— Мы её напугали?
— Мне кажется, шокировали, — возразила вампирша.
Видимо, её собеседник выказал своё удивление, потому что не-мёртвая пояснила:
— Она ведь из Дейстрии, там все такие, ни рыба, ни мясо. Видел, как она в плащ куталась? Не холодно ведь сейчас!
— А-а, — потянул вампир. — Ну, не страшно, у нас быстро перевоспитается!
Я резко оглянулась, глубоко возмущённая этой беседой.
Вампирша, с наглой улыбкой глядя мне в глаза, произнесла, обращаясь, однако, только к своему любовнику:
— Поговорим потом с её приятелем, а то девочка и недели на ночных улицах не выдержит... Пусть поучит малышку...
Оба мерзко рассмеялись, помахали мне руками, то ли прощаясь, то ли предлагая оставить их одних, а после вернулись к прерванным моим появлением объятиям, поцелуям и стонам.
Змеиный переулок, всё так же изгибаясь, подходил к концу. Впереди уже виднелась ярко освещённая площадь Трёх свечей, когда над моей головой распахнулось окно и меня по голове хлестнул толстый узловатый канат, едва не лишив сознания. К счастью, меня задело самым краем, поэтому я только вскрикнула и, пытаясь сохранить равновесие, ухватилась одной рукой за канат, а второй за стену дома. Сверху послышались голоса — мужской и женский — а после уже невыносимый для меня звук поцелуя. Я отбросила канат как ядовитую змею и отшатнулась в сторону, разом придя в себя после удара. Господи, ну, за что мне такое испытание?!
В окне появилась чёрная тень и, шурша, скользнула вниз по канату, оказавшись закутанным в плащ мужчиной. Он тщательно оглянулся по сторонам: то ли на всякий случай, то ли в поисках источника изданного мной крика, но, как и уверяла вампирша в алом, никого не заметил. В отличие от всех виденных мной острийцев, вместо башмаков и тонких чулок на ногах у этого были высокие сапоги на толстой подошве. Не отойди я от каната, эти сапоги проломили бы мне череп, причём их обладатель до последнего мгновения даже не подозревал бы о моём присутствии, спасибо Мастеру!
Остриец закончил оглядываться и повернулся к окну.
— Прощай, любимая! — нисколько не таясь, прокричал он, посылая невидимой мне любовнице воздушный поцелуй. Канат зашуршал, втягиваясь в окно, а после со стеклянным дребезжанием хлопнула деревянная рама. Любовник ещё раз внимательно оглядел улицу и двинулся в сторону площади Трёх свечей. Подумав, я дала ему опередить меня на полдома и пошла следом, стараясь держаться поближе, но не привлекать к себе внимания. Нелепо, но мне нужна была эта иллюзия защищённости, которую придавало присутствие вооружённого человека: когда остриец повернулся, я заметила кончик шпаги, оттопыривающий полу плаща. По здешнему кодексу чести дворянин обязан прийти на помощь всякому, кто взывает о ней и, хотя острийская честь — такая же сказка, как нравственность их дочерей, хотя защита Мастера надёжно скрывала меня от людских глаз, хотя этот дворянин был не менее распущенным, чем другие, одиночество заставляло меня искать его общества — пусть и втайне от него самого.
Дворянин шёл так быстро, что я вскоре начала отставать и, не желая потерять его из вида, была вынуждена перейти на бег. Очень скоро мы добрались до площади, и здесь мне достало ума замедлить шаг, чтобы потом без помех по краю обойти освещённое место. Притаившись у выхода из переулка, я ждала, когда дворянин перейдёт площадь, однако моему ожиданию не суждено было сбыться. Дворянин прошёл мимо ближайшего к Змеиному переулку фонаря — их форма и количество дали площади её имя — как к двум другим вышли двое мужчин, по одежде и манере двигаться казавшиеся братьями "моего" дворянина. Судя по всему, ни тот, ни другие не чаяли встретить на площади Трёх свечей кого-либо, но, если "мой" дворянин всего лишь замедлил ход, то на лицах остальных участников встречи отразилось самое настоящее недоумение. Один из них переливчато присвистнул, а после громко произнёс:
— Какая встреча, милостивый хозяин! Никогда бы не подумал, что вы помещаете подобные места!
Второй поспешно поклонился и прибавил:
— Наше почтение, хозяин, примите глубочайшие...
Он не успел закончить свою мысль. Реакция "моего" дворянина на любезное приветствие была неожиданна и смертельна. В буквальном смысле. Он скинул плащ, резко повернулся, одновременно делая широкий шаг, в этом пируэте преодолел разделяющие его и встреченных им людей ярды и безо всякого предупреждения вонзил шпагу в шею того, кто только что столь почтительно его приветствовал. Несчастный не успел даже вскрикнуть, так быстро оборвалась его жизнь; он медленно осел на брусчатку мостовой, а дворянин тем временем оборачивался к его товарищу, прокомментировавшему смерть бедолаги грубым ругательством и шелестом извлекаемой из ножен шпаги.
Я закусила руку, чтобы не закричать. Вот так, без лишних слов, угроз и оскорблений один человек забрал жизнь другого. Почему? За что? Неужели неожиданность ночной встрече уже достаточное основание для убийства?
"Ами, Ами, — сказала я себе, стараясь вернуть утраченное душевное равновесие и успокоить отчаянное сердцебиение. — Твоё ли дело, почему, кого и за что? Надо убираться отсюда, пока эти двое увлечены дракой".
Лязг сталкивающихся клинков звучал в точности так же, как напугавший меня несколько раньше металлический звон, из-за которого я не решилась свернуть на ярко освещённые улицы. Боже всемилостивейший, сколько же людей в этом городе за одну ночь умирает такой страшной смертью?!
Задаваясь этим и другими, не менее отвлечёнными вопросами, я тем временем крадучись обходила площадь по краю, стараясь ступать как можно тише. Шаг, другой, медленно и осторожно, не привлекая к себе внимания. Площадь была ярко освещена, и если бы не причудливое переплетение теней, отбрасываемых фонарями, то и помощь Мастера не скрыла бы меня от внимательных глаз. Впрочем, мои опасения были преувеличены: те двое, что скрестили клинки в центре, не заметили бы и отряд стрелков, пока те не взяли бы их на прицел своих старомодных мушкетов и объявили бы об этом по меньшей мере три раза. Однако осторожность не помешает. То поглядывая на дерущихся, то осматривая площадь в поисках других неприятностей, я заметила, как из Змеиного переулка вышел человек. Точнее будет сказать — выскользнула чёрная тень, ибо личность эта, одетая в самый популярный среди ночных прохожих Остриха (живых, разумеется, мёртвые одевались куда ярче) чёрный костюм, сторонилась света и по той ловкости, с которой это делала, едва ли могла быть признана за человека. Тень, уж простите за каламбур, держалась тени, точнее, теней и, укрытая ими не хуже не-мёртвой хозяйки города, осторожно подбиралась к тому дворянину, что чуть не размозжил мне голову сапогами, и за которым я столь опрометчиво следовала. Едва ли увлечённый дракой человек мог заметить за спиной движение, за звоном клинков услышать шаги и дыхание. Только на мгновение сноровка изменила вышедшему из переулка человеку, он вступил в световой круг, чтобы тут же его покинуть, но этого мгновения хватило. Не дворянину, к которому он подбирался — мне. Я успела увидеть, как блеснул кинжал, который негодяй держал в руке и с которым осторожно подкрадывался к увлечённому дракой дворянину.
В этот миг всё стало мне ясно. Удивление тех двоих, один из которых уже лежал мёртвый на камнях мощёной площади, а второй, сумев поначалу ранить противника, теперь сам пропустил несколько ударов и уже с трудом отбивался. Громкие их голоса и свист, которым они, должно быть, подавали своему подельнику условный знак. Та поспешность, с которой "мой" дворянин убил человека, не затрудняя себя тем, чтобы выслушать его заверения и аргументы. Мне уже приходилось слышать о странной профессии, в Дейстрии вовсе невозможной — убийц, поджидающих жертву в тёмном переулке, чтобы, выхватив шпаги, заставить принять несчастного отчаянный и безнадёжный бой, потому что единственной уступкой благородству было нежелание убивать безоружных, а вовсе не попытка уравнять силы. Эти трое, по всей видимости, намеривались сойтись в Змеином переулке, да не рассчитали со временем, вот и столкнулись с жертвой в неурочное время. Должен ли был третий по плану убивать тайком и в спину — сложно судить. Если верить тому, что рассказывала мне госпожа Дентье, убеждая не выходить на улицу не то, что ночью, а даже и ранним вечером, среди лиц такого сорта принято разыскивать и зверски приканчивать мерзавцев, опустившихся до удара в спину. Каюсь, я слушала эти истории в пол-уха, не считая их ни правдивыми, ни относящимися к своей особе. Поди ж ты — пригодились...
Распалённое воображение подсказывало всё новые и новые детали ночной трагедии, делая убийц то хранителями чести той женщины, от которой недавно вылез "мой" дворянин", то заклятыми врагами последнего, то изобретая и более невероятные причины для стычки. Меж тем негодяй со своим кинжалом, движущийся весьма осмотрительно, так, чтобы дворянин не наскочил на него ненароком, отступая назад, подобрался, видимо, на подходящее для своего подлого дела расстояние, и свет снова блеснул на коротком клинке.
Я не выдержала. Разум, осторожность и даже страх подсказывали мне единственный выход — отвернувшись, дойти до нужного переулка, ведь уже близко дома с синим и зелёным фасадом, но... Я не смогла сдержаться и закричала как могла громко, от неожиданности забыв перейти на пусть и хорошо знакомый, но всё же чужой мне острийский язык:
— Сзади! Берегитесь, сударь!
И только после этого спохватилась, что "мой" дворянин может владеть языками гораздо хуже, чем шпагой. Однако же я ещё не собралась выкрикнуть перевод, а предупреждённый таким образом мужчина уже действовал. Шагнув назад и в сторону, так, чтобы видеть и отвлекавшего его внимание негодяя со шпагой, и подкрадывающуюся сзади опасность, и, по всей видимости, неизвестного благодетеля, вмешавшегося не в своё дело, он увидел убийцу, которого уже не спасали тени, в коих он так удачно прятался до того. Росчерк шпаги — и дворянин перечеркнул судьбу несчастного, как незадолго до этого он поставил точку в жизни его товарища. Отскочив назад, чтобы мёртвое тело не стесняло свободы его передвижений, он нашёл время, чтобы отвесить изящный поклон в ту сторону, где я стояла, когда безо всякой причины решила вмешаться в дела, меня не касающееся. Поклонился — и тут же выпрямился, одновременно с этим отбивая направленную на него шпагу, а после, забыв обо мне, перешёл к нападению. Однако я успела разглядеть человека, которому по глупости спасла жизнь. Плащ он сорвал в самом начале драки и сейчас держал намотанным на левую руку, так что сейчас одет он был, по удручающе однообразной ночной моде Остриха, в чёрный камзол и такого же цвета штаны. Очень светлые волосы немного разрушали мрачное впечатление, которое он производил, но это немедленно исправлялось настороженным и внимательным взглядом, сосредоточенным выражением его довольно-таки молодого лица.
С таким человеком шутить не приходилось, и молодость не мешала ему быть умелым и безжалостным убийцей. Меня внезапно поразила мысль, что люди, подобные ему, вряд ли заинтересованы в свидетелях ночной резни, и он, убивший человека без предисловий и предупреждений, будет без лишней щепетильности выяснять, кто ходит за ним следом и кричит сначала в переулке, а после на площади — пусть и этот кто-то спас ему жизнь. Нелепо? Возможно. Но страх глубоко пустил корни в моей душе и, проскользнув между домами с разноцветными фасадами, я, что есть духу, припустила по переулку — прочь от площади Трёх свечей, где приняла столь странное участие в, по всей видимости, рядовой трагедии курортного городка.
От быстрого бега и тесно сжимающего грудь корсета у меня потемнело в глазах, и я начала задыхаться, но всё же страх заставлял меня преодолевать усталость и в каком-то ослеплении нестись по переулку — до тех пор, пока я с размаху не натолкнулась на идущего мне на встречу человека. Сказать, что он был поражён — значит, не сказать ничего, ведь мгновение назад он никого не видел и не слышал, я появилась будто из пустоты, из ниоткуда. Однако он не застыл на месте, и не отпрянул, напротив, он поспешно схватил меня так крепко, что я пискнула и едва не потеряла сознание — по крайней мере, коротенький кусочек жизни выпал из моей памяти. Снова начав осознавать себя, я поняла, что стою, прислонившись к дому, и незнакомец, одной рукой удерживая меня за запястье, другой шарит по карманам своего камзола, отыскивая — как оказалось мгновение спустя — спички. Чиркнув одной о стену, к которой он прислонил меня, незнакомец самым невежливым образом поднёс огонёк прямо к моему лицу так, что я ничего не могла увидеть из-за слепящего света. Какое-то время — недолго — мужчина вглядывался в меня, а после его рука дрогнула, спичка отодвинулась настолько, что, протерев глаза, я смогла и сама разглядеть этого человека.
Решительное, но, в сущности, ничем не примечательное лицо, которое, однако, показалось мне смутно знакомым. Я где-то видела его? Когда? Волевой подбородок, в очертании рта прослеживается что-то хищное, напоминающее одновременно и вампиров, с которыми я успела познакомиться этой ночью, и всех негодяев — убийц, похитителей и грабителей, виденных мной сегодня — включая и светловолосого дворянина, столь решительно вступившегося за свою жизнь. В глазах сквозила усталость — судя по всему, его постоянная спутница, а ещё — удивление, даже недоумение и... радость?
— Сударь, — начала было я, быстро поправилась, обратившись к незнакомцу на острийском, но он, казалось, не обратил на это внимания. Всё ещё крепко, даже больно удерживая меня за запястье, он держал спичку между нами, пока она не догорела, а после, не говоря ни слова, повёл меня за собой в сторону перекрёстка, который тускло освещался слабеньким фонарём. На перекрёстке остановился и — по-прежнему не отпуская моей руки, отвесил еле заметный поклон, скорее просто кивнул.
— Сударыня, — обратился он на моём родном языке, — прошу прощения за моё любопытство, но я вынужден поинтересоваться — что вы делаете в такой час совершенно одна и от чего вы спасались с такой поспешностью?
Только сейчас окончательно отдышавшись и придя в себя, я перестала плыть по течению, предоставляя незнакомцу управлять событиями, стряхнула недоумённое оцепенение и сделала попытку высвободиться — увы, бесполезную!
— Хозяин, — ответила я по-острийски. То, что этот человек знал дейстрийский и так легко на нём говорил, не внушало мне ни капли доверия, напротив, заставило сердце тревожно сжаться. — Хозяин, мои дела касаются только меня, и я буду очень благодарна вам, если мы сейчас разойдёмся каждый в свою сторону. Уверяю вас, я не совершила никакого преступления и не убегала сейчас от городских стрелков.
— Я и в мыслях подобного не держал, сударыня, — на дейстрийском ответил незнакомец, быстрым движением губ обозначив улыбку. Я прокляла свою глупость — если я всё ещё хотела притворяться местной жительницей, мне следовало переспросить, что сказал мой собеседник, а не отвечать на его вопрос. — В таком часу городские стрелки редко появляются на этих улицах. Однако вы не ответили на мой вопрос.
