Мальчишка мотнул головой... и наваждение исчезло. Всё было так же, как прежде... но в то же время иначе, только вот как — он никак не мог представить...
Он замер, пытаясь понять... и тут услышал странный скрип — словно снаружи что-то царапалось или скреблось в дверь. Звук был тихим, но очень отчётливым — на сей раз, ему явно не казалось. Он даже дёрнулся к двери — казалось, что за ней скребется забытая всеми собака — но Вальфрид вдруг крепко схватил его за руку. Взгляд у него по-прежнему был странно напряженный, и Антон вновь замер, глядя в его расширенные в полумраке глаза. Звук слышался снова и снова, упорный и бессмысленный, как журчание воды или скрип веток на ветру.
— Что... — наконец спросил Андрей.
— Ничего, — словно по приказу, звук стих. Они стояли, вслушиваясь в тишину, но снаружи царило молчание...
— И что дальше? — наконец спросил Сергей. Реальность вновь словно моргнула, и только что бывшее вдруг показалось Антону дурным сном...
— Проходите давайте, — Вальфрид пошёл к дальней двери.
Антон двинулся за ним. Взгляд его упал в открытый длинный ящик наверху штабеля — в нём тускло блестели какие-то массивные стальные детали, и вдруг он понял, что видит крупнокалиберный пулёмет. Разобранный, без станка, но вполне узнаваемый. Мальчишка невольно передернул плечами. Другие ящики имели тот же вид и в них наверняка тоже хранилось оружие. Целый арсенал...
— Это всё равно здесь не поможет, — сказал Вальфрид, даже не оборачиваясь, и, толкнув дверь, вновь нырнул в темноту, в которой, правда, тут же вспыхнул яркий жёлтый свет. Сергей и Андрюха вошли вслед за ним. Антон захотел всё же заглянуть в ящики — но одному ему стало тут неуютно...
Войдя вслед за Андрюхой, он снова удивлённо замер. В этой комнате жили, и жили неплохо — казалось, он попал в самую обычную гостиную, с ковром на полу и люстрой в виде скруглённого по углам треугольника. Слева от входа стоял платяной шкаф, справа — большой холодильник. За ним — длинный, роскошный диван. Напротив, у дальней стены — застекленный книжный шкаф-стеллаж, у стены слева — второй. В угол между ними втиснуто кресло с журнальным столиком. Ещё один стол с парой стульев — простой, кухонного вида — в центре комнаты. Уют портило только отсутствие окна.
Облегченно выдохнув, Сергей бросил на диван лук и начал раздеваться. Антон удивлённо смотрел на него — здесь конечно было теплее, чем на улице, но точно не жарко. Серый однако перехватил его удивлённый взгляд.
— А ты что — купаться не будешь?
— А тут ванная есть? — глупо спросил Антон.
Вальфрид усмехнулся.
— Конечно. А от вас воняет, как от дохлых свиней.
Антон захотел возмутиться... но от них и впрямь воняло, и он не видел смысла с этим спорить...
* * *
Вторая дверь и в самом деле вела в ванную — огромную, роскошную, выложенную по стенам глянцевой коричневой плиткой, с темными деревянными полками для всяких мелочей, которые имелись тут в избытке...
Едва заглянув в эту дверь, мальчишка удивлённо замер — здесь, на заброшенном заводе (или что это?) он совсем не ожидал такого. Серый с Андрюхой уже лезли в ванну — а он всё не мог пошевелиться...
— Ты разве купаться не будешь? — Вальфрид заглянул в дверь, насмешливо глядя на него.
— После ребят, — правду говоря, мальчишка страшно хотел вымыться... но всё же не настолько, чтобы остаться тут совсем уж беззащитным. Пусть даже в Вальфриде и не было ничего... угрожающего. Видно было, что он давно уже не общался с людьми, даже голос его звучал хрипловато и как-то неуверенно, словно он отвык им пользоваться... — Что это было? — спросил он, вернувшись в коридор.
— Что? — Вальфрид повернулся к нему и замер в неловкой позе. Он тоже снял куртку, и на его спине косо, от бока до лопатки, алел свежий, неровный, нехорошо заживший шрам...
— Туман.
— А, это... — немец повернулся и сел на ящики. Лицо у него сразу стало ничего не выражающее, сонное. — Я не знаю. Сам по себе он безвредный — ну, если не считать того, что в нём можно заблудиться. Но в нём есть... твари.
— Что?.. — Антон невольно дёрнулся и посмотрел на дверь. Как по заказу, из-за неё вновь донесся мерзкий скрип — словно кто-то скреб по стали когтями. Огромными когтями.
— Твари, существа — называй, как хочешь. Но не звери, не животные — потому что таких зверей не бывает. Иногда мне кажется...
— Что? — спросил мальчишка, чтобы прервать опасно затянувшееся молчание. За дверью ванной шумела вода — и даже этот тихий звук казался здесь непереносимым.
— Что они возникают из тумана. Сгущаются. Я даже не уверен, что видел хоть одного из... них целиком. И...
— Что? — разговор шёл какой-то нехороший, но Антон пока не мог понять, почему... — Они вообще... живые?
— Не знаю. Вряд ли. Их можно убить... но потом оно просто распадётся, поимитировав перед этим труп, и соберётся в другом месте.
Антона перёдернуло. Он никогда не боялся чертовщины... но он видел туман. И (да прекратится ли вообще этот мерзостный скрип?) он... он верил Вальфриду.
— Ну и что нам тут делать? — уныло спросил он.
— Мыться. Жрать. Спать, — немец усмехнулся. — Туман всё равно не уйдёт до утра.
— А... — начал Антон.
— От тебя воняет, русский, — Вальфрид поморщился. — А я не намерен разговаривать со свиньёй.
В другой ситуации мальчишка наверняка бы взбесился и полез бы в драку, не считая шансов... но сейчас он понимал, что в самом деле грязный, как свинья... да и просто слишком устал, чтобы со всем этим спорить. Продолжать разговор правда резко расхотелось, и, плюнув на стыд, он пошёл в ванную к ребятам.
* * *
В ванной оказалось... весело. Антон радостно намылился, забыв о том, что кожа кое-где сошла до мяса... и очень скоро почувствовал себя, как Джордано Бруно на костре. Жгло так, что он едва удержался от того, чтобы заорать дурным голосом. Хотя почти сразу же боль начала стихать, ожидаемой радости купание ему не доставило, скорее, совсем наоборот. Но после него он почувствовал себя уже вполне человеком. Одежда, правда, выглядела так, что надеть её мальчишка не решился бы даже под страхом расстрела — но у Вальфрида к счастью среди прочего барахла нашлась и запасная одежда, которой хватило на всех троих. Антону досталось что-то вроде темно-синего, с красными полосками, спортивного костюма — слишком большого для него, но дареному коню, как известно...
Когда они привели себя в порядок, Вальфрид пригласил их к столу. Правда, никакой консервированной колбасы или там сардин, которые жрут фашисты в книжках, там не оказалось. Мальчишек ждала родная "красная рыба" — то бишь, рыбные тефтели в томатном соусе. Сама банка, судя по надписи на этикетке, была выпущена Усть-Манским рыбоконсервным заводом в 1974 году — то есть через два года в будущем. Антон постарался вспомнить, есть ли в его СССР Усть-Манск или хотя бы река с названием Ман, но так и не смог. Вальфрид, конечно, перехватил его удивлённый взгляд.
— Ты что, "Колы" ждал? — насмешливо спросил он.
— А что это за "Кола"?
— "Кола" — это тонизирующий шоколад, тоже в банках, — ответил вместо него Сергей. — Мне отец рассказывал, что пилотам и разведчикам такой выдавали на фронте.
— А, — от шоколада Антон сейчас не отказался бы. — Просто на год посмотрите — 74-й. А у нас сейчас 72-й. Поняли?
— Поняли, чего тут не понять? — буркнул Андрей. — Откуда это?
— Они там, у двери лежали, — коротко ответил Вальфрид. — А что, вы, выходит, из нашего СССР? Где пакт Молотова-Риббентропа был и всякое такое?
— Выходит так, — буркнул Сергей. Было видно, что и он сейчас не слишком-то рвётся развивать тему. — Есть давайте...
"Красная рыба" с чаем и без хлеба точно не была тем, что обрадовало бы мальчишек дома, но после той дряни, которую им приходилось есть по дороге, и она показалась им деликатесом. Они все наелись до упора — ну а потом, понятно, ни о каком разговоре не могло быть и речи. Оставалось только завалиться спать.
* * *
...на них налетел ещё один порыв влажного, жаркого ветра, и Антон невольно посмотрел на небо. Похоже, что солнце садилось — плывшие, казалось, над самыми крышами туманные, растрёпанные тучи сочились каким-то болезненным желтовато-коричневым светом, и он, несмотря на жару, невольно поёжился. Потом впереди что-то плеснуло, и его взгляд торопливо скользнул вниз.
Окружённый желтыми трехэтажными домами двор тут пересекал неглубокий овраг, перекрытый баррикадой из земли, деревьев и строительного мусора. За ней виднелось заросшее такими же низкими, корявыми деревьями болото. Над темной, разделенной кочками водой лениво стлался пар — и там что-то двигалось, уже давно...
Теперь он уже отчетливо видел белесые, сгорбленные силуэты — они медленно, словно слепые, брели вперед по пояс в темной воде, то и дело оступаясь и ощупывая путь неестественно длинными руками. Оружия в них не было, но самих... существ оказалось очень много — не менее нескольких десятков. А их тут всего трое, если не считать его...
Мальчишка нервно сжал копьё с грубо сделанным железным наконечником. Весь его наряд сейчас составляла кое-как обернутая вокруг бедер тряпка, и ему казалось, что в драке она обязательно свалится. Как ни смешно, это тревожило его куда больше приближения врага. В конце концов, тварям ещё предстояло взбираться на обрыв высотой в добрых три метра, а при их очевидной неуклюжести это обещало стать нелегким даже без активного сопротивления четырех парней...
Он с сомнением посмотрел на мальчишек, одетых и вооруженных ничуть не лучше его. Все они были ниже его, и казались какими-то заморёнными, да и смотрели на тварей как-то испуганно. Похоже, это значило, что все трое едва ли стоили в драке больше его одного — а такое вот превосходство Антону категорически не нравилось. Он уже чувствовал, что отдуваться придётся ему одному... и проснулся.
* * *
Какое-то время мальчишка лежал неподвижно, глядя в потолок. Сон был мерзкий и дурной — из тех, что надолго портят настроение. Даже не потому, что сам мир в нем был непривычно гадким (в нём он был участником восстания в какой-то психушке, что само по себе просто не укладывалось в голове — представить, что его, Антона Овчинникова, отличника и гордость школы, могут посадить в дурдом, было просто невозможно), сколько потому, что он чувствовал себя дезертиром, бросившим товарищей в безнадёжном бою. Кем были те трое мальчишек? Чёрт, теперь и не вспомнить... но ощущение, что всё это было на самом деле, и что теперь, просто из-за того, что ТАМ его нет, страшно умрут десятки и сотни хороших ребят, было очень, очень резким — и ещё более неприятным. Предателем Антону ещё не приходилось себя чувствовать, и он даже представить не мог, что это окажется так гадко. А ведь, казалось, просто дурной сон...
Яростно помотав головой, мальчишка поднялся и без особых церемоний растолкал остальных. Все, включая Вальфрида, поднялись какими-то смурными. Видать и им снилась какая-то гадость, но распространяться на этот счёт никто не стал — не расскажешь, не сбудется, как известно. В последнем Антон уже не был уверен — ему как раз казалось, что всё УЖЕ сбылось — но после умывания и завтрака (неужели Вальфрид всё время ест тут эту гадость?) настроение в компании всё же неожиданно улучшилось, словно из самой души извлекли невидимую занозу. Тем не менее, начинать разговор никто не спешил. Ребята молча посматривали на Вальфрида, но тот ухитрялся смотреть как-то сквозь них. Не как сквозь пустое место, а просто... сквозь.
— Ну? — наконец не выдержал Сергей. — Что всё это значит? Что это за место?
Вальфрид откинулся на спинку стула, глядя на него — на всех них — с каким-то непонятным выражением.
— Город Тарск, Союз Советских Народных Республик, — спокойно сказал он. — Часть его, по крайней мере.
— Советских Народных — это тот, откуда Волки? — спросил Антон.
— Он. Странное место, скажу я тебе...
— А где люди?
— Не думаю, что тут вообще кто-то жил. Это место — лишь отражение того, что существует ещё где-то.
— И мы тогда выходит тоже... отражение? — довольно нервно спросил Андрей.
— Не знаю, — безразлично сказал немец. — Но улицы в этом... городе никуда не ведут. Они просто упираются в скалу. Никто не стал бы так строить, понимаете?
Антон невольно поёжился. Думать о таких вот вещах, о том, что на самом-то деле они давным-давно благополучно вернулись домой, а тут, в этом странном мире — или сне многих миров? — только их отражения, их копии, совсем не хотелось. Потому что тогда — мальчишка это чувствовал — разлетится в пыль всё, во что они тут верили...
— Ну и что нам тут делать? — наконец спросил он.
Вальфрид моргнул. Потом посмотрел на него удивлённо.
— О чём ты? Если о возвращении домой, то это невозможно. По крайней мере, я не нашёл такого пути — а я, поверь, видел тут очень многое. Даже такое, что мне видеть совсем не хотелось... Если о том, куда тебе идти — то какое мне дело?
— Это не то, — сказал Сергей. — Льяти говорил, что ты всё нам объяснишь. Что?
— Что тут есть части городов из разных миров, из которых сюда попадают ребята? Тут нечего объяснять, это очевидно.
— А это от чего тогда? — Андрей, опомнившись, вытащил из кармана связку оставленных Льяти ключей.
— Ах, это... — немец поморщился. Было видно, что отвечать ему совершенно не хочется — но и отмолчаться он уже не мог. В конце концов он тут был один, а их — трое. — Ну, ладно... Тут, выше, уже на перевале, есть ещё кусок города. Я не знаю, как он там называется, да это и неважно... В нём есть комната, в которую нельзя войти. И шаман...
— Какой шаман? — перебил, не утерпев, Антон.
— Шаман Куниц. Я с ним встречался, и с удовольствием свернул бы ему шею — если бы он на самом деле умер. На редкость неприятный тип... Так вот, шаман сказал, что там хранится Ключ.
— Ключ к ЧЕМУ?
— К Надиру.
— И что это за Надир?
— Бог этого мира, — немец откровенно наслаждался сценой.
— Ключ, Бог... ты что, издеваешься? — не выдержал Сергей.
— Нет, — лицо Вальфрида вдруг стало очень хмурым. — Комната такая и в самом деле есть. И в неё действительно нельзя войти, там воздух такой твердый, как стена. Льяти пробовал, потом рассказал нам. Что там хранится — он не сказал или не знает. Просто пьедестал такой, а в нём чаша. С водой. Только вот что там на дне — от дверей не видно.
— Ну ладно... — Сергей помолчал. — Допустим, там ключ. Только... вставлять его куда? Что это за Надир?
Немец вновь откинулся на спинку стула и с минуту примерно молча смотрел на них, насмешливо приподнимая брови. Наконец — когда молчание стало уже ощутимо нехорошим — всё же ответил.
— Я не знаю. Верасена, вождь ариев, — это немец произнёс с очевидной иронией, — говорил, что далеко-далеко на востоке, на другом краю мира, на берегу Тихого Моря, за пустыней, стоит город. Город Снов, так он, вроде, называется. В нём есть Башня Молчания — а в ней скрыт Надир, который может всё — или, по крайней мере, исполняет желания. Только вот не исполнил пока ни одного, потому что Ключ от него скрыт здесь с самого рождения мира. А шаман, сгори его черная душа, говорил, что только один человек во всей Ойкумене может использовать Ключ. Только вот когда он войдёт с ним к Надиру, тут и свету наступит конец. А потому искать тот Ключ не надо, а надо вовсе про него забыть...
