— Эм... Эжен, а есть ли способ вывести колдуна из деструктуризирующей стадии энергополя?
— Нет, — ученик застрял на пороге, загораживая весь проем.
Вот, что я говорил.
— А разбудить?
— Будить? Какое, к Нимме, будить? — раздраженно отозвался маг. — Им специально наркотики колют, чтобы вырубились.
Странно... то есть обычно деструктц... дестр... агония проходит в сознании? Ну, так им и надо.
— Разве это не хорошо, чтобы колдуны на своей шкуре почувствовали то, на что обрекали своих жертв?
— Бесит, — кратко выразил Эжен девиз милосердия белых магов. Чужие страдания для них не более, чем источник раздражения, который надо поскорее устранить и жить в мире и спокойствии. — Не мешай.
Чему там нельзя было мешать, я так и не узнал, потому что в следующий момент он осторожно вошел внутрь. Вот какого ниморского постановления меня волнует судьба черного урода? Уверен, будь Смерть в порядке, с удовольствием расправился и со мной, и с Эженом. Лучше я по возвращении расскажу всем, какую жертву он принес ради спасения остальных, и мир запомнит Черную Смерть хорошим, добрым и благородным человеком, а не злобной скотиной. Да, именно так. Небо, для его же блага не возвращаться — испортит такой замечательный образ!
Совесть? Совесть меня мучила, но желание жить мучило сильнее.
Комната Ильды по контрасту производила странное впечатление. Один шаг перенес нас за много километров южнее, из ниморских лабораторий в землянку ведьмы: темная, мрачная, с низким потолком, огромным котлом на трех чугунных ножках, свисающими сверху пучками сухих трав и полками вдоль стен, забитыми всякой всячиной. Луч фонаря скользнул по стеллажам, отразившись на боках множества банок, в которых прилежные хозяйки обычно держат всякие соленья-варенья. Тут же в прозрачной жидкости плавали непонятные кругляшики, и я даже остановился, пригляделся... Съешь меня пень! В банках плавали глаза. Глаза. Серые, зеленые, голубые, карие... множество разных глаз, и теперь я осознал, что умертвие совсем не преувеличивала, говоря о своей коллекции. И м-мои родные глазки чуть не оказались где-то т-там...
Я отвернулся, с трудом подавляя панику, и быстрым шагом прошел мимо, к полкам со всякой посудой — мисками, чашками и даже одним треснутым стаканом. На верхней полке лежали глиняные черепки, еще влажные от пролившейся жидкости. Я бы никогда не узнал в них ту самую миску, над которой колдовала Ильда, если бы не заклятие, заставляющее теперь проникаться теплыми чувствами к деревяшке, впитавшей капли крови. Пока что хотелось просто оторвать ее и всюду носить с собой, но, помня опыт с ножом, мне заранее становилось не по себе.
— Отойди. Не мешай, — белый маг отодвинул меня в сторону, смел черепки в пакет и, с досадой качая головой, начал рисовать на полке фигуры мелком, что-то шепча — не поручусь, что заклинания, а не "хрен тебе, нежить, а не чужая привязка". Миска, наверное, раскололась, когда Эжен открыл дверь в темницу, и теперь он создает печать, которая запретит крови действовать против своего владельца. Вся эта ворожба, конечно, из разряда суеверий... но кто же знал, что появится умертвие, властвующее над водой? Поисковый зов заглох с первых же линий, зато новый приказ погнал меня вокруг котла, выполняя эженовское "отойди" или, скорее, "уберись с глаз моих". С глаз, мда. Вот что за компания — у одной глаза, у другого слепые маски во всю стену...
В воде отражалась типичная шовалльская дверь с горящим знаком биологической опасности — наверное, вход в оранжерею. Не зря же противница всего живого и зеленого за ней следит — если ниморская лоза и в подземелья пролезет, нежити придется срочно выселяться. Из-за котла, немного выбиваясь из общего интерьера, вынырнула конторка со стоящей на ней печатной машинкой и стопкой книг, которую венчала порядком потрепанная от частого употребления Большая Медицинская Энциклопедия. Не знаю, зачем она здесь, но, судя по подозрительным бурым пятнам, догадаться не сложно... Дальше шла самого подозрительного вида темная литературка, полная сомнительных ритуалов и заклятий, вперемешку с исписанными по-ниморски листочками, говорящими что-то о кристаллах, информационных носителях, воде и рассеивателях. Кажется, шовалльцы изучали свойство жидкостей поглощать черную магию. Ого, стишки? Ну что же, приобщимся к поэзии:
Славься, Великий
И многоликий
Вечный, прекрасный,
И многоглазный...
Опять?! Я передернулся и перелистнул на последние страницы, но легче не стало. "И пошлет Он на землю Вестника, и провозгласит Вестник о явлении Его..." Я поспешно захлопнул религиозные бредни и бросил обратно, на всякий случай отодвинувшись, опасаясь, э-э-э... чересчур просветлиться. А Шадде неплохо подготовилась, даже теологическую сторону не забыла. В самом низу оказалась худенькая тетрадочка в кожаной обложке с крупными выдавленными буквами. "Ма-гистр Безд-ны". Вот же фантазия у черных.
Войдя во вкус и чувствуя себя чуть ли не разведчиком в тылу врага, я полез шарить по ящикам. Верхний запирался на ключ, что не стало преградой — ключ торчал тут же, в замке. У себя дома повелительница воды опрометчиво не боялась незваных гостей, полагаясь на границу и маскировочную завесу. Ну что же, не она последняя проигрывала, не в силах вовремя подстроиться под изменившиеся обстоятельства. Я выудил на свет фонарика тяжелый полиэтиленовый пакет, доверху набитый стальными жетончиками, и оценивающе потряс. Прилично их здесь накопилось. Боевые трофеи, именные бирки убитых черных магов, так понятно и знакомо... Гораздо интереснее оказалась стопка файлов под ними. Пожелтевшие листки с коротким отпечатанным текстом, вклеенные фото с незнакомыми лицами, такими, что желания познакомиться не возникало; я перекладывал их с нарастающим недоумением, пока с очередной фотографии на меня не уставился с наглой ухмылкой Кара Небес.
— Э-эжен...
Белый маг с досадой отмахнулся, окончательно решив посвятить остаток жизни художественной росписи по стенам.
— Эжен, — не своим голосом позвал я. — Иди сюда.
Разумеется, он сначала закончил работу, полюбовался на последний штрих, и только потом соизволил откликнуться — но только потому, что его тоже привлекли темные гримуары.
— Молитвенник Зверя-из-Бездны?..
— Посмотри на это, — я ткнул ему в лицо листок, выуженный из ящика. Ровные отпечатанные строки, расплывшиеся от воды, почти все перечеркнутые и со стоящей рядом датой. Пронумерованный список имен. — Эжен, это же... настоящий Черный Список!
Список, в который вносятся имена высокоранговых магов, подлежащих уничтожению... как назвать его иначе?
Слишком невероятно, чтобы быть правдой, но я продолжал изобретать доказательства один за другим. Файлы — вводная информация, жетоны — отчетность. Беда тут ни при чем, совсем ни при чем, он же не самоубийца; перечень составлен заранее, это точно не отчет нежити "как я провела лето". Ильда вместе с Карой Небес несколько лет зачищали приграничье от колдунов; ради собственных невнятных целей, либо, если предположить...
— Черного списка не существует, — недовольно отрезал ученик, которого как магнитом тянуло к ритуальной беллетристике. — Умерь фантазию.
— Здесь, в ящике, досье на каждого человека из этого списка, — я вытер со лба каплю воды и постарался успокоиться. — Ты думаешь, умертвие само готовило информацию о своих жертвах? Или ей кто-то просто указывал на тех, кого она должна уби...
Эжен зачем-то глянул на потолок и бесцеремонно потащил меня к выходу, заставив очнуться и осознать, что сверху уже давно ни с того ни с сего падают холодные капли, и вообще, кажется, собирается дождь... Зеркальная пленка лопнула и на нас ломанулся сплошной туманный вал, напоровшийся на вспыхнувшие крест-накрест линии.
— Стоять! — запоздало крикнул Эжен. Улучив момент, я с ужасом поднял голову, ожидая увидеть, как рушатся перекрытия и разверзаются хляби небесные, то есть подземно-озерные, но все оказалось куда хуже. Абсолютно целый потолок вспухал пузырем, готовя нехилый душик; что-то это не к добру, точно не к добру.
— Замри! — ученик вскинул к небу пустую ладонь, и водяная линза угрожающе колыхнулась, так и не сорвавшись вниз.
Вот теперь можно с чувством выполненного долга говорить: "а я предупреждал!". Но, Карма, меня не радуют собственные пророческие способности. Я же знал, что это плохо закончится, что умертвия нас поймают, что мы попадем в ловушку, окажемся запертыми в четырех стенах, хоть в котел прыгай...
— Эжен, открой портал! — не дожидаясь ответа, я рванулся к гигантской кастрюле на лапках и старательно уставился в отражение. Но, увы, дверь все так же бултыхалась в световой дорожке, не спеша разделять чужую компанию.
— Как и чего я тебе открою? — ученик выудил одну из разбросанных книг и взялся за мешалку, ухитряясь при этом ворчать.
— Что-нибудь! Придумай, ты же будущий магистр! — выдал я сакраментальную фразу, которой ежедневно доканывают белых от северных до южных границ. Дождь перешел в нечто среднее между потопом и ливнем; водяная линза замутилась, заполняясь полупрозрачной дымкой. Мешалка двинулась по кругу, отражение заколебалось, смазалось и внезапно помчалось вскачь, сменяя одну картинку за другой. Коридоры, лестницы, завалы, пещеры замелькали в едином калейдоскопе...
— А-а! — я шарахнулся назад, ударившись о бортик и, вообще-то, пытаясь сказать "туман". Но Эжен понял, мгновенно развернувшись и отчеркнув вокруг нас просиявший круг. Белесая масса ударилась о магическую преграду, замерла и лениво покатилась по кругу, словно бы говоря: никуда не денетесь. — Т-там...
Линза замерла прямо над нами, и теперь в ее центре отчетливо просматривалось черное пятно-зрачок. Маг поднял руки над головой и внезапно вздрогнул и пошатнулся, словно удерживая что-то очень тяжелое; я отвернулся и до рези в глазах уставился в очередной мозаичный зал с арочными проемами, по стенам которого играли бирюзовые блики.
— Да что с тобой надо сделать-то?!
Как же отвратно быть ни на что не способным! Если бы я только был магом... Я бы не отступил, я бы сражался с умертвиями до конца, но, Небеса, что я могу сейчас, с моим единственным умением — быть бесполезной обузой? Ненавижу, как же я ненавижу себя...
Изображение замутилось, и меня окатило ощущение чуждого пристального взора. Взора, вцепившегося в душу как крючьями, высветившего все потайные уголки, разогнав там пыль и паутину, пронизавшего до от макушки до пяток; для него я был так же прозрачен, как стекло, и ничтожен, как комар на ладони... Не в силах больше выдержать давление, я ударил ладонью по воде, разбивая морок, и разноцветные картинки исчезли — темная глубь бесстрастно отразила меня и Эжена, все еще борющегося с туманом.
— Спой мне компот колыбельную... это еще что? Вода, ты себя неправильно ведешь, то есть слишком правильно... Куда?! — я рванулся за мешалкой, но гладкая ручка сама выскользнула из пальцев, поехав вдоль бортика. Поднявшийся водоворотик коснулся светлых силуэтов и неспешно начал втягивать их в себя.
— Эжен... — я попытался ухватить мага за рукав слабеющими пальцами, чувствуя, как силы уходят из тела; белый маг оглянулся, бледный, как полотно, и туман с торжествующим бесшумным ревом хлынул внутрь защитного круга. Или это ревел вихрь, неведомо откуда набросившийся на плотное марево и растерзавший его в клочья...
Хрусь-хрусть.
Я приподнялся на локтях и обалдело огляделся. Вокруг была тьма — плотная, бархатная, почти материальная, а я лежал на скользкой, холодной и тонкой, но удивительно прочной корочке льда. Не знаю, откуда взялось ощущение, что лед тонкий — казалось, стоит нажать чуть посильнее, и рука провалится в пустоту. В нескольких метрах валялся сломанный фонарик: свет пробивался снизу, слабый и робкий, как лучи зимнего солнца сквозь слюдяное окошко.
Эм... я что, все-таки открыл портал? Нет-нет, для вещи, сделанной мной, тут слишком... не страшно...
Рядом зашевелился Эжен, тихо шипя сквозь зубы и поминая Бездну.
— Я тебе говорил лезть? Сколько раз тебе повторять — не суйся, если нет толку! Никчемное создание.
— Да я... — я мысленно назвал себя рядом нелестных слов, но озвучивать их не стал. Эжен прав, он всегда прав. О, всеблагой вентилятор, не знаю, кто тебя включил, но сделал это очень вовремя. Кстати, а где все же мы?
Хрусь-хрусь.
— Кто ты? — требовательно спросил ученик темноту. — Покажись!
— А может, не стоит? — жалобно попросил я, шкурой ощутив чужое негодование. Если кому-то в кайф бродить в темноте и хрустеть, то пусть себе бродит, чего ж мешать-то?
— Не бойтесь, — из темноты медленно соткалась бледная фигура. Пришелец шел легко, почти невесомо, но лед все равно чуть потрескивал под его шагами; правое веко задергалось в нервном тике и ожидании грядущих неприятностей. Зверь знает, что в очередной раз ждать от этого типа — совсем ему сегодня бесперспективно, или еще сойдет...
Никогда не видел, чтобы человек из лежачего положения с такой скоростью вскакивал на ноги; в доли секунды Эжен оказался между мной и умертвием, отчеркнув защитную линию.
— Я хочу вам помочь, — мягко произнес Град и остановился.
Инфернальности возвращенцу с того света очередное воскрешение не добавило и не убавило, разве что заставило светиться — тусклое сияние поднималось ото льда, окутывая призрачный силуэт дрожащим ореолом. Он чуть улыбался — печально, но спокойно, и в прозрачных глазах больше не отражалась та неживая пустота.
— Вот оно как. Я должен был сразу догадаться, когда не нашли тело, — голос ученика дрожал от напряжения, и мертвяк с оттенком вины склонил голову:
— Эжен...
— Станислав.
— Та-а-ак, — подозрение, что все вокруг повязаны друг с другом разными мрачными узами и темными делишками, а я один тут невинная жертва обстоятельств, перешло в уверенность. — Вы тоже учились в одной школе, сидели за одной партой и делили последнюю тетрадку?
Град покачал головой, не разжимая губ, а ученик магистра и вовсе меня проигнорировал.
— Ответь мне только на один вопрос: зачем тебя сюда понесло? Приключений захотелось?
Я все понимаю, белый маг — клеймо на всю жизнь, но читать нотации воскрешенному?
Мертвяк упрямо вскинул голову:
— Я делал то, что считал правильным.
Глазам не верю: а тот оправдывается!
— И что — стоило оно того?
— Мы обнаружили, что эпидемия произошла из-за утечки из ниморских накопителей, — с неожиданной горячностью заговорил Град. — В Холла Томаи проводились эксперименты над поглощающей способностью воды. На первых этапах она даже становилась целебной из-за повышенной способности впитывать враждебную энергию! Я думал, что найду ответы...
— Нашел? — с холодной усмешкой осведомился Эжен. — И ради чего? Ради кого? Ты не только себя угробил, ты же остальных не пожалел. Их-то за что, целитель шольцев?
— Я сожалею.
— Ты это их семьям скажешь? "Я сожалею, что ваши родные погибли из-за того, что мне захотелось проверить одну интересную теорию"? — почти крикнул маг. На умертвие было больно смотреть: казалось, каждое слово ученика вдавливает его в землю, заставляя ссутулиться и отводить взгляд. — Так зачем явился, братец?
