Мы были счастливы — теперь я не боюсь этого слова — счастливы как дети, хотя ни он, ни я не знали подобной беспечности в первые годы своей жизни, счастливы бесстыдно и не задумывались не только о будущем, но и о том близком моменте, когда туман уйдёт, разведя, разлучив нас на принадлежащую вампирам ночь и оставленный людям день.
Нам не докучал никто — слуги старались не попадаться на глаза хозяевам, не докучал и инженер, поставленный Беренгарием на место (оказалось, Лирье всего лишь просил внести за него взнос в патентный суд, когда он "отладит" очередное изобретение). Что касается живущих в доме не-мёртвых, но это были в высшей степени деловые создания, занятые исключительно производством фальшивого серебра и его чеканкой, на чьей работе никак не отразилось появление пары бездельников: им было не до нас.
И так, предоставленные самим себе, мы наслаждались безоблачным счастьем, и я почти не замечала, что мой напарник с каждым днём становится всё более и более нервным и напряжённым, будто его тяготит некое ожидание, о котором он не может ничего рассказать. Пытаясь задавать вопросы, я вызывала лишь улыбку и ласковое ворчание, касающееся моей — очевидно излишней — подозрительности. Напарника не тяготили дела. Каждое утро он отсылал мальчишку с поручениями в столицу, и перед обедом внимательно выслушивал его доклад, предварительно выставив меня из комнаты. От этих разговоров он то мрачнел, то веселел — Клод каждый раз сиял от справедливой гордости незаменимого работника — и сквозь зубы предвещал заговорщикам скорую погибель.
— Всё хорошо, Ами, — отвечал вампир на мои расспросы. — Всё хорошо, а мерзавцы у нас поплатятся, дай только моим рапортам добраться до начальства!
После обеда Клод исчезал снова, и появлялся только поздно вечером, пропустив ужин — такой же счастливый и сияющий от гордости, как и утром. Когда я пыталась расспрашивать его, маленький паршивец обычно говорил: "Ух ты, хозяюшка, интересного сколько творится! И всё жутко тайное, вы прямо не поверите! Вот хоть режьте — могила навсегда!". Не резать же было его в самом деле!
Но, несмотря на все загадки (разгадывать которые я не слишком рвалась), мы были счастливы, оба, и об этом я теперь могу говорить с совершенной уверенностью.
К концу этой блаженной недели, к моему невероятному огорчению, туман, заливший всю округу, начал редеть, и напарник днём предпочитал уже оставаться вне дома или, во всяком случае, на первом этаже. На восьмой день Гари был нервен и холоден — в самом буквальном смысле — а на девятый и вовсе убрался в подвал, где стоял специально привезённый для дневного сна гроб. Туман рассеялся, и на десятый день о нём осталось только мучительно-сладкое воспоминание. "Вампирские деньки" подошли к своему естественному концу, и мне оставалось только утешать себя мыслью о том, что по ночам мы можем видеться по-прежнему, и что счастье не ушло вместе с погодой. Интуиция, однако, подсказывала обратно, и уже во время утреннего чая мне пришлось убедиться в своей проницательности. В столовую, где я сидела за одним столом с прислугой, как в Острихе и положено, вбежал Клод — в шапке и не сняв на пороге дома грязные башмаки.
— Бегите отсюда, хозяюшка! — выпалил он, срывая шапку и швыряя её об пол. — Бегите, а то худо вам придётся!
— У тебя отвратительные манеры, — отметила я довольно-таки хладнокровно. — Какую пакость ты ещё выдумал?
— Это не пакость, хозяюшка! — обиженно взвыл мальчишка. — Сюда идут люди!
— И? — настороженно спросила я. — Мы, кажется, не враги рода человеческого, к чему нам бояться людей?
— Глупая! — истинно по-острийски отозвался Клод. — Они идут, чтобы побить нас! Вот наберутся как следует — и заявятся толпой, с дубинами.
От этих слов мне сделалось не по себе, но я ещё не теряла надежды в то, что мальчишка нас разыгрывает. Однако Анита изменилась в лице, а Юна закрыла лицо руками.
— Чего наберутся, позволь спросить? — уточнила я больше для того, чтобы собраться с мыслями.
— Вина, чего ещё-то, хозяюшка? — удивился мальчишка. — Напьются для решительности — и заявятся. Вы бы хоть убрались подальше, мало ли чего с вами сделают.
— А с вами? — резко спросила я, мысленно окликая напарника — как всегда, тщетно.
— Так мы привычные, — простодушно ответил Клод. — Ну, пошумят, стёкла побьют, синяков наставят, девок за юбки подёргают — и уберутся, глядишь.
— За себя говори, щенок, — ответила болтуну подзатыльник Анита. — Хозяюшка, коли паршивец не врёт, уходить вам нужно в самом деле.
— А вы? А пресс? А Лирье?
— За хозяина инженера не беспокойтесь, — рассудительно отвечала служанка. — Он человек отчаянный, ни себя, ни свои машины в обиду не даст. Даже пресс отстоит, когда до дела дойдёт. А мы пойдём в погреб спрячемся, глядишь, и пройдёт стороной.
— Тогда не понимаю, почему я не могу спрятаться в погребе, — резко ответила я, чувствуя дурноту при мысли о том, что весь дом будет обыскан и перевёрнут чужими, злыми руками, которые будут брать в руки мои вещи, ломать их, рвать и всячески глумиться над всем, что ещё сегодня утром составляло уют.
— Так вы же благородная, — удивился Клод и поспешно увернулся от карающей руки Аниты. — Что, неправ я, скажите?
— Он прав, — пробормотала до того безгласная Жани. — Мы люди простые, что они нам сделают? А вы благородная, красивая, над вами будут издеваться, мучить вас, унижать...
— У вас так в стране принято? — зло спросила я, но никто из слуг не принял вызова.
— Если женщина благородная — её должен охранять мужчина со шпагой, — убеждённо ответила Жани, и все закивали. — А не то любой может её обидеть.
— Будь оно проклято, ваше благородство! И ваши дикие убеждения! И ваша безумная покорность! Почему вы не ищите у властей защиты? Или в Острихе уже каждый сам за себя?
— Нет, но... — начала было говорить Юна, и тут же, смутившись, закрыла рот обеими руками.
— Но?.. — безжалостно подтолкнула я. — Продолжай, девочка!
— Мы же тут все вне закона, — пробормотала Жани.
— И прячем ночных охотников в подвале, — добавила Юна.
— И чеканим фальшивое серебро, — дополнила Анита таким тоном, словно она лично занималась этим делом. — Как мы можем обратиться к властям?
— Вы как хотите, дорогие мои, — ответила порядком разозлённая я, — но за мной не тянется никаких тёмных историй, в глазах закона я чиста, а пресс и вампиров проще обнаружить во время разгрома, нежели вместо него. И мы...
— Не успеем! — перебил меня Клод. — Вы и шагу не успеете ступить от дома, как они будут здесь.
— Отлично! — процедила я сквозь зубы.
— Бегите, хозяюшка, прячьтесь! — категорично потребовал Клод.
— Вздор! — безапелляционно отозвалась я. Мысль, пришедшая мне в голову, была, без сомнения, безумная, но я не так уж много теряла: подарок Мастера позволил бы мне скрыться от толпы посреди площади ясным солнечным днём. А вот вампиры, чьи гробы стояли внизу в подвале, могут потерять свои жизни, если я убегу, не попытавшись ничего сделать. — Клод, вот что. Ты немедленно пойдёшь и позовёшь сюда хозяина Лирье. Пусть явится как можно скорее и возьмёт с собой ружьё или пистолеты. У него же есть оружие?
— Так я к нему первому и пошёл! — отмахнулся мальчишка. — Он сказал, что не позволит, чтобы всякая шваль дотрагивалась до его изобретений, и заперся во флигеле.
— Прекрасно! — иронически усмехаясь, ответила я. Ну, конечно, к кому мог первым делом кинуться острийский мальчик, неужели к девушке, даже если она и считается владелицей дома? — Но мне, видишь ли, хочется, чтобы Лирье не запирался у себя, а поднялся наверх, на ту декоративную башенку, которую ты нам показывал на прошлой неделе. Оттуда прекрасно виден сад, и можно подстрелить каждого, кто попытается выломать калитку.
— Пфе! — фыркнул мальчишка. — Думаете, Лирье станет защищать вас? Да гори вы огнём, он даже не ахнет!
— Отлично! Ты скверный мальчишка, но я заставлю тебя прилично себя вести. Немедленно дуй к этому типу и передай, что все "устрицы" — слабаки и трусы, вынуждающие женщин вставать на свою защиту.
— Хозяюшка! — взвыл мальчишка, сжимая кулаки в бессильной ярости. Остальные слуги вскочили на ноги и смотрели на меня с откровенной неприязнью.
— Нет, Клод, я так не думаю, — смягчилась я. — Но ты передай всё это всерьёз, и добавь что-нибудь от себя. Например, что ни один настоящий мужчина не будет прятаться, когда женщинам угрожает опасность. Понял меня?
— Ещё как, хозяюшка! — просиял мальчишка, которому, смею надеяться, и самому не улыбалось сделаться жертвой местного хулиганья.
— Тогда быстро к Лирье, и не возвращайся, пока не приведёшь его сюда. С оружием!
Клод умчался, и я обратила внимание на остальных участников нашей беседы.
— Я приношу вам свои извинения за резкие слова, сказанные относительно ваших соотечественников, — твёрдо выговорила я. — Никогда я не думала ничего подобного и, будьте уверены, считай я, что господина Лирье можно вызвать сюда другим способом, я бы к нему прибегла.
— Вы бросаетесь слишком резкими словами, дитя моё, — дрожащим от старости голосом ответил Тивен, надевая перевязь со шпагой. — Они не помогут вам приобрести друзей.
— Я ещё раз прошу вас простить меня, — церемонно поклонилась я, зная, что "устрицы" не могут обойтись без спектакля в защиту своей чести.
— Я не сержусь на тебя, деточка, — прошамкал Тивен. — И пока я жив, моя шпага к твоим услугам.
Юна невежливо фыркнула, Жани отвернулась, и только Анита сохранила непоколебимое спокойствие.
— Я невероятно ценю вашу помощь, дорогой мой хозяин Тивен, — серьёзно ответила я, ещё раз поклонившись. Старик ответил глубоким поклоном, который сделал бы честь и молодому, и я знаком приказала Юне увести пожилого защитника в его комнату.
Едва они удалились, в столовую вбежал Клод и спрятался за меня, а следом за ним вошёл Лирье — кипящий от негодования и с ружьём наперевес.
— Что означает этот фарс? — закричал изобретатель с порога. — Вы! Как вы осмелились?!
— Я захлопнул дверь во флигель, когда он вышел, — выкрикнул Клод из-за моей спины. — И запер на ключ. Теперь обратно ему не спрятаться, останется с вами.
— Молодец, мальчишка, — засмеялась я и потрепала Клода по голове.
— Так, значит, это была ваша идея? — презрительно спросил Лирье. — Вы надеетесь, теперь я буду вас защищать? Вы, верно, сошли с ума!
— Ни в коей мере! — живо ответила я. — Напротив, это вы сошли с ума, если надеялись отсидеться во флигеле с его ненадёжными стенами и дверями. Одного свидетеля вашего способа зарабатывать хватит для костра, а вы так хладнокровно собираетесь ждать расправы! Право, хозяин Лирье, я вам удивляюсь!
— И что же вы предлагаете, хозяюшка? — по-прежнему презрительно спросил инженер, однако в его глазах я увидела искорку истинного интереса.
— Предлагать план спасения — не женское дело, — ответила я. — Я всего лишь прошу применить ваш мужской ум и вашу изобретательность на благо всем нам. Ну же, хозяин Лирье, неужели вы будете спокойно смотреть, как толпа пьяных мерзавцев издевается над женщинами и детьми?
— А что мне ещё остаётся? — неожиданно горько возразил инженер. — В нашей стране если ты хотя бы ранишь человека, тебя потащат в суд, а там попробуй-ка докажи, что он пришёл в твой дом не цветочки нюхать!
— Но, позвольте-ка... — оторопела я. — Мне неоднократно приходилось видеть...
— Это всё для благородных! — отмахнулся инженер. — Они хоть на кусочки друг друга будут резать — никто и слова не скажет, а для простых людей разговор короткий. Хотите — вот вам ружьё, сами защищайтесь от кого можете. Ну, берите, хозяюшка, вы ведь у нас дворянка, вам всё с рук сойдёт!
— Я не дворянка, — медленно проговорила я. — Я так назвалась, но я не дворянка и никогда ею не была.
— А по вас и не скажешь, — хмыкнул Лирье и опустил протянутое было ружьё. Из его глаз ушло выражение враждебности, которое так раздражало меня с первой же встречи, и я увидела перед собой того человека, которым изобретатель, без сомнения, был: молоденького парнишку без будущего — кроме того, которое он мог бы построить своими руками. Я улыбнулась, и он улыбнулся мне в ответ. — Ведёте себя не хуже тех расфуфыренных дур, которые в каретах туда-сюда катаются.
— Я стараюсь, — мягко сказала я. — Это моя работа.
Лирье положил ружьё на ближайший стул и, хлопнув себя по коленям, засмеялся. Лица служанок озарилось неуверенными улыбками.
— Но если вы не из благородных, хозяюшка, то тоже не можете защищаться? — с беспокойством спросила Анита.
— Предоставьте это дело мне, — заявила я с уверенностью, которую не чувствовала. — Защищать нас будет Лирье, он мужчина и, уверена, прекрасный стрелок.
— А как вы догадались? — уточнил инженер, вновь беря в руки ружьё. Я улыбнулась и покачала головой: никаких догадок я не делала, всего лишь решила польстить мужчине — на всякий случай. — Хорошо... Ивона. Ваша взяла. Я полезу на башню и буду стрелять во всякого, кто попробует сунуться в наш сад! А потом, надеюсь, вы придёте смотреть, как меня повесят.
— Очень надеюсь, что вам не придётся никого убивать, дорогой мой Лирье, — внушительно ответила я. — Я надеюсь только на одно: вы сможете достаточно запугать этих негодяев и выиграть время.
— Надеетесь на подмогу? — невесело усмехнулся инженер. — Разве только до ночи продержимся. Кому мы, кроме кровососов, нужны?
— В этой стране, смею надеяться, есть власти, — с достоинством ответила я. — И их прямая обязанность — защитить нас от подобных посягательств.
— Это всё чудесно, хозяюшка, — снова вмешалась Анита. — Но ближайший стрелок от нас в трех часах пути, а...
— Я схожу за ними, — спокойно ответила я. Слуги переглянулись, инженер отложил ружьё и криво усмехнулся.
— Решили всё же сбежать, а? Мудро. Но не надейтесь уйти хотя бы на фарлонг отсюда! Вас перехватят по дороге и так отделают, что вы собственное имя забудете!
— Я знаю, — кивнула я, и Лирье смутился. — В мои намерения не входило бежать и бросать вас в трудную минуту. Как и не входит и встреча с теми мерзавцами, которые собираются нас навестить. Но я единственный человек из вас, который может оставаться незамеченным, поэтому мне идти будет безопаснее всего. К тому же я могу потребовать отряда стрелков — как женщина благородного происхождения, я имею на это право, и за мной не тянется ничего такого, что помешало бы мне это сделать.
— Не так уж и глупо придумано, — кивнул Лирье. — Беру свои слова назад, Ивона.
— Но это же обман! — пылко воскликнул Клод и поспешил увернуться от подзатыльника.
— Запомни, мой мальчик, — назидательно произнесла я. — Только нелепая случайность приводит к рождению человека в богатой или бедной, знатной или простой семье. Перед лицом опасности вся эта мишура не стоит ничего.
— Но вы же не сможете... — робко начала Жани и, смутившись, опустила голову.
— Я всё смогу! — решительно произнесла я. Пока в подвале отсыпался после долгих дней без сна мой напарник, я была готова ко всему, даже вызвать на дуэль всех столичных стрелков по очереди. — Поверь мне, милочка, я найду, что сказать, когда это понадобится. Подмога подойдёт так быстро, как только это возможно. А сейчас, пожалуйста, займитесь все делом. Заприте двери и окна на ставни и решётки, закройте подвал и флигель и спрячьте ключи. Сами идите куда-нибудь... ну, где можете спрятаться, мне ли вас учить. А вы, Лирье, прошу вас...
