| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Задумалась... Не оскорбит ли Мать-Бездну моё признание, что паломничество я совершаю только чтобы сбить со следа Сэ. Потом, решила, что раз уж все мы дети Матери-Бездны, то её вряд ли обидит, что под её крылом ищут спасения. Врать, — себе дороже, — это я и без напоминаний знаю.
Пока размышляю, рассматриваю Гуру. Суровый мужик лет сорока. Очень спокойный. Но... выводить его из себя, и даже просто волновать, — не хочется. Как говорится: "не буди лихо, пока оно тихо". Волосы тёмные, глаза тёмные, высок ростом, широк в плечах, тонок в поясе, — интересный мужчина, короче. И голос... проникновенный. За душу берёт. Дикция по-актёрски безупречна. Что-то меня в нём тревожит, — не могу понять.
— Отправляемся завтра на рассвете. Нам предстоит посещение семи храмов Матери-Бездны. Это, так называемый, "малый путь". Прошу запомнить, — иногда Мать испытывает силу своих детей. Будьте готовы увернуться от атаки.
— А если случайно атаковать в ответ? Что будет?
В тёмных глазах мелькнул проблеск интереса.
— Атаковать Мать-Бездну? Никогда не приходило в голову.
Мяягко коснулась эмпатией. Гуру еле сдерживает смех. Вероятно, Мать так выглядит, что действительно никому не придёт в голову её атаковать. Вспомнилась индийская богиня Кали. Тысячерукая. Такую попробуй атакуй, — мало не покажется.
* * *
"День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь — всё по той же Африке
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!
Отпуска нет на войне!"
Напеваю себе под нос, мерно шагая. Всё-таки, Железный Редъярд знал о чём писал. Заменить Африку на Фернзее, и марш для первых дней нашего паломничества готов. Как хорошо, что я озаботилась эрзац-арафаткой! Замотала концами косынки лицо, верхняя часть закрывает лоб, сверху шляпа-гриб, как у вьетнамцев, — хорошо! Хотя бы пыль в нос-рот не лезет. Дорога утоптана, но эта пыль... Она везде. Как народ ходил в Крестовые походы?.. Действительно, подвиг. В Фернзее, хотя бы, можно заплатить за чистку одежды. Маги при оазисах не отказываются "подкалымить". Бытовое заклинание, — и никаких следов, — ни от пыли, ни от пота. Я пользуюсь. Дело не в том, что запах пота раздражает, хотя и это тоже немаловажно. Главное, что недовытрясенная из одежды пыль начнёт натирать кожу. А вытрясти всю пыль у меня лично не получится. Пока трясёшь, новая набьётся. Иду в купальню, сбрасываю с себя всё и отдаю в чистку. Потом надеваю свежевычищенную одежду, набрасываю эльфийский плащ, — ночи холодные, час сижу у очага с группой, потом укладываюсь спать, закутавшись в эльфийский же плащ. Так и идём.
"Восемь-шесть-двенадцать-пять — двадцать миль на этот раз,
Три-двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера.
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!
Отпуска нет на войне!"
Переходы долгие. Пока есть возможность добраться до оазиса, стараемся добираться. Первый день был тяжек. Второй — ещё тяжелее, — после первого дня похода всё болит. Заботливый Гуру устроил нам вечером мастер-класс по массажу ножных мышц. Не позволил неопытным "пехотинцам" завалиться, задрав усталые ноги, — потребовал разуться и осмотреть ступни на предмет потёртостей и повреждений. Хорошо, что Клаус, когда ещё мы были с ним в дружбе, научил меня наматывать на ноги портянки. Целое искусство, между прочим! Так что у меня ступни в порядке. Только мышцы болят от непривычной нагрузки. Массаж помог, конечно, снять напряжение. Но боль всё равно чувствуется. Серёга сказал, что через пару-тройку дней всё нормализуется. Хочется верить.
"Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди.
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!
Все-все-все-все — от неё сойдут с ума,
И отпуска нет на войне!"
Идти по пустыне тяжело. Однообразие пейзажа утомляет больше, чем ходьба. Идём, растянувшись цепочкой. Мыслей никаких... полностью отключилась, держу ровное дыхание и механически переставляю ноги одну впереди другой. Смотреть на солнце, вычисляя скоро ли привал, нельзя. Оно такое яркое, что можно ослепнуть. Не высовываю носа из под шляпы.
"Ты-ты-ты-ты — пробуй думать о другом,
Бог-мой-дай-сил — обезуметь не совсем!
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!
И отпуска нет на войне!"
Серёга, Клаус и ещё пара мужчин-наёмников идут прогулочным шагом. Гуру периодически замедляется, пропуская впереди себя нашу "колонну", — внимательно смотрит, как мы бредём. Хороший офицер, ага. Нестроевые — я, дама бальзаковского возраста, её компаньонка, юная девушка с ухажёром и старая нянька этой девушки. Наёмники сопровождают даму и компаньонку, девчонка сбежала из дома, а нянька её нашла. Поскольку девочка уже получила печать паломника, бабуля присоединилась к группе. Сцена воссоединения нянюшки с воспитанницей развеселила всех, кроме юного ловеласа, с которым девочка сбежала.
"Счёт-счёт-счёт-счёт — пулям в кушаке веди,
Чуть-сон-взял-верх — задние тебя сомнут.
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!
Отпуска нет на войне!"
Бабуля родом из каких-то диких мест. Закутана в немыслимую груду покрывал. Отстранила твёрдой рукой топающую ногами "я уже взрослая!" девочку, достала из своего одеяния складной ножичек типа испанской навахи (практически римский гладиус) и пообещала лично выпотрошить юнца, если он обидит её малышку. Выпотрошить и скормить требуху грифам. Девочка визжит и рыдает. Теперь вся группа в курсе, что отец просватал ее за старика, а она его не любит, и умрёт, если её заставят... Старику целых тридцать шесть лет! Мужчины закашлялись, отвернувшись.
"Для-нас-всё-вздор — голод, жажда, длинный путь,
Но-нет-нет-нет — хуже, чем всегда одно, —
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!"
Юнец мне не нравится. Девчонке повезло, что её нянька столь предприимчива и предана семье. Иначе не миновать бы ей борделя. Этот хмырь продал бы её не задумываясь. Любовью здесь и не пахнет. В оазисах безопасно, они курируются тремя гильдиями: караванщиков, трактирщиков и наёмников. Но нам предстоит несколько ночёвок в степи. Придётся устанавливать дополнительный периметр, создавая полосу отчуждения, как на границе.
— Оазисы созданы магами?
— Откуда такие мысли, Тигра?
— Мы проходим в день не так уж много. Странно, что до ночи мы всегда добираемся до оазиса.
— Ничего не могу сказать тебе, Тигра. Раньше я всегда проходил полный путь, и между оазисами приходилось делать две ночёвки.
— Ты совершаешь паломничество каждый год?
— После каждой операции.
— Чистишь карму?
— Типа того.
Серега насмешливо улыбается, а я думаю, что у него просто выработана привычка "менять лицо" после каждой операции. А в этом мире он сбрасывает возможные метки... Но с оазисами — непонятки. Вечером надо расспросить Гуру.
"Днём-все-мы-тут — и не так уж тяжело,
Но-чуть-лёг-мрак — снова только каблуки.
Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!
Отпуска нет на войне!"
Сегодня мы посетили первый из семи храмов Матери Бездны. Ничего общего со всеми прочими храмами, где мне приходилось бывать. Зашли всем скопом, я посмотрела на статую Матери и... мы остались вдвоём: Мать и я. С чем я пришла? Формулировать даже не пытаюсь, просто смотрю, впитывая Её образ. Не ищу знамения, помня пересказ Амандой Евангелий: "род сей лукав, он ищет знамения, и знамение не дастся ему". Моргнула, и оказалась перед входом в храм. В памяти только ласковое "моё дитя...". Гуру, очутившийся здесь же, внимательно смотрит на меня. Молча. Ну, да... он сказал, что мы общаемся с Матерью Бездной. Что-то я хотела у него спросить... О!
— Можно задать вам вопрос о технической стороне паломничества?
— Технической?
— Я пытаюсь соотнести пространство с временем. И у меня не получается.
Тёмные глаза смеются, расцвечиваясь голубыми искрами. Оказывается, у Гуру тёмно-синие глаза. Вспышка головной боли, прикосновение прохладных пальцев к вискам.
— Не пытайся вызвать воспоминания. Мать Бездна вернёт их тебе, когда сочтёт нужным.
Смотрю на Гуру и ощущаю, как мои глаза превращаются в амбразуры.
— Хотите сказать, что мне стёрли память?
— А сама как думаешь? — Вскинул руку, открытой ладонью ко мне "помолчи". — Возможно, это было сделано в лечебных целях.
Выбросила всё из головы. Эта боль слишком сильна, чтобы самой вызывать её, пытаясь вспомнить. Но кое-что требует уточнения.
— Мы пили брудершафт? Почему вы обращаетесь ко мне на "ты"?
— Мы будем очень близки, Тигра. Но, если для тебя важны условности, можем и выпить.
Слов для достойного ответа на такое наглое заявление у меня нет. К счастью, появилась дама, избавив меня от необходимости отвечать. Ей явно нехорошо, и Гуру занялся её самочувствием — усадил на каменную скамью, помассировал запястья, смочил виски водой.
— Могу я чем-нибудь помочь? — Мы "в одной лодке", надо соблюдать правила.
— Посиди с ней, не оставляй её одну.
Сижу. Отслеживаю эмпатический фон. Дама крепка, как сталь. Потрясение, выбившее её из равновесия, только дало толчок к "укреплению рубежей". Пара минут на "отдышаться" и ей не понадобится помощь.
Все прочие паломники возникали в дверях храма и присоединялись к нам без видимых изменений в состоянии и настроении. Наверное, как и я, не углублялись в себя.
Ночевали в гостевом доме при храме. Посидели у очага, устроенного в центре огромного зала, помолчали, глядя на языки пламени, танцующие в каменном круге, и разбрелись по спальным платформам, опоясывающим зал по периметру. Не спальным, а двуспальным. Но мы улеглись по одному, — нас мало. А ночью меня разбудили.
Глава 2. Не ищите приключений, они сами вас найдут, или "как день начнёшь, так его и..."
Просыпалась я... странно. Ощущение чужого присутствия, при том, что чувства опасности не было. А было... Обозначение прикосновения, без касания; только тепло от близости чужих рук. Как маэстро, готовясь к импровизации, держит пальцы над клавиатурой, улавливая звучащую пока ещё внутри него мелодию. Кончики пальцев над чувствительными точками, на грани прикосновения, но не касаясь, только тепло чужого тела; снова и снова, в разных комбинациях, но не касаясь, только тепло... И нехватка воздуха, потому что сердце замирает. И бездна внутри, которая жаждет, чтобы её заполнили. И мысленная, пока ещё мысленная, мольба: пожалуйста, пожалуйста!... Жаркое дыхание на губах... И, — не касаясь!.. вопрос: "Мне уйти?"
Открываю глаза, — Гуру. Смотрит с насмешливым ожиданием, а я осознаю, что транслировала все свои ощущения. Интересно, что сейчас в храме творится? — поверхностная мысль над восхитительным чувством ледяного бешенства, заполняющего каждую клеточку, вычищающую дурман неудовлетворённого желания (ссскотина, мог бы и не будить!). Бью когтями по лицу... Скрежет бронированной чешуи.
— Вот, Бездна!
— К твоим услугам! — смеётся. Подонок, однозначно.
— Какого х... рена?!
— Не груби. Как я уже сказал, — мы будем очень близки.
— Не дождёшься!
Насмешливая улыбка вместо ответа. Встал с ложа, — не буду краснеть! Много чести. Хотя... оснащён он по мужской части, как в том анекдоте: "це й я кажу "Ого!", а ваша Галя дуже балувана". Ехидный смешок, — телепат? Опять?! Воздушный поцелуй, синей звёздочкой подмигивает сапфир на мизинце, вызвав очередную вспышку головной боли и воспоминание. Я помню эти руки, прикасавшиеся ко мне, играющие на чувствительных точках. Помню эти глаза — не насмешливые, а злые, вместо искорок в них колючие молнии, но я не помню этого мужчину.
— Внешность обманчива, Тигра.
Воспоминания заставляют задыхаться от желания. Желания, которого не добился от меня, касающийся молниеглазый, и которое захлёстывает меня сейчас, вызывая всхлипывающий стон. Сильные руки подхватили меня... И Гуру перестаёт торопиться, лаская, шепча горячие глупости, от которых я буквально раскаляюсь, требуя близости. В глубине души, где-то очень глубоко, я не могу понять, что со мной произошло, что я, вдруг, стала женщиной. Ибо раньше я никогда не испытывала желания. Даже у пыточного столба эйфория вызывалась болью. Нет, испытывала, — с Гадом. Но это было лишь благодаря его эмпатии. Может, это воздействие храма?
Мысли пропали, ибо я — само желание, а мерзавец Гуру не подпускает меня к себе, удерживая на расстоянии. По его мнению, я ещё не готова. Вывернулась из его рук, оказавшись сверху. Негодяй удерживает меня за бёдра, не позволяя приблизиться. Только лёгкое касание позволено мне. Завываю от неудовлетворённого желания. Плевать, если меня услышат! Мне надо! Я хочу этого мужчину! Всего! Сейчас! Начинаю танец с веером, старательно накручивая себя на него. И Гуру не выдерживает. Сдавленное рычание, жёсткий поцелуй, вкус крови от лопнувшей губы, и мы падаем, обрушиваясь в Бездну.
Бездна и Огонь. Я сгораю, и возрождаюсь как Феникс, чтобы снова сгореть, и опять возродиться. Сильные руки удерживают меня, распадающуюся на части. Где-то далеко слышатся крики... Голос странно знакомый... Похож на мой собственный... Не важно! Бездна во мне и я в Бездне и мы горим и тонем в огне, чтобы в момент смерти взлететь в холодное небо, распахнувшееся над вершинами гор... И опять упасть в Бездну, потому что она зовёт, и всё во мне ждёт этого зова. Всё во мне радуется ему.
Темнота и покой опустошения. Как писали восточные летописцы о землях, по которым прошли завоеватели: "там воцарилось спокойствие Назарестана".
Лежим вповалку. Мыслей никаких... Мокрые все и пахучие. Надо ополоснуться. А есть ли здесь такие удобства? Шевелиться больно. Гуру посмотрел на меня, вздохнул, сел, поднял меня на руки и... прошёл сквозь стену.
Отмокла в бассейне с горячей минеральной водой. Газированной. После этого, меня, смывая соль, поливали из ковшиков нагие прислужницы. Гуру, изгнав прислужниц движением руки, сделал мне массаж с аромамаслами. С массажной лежанки спустилась самостоятельно. Передвигаться я могу, но... Не знаю, как долго я сегодня смогу идти. И смогу ли вообще.
— По-моему, я себе что-то вывихнула. — Помолчала, прислушиваясь к себе. — По-моему, я себе всё вывихнула.
— Можем отдохнуть в храме. Они не проснутся, пока я не позволю.
У Гуру цветущий вид, и довольная котовья улыбка. Слов нет! Внутренний голос, ратуя за справедливость, шепчет "за что боролась, на то и напоролась". Слово "напоролась" вызвало длинный ассоциативный ряд, окончившийся вспышкой желания. Остались во внутренних помещениях храма. Какое счастье, что Мать приветствует обряды плодородия!
Обряды совершали почти сутки, прерываясь на кратковременный сон и еду. Очнувшись раньше Гуру, увидела уже вспомнившееся мне лицо. И пришло имя.
— Лаки.
Помолодевший и похорошевший мужчина лениво приоткрыл глаза.
— Тигра.
И притянул меня к себе, не давая возможности сопротивляться. Лаская каждую жилочку, каждую клеточку, пока я не превратилась в мартовскую кошку, завывающую от страсти, и впивающую когти в широкую спину.
— Присоединимся к группе после завтрака. — На вопросительный взгляд ответил. — Хочу сам тебя кормить. До вечера не будет возможности.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
