Вообще сама религия тут очень странная — что в догматических основах, что в практических проявлениях. Но это я смогу изучить потом, в свободное время... Если оно у меня когда-нибудь будет. Сейчас нельзя отвлекаться. Надо думать только о том, что делать. Какая Церковь есть, такой и буду пользоваться. Опять же, как делала в Британии, где под моим знаменем плечом к плечу бились последователи Юпитера, богини Дану и Христа.
С другой стороны, если я не пойму, как именно к нам относятся, я не смогу правильно себя вести и направлять людей. Поводом для религиозной войны может стать любая мелочь — даже спор о том, как правильно креститься. Поэтому догматы надо изучить, даже если на это уйдёт целый день.
Но опять же, где их изучать? Мои спутники в богословии не очень подкованы, они люди светские — и хорошо. А пытаться спрашивать у священников — боюсь, это будет выглядеть в их глазах так же, как если бы воскресший Христос пришёл в Рим и попросил дать ему почитать Евангелие.
Пожалуй, учебник истории пришёлся бы кстати. Но тут опять мешаются под ногами бытовые мелочи. Библиотек — то есть мест, где можно взять почитать книгу бесплатно — в этом мире нет. По крайней мере в этой стране нет. Может быть, где-нибудь в Фобрее и стоят на каждом углу бесплатные читальни, но здесь — только за деньги. Жители Мелромарка свою выгоду не упустят. А у нас всё ещё проблема с наличными, серебро для аренды круглого стола я одолжила у подчинённых.
То есть, чтобы разобраться с книгами, мне нужно ждать как минимум до вечера — и это если Арчер уже нашёл решение по укреплению золота. Если нет — то ещё несколько дней.
От раздражения скармливаю одну монетку драгоценному камню в Мече. Пусть подавится!
Требования к Золотому Мечу I выполнены!
Золотой Меч I:
Способность не освоена... Бонус экипировки: Вероятность выбить золото при убийстве любого противника — 0,1%. Количество золота зависит от уровня противника.
Невольно смеюсь. Какая скупая игрушка. Как всё, с чем мы тут встречаемся. И все, с кем. Одна тысячная вероятности получить награду! На какого крохобора рассчитаны все эти "бонусы"? Настоящему герою просто стыдно таким пользоваться, видит бог! Лучше быть нищим вообще без единой монеты, чем вот так считать каждый медяк!
Сравните это хотя бы с Золотым Правилом Гильгамеша, которое, будучи побочной и малозначимой способностью в системе Слуг, гарантировало, что владелец никогда не будет испытывать нужды в деньгах.
Хотя с другой стороны... Не мне упрекать других в мелочности, после того как я легла в постель к своему Мастеру, чтобы получить жалкие крохи праны, которые хоть немного увеличат мои шансы на победу.
Ладно. Эта штука хочет, чтобы я пошла поохотиться на монстров — так и быть, пойду поохочусь на монстров. Всё равно до конца дня ещё долго, а заняться делом возможности нет.
Хотя! Дурой ты родилась, Артурия, дурой и умрёшь! У меня есть 99 мягких золотых монет. Никто не мешает сейчас поменять 9 из них в ювелирной лавке на 4 укрепленных и ещё немного сдачи серебром — этого хватит, чтобы купить несколько толстых томов и по истории, и по богословию, и по внешней политике. А потом уже, когда будет удобное время, которое ни на что более полезное потратить нельзя, пойти и убить пять тысяч монстров первого уровня, или две с половиной тысячи второго — чтобы восполнить невыгодную разницу в курсе.
Тьфу! Это штука всё-таки заставила меня думать, как купеческая дочь! Считать мелкие выгоды и убытки — какой позор для рыцаря! Хотя король обязан считать доходы и расходы государства — иначе он разорит своих подданных, а это ещё больший позор. Но что делать, когда король одновременно и рыцарь? С какого момента щедрость перерастает в расточительство, а скупость превращается в бережливость государственного ума? Ведь каждая небрежно выброшенная мной монета — это по меньшей мере полгода пропитания для целой крестьянской семьи!
А с третьей стороны надо помнить, что если я позволю себе чересчур увлечься торговлей и не успею решить хотя бы основные проблемы Мелромарка до прихода достаточно сильной Волны, то волноваться о голодающих крестьянах мне уже не придётся — просто потому, что их всех съедят.
Всё ещё не до конца уверенная в правильном пути, через десять минут я вошла к меняле, а через двадцать — к торговцу книгами. Мне повезло — удалось купить несколько старых, раритетных изданий, удобных тем, что их не правили цензоры под политические нужды текущего момента. А также несколько книг, написанных в других странах. Разумеется, те и другие тоже не были свободны от искажений — одни правили под прошлых монархов, другие — под заказ конкурирующих государств. Однако, сопоставив различные искажённые точки зрения, мне более или менее удалось выделить целостную картину.
То, что казалось мне на первый взгляд нелепостью, оказалось достаточно внятной и стройной религиозной доктриной. Но, как и христианские догматы, понятна она была лишь иерархам церкви с высшим образованием, а простой народ вовсю смешивал её с разнообразными суевериями и языческим мракобесием. Церковь с этим где-то боролась, а где-то и поощряла — в зависимости от своих конкретных нужд.
Самое главное — Церковь не поклонялась Героям. Церковь прекрасно знала, что это смертные люди, весьма слабые поначалу, что они могут совершать глупые или аморальные поступки, и так далее. Знала она и то, что в разных призывах с теми же Оружиями могут появляться РАЗНЫЕ люди, порой с диаметрально противоположными характерами и убеждениями в разных поколениях.
В центре местной доктрины располагалась фигура Единого Бога. Полностью благого, полностью безобразного (не в смысле "уродливого", а в смысле "не имеющего образа"), полностью непознаваемого человеком. Человек слишком мал и глуп, чтобы познать Бога во всей его полноте, учила Церковь. Что интересно, при этом здешний Бог не являлся абсолютом во всём, символом бесконечности и вечности, как в земных авраамических религиях. Он был просто неизмеримо больше, сложнее, многограннее, обширнее человека. Он где-то конечен, но нам не более дано познать его конечность, чем микробу дано познать конечность человека. Он не всеведущ, не вездесущ и не всемогущ, но мы можем считать его таковым, потому что для нас — ничтожных мелких существ — разницы в принципе нет. Тем самым местные богословы довольно изящно обошли целые тома противоречий, нагромождённых земными философами при попытке вписать Абсолют в нужды простых смертных.
Тем не менее, даже с таким ограниченным Богом людям не дано ни общаться, ни служить ему, ни вообще как-либо взаимодействовать полноценно. Однако Он, в своей божественной милости, снизошёл до ничтожных микробов сам, и даровал нам свои ПРОЯВЛЕНИЯ. Те грани, частицы всеобъемлющего целого, которые мы могли понять, использовать, которым можно было служить, молиться и с помощью которых можно творить благо. Этими проявлениями и были, как нетрудно догадаться, Священные Оружия. Не боги сами по себе, но части, аспекты Бога, дающие познать его в том объёме, какой в принципе нам доступен. Поэтому использование Оружий состоит из постоянных открытий — это шаги по пути просветления.
Герои же — избранные этими орудиями святые. Поскольку мудрость Бога непостижима, для Его целей вполне может быть избран и человек, кажущийся недостойным. На самом деле никто из нас в принципе не достоин носить Оружия, но их благодать освящает человека, делая большим, чем он был сам по себе.
Эта казуистика позволяла ответить на главные вопросы — почему Герои иногда ведут себя как полные придурки, и почему с ними можно (и нужно) обращаться не как с живыми богами, а как со влиятельными, но всё же вполне смертными людьми. Почему с первой минуты появления в этом мире их не сажают на трон, не дают в спутники целую армию, не спрашивают их воли, а отправляют приключаться почти как рядовых авантюристов. Почему им можно (а порой нужно) хамить, угрожать, пытаться обмануть, соблазнить, использовать. Почему убивать их — вредно, конечно (без них мир может не устоять против Волн), но отнюдь не является каким-то запредельным грехом. Истинную святость (сами Оружия) человек или монстр убить не может, хоть бы и пытался. А избавить их от носителя — что ж, порой может быть и благом.
На этом в рассуждениях местных схоластов проявилась первая слабость. Если Оружия, являясь аспектами Бога (по определению безошибочного) сами избирают себе носителей, то не означает ли это, что пытаться их убить — значит препятствовать замыслу Бога? Всё остальное — избиения, унижения, грабежи, мошенничества, изнасилования — сойдёт за испытания, которые помогут Герою укрепиться и пройти до конца. Но смерть — совсем другое дело, она определённо прерывает его путь! Может всё-таки следует дать Героям неприкосновенность хотя бы на уровне гарантии жизни, а за попытку их убийства как минимум отлучать от Церкви?
Это породило ряд жестоких теологических диспутов на самом верху. Монархи всего мира очень хотели сохранить за собой право распоряжаться жизнями Героев — те и так порой вели себя по-хамски, в самом широком смысле слова. А уж если они узнают, что в любом случае выпутаются — на них вообще управы не будет.
Наконец был подобран следующий аргумент. Известен не один случай и не два, когда Герои сражались между собой, порой даже и насмерть. Если бы Оружия считали такой исход недопустимым, они бы не выбирали себе носителей, способных на такое. Возможно, иногда святая миссия Героя состоит не в том, чтобы достичь всех высот владения Оружием, а как раз напротив — чтобы принести себя в жертву, спасая мир. Ну или быть принесённым кем-нибудь извне. Возможно, Оружия иногда нарочно избирают недостойных, чтобы показать на их примере ошибочные пути.
Такие объяснения были с натугой приняты, и на время всё успокоилось, но они заронили зёрна грядущего раскола, который и породил впоследствии Церковь Трёх Героев, провозгласившую Героя Щита дьяволом.
Дьявола в христианском смысле — то есть сверхъестественной силы, противостоящей Богу — в доктрине Церкви Четырёх не было и не могло быть. Щит оставался проявлением Бога, и как таковой, был безусловно благ. С этим спорить было попросту опасно, можно было подорвать основы вероучения. А вот его носителя — смертного человека — дьяволом умудрились объявить, причём сразу всех носителей во все времена. Не отходя даже особо от доктрины.
Работала эта казуистика так. Известно, что Герои каждого Оружия, несмотря на призывы из различных миров и в различные времена, всегда имеют между собой некий набор общих черт. Разумно предположить, что это связано с той стороной личности Бога, которую данное Оружие выражает. Копьё — любовь, Меч — отвагу, Лук — правосудие, ну и так далее.
Так вот, благо, которое выражает Щит — благо не для людей. Щит выражает милосердие Бога к его ущербным детям — зверолюдям. И постоянно призывает Героя, способного пренебречь интересами людей как вида, и такое милосердие проявить. Несомненно, такими качествами может обладать лишь человек, которого мы бы назвали дьяволом. Для всей полноты мироздания и божественного замысла такой Герой, безусловно, тоже необходим. Но для нас, людей, в пределах доступного нам понимания, он является чистейшим злом. Чудовищем.
Церковь Четырёх, конечно, взвыла, поняв, какого джинна выпустила из бутылки, но спорить было трудно. Она сама ранее допустила, что преступные действия Героя, необходимость ему противостоять и даже убить — не нарушают полноты и совершенства замысла Священных Оружий. Так что замысел и предназначение Легендарного Щита вполне могут состоять именно в этом — чтобы его носителей затравили, не давая набрать сил, или даже убили сразу после призыва.
На практике такое получалось не всегда, даже чаще не получалось, чем получалось. Даже сама Церковь Трёх Героев не всегда пыталась осуществить столь радикальный акт. Потому что Волны и большая политика. Но вот о его необходимости и важности — говорила на проповедях постоянно. Не можете убить дьявола — хотя бы гоните его, ограничивайте себя от него, не давайте ему поддержки.
И верующих этой доктрины в Мелромарке ко дню нашего призыва оказалось довольно-таки много.
Такой подход в достаточной мере развязал нам руки в настоящем — но обещал большие неприятности в будущем. Потому что, с одной стороны, от нас не требовали вести себя как живые святые, в соответствии с кем-то придуманными за века нормами и правилами. Нам разрешалось не только ошибаться, но даже ересь нести помаленьку. От этого мы самозванцами в глазах Церкви не становились. Но если перегнём палку и окажемся для кого-то слишком неудобными, будь то светская власть или духовная, нас точно так же, без нарушения святости, и устранить можно.
Выяснила я и то, почему провинции сумели набрать столько независимости, хотя губернаторов в них назначали из столицы. Дело в том, что в Мелромарке работала своеобразная меритократия. Олткрей раздавал земли не лучшим управленцам, и не самым верным слугам, а сильнейшим бойцам — которые либо уже собрали вокруг себя высокоуровневую армию, либо сами этой армии стоили. В этом, безусловно, был определённый резон — так я собирала в Камелоте сильнейших рыцарей. Защитить провинцию и от внешнего врага, и от внутренних бунтов, не потратив ни единой монеты из казны на снаряжение войск. Захватывать столицу они не пойдут, потому что король, хоть и слабее их всех, вместе взятых, всё ещё значительно сильнее каждого поодиночке. Защищать выделенные земли они будут со всем старанием — потому что за своё бьются. Но вот указы из столицы насчёт всего, что не касается непосредственно обороны, исполняются в лучшем случае спустя рукава. Внутреннюю политику они считают своим личным делом, в которое монарху лезть нечего.
Тем более, целостной внутренней политики здесь последние лет двадцать как таковой и не было. Указы сверху шли слишком противоречивые. Мирелия была сторонницей толерантности и равноправия, а её муж — отчаянным ксенофобом. Если бы равноправие здесь царило и в отношениях полов, при таком различии во взглядах они бы никогда не смогли пожениться. Но Мелромарк был матриархатом, поэтому королева была уверена, что сможет держать кровожадные наклонности мужа в узде и даже найти им полезное применение.
И формально он действительно исполнял её волю — до недавнего времени, во всяком случае. Ни один прямой приказ жены им нарушен не был. Но слабость центральной власти в отношении губернаторов была политической реальностью задолго до него — король лишь воспользовался ею в собственных целях. Во время войны освободилась власть во многих провинциях. Король расставил туда "на княжение" своих верных боевых соратников, естественно, разделявших его взгляды. А в других ксенофобия была старой национальной традицией, которую исповедовали и без его помощи в течение многих поколений. Когда те и другие ощутили волю, а также поддержку Церкви Трёх Героев за собой, нелюдям стало очень и очень жарко. А Олткрей на все претензии жены отвечал, что ничего не может с этим поделать — и это в общем-то было правдой.
