— Откро... — я задохнулся, не в силах вымолвить ни слова, и начал суматошно крутить замок на двери. Не то, не то, не то... Бесполезно. Воздух стал густым, словно вода. Свет тускнел; я прижался лбом к холодному металлу и беззвучно взмолился. Кто-нибудь...
— Триста двадцать шесть.
Не веря своим ушам, я потянулся к замку и начал на ощупь вращать диски. Три, два... руки дрожали; то, что было там, за спиной, уже дышало в затылок. Да открывайся же!
Дверь щелкнула и с грохотом распахнулась. В глаза ударило слепящее сияние...
Тик-так.
Я резко сел и очумело потряс головой. Приснится же такое. Ха, меня пытались напугать дверью? Осталось дождаться кошмаров про утюг или разумный умывальник. Рядом послышался хриплый всхлип; белый как мел Эжен опустился пол, таращась на меня совершенно ненормальным взглядом. Тикали его наручные часы. Нет, я понимаю, что меня трудно разбудить, а приказ магистра не ждет, но что ж так смотреть-то?
— Мы что, уже выезжаем?
И не дожидаясь, пока ученик скажет что-нибудь несомненно хорошее и позитивное, я встал и отправился собираться.
* * *
Ниморский внедорожник мчался сквозь ночь, освещая путь мощными фарами. Эжен гнал, как ненормальный, поднимая из-под колес тучи брызг; ливень хлестал прямо в лобовое стекло, не позволяя толком разглядеть дорогу, и я мог только гадать, есть ли она там вообще и как ученик находит путь. Окна заливали потоки воды, и непроглядный мрак прорезали только вспышки молнии, выхватывающие из темноты силуэты раскачивающихся деревьев. Гром оглушающе грохотал прямо над головой, заглушая свист ветра и шум бушующего леса; иногда по крыше ударяло что-то — сорванные ветви с листьями — каждый раз заставляя вздрагивать и молиться, чтобы в один прекрасный момент на машину не свалился вырванный бурей ствол.
Вот люблю я бурю в начале осени, разгул стихий, когда ураган ломает вековые деревья и швыряет их на крышу...
На такой скорости и при такой погоде внедорожник давно должен был улететь в кювет на особо крутых поворотах, но машина шла ровно и почти без тряски. Эжен смотрел на дорогу широко открытыми невидящими глазами, стиснув руль так, что побелели костяшки пальцев; в лобовом стекле его лицо отражалось застывшей каменной маской. Откровенно говоря, наблюдать за ним было страшновато: белая магия — это, конечно, хорошо, но скользкая дорога — вещь тоже серьезная.
Я прислонился к холодному стеклу, частью жалея, что ночь надежно скрывает пейзаж, проносящийся по сторонам дороги. Знаменитые северные курганы хоть немного бы скрасили путь, но с той стороны окна на меня пялил бледный узник ниморских лагерей, при виде которого рука сама тянулось сотворить отвращающий знак. Над этим типом хотелось сначала провести обряд изгнания, а потом сжечь от греха подальше. Или сначала сжечь, а потом помянуть.
Беда смотался сразу после встречи с магистром, верно уловив, что больше ему тут ничего не светит, и прихватил с собой карту. Бездна с ними — может быть, однажды карта укажет магу путь, по которому он уйдет и не вернется, но, что хуже, вместе с Бедой пропал череп. К счастью, Эжен проводил приятеля до дороги, иначе бы с приграничником пропала половина землянок со всем содержимым.
Магистр Александр Юстин неподвижно застыл на соседнем сиденье, погруженный в невеселые раздумья, и знание того, что я — одна из их причин, немного портило настроение. С другой стороны, пока я жив, все еще можно исправить. Поймаем и Беду, и Дэна... главное — не показывать Сону белым магам, а то починят, подкрасят и, не ровен час, объявят произведением искусства. Я посмотрел в окно и улыбнулся собственному отражению. Все будет хорошо. Я все исправлю. Эта история преподала хороший урок, и я больше не повторю своих ошибок. Я смогу измениться. И все будет по-другому.
Полыхнула молния, и мы вырвались на свободное пространство. По обеим сторонам дороги расстилалась водяная гладь, то ли болото, то ли вышедшее из берегов озеро. Внутри кольнуло беспокойство; я обернулся к спутникам, чтобы предостеречь...
Поздно.
Водяной вал с силой ударил в бок внедорожника, подкинув в воздух, перевернул и швырнул его в воду. Плеск. Скрежет. Удар. Вспышка. Боль...
В следующий миг я пришел в себя от холодной воды, уносящей меня все дальше и дальше от дороги. Волны захлестывали с головой, одежда тянула вниз, я вяло барахтался, потерявшись среди буйства воды и ветра. Последнее, что я помню — сияние молнии, выхватившее из темноты человека в дождевике рядом с перевернутой машиной.
Он стоял и смотрел.
Просто стоял...
А потом темная волна утащила меня на дно.
Глава 12. Заложник
— Убью, — горестно всхлипнула Ильда Шадде. — Уничтожу. Всех!
И на этой жизнеутверждающей ноте истерика под наименованием "белые маги как образ мирового зла" пошла по второму кругу.
Снаружи донесся звук сминаемого металла, потом дикий визг, потом душераздирающий скрежет, по обшивке прошла зубодробительная дрожь, лампы (те, что остались) суматошно замигали, подболотная лодка накренилась на левый бок, и я крепче вцепился в железный ящик с ниморской маркировкой особо опасного груза, изо всех сил стараясь не думать, что же это за груз, зачем он здесь и насколько ящик успел проржаветь. Мутная вода лениво всколыхнулась, потревожив сплошной покров ряски и кувшинок, космы ниморской лозы, свисающие с потолка и труб, качнулись из стороны в сторону, зелень с мелкими блестящими листочками, полностью затягивающая стены, куда-то поползла... Болото, устроившее местный филиал внутри ниморского корыта, чувствовало себя вольготно и привольно. В отличие от пассажиров.
Не знаю, чего хотели добиться друиды из северного братства, заколдовывая лодку, но вряд ли именно этого. Но, по крайней мере, до бешенства Ильду, нежить и скромную владелицу единственного в мире транспортного средства, проходящего сквозь землю и воду, они довели.
Когда я видел это место в прошлый раз, лодка не пыталась на ходу развалиться на части. Ну да. Почему же ей этого не сделать, в самом деле, ведь я же снова здесь?
— Опять корни пустили, — с непонятным восхищением констатировал Беда.
Шадде отчаянно взвыла, неожиданно перекрыв все звуки:
— Моя лодка! О, моя лодка! Я им... их... — тут умертвие, больше похожее на болотного духа в родной стихии, замешкалось в поиске еще не упомянутых угроз. — Я выведу под корень весь их Великий Лес! Я уничтожу всю зелень, что посмела высунуться из земли! Я не остановлюсь, пока на этой планетке не останется ничего живого...
— Зато кровищу отмывать не пришлось, — умиротворенно отозвался черный маг, с умилением разглядывая блюдо с бутербродами из водорослей с водорослями, прихваченное из поселка. Весь его вид говорил, что утопнуть вместе с многотонной помесью корабля и буровой установки можно в любой момент, а вот нормально поесть — очень редко.
Карма, низкий тебе поклон за то, что я не родился в приграничье.
Я тоскливо вздохнул и подпер голову рукой, автоматически отмахиваясь от серебряных искр, буквально лезущих в лицо. Туман, густой и такой липкий, что чуть ли не наматывался на пальцы, недовольно отдернулся в сторону и сразу же сомкнулся в месте разрыва. После купания в ледяном озере перед глазами все еще качались темные волны, во рту стоял привкус тины, в желудке плескалась вода, и чувствовалось все это так, будто из тела вынули душу, хорошенько прополоскали и кое-как запихали обратно. Кажется, теперь меня будет мутить даже при взгляде на дорожные лужи...
— Эй... мы ведь тонем, да?
Не то, чтобы на меня обратили внимание, зато искры снова сунулись вперед, едва ощутимо жаля кожу и путаясь в волосах. Энерговампиры проклятые.
В рубке царил полный разгром. Если честно, я не уверен, что это место называется именно рубка (а если еще честнее, то я не знал, как называется та штука, на которой мы плывем), но, по крайней мере, здесь находился пульт управления. На пульте, спиной к неработающему экрану и разнообразным щиткам и кнопкам, сидел Беда вместе с едой, которую держал на тарелке глазастый бульон.
Замечательно, просто замечательно. Я в компании с умертвием-убийцей и чокнутым черным магом, вновь работаю деталью интерьера, внутри запаянной консервной банки, идущей на дно. А эти... существа не собираются делать ничего, кроме как ругаться и пререкаться друг с другом. Короче, ведут себя как все колдуны, когда у тех внезапно что-то ломается.
— Народ, вы зачем меня сюда притащили? Чтобы все равно утопить?
— М-м-м, нет, — наконец-то соизволил откликнуться Беда. — Мы не тонем, просто кое-кому влом напрячься. А, Ильда?
— Я не могу сосредоточиться! — истерично взвизгнула нежить. Беда закатил глаза и развел руками:
— Валерьянка тут не растет, увы...
— Ты, друид! — Шадде остановилась и ткнула в меня пальцем, неосторожно задев ниморскую лозу. Та шевельнулась и с неожиданной скоростью обвилась вокруг предплечья умертвия. — Сделай что-нибудь!
Продуктовый вопрос в Южной Ниморе стоял настолько остро, что даже растения не могли ждать, пока пища сама превратится в перегной, и тянули в рот все, что попало.
— Что? — я аккуратно отодвинулся от оживившейся зеленой завесы, едва не заехав ладонью в покрывающий угол ящика мох. Мох приподнялся на множестве тонких ножек и шустро перебежал на боковую сторону.
— Убери это!!! — Ильда утробно зарычала и со всей силы рванула стебли на себя. Лоза выдержала. Труба, с которой она свисала — нет.
— Как? Заклятие накладывала глава Северного Братства, — я с опаской глядел, как растение с хрустом сжимает металл и труба прогибается, вот-вот готовясь то ли переломиться надвое, то ли оторваться к демонам. — А я нулевик.
— Бес-с-сполезный груз, — невнятно прошипела нежить и замерла на месте. Лоза дернулась, пытаясь подтащить добычу к себе, но не смогла сдвинуть ее ни на миллиметр и стала торопливо наматываться поверху. Шадде стояла неподвижно; по белому заострившемуся лицу бродили странные тени, волосы свисали неопрятными клоками, в черных глазницах вспыхивали мертвенно-синие огни и, казалось, я уже виду желтоватую кость в разрывах полупрозрачной кожи, туго обтянувшей череп. Да, в своем истинном виде воскрешенные — далеко не симпатяжки.
— Эй, я не просил себя сюда вытаскивать. Верни меня обратно и з-забыли...
Умертвие оскалила тонкие иглы-клыки и ниморская лоза бессильно обвисла, распутав петли и охапкой соскользнув в воду. С радостным шипением Ильда выхватила бритву...
— С-саборт вышшвырнть? Я б тебе, тврь из Лес-с-са, кишки бы выпу... выпустила и глас-са... глаза врвала... — обуянная духом сенокосилки, нежить кромсала растение так, что во все стороны летели ошметки стеблей и листьев. Все-таки с тремя рядами зубов проще откусить себе язык, чем разговаривать. — Если б не Хр... Хрд... эта пияфка доф-х-хлая...
Град, дофхлая пияфка, занимал ее мысли безраздельно и неотступно, но я на всякий случай поменял тему. Компания умертвия и черного мага все же лучше, чем компания рыб.
— Эм... ты выпила из них жизнь?
Шадде с гримасой отвращения ткнула ногой зеленое месиво:
— Хш-ш-шта... только не надо падать в обморок. Вы, друиды, все малахольные...
Я посмотрел на остатки растерзанного сорняка-тезки и прерывисто вздохнул, представив себя на его месте. Эх, был бы я по-настоящему друидом... или хотя бы та сила, что давала мне право управлять ниморской лозой, не пропала туда же, откуда явилась... я б такое тут устроил, со всем этим рассадником живучей травы.
Тишину нарушили хлопки в ладоши:
— Ильди, повторишь? Тут всего-то еще немного ее осталось!
Умертвие замерла, яростно раздувая тонкие ноздри и явственно прикидывая, а не пустить ли на фарш одного чересчур болтливого черного мага.
— Спокойно, спокойно, — почуяв неприятности, Беда отодвинулся за зелено-бурую завесу. — Так мы едем или нет?
— Мошет быть, ты ее потащишь?
Черный маг посмотрел на огрызок непонятного происхождения в руке, как будто в поисках поддержки, и рассудительно ответил:
— Я? М, не думаю.
— Ничтош-ш-шные ш-шалкие смертные, — Ильда запрыгнула на один из ящиков и внезапно пронзительно завопила: — Работать, кому сказала! Ниммы на вас нет, слизь безмозглая, что б вас внутренний комитет провел по статье сто пятьдесят первой!
Слово творит чудеса. Я едва не свалился в воду, Беда выронил бутерброд, а ниморское корыто непонятного назначения загудело и рванулось вперед, сразу утихнув и перестав раскачиваться. Умертвие удовлетворенно погрозила потолку кулаком:
— Бес-с-сдельники...
— Какой статье? — ошарашенно переспросил я у мага.
— Вредительство, — так же ошарашенно ответил тот. Правда, Беда скорее переживал невосполнимую потерю редкого деликатеса.
Подболотная лодка снова устремилась в неизвестность. То ли это озеро оказалось таким большим, то ли мы плавали кругами, то ли каким-то образом уже добрались до болот и теперь двигались к затопленному Номма Эрро или к северным берегам, к другим, таинственным и неизвестным городам ниморцев... Хотя что там может быть, на северных берегах, кроме Ниморского Леса? Я уже и не представлял, чего ждать от веселой парочки — с них станется раскатывать туда-сюда просто от скуки.
Шадде все еще считала меня друидом, иначе наша беседа пошла бы со всем по иному сценарию. Схема обороны городов, магометрические цепи сигнальной системы, ключи защиты или план Илькской ГЭС... Зато я мог бы хранить героическое молчание, зная об этом еще меньше, чем умертвие. Но ее интересовал только Град — Град и его клятый план, в котором я участвую вне зависимости от желания и мало-мальского представления, что же это такое. О, Небеса, что за дикий бред. Так не хочется погибать здесь, во мраке, сырости и холоде, на чужой войне, среди преступников и безумцев...
Зверь-из-Бездны, помилуй мя.
— Как оно работает? — уныло спросил я, рассматривая темный экран, в котором отражались призрачные силуэты: спина Беды и двое выходцев из потустороннего мира.
— На ментально-мозговой тяге.
— Чего?
Приграничник чуть смутился:
— Ильда приказывает воде, и вода нас тащит.
Ниморцы бы рыдали, увидев, как используется их наверняка невероятно сложное творение.
— Разве вы не умеете управлять этой штукой?
— Лоза, я тебе что, ниморец? — маг постучал ногтем по одному из поблескивающих индикаторов. — Тут что-то работает, но к чему оно работает — демоны разберут.
— Зачем вообще оно нужно?
Беда пожал плечами:
— Ниморцы закинули на небо большую железную чушку. Скажи, вот зачем? Чтобы она в один прекрасный момент упала нам на головы? Вот они нормальные после... ща. Граница.
Я еще соображал, что он имеет в виду, бултыхаясь в жалости к себе и жалобах на весь белый свет, как сверху рухнула каменная плита, погребая под собой все хорошее и светлое, что еще осталось. На душе разом стало так погано, как не бывало еще ни разу в жизни; как будто я нарушил то, что нельзя было нарушать, сделал что-то непоправимое, что никогда нельзя будет исправить... Отчаяние поглотило целый мир, парализовало волю, перехватило горло...
