не пожалуешься. А ты помнишь как мы раньше зимовали?
— Еще б. Как фрукты на сушку разложенные по полочкам. Лишний раз пройтись некуда. Дым глаза ест. И при этом еще и прохладненько — в летней повязке, как здесь, ходить не будешь.
— А помнишь как для спокойствия что-то в костер жрец подбрасывал?
— Да, не забылось... Хотя смиалоэтских жрецов мне сейчас как-то и называть так неловко. Надо другое слово подбирать.
— Начинаем сочинять собственный язык?
— Нам бы остальные выучить. Ты не пробовал?
— Ты ж про меня все знаешь... Сейчас этарик учу.
— Я байтак чуть освоил. По необходимости. Из этого племени среди храмовых аж трое человек. Надо хоть с кем-то, кроме нелюдей, порой поговорить. На смиати говорят только четверо аллиолов, один из них ты. Другие — один дикий, другой много меня старше и из храмовых ушел. А вот шереви — он для меня сложный. Хотя его носители тут тоже есть. А ты чего удумал именно этарик?
— Да я в свое время много болтался на территории Эттов и так, несколько слов понимал, потом из всех аллиолов я говорил только с Мирчем, он Этт. А впрочем мне было почти все равно.
— Да, твои приятели тебя по любому поймут, — согласился Вир и заговорил на другую тему, — представь, если был бы ты еще там, у Смиалоэтов — тебя наверняка призвали бы в войска весной.
— Не наверняка, а точно, — подтвердил я, — а ты же вроде тоже, судя по имени, из потомков гвардейцев?
— Ну да. Конечно, я регулярно выходил в охранные на границу, но сейчас-то, насколько я знаю, пограничные гвардейцы домой не регулярно попадают.
— В это лето вообще события развиваются стремительно там, у нас.
— Да, предполагают, что и холод не остудит — со следующего года все по новой.
— Помнится, Свест с Неем это обсуждали. Что-то такое они говорили... А, вроде Смиалоэты объединяются с Моаи против Эттов.
— Да, я тоже слышал. Вспоминаю своих бывших сослуживцев и невольно хочется им помочь, — вздохнул Виреск, — А вампиры скорей будут на стороне Эттов. Если вообще будут определяться.
— Знаешь как только я сюда попал, мне в первую очередь предлагали определиться кто мне свои... и я согласился с тем, что я все-таки Агори и могу быть только на их стороне, что бы они ни решили, — произнес я то, что стало для меня в свое время истиной.
— Так то оно так, но все равно свербит, — немного с сожалением посмотрел на меня Вир, но потом улыбнулся, — одно радует — нам с тобой по любому не воевать и своих не бить.
— Я тут как-то врезал одному... — вспомнилось мне.
— То есть? Уже после местной инициации? — в глазах Виреска заблестели искорки.
— Да, когда Свест меня на охоту брал. Знаешь, было такое?
— Да, конечно.
— Так бывший приятель накинулся на меня со спины... Я даже не понял как отбиваясь сбил его кулаком.
— Мои познания о тебе расширены, — закачал головой Вир, — от тебя оказывается не только вампирам житья нет.
— Кому от меня житья нет? — не совсем дружелюбно спросил я.
— Неужели ни разу ни Свест ни Нияст не вздрогнули при твоем резвом приближении?
— Да ладно тебе. Они несоизмеримо сильней. Хотя ты прав, — вспомнил я, — что-то такое припоминаю.
— Ты почти местная легенда.
— Как-то само собой получилось.
— И в поединках тебе не было равных среди аллиолов. Не знаю, может ты не в курсе, но мы обычно состязаемся только между собой.
— Просто меня многие наэрлы очень хорошо знают, вот и задирали. Но они же со мной не всерьез.
— Не нарывайся на комплимент. Стоило одному это правило нарушить...
Он сказал это так, что я невольно рассмеялся.
— Ты, кстати водичкой тепленькой меня напоить не хочешь? — напомнил о правилах гостеприимства Виреск.
— Забыл совсем. А может не водички?
— Они тебя еще и спаивают... Ладно давай понемногу. Но ты в курсе, что можешь от излишних возлияний заболеть?
— С местными-то лекарями? Не боюсь.
Я разлил в чаши вино и поставил их на стол. Он взяв свою, едва пригубил. Я тоже из солидарности не стал опрокидывать чашу целиком.
— А впрочем, — отметил Вир, — если бы они заметили, что ты не можешь пить наравне — они бы притормозили тебя. Тебе тут столько персонального внимания. В конце концов гвардейцы тоже зашибают порой немало, а спиваются единицы.
— Чуть не успел я в гвардию попасть, — заметил я.
— Не жалей. Там отношения очень жесткие для молодых. Это потом, когда обучение пройдешь все неплохо, а первые годы вешаться бывает, хочется.
— Да, наслышан был немного. Но вот чтобы таким способом увильнуть даже и предположить не мог.
— Тогда много чего сложно было представить. Я, например, в принципе знал, что вампиры говорящие, но когда серый жрец заговорил со мной в лесу на смиати был в шоке.
— А меня разобрало любопытство. Именно поэтому я не ушел от искалеченного Нея.
— А я еще, помнится, испугался, что меня за саму эту беседу еще взгреют. Потом только дошло, что даже для этого мне надо ухитриться вернуться к своим.
— А ты представляешь, я вообще почти забыл, что с нелюдями не следует говорить. Будто выпало из памяти. Мне еще Ней тогда напомнил и предложил спрятаться.
— Бывает. Когда-то я слышал за это так карали, что сейчас эти случаи абсолютно редки. Вот и нечего вспомнить. А эти все нравоучения жреца воспринимаются слишком абстрактно. Это тут жрец душу вынет если надо.
— Да может и не только жрец.
— Ну что? Давай наливай еще и приглашаю к себе. Сегодня можно.
В этот раз Виреск сам выпил чашу залпом. Я последовал его примеру.
— От только бы никто из жрецов не столкнулся со мной в этом состоянии, — прошептал Вир, — храмовый должен быть всегда в форме.
— Тогда может пока не пойдем? — предложил я.
— А потом может не сложиться. У тебя сок есть?
— Вон там бери любой.
— Спасибо.
Так или иначе, но вниз, в сторону жреческих келий мы пошли. По пути я обратил внимание на информационную дощечку — был еще вечер. Когда мы уже проникли на территорию жрецов Вир произнес:
— Пойдем в воде освежимся? Это недалеко.
Я лишь пожал плечами — почему нет?
Не дойдя до своей комнаты Виреск свернул правее, там он зажег факел и мы добирались по узкому идущему вниз коридору, до относительно небольшой пещерки. В глубине ее действительно сверкало озеро. Маленькое, примерно шагов десять на пять. Вир тут же скинул с себя одежду и погрузился в него. Я же сначала дотронулся до воды. Пожалуй она была даже теплее, чем дворцовое уличное озеро в погожий летний день. Причем именно большое. Я поступил также как и мой спутник. Какое это блаженство оказаться в объятиях воды именно сейчас, зимой! И пусть нет над головой солнышка, а свет дают разожженные факелы.
— Хорррошо! — протянул Вир.
— Да, здорово! — поддержал его я, — а если жрецы придут?
— Присоединятся или велят уйти, но сейчас вряд ли. Они обычно приходят утром или днем.
Наплававшись вволю, насколько это позволяли размеры водоема, мы выбрались наружу.
— Оно глубокое? — поинтересовался я.
— Да вроде говорят посередине два человеческих роста, не больше, — ответил Вир, — и протянул мне накидку, которую откуда-то сверху сдернул, другую такую же накинул на себя.
Немного обсохнув мы направились к нему.
— Есть хочешь? — поинтересовался он.
— Да нет, — отказался я.
— А я хочу.
Он исчез в примыкающем помещении и принес оттуда небольшой горшок. Но не стал есть, а поставил его на очаг. Немного подождав он подхватил его и выложил из него в плошку рыбу и земляные тареры. До этого я не знал, что последние съедобны. Я привык, что они жесткие и безвкусные. Я так и сказал. Он предложил попробовать. Оказалось вкусно — хоть внешне тареры выглядели как обычно, но прогретые они стали мягкими и нежными. Еду мы запивали принесенным им же терерским соком.
— Ты что — готовить научился? — спросил я.
— Нет, это помощники жрецов стараются. Они все по рецепту смешивают, прогревают, потом студят. Остается только разогреть.
— Я думал они готовят только для жрецов.
— Нет, а ты сам, что раньше не ел? — произнес Вир и напомнил, — тебя что, первое время жрец не подкармливал?
— Точно, было.
— Ну вот и меня подкармливают. Тут специальное помещение есть, где готовят. Так вот всегда кто-нибудь из младших жрецов колдует над тем, чтобы там было, что взять. Правда, я каждый день не беру. Иногда хочется чего-нибудь попроще пожевать.
— Да, каждый день не интересно, — согласился я, — привычного хочется. А так бывает нас всякой сложноприготовленной едой Свест развлекает.
— Я слышал Свест парень довольно жесткий, не зря в вожди выбился, и про тебя многое знаю, — произнес Вир, — и как вы с ним только ладите?
— Как когда... — честно признался я.
— Не боишься, что как-нибудь он поступит с тобой не лучшим образом?
— Я его не боюсь и за себя тоже.
— Ты будто себя и не ценишь.
— Тебе осталось сказать только, что я игрушка для вампиров и ты мне напомнишь другого моего соплеменника.
— Ну эту общность взглядов можно понять.
Он лениво встал и пересел на циновки. Я последовал его примеру.
— Нет, здесь хорошо, — вновь заговорил Вир, — думаю, живем сравнимо со смиалоэтскими жрецами.
— Чем вы здесь живете-то — спросил я, — я имею в виду занимаетесь?
— Сейчас? Больше отдыхаем. Иногда жрецы собираются с нами в здешнем зале, кидают чего-то в камин и мне иногда кажется, что я рядом со своей женой.
— Интересно она в этот момент тебя не вспоминает?
— Да ладно, с чего? Это же просто глюк. Но здорово. Жаль я никогда не вижу Малис.
— А ты ведь не просто ее поддерживал? — решив не рассказывать про письмо Ирлиинн без обиняков спросил я.
— Ну, да... Брат оставил ее и ушел в другое поселение. Жрец дал ему на это разрешение. А она осталась жить рядом. Моя ни о чем не догадывалась. Да если бы и догадалась вида бы не подала, думаю. Хотя я обеих любил, но по-разному. Впрочем, рановато б тебе все это рассказывать.
— Да, брось. У геттам еще не то услышишь. Забыл? Без имен правда. Они это блюдут.
— Дааа, — потянул Виреск и продолжил, — Иногда бывали моменты когда я хотел оставить Малис ради Амики. Набегали сомнения, может и не любит она меня вовсе? Просто нужна моя помощь? А она опять заболевала и помаявшись я снова спешил под любым предлогом или украдкой к ней. Однажды шел со службы, под хмельком и встретил в соседнем поселке совсем молодую девчонку и зачем-то начал ей втирать про свои проблемы. Все допытывался как она считает, любит меня моя незаконная подруга так, как говорит или лишь использует и что мне делать заодно пытался выяснить, хотел узнать, с кем лучше остаться, да еще и сетовал, что любовница так больна, что сердце разрывается. А с Амикой мы ведь прожили столько времени и неплохо да и именно с ней я заключил союз. Малыш опять-таки... На пьяную голову я даже не понимал, что не нужны мои откровения этой девочке да и что она могла бы сказать? Хорошо хоть не приняла это за домогательства. На помощь не позвала.