Конечно, у него оказалось несколько приёмов, о которых мы не знали. Он мог превращать всё тело в огонь (к счастью, лишь на короткое время, а то поймать его было бы затруднительно), мог вытягивать Ману противников, мог внезапно ускорять свой полёт в разы, так что наше прежнее расположение оказывалось неоптимальным, а на острие атаки оказывался кто-то, кого срочно приходилось вытаскивать. Один раз две половинки даже поменялись местами — так что перед воздушной партией внезапно оказался устойчивый к физическому урону феникс, а наземной пришлось иметь дело с почти неуязвимым к магии. Но мы успели на это всё адекватно отреагировать, так что и тут рассказывать особо не о чем.
Настоящий сюрприз он преподнёс нам только в конце — когда после наших добивающих ударов обе половинки монстра вспыхнули и исчезли, оставив только облачко оседающих, как снег, сияющих перьев.
— Э... не понял, — пробормотал Такт. — А где, собственно, трофеи? Ингредиенты где? Новые формы Кнута?
И был вознаграждён тихим музыкальным смехом Вест Сиванму, которую он тут же бросился обнимать, как безумный, сообразив, что если бой закончился, а любовница всё ещё здесь, значит всё прошло по плану — Кнут сделал свою работу и удержал её в этом мире.
— Да чёрт с ними, с трофеями! Мне они не нужны, если ты есть!
— Конечно, от нас не остаётся так много мяса, как от других Зверей-Защитников, особенно от Лингуя, — докторским тоном сказал Куньлун. — Тем не менее, мы тоже можем принести пользу Героям, хоть и по-своему.
— И как же? — с большим интересом спросил я.
— Видите эти летающие в воздухе перья? Из каждого из них можно создать феникса-фамильяра, как мы делали при жизни. Эти создания имеют множество ценных свойств.
— ПОЛУЧАЕТСЯ ТАКОЕ — ХОТЬ НЕ ГОВОРИ!
Я сам не знал, что был таким хорошим
И, в общем, был изрядно огорошен
Тем, что на Ситэ уж впору приносить цветы:
Трудами вашими я стал почти святым!
И я уже привык к трагическим ролям:
Невинный мученик и жертва короля.
...
А если на минутку мы допустим,
Что был я омерзителен и гнусен,
Что я нарушал устав, не чтил его совсем -
Одних бастардов наплодил сто сорок семь,
(А может и больше)
...
Святая Дева, я почти уже забыл,
Каким же всё-таки я в этой жизни был?
Канцлер Ги, "Крик души Жака де Моле"
Г: — Ничего не понимаю!
Или это мне приснилось?
Прохожу сейчас долиной -
Лошадь с крыльями летит!
Это что за наважденье?!
Правда, я вчера с волками
Переел опять конины,
До сих пор душа болит.
М: — Это ты о ней подумал,
Вот она и полетела
Полетела б и корова,
В замке крышу продавив.
Г: — Это вроде из Алисы...
Там, в Алисе были склиссы...
М: Не надейся, ты не первый.
Много, знаешь, нас таких.
У Йаванны все по струнке:
Шаг вперед — попытка к бегству.
Крокодилы не летают,
Ну а что не крокодил?
Я же как-то с недосыпу
Наваял летучих рыбок,
Изобрел хамелеонов
И драконов наплодил.
Алькор, "Муки творчества"
Берсеркер, Герой Щита:
Откровенно говоря, будь я прежним Гераклом, каким был при жизни — сейчас бы выпал хороший повод как минимум обидеться и затеять ссору, а то и в безумие в очередной раз впасть. Была у меня такая привычка — если кто обделил добычей, сразу воспринимать это как личное оскорбление. Не у меня одного, впрочем. Многие герои моего времени этим страдали. Да и тот же Кухулин, помнится, за свою долю готов был удавиться... ну или кого-то другого скорее удавить. Делёж трофеев — один из самых опасных моментов на войне бронзового века. Порой даже опаснее, чем само сражение с противником. Гарантированно опаснее, если во вражеском лагере героев нет, а в вашем их больше одного. Именно поэтому я в своё время взял Трою меньше чем за день, а та компания сумасшедших во главе с Менелаем провозилась десять лет. Не потому, что я был настолько сильнее следующего поколения героев (тот же Ахилл мне если и уступал, то не сильно), а потому, что у них почти всё время и силы уходили на внутренние распри, а собственно город они штурмовали так, по остаточному принципу. Мне же там ссориться было почти не с кем (и то — с Теламоном очень некрасиво получилось, хорошо ещё, что все живы остались).
Люди эпохи Пятой Войны могут сказать, что мы, их предки — крайне жадные и эгоистичные существа, большие дети, готовые затеять драку из-за игрушки. Да что там столь дальние потомки — ещё у Платона можно встретить фразу "Вы, эллины, вечно остаетесь детьми, и нет среди эллинов старца!" И те, кто так говорят, будут даже правы... отчасти. В действительности всё несколько сложнее.
Не в жадности здесь дело и не в жажде славы, хотя то и другое, несомненно, свою роль играло. После того, как трофей был публично получен — хоть бы ради него пришлось вырезать целый город — типичный герой расставался с ним относительно легко. Но позволить недодать себе положенного вознаграждения — означало предстать в глазах современников терпилой, естественной жертвой, у которой можно — и нужно — отнять и всё остальное. Мир, где я родился и жил, постоянно пробовал человека на зуб — и в прямом, и в переносном смысле. И главное, чем выше стоял человек — тем чаще его пробовали. Ограбить свинопаса — невелико достижение. А вот опустить сына Зевса...
Я реагировал на подобные попытки ещё более резко, чем средний герой — поскольку меня постоянно пытались ограбить и обездолить не только люди, но и боги. Вернее, одна конкретная богиня, не буду повторять её имени. И что характерно, это у неё получалось. Простейшая петля с положительной обратной связью: у меня что-то отнимали, я от этого бесился, бешенство волоокая скотина превращала в безумие, от которого я терял ещё больше.
Смерть и попадание в Трон Героев меня от этого не излечили, скорее наоборот. Потомки про меня такого насочиняли, что мне при жизни и присниться не могло — вспоминать стыдно. И мне и это пришлось принять как часть собственной личности. Хорошо ещё, чуть ли не каждый аэд и рапсод, каждый автор комедии или трагедии норовил мне приписать другую мотивацию и характер — это давало определённую свободу выбора.
А потом пришло христианство — а с ним и то, что вы называете средневековьем. Эпоха Артурии сменила эпоху Кухулина — но меня, как ни странно, продолжали вспоминать. Одни христианские авторы, не церемонясь, просто скопом определили всех языческих богов в демоны — ну и я, соответственно, стал для них "сыном демона", образцом языческой грубости, греховности и невоздержанности в страстях. Не то чтобы мне сильно нравилась такая оценка — но она во всяком случае предоставила мне возможность взглянуть на своё поведение со стороны и понять, что оно может для кого-то не быть образцом, у кого-то вызывать неприязнь не только из личной враждебности ко мне, но и в контексте понятий о должном и недолжном.
Другая же часть авторов наоборот, пыталась представить меня как идеального рыцаря, "доброго язычника", "христианина до христианства". Перевирали они меня при этом не меньше, чем те же аэды, но совсем в другую сторону. И если воспоминания античного периода делятся между богом Гераклом на Олимпе и тоскующей тенью Геракла в царстве Аида, то "средневековье" для меня означает другую двойственность — я то предавался необузданному пиршеству насилия и свального греха, то погружался в глубокие философские раздумья о природе добродетели и назначении человека.
А с идеальными рыцарями есть, знаете ли, одна проблема. Среди их добродетелей — щедрость вразрез со здравым смыслом. Плюс общие христианские идеалы — нестяжательство и подставление второй щеки. Взгляните хотя бы на Артурию. Нет, на практике этого не было — но из меня-то пытались изобразить именно что сказочный идеал! В итоге я... ну не то чтобы стал именно таким, каким они меня представляли, всё-таки первичная матрица... первична, простите за тавтологию. Но в моём мыслительном арсенале появилось по крайней мере само представление о том, что жадность — это плохо. Или хотя бы может быть плохо. В некоторых случаях. Особенно когда она накладывается на кровожадность. Появилось понимание, что можно не объявлять личным смертельным врагом всякого, кто не додал тебе положенной доли — и при этом не быть беспомощным презренным ничтожеством. Ни в собственных глазах, ни, что важнее для моего времени, в глазах окружающих.
Так и вышло, что никакого трофея, кроме обычных пёрышек, я с Фэнхуана не получил, но все черепа, стены и колонны остались целыми. Арчер с Тактом, тем не менее, заметили какой-то нехороший блеск моих глаз. Они отошли в соседнюю комнату пошептаться о чём-то. Но быстро вернулись.
— Вам не стоит переживать об этом, мой друг, — Сиванму доверительно положила тонкие пальцы мне на локоть. — Когда пробудятся остальные Звери-Защитники, каждый из Героев сможет получить оружие из их душ. А до тех пор — я прекрасно понимаю, что время не терпит — небольшой подарок может сгладить вам ожидание.
Девушка попросила принести курильницу и отрезав прядь своих волос, зажгла в ней.
— Поглотите это пламя, друг мой. Вместе с курильницей.
Требования к Щиту Огня Феникса выполнены!
Щит Огня Феникса 0/30 SR:
Способность не освоена... Бонус экипировки: Защита от огня (средняя), усиление регенерации (среднее), скилл "Костёр Феникса".
Особый эффект: Пожар — пламя от Костра Феникса распространяется, перекидываясь на любые предметы, которые его коснутся, по желанию владельца.
Скилл "Костёр Феникса": Позволяет создать в любой точке в пределах поля зрения источник огня, который не причиняет вреда существам и предметам с Защитой (существ он лечит, а предметам восстанавливает Защиту, но не структуру). Однако все объекты без Защиты этот огонь сжигает дотла.
Так, а это безумно полезная штука! Пусть даже обезоруживать врагов с его помощью не выйдет, разве что припасов каких-нибудь лишить, и то — нужно очень грамотно планировать, чтобы не принести своему оппоненту больше пользы, чем вреда. Оружие в этом мире как правило имеет собственную Защиту. Зато лечить своих можно практически неограниченно — пока хватит топлива для костра. А топливом может быть что угодно!
В Силтвельте я слышал легенды, что большинство Героев Щита были сильными целителями. Но моя способность варить всякие зелья пока что не превышает таковую у обычных крестьян. А к магии, в арсенале которой тоже много лечебных заклинаний, я не способен. Этот костёр даёт мне хоть какую-то способность поддержать соратников, помимо очевидного принятия на себя их ударов.
— Также я бы вам советовала, пока вы находитесь в Фобрее, встретиться и поговорить с Вальнаром — лидером партии мира Силтвельта. Он очень переживает, что вы находитесь целиком под влиянием Джаралиса — лидера партии войны.
Вальнар мне не понравился. Скользкий тип, полная противоположность Бахаррота, хотя они и принадлежат к одному и тому же виду (и как я позже узнал — являются родственниками). Ему бы стоило змеёй родиться, а не фениксом. Знаете, есть такие люди, которые если пригласят вас на чай, то будут два часа рассуждать именно про чай. Пусть даже за окном разворачивается война богов. Вальнар, конечно, не человек, но он именно из таких.
— Как вам понравился Силтвельт, господин Герой? Не сама местность, там смотреть по сути нечего, — тонкие пальцы феникса коснулись изящного веера. Он вообще был манерным типом — в частности, держал руки на определенном уровне, чтобы кисти всегда сохраняли бледность. — Знаю, что вы интересовались нашей религией. И тем, что суть Щита есть защита. Толковать это, конечно, можно по-разному...
— Это не вопрос интереса, это вопрос необходимости. Без понимания моего Оружия и без союза со жрецами я в равной мере не смогу исполнять свои обязанности Героя. А это означает, ни много ни мало, гибель вашего мира.
— То есть вы всё же за интересы целого мира. Это радует. Мир, знаете ли, многообразен, и правду можно найти только в консенсусе.
И вот так с ним всегда! Он такие беседы может часами вести, ничего толком не сказав! Специально их этому учат, что ли?!
— Большинство силтвельтцев не разделяют ваш космополитизм. Они полагают, что настоящий Герой Щита сосредоточился бы на защите одной страны, максимум — также Шилдфридена и нелюдей в других странах.
— Понимаете, защита — она бывает разная. В том числе и через нападение. Постоянно приходится искать оптимальный путь... потому что есть зверолюди, которые будут чувствовать себя защищёнными, только когда они станут единственной расой в мире.
— Ваш аналог короля Мелромарка? Что ж, такой исход я допускать не намерен. Моя цель — остановить Волны. За этим меня призвали в этот мир. От Волн страдают и люди, и полулюди, и зверолюди, и даже монстры, для которых этот мир уже успел стать родным. Потом, когда Волны закончатся — хоть трижды взаимоистребитесь, это уже не будет моей проблемой. Но пока Волны продолжаются, всякий, кто помешает мне с ними бороться — познает на себе мой гнев.
— Задача Героя, но не монарха. Жаль, что у нас многие не понимают и не разделяют подобный подход.
— На титул монарха я и не претендую. Один раз пытался уже. Результат мне слишком не понравился, чтобы я желал его повторить.
— Занятно. При том что вас хотят видеть сакральным монархом... впрочем, учитывая, какие были Герои, "царствовать, но не править" вполне могут предложить. Ну и вы знаете, что из себя представляет король у нас. Более заинтересованный в работе короля, а не героя, человек или не человек, стал бы смотреть на то, на что похожи другие государи. И брать с них пример. Хотя управлять государством в одиночку, без советников, честно скажу, ноша непосильная.
Как я хорошо понимаю в этот момент Джаралиса. Я с этим крылатым всего пятнадцать минут беседую, а уже хочу его убить, хорошо, что Щит не позволит. А лев вынужден иметь с ним дело чуть ли не всю жизнь.
— Собственно, парламент и создан из-за того, что абсолютная власть... развращает абсолютно. Посмотрите на короля Фобрея. Посмотрите на короля Мелромарка. Это умные люди? Монархия — это лотерея, жребий, в котором выигрывает далеко не всякий...
— Ну положим, в Мелромарке у короля не больше власти, чем у вашего... Насчёт Фобрея, — я не смог сдержать усмешку, — вы про какого из королей? Прошлого или нынешнего?
— Новый особо не успел себя проявить. Занят геройской работой, чего, я так понимаю, следует ждать и от вас.
— Если он не проявил себя так, как старый, это уже достижение. И да, я не собираюсь никому из вас помогать во внутренних разборках. Дело не в том, что я кого-то считаю правым или виноватым, а в том, что у меня просто нет на это времени.
На самом деле я слегка... ну, не то чтобы врал, но преувеличивал. Где-то внутри меня точил червячок искушения попробовать настоящей царской власти. Всего того, чего не досталось в смертной жизни. Умом-то я прекрасно понимал, что это абсурдно, и ничего, кроме новых хлопот, не даст. Не то время, не то место... но желание вкусить запретного плода от этого слабее не становилось. Хорошо ещё, что потомки выдумали меня с таким острым чувством долга.
