Я не отвечала, борясь с наплывом самых ужасающих чувств. Старый вампир ни словом не обмолвился, что намерен распоряжаться моей судьбой, он говорил, только в том случае, если я захочу...
— И вот теперь я гадаю, — прервал мои раздумья голос не-мёртвой. — По нашим законам за один раз можно брать лишь одного ученика одного пола — на весь срок обучения. Для меня это помеха, для Мастера — вдвое меньшая, ведь он может взять вас обоих. Он мог бы взять ту девицу сейчас, но тогда не мог бы обучать тебя, ведь ты станешь глубокой старухой прежде, чем она вырастет, и не выдержишь обращения. Значит, он ждёт тебя, раз отказался от такой перспективной ученицы как та, другая. Но почему-то не торопится с обращением, а ведь при твоей профессии ты можешь погибнуть в любой момент...
Я почувствовала, как по спине пробежался холод и поплотнее укуталась в плащ. Вампирша остановилась и, положив руки мне на плечи, наклонилась к самому моему лицу. Сквозь вуаль я увидела блестящие тёмные глаза и алые губы.
— Так почему ты, дитя? И почему не сейчас? — выдохнула она мне прямо в лицо. — Может, ты знаешь ответ на мои вопросы?
— Мне очень жаль, сударыня, но я ничего не знаю, — пролепетала я.
— Тогда, наверное, ответ прячется внутри, как драгоценный клад в простой коробке? — спросила она, наклоняясь ещё ближе. Алые губы чуть приоткрылись, обнажая белоснежные клыки, и мне понадобилось всё моё мужество, чтобы не отпрянуть от этой ожившей смерти. — Откройся мне, деточка, позволь только заглянуть в тебя.
"Нет" — прозвучал в голове решительный голос Мастера, и наваждение сейчас же пропало.
"Нет, — поддержал его мой напарник. — Скажи ей, Ивона, она не имеет права!"
— Нет, — спокойно и твёрдо повторила я ответ Мастера. — Мне кажется, мой наставник предпочёл бы сам рассказать вам обо всём — в своё время.
— Вот как! — воскликнула вампирша, резко от меня отстраняясь, и снова повлекла за собой вдоль по улице. По сторонам слышались лёгкие шаги, тихие быстрые голоса почти неслышно переговаривались между собой, мы с моей ужасной спутницей молчали.
— Итак, — наконец нарушила она тишину, — я задала свои вопросы и показала тебя всем, кто хотел посмотреть. На этом мы с тобой расстанемся.
Я присела в глубоком реверансе и произнесла подходящие случаю слова о приятной встрече и вызванном ей удовольствии.
— Маленькая лицемерка! — мелодично рассмеялась вампирша. — На тебе печати трёх вампиров: мёртвого, старого и молодого, а ты всё ещё боишься нас. Зря, голубушка, нам не нужна ссора с Мастером. Но ты, а, вернее, твой хозяин ждёшь от меня и других слов, я угадала?
— Что вы, сударыня, — запротестовала я, гадая, к чему поворачивается наш разговор.
— Ждёшь, милочка, ждёшь! Ну, так слушай: я хозяйка этого города, без моего ведома не проходит ни одно убийство (а убиваем мы тут довольно редко). Тебе не нужно ни видеть моё лицо, ни знать моё имя, но в этом городе и во всём лене ни один не-мёртвый не тронет и волоска на твоей голове — я в том ручаюсь. А если тебе потребуется помощь... пришли ко мне своего маленького друга, я подумаю, что можно для вас сделать.
Я снова присела в реверансе, невнятно бормоча слова благодарности.
— На этом мы с тобой попрощаемся, деточка. Возвращайся обратно той же дорогой и помни... — Тут она вновь положила руку мне на плечо и склонилась к самому лицу. — Держись ночью подальше от кладбищ, милочка. Не стоит тебе сталкиваться с теми, кто там вылупляется.
— Вылупляется, сударыня?! — в ужасе переспросила я.
— Именно. Не притворяйся, что не понимаешь.
— Но я...
— Молчи, дитя, не позорь своего учителя! Знай, не-мёртвые делятся на тех, кто, как я и когда-нибудь ты, обращены наставником, и они с первых дней, ещё живые, получают надлежащее воспитание. — Голос хозяйки города без явных причин звучал угрожающе, словно она гневалась на меня и собиралась позже отомстить. — А есть, кто умер естественной смертью, укушенный вампиром своего пола. И такие встают из гроба крайне злыми, голодными, и не разбирающимися ровным счётом ни в чём. Половину из них убивают кровники — нам это на руку, пусть думают, что мы глупы и неосторожны. Выжившие присоединяются к нам и быстро навёрстывают упущенное. Говорят, сам Мастер когда-то пришёл с кладбища.
Она чуть устранилась, не отпуская меня, и с удовлетворением отметила:
— Я испугала тебя, маленькая лицемерка? Хорошо испугала, ты уже не пытаешься это скрыть. Не беспокойся за свою жизнь, тебе ничего не грозит. Они не отходят далеко от кладбища: боятся увлечься охотой, заблудиться и быть настигнутыми солнцем. Первое время оно очень опасно для таких, как мы. Первый год, если тебе интересно твоё будущее.
Она легонько оттолкнула меня и сделала шаг назад. Ночь обняла её стройную фигуру и скрыла от моих глаз.
— Прощай! — послышалось из темноты. — Мы нескоро встретимся, деточка.
Я прислушалась и уловила удаляющиеся шаги — лёгкие, едва слышные, будто их обладатели ничего не весили. Перевела дух, пытаясь успокоить бешеный стук сердца. Хозяйка города действительно напугала меня — и рассказом о встающих с кладбища вампирах, и размышлениями о намерениях Мастера, и всем своим поведением. За всю свою жизнь я не встречала ни одной столь неуравновешенной особы. Однако что толку стоять и предаваться размышлениям? Напарник велел мне ждать его там же, где мы распрощались — вот туда-то и надобно вернуться. Усилием воли я отвлеклась от всех своих страхов и, повернув назад, сосредоточилась на предстоящем задании. Вуаль на капюшоне ужасно мешала, но откинуть её вовсе я не решалась, а потому шла медленно, вглядываясь в темноту и нащупывая ногами неровную брусчатку перед каждым шагом.
Я прошла, наверное, половину пути, когда на плечи мне легли чужие руки, меня потянули назад, заставив потерять равновесие, а острые белые зубы сверкнули перед самыми глазами, приближаясь к шее. От неожиданности я не нашла ничего лучше, чем пронзительно взвизгнуть. Глаза нападавшего удивлённо расширились.
— Ты испугалась? Ты не заснула? Но ведь должна была! Я ведь вампир, и я на тебя охочусь!
— Приятно познакомиться с вами, сударь, — еле выговорила я.
— Я тебя не знаю, — обиженно произнёс вампир, не отпуская меня из унизительного полусогнутого положения.
— Отпусти её, дурак! — воскликнул ещё один голос у меня за спиной. — Мастер тебя в бараний рог свернёт, ведь это его человеческая протеже.
— Его — кто?! — поразился схвативший меня вампир, разжимая руки. Я не удержала равновесия и упала, больно ударившись о камни мостовой. Оба не-мёртвых даже не подумали помочь даме подняться — появившийся вторым шумно объяснял первому его ошибку и её последствия, тот оправдывался, что предупреждать надо заранее и "на ней же не написано!"
Второй хватался за голову и призывал небеса в свидетели кое-чьей тупости, которая мешает ему отличить любимицу Мастера от обычной уличной девки. Говорили они очень быстро, я едва разбирала слова, но последнее уловить сумела, и краска гнева немедленно залила мои щёки.
"Дитя моё, — раздался словно издалека голос Мастера. — Прошу вас, вглядитесь в лица этих непочтительных юношей. Я намерен очень серьёзно поговорить с их наставниками. А теперь вставайте, вредно сидеть на земле".
Я поспешила выполнить приказ старого вампира и пошла прочь, оставив молодых переходить от устного спора к более деятельным доказательствам своей правоты.
Спокойствие, которого мне удалось достигнуть перед этим, растворилось бесследно, я откинула вуаль и пошла вперёд быстрым шагом, напряжённо при этом вслушиваясь в ночные звуки. А если это не последний молодой вампир, который ничего обо мне не слышал и был слишком глуп — или голоден? — чтобы разглядеть метки? Почему напарник не явится меня проводить? Я позвала его, но ответа не получила, и в полном одиночестве продолжала свой путь.
Улица, по которой я шла, заканчивалась тупиком почти сразу после пересечения с нужной мне улицей Свежих угрей, на которой стоял дом госпожи Дентье. Когда мы тут с напарником шли на встречу с хозяйкой города, в тупике было темно, но сейчас его ярко освещал льющийся из открытого окна свет. На подоконнике этого окна стояла девушка в светлом домашнем платье, занятая тем, что осторожно расшатывала прибитый к верхней части рамы деревянный крест. Неподалёку результатов её работы ждал юноша, одетый в зелёный костюм острийского дворянства. Он явно избегал подходить ближе и нетерпеливо поглядывал на девушку, как будто был изрядно раздосадован её медлительностью. Его ненормально бледное лицо было ясно видно и, когда он облизнулся, стала понятной причина его напряжения: приоткрывшиеся губы юноши перестали скрывать противоестественную длину клыков. Крест, видимо, должен был не пропустить кровопийцу внутрь дома, не дав не только пролезть в то окно, над которым он расположен, но и вообще прикоснуться к стене. Это позволяло острийцам не мучиться с прибиванием распятий к верхним окнам, что, заметим в скобках, позволяло вампирам без труда в них влезать, попросту подпрыгивая на нужную высоту.
Парочка была видна издалека и я, ещё не дойдя до перекрёстка, могла видеть, как крест подался усилиям девушки (видимо, ей не раз приходилось снимать его, и гвозди держались только для вида). Острийка спрыгнула внутрь комнаты и скоро вернулась уже с пустыми руками; тем временем вампир подошёл ближе и забрался на низкий подоконник. К моему безмерному удивлению, девушка двигалась без той сонной заторможенности, которая даётся наведённым вампиром трансом, напротив, она была оживлена, глаза блестели, а миловидное лицо сияло безмятежным счастьем. Господи милосердный, что же это творится в Острихе, неужели хоть одна женщина согласится встречаться с вампиром по доброй воле?! Это невозможно, немыслимо!..
И, однако, всё говорило в пользу такого предположения: легко поддавшийся крест, радость девушки, да и не-мёртвый вёл себя совсем не так, как мой напарник во время "охоты", которую я несколько раз имела несчастье наблюдать.
— Любимая, — проговорил вампир, помогая девушке усесться рядом с собой. Я замедлила шаг, понимая, насколько, говоря грубым языком простонародья, влипла. Окно, на котором сидели вампир и его девушка, было слишком близко к перекрёстку, и мне пришлось бы пройти мимо у них на глазах, давая таким образом понять, что я видела их нежное свидание. Пойти на такое неприличие мне мешало и воспитание, и боязнь рассердить влюблённого кровопийцу. Парочка, между тем, была полностью поглощена собой, так что оставалось надеяться, что вскоре мимо них можно будет осторожно прошмыгнуть.
— Любимая, — повторил вампир, привлекая к себе девушку. Та с еле слышным стоном поддалась навстречу, отчего корсет и сорочка сползли вниз, открывая грудь, очень белую по контрасту со смуглыми плечами. Вампир отстранился и провёл пальцами по обнажившейся коже. Девушка застонала громче, меня передёрнуло от омерзения. Как она может вести себя столь распущено — и с кем?! Неужели острийцы никак не воспитывают своих дочерей?! Не-мёртвый внезапно стиснул руки на плечах любовницы и рванул к себе, жадно целуя в самые губы. Когда они оторвались друг от друга, глаза девушки казались затуманенными то ли от страсти, то ли от вампирского влияния. Она уже сама привлекла к себе возлюбленного, явно подставляя ему шею.
Не-мёртвый, не торопясь, провёл языком по месту предполагаемого укуса. Девушка всхлипнула и вся как-то обмякла, а вампир поднял взгляд, затуманенный страстью не меньше, чем у острийки и посмотрел мне прямо в глаза. Губы его шевельнулись, выговаривая нечто очень похожее на "брысь!", а после не-мёртвый склонился к шее девушки и вонзил в неё свои клыки. Я, наконец, сбросила оцепенение, в которое впала под влиянием увиденного зрелища, и кинулась прочь. Вслед мне нёсся громкий смех, заставивший свернуть на первом же перекрёстке, и потом ещё несколько раз, как будто это бы помогло оторваться от погони вампира, если бы он вдруг решился броситься за мной. Я бежала и бежала, пока в груди не кончился воздух, и тогда я была вынуждена прислониться к стене ближайшего дома и перевести дух.
— Господи! — воскликнула я, совершенно забыв об осторожности. — Какая мерзость!
Мне хотелось плакать. Увиденное было гадко, и гадко, что такое встречается в наше время, и растленные вампиры имеют возможность соблюдать порядочных барышень, но самое гадкое было в том, что я наблюдала за подобным неприличием — стояла на перекрёстке, словно приросла к мостовой, и жадно ловила подробности непристойной сцены! Как прогибалась распутница под руками вампира, фальшивая нежность развратника, выражение его глаз, когда он смотрел на свою любовницу... На меня никогда никто так не смотрел, и самое отвратительное — меня это огорчало! Гадко, гадко, гадко!
Омерзение, которое меня охватило, уступило место другим мыслям, когда я, наконец, сумела полностью успокоиться — чтобы снова прийти в ужас. Я заблудилась! Переулок, в который я свернула, петлял то вправо, то влево, и теперь я не знала, как вернуться назад, если не по той же дороге, а чтобы второй раз оказаться на одном перекрёстке с распутной парочкой я не могла себе даже представить. Мне ничего не оставалось, как двинуться вперёд в надежде, что переулок рано или поздно выведет меня на знакомую или по крайней мере широкую и хорошо освещённую улицу. Петляющий переулок, по которому я шла сейчас, был настолько тёмным и неприятным, что, успокоившись, я продвигалась вперёд, придерживаясь за стены домов и высматривая, не появится ли впереди перекресток, на котором, по законам Остриха, обязательно должен висеть хоть плохонький фонарь.
Перекрёсток действительно был освещён, и не только уличным фонарём, но и лампами старой кареты, которая стояла с открытыми дверцами, перегораживая мне выход из переулка. Осторожность заставила меня замедлить шаг, а после и вовсе остановиться. И не зря: вскоре из одного из домов на той улице, которая пересекала мой переулок, выбежали двое в чёрном, вынося какой-то вытянутый свёрток. Свёрток мычал и извивался, двое тащивших его сопровождали каждое движение яростной руганью, передать которую дословно я просто не в состоянии.
— Вот стерва, больно же она кусается! — воскликнул один, и я с ужасом узнала в свёртке женское тело. — До крови цапнула!
— Охота кому-то с бешеной бабой связываться, — поддержал его второй. — Брыкалась, пока не приголубили, и, гляди, как быстро отошла!
— Если вы попортили товар, — отозвался с козел их подельник, — хозяин с нас шкуры снимет и в глотки вобьёт! Сказано было — нежно и вежливо!
— Сам бы попробовал нежно! — запротестовал первый разбойник. — Она сразу орать начала!
— Это хозяину скажете, когда девка пожалуется, — не унимался возница. — Грузите!
Свёрток безо всякой вежливости забросили в карету, и разбойники залезли следом за своей жертвой. Я стояла в темноте, совсем близко от них, и в бессильной ярости сжимала кулаки. Что я могла сделать? Как помешать злодеянию? Несчастной женщине, видимо, удалось освободить рот, потому что из кареты раздался отчаянный крик — призыв о помощи, увы, оставшийся без ответа. Возница хлестнул лошадей, и карета укатилась прочь, освободив мне дорогу.
