Самое древнее зло I. Брянский фоллстрайк

Коридор заканчивается запертой дверью. Это самый дорогой номер нашей гостиницы. Его снимают только кэрольды или внезапно разбогатевшие рудокопы, те, кому повезло найти залежи самородков стен-камня.

Открываю дверь. Моя мама подвешена на потолке вверх ногами. Руки и ноги опутывают шипастые верёвки, которыми номасийцы ловят в степи диких лошадей.

На маме почти нет одежды, остатки синего платья, запомнившегося мне с детства, висят клочками. Она поднимает голову и смотрит на меня. Рот заклеен липкой паутиной.

— Кто это тут у нас? — говорит огромный страшный номасиец в меховой шапке.

Он хватает меня за платье и втаскивает в комнату. Второй номасиец захлопывает дверь. Мама дёргается, как гротескный червяк. Шипованная верёвка режет её тело, заливая пол кровью.

Ткань моего платья трещит.

3

Я открыла глаза.

Кирпичная кладка стен темницы перестала пульсировать. Но обрывки из наведённой иллюзии всё ещё стояли перед глазами. Вероятно, даже гофратский фулель, сотворивший эти поддельные воспоминания, не вынес того, что сделали с девочкой фантомные номасийцы.

— Прекратите, — прошептала я.

Я знала, что генерал наблюдал за мной или через окошко, или через замаскированный в стене соглядник:

— Я говорю правду, правду...

Но пытки продолжились. Стены снова раздулись и разлетелись. Гофратский фулель повторно возвёл меня на эшафот душевных страданий в искусственном мире.

На этот раз мне было двенадцать семилуний. Я вернулась с подготовительных занятий по стен-магии в Химмельблю. Посетила одну из штолен, где отряд рудокопов под руководством отца разрабатывал шток стен-камней.

— Стен-камень, доченька, это суть минеральное вещество, — говорил отец. — Минеральное вещество, которого коснулись магические струны.

Мы шли по коридору. На горном шлеме отца, который он по привычке носил без подшлемника, горела масляная лампа. Я дополнительно освещала путь тусклым шариком света. Ещё не научилась делать их яркими и долго живущими.

— А есть ли способы предсказывать, где и на какой глубине залегает наибольшее количество стен-камней?

— Видишь ли, дочка, само по себе вещество — это обычные антрациты, гипсы, уголь или оловянный камень. Реже — алмазы, топазы и прочие полудрагоценности. Соответственно, залегают они там, и в таком количестве, как это определено природой. А вот наличие магической силы определяют маги-рудокопы. Проводят детальную разведку, используя квиксольный инструмент.

— Очень интересно.

— Совсем неинтересно, дочка. Все маги-рудокопы — это неудачники, которые плохо учились. Они не способны набрать умений даже для Первой Отметки. Скажу тебе по правде — маги в шахте не нужны. Любой человек способен считать показания квиксольного инструмента.

— Почему же этим занимаются только маги-рудокопы?

— А чтобы не болтались без дела. "Форлендер" ещё два столуния назад подсунул Гувернюру закон о том, что доступ к инструменту имеют только специально обученные маги.

— Значит, их всё-таки обучают?

— Да что там обучать? Заставили их протрезветь, дали в руки инструмент — и айда в шахту! Зла на них нет. Ведь они не участвуют в работе. Только ходят за нами, попивая дрикк. А жалование получают, как и все, плюс надбавки от "Форлендера". Бездельники.

Своды шахты затряслись. Начали падать камни, посыпалась земля. Мой световой шарик был мгновенно сбит и потушен. Защищённая лампа отца уцелела. Отец прикрыл меня, посмотрел вверх и резко оттолкнул.

С потолка обрушился земляной пласт, перекрывая туннель.

— Папа, папа! — закричала я, поднимаясь на ноги.

Своды туннеля перестали трястись. Отец был погребён. Из земли торчала окровавленная рука со скрюченными пальцами, которые медленно разогнулись и обвисли.

Упав на колени, я начала разгребать землю. Рыдала и звала на помощь. Шлем отца валялся рядом, подсвечивая могилу.

— Вот мы и одни, — сказал кто-то за моей спиной.

Это был один из пьяных магов-рудокопов. Вокруг него вилось три световых шара. Они ритмично мигали разными цветами, создавая в шахте атмосферу танцевального зала в таверне.

Он допил бутылку дрикка, отбросил её и утёр губы:

— Иди ко мне, крошка.

Я судорожно соображала, как создать оружие или защиту, но маг ухмыльнулся:

— Хотя я не достиг даже Первой Отметки, но преодолею любое сопротивление мелкой магички.

Он надвинулся на меня, схватил за плечи, ударил несколько раз по лицу. Так как я брыкалась, он призвал хилого тощего крипдера, который обхватил меня лапами и повалил на гору земли, под которой погребён отец.

Похохатывая, маг начал срывать с меня одежду. Крипдер вдавил моё лицо в землю...

4

Я снова очнулась на полу камеры.

Отогнала от себя ложные воспоминания, подняла голову и посмотрела на окошко двери, где, предположительно, стоял фулель:

— Насилие над детьми в присутствии убитых родителей? У тебя серьёзные осложнения с головой, придурок.

За дверью глухо раздалось:

— Теперь это и твои осложнения! Лучше признавайся во всём.

— Мне не в чем признаваться.

— Тогда страдай дальше.

И я страдала.

То, что все ужасы вертелись вокруг образов моей семьи и насилия, было не только извращёнными фантазиями фулеля. Ведь образы он брал из моей головы.

Я так соскучилась, по дому, по родителям, что любая иллюзия преобразовывалась в сюжеты с ними. Я ведь не знала, живы они вообще или нет?

Щербатые Горы и Скервар располагались у линии фронта. Что если номасийцы давно разграбили харчевню?

Это были те мысли, которых я избегала. А гофратский фулель безжалостно извлекал их на свет. Добавлял к кошмарам обязательное половое насилие, массовые убийства и пытки.

Пытки во время пытки! Клянусь Триединым, только фулели, потерявшиеся внутри собственных извращений, способны додуматься до такого.

Я потеряла счёт тому, сколько раз моих родителей и друзей сжигали, расстреливали, разрезали и заживо превращали в камень. Меня насиловали то крипдеры, то какие-то маги с щупальцами вместо рук. То слоггеры из навоза, то похотливые драконы с острыми чешуйчатыми хвостами фаллической формы.

Приходя в себя после очередной иллюзии, я жадно оглядывалась, наслаждаясь реальностью. У меня лишь несколько мгновений, чтобы отогнать прошлые образы, чтобы горько подумать, что однажды я не вернусь из кошмара. Останусь в чужом безумии...

— Я ни в чём не виновна, не виновна, — повторяла я.

Стены камеры снова затряслись. Но не вздулись, как во время прихода иллюзии, а зашатались от ударов. Послышались отдалённые крики, шипение огнешаров и треск молний, сопровождаемые лязганьем мечей и звоном стрел.

Я нашла в себе силы доползти до скамьи. Прислонилась к ней, повернувшись к выходу. В дверь стукнуло что-то тяжёлое. Сдавленные крики, ругань на гофратском.

— Ага, решил иллюзию подогнать под реальность? — сказала я невидимому фулелю. — Или тебя заменили на мага с более развитой фантазией?

Вместо ответа в дверь снова ударилось что-то мягкое и тяжёлое.

"Если это тоже иллюзия, то какой в ней смысл? — подумала я. — К чему она ведёт, где подвох? Почему я осталась сама собой?"

Дверь тоже была обложена квиксольными плитами, даже окошко сделано из такой плитки. Дверь вдруг выгнулась внутрь камеры, плиты разлетелись осколками. Мне стало немного легче. От второго удара снаружи она слетела с петель.

На пороге появился Матвей. Он размахивал невиданным магическим оружием — синей дубинкой из неизвестной мне субстанции, которая создавала мощное поле. Мне инстинктивно захотелось спрятаться.

Матвей подбежал ко мне, убирая оружие.

— Ма... Ма... — забормотала я.

— Всё хорошо, мы здесь.

Он взвалил меня на плечи и вынес из камеры. Перешагнул через труп мага, того душевнобольного извращенца, который пичкал меня жуткими видениями. В стене коридора светился пролом: там сверкало солнце, стоял Драген...

Обхватив Матвея покрепче, я закрыла глаза.

34. Именем Гувернюра!

1

Голдиварский тракт — это дорожная система, охватывающая весь голдиварский материк. Широкая дорога, вымощенная квадратной плиткой. До начала Четвёртой Мировой (та, что сейчас) тракт считался символом новой эпохи. Ведь его строительство требовало согласования усилий всех государств материка.

— Строительство тракта заняло больше двадцати семилуний, — рассказала Орнелла, номасийка.

— Около семнадцати лет по земному времени, — подсчитал я.

Сидеть за спиной номасийки, держась за её талию, было приятно. Правда, у меня болело тело от постоянной тряски. Я провожал завистливым взглядом редкие самоходки, обгоняющие нас.

— Преодолевая противоречия, Химмельблю, Деш-Радж и Гофрат первыми заложили направления, соединив свои крупные города, — продолжала рассказ Орнелла. — Это дало такой прирост торговле, что сомневающиеся государства тут же начали строить свои части тракта. Драйденские Земли построили ветки в Форвирр и далее в Химмельблю.

— Ты рассказываешь, как на уроке истории. Кем была до войны?

— Представителем Форлендера. На Голдиварском тракте много наших лавок и торговых складов.

— Слышал про Форлендер, монопольная контора по торговле магической шнягой. Но ведь это фирма основана в Химмельблю?

— Тут всё сложно. Форлендер давно перерос границы государств, стал отдельным государством без границ. Территория наших торговых операций — весь мир.

— На земле мы называем их транснациональные корпорации. Не удивлюсь, что это они и начали войну. Представь, у нас на Земле десятки таких Форлендеров, которым ничего не стоит превратить территорию любого государства в поле битвы за ресурсы или поставки оружия.

Орнелла даже обернулась:

— Матвей, ты опять говоришь, как революционер с Вердума.

— Дай-ка угадаю! Хотя война и разорвала торговые связи, но в каждом отделении Форлендера резко вырос спрос на боевые магические товары?

— Именно так...

— Почему ты попала в бордель?

— Я была простым секретарём в Химмельском отделении Форлендера, который был в свою очередь подразделением Гофратской ветки...

— Я понял, у них всё сложно.

— Война началась с того, что Номас ввёл войска на Спорные Территории. Гувернюр Химмельблю, конечно, не стерпел этого. Но официально войну не объявил. Последней каплей стало одностороннее решение о создании Форвирр-Драйденского союза. В тот же день Гувернюр объявил войну и Драйдену, и Форвирру, и Номасу. Я попыталась выехать из города, но меня поймали вместе с остальными беженцами. Признав во мне номасийку, отдали в бордель, хотя по закону я не была захвачена на вражеской территории.

— А Гофрат почему вступил в войну?

— Оказалось, что ещё десять семилуний назад Гофрат и Номас заключили тайный пакт о поддержке друг друга во время войны.

— Словом, весь мир готовился напасть на Химмельблю.

Орнелла тряхнула головой, в такт лошади:

— Раньше бы я сказала, что они это заслужили.

— А теперь?

— Я попала в самый центр этой войны и поняла, что простым гражданам она не нужна. В ней заинтересованы правители, торговцы. Ну и военные. Им вообще без разницы, по какой причине начать резню.

2

Делу войны Голдиварский Тракт служил так же исправно, как и делу мира. Вместо товарных повозок, его заполонили военные. Из-за удобства переброски войск, все боевые действия разворачивались именно вдоль Тракта.

Мы ехали, сливаясь с многочисленными беженцами, или сворачивали на боковые ответвления, минуя блокпосты. На просёлочных дорогах было проще откупиться от стражников, чем на Тракте.

Белокурая форвиррка ехала молча. Орнелла несколько раз сказала мне, как её зовут, но имя звучало как-то заковыристо, как названия гор в Норвегии.

На очередной просёлочной дороге мы остановились у забора, перекрывавшего её в два ряда. Слева от дороги поднимался обрыв, поросший лесом, справа — широкая река. На берегу стояла водяная мельница. Через отверстие плотины в огромное водяное колесо била струя воды, быстро его вращая. Скрип и трение механизмов отражались от обрыва, разносились над речной гладью, искажённые эхом. Несколько водоплавающих птиц сонно плыли по воде, изредка окуная головы.

Мы остановились.

— Эх, какие пейзажи пропадают! — сказал я. — Какие фоточки получились бы.

Стражники, взяв мой жетон и деньги, удалились в свою будку. Долго не возвращались.

— Мне не нравится это, — сказала Орнелла.

— Мне тоже.

Я спрыгнул с лошади. Из мешка вытащил свой фоторюкзак и свёрток с автоматом. Распутал тряпки, проверил боеготовность оружия. Не мешало бы пересобрать и смазать... Знакомые формы Калашникова действовали успокаивающе. Калаш был весточкой из родного мира, письмом матери сыну на фронт.

Такие же родные черты приобрела и камера Cannon, и зарядное устройство на солнечных батареях. Оно, кстати, функционировало даже ночью, заряжаясь от отражённого света Семилунья. Впрочем, голдиварская ночь совсем не напоминала ночь на Земле.

Один стражник, оставшийся у заграждения, следил за моими действиями.

— Надо идти напролом, — шепнула Орнелла.

Я надел рюкзак и повесил автомат на плечо:

— Согласен.

Начал стягивать с рук перчатки, чтобы смести преграду. Стражник упал на землю и откатился за прикрытие мешков с песком, выставив арбалет:

— Ни с места!

Спереди и сзади открылись порталы. Из них вывалились толпы ядовитых крипдеров, а из будки и здания мельницы повалила стража.

Я сорвал перчатки и создал "Толчок", сметая с дороги забор вместе с арбалетчиком:

— Вперёд, без меня.

— Я тебя не оставлю, — ответила Орнелла.

Форвиррка что-то залопотала.

— Мне проще воевать, когда вы не мешаетесь.

Если бы вместо Орнеллы была Аделла, то мои приказы остались бы незамеченными. Но эта номасийка решительно дёрнула поводья и поскакала вперёд, избегая крипдеров и увлекая за собой форвиррку.

Что же, пора проявить все способности, которыми меня наделили магические струны Голдивара.

— Именем Гувернюра, сдавайся, — прокричал командир стражников.

Я молча обвёл вокруг себя силовое поле. Оно было слабым, подрагивало, как паутина на ветру. Но это был мой единственный защитный приём. Интересно, что сказал бы Драген в этом случае? Мне снова нужно атаковать, а не защищаться?

Линии на ладонях ярко засияли, создавая в каждой руке по плазменной дубине. Драться сразу двумя руками невозможно, так делали только в кино или играх. Поэтому вторую плазмобиту я планировал бросить в гущу врагов, используя как взрывчатку.

Вслед за крипдерами из порталов вышли четверо магов в чёрных робах. Спокойные и зловещие. Давали понять, что не боятся моих внеклассовых возможностей. Крипдеры выстроились перед магами шеренгой и замерли, как игрушечные.

— Именем Гувернюра, — повторил командир.

— Я не хочу ссориться с Гувернюром, — ответил я. — На почтовой станции произошло недоразумение.

— Закрывай магию, поговорим, — предложил командир, при этом даже не шелохнулся, чтобы убрать арбалет.