— Что ты тут делаешь? — больше для поддержания разговора, чем действительно из любопытства спросила я и, не удержавшись, потёрлась щекой о лежавшую на моём плече руку. Напарник рассмеялся и пригладил мои волосы — явно жалея, что не может их растрепать, как привык.
— За тобой зашёл, моя девочка. Как бы ты добиралась одна? Сбегай-ка переоденься и возвращайся сюда. Я всё устрою. И... знаешь что? Отдай этой сквалыге деньги. Пусть подавится.
Наследнице большого состояния не пристало вздыхать о недельном жаловании служанки, а потому я, хотя и с сожалением, поспешила исполнить приказ. Гроши, положенные простой служанке, увы, казались мне более доступным состоянием, нежели марки, положенные на моё — фальшивое — имя в банке.
Через несколько минут прислуга — уже вполне способная шевелиться и моргать глазами — испуганно замерла на стоявшей возле стола лавке, а хозяйка Лекен в ярости орала на дерзкую на язык белоручку, которая вообразила, будто невероятно нужна в таком почтенном доме, как дом хозяина Шерена, будто бы сюда принимают всяких побродяжек с улицы и даже — подумайте только! — готовы выплачивать им недельное жалование за несколько часов работы. Дерзкая белоручка втягивала голову в плечи и пятилась к двери, в которую и была вытолкана, сопровождаемая яростным напутствием.
— Через минуту-другую злючка успокоится, а через час забудет, из-за чего кричала, — невозмутимо пояснил режиссёр неприглядного спектакля. — Но деньги на столе убедят её, что игра стоила свеч. Всё-таки некоторые люди бывают отвратительно... Эй, Ами, девочка моя, ты чего? Ами, Ами, не плачь, всё ведь хорошо!
Увы, я так и не научилась спокойно переносить незаслуженную брань, и вампиру пришлось потратить немало нежных слов, пока он не вспомнил о своей власти надо мной и не успокоил более надёжным образом — наградив меня взамен тяжелейшей головной болью. Дальнейший разговор мы продолжали уже у меня в спальне, куда я, несомненно, незаметно пробралась ещё вчера вечером.
— Нет, Ами, — раздражённо ответил на промелькнувшую у меня в мыслях догадку. — Я вовсе не мог переодеть тебя здесь днём, хотя, согласен, так было бы гораздо удобнее. Но в дом не проникает туман, во всяком случае, здесь его гораздо меньше, чем на улице.
— Туман так много значит для тебя? — уточнила я, поворачиваясь, чтобы напарнику было удобнее расшнуровывать мой корсет. На этот раз мы не торопились, и избавление от стягивающего рёбра орудия пыток было скорее приятным — во всяком случае, я блаженно вздохнула, когда обрела свободу.
— Туман так много значит для любого вампира, — пояснил Беренгарий. — Мастер мог бы раствориться и в лунном свете, и даже слиться с закатными лучами, да и мой наставник тоже, во всяком случае насчёт луны я не сомневаюсь. Но для большинства остаётся только туман. Зато в такие дни солнце не насылает оцепенения. И не спрашивай, пожалуйста, почему — я всё равно не знаю, моя дорогая. А теперь снимай-ка юбку, тебе всё равно не слишком идёт.
Когда я переоделась в лёгкую кружевную сорочку, вполне подходящую к моему нынешнему общественному положению, напарник кивнул мне на кровать и сам уселся на край, по своей неприятной привычке скинув камзол и туфли.
— Каюсь, я был неправ, — тяжело произнёс он после долгого молчания. — Не подумал, что эта жадная старуха будет тебя задерживать. И перестарался с обратным внушением. Ты сильно расстроилась?
Послушно усевшись рядом с напарником, я нерешительно положила руку ему на плечо.
— Нет, что ты, — неубедительно солгала я. — Только в первую минуту... от неожиданности.
— Глупенькая, — тепло улыбнулся вампир. — Дурочка ты моя. Не волнуйся, скоро всё закончится, и мы сможем отдохнуть.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я, но вампир легонько толкнул меня в грудь, заставляя откинуться на спину.
— Я велел тебе ложиться спать, — неумолимо заявил он, — а вовсе не сидеть, тратя последние отведённые для сна часы на бесполезную болтовню.
— Но разве?..
— Спи, — внушительно заявил вампир, поднявшись, уложил мои ноги на кровать и укрыл меня одеялом. — Все разговоры потом. Спи, маленькая моя.
— Ивона, дорогая моя, — с некоторым сожалением обратилась ко мне хозяйка Тадье сразу же после завтрака. — Нам приходит время расстаться.
— Марта, о чём вы говорите? — немедля насторожилась я. — Что-то стряслось? Надеюсь, ничего серьёзного?..
— Как сказать, — с сомнением ответила добрая женщина. — Но тебе надо на время вернуться домой, моя милая.
— Но, Марта, почему?
— Старик Дарьен убит вчера утром, — коротко пояснила хозяйка Лекен. — А это значит, что тебе следует вернуться домой.
В этот момент мы как раз дошли (добрались ощупью, будет сказать вернее) до терявшейся в тумане беседке, и я поспешила зайти внутрь и сесть, чтобы переварить ожидаемое, но всё равно потрясшее меня известие. Вот ещё один человек убит из-за меня. Ради меня. Господи, неужели это никогда не закончится?
— Постойте, Марта, я не вполне вас понимаю. Вы говорили, что мне не следует находиться в столице, пока Дрон Перте бросает вызов бедному хозяину Дарьену и пока он дерётся с ним на дуэли. Но теперь-то мне зачем уезжать и почему именно домой? Ведь я могу оставаться вне столицы и сейчас...
— Не можешь! — решительно заявила любовница бывшего синдика столичных стрелков. — Ивона, милая моя, ты совершенно не знаешь наших привычек и правил. Девушка, за чью честь был убит человек, должна убраться к себе домой. Это что-то вроде ссылки, добровольной, если дуэль была честной, потому что тогда ни у кого не будет к тебе вопросов. И потом, такая "ссылка" покажет стрелкам, что ты не скрываешься от них, а находишься там, где тебе и положено быть, и в любую минуту готова дать показания. И, наконец, так ты полнее покажешь свою непричастность к совершившемуся: во время переговоров и дуэли не была в столице, а после, не зная ни о чём вернулась домой. Понимаешь меня?
Я неуверенно кивнула. Свою речь Марта наверняка заготовила заранее, иначе не смогла бы найти столько объяснений обычаям своей родины: человек ведь не пытается искать причины тому, почему его соотечественники ведут себя как его соотечественники, а не как иностранцы, и не может вот так вот сходу это объяснить.
— Отлично! — просияла хозяйка Лекен. — Тогда иди к себе и собирайся. Я уже послала записку тебе домой, и к обеду они пришлют за тобой экипаж.
— О, Марта, вы так добры...
— Ничуть! — решительно отвергла благодарности почтенная дама. — Мне всё это ничуть не трудно, к тому же...
— Да, Марта? — предупредительно спросила я.
— Обожаю встревать в дела, которые меня не касаются, — обезоруживающе улыбнулась хозяйка Тадье. — Давно у меня не было столько хлопот, как сейчас. Знаешь, девочка, только так и стоит жить, уж поверь старухе.
Едва мы отъехали от рва, опоясывающего Туманный остров, как напарник остановил карету и помог мне перебраться на козлы. Нам слишком многое надо было обсудить, и тратить дорогу на разглядывание пейзажа не было никакого смысла. Тем более, что сквозь туман всё равно ничего нельзя разглядеть.
— Ты не права, — возразил вампир, обнимая меня за талию. — Во-первых, мы могли бы разговаривать мысленно, если бы в том возникла нужда, а во-вторых — я могу показать тебе в тумане любые пейзажи, какие только захочешь.
— Тогда зачем же? — зябко поёжилась я, прижатая к противоестественно холодному телу напарника.
— Вот зачем, — усмехнулся вампир, целуя меня в шею. Остановить его я не успела, да и не очень старалась. Туман вокруг нас окрасился алым, закружилась голова, во всём теле появилось уже знакомое ощущение лёгкости и блаженства.
"Хорошая моя, — раздался в голове непривычно нежный голос напарника. — Хорошая... И только моя. Наконец-то..."
— Ну, прости, Ами, я не удержался, — расстроенно извинялся напарник некоторое время спустя. Каким-то чудом ему удалось успокоить лошадей, едва не взбесившихся, пока вампир пил мою кровь ("я же не знал, что это на них так действует!"), и даже, свернув с нужной дороги, отыскать придорожную таверну, хозяин которой за отдельную плату согласился напоить нежданных посетителей горячим шоколадом. — Я виноват, я дурак, я не должен был злоупотреблять твоей кровью, и, конечно, мне не следовало делать этого на дороге, и ты права, нам надо поговорить, а не отвлекаться... Ами! Ну, не смотри на меня так!
Отвечать на взволнованный монолог напарника не имело смысла, как не имело смысла ни упрекать его ни обижаться. Я молча сидела перед ним в грязной таверне, слабая и бледная после очередного "злоупотребления". Обычно Беренгарий довольствовался самой возможностью ощутить на губах вкус моей крови, но теперь, по собственному признанию, "не удержался". Молча сидела, сжимая чашку с шоколадом, слишком тяжёлую для моих ослабевших рук, и даже, кажется, ни о чём не думала. И уж точно никак не смотрела на напарника — хотя бы потому, что мой взгляд упирался в стол и не поднимался на собеседника.
Сам вампир, удивительно огорчённый собственной небрежностью — а, может быть, её последствиями, судить трудно, — сидел передо мной, пользуясь тем, что в таверне, при её открытых окнах, было полно того же самого тумана, что и на улице. Хозяину заведения, как и немногим посетителям, были отведены глаза — на случай, если они заметят, что в нашей паре расплачивался не мужчина.
— И не только глаза, — машинально поправил напарник, прервав свои извинения. — Ещё и уши, чтобы не подслушивали.
Я невольно рассмеялась и поперхнулась шоколадом. Напарник поспешно хлопнул меня по спине, заставив поперхнуться во второй раз и, повернув к себе лицо за подбородок, заглянул в глаза.
— Мир?
— Мы не ссорились, — напомнила я. Вампир невесело улыбнулся.
— Да, дорогая, но лучше бы мы поругались, я бы не чувствовал себя такой свиньёй, как сейчас.
— Ты не свинья, — запротестовала я. — Ты просто...
— Вампир, — закончил вместо меня напарник. — Но чувствую себя настоящей свиньёй, а не приличным не-мёртвым. Мальчишкой, не разменявшим и первый десяток после превращения! До сих пор не понимаю, как я мог так забыться!
— Мы оба устали, — мягко ответила я, тронутая его расстроенным видом. Прежде Беренгарий никогда не задумывался, как отразится на мне его способ насыщаться — разве что боялся разоблачения. — И потом, ты ведь...
— Схожу по тебе с ума, — грубовато закончил вместо меня напарник. — Но, девочка моя дорогая, твоя кровь — это далеко не главное твоё достоинство. И люблю я тебя не за то, что ты такая вкусная.
Это признание поразило меня до глубины души, а Беренгария, казалось, смутило. Он густо покраснел, чего, я была уверена, вампиры не могут в силу самой своей природы, а после порывисто прижал меня к себе с такой силой, что я не задохнулась.
— Всегда удивлялся, как тебе удаётся так точно меня понимать, — пробормотал он. — Ты ведь не можешь прочесть мои мысли.
И, прежде, чем я успела найти слова для ответа или хотя бы обнять своего расчувствовавшийся напарника, он отпустил меня, придержал, мешая мне упасть от неожиданности и, отвернувшись, бросил через плечо:
— А теперь пойдём, до дома ещё далеко ехать.
— Что теперь? — с некоторой робостью спросила я, когда молчание сделалось непереносимым. Напарник крепче прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.
— Ничего, родная. Старый Дарьен убит, я наведался к нему ещё раз — и домой, и на службу, и окончательно замёл следы. Теперь наш долг перед общиной выполнен, и мы можем с чистой совестью наслаждаться заслуженным отдыхом.
— Это ты называешь "чистой совестью"?! — ужаснулась я, делая безнадёжную попытку отстраниться.
— А как же? — последовал холодный ответ. — Мерзавец доигрался. Если бы хоть одна из его жертв оказала бы серьёзное сопротивление или подняла бы шум после, с ним было бы покончено давным давно. Поэтому, пожалуйста, избавь меня от глупых мыслей, мол, мы его спровоцировали, а без нас он бы жил ещё да жил.
— Ты ещё будешь заявлять, будто мы сделали доброе дело, — хмыкнула я, несколько успокоенная привычным назидательным тоном напарника.
— Справедливое, — так же холодно поправил меня он. — Добрым дело было бы, если бы мы вмешались в разгар "соблазнения" другой наивной дурочки. И, запомни, Ами, Дарьен знал, что ждёт подобных ему мерзавцев. Вот увидишь, никто не будет поднимать шума из-за его смерти, только проверят, не заплатила ли вдова Дрону Перте за избавление от обузы.
— А она, разумеется, не заплатила, ведь Дрон Перте так любит подраться и так благороден, что ему не нужны взятки... — подхватила было я, но была перебита вампиром:
— Взятки от старухи, когда он надеется выйти на молодую? Именно, Ами, ты делаешь успехи!
— Хочешь сказать, он будет искать нас и дальше?
— Не хочу, — вздохнул Беренгарий. — Но будет, и от этого никуда не деться.
— Но, Гари, мы могли бы...
— Не могли! — резко оборвал меня вампир. — Если мы будем убегать и прятаться от твоего ухажёра, он решит, будто мы его боимся. И будет искать уже всерьёз. И найдёт в самый неподходящий момент. Ты этого хочешь?
— Тебе, конечно, виднее, — уныло пробормотала я.
— Вот именно, Ами! — решительно отрубил напарник и, для компенсации своей невежливости, прикоснулся губами к моему виску. Губы у него были мягкие, нежные и тёплые, совершенно такие же, как у человека. Помнится, Мастер однажды объяснял мне: тепло не-мёртвые возвращают себе вовсе не из-за того, что в их жилах течёт кровь, высосанная у людей. Нет, просто подпитка ускоряет движение их собственной и возвращает утраченное тепло. И ещё что-то совсем малопонятное о таинственной силе, гонящей кровь по сосудам, хотя сердце остановилось давным-давно. От всех этих подробностей становилось дурно.
— И не надо забивать ими голову, — посоветовал вампир. — Принимай нас такими, какими видишь, а детали оставь для Мастер и Греты, которая учится у него лечить вампиров.
— Как скажешь, Гари, — согласилась я, сама не желая углубляться в обсуждение жизнедеятельности не-мёртвых. — Тогда поговорим о чём-нибудь другом. Зачем тебе снова понадобился Шерен, ты ведь обыскал его ещё в Дейстрии?
— Во-первых, Ами, тебе ли не знать, что человек не берёт с собой все тайные записи в путешествие, — немедленно отозвался напарник, как будто довольный переменой темы. — А во-вторых, есть дела, о которых тебе лучше не знать.
Да... не очень-то довольный, скажем прямо.
— Я не прошу раскрывать мне государственные тайны, — слегка обиделась я. — Но в Дейстрии ты ведь уже проверял Шерена на связь с контрабандистами и теми мерзавцами, которые...
— Помню я, помню, — досадливо поморщился Беренгарий. — И как мы по-дурацки украли пистолет, помню тоже. Но, Ами, хорошая моя, я ведь о тебе беспокоюсь. Есть вещи, которые лучше не знать, так безопаснее. Ами, родная!
— Как будто бы, если я ничего не знаю, мне поверят на слово и не будут допрашивать и пытать, — раздражённо проворчала я, успев уже устать от вечных тайн и собственной неосведомлённости.
— Если ты предпочитаешь получить сведения, которые можно будет выплёвывать в пыточной вместе с зубами, моя дорогая... — холодно начал вампир и осёкся. — Проклятье! Ами, прости, я не хотел тебя пугать!