— Ну что же, твоя взяла, — заклинатель покорно склонил голову, и костяной полый шарик выскользнул из ладони, покатившись по полу. — Жаль, что не вышло. Ты счастливчик, Смерть.
Так, пошли разговоры за жизнь, а значит, пора прекращать этот балаган. Я выступил из мрака, собираясь решительно вправить двум шизоноидам мозги:
— Эй, если ты его сейчас его просто так прихлопнешь, сам же потом пожалеешь. Он должен мучиться. Долго мучиться. И я, как пострадавшая сторона, хочу в этом участвовать!
Эм... сорвалось. Два шизоноида окинули меня настолько красноречивыми взглядами, что я устыдился и тихонько убрался обратно.
— Покончишь со мной своими рукам или... — дымные тени неспешно заскользили по телу приграничника, опутывая по рукам и ногам и заключая в сложную многолучевую фигуру. — Оу, я так и думал. К этому все и шло.
Стены, покрытые мраком, уехали в неведомое; холод пропал, сменившись обжигающим суховеем, принесшим запах полыни, гари и разогретого металла.
— Надеешься вымолить пощаду? — высокий мрачный силуэт окутывало красноватое свечение, как отблеск близкого огня.
Беда сдавленно рассмеялся:
— Пощаду? У тебя?
— Может быть, вы потом подеретесь? — жалобно вопросил я из мрака. На месте Смерти давно бы открутил говорливому заклинателю башку за один глумливый тон, но тот отчего-то медлил.
Не дожидаясь приказа, Колючка шагнула к колдуну, коснувшись локтя, и видение схлынуло, возвращая в мирские реалии ниморского холодильника. Смерть передернулся, стряхивая руку умертвия, и приграничник съехал по стенке, упав на четвереньки и пытаясь отдышаться:
— Я тебя не узнаю...
Удар ногой отшвырнул его к противоположной стене. Беда извернулся змеей, избегая следующего удара, и перекатился на живот, потянувшись к лежащему артефакту, но Смерть оказался быстрее. Подкованный железом каблук с размаху опустился на почти коснувшиеся шарика пальцы, вырвав короткий стон, и с хрустом повернулся, дробя кости.
— Не увлекайся. Он мне нужен, чтобы показать дорогу, — колдун прошествовал мимо, задев плечом, и скрылся, оставив за собой последнее слово. Бывшая друидка посеменила следом то ли за памятью прошлого, то ли источником энергии, а я остался офигевать. У восьмого уровня обнаружилась мыслительная деятельность, что уже удивительно, но это, что вот это сейчас было?
Ах да, я же что-то там просил... Но нельзя же было это принять всерьез? Хорошо, Лоза, первый этап пройден, и почти без жертв. Я рассчитывал на то, что если двое взрослых черных магов не смогли убить друг друга за десять лет, то этому есть объективная причина. И не ошибся.
— А вот теперь узнаю, — недобро прокомментировал недобитый заклинатель, кое-как соскребаясь с пола. И что-то подсказывало, что месть его будет если не страшна, то нисколько не приятней подставы с Великим Лесом.
В Лес их. Всех в Лес.
... Беда прихрамывал, опираясь на меня, и вычурно ругался, мешая наш язык с ниморским. Если бы не специфическая защита, позволяющая черным выдерживать собственную разрушительную магию, к демонам бы он сейчас скакал; вообще, будь черные чуть уязвимей, может и не стали так лезть на рожон. Но не факт — у многих людей это не получается до сих пор.
Смерть ждал нас в операционной, уже успокоившийся и потерявший желание ломать и крушить. Меня не покидало ощущение, что никто не сражался всерьез: он — уж точно не в полную силу, а артефактов заклинателя бы хватило, чтобы упокоить небольшое поселение.
— Ты Лоза, — с порога объявил колдун, словно два слова объясняли все. Хотя, если вспомнить некоторые особенности ниморского сорняка, возможно, что и объясняли...
— Вообще-то я Найджел, — такой подставы Черная Смерть, только-только выучивший предыдущее имя, не ожидал. — И я не сниму проклятие Великого Леса. Во-первых, потому что оно уже разрушилось, а во-вторых, потому что это не проклятие.
— Не проклятие? — изумился над ухом Беда, но я обращался только к восьмерке.
— Как давно у тебя начались проблемы с магией, Смерть? И с каких пор ты мог снова пользоваться ей почти без ограничений? Друиды были заинтересованы, чтобы ты протянул дольше. Ниморская лоза оттягивала на себя избыток темной энергии, а все остальное — самовнушение. В общем и целом... в общем и целом вышла такая вот целительная печать.
Сначала, что неудивительно, докатило до Беды, и он тихо заржал, уткнувшись мне в плечо. Черная Смерть продолжал тормозить с таким видом, будто Небеса в полном составе рухнули ему на макушку, полностью перекроив картину известного мира. Я даже начал уважать друидов — чтобы так запугать черного мага, не причинив ему при этом никакого вреда, надо обладать поистине извращенным мышлением. Но даже если зеленые все рассказали подневольному проводнику, он все равно им не поверил. Потому что миром правит Тьма. А в мире, которым правит Тьма, так поступать нельзя.
— Но ты, тогда, там, у той зеленой хернотени... — от шока колдун временно потерял способность изъясняться иначе, чем местоимениями. Униженные и оскорбленные, часть вторая.
— Я всего лишь нулевик. Меня глючило, ты верил, а печать рушилась. Только и всего. Зря ты убил настоящего Лозу, в самом деле...
— Не трогал я его, — без прежнего пыла огрызнулся колдун.
— Даже так? — я чувствовал удивительное спокойствие. Внутри что-то перегорело — что-то, отвечающее за страх. В конце концов, нет причин не верить его словам, ведь для колдуна убийство — не преступление, а повод для гордости. И Смерть, насколько я успел разобрать, не склонен ко лжи. — И нож он тебе сам отдал?
— Нашелся же кто-то, кто не стал от тебя шарахаться, и тот помер! — заклинатель уже откровенно веселился, и я посочувствовал его бывшему-настоящему другу. Смерть терпеливей, чем Небеса.
Окончательно сбитый с толку и потерявший все ориентиры, колдун взял протянутый нож, даже не посмотрев, что это такое, и с ожиданием самого худшего ткнул в рыжеволосую нежить, скромно притулившуюся рядом.
— А это кто?
И дождался.
— Твоя невеста, — совсем уж мерзко захихикал Беда.
На лице колдуна ясно отразилось, что таких вопиющих фактов он не припоминает, а значит, не было.
Раньше я считал, что черные маги — это такие люди, слегка испорченные могуществом и вседозволенностью. А Шадде — так, отклонение в пределах статистики. Который день ощущаю себя единственным нормальным человеком, и уже как-то не радует... Небо мое, половина страны психов. И ниморцы еще удивлялись, почему у нас все вкривь и вкось, и даже демоны не знают, кто, кем и как правит?
— Вы общайтесь, общайтесь, консервы. Что? — осведомился я у разом вскинувшихся заклятых друзей. — А вы кем себя считаете? До города далеко, а энергия воскрешенным нужна сейчас. Для чего вас здесь держат, как думаете?
Колдун окончательно выпал в прострацию. Чувство собственного величия подобный вариант не предусматривало.
— М-м-м, весело...
— Валим отсюда, ва-ли-м! У берега граница совсем ослабела, у нас есть шанс пробиться. По крайней мере, там не ее территория. Беда, ты знаешь потайные ходы или...
— Я знаю код лифта. А вот какой чащи зеленой вы с Эженом вернулись? — вкрадчиво осведомился маг.
— Он полез обратно, как только услышал о подземном ходе, — голос все же предательски дрогнул; я отвернулся, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. — Я не сумел ему помешать.
— Еще бы, — Беда тронул меня за плечо и похромал в сторону, выудив из груды хлама погнутую мешалку, и вручил ее мне, с привычным энтузиазмом объявив: — Храни.
— Это важный артефакт или серебро на переплавку?
— Ключ к мыслеобразам порталов, — посерьезнел тот. — Вырвемся — загоним по курсу.
Путь до лифта был бы прост и безопасен, если бы не мои спутники. Нет, никаких больше ужасов: баюкая раненую руку, приграничник мстительно описывал семейную идиллию лучшего друга и изобретательницы осколочных ожерелий. О том, как колдун мечтал купить землянку в центре и выращивать там морковь и тюльпаны, и о том, что своего первенца счастливая пара хотела назвать замечательным именем Беда, и не прекратил издеваться даже после того, как Смерть не особо вникая объявил, что если его ребенок будет похож на Беду, он убьет всех троих.
Карма, за какие грехи я должен это выслушивать? Но, надо признать, отвлекало, да.
— Слушай, Беда, а не пошел бы ты сам? — попытка сгрузить приграничника друидке неожиданно вызвала отрицательную реакцию Смерти. Нет, никого не волновало, что она — умертвие, что приграничник несет чушь, что я им совсем посторонний человек, которому совсем обнаглели садиться на шею. Неудивительно, что от них белые маги сбежали.
Поэтому Шадде я ждал, как избавления. Но ни на пути к лифту, ни в лифте, ни в подвале блока А мимо не проплыло ни одной зачуханной кильки и никто не пришел и не спас меня от потока бессмысленного и беспощадного трепа. Все указывало на то, что умертвию Капле, занятой освоением такой нужной и полезной обществу профессии, как слесарь-сантехник, было совсем не до нас.
А во внешнем мире наступил вечер. Огромное распухшее красное солнце садилось прямо в снежный буран, и последние лучи скользили по воде, придавая ей глубокий сапфировый цвет. Смерть прямым маршрутом направился к пляжу, надвигаясь на барьер как ниморский танк на городские укрепления; сконцентрированная сила, направленная в одну точку... но удар пришелся в пустоту, сила впиталась в песок, и человек безвольно замер у кромки озера, как марионетка, у которой обрезали нити.
Но, к моему удивлению, он продолжать бороться, на сей раз продавливая защиту чистой энергией разрушения. Черный маг забыл одну простую вещь: на самом деле никакой невидимой стенки нет. Холла Томаи пропитывала чужая воля, нечто вроде подавляющего ментального поля, и все границы существовали только в нашем сознании.
— Так и с ума сойти недолго, — я с возрастающим уважением наблюдал за бесплодными усилиями.
— М-м-м, тут нечему... — как истинный стратег, Беда предпочитал, чтобы шишки набивали другие.
Смерть поднял руку, словно забыв, что защита нематериальна и ее нельзя приложить как следует кулаком, так же опустил и бессильно выругался. За три века колдуны нашли множество цветистых определений для магии отступников. Всего немногим меньше, чем сами белые отщепенцы, когда разбирались, как это работает. Напряжение сгустилось в плотное грозовое облачко, повисшее над пляжем, и на особо эмоциональном обороте обрушилось вниз, расплескавшись волной света.
А граница... граница не прониклась.
Я запрыгнул на полуразрушенный пирс и с грустью почувствовал, что колдун на ступеньку выше. Сам я даже не мог заставить себя попытаться преодолеть барьер, даже одна мысль о сопротивлении вызывала отвращение и внутренний протест. Отсутствие воли находилось с приказом в полной гармонии.
Над лабораториями висела вязкая тишина. В неподвижном воздухе застыли деревья и даже трава, по которой мы проходили, качалась бесшумно и возвращалась в прежнее положение. Крупная переливающаяся стрекоза даже ворохнулась при моем приближении, напоминая изысканную брошь, и я бы не удивился, увидев зависшую в воздухе мошку. Даже лучи солнца, казалось, увязали, как в густом сиропе, поневоле напоминая сказки о магистрах, умеющих останавливать время. Вдоль песка протянулась белая полоска пены от нахлынувшей, да так и оставшейся волны; мир был статичен, как на моментальной фотографии.
— Беда, скажи мне, за что вы ее убили? — я видел тех, кто стоял сзади, в отражении.
— М?
— За что ты и Черная Смерть убили Ильду Шадде?
Вообще-то я ожидал отговорок. Лжи о том, что ни за что и ни разу. Но не того, что Беда даже и посчитает нужным отпираться:
— Я говорил ее не трогать. Но у кого-то сорвало крышу...
— Чего ты опять гонишь? — возмутился прослушавший предисловие колдун.
— Того, что мы влипли из-за тебя, шольцев псих! Эрро нам простили, нет, надо было погореть на своих. Это мне пришлось на трезвую голову участвовать...
По щеке бывшей друидки, оставляя мокрую дорожку, скатилась слеза. Неприятно видеть истинную суть тех, с кем тебя свела судьба?
— Стоп. И вот после всего этого ты не боялся вместе с Шадде поднимать нежить?
— Так она ни демона не помнит, иначе бы давно нас прикончила. Весело, м? Вечерок прям как сейчас, солнце в глаз светит, Тень, что б его, в несознанке, синька приговор читает...
— Приговор?
— Зачем. Ты сюда. Привел?
Я подпрыгнул, отшатнувшись от подобравшегося вплотную колдуна. Карма, да с чего он такой сообразительный?
— Все правильно, мои милые, — от мелодичного грудного голоса вздрогнули уже маги, а я едва не завопил от радости. Как здорово, что все мы здесь, сегодня собрались.
Из глаз друидки струилась вода, вымывая их естественный цвет и возвращая глубокую синь. Рыжие волосы удлинялись и темнели, фигура расплывалась, уменьшаясь в росте и приобретая округлость, мелкая взвесь окутывала тело, превращаясь в ткань, и последним из пены соткалось тонкое кружево, опутав мучнисто-белые локти.
Заклинатель сглотнул и отступил за спину Черной Смерти. Не сомневаюсь, преданный друг уступил бы честь сразиться с неуязвимой нежитью более конкретно, но дальше отступать некуда — дальше кончался пирс.
— Ах, Беда, наконец-то. Ты был таким паинькой, что я устала ждать, — Ильда поднесла ладонь ко лбу, второй снисходительно махнув в сторону мага, и серебряная бритва раскрылась с негромким щелчком. -Маленькая шестерочка все-таки вспомнила, что называется черным магом. Даже зелень оказался решительней...
Проклятье. Пирс кончался и с моей стороны.
Следующее движение я не уловил. Вот умертвие перед нами — и вот она уже рядом с колдуном, блеск лезвия...
— Небесные ступеньки, — Шадде обескураженно проследила, как бритва изогнулась и расплавленным металлом стекла на бетон. — А я хотела по-хорошему. Но ты, Тень, всегда был наглым грубияном.
Чую, грядет шторм.
— Что. Это? — с трудом проскрежетал Черная Смерть.
— Ты меня не помнишь?
— ...должен помнить всех... — колдун перешел на непереводимые ниморскиме идиомы, — что здесь...?
Нежить нарочито неторопливо проплыла мимо и остановилась на краю пристани, спиной к озеру.
— Так я напо... — этого Смерть уже не перенес, и туманное облачко, пронизанное черными молниями, ухнуло вниз вместе с остатками пирса. Когда черные маги начнут думать, прежде чем делать, то наша страна прямым ходом отправится в светлое будущее и наконец-то достроит транстаежную магистраль. Эффект вышел... ошеломительный. Как будто в озеро зашвырнули пачку динамита. Волны дружно рванули вверх, маленьким цунами нависая над песочным пляжем, и открывшаяся в толще воды гигантская пасть проревела: — Я все вам напомню!
Последний луч заходящего солнца вспыхнул в глазницах и красной вспышкой ударил в лицо...
... Последние лучи заходящего солнца скользили поверхности воды, превращая озеро в чашу, наполненную кипящей лавой. Светило садилось в дым, в котором не разобрать, есть ли за ним лес; с этой стороны что-то тоже горело, в воздухе реяла сажа, и в мутной пелене берег угадывался как выжженная плешь с торчащими то тут, то там палками и грудами камней. Но людям на пляже не было дела ни до заката, ни до солнца, ни тем более до леса, дыма и прочих неудобств: тут происходила казнь.
