— Ну, пусть взял, — уступила я. — Но почему же тогда?..
— А если взял и не показывает — значит, скрывает. А зачем ему это скрывать?
— Чтобы вампиры не узнали? — предположила я.
— Может быть. А, может, готовится продать и боится конкуренции. Что скажешь?
Я пожала плечами. Напарник явно лишился рассудка, а с умалишёнными спорить опасно.
— Пусть так, но что я могу сделать?
— Как — что? — очнулся от своих грёз вампир. — Найти эту мерзость и украсть для бюро безопасности, естественно. Уж там-то сообразят, что с этим делать.
— Украсть?! — ужаснулась я. — Но я даже не знаю, как это твоё оружие выглядит!
— Не моё оружие, — обиделся вампир. — Их оружие! А как выглядит... я тебе помогу.
Я не успела ничего сделать. Вообще ничего. Просто вампир развернул меня к себе, его губы оказались близко, близко... коснулись моих...
Это было ужасно — поцелуй холодного как лёд, мертвеца, у которого изо рта явственно доносился запах застарелой крови. Осознав, что происходит, я вздрогнула и попыталась отстраниться, но вампир теснее сжал меня в объятьях, лишая возможности дышать, а потом я почувствовала солоноватый вкус, не удержавшись, сглотнула...
Я всё-таки сумела вырваться, а, может, вампир разжал руки. Упала на пол, с трудом поднялась на ноги, с силой вытерла рот рукой.
— Можешь передать начальству, — раздражённо произнесла я, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, — чтобы в следующий раз поставили меня в пару с гадюкой.
— Это почему ещё? — удивился вампир, слизывая с губ капельку крови.
— Потому что я охотнее буду целоваться с ней, чем с трупами вроде тебя! — выпалила я. Какая мерзость... Ещё раз ощупала губы. Странно... если вампир меня укусил, то где след укуса? И почему так явно — за губу? Это ведь легко заметить со стороны. И ведь не болит ничего?..
— Учту твоё пожелание, моя дорогая, — ничуть не обиделся не-мёртвый. — Кстати... как ты себя чувствуешь?
— Как я себя чувствую? — растерянно переспросила я. Потом кое-что вспомнила... мне стало плохо и, не поспеши вампир меня поддержать, я бы непременно снова упала.
— Ты... это, что, тоже правда?!
— Правда? — поднял брови вампир. — Не понимаю, о чём ты.
— Нет... послушай... неужели?..
Напарник ждал с самым терпеливым выражением на лице. Я так и не нашла слов, чтобы произнести страшную догадку. Вампир сделал меня такой же, как он сам? Вот так вот, просто, не спросив моего согласия? Боже, смилуйся надо мной.
Не-мёртвый отвёл меня к кровати, усадил поудобнее.
— Не дрожи ты так, Ами. Я просто решил, что ты недостаточно хорошо меня понимаешь.
— Понимаю? Я? Тебя?
— Ну да, — кивнул напарник. — Не спрашивай ничего, ложись спать, а завтра постарайся обыскать все комнаты "устриц". Всё будет хорошо, вот увидишь.
С этими словами он поцеловал меня в лоб и исчез.
Я снова вытерла губы. Что произошло?
Я едва не забыла, что должна снова надеть нитку с распятьем. Вспомнила буквально перед выходом из комнаты и заколебалась. Может, ну его, а? это ведь и правда ересь страшная. Как будто изображения могут что-то изменить в этом мире, как будто кусок серебра сделает меня честнее или порядочнее... Нет, надену. Это простая служанка может морщиться, поддаваться своим убеждениям, идущим в разрез с приказами хозяев. Я — нет, это слишком опасно для "легенды". Надену.
Достав из сундука распятье, я содрогнулась при мысли, что мне сейчас придётся это надеть. Я и раньше умела отличать серебро среди других металлов, но сейчас распятье внушало мне отвращение. Да что со мной такое?
Я кинулась к окну, открыла ставни, посмотрела на рассветное небо. Нет, ни спать не хочется, ни в прах я не рассыпаюсь. Достала из сундука зеркальце — отражаюсь. Тень тоже присутствует. Всё как всегда! Но... серебро...
Я вспомнила, как вампир избегал прикоснуться не то, что к распятью, а даже ко мне, носящей его на шее. Нет, со мной ничего подобного не происходит.
Я повесила распятье на шею, спрятала, как учили острийцы, под одеждой. Неприятное ощущение постепенно отходило на второй план. Ко всему люди привыкают, даже к натирающей шею нитке.
Когда я подходила к лестнице, ведущей вниз, в кухню, я снова почувствовала себя как-то... неправильно, что ли? Лестница загораживала собой проход в крыло, в котором жила прислуга, так что кухарка могла вовсе не посещать господскую часть, а накрывающие на стол слуги могли быстро сновать от подвала к столовой и обратно. Над входом в крыло для прислуги висело рябиновое распятье — оно-то и заставило меня замедлить шаг. Откровенно говоря, я бы с большим удовольствием убежала бы в другую сторону.
Вот оно что. Столкнувшись с яростным сопротивлением прислуги, наотрез отказавшейся пускать к себе "идолопоклонцев", острийцы "закрыли" для вампиров вход в основную часть дома. Умно. Но почему же мне так плохо, и почему я, ещё не увидев дверь, почувствовала, что там висит?
У лестницы собралась толпа горничных, возглавляемая, как ни странно, престарелой кухаркой. Я удивилась. Клара (кухарку, несмотря на возраст, продолжали звать просто по имени; младшие добавляли "госпожа") из подвала выходила только в праздничные дни, да и то в церковь. Остальное время она проводила на кухне и в своей комнате всё в том же подвале. У меня она ассоциировалась с подземным духом из сказок, который вечно прикован к источнику пламени. А теперь вот — вылезла. И какая-то она... взбудораженная?
— В кухню мою лезли, хамы! — увлечённо жестикулируя кочергой, рассказывала она. Горничные ахали от одной мысли о подобной дерзости. — Хотели свои обряды еретические проводить — ха! Не на такую напали! Я им сразу сказала, кто сунется, того я вертелом! И не шутила! Так они снаружи свою пакость деревянную прибить пытались! Ну, ничего! Я им такого жару задала — только пятки засверкали! И тут снимем или я прямо сейчас расчёт попрошу, пусть гости сухари жуют! Зовите Вита, пусть инструменты несёт и снимает!
Одна из молоденьких горничных развернулась и побежала по лестнице на второй этаж, туда, где жили мужчины. Ещё одна, постарше крикнула: "куда одна, дурочка!" и побежала за ней. Всё ясно. Я слишком рано ушла к себе и пропустила привнесённые "устрицами" нововведения, а они здорово обозлили слуг, привыкших самих распоряжаться в своей части дома. Таспы были хорошими господами и без надобности в наше крыло не входили, в жизнь не вмешивались. За порядком следили экономка и дворецкий, так уж заведено.
— О, Кати, ты уже встала? — неодобрительно покачала головой кухарка. Вчера я всё-таки поужинала в спальне у барышни, что, вообще-то, не одобрялось, однако замечание мне тоже делать не стали. Наверняка уже по всему дому известна выходка Аманды, в которой почему-то обвинили меня... в общем, по мнению прислуги, я здорово забылась — и когда осталась с встречающими гостя господами, и когда позволила барышне так нелепо себя представить, и когда спряталась от нотаций, и когда заставила нанимательницу попросить для меня еду в её комнату. Все сразу же почувствовали, что я здесь чужая... и именно поэтому не одобрять теперь собирались исключительно молча. Мне придётся потратить немало усилий, чтобы разбить возникшее между нами отчуждение. Если у меня хватит на это времени... и желания.
— Видишь, что творится? — обратилась ко мне за поддержкой госпожа Клара. — Дожили! Дождались! Бедная барышня Аманда! Всю жизнь провести с таким-то... безумцем! Нет, если они в неделю отсюда не уберутся — прошу расчёт! И если они ко мне на кухню будут соваться! И если они пьянствовать не перестанут! И орать под окнами! Вчера всю ночь орали, слышала?
Я покачала головой. Орали? Всю ночь?
— У тебя же под окном и орали, — заметила Мари, живущая в ближайшей ко мне комнате. — Неужто не слышала? Ну и крепко же ты спишь...
— И собак пусть перестанут спускать! — продолжала возмущаться кухарка. — Бегали по двору, лаем спать не давали, аж кровь в жилах стыла! А псари рядом с ними пьяные дрыхли! Врали, мол, псы у них тихие! Как бы не так! Я старый человек, нельзя же так!
— Псы лаяли? — неуверенно переспросила я. Ночью ко мне приходил напарник, а острийские собаки лают только на вампиров... но я ничего не слышала! Как и криков под окнами...
— Лаяли! Но я с ними расправилась, не сомневалась.
— Расправились? — испугалась я. Неужели она их отравила?
— А то! — подбоченилась кухарка. — Вынесла им во двор похлёбку, а туда сонного порошка подмешала... в четверть часа заснули как миленькие! А то моду взяли — под окнами лаять... Кати, деточка, что с тобой?
— Н-ничего, — вяло ответила я, но меня уже не слушали, меня подхватили под руки и повели куда-то вниз, усадили за стол... пришла в себя я когда мне в руки сунули больную чашку крепкого чая.
Напарник лгал. Он не мог отпугнуть людей от моих дверей, он просто слышал шум за окном, на который я от волнения не обратила внимания, и знал, что его голос не будет замечен на фоне общего переполоха. Он даже собак не мог усыпить, дождался, пока это сделает за него кухарка. Он очень мало чем мог защититься от человеческого любопытства или подозрительности... он ходил по канату над пропастью... и тащил меня за собой. Один неверный шаг...
Немного лучше я почувствовала себя когда на кухню спустилась госпожа Прош и принялась совещаться с Кларой относительно беспробудного пьянства острийцев, которым выделили весь третий этаж крыла для прислуги. То ли в Острихе так принято, то ли они так тосковали по родине, то ли боялись нападения вампиров. По ночам они по приказу хозяина исправно несли вахту вокруг дома... сочетая её с попойкой. Чего беспокоиться? Распятья защитят, собаки не дадут и близко подойти нежити, да и спокойнее сочетать бдение с ромом... Сами понимаете, это совершенно не устраивало ни кухарку, ни горничных, ни экономку, ни, хотя и в меньшей степени — мужскую прислугу Таспов. Поэтому было решено принять решительные меры... я с удивлением слушала, как госпожа Прош разворачивает хитрый стратегический план по выманиванию "устриц" из своих раковин и тщательному обыску каждой комнаты и всего этажа в целом. Найти всё спиртное и выбросить, они не посмеют возмущаться, потому что иначе будут с позором выгнаны из дома за пьянство. Пусть где-нибудь в другом месте своему банкиру прислуживают.
Интересно, она сама до этого додумалась или мой напарник навеял экономке такой интересный сон? Он как-то говорил, что уже на подвергшегося влиянию человека легче воздействовать, особенно когда тот спит. От этих мыслей я немного воспрянула духом. Не попались же до сих пор — Бог даст, и дальше продержимся. А пока — у меня будет возможность выполнить приказ напарника хотя бы в отношении слуг господина Шерена. Только... смогу ли я вообще войти в их защищённые от вампиров комнаты?
Обыск комнат превратился в бесконечный кошмар. Я поднялась вместе со всеми, мотивируя свои действия желанием помочь и — вульгарным любопытством, которое обуревало всех горничных. По лестнице я поднялась с трудом: приближение к забитым идолопоклонническими символами помещениям причиняло мне физическую боль. Теперь я понимала, почему злился ночью мой напарник, пока я не сняла распятье. А, может, ему было гораздо хуже, ведь солнце не причиняло мне вреда и не заставляло застывать в оцепенении, разве что глаза сильно слепило. Видать, не такая уж это ересь, все эти кресты, иконы и прочие попытки заменить веру в божественное поклонением перед созданными человеком предметами, если вампиры их так боятся. Но что случилось со мной, что сделал не-мёртвый?..
Дверь от лестницы на третий этаж была перегорожена рябиновым крестом. Я уже достаточно овладела собой, чтобы с видимым спокойствием переступить порог. "Устрицы" похмелялись на кухне; в случае чего, Вит даст нам знать о их приближении и постарается задержать. К тому же мы взяли с собой щётки, тряпки и совки: можем объяснить своё присутствие уборкой. Кто бы тут ни жил, в доме Таспов везде будет царить порядок!
Не могу понять, но "помощь" напарника и правда помогала мне выполнить свою задачу. Стоило мне зайти в комнату (а это было непросто, потому что распятья защищали не только двери, но и окна в каждой комнате, и я с трудом сдерживала панику), как я ясно видела, где лежат предметы еретического культа и для чего они в этом культе предназначены.
Священные книги с серебряным тиснением на обложках, благословлённые священником в острийской церкви, рябиновые распятья — запасные, в дорожных сундуках, рябиновые же рамки с божественными текстами на стенах, повешенная почему-то в углу икона (доска с набитыми на неё рябиновыми планками, на которых и выполнено собственно священное изображение), разрисованные картинками с благочестивыми сюжетами шкатулки с каким-то пахучим наполнителем, от которого у меня разболелась голова. Ещё в сундуках — я знала это, даже не заглядывая внутрь — лежали осиновые колья, колотушки и целые связки головок чеснока, а также ножи с необыкновенно острым лезвием. Для чего предназначены эти предметы, я тоже знала — частью из книг, частью благодаря непонятно откуда взявшимся озарениям. Словно у меня проснулось ранее не существовавшее чутьё, показывающее, откуда может прийти опасность — и какая. Что за бред? Я не сплю в гробу, кто будет убивать меня осиновым колом, как вампира? Но страх всё же был и — он помогал предвидеть угрожающие напарнику опасности. Похоже, "устрицы" собирались не только защищаться, но и нападать. Однако... Чеснок и осина не поможет убить вампира среди ночи. Днём — может быть, когда не-мёртвый не может шелохнуться в своём гробу, но ни в коем случае не ночью.
Обыск и изъятие спиртного было ещё в самом разгаре, когда я закончила свой осмотр, и госпожа Прош сумела прогнать меня прочь. Я по-прежнему плохо себя чувствовала, поэтому то замирала (отыскивая средства против вампиров), то принималась беспомощно суетиться, роняя из рук всё, что только можно — когда мне нужен был предлог для перехода в другую комнату. В конце концов я согласилась с экономкой, что больше пользы принесу общему делу, если перейду в господскую часть дома и приступлю к основной работе.
"Хорошо, — думала я, спускаясь по лестнице, — что ни одна "устрица" не видела, как мне было плохо на их этаже: уж они бы догадались, что со мной случилось".
Таспы, снова ставшие меня узнавать в лицо, при моём появлении морщились и отворачивались, пока одна из кузин Аманды не сообщала, что моя барышня за мной с утра посылала, а я Бог весть где пропадаю. Я поклонилась и ушла наверх к свой нанимательнице.
Аманда встретила меня слезами.
— Гляди! — закричала она, потрясая какой-то книгой в кожаном переплёте. — Это бесчеловечно, это невозможно, это... Кати, что с тобой?!
Я прислонилась к дверному косяку, не будучи в состоянии не то, что переступить порог, а даже сделать хотя бы один шаг. Вход в комнату преграждала груда из икон, священных текстов, вставленных в дорогие рамки и рябиновых распятий. Поверх груды лежало серебряное распятье на дорогой серебряной цепочке. Собранные вместе, эти предметы почти что причиняли боль, вызывали слабость и дурноту.
