— Какие принципы? — изумился тот.
Действительно... что за крамолу я поминаю, да еще ближе к ночи.
— Операционная номер двадцать семь, — вполголоса пояснил заклинатель и постучал костяшками пальцев по виску.— Шольцы вскрывали пленникам череп и искали внутри дар.
Похоже, с таким же результатом, с каким на нашей территории — нефть. А Беда, разумеется, здесь был и свечку... скальпель держал.
— Осуждаешь?
— Резать людей — это, м-м-м, не по мне, — с изрядной долей снобизма возвестил этот тип.
По-моему, на моем лице было написано то же недоверие, что и у Ильды.
Нежить проплыла мимо стеклянных шкафов, заставленных разнообразными банками и склянками, с ниморскими подписями и без, мимо непонятных приборов с погасшими табло, столов с грязными чашками и плошками, мимо ванн, наполненных мутной жидкостью, от которых наповал несло тухлятиной. Я старался дышать через раз и завидовал черным магам, выглядящим так, словно гуляют по цветочной лужайке; запах разложения мешал им ровно столько же, сколько художнику — запах краски. Шадде не задержала даже стена, вставшая на пути: умертвие повелительно вскинула перчатку и морок стек на пол зеркальной ртутной лужей, открывая стальные створки, безмолвно разъехавшиеся в стороны.
Здесь лампы светили тускло, словно через силу, но не оставляя место для тени. А тень была: плотная и раскаленная, занимающая почти всю комнату, так, что, казалось, ей тесно, она карабкалась по стене, упиралась в потолок и нависала над человеком, лежащим в паутине проводов. Надо сказать, я уже не надеялся его увидеть... точнее, надеялся, что больше никогда не увижу.
Беда за спиной приглушенно выругался и с мукой произнес:
— Давай из него чучело набьем, если он тебе так дорог, а?
Путешествие с друидами все-таки закончилось для Черной Смерти трагично. Мораль: поздно дышать свежим воздухом, когда тебя тихонько поедает собственная магия.
— И что теперь делать? — требовательно осведомилась Ильда.
Тень шевельнулась, теперь напомнив хищную птицу со сложенными крыльями, и на меня пристально и с раздражением уставились два багровых уголька. Оно меня видит. Нет, не просто видит, оно меня узнало! Надеюсь, вот это не разумно, нет? А то по его хозяину тоже было не заметно... А взгляд-то какой — точь-в-точь Смерть с утра.
Зато теперь у меня был ответ. Я перебрался за спину Беды и оттуда твердым и почти не дрожащим голосом сообщил:
— Вода и соляная кислота, пропорция один к трем. Свинцовый саркофаг, закопать на семь метров, залить бетоном, сверху — печать второго разряда, и на пятнадцатилетнюю консервацию.
Нежить и черный маг оторопело переглянулись, и Беда развел руками:
— Друиды...
Кажется, из всех моих слов они уловили только "консервация", да и то не в том смысле.
— Не знаю, с чего энергополе может так мутировать, и знать не хочу.
Тень не отрывала от меня пылающего взгляда и даже, вроде бы, потянулась следом. Карма. Я бы хотел вписать свое имя в историю науки, но не собственной же кровью...
— О чем это он? — спросила Ильда у Беды, и тот напомнил:
— А еще они с деревьями разговаривают.
Черные маги торжественно кивнули друг другу, еще раз осознав свою роль в мире, как единственных носителей истины и правильного образа действий. Может быть, именно это и подвигло Шадде изобразить нечто, что с большой натяжкой звалось поддержкой.
— Что ты там прячешься? Он же на тебя не кинется.
Точно? Гарантируете? Осознавая, что видения, которые существуют только для тебя, к делу не пришьешь, я неохотно подошел к колдуну. Смерть выглядел... плохо. Я бы решил, что вижу перед собой мертвеца, но пиликанье коробки в рост человека да изломанная зеленая линия на экране говорили обратное. И только потом замечались дрожащие веки, свежие дорожки крови у глаз и носа, у уголков синюшных губ, капли пота на лбу, впившиеся в ладонь обломанные ногти... Это забытье ничуть не походило на спокойный сон. Датчики, прилипшие к бледной влажной коже, спеклись, провода частично обуглились, да и приборам осталось недолго — магии, вышедшей из-под контроля, все равно, что разрушать.
Беда с хищным блеском в глазах перебрался на ту сторону, склонившись над бывшим противником, и было видно, что он колеблется между двумя побуждениями: то ли подкрутить тумблерчик, то ли самому сжать пальцы на чужой шее.
— Это — друидское заклинание? — докапывалась нежить.
Я на автомате кивнул, составляя план на будущее. Запереться в какой-нибудь кладовке, начертить защитный контур и молиться Зверю-из-Бездны. Пускай быстрее явится и приберет эту душу вместе с тенями, пламенем и прочими закидонами.
Стебли ниморской лозы обуглились и пожухли, и теперь меня куда больше беспокоили крупные расплывшиеся синяки, хорошо видные на бледной коже. Плохой признак, очень плохой... страшно представить, что магия сотворила с внутренними органами. Смерть окутывало дрожащее, как будто раскаленное марево, и чем дальше я смотрел, тем сильнее оно приобретало плотность и цвет, пока не превратилось в черное пламя. Пересилив себя, я коснулся чужого запястья: рука колдуна была обжигающе-горячей, а пульс — слабым и частым. А ведь Беда уже говорил, что Смерть на грани...
— Ты — друид. Так сними заклятье и заставь его очнуться!
А луну с неба вам не выкрутить? Видно, появилось в моем лице нечто такое, что нежить смутилась и отступила; я же просто прикидывал, как объяснить "все, хана, капец котенку, отпрыгался ваш колдун" более приличным языком.
— Я не могу это сделать, да и если бы смог, это ничего не изменит. Он умирает. Это закономерный итог всех колдунов. Слишком много магии в слишком короткий срок, всплеск превысил критическую границу, процесс необратим...
Черная магия, энергия разрушения, ярость и ненависть; глупо думать, что рано или поздно они не обратятся против хозяина. Растянутая на недели агония, долгая и мучительная, пока жизненная сила не истощится, позволив жертве ускользнуть за грань. Как гласит Карма, за все надо платить. И за дар, и за то, как этот дар применялся.
— Я же говорил, — торжествующе вставил Беда. — Давно пора.
Мои слова звучали для него победными фанфарами. Мечты сбываются, только все не у меня...
— Тут ничего невозможно сделать. Вы же сами знаете, как умирают колдуны.
Целители пытались, но к ним даже Зверь приползи и пожалуйся, то бросятся помогать. Ненормальные потому что.
— Он не может просто так взять и сдохнуть! — возмутилась Шадде.
— Еще как может, — счастливо сообщил Беда.
— Нет!
— Нехорошо издеваться над поверженными, — благочестиво укорил черный маг. — Оставь его уже в покое.
Ильда недовольно поджала губы, явно собираясь возражать и требовать, чтобы невозможное подали ей на блюдечке — Карма для тех, кто избежал перерождения, не указ — но резко колыхнулась и блестящей лентой просочилась между створками, даже не потрудившись дождаться, пока они раскроются хоть на пару сантиметров. Беда рванул следом, и я за ним, только потом сообразив, что чужой пример заразителен, но не всегда хорош...
Возле одной из ванн стояло одно очень печальное умертвие и очень-очень печально рассматривало свое отражение.
Ильда напала без предупреждения, со спины; размазанная синяя тень, стремительная, как водяной поток, росчерк лезвий, рой стальных брызг из крыла-рукава, но Град уклонился, ушел от удара, перехватил тянущиеся к нему лапы и в развороте швырнул ее в набегающую волну из недр ванны. Только и послышался плеск и удар тяжелого предмета об чугунное дно. Беда оттолкнул меня в сторону и сунул руку в карман, но умертвие оказался быстрее; дуновение холодного воздуха, и вот Град уже рядом, вывернув руку приграничника под каким-то совсем костеломным углом.
И тут я наконец пришел в себя и забился в щель между стеллажами, баюкая ударенный локоть и с прискорбием сознавая, что нечего делать в этом жестоком мире с такой быстрой реакцией.
— Колдун мой!
Ильда восстала из ванны в потоках мутной воды, ореоле бешенства и кошмарном обличье. От зажиточной горожанки не осталось ничего: на поверхность выбралось раздувшееся синюшное существо с длинными, до пят, космами черных волос, отращенными желтыми ногтями, судорожно скребущими по эмалированным бортикам и гулким, утробным голосом.
Вот что значит — разок помыться...
Град по-птичьи склонил голову, рассматривая нежить с отстраненным интересом, как чудного зверька, а потом перевел пристальный холодный взгляд на железные створки. Сейчас он до странности напоминал бездушный инструмент, да хоть тот же скальпель, для чего-то облаченный в человеческую кожу — и сравнение это тревожило. Беда, болезненно кривясь, пытался разжать его пальцы, но умертвие держал мага безо всякой натуги, словно не замечая его трепыханий.
Утопленница перевалилась через бортик и злобно ощерилась, перебирая тонкими пальцами в изорванных кружевных перчатках:
— Ах, думаешь, что ты способен меня победить? Здесь мой дом, место моей силы, и не рассчитывай, что...
Град обвел взглядом чуток погромленную лабораторию и тяжело вздохнул.
— Добрый день, — сказал он.
Шадде замерла напротив, с присвистом дыша и следя за противником налитыми фосфоресцирующей синевой глазами. Кажется, до нее постепенно начало доходить, что даже по меркам черных магов с гостеприимством вышел перебор.
— Здравствуй, Капля. Лоза, — умертвие вежливо кивнул в мою сторону — пришлось выбираться из укрытия — и вопросительно посмотрел на Беду. Не дождавшись ответа, Град спохватился и отпустил издерганную жертву. — Мои извинения.
Маг с руганью шарахнулся в сторону, поминая всю родню Града до десятого колена; в глазах Беды мешались ненависть, пережитый страх и унижение, и я сразу понял, что он этого не забудет.
— Явился, — с оттенком смущения констатировала нежить. Ну что же, воссоединение семьи происходило в меру тепло и бурно.
— Ты звала, — равнодушно напомнил Град.
Ильда расцвела на глазах: на пухлые щечки вернулся свежий румянец и нежить, скромно потупив глазки, сложила на животе аккуратные сдобные ручки.
— Ах, а я тебя так ждала...
Оно и заметно.
— Ильда, это что за хрен с бугра? — напряженно поинтересовался черный маг.
Град прошел мимо, словно их не существовало, и остановился напротив. Он мало изменился с нашей последней встречи, только стал еще более... отстраненным. Блеклые стекляшки глаз, которые не оживлял даже цвет, глядели пусто и мертво. Интересно, он колдунов душит с таким же выражением?
Умертвие протянул руку ладонью вверх:
— Покажи.
Я недоуменно вытаращился в ответ, а потом протянул ему обожженную руку. Проклятие все еще выглядело отвратно, но уже не пугало. Заживет. Тут как бы без головы не остаться...
Град аккуратно сжал пальцы. Полное ощущение, что запястье попало в обжигающе ледяные железные клещи; не больно, но дернешься — раздавят кость. По лицу воскрешенного прошла судорога, а потом оно приняло вовсе нечитабельное выражение.
— ...должен был...
— Ч-что? — переспросил я, без уверенности, что шепот мне не послышался.
От чужих прикосновений растекался холод и онемение, а потом заражение начало отступать. Я ошеломленно следил, как оно черным дымом перетекает под кожей, собирается в одной точке и втягивается в бледные пальцы, не оставляя почти никаких следов. Это было нечто непонятное, невообразимое, невиданное раньше.
— Так лучше?
— Н-н... д-да, — я отшатнулся, глядя на мертвяка со священным ужасом. Взять и вытянуть чужое проклятие... Нельзя же так, я ведь тоже человек! К счастью, решив, что больше магии ему тут не обломится, Град отвалил сам, отступив на пару шагов и вернув привычную маску безразличия.
— Ты знаешь, что на тебе печать Леса?
— Ч-чт... а, это. Служить Лесу — наше предназначение! — гордо провозгласил я, пряча руки за спину. Тонкий багровый узор, переплетение линий, чувствовал себя по-прежнему неплохо, но ничем не отличался от царапин, которые я получил, застряв в особо колючем терновнике.
Умертвие кивнул и обернулся к Беде, словно впервые того по-настоящему его заметив:
— Мое имя — Град.
— Он же друид, — запоздало проинформировала приятеля Ильда. — Да ты только на него погляди — типичный зеленый! Ходит, как под маковой настойкой, и взгляд такой, как у наркомана...
Чего-о-о-о? Я не знал, оскорбляться ли за себя или за братства.
— А! Значит, тот самый Град, — с издевочкой протянул Беда, медленно обходя пришельца по кругу. Все, кнопка самосохранения снова перешла в режим "выкл". — И что же этому самому Граду здесь надо, м?
Град смотрел на черного мага сверху вниз, так, как башенный кран может смотреть на назойливого комара, вьющегося вокруг и угрожающего закусать до смерти. Беда вызывающе ухмыльнулся и встал напротив, ткнув умертвие в грудь:
— Специалист, да?
— Можно выразиться и так, — Град медленно улыбнулся в ответ, той самой жуткой улыбкой капкана или мороженой акулы.
Ильда возмущенно пыхтела, эти два придурка лыбились друг на друга, а мне весь этот цирк начинал надоедать.
— Так и будем здесь стоять до пришествия?
Грубая фраза нарушила хрупкое очарование момента и помешала сторонам сосчитать, сколько зубов им достанется в качестве трофея. Беда рассмеялся и фамильярно похлопал умертвие по плечу:
— Сработаемся! Беда.
— Я запомню, — серьезно пообещал Град. Беда просиял от счастья; мир и взаимопонимание были достигнуты.
Шадде нетерпеливо фыркнула, показывая, что она-то выше всяких условностей и ритуалов вливания в коллектив, и подхватила со стола серебряный кувшин, выплеснув его содержимое на пол. Вода растеклась по когда-то чистой плитке мутной лужей; из темной глубины на меня уставилось перепуганное отражение в окружении плавно кружащихся желтоватых огоньков.
— Прошу, — от всей души предложила Ильда.
Понимаю, конечно, что еще немного — и здесь можно будет плавать, но пока еще мелковато... Я вопросительно поднял глаза на умертвие и вздрогнул от неожиданности; лаборатория сгинула без следа, словно я поменялся с отражением местами, вместо него оказавшись среди темноты и блуждающих огней.
Где-то там, на невообразимой высоте, изогнутые каменные своды подпирали изящные, до стеклянной хрупкости тонкие колонны, расцветая зубчатыми звездами, а между ними плавал густой серебрящийся искрами туман, в котором перекатывались теплые янтарные шарики. По неровным серым стенам в трещинах и расколах струилась вода, стекая в черное подземное озеро; над ним едва-едва поднимались узкие и хлипкие мостки вдоль стен и к центру, к роскошному мраморному фонтану, расколотому на две части.
Пещера? Из-под известняковых натеков то тут, то там золотились остатки ярких мозаик: яблони, солнце и кукурузные початки попеременно с гербом Ниммы, тяжеловесным и неуклюжим, как танк на пшеничном поле. Колонны, слившиеся со сталагнатами настолько, что уже не разберешь, где кончается камень, а где начинается обработанная руками человека поверхность, широкие плиты в зелено-черных разводах под почти непрозрачной водой. Полуразрушенный зал по всем ниморским канонам прекрасного: бессмысленно, зато впечатляюще и торжественно до маразма. Так, и кто тут у нас разбирается в ниморской архитектуре?
