Самое древнее зло I. Брянский фоллстрайк

Отлично, теперь я знала, где мы оказались. Была одна неприятность — я не умела врать.

— Я заблудилась. То есть потерялась.

— Так заблудилась или потерялась? — осведомился усатый.

— У меня колдовская практика.

— Академия временно прекратила работу. Все студенты по домам разъехались.

Несколько всадников спешились и окружили меня, наставив копья. Наконечники переливались тусклым сиреневым светом, подтверждая — эти люди не солдаты армии Химмельблю.

Во-первых, наши редко носили зачарованное оружие просто так: его зачаровывали перед боем, чтобы беречь энергию армейских магов. Во-вторых, маги армии Химмельблю не использовали для зачарования магию ливлингов! Её можно определить по характерному сиреневому оттенку. Это делали только в Гофрате или Номасе.

Неужели война не только началась, но и сложилась не в пользу моей родины, раз отряды противника спокойно разъезжали в тылу?

Открытие портала создало выброс магии, который и привлёк их.

3

— Обыскать, — приказал усатый.

— На каком основании? Я гражданка Химмельблю.

— На таком основании, что нам надо, — ответил усатый. — Это ты открыла портал переброски?

— Какое вам дело? Что хочу, то и открываю.

— Врёшь, ученица не способна открыть портал.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Затем... потому... э-э-э... — Усатый был из тех людей, что всё время хотели остроумно ответить, но им не хватало остроты ума для подбора нужных слов. Он капризно повторил: — Обыскать!

Солдаты надвинулись на меня. Извлекла из сумки самородок и подняла над головой:

— Кто среди вас маг? Чувствуете силу этого камня?

— Чувствуем, — кивнул усатый. — Взять её.

Мою руку схватила невидимая сила. Она начала вырывать камень из моей ладони. Если бы не усталость, я бы давно активировала самородок.

Усатый сжал пальцы. Сила вырвала самородок из моей ладони, отбросив далеко в траву.

— Ненавижу стен-магию, — сказал усатый.

Сразу несколько копий упёрлись мне в горло. Множество рук начало щупать меня во всех местах. Кто-то расстегнул пуговицу на брюках и запустил руку туда. Я пробовала дёргаться, но зачарованные копья держали меня как в смертельном капкане.

— Предатель, — хрипела я. — Ты привёл гофратцев на нашу землю!

— Догадливая, — ответил усатый. — И мне дали много-много пеньгенов.

Усатый рылся в моей сумке. Световой шарик висел прямо над ним, детально освещая находки.

— Где ты взяла самородки такой силы?

— На твоей могиле.

— А ты... я... это не смешно! — опять не нашёл он остроумного ответа.

Усатый вынул чехол от сельскаба. Недоумённо повертел и хотел выбросить, но всадник с жетоном командира остановил руку и приказал на гофратском:

— Дай сюда.

Изучив чехол, снял с лица маску, открывая типичное узкое лицо гофратца. Спросил на химмеле:

— Откуда это у тебя?

— Нашла. Подарили. Не знаю вообще, что это.

Ох, Бленда Роули, если останешься жива, посвяти время изучению искусства лжи.

— Что это? — спросил усатый предатель.

— В нём хранился сельскаб, — ответил гофратец.

— Что за сельскаб?

— Устройство, уничтожающее магию. Их осталось с десяток на весь мир. И половина у Химмельблю. На их основе маги Гувернюра создали ингермаггеры.

— Если у коалиции появится сельскаб, вы сможете создать свои ингермаггеры?

— Или устройства для противодействия их воздействию, — ответил гофратец. — Тогда Химмельблю обречён.

Я не успела что-либо сказать, как гофратец взмахнул рукой. Я потеряла сознание.

Вырубать людей одним движением способны маги Первой Отметки. Вырубать одним движением другого мага, способны только маги Четвёртой Отметки.

30. Сладкие сны в горькой реальности

1

Открываю глаза: небо в ромбической решётке. В безоблачной выси серп Грювштен на фоне Стенсен.

Меня потряхивает, слышен стук колёс о камни. По плавности хода понимаю — везут в самоходной повозке. Сажусь, осматриваюсь. Я в просторном фургоне, в каких перевозят животных. В углу оборудована туалетная комната. В другом углу кувшин с пробкой.

Мои руки закованы в перчатки-ловушки из сплава чугуна и квиксоли. Настоящее военное снаряжение для пленных стен-магов. Что же, спасибо и на этом. На Истории Магии нам рассказывали, что во время Третьей Мировой, чтобы лишить пленного стен-мага силы, отрубали ему кисти рук. Или заливали ладони расплавленным камнем.

Несгибающимися пальцами я беру кувшин, зубами вытаскиваю пробку и жадно пью воду. Прислушиваюсь. За стеной играет музыка... Рулль с песней Фрода Орста. Как давно я не слышала его. Но теперь — это голос захватчиков. Песня врага.

— Очнулась?

Окошко в стене открывается. Лицо того самого гофратца, мага Четвёртой Отметки. Он просовывает мне хлеб и какие-то овощи.

— Подкрепись, у тебя мало времени.

— Для чего?

— Ты будешь есть или нет?

— Нет.

Гофратец просовывает в окошко руку и, прежде чем я успеваю сообразить, как отбить его магию, снова вырубает меня.

2

...

Открываю глаза: небо в ромбической решётке. Закат.

Оранжево пылает Грювштен. Зюстерхен не видно. Сейчас "Ссора" или "Примирение"? Стараюсь не шевелиться, чтобы гофратец не заметил.

Мои чувства обострены. Прислушиваюсь. По характерному мерному стуку колёс самоходной кареты догадываюсь: едем по Голдиварскому Тракту. Он выложен из квадратных гранитных плит, добытых на побережье Северного Нип Понга. С началом строительства тракта Химмельблю был единственным поставщиком гранита. Енавское Княжество, которое тоже обладало залежами, обвинило Химмельблю в монополизации добычи. Якобы для этого Химмельблю и присоединил к себе Северный Нип Понг, спровоцировав там гражданскую войну.

Святые камушки, о чём я думаю? О добыче гранита для постройки Голдиварского Тракта? Впрочем, что ещё делать? Переживать за Матвея? Но у меня уже нет сил переживать за кого либо. Хадонк, Слюбор, Аделла... Даже Рельсон. Убей меня булыжник, Рельсон — самый несчастный во всей это истории.

— Очнулась? — В окошке появляется гофратец. — Жрать будешь?

— Буду.

В меня летит хлеб и пожухшие овощи. Хватаю, ем.

— Куда вы меня везёте?

— В Гофрат, куда же ещё.

— Началась война?

— Ты притворяешься? Давно началась. Как выяснилось, та несокрушимая военная сила, которой Химмельблю угрожал всему Голдивару, оказалась враньём. Скоро мы тоже обзаведёмся сельскабом и... Впрочем, какая разница. Поела?

— Да.

— Спокойной ночи.

Взмах рукой — я снова валюсь в беспамятстве.

3

Открываю глаза: небо в ромбической решётке... нет.

Неба вообще не видно. Фургон для перевозки скота закрыт тканью и обвязан. Сквозь редкие щели проникает дневной свет. Колёса не стучат по плитам Голдиварского Тракта, а шлёпают по сельской дороге.

Хочу пить, поднимаюсь... Чувствую, что в мой рот вставлен деревянный кляп и обвязан тряпкой. Пробую вытащить его, но сила, вложенная в перчатки-ловушки, разводит руки в стороны. При второй попытке меня отбрасывает к стене и перчатки намертво к ней прилипают.

Сейчас появится рожа гофратского мага и меня снова вырубят... Вместо этого я слышу скрип телег и ржание лошадей. Кто-то переговаривается на химмеле. Деревенский акцент, мы в глубинке.

— Далеко до поста стражников? — я распознаю голос усатого предателя.

— Неа, почти рядышком, — отвечает деревенский. — Через десяток флю будет мост. У моста — стража.

— Пускают?

— Смотря куды. Враги же рядом. В сторону фронта мало кто едет, все наоборот бегут оттудова.

Так, линия фронта с Гофратом может проходить только по двум направлениям, — думаю я. — На Скервар и через Спорные Территории, которые остались в нашем подчинении, но Гофрат не признавал этого факта. Впрочем, знание мировой истории и географии не поможет сейчас.

— Спасибо, храни тебя Триединый, — говорит усатый.

— И вы оберегайтесь им, — отвечает деревенский.

Окошко открывается. Я успеваю закрыть глаза.

— В забытьи ещё, — сообщает гофратец.

— Мост, стража! — предупреждает голос с задней части самоходки.

Гофратец задвигает окошко:

— Ну, Баэст, ты готов?

— Да, — отвечает усатый. — Предоставьте мне говорить. Я же на самом деле торговый агент "Хандель".

Самоходка замедляет движение. Останавливается. Слышу, как к нам подходят стражники, гремят их латы и щиты. Слышу обрывки "торговый представитель", "вот мой жетон", "везу товар"...

Стражники обходят экипаж. Двери в стене фургона гремят и открываются. Жмурясь от яркого света, встаю на колени и мычу, стараясь доказать, что я тут не по своей воле.

Перед фургоном стоит Баэст и стражник с жетоном командира на груди. Он в полном обмундировании, в тяжёлых доспехах и шлеме. Опираясь на копьё, заглядывает в фургон, проверяя, нет ли кого ещё?

— М-м-м, и-и-и, — надрываюсь я.

По знаку командира, рядовой взбирается в фургон и ворошит солому на полу, проверяет кувшин с водой, простукивает стены.

Командир задерживает на мне взгляд:

— Трофеечка, говоришь?

— Так точно, мой командир, — отвечает Баэст и прикладывает руку ко лбу в военном салюте. — Везу в расположение второго сводного пехотного полка армии Скервар Три.

— Служил что ли?

— Нет, мой командир.

— Тогда опусти руки, пока не отрубил. И не болтай, как военный.

— Есть, мой командир.

Я дёргаюсь, извиваюсь, припечатанная к стене ловушками. Рядовой подползает ко мне и начинает щупать, обыскивая. Лезет под рубашку, в штаны.

Командир смотрит снова на меня:

— Что-то не похожа она ни на гофратку, ни на номасийку.

— Форвиррка же, мой командир. Видите, какая белая?

— Хм, зачем же ты её перегоняешь через всю страну с одного фронта на другой? Нельзя было продать в бордель Драйденского фронта?

— Можно. Но тут такое дело, командир. Те бойцы, что воюют с Гофратом и Номасом уже пресытились местными. Поэтому выгоднее продавать им форвиррок, а в бордели Драйденского фронта выгоднее продавать девок с Гофрат-Номасийского фронта.

— Ясно.

Рядовой выползает из фургона. Я извиваюсь так, что самоходка раскачивается. Баэст поспешно закрывает двери. Гремит замок.

— Кэр, Баэст, во время досмотра вашего экипажа не выявлено нарушений. Ваше разрешение на работу в прифронтовой зоне признано действительным. Пусть Триединый будет на вашей стороне. Гони сто пеньгенов и проваливай.

— Но не было же нарушений...

— Были бы нарушения — взял бы тысячу.

Через некоторое время самоходка трогается с места. Под колёсами долго стучат доски моста. Значит, переходим Флодд, самую широкую и длинную реку в мире.

Я уже не дёргаюсь, а только реву.

Открывается окошко:

— Сладких снов.

4

...

Открываю глаза: небо снова в ромбической решётке. Изредка его закрывают ветки деревьев.

Под колёсами стучит Голдиварский Тракт. Перчатки-ловушки откреплены от стены. Я лежу на холодном полу. Переворачиваюсь набок. Перед моим лицом катается кувшин. Безучастно наблюдаю его движения. Круг в одну сторону, круг в другую, карета подпрыгивает на выбоине — круг в другую сторону.

Кто-то за стеной заводит музыкальный рулль. На этот раз не песню, а заунывную номасийскую мелодию. Такие сочиняли предки Аделлы Лью, кочующие по степям Номаса.

Итак, в Голдиваре война. Хадонк и Аделла мои враги. Святые камушки, как это глупо! Как могут быть врагами люди, которые рисковали жизнью вместе со мной, стараясь победить самое древнее зло?

Быть может, надо было помочь Первомагу вернуться в Голдивар, чтобы озверевшие правители и свихнувшиеся патриоты всех стран поняли, что мы не враги? Что мы как все из Семилунья зависим друг от друга? Кто-то больше размером и не виноват в том, что притягивает и воздействует на тех, кто меньше.

Снова переворачиваюсь на спину. Через решётку потолка задувает порыв холодного ветра. Горный воздух... Родные Щербатые Горы, но скорее всего с неродной стороны, с территории Гофрата.

Открывается окошко:

— Есть хочешь?

Я молчу. Падает сухой хлеб и ещё более пожухшие овощи. Беру и начинаю есть. Запиваю водой.

— Куда вы меня везёте?

— Почти привезли. Укрепление "Тахвия".

— Что будете делать?

— Пытать, допрашивать, узнавать государственные тайны. Ты же магичка из Химмельблю. Появилась из портала. Непростая штучка.

— Нет у меня тайн. Я недавно прибыла в Химмельблю.

— У всех есть тайны, — отвечает гофратец и задвигает окошко. Снова отодвигает: — Забыл... Спокойных снов.

Не дожевав овощ, я валюсь на пол.

31. Крайние меры против упрямства

1

Квадратная камера, стены которой обложены кирпичами из квиксоли. Квиксоль — дорогой хрупкий и ненадёжный металл, главная ценность которого высокая ёмкость по удерживанию магии.

Если в сплав для производства наконечника для стрелы добавить квиксоль, то ёмкость зачарования такого оружие усиливалась в троекратном размере.

Обычный зачарованный меч просто добавлял к удару дополнительную силу, кратную самому удару. Квиксольный меч усиливал дополнительный удар в несколько раз или присовокуплял к нему удар огня и молнии. Квиксольная зачарованная броня не требовала от мага создания защитного поля, сама являясь защитным полем. Стрела превращалась в ракету, типа тех, что использовали спецназовцы Земли в устройствах под названием "гранатомёт".

Зёрнышки квиксоли содержались в обычной железной руде, но обнаружить её присутствие могли промышленные маги с помощью специальных приборов, созданных... из квиксоли. Это породило своего рода философский парадокс: как была обнаружена первая квиксоль, если её обнаружение невозможно без использования квиксоли?

Наибольшими запасами обладали Номас и Химмельблю. За два тысячелуния разработки квиксоль в Щербатых Горах стала редкостью. В отличие от стен-камней и самородков, её запасы не возобновлялись природой магических струн.

Зато вся номасийская равнина была сплошным пятном квиксоли, смешанной с железом. Номасийцы ленились добывать её сами, да и не имели технологий, поэтому сдавали квиксольные месторождения в аренду Гофрату и Химмельблю.

Один кирпич из стены моей камеры стоил как маленькая ферма или квартира в столице. Гофрат сильно потратился на тюрьму для магов. Насколько я поняла, кирпичи этой камеры были заряжены "Опустошением". Я всё время чувствовала, что на меня действует непреодолимая сила, с которой должна бороться. Это истощало.

Когда заходили стражники, чтобы отвести на очередной допрос, у меня едва хватало сил, чтобы не упасть. На меня надевали перчатки-ловушки и выводили в коридор. Вели вдоль дверей, за которыми томились другие пленные. Приводили в один и тот же кабинет с каменным столом в центре. По углам стояли маги, создавая защиту для сидящего за столом гофратского генерала.

Допросы проходили по одному и тому же мотиву: