Да и, если быть честным, в возможности быстрого убийства Тоусена я уверен, а вот касательно того, чтобы взять его живым, я сильно сомневаюсь. Он действительно силен, а я сто лет таким не занимался. Буквально. Так что бой на истощение — единственный вариант.
Удар! Удар! Удар!
Три почти одновременных взмаха, но цели они не достигают: из-за длины моего клинка и моего роста ему проще увернуться.
Он резко изворачивается и пытается задеть меня кончиком клинка, но я подныриваю и, сделав небольшой рывок, сумел сблизиться раньше чем он отступил и врезался в его живот локтем. Он отлетает, вот только я ему полететь не дал, и, схватив за пояс, потянул на себя, встретив его живот с моей ногой.
— Агх! — хрипит он, падает на землю, а я неспешно обхожу его и жду, когда он поднимется.
А пока он пытается отдышаться, я решил еще немного поболтать с ним.
— Одного я все же не пойму, — произнес я. — То, за что я тебя терпеть не могу — это понятно и очевидно. Я испытываю отвращение к предателям, что бьют в спину своим товарищам. Но вот чем я тебе не угодил, мне не совсем ясно.
Он молчал и лишь злился.
— Тебя бесит, что я так высоко поднялся в планах Айзена? — предположил я. — Я ведь не участвовал в ваших делах все эти годы, а как присоединился, сразу же получил большой статус и право говорить с ним на равных?
Да, это его бесит.
Я ведь не называю нашего лидера господином и не добавляю именных суффиксов, по крайней мере, вне официального общения. Просто потому что это не нужно мне и не нужно самому Айзену. Если бы ему было необходимо, чтобы я преклонялся и говорил подобные речи, он бы это сказал, но мы оба более практичные люди, а потому не видим особого смысла в подобном между собой.
Вот только Тоусен этого не понимает — я, как и Айзен, для него непонятные личности, потому он даже предположить не может, что между нами такое общение вполне нормально. Ему же кажется, что я просто высказываю свое неуважение и проявляю дерзость.
— Или тебя бесит, что именно я стал главой Эспады? — продолжил я давить на его нервы. — Но тут все очевидно... В тебе нет пустоты, а потому Эспада вряд ли стала бы тебя особо слушать. Да и в отличие от меня, ты бы ничего делать не стал и просто строил бы свои порядки, вместо того, чтобы приносить организации пользу. Может как капитан ты и хорош, но как непосредственный командир — не особо.
О, скрежет его зубов был таким громким, что даже я смог его услышать.
Да, как командир он был бы так себе.
Даже если бы Айзен действительно выдал ему звание Зеро Эспады или просто назначил главным, ничего бы не поменялось. Тоусен ничего бы для Эспады не сделал, ибо он их всех считает просто инструментами и даже не почесался бы как-то помочь им стать сильнее. Нет, тренировки он бы организовал, но исключительно в приказном порядке, по принципу 'чем бы солдат ни занимался'.
Тут чисто иная проблема. Каждый капитан подбирает команду под себя. Обычно, если кэп не уживается с офицером, он просто меняется с другим капитаном. У второго же отряда, ввиду специализации, всегда были ограничены людские ресурсы. Ни я, ни даже Учитель не могли позволить себе роскошь оглядываться на характер персонала — надежность и способности шли прежде всего. К каждому достойному внимания бойцу приходилось искать свой подход. В моем взводе всегда было мало людей, но всех я знал лично и к каждому приложил руку. Потому мое назначение на место главы Эспады было вполне логичным и продиктованным исключительно выгодой и эффективностью, а не какими-то привилегиями.
— Или же тебя злит, что я сделал то... — улыбаюсь ему, — чего не смог сделать ты...
— То, что ты сделал — всего лишь частности, не имеющие значения в общей картине, — покачал головой бывший капитан.
Из моей глотки вырвались несколько слегка истеричных смешков.
— Серьезно, как ему удается понимать таких фриков? Видать, крыша улетела дальше, чем я опасался...
— О? — Тоусен сразу понял, про кого я говорю, — И что же говорил про меня Сэйто Такеру?
— То, что ты жалкий ублюдок, не умеющий 'есть слона по частям'. Неизвестно, из-за чего ты отказался от своей мести — из-за воли умершей подруги, или боялся, что утолив свою боль, ты рано или поздно забудешь о ней, — Тоусен вздрогнул, — но это не принесло тебе облегчения. И ты решил объявить своим врагом общество в целом. Люди не должны злоупотреблять своей силой. Отомстить миру, приведя его к порядку — благородная цель, она бы одобрила, верно?
— Замолчи! — выдавил из себя Канаме.
— Знаешь, Тоусен, я ненавижу людей вроде тебя, — я сам уже начал злиться. — Вы вечно ищете чудо, что даст 'счастье для всех и бесплатно' вместо того, чтобы оглянуться по сторонам. 'Мир жесток, и все зло вокруг — всего лишь частности, главное — изменить целое', — не так ли? Используя это как оправдание, вы спокойно проходите мимо умирающих стариков и голодающих детей, даже не пытаясь что-либо сделать! Все, что я сделал для Эспады — только частности. Преданные тобой товарищи — всего лишь частности. Мой проект, что мог изменить дальний Руконгай — ГРЕБАННЫЕ ЧАСТНОСТИ!
Синигами молчал, лишь мрачнел и тихо рычал, смотря на меня своими слепыми глазами.
Я всю жизнь потратил, чтобы добиться высокого положения, чтобы обрести власть одного из глав Готей 13. Да, я прекрасно понимал всю ответственность и ограничения, которые пришли бы ко мне с этой должностью, но мне нужна была эта власть для активных действий. С ней я мог бы запустить свой план самостоятельно и более активно его продвигать. В итоге все вышло даже лучше, когда я заинтересовал в нем Чинацу-сама, но все же такая власть многое бы мне дала.
А этот тип даже не почесался.
Ведь все видели плюсы в этом во всем; даже он не мог не понимать, что мог принести мой проект, но будучи так свято уверен в действиях своего лидера, он просто проигнорировал все. Вместо того чтобы пытаться что-то делать самому, он просто ждал сложа руки и позволял мерзостям твориться вокруг него.
Самое отвратительное во всем этом, что мы с ним похожи.
Да, похожи, но только как две противоположности.
У нас у обоих были большие планы, благородные цели и одинаковые взгляды на мир, вот только я не пошел по пути меньшего кровопролития. Я внял совету Гина и принял, что для того, чтобы изменить мир, нужно запачкаться в крови, пусть я всегда старался минимизировать потери, но прекрасно понимал, что без них никуда.
Этот же пошел по пути полной пассивности, с минимумом крови, а потому, когда нужно было действовать, он стоял в стороне и принимал все как есть. Так мало того, вместо исполнения своей мести когда у него была возможность — а во время недавнего хаоса он сто раз мог отомстить — он ничего не сделал.
Он больной на голову идиот, который возненавидел систему, а не людей, и вместо мести людям стал вредить системе, предавая вообще непричастных, тех, кто доверился ему и был с ним близок.
— Я не обязан оправдываться перед тобой, — произнес он, успокоившись. — Ты говорил, что я не смог бы стать лидером Эспады, потому что никак не связан с пустотой? — с этими словами он поднес руку к лицу. — А как тебе это?
Резкий взмах — и вокруг Тоусена закручивается настоящий ураган силы, который оказывается настолько мощным, что даже меня на пару метров отбросило назад.
— Агх! — вскрикнул я, ощутив резвую боль в руке.
Кровь...
На моей руке кровь...
Какого черта?
Обернувшись, я увидел за спиной Тоусена...
Он держал в руке свой клинок, на кончике которого была моя кровь...
Он медленно поворачивается ко мне...
На его лице оказывается маска пустого... Белая маска без прорезей для рта или глаза.
— А что ты скажешь на это? — прозвучал вибрирующий голос.
Реацу пустоты стала отчетливой как никогда.
— М-да, — только и сказал я, перехватывая вакидзаси обратным хватом. — Придется попотеть слегка.
* * *
— Вы не вмешаетесь, капитан Айзен? — спросил Гин, стоя рядом с ним и смотря на разворачивающуюся картину. — Мне казалось, вы против подобной битвы.
— Да, это так, — кивает нынешний Владыка Лас Ночес. — Мне их вражда невыгодна, но я и сам понимаю, что конфликт был неизбежен. Пусть они лучше сейчас решат все свои разногласия, чем будут потом бить друг друга в спину.
— Это может стать проблемой.
— Согласен, но мне все же интересно посмотреть, как они будут действовать. Карас — мой лучший результат на почве совмещения пустоты и сил синигами, но и Канамэ недавно прошел весьма сложную процедуру соединения, потому не должен уступать сопернику.
— Вечно вы ищите много всяких причин, — усмехнулся Ичимару.
— Как есть, — Айзен пожимает плечами. — Плюс к этому, мы не единственные зрители... Так что вмешайся я сейчас — и могу подпортить им репутацию, а это сейчас невыгодно. Пока их драка не переходит границы, я не стану вмешиваться.
— Ну-с, посмотрим, что из этого получится...
Глава 53. Пустая маска.
Кровь, кровь, кровь, теперь видна его кровь.
Тоусен радовался про себя, ощущая, как напрягся его противник и, наконец, перестал смотреть на него свысока.
Да, эта сила удивительна, она поразительна, она великолепна! Такой небывалой мощи Канамэ еще никогда не ощущал. Каждая частица его души была наполнена силой, каждая часть его самого просто пылала могуществом и пьянящим ощущением превосходства.
Карас ничего не мог ему сделать: сила, скорость — он во всем превосходил своего жалкого противника и доказывал ему это с каждой секундой.
Сюнпо!
Удар!
Куроки лишь успевает заблокировать атаку, но ее сила сносит его в сторону, а затем протаскивает по песку, и собой он сбивает несколько скал. Он быстро поднимается, но не успевает среагировать — его вновь отшвыривает, и собой он разбивает еще несколько препятствий.
Да, так и нужно, так и должно быть: враг должен валяться в грязи пред теми, кто обладает силой. Тоусен радовался, что боль и трудности, что он перенес во время имплантации пустоты, окупились полностью. Мощь, которая бурлила в его душе, сейчас была столь великой, что он чувствовал, что легко бы поставил на место дерзкого Баррагана.
— 'После того как поставлю Караса на колени, отправлюсь к нему и заставлю проявлять уважение к Айзену-сама', — пронеслась у него в голове мысль.
Давно его злило, что этот ничтожный свергнутый король смеет дерзить Айзену-сама. И, что самое неприятное, тот ничего не делает с этим, что бесило Канамэ. Но теперь с этой силой он наведет тут порядок, он все исправит и сделает так, как должно быть.
— 'Но сначала я должен разобраться с Карасом. Эспада должна знать, что в Лас Ночес только один король, и его приказы должны исполняться как по слову, так и по духу. Толковать их по-своему, находить бреши в формулировках — все это недопустимо и повлечет кару'.
Как сейчас.
Канамэ презирал Куроки.
Этот жалкий, наивный мальчишка, который думает, что может все исправить своими ничтожными потугами. Считает, что раз кормит нищих на улице и что-то там придумал, уже может упрекать его. Он даже не представляет, чем Тоусену пришлось пожертвовать ради всего этого. Сколько всего он отдал, чтобы изменить весь мир.
— 'Пусть меня ненавидят и считают предателем, но, когда Айзен-сама станет Королем Душ, все мои жертвы будут оправданы! — пронеслась в его голове мысль. — Дерзость, инакомыслие и своеволие — неприемлемы! Я не допущу даже намека на отклонение!'
Именно поэтому он так зол.
Действия Караса вполне могли нарушить течение плана, они могли навредить замыслу Айзена-сама. Раз он изначально ничего в отношении между Эспадой не менял, значит, так было нужно; раз он ничему никого не учил, значит, это было необходимо. Карас должен был просто следить за порядком и дисциплиной, а не устраивать тут игрища и праздники!
"Дисциплина — вот ключ к миру!" — так считал Канамэ, и это было его кредо на всю жизнь. Дисциплина означает — четкое исполнение приказов, полное понимание и сдерживание себя от необдуманных действий.
— 'Если бы все следовали этому, Какьё была бы жива'.
Сейчас он научит дерзкого мальчишку, как себя вести. Сой Фон слишком сильно разбаловала этого глупца, отчего он стал думать, что только он поступает правильно, а остальные неправы.
— 'Это так... должно быть так... Иначе все мои жертвы напрасны...' — заскрежетал он зубами.
Он не признавался себе, но где-то в глубине души чувствовал, какая безумная и дикая зависть душит его, когда он смотрит на этого мальчишку. Как тому все легко удается и как он меняет мир вокруг себя просто так, не принося таких же жертв...
Ведь если он поступает правильно... то это означает, что Канамэ неправ...
А признание этого просто убьет его...
Но ничего. Сейчас это не имеет значения.
— Что-то ты притих, Карас, — усмехнулся Канамэ. — Ничего не можешь поделать с моей силой? Где же все твое бахвальство и самоуверенность? Похоже, назначать тебя Зеро было большой ошибкой.
Он встал над своим врагом и ждал его ответа, но тот молчал.
— 'А сейчас пришло время поставить тебя на колени!'
Сонидо!
Карас успел поставить блок, но Тоусен не собирался ослаблять напор и просто продавливал своего противника, стараясь вбить его в землю, поставить перед собой на колени и заставить сдаться. Он потому и не наносил совсем уж смертельных ударов, лишь слегка резал плоть врага, дабы принести тому побольше боли и сломать решимость.
— 'Да, пади, умоляй и...'
— Хр-р-р-р-р... — послышался храп.
Только сейчас, отринув свои мысли и начав более детально чувствовать реацу Караса, он осознал, что его оппонент просто... спит...
— Хре-е-е-е... булочки... — пробормотал он.
— УБЛЮДОК! — взорвался от ярости Канамэ.
Волна реацу отбросила Куроки на несколько десятков метров и протащила его по песку.
— А? Что? — поднялся он и отряхнулся. — Прости, ты так медленно двигался, что я уснуть успел, пока дождался твоего удара. Ты слишком много думаешь.
— Что ты задумал? Как ты не пострадал?!
— Даже этого понять не можешь? — фыркнул Зеро. — Ну и скука.
Кровь духов и рерьёку — суть одна. Из каждой раны можно почувствовать истечение духовной силы. Но сейчас на враге вообще не ощущаются раны. Канамэ точно помнил, что пролил его кровь, он чувствовал ранения, чувствовал ушибы и травмы, но сейчас все это пропало, будто никогда не было. У Караса неплохая регенерация, но даже она бы так быстро всего не вылечила — только сам Тоусен на такое способен, и его восстановление лучшее во всем Лас Ночес.
— М? А сам не догадался? — усмехнулся Карас. — Мог бы уже и заметить.
Несколько секунд Канамэ пытался понять, что именно происходит, а затем все же почувствовал... отток своих жизненных сил.
— Ублюдок! — зарычал он, срывая со своего плеча нити.
— Расширь арсенал ругательств — тебе не помешает. Я же еще навешу, — пожал враг плечами.
— Ненавижу...
— Плевать. Но теперь я вижу, что ты не давишься лицемерием. Да. Уже нет... Ты просто тонешь в нем. Ты предал все, что мог. Своих товарищей. Свою собственную сущность. Даже память своей подруги, что теперь навеки запятнана пролитой тобой кровью. Ты омерзителен.
